Шестое Правило Волшебника, или Вера Падших Гудкайнд Терри

Глава 49

Покончив с делами у Ицхака, Ричард, прежде чем отправиться за металлом для Виктора, поспешил домой. Он торопился не поужинать, а сообщить Никки, что ему нужно вернуться на работу. Она как-то раз недвусмысленно дала понять, что они муж и жена, и она косо посмотрит на его незапланированные исчезновения. Ричард должен оставаться в Алтур-Ранге и работать, как любой обычный человек.

Камиль с одним из своих друзей поджидал его. Оба облачились в рубашки.

Ричард остановился у ступенек и поглядел на обоих.

– Извини, Камиль, но мне нужно вернуться на работу…

– Значит, ты еще больший придурок, чем я думал, – берешь и ночную работу тоже. Тебе следовало бы просто перестать стараться. В жизни бесполезно пытаться что-то сделать. Ты должен просто принимать то, что жизнь тебе дает. Я так и знал, что ты отыщешь какой-нибудь предлог не делать то, что говорил. А я уж чуть было не подумал, что ты, возможно, отличаешься от…

– Я собирался сказать, что мне нужно вернуться на работу, поэтому нам придется заняться делом прямо сейчас.

Камиль скривил рот, как обычно выражал свое недовольство теми, кто старше и глупей его.

– Это Набби. Он тоже хочет поглядеть на твою дурацкую затею.

Ричард кивнул, не реагируя на наглое поведение Камиля.

– Рад познакомиться, Набби.

Третий парень злобно глядел из тени, отбрасываемой лестницей в коридоре. Он был самым здоровенным из троицы и рубашки не надел.

Чтобы разобрать ступеньки, Ричард воспользовался своим кинжалом и ржавым металлическим бруском, что нашел для него Камиль. Это было нетрудно – они готовы были рассыпаться сами по себе. Под наблюдением двоих юнцов Ричард очистил пазы. Поскольку они стерлись из-за того, что разболтались, он углубил их, показывая обоим, что делает, и объясняя, как обрезать концы, чтобы вошли в углубленные пазы. Ричард смотрел, как Набби с Камилем выстругивают клинья по изготовленному им образцу. Они были счастливы продемонстрировать ему свое умение работать ножами. Ричард же был счастлив, что это помогает побыстрей завершить работу.

Как только лестницу собрали, Набби с Камилем принялись носиться вверх-вниз по починенным ступенькам, судя по всему немало удивленные тем, что ступени не ходят ходуном под ногами, а крепко стоят, и довольные тем, что тоже приложили руку к их починке.

– Вы оба проделали отличную работу, – сказал им Ричард, потому что так оно и было. Парни не стали отвечать какой-нибудь дерзостью, а радостно заулыбались.

На ужин Ричард съел жидкое просо при тусклом свете горящего фитилька, плавающего в льняном масле. Запашок от этого жалкого освещения не способствовал аппетиту, к тому же в вареве было больше воды, чем проса. Никки сказала, что уже поела и больше не хочет. И предложила Ричарду доесть все.

Ричард не стал вдаваться в подробности насчет своей второй работы. Она ведь настаивала лишь на том, чтобы он работал. А уж чем он при этом занимается, значения для нее не имело. Она вела домашнее хозяйство, предоставляя Ричарду зарабатывать им на жизнь.

Никки вроде бы была довольна, что он познает на собственном горбу, как простому люду приходится вкалывать до седьмого пота лишь для того, чтобы худо-бедно сводить концы с концами. Обещание принести денег на еду вроде бы вызвало довольную искорку в ее глазах, но вслух она ничего не сказала. Ричард заметил, что черная ткань, когда-то плотно обтягивавшая ее пышный зад, теперь висит мешком. Локти и руки Никки стали костлявыми.

Когда он съел еще ложку варева, Никки небрежно заметила, что приходил управляющий, отец Камиля.

Ричард оторвался от еды.

– И что сказал?

– Что, раз у тебя есть работа, жилищный комитет постановил брать с нас дополнительную квартплату, чтобы помочь тем жильцам района, кто платить не в состоянии. Видишь, Ричард, как жизнь по законам Ордена воспитывает в людях внимание к другим, чтобы все мы вместе трудились во благо других?

Практически все, что не забирал рабочий комитет, отнимали местные жилищные комитеты или другие комитеты, и все для одной цели: улучшения жизни граждан Ордена. У Ричарда с Никки практически ничего не оставалось на еду. Одежда Ричарда с каждым днем все больше ветшала, но куда меньше, чем платья Никки.

Похоже, ее мало волновало повышение квартплаты. По крайней мере пищевые продукты были относительно дешевы. Когда имелись в наличии. Люди говорили, что это лишь благодаря милости Создателя и мудрости Ордена они вообще могут позволить себе купить хоть какое-то продовольствие. На складе Ицхака Ричард слышал разговоры, что можно купить много самой разнообразной еды, но за приличные деньги. У Ричарда таких денег не было.

Во время поездки с Йори в литейных цех и к кузнецу Ричард видел вдали роскошные дома. Там по улицам ходили хорошо одетые люди, иногда проезжали экипажи. Эти люди не пачкали ни своих рук, ни морального облика работой. Это были люди с высокими моральными принципами. Иначе говоря, чиновники Ордена, следившие за тем, чтобы те, кто обладает возможностями, жертвовали на дело Ордена.

– Самопожертвование – моральный долг всех людей, – вещала Никки в ответ на его зубовный скрежет.

Ричард не совладал с собой.

– Самопожертвование – это мерзкое и бессмысленное самоубийство рабов.

Никки вытаращилась на него, словно он только что сказал, что материнское молоко – яд для новорожденного.

– Ричард, я действительно считаю, что это самая жестокая вещь из всего, что ты говорил.

– Жестоко говорить, что я не стану радостно жертвовать собой ради этого бандита Гейди? Или ради других неизвестных мне бандюков? Жестоко не жертвовать добровольно то, что принадлежит мне, всякой алчной твари, жаждущей даже ценой крови жертв обладать краденым, не заработанным добром?

Жертвовать собой ради чего-то дорогого, ради чьей-то дорогой для тебя жизни, ради свободы и свободы тех, кого уважаешь – как я пожертвовал собой ради жизни Кэлен, – вот единственная разумная причина для такой жертвы. Отречение от себя означает, что ты раб, который должен отдать самое ценное, что у тебя есть – жизнь, – любому наглому ворюге, который потребует ее.

Жертвовать собой – не что иное, как требование, навязываемое хозяином рабу. Поскольку к моей шее приставлен нож, то это вовсе не мне на пользу, что у меня отнимают то, что я зарабатываю своими руками и умом. Это на пользу лишь тому, кто держит нож, и тем, кто числом, а не разумом диктует, что хорошо, что плохо для всех, – тем, кто подхалимничает перед хозяином, чтобы иметь возможность подлизать каждую каплю крови, что он упустит.

Жизнь бесценна. Поэтому жертвы ради свободы оправданы. Потому что ты идешь на это ради самой жизни и возможности прожить ее, поскольку жизнь без свободы – не что иное, как медленная, неизбежная смерть, принесение себя в жертву во «благо» человечества. Причем это самое человечество включает в себя кого угодно, кроме тебя. Человечество – это всего лишь сборище индивидуумов. Почему чья-то жизнь должна быть более ценной, более важной, чем твоя собственная? Безрассудное принудительное самопожертвование – это бред.

Она смотрела не на него, а на танцующий в мисочке с маслом огонек.

– Ты ведь на самом деле так не считаешь, Ричард. Ты просто устал и сердишься, что тебе придется работать и даже ночью лишь для того, чтобы удержаться на плаву. Ты должен понимать, что те, кому ты помогаешь, находятся здесь, чтобы помогать обществу, включая тебя, окажись ты одним из отчаянно нуждающихся.

Ричард даже спорить не стал, а лишь сказал:

– Мне жаль тебя, Никки. Ты даже не знаешь цены своей собственной жизни. Самопожертвование для тебя – пустой звук.

– Это неправда, Ричард, – прошептала она. – Я иду на жертвы ради тебя… Я сэкономила это просо для тебя, чтобы у тебя были силы.

– Силы держаться на ногах, когда вся моя жизнь катится псу под хвост? Почему ты пожертвовала своим ужином, Никки?

– Потому что это правильно. Я это сделала во благо других.

Ричард кивнул, глядя на нее в упор при тусклом свете фитилька.

– Ты готова голодать ради других. Кого угодно. Как насчет этого мерзавца, – он ткнул пальцем за спину, – Гейди? Ты готова умереть с голоду, чтобы он мог есть? Это имело бы смысл, Никки, если бы эта жертва была ради кого-то для тебя дорогого, так ведь нет! Это самопожертвование ради каких-то бессмысленных серых идеалов Ордена.

Она не ответила. Ричард отодвинул к ней миску с остатками ужина.

– Мне не нужна твоя бессмысленная жертва.

Она целую вечность смотрела на миску с просом.

Ричарду было ее жаль, жаль, что она не в состоянии понять. Он подумал о том, что может произойти с Кэлен, если Никки заболеет от недоедания.

– Ешь, Никки, – мягко проговорил он.

Она наконец взяла ложку и подчинилась.

Закончив, Никки подняла на него свои голубые глаза, вечно ищущие чего-то такого, что он не мог научить ее видеть. Она отодвинула миску на середину стола.

– Спасибо за ужин, Ричард.

– За что ты меня благодаришь? Я ведь раб, который должен жертвовать собой ради любого ничтожества, которое в чем-то там нуждается.

Ричард направился к двери. Взявшись за ручку, он повернулся.

– Мне надо идти, не то я потеряю работу.

Она кивнула. Ее огромные голубые глаза наполнились слезами.

Ричард нес по темным улицам первую партию из пяти болванок из литейного цеха в кузню Виктора. Из некоторых окон немногочисленные зрители недоуменно провожали взглядом человека, тащившего мимо них груз. Они моргали, не понимая, чем он, собственно, занят. А Ричард работал только на себя.

Согнувшись под тяжестью железок, Ричард твердил себе, что, перенося по пять болванок за раз, ему придется сделать всего лишь десять ходок. А чем меньше ходок, тем лучше. Он перенес пять штук во вторую ходку и в третью. Вернувшись в четвертый раз в литейный, он решил, что придется сделать дополнительную ходку, чтобы немного передохнуть, и несколько ходок переносил лишь по четыре болванки. Ричард уже потерял счет, сколько раз ходил туда-сюда по ночным улицам. В предпоследний раз он с трудом поднял всего три болванки. Оставалось еще три. Усилием воли он заставил себя в последнюю ходку перенести все три, совершая короткие переходы и немного отдыхая.

Последние три болванки он принес к кузне Виктора незадолго до рассвета. Плечи буквально отваливались. Ему надо было идти на работу, к Ицхаку, поэтому он не мог ждать прихода Виктора с оставшимся четвертаком.

Дневная работа казалась отдыхом по сравнению с ночной выматывающей отгрузкой металлических болванок. Йори открывал рот, только если к нему обращались, поэтому Ричард попросту залег в загруженный углем фургон и урывками немного поспал, пока фургон катил своей дорогой. Но при этом все же был доволен, что выполнил обещание.

Вернувшись домой после этого бесконечного дня, Ричард увидел стоящих на ступеньках Набби с Камилем. Оба в рубашках.

– Мы ждали, когда ты вернешься и закончишь работу, – сказал Камиль.

Ричард едва на ногах стоял.

– Какую работу?

– Ты сделал только парадную лестницу. Ты сказал, что собираешься починить лестницу. А эти ступеньки – лишь часть лестницы. Лестница черного хода вдвое длинней и в еще худшем состоянии, чем эти. Ты ведь не хочешь, чтобы твоя жена и другие живущие в этом доме женщины свернули себе шею, когда пойдут на задний двор к очагу или в туалет?

Так они себе представляли небольшую проверку. Ричард понимал, что упустит шанс, если оставит их вызов без ответа. Но он так устал, что с трудом соображал.

В дверях появилась голова Никки.

– Мне показалось, что я слышу твой голос. Иди ужинать. У меня есть для тебя суп.

– А чая нет?

Никки покосилась на облаченную в рубашки парочку.

– Могу приготовить. Пошли, я принесу чай, пока ты ешь.

– Принеси его на задний двор, пожалуйста, – попросил Ричард. – Я обещал починить лестницу.

– Сейчас?

– Еще пару часов будет светло. Я могу есть во время работы.

Камиль с Набби задавали больше вопросов, чем в предыдущий вечер. Пока Ричард с двумя парнями работали, третий юнец, Гейди, шлялся вокруг. Обнаженный по пояс Гейди подчеркнуто оглядел Никки с ног до головы, когда она принесла Ричарду чай и суп.

Закончив наконец работу, Ричард пошел в комнату, бывшую когда-то кабинетом Ицхака, а теперь ставшую их с Никки домом. Стянув рубашку, он сполоснул лицо водой из таза. Голова раскалывалась.

– Помой голову, – сказала Никки. – Ты жутко грязный. Мне не нужны тут вши.

Вместо того чтобы спорить, доказывая, что никаких вшей у него нет, Ричард окунул голову в таз и принялся мыть волосы куском жесткого мыла. Так было проще, чем вступать в дискуссию, иначе ему не скоро удастся поспать. Никки ненавидела вшей.

Надо полагать, следует радоваться, что в этом фальшивом браке ему досталась хотя бы чистоплотная жена. Никки содержала в чистоте комнату, постель и одежду Ричарда, несмотря на то что ей было трудно носить воду из колодца. Она никогда не возражала против работы, которую необходимо было выполнять, чтобы изображать жизнь обычных людей. Похоже, Никки хотела чего-то настолько сильно, что так хорошо вжилась в роль, и в отличие от Ричарда, никогда не забывавшего, что она сестра Тьмы и его поработительница, она сама об этом иногда забывала. Ричард снова макнул голову в таз и сполоснул волосы.

Пока вода стекала по подбородку и спине обратно в таз, он спросил:

– Кто такой брат Нарев?

Никки, сидевшая на своем тюфяке и чинившая вещи, застыла и подняла голову. Шитье вдруг показалось совершенно неуместным, словно эта пародия на семейную жизнь утратила для Никки свой шарм.

– Почему ты спросил?

– Да повстречался с ним сегодня у кузнеца.

– На стройке?

Ричард кивнул.

– Я отвозил туда металл.

Никки вернулась к шитью. Ричард наблюдал при неровном свете фитиля, как она ровными стежками пришивает заплатки на коленях его штанов. Через некоторое время она прекратила работу.

– Брат Нарев – верховный жрец Братства Ордена, древней секты, посвятившей себя претворению в жизнь воли Создателя в этом мире. Он – душа и сердце Ордена, их духовный вождь, фигурально выражаясь. Брат Нарев и его ученики ведут за собой праведных жителей Ордена путями вечного Света Создателя. Он – советник императора Джеганя.

Ричарда эта новость застала врасплох. Он не ожидал, что она так много знает об этом. Он насторожился.

– Какого рода советник?

Никки сделала очередной стежок, прошивая ткань длинной ниткой.

– Брат Нарев был педагогом Джеганя, его учителем, советником и ментором. Брат Нарев зажег огонь в душе Джеганя.

– Он волшебник, не так ли. – Это не было вопросом.

Она подняла глаза от шитья. По ее глазам Ричард видел, что она прикидывает, говорить ему, или нет. Твердый взгляд Ричарда сказал ей, что он желает услышать всю правду.

– Ну, на уличном жаргоне его можно назвать и так.

– Что это значит?

– Обычные люди, мало разбирающиеся в магии, назвали бы его волшебником. Но, строго говоря, волшебником он не является.

– Тогда кто он? Строго говоря?

– Вообще-то он колдун.

Ричард лишь вытаращился на нее. Он всегда полагал, что волшебник и колдун – это одно и то же. Ричард сообразил, что вообще-то, если подумать, люди, разбирающиеся в магии, всегда называли обладающего волшебным даром – волшебником. Он ни разу не слышал, чтобы кто-то хотя бы упоминал о колдунах.

– Ты хочешь сказать, что он вроде тебя, колдуньи, только мужского рода?

Вопрос на мгновение поставил ее в тупик.

– Ну, полагаю, ты можешь видеть это в таком аспекте, но это не совсем верно. Если уж хочешь сравнить его с кем-то, то скорее у него больше общего с волшебником, поскольку оба – мужского пола. Но вообще-то это не важно.

Ричард стер с лица воду.

– Никки, пожалуйста. Я не спал всю ночь и валюсь с ног. Не усложняй, а? Просто объясни мне, что это значит.

Никки отложила работу в сторону и жестом предложила ему сесть с ней рядом, на свету. Ричард натянул рубашку. Зевнув, он уселся, поджав под себя ноги.

– Брат Нарев – колдун, – начала она. – Извини, но разницу не так просто объяснить. Это очень сложная штука. Я постараюсь объяснить как можно более понятно, но пойми, что я не могу слишком упрощать, иначе и намека на реальное положение вещей не останется.

Колдуны похожи на волшебников, но при этом отличаются от них. Ну, как вода и масло – и то, и другое – жидкости. И то, и другое текучее, и оба могут растворять вещи. Но они не смешиваются и растворяют разное. Так же не смешивается и магия волшебников и колдунов, и действуют они по-разному.

Что бы колдун ни противопоставлял волшебнику, и наоборот, что бы волшебник ни противопоставлял колдуну, это не сработает. Хотя и тот, и другой обладают магией, это разные аспекты магии. Они не смешиваются, магия каждого нейтрализует другую, превращая ее в… ничто.

– То есть как Магия Ущерба противоположна Магии Приращения?

– Нет. Хотя на первый взгляд это и правильный путь к пониманию, но совершенно неверное восприятие сути. – Никки подняла руки, будто собираясь начать с начала, но потом снова уронила их на колени. – Очень трудно объяснить эту разницу человеку вроде тебя, который практически не понимает, как действует его собственный волшебный дар. Тебе не хватает основных знаний. Нет таких слов, которые были бы одновременно и точны, и понятны для тебя. Это выше твоего понимания.

– Ну… Ты имеешь в виду, как волк и кугуар, хотя оба хищники, но при этом существа разного вида?

– Это чуть ближе.

– Как часто встречаются колдуны?

– Примерно так же часто, как сноходцы… – ответила она, многозначительно поглядев на него. – Или боевые чародеи.

Хотя Ричард и не мог понять, а она – объяснить, по какой-то причине эти сведения встревожили его.

– Так все же, что он делает иначе?

Никки вздохнула.

– Я не специалист и точно не уверена, но, по-моему, он в основном делает то же, что и волшебник, но только с уникальным магическим качеством колдуна. Спирт и пиво оба пьянят, но это напитки разного сорта и делаются из разных вещей.

– Один из них сильней.

– С колдунами и волшебниками это не так. Теперь понимаешь, почему такого рода сравнения не подходят? Сила волшебника и колдуна зависит от индивидуальности, а не от фундаментальной основы его магии.

Ричард, размышляя, поскреб затылок. Исходя из того факта, что оба могут пользоваться магией, он не мог найти разницы, имеющей маломальскую важность с практической точки зрения.

– А может он что-то такое, чего не может волшебник? – Он ждал. Казалось, она вовсе не размышляет над вопросом, а скорее прикидывает, отвечать или нет. – Никки, когда ты захватила меня, то обещала, что будешь правдиво отвечать мне на вопросы. Ты сказала, что тебе нет резона обманывать меня.

Она пристально поглядела ему в глаза, но затем все же отвела взгляд и убрала длинные светлые волосы с лица. Этот жест неожиданно и болезненно напомнил ему Кэлен.

– Возможно. Я думаю, он каким-то образом узнал, как воссоздать заклятие, окружавшее Дворец Пророков. Тысячи лет назад это особое заклинание создали волшебники, владевшие обеими сторонами магии. Мне думается, что одно из отличий колдунов от волшебников в том, что их сила не делится на два составляющих элемента, как у волшебников. Поэтому, хотя его магия действует иначе, он вполне мог узнать о том, каким образом волшебники, в те времена владевшие, как и ты, обеими сторонами магии, смогли создать это заклятие вокруг Дворца Пророков, чтобы суметь воссоздать его своим собственным способом.

– Ты имеешь в виду заклятие, замедляющее старение? Ты думаешь, он может соткать такого рода паутину?

– Да. Джегань мне об этом поведал. Я в юности знала брата Нарева. Он уже тогда был взрослым мужчиной, мечтателем, проповедующим доктрины Ордена. Он глубокомысленно твердил о том, что желал бы прожить достаточно долго, чтобы увидеть, как его видение Ордена дает всходы. Когда меня забрали во Дворец в Танимуру, мне кажется, именно это подало ему идею и он вскорости тоже приехал туда.

Сестры ничего о нем не знали. Они считали его всего лишь обычным слугой. Поскольку его дар отличен от дара волшебника, они не обнаружили его возможностей. Теперь я уверена, что он приехал туда специально изучить окружавшее Дворец заклятие, чтобы потом воспроизвести его в собственных целях.

– Почему он не штурмовал Дворец, не захватил его? Тогда он мог бы спокойненько использовать заклятие в своих целях?

– Возможно, что сначала он думал, что в один прекрасный день захватит Дворец для своих целей – вообще-то у императора Джеганя был именно такой план, – но также вполне возможно, что он с самого начала изучал заклятие, потому что хотел не просто воспроизвести его, а усовершенствовать.

Ричард потер бровь, пытаясь хоть немного уменьшить головную боль.

– Ты хочешь сказать, что, возможно, сейчас он полагает, что сможет сплести вокруг Убежища – нового дворца императора – заклятие вроде того, что окружало Дворец Пророков, только лучше, чтобы старение замедлилось еще больше, чтобы он сам и им избранные могли прожить еще дольше?

– Да. Не забывай, возраст – вещь относительная. Для того, кто живет тысячу лет, все, что меньше века, кажется кратким мигом. Для того же, кто живет много тысяч лет, жизнь, которая длится всего лишь какую-то жалкую тысячу лет, покажется скоротечной.

Я подозреваю, что брат Нарев научился так замедлять старение, что может стать практически бессмертным. Джегань планировал захватить Дворец Пророков. Вполне вероятно, что в случае захвата Дворца брат Нарев собирался усовершенствовать заклятие так, чтобы оно отвечало его целям.

– Но я помешал их планам.

Никки кивнула.

– Как и все те, кто жил во Дворце, брат Нарев сейчас стареет, как любой нормальный человек. Как только ты оказываешься вне зоны действия заклятия, то тебе кажется, что ты сломя голову несешься к могиле. Сколько бы относительной молодости у брата Нарева ни осталось, он наверняка спит и видит сохранить ее вечно. Оставаться вечно относительно молодым имеет смысл. Оставаться же вечным стариком куда менее привлекательно. Из-за того, что ты уничтожил Дворец Пророков, где он мог бы спокойно и не торопясь воплощать в жизнь свой план, он был вынужден действовать быстрей, чем собирался.

Ричард плюхнулся спиной на матрас, положив руку на лоб.

– У него есть кузнец, который делает в металле специальную заготовку для этого заклятия. Кузнец представления не имеет, что именно делает. Эту заготовку потом должны покрыть золотом.

– Для чистоты. Скорее всего это лишь небольшая часть всего процесса. Вполне может оказаться даже, что эта позолоченная заготовка – всего лишь образец, по которому настоящую волшебную паутину создадут из чистого золота.

Ричард задумчиво прищурился.

– Если это образец, то тогда скорее всего Нарев собирается создать несколько таких паутин, чтобы они действовали совместно.

– Да, такая возможность тоже не исключена, – нахмурилась Никки.

– Изготовление такой штуки может навредить кузнецу?

– Нет. Это благотворное волшебство. Несмотря на то, для каких целей его творят, это заклинание благотворное. Оно замедляет старение, чтобы продлить жизнь.

– А что у брата Нарева за ученики?

– Молодые волшебники из Дворца Пророков.

Ричард не на шутку встревожился:

– Я был во Дворце Пророков. Они меня узнают.

– Нет. Они учились там, но последовали за братом Наревом еще до твоего приезда. Если они тебя и увидят, то узнать никак не смогут.

– Если они волшебники, разве они не смогут распознать, что я обладаю магией?

Никки презрительно улыбнулась.

– Они не настолько талантливы. По сравнению с тобой они – жалкие букашки.

Почему-то Ричарда этот комплимент не успокоил.

– А не узнают ли брат Нарев либо его ученички тебя?

Она снова стала серьезной.

– О, меня-то они узнают сразу.

– Похоже, брат Нарев силен. Не сможет ли он распознать, что я обладаю волшебным даром? Он так странно на меня смотрел. И спросил, не знает ли меня. Он что-то почуял.

– Почему ты подумал, что он волшебник?

Ричард, размышляя, вытащил из матраса торчащую соломинку.

– Вообще-то ничто этого не выдавало, но я это сильно подозревал, исходя из ряда мелочей: как он себя ведет, как смотрит на людей, как говорит. Да все в нем. Только после того, как я предположил, что Нарев – волшебник, я сообразил, что та штуковина, что кузнец для него делает, выглядит как какая-то магическая заготовка.

– Он мог начать подозревать, что ты маг, исходя из такого же рода вещей. Ты можешь определить мага?

– Да. Я научился узнавать свойственный им бездонный взгляд. И некоторым образом могу видеть ауру вокруг тех, в ком дар силен, у тебя, кстати говоря. Иногда вокруг тебя воздух трещит.