Бури Мишарина Галина

— Вы чем здесь занимаетесь? — спросил подошедший Артем. Он погладил Люсю по голове и склонился над рисунками. — Храбрый экипаж?

Я подтолкнула Люсю локтем в бок, и она хихикнула. Артём улыбнулся.

— Секретничаете?

— Нет, пап, мы анализируем и сопоставляем, — серьёзно ответила девочка. Мужчина чуть не выронил рисунки.

— Дочь, ты меня пугаешь! — весело сказал он. — Если ты в одиннадцать анализируешь и сопоставляешь, что будет в шестнадцать?

— В шестнадцать я выйду замуж, — спокойно ответила Люся. У Артёма отпала челюсть.

— Уже решила, за кого?

— Может быть, за Рому. Он непостоянный мальчик, но его честность и сердечность мне нравятся.

— Милая, — услышала я голос Яны, — непостоянство Ромки ещё не повод не выходить за него замуж.

Мы рассмеялись, и Люся сказала:

— А я это знаю. Но Ромка вряд ли заинтересуется мной. Ему нравятся русоволосые девочки с мягким характером.

— Боже, дочь! — воскликнула Яна. — Тебе сколько лет? Иди играй в куклы!

Люся рассмеялась, прекрасно понимая, что мама её подкалывает.

— Ага, в «Дочки-матери», — ответила она. — Ну скучно же, мам. Мне с Фрэйей интереснее. Смотри, видишь? Вот это Конлет, это Эван…

Яна начала разглядывать ребят и сразу же угадала, где Алеард. Я усмехнулась.

— Ясно, от кого в Люсе эта проницательность…

Некоторое время мы болтали о пустяках, а потом Люся захотела нарисовать папу. Артём получился хорошо, не считая того, что один его глаз оказался больше другого. Люся никогда не сдавалась. Она старательно исправляла и доделывала, и ещё через час портрет был готов.

— Недурно, — сказала Яна. — Я и не знала, что ты умеешь так рисовать.

— А я и не умела, — весело ответила Люся. — Я только что научилась. Это во мне от папы: быстро схватывать и впитывать новые знания.

И она, скорчив маме гримасу, убежала в дом.

— Ящерка, — ласково сказал Артём. — Слушайте, у меня и правда такой нос?

Мы рассмеялись.

— Такой нос не только у тебя, но теперь ещё и у Люси, — ответила Яна.

— Не надо было разбрасываться носами, — укоризненно сказала я.

— Я не нарочно! — беспомощно рассмеялся Артём. — Кто же знал, что так получиться!

— Мне нравится твой нос, — утешила его Яна. — Ты вообще мне нравишься, муж.

— Неожиданное заявление, — поднял брови Артём. — Может, ты меня ещё и любишь?

— Всякое может быть, — игриво ответила Яна и ушла вслед за Люсей. По дороге она обернулась и подмигнула супругу. Артём проводил её нежным взглядом и улыбнулся мне:

— Вот такие дела. Я пошёл.

— Спокойной ночи!

— Не думаю, — ответил он. — Приятных снов, Фрэйа.

Он легко взбежал по ступеням и скрылся за дверью. Я радостно улыбнулась: когда счастливы те, кого любишь, хочется петь и плясать. Я не сделала ни того, ни другого. Я пошла спать. Сон давал мне яркие грёзы и приближал новый день, полный радостных событий.

Эван переехал в комплекс, и я была несказанно рада этому! Алеард позвал его отправиться с нами, и парень, конечно, согласился. Как и мне, ему не надо было долго думать.

Я задавалась вопросом, почему экипаж состоит из семнадцати человек, а не из тридцати или сорока? Ведь теперь, когда Бури ожил, размеры корабля не имели значения… Да и самого корабля как такового уже не было. Я раздумывала над тем, как это случиться, как откроются перед нами двери иной реальности? Мы сядем на Бури верхом и улетим? Или устроимся внутри него, когда он снова станет механизмом? Или выстроимся в ряд и произнесём вместе с ним заклинание, способное унести нас прочь от Земли, к неизведанному? «Всему своё время», — это был единственный ответ, которого можно было от Бури дождаться.

Я помогла Эвану устроиться на новом месте, и вышла на улицу проветриться. И тут же меня плотной толпой облепили дети.

— Поиглай с нами, Флэйа! — попросил Дениска — неугомонный черноволосый карапуз.

Я улыбнулась.

— А во что вы играете?

— В похищение сказочного плода! — ответила Вера, старшая из ребят. — Одна команда охраняет его, а мы похищаем!

«Сказочным плодом» оказалась груша. Она лежала на пеньке под раскидистым деревом — метрах в двадцати от нас.

— Там начинается вражеская территория, — пояснил мне Андрэ, бойкий пацан лет шести. — Плод сторожат великие и могучие воины-кусаки.

— Ужас какой! — искренне напугалась я. — Они могут закусать нас до смерти?

— Они могут всё, — заверил меня мальчик. — Их предводитель Огненная Борода способен раскидать нас одним лёгким движением руки.

— Поэтому нам нужна твоя помощь! — сказала Вера. — Ты поведёшь нас в бой, Фрэйа.

— Ну как тут отказать, если предстоит великая битва с самим Огненнобородым! — рассмеялась я, и они обрадовано загомонили.

Я вынуждена была встать на четвереньки, чтобы не выделяться из толпы собратьев по шайке. Главной у нас была всё-таки Вера, она была королевой разбойников, а меня сделали полководцем. Вера назвалась Беспощадной Рагильдой, а мне дали имя Солнце-на-ветру. Уж не знаю, почему именно солнце, и не знаю, почему на ветру, но детям видней. Дениску назвали Безумным Карапузом, а Андрэ Бесстрашным Псом. У нас были Воин-кепка, Воин-кузнечик и Яблочный воин. Соответственно, прозвище каждого получалось от того, чем он собирался «воевать». Карманы Яблочного воина были полны ранеток, Воин-кузнечик непрестанно прыгал, совершенно от этого не уставая, а Воин-кепка размахивал своим «опасным» головным убором и издавал боевой клич. Ещё в нашей команде были Радужная Пантера и Мадам Свирепость. Я едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться: этой самой «мадамой» оказалась милая светловолосая девочка, с маленьким носиком и пухлыми розовыми губками. Она была похожа на котенка, и бережно держала в руках букет ромашек. Когда я спросила её, зачем ей цветочки, она ответила, широко и радостно улыбаясь:

— Далить!

Возможно, таким образом она хотела «задобрить» кусак. Дениска тут же посоветовал ей «лупсачить» врагов по головам этими самыми ромашками, на что девочка покачала головой и серьёзно ответила:

— Неть! Я буду их далить, кусаки подоблеют, и мы все вместе пойдём есть моложеное.

Я была одета в простое трикотажное платье малинового цвета с рукавами до локтя: длинное, облегающее, с глубоким круглым вырезом. Вера ловко повязала мне на голову чёрную косынку — причём лихо так, наискось, — старательно размалевала лицо краской и дала в руки «меч», оказавшийся самой обычной палкой — для большего устрашения «противника». Они и сами выглядели не лучше: кто-то был измазан в краске, у кого-то торчали в волосах яркие петушиные перья и стебли ковыля. Настоящая разбойничья ватага. Вера произнесла речь, из которой следовало, что воины-кусаки самые настоящие жадины, и не хотят ни с кем делиться заветной грушей. За это их, собственно, и предстояло проучить. Затем слово передали мне.

— Друзья мои и соратники! — сказала я шёпотом. — Настал тот день, когда мы восстановим справедливость и отведаем сказочного плода! Будьте отважными и сильными, не сдавайтесь! Будьте милосердны к врагу и честны с собой. Пусть небо споёт вместе с нами песнь Ветров. Да славится атаманша Рагильда!

— Ура! Ура!.. — послышался торжественный детский шёпот. — Слава Рагильде! Слава Солнце-на-ветру!

Нисколько не смущаясь, я поползла к пеньку вместе с остальными. Мне было ужасно смешно. Густая трава какое-то время скрывала нас от защитников плода, и мы подобрались достаточно близко. Я подумала, что нечестно было вот так брать меня в одну из команд, и решила, что непременно сдамся, но я и не подозревала, кто будет во второй команде!

Когда Вера дала сигнал к наступлению, напрочь позабыв о том, что это должен был сделать «полководец», я быстро подползла к груше и почти сцапала её, но не тут-то было. Сверху, с дерева, на меня прыгнуло не меньше трёх малышей, и они тут же принялись меня щекотать. Я хохотала как безумная, и каталась по траве, и путалась в собственных и чужих волосах… Про какую-то там грушу я и думать забыла. Повязка съехала на глаза, я только слышала жуткие визги вокруг, и крики, и хохот, и копошение.

— Это не воины-кусаки! — смеялась я. — Это воины-щекотки! На помощь, люди добрые! Братья-разбойники и сёстры-разбойницы, хватайте скорее эту негодную сливу, то есть грушу… и уносите ноги!

— Я вижу, враг повержен? — раздался надо мной знакомый голос. Малышня слезла с моего живота, и я, поправив косынку, увидела Алеарда. Он склонился очень низко, припав на одно колено, и глядел на меня, весело прищурившись. Я сразу поняла, что он и был тем самым страшным предводителем кусак.

— Огненная Борода! — расхохоталась я. — Теперь мне точно кранты!

Алеард рассмеялся.

— Нет, Фрэйа, никаких «крантов» не будет. Я просто-напросто возьму тебя в плен.

Я не успела подумать о том, как этот процесс будет происходить — на спину капитану шлёпнулся наш храбрый разбойник Дениска. Думаю, Алеард едва ощутил его на себе, и только сделал вид, что упал. А падать ему кроме как на меня больше было некуда. Он оказался очень близко, но не касался меня телом, хотя я всё равно чувствовала исходящее от него тепло.

— Я схватиль его! — гордо сказал малыш. — Билите сказачный плёд!

Я захихикала, не в силах сдержаться. Алеард ловко развернулся, скидывая разбойника, не дав шлепнуться на землю, поймал мальчишку за плечи — и подкинул высоко вверх. Раздался восхищённый вопль.

— А-а-а! — орал Дениска. — Я в стлатосфелу летю-ю-ю!

Алеард подкинул его ещё раз — к огромному удовольствию малыша, — и, поставив на землю, вручил заветную грушу.

— Держи, маленький воин.

Дети собрались в кучу и принялись верещать, по очереди откусывая от фрукта. Никто не хотел быть обделённым — всё-таки это была волшебная груша, не какая-нибудь там! Я широко улыбалась, не торопясь вставать. На траве было приятно лежать, к тому же под деревом царила прохладная тень. Алеард поглядел на меня и едва заметно улыбнулся.

— Мне нравится твоя боевая раскраска, — сказал он, и я покраснела. Кажется, ему понравилось и моё смущение, потому что он прищурился и улыбнулся уже более явно. Склонился пониже, и моё сердце яростно забилось. Но он только коснулся моих волос, убирая из них травинки, и, тронув за плечо, помог сесть. Я прислонилась спиной к пеньку и постаралась подумать о чём-то отвлекающем, чтобы снова не превратиться в переспелый помидор. Алеард присел рядом. — Детский смех оживил это место, — сказал он. Я поглядела на него с нежностью.

— Да… Вчера они сделали из Эвана вождя Абракадабру.

Алеард тихо рассмеялся.

— И нарядили его в старый драный ковёр. Бедный парень на жаре чуть не сварился, но при этом умудрялся танцевать вокруг костра и петь песни, даже приказал подносить ему дары.

— Приказал, ага! — рассмеялась я. — Его спас начавшийся дождь.

Алеард снова поглядел на меня и усмехнулся, торопливо переводя взгляд в сторону. Я поджала ноги и повернулась к нему.

— Что?

— Солнышко, — ответил он, посмеиваясь. Я смутилась ещё больше.

— Что? — тихо переспросила я.

— У тебя на лбу, — ответил он, — солнышко нарисовано.

Я прикрыла щёки ладонями.

— А, боевая раскраска…

Подбежавшая Вера подала мне горсть малины. Видимо, от груши ничего не осталось, что было неудивительно: «сказочный плод» отведали не только все разбойники, но и воины-кусаки.

— Эта тоже волшебная, — заверила она нас, — но я вам не скажу, в чём её волшебство!

Я приняла подарок, подставив ладонь, и с радостью взяла одну ягодку.

— Магическая малина! — сказала я, ощутив во рту приятную сочную сладость. Я протянула Алеарду руку, предлагая полакомиться, но не взял малину пальцами, а вдруг склонился над моей ладонью — и съел несколько ягод прямо из руки. Я ощутила мягкость его губ и тёплое дыхание, и обомлела. Дети, не успевшие далеко отойти, оказывается, наблюдали за нами. Раздался довольный смех Веры.

— Всё! — рассмеялась она.

Я поглядела на неё, не понимая, о чём речь, затем перевела глаза на Алеарда, довольно жующего сладкие ягоды.

— Мне не помешает побольше магии, Фрэйа, — серьёзно сказал он.

— О чём это Вера? — спросила я.

— Не знаю. Она такая выдумщица, всё время что-то придумывает.

Я против воли поглядела на его губы и тут же отвела взгляд. Взяла ещё ягоду, прожевала и закрыла глаза. Я очень любила малину, даже несмотря на то, что её косточки постоянно застревали в зубах.

Мы просидели так довольно долго — смотрели на детей, разговаривали. Это был замечательный день, и всё потому, что Алеард был рядом. Иная мечта выглянула из-за угла и поманила за собой, и я пошла за ней доверчиво и радостно, зная: там, в синих заколдованных долинах, ждёт меня тот, с кем я буду счастлива.

Дни проходили незаметно — за разговорами и приятными делами. Точная дата отправки не называлась, но мы чувствовали — главный день близится. Я успела на неделю съездить домой, рассказать обо всем своим. Мама и папа поддержали меня, но я видела, что моё решение их взволновало. Бабушка заявила, что я сошла с ума, вторая тоже была не в восторге, а Карина восприняла новость спокойно, как будто ничего особенного не происходило. Оба дедушки согласились с бабушками, что оно того не стоит, и в один голос принялись уговаривать отказаться от этой «безумной затеи». Я защищалась, как могла. Пыталась говорить о том, что я уже взрослая и имею полное право поступать так, как считаю нужным, что мне нужна свобода, и я задыхаюсь от их неуёмной опеки, что рядом будут сильные, уверенные в себе мужчины, и они смогут защитить меня, — но родные не хотели слушать. Не могу сказать, что назад я ехала обрадованной и счастливой, но что не сломленной — уж точно.

Я возвращалась в комплекс прохладной летней ночью — странно, но после бешеной жары и гроз температура вдруг понизилась, дни шли все подряд пасмурные, ветреные. Меня подбросили до ближайшего городка, оттуда нужно было добираться пешком. Я шла и размышляла.

Мой дом… Как много в этом простом сочетании слов сокрыто. Дом может быть разным, и для каждого он свой. Часть людей по-прежнему живут в городах, и я не осуждаю их. Зачем? Я и сама бывала в некоторых, и они отличаются от городов прошлого также, как нынешние люди отличаются от прежних. Меняются лица людей, меняются лики городов. Человеческая мысль всегда находит отражение в чем-то материальном.

Искусство более не продажно, оно творится для благости духа, для наслаждения, и просто для того, чтобы порадовать других людей красотой своего вдохновения. Поэтому стены домов похожи на картины: выложенные ли мозаикой, или разрисованные яркими красками, или украшенные буйным цветением вьющихся растений. Я вспомнила про огромный музей, выстроенный на острове посреди залива: он был сделан целиком из цветного стекла. Заходишь в него — а внутри бьют фонтаны, и бегают по стенам сотни солнечных зайчиков и бликов, и мебель тоже зеркальная, и ты идёшь по заколдованному миру отражений неведомо куда, словно находишься в лабиринте.

То место, где жили мои далекие предки, это тоже город. Раньше он выглядел иначе, но теперь это волшебное место. Город Солнца, так его называют. Он лежит на берегу реки. Говорят, когда-то дома царапали небо грязными макушками, росли всё выше, хватаясь за облака, и людям было трудно дышать, потому что воздух стал вредным. В Солнцеграде было мало высоких домов, а если таковые и попадались, они поражали воображение. Талантливых, смелых архитекторов на Земле было не занимать. В центре города, на площади, был сделан гигантский фонтан. Он бил на невероятную высоту или плевался в прохожих маленькими ледяными струями. Его так и называли: фонтан-шутник. Проходя мимо, никто не мог знать, когда его достанет водой, и достанет ли вообще. Это место обожали дети. Как-то я сидела неподалёку, на скамейке, и наблюдала, как они играют в «убеги от струи». На это невозможно было смотреть без улыбки, но особенно весело было наблюдать за приезжими, которые понятия не имели, что их ждёт, а местные хитро молчали, не спеша никого предупреждать.

У города Солнца была одна отличительная черта: когда сгущалась темнота, он начинал сиять удивительными разноцветными огнями. Повсюду горели фонарики, светильники, гирлянды и просто отдельные лампочки. Была улица голубых и синих огней, похожая на утро возле океана; и улица янтарно-красного и ярко-желтого сияния, словно жгучая пустыня; была зимняя улица: вся в белых и серебристых огоньках, и улица, заполненная радугами…

Почему именно сегодня меня застигли воспоминания о прошлом? О городах, что когда-то глядели вдаль угрюмыми стареющими лицами, о людях, которых я не знала, но хотела бы узнать… Чувства не изменились, но повзрослели. У людей прежних и нас нынешних была в сердце одна любовь, несмотря на то, что мы жили в разных измерениях, ощущали разное время и думали о разном. Или об одном и том же? Почему тогда мы жили так непохоже?

Был город среди леса, и лес тот был особым: деревьям, растущим в нем, было по пятьсот-шестьсот лет каждому, а некоторым и больше. Они простирали к небу узловатые ветви, кроны казались продолжением облаков: раскидистые, пушистые и горделивые. Медведи с волками, соболи, куницы и рыси спокойно ходили по улицам, помогали в домашних делах, присматривали за детьми. Я знала: весь этот город вырастили давным-давно всего несколько человек. Дома в городе были занимательной постройки — все сплошь одно-двухэтажные, срубовые, из толстенных бревен, поднятые над землей на невысоких подклетах и опоясанные широкими террасами по всем четырем сторонам, и окнами, доходящими до самого пола. В центре каждого дома росло дерево. В молодых, построенных на моем веку домах, деревца были небольшими, веселыми и стройными. Зато в домах, стоявших здесь не одно десятилетие, деревья-сердца были огромны. Их стволы служили основой дома, его неумирающей душой. Эти дома возвели основатели города и жилища, конечно, претерпели изменения, но не утратили своего мудрого очарования и притягательности. Было время, я хотела остаться там жить, но передумала. Молодости присуща некоторая суетливость, молодость видит бесчисленное множество вариантов. После города Вечности я была в Присвете. Это был город-сказка: сплошь деревянные терема с башенками, балкончиками, зимними садами и оранжереями. На окраинах города росли разлапистые ёлки, высоченные рыжие сосны и степенные кедры, худые свечи туй, нежные пихты и лиственницы, а в центре города — фруктовые деревья самых разных возрастов и видов. Весной на холмах возле города отмечали Дни Цветения. Подгадав время, я прибыла туда накануне. Я помню, как прыгали над головами собравшихся проворные белочки, и по первому зову спускались на руку хозяина, а ревнивые псы бдительно следили за самыми маленькими участниками празднества: чтобы не затерялись в толпе, не заскучали без мамы и папы. Народу в эти дни в Присвет съезжалось великое множество, со всех концов света. Приходилось воздвигать палаточный лагерь, занимавший чуть ли не такую же территорию, как сам город. Я знала, что эти дни были самыми желанными для тех, кто искал свою любовь, но в ту пору я искала саму себя. Мне нравились праздники, нравилось наблюдать за людьми, за выражением их лиц, и слушать разговоры, и радоваться, когда кто-то находил то, что искал. Этот город не вызвал у меня желания остаться, и не потому, что в нем был какой-то изъян, просто душа моя жаждала иного. Я побывала также в городе у моря, где спели сочные персики, а виноградные лозы свешивались прямо в окно. Тогда я поселилась в маленьком домике в платановой роще. Его хозяйке захотелось навестить родственников, живших не близко, и я провела у моря много прекрасных дней, купаясь или гуляя по незнакомым фруктовым долинам. А ещё ездила к пустыне и слушала её хрустящую тишину, и плавала в бесконечных лагунах с прохладной голубой водой. Была возле водопада высотой до самого неба, и глядела на море с верхушки громадной скалы, видела красные осенние леса и леса, спящие под снегом. Поднималась в небо на маленькой лёгком самолёте и наблюдала, как стаи перелётных птиц прощаются с землёй. Эти воспоминания жили во мне и возвращались, когда я засыпала. А ещё я путешествовала к океану, где и встретила Эвана.

Я уже подходила к дому, когда почувствовала неладное. Вот что значит уйти в себя! Меня насторожила тишина — необычная, сухая. Я слышала только ветер. Ни криков ночных птиц, ни сверчков, ни лягушек — а ведь вокруг было столько озер! На всякий случай я прихватила зубами руку. Больно. Значит, не сон…

В ушах начало звенеть, и звон становился всё громче, всё нестерпимей. Дорогу было плохо видно — и это в летнюю-то ночь! Я словно теряла сознание, но иначе, чем тогда, после грозы. Мне не было дурно, голова не кружилась, нигде не болело. Мир становился черным, медленно, неотвратимо пропадал. Темнота окончательно поглотила лес и крутые холмы, укутала высокие травы. Мне пришлось остановиться. Не буду врать: было страшно. Мрак покончил с окружающим миром и теперь поедал меня, однако я по-прежнему не испытывала никаких физических ощущений, только видела, как исчезли мои ступни, бёдра, живот, руки… Чернота доползла до глаз, и всё. Я перестала быть в привычном пространстве, будто провалилась в глубокую яму, заполненную упругим желе…

Я ощутила запах моря и соленых водорослей и открыла глаза. Надо мной сияло белое небо. Я приподнялась на локте и пораженно огляделась: песок был такой же белый, как небо, тихие белые волны плескали о берег, впрочем, не издавая ни звука, и камни разных форм и размеров молчаливо смотрели на меня отовсюду. Вдалеке виднелись острые пики огромных скал: они создавали коридоры и комнаты, и причудливо изгибались, и в их силуэтах мне мерещились невиданные звери и люди-великаны. Меж скал вода образовывала лагуны и протоки, и озерца, и всё это, кроме камней, было белым. Мне уже не было страшно, и я поднялась. Прозрачный песок хрустел на ладонях. Мир вокруг был размытым, нежным, как будто написанным акварелью, но ему не хватало завершенности. Он был почти бесцветным, и ни звука вокруг, только сердце моё билось как прежде.

Я ощущала свое тело, могла чувствовать и мыслить. Это был не сон, сны ощущались иначе. Ну конечно! — внезапно сформировалась в груди отчётливая мысль. — Небо, скалы и море — всё это Я! Мох на камнях обрел цвет и стал тёмно-зелёным. Как просто было менять этот мир! Камни стали двигаться, меняться местами, окрашиваться в разные цвета. Они уже не были похожи на близнецов, в каждом появилась своя жизнь, своя душа. И они заговорили со мной… Сначала тихо и осторожно, потом громче и настойчивее. Совсем как Бури. Волны обрели и силу, и голос, и цвет. Они с шипением падали на песок, как будто игриво кусали его, мир наполнился шумом ветра, белое небо моргнуло, покрывая фиолетово-розовыми сумерками пространство вокруг, и я пораженно отметила, что оно стало темно-синим и заполнилось миллиардами звезд. Звезды, камни… Камни, звезды… Мерцали они всевозможными цветами. Были холодно-голубые и розовые, и белые, огромные и искрящиеся. Были желтые, крупные, и фиолетовые, унылые; были подобные морковкам — с хвостами, и такие, которые переливались разноцветным жемчугом; и туманные дымки заполняли небо, двигались, кружились, и все это невероятным образом отражалось в море, и в лазурных лагунах, в бирюзовых озёрах, в беспокойных водопадах, падающих со скал, и плясало на волнах, разбивалось брызгами и было несокрушимо. Я смотрела, пытаясь что-то сказать, но слова не находились. Эмоции переполнили меня, я пронеслась по пустынному пляжу, как сумасшедшая, ища выход в стремительном движении, и напиталась до отказа запахами и звуками, и голосами далёких реальностей, и чувствами, доселе мной неизведанными.

— Какой путь правильный? — спросила я у неба, и голос, неузнаваемый, но очень знакомый, ответил:

— Ты знаешь. Будь со мной.

И было в этом голосе отчаяние, и боль, и бессилие, и доверчивая искренность, и безрассудная отвага…

— Я здесь! Я иду! — я кричала эти слова на разные интонации, зная, что он не услышит меня. Он был одинок, как и я, лишь этот мир принял наши стремления и указал нам путь друг к другу. Я чувствовала: кто-то ждет моей помощи, ищет меня, стремится ко мне, создает меня. И текли по щекам теплые слезы, и я не пыталась их сдерживать, и тоска проникала в сердце, но я всё яростнее шла напролом — через невозможность, через неприятие, через боль. Мгновением спустя я ощутила, что меня выталкивает из этого мира, словно большие сильные руки мягко взяли поперек тела и оторвали от земли. Тело стало лёгким и податливым. Мне пришлось изо всех сил ухватиться за камень, но меня всё равно подняло, подбросило на несколько метров вверх, затем дёрнуло в сторону и обрушило в воду. Я чувствовала во рту холодную воду, лишённую соли, меня уносило прочь от берега, прочь от белого прозрачного песка, от живых камней с человеческими душами, прочь от одиноких звезд с грустными глазами. Уносило с огромной скоростью, я зажмурилась… и ударил в ноздри знакомый запах травы и леса. Испугаться не получилось: земля оказалась внизу, подо мной, промчались какие-то деревья мимо левого уха… и я села верхом на куст смородины. Приземление оказалось весьма болезненным, но теперь я думаю — хорошо, что это был не крыжовник…

Тишина перестала быть мертвой. Я слышала птиц и сверчков, и шум ветра изменился: трава пела по-своему, деревья по-своему. Я огляделась: знакомая берёзовая роща, комплекс близко. Мне захотелось как можно скорее рассказать о произошедшем Алеарду, и я поковыляла в сторону домов. Идти было недалеко, но ссадины неприятно щипали, и я шла медленно, в раскоряку. Сорвала по дороге подорожник, и завернула-таки к родничку, осмотрела расцарапанные бёдра. Ничего страшного.

Просохнув немного на ветерке, я пошла дальше и вдруг сообразила, что все еще спят. Наверное, сейчас часа четыре утра! Нельзя тревожить людей в такое время. Меня распирало от радостного волнения, хотелось выговориться, и я пошла к Бури.

Он лежал, вытянувшись, на берегу реки, и задумчиво глядел на воду. Он почувствовал меня издалека. Я прижалась к его тёплому боку и стала рассказывать о том, как попала в другой мир. Бури слушал внимательно. Наверное, я болтала часа два или три. Говорила возбужденно, иногда принималась ходить туда-сюда, потом снова садилась, и вставала, и махала руками, и не могла найти себе места.

Наконец я присела возле него на песок.

— Ты ведь знаешь, где я была, не так ли?

— Знаю, — ответил он молча. — Это место называется Промежутком. Там не существует времени, есть только ты и твои мысли, и чувства, и желания. Этот мир как отражение тебя, но не совсем. Путешествуя по реальностям, вы каждый раз будете попадать туда перед тем, как посетить новый мир, но каждый в свое время.

— Значит, есть риск потерять друг друга?

— Возможно.

— Это важно, Бури! Мы отправляемся в это путешествие вместе, мы нужны друг другу!

— Сегодня вместе, завтра врозь, — ответил он неопределённо.

— А что, если с кем-то приключится беда? Если… если мы будем так далеки, что не сможем друг другу помочь? — взволнованно спросила я.

— Ты должна понять, Фрэйа: здесь вы одна команда, но Промежутку нет до этого дела. Он воспринимает вас каждого по отдельности, такова его суть. Спустя время вы научитесь предугадывать реальности и узнавать их через Промежуток, но первые миры опасны тем, что неустойчивы. Нет, не миры, — поправился он. — Дело в вас, возрождающих Промежуток. Ты сама всё поймешь, когда будешь готова.

— Бури, этот Промежуток… Туда можно попасть всем вместе? Нескольким людям одновременно?

— Со временем вы сможете всё. Важно помнить, что каждый мир живет по своим законам. Одни реальности отдают, другие забирают. Каждый человек способен обрести тот мир, что придется ему по вкусу, но не каждый станет искать новую родину. Родной мир — не значит близкий по духу. Родной может стать самая, на первый взгляд, неподходящая реальность. Иногда люди и сами не знают, что станет им близко. Иногда люди слепы, и идут на ощупь, чтобы познать тепло прикосновением. Разные миры — разные люди. Не суди, как говорят земляне, и не судим будешь. Всё, что прежде казалось сном, превратится в явь. Кошмары и грезы, страсти и воздержания, доброта и ненависть. Миры таят в себе много зла, но и хорошее сохраняют. Помни, Фрэйа: ты мыслишь как землянин, но определяй происходящее чувствами. Не отторгай и не впитывай — зри и размышляй, чтобы точнее понять — будет ли новое знание сохранено в памяти или лучше его навсегда забыть. Мы все — части целого. Мы знаем, как претворять мечты в жизнь, но не всегда помним, что любая мечта, даже самая светлая, оставляет след. Тропы судьбы — твои по праву от рождения. Шагай смело, Фрэйа, но решай сама — оглядываться и идти медленно, или нестись во весь опор, не замечая ничего, кроме конечной цели и не делая остановок. Или чередуй безумное и разумное, ищи баланс. А я, по мере возможности, буду помогать тебе и всем вам.

— Я поняла тебя, Бури. Услышала сердцем. И очень постараюсь узнавать происходящее без предвзятости, не относиться к неведомым краям с пренебрежением и не упираться в стены собственного упрямства. Но скажи, как я попала в Промежуток? Я ведь даже не подозревала о его существовании!

— Я помог тебе, как и всем остальным.

— Остальным? — удивленно произнесла я. — Там были все?

— Верно, и кто-то посчитает это сном. Каждый сегодня открыл свой собственный Промежуток. Убеди их в важности этого открытия, Фрэйа. Промежуток — это защитный механизм, переходная реальность, мост через Пропасть. Всё, что кроме — Пропасть. Упадешь вниз — и даже я не смогу помочь тебе. Ни в коем случае нельзя перешагивать через Промежуток. Это равносильно смерти.

— А зачем может понадобиться миновать его? — нахмурилась я.

— Если не будет другого выбора, — ответил он и больше ничего не добавил.

— Бури, а кто создал его, этот Промежуток?

— Он был всегда. Я не знаю, кто этот создатель, но чувствую его в себе.

— Ты смог перекинуть нас туда, потому что сам пришел из Промежутка? — произнесла я задумчиво.

— Я не знаю, откуда пришел. Но вполне возможно, что я возник из Пропасти, из того, что не в реальности и не между реальностями, из того, что за Границей. Вы найдёте за Промежутком свои мечты. Но помни, Фрэйа, и скажи остальным: Промежуток фильтрует время, как ему кажется правильным. Вне Земли время будет идти по-своему, хотя в Промежутке оно стоит. Шагнёшь в иной мир — и окажется, что ты ушла из дома на года. Или всего на несколько секунд. Время — ваш враг и союзник. Промежуток станет хранить вас, как и я, но его решения переменчивы. То, что казалось правильным сегодня, будет выглядеть иначе завтра. Главное находится внутри вас, но что это — каждый поймёт в свой час.

— Время… — повторила я. — Обретем мечты…

— Фрэйа, Бури! — услышала я знакомый голос. Это был Алекс. — Доброе утро!

— И тебе доброе! Как спалось? — спросила я.

— Мне сон странный приснился. Как ты относишься к странным снам? — улыбнулся он.

— Весьма серьезно, Алекс, — посмеиваясь, ответила я. — Сон-то, наверное, про удивительный морской берег.

— Действительно про берег, — он подозрительно поглядел на меня. — Это был не сон, да?

Я начала рассказывать ему о том, что узнала от Бури, потому как тот не произнёс ни слова. Алекс слушал внимательно, иногда хмурил светлые брови.

— Нужно увидеться с остальными, — сказал он.

Я согласилась. Мне не терпелось узнать, как у ребят прошло их первое знакомство с Промежутком.

Мы разговаривали до самого обеда. Хотя «мы» это сильно сказано, я в основном молчала, только поделилась тем, что мне сказал Бури. Алеард один раз глянул на меня, всё мгновенно понял, и больше уже не смотрел и ни о чем не спрашивал. Остальные каждый по-своему реагировали на произошедшее. Вечно сомневающийся Конлет сомневался, Санада рта не раскрыл, только кивал, Рада и Николай возбужденно что-то доказывали, Онан улыбался, Елена взволнованно вздыхала, — в общем, все были собой. Выяснилось, что помимо меня неудачно приземлился Эван, и он весело смеялся, рассказывая об этом. У остальных возвращение в наш мир прошло успешно, однако каждый увидел Промежуток по-своему. Например, у Алана, Тоя, Онана и Шанталь ночь была тёмной, а небо беззвездным. У Конлета, Николая и Рады звука и цвета в Промежутке не наблюдалось, у Евы, Леонида, и Санады берег был пустынным, почти без камней, зато скалы мягко светились, а море замерло, словно заснуло, Елена так вообще не успела почти ничего разглядеть — её оттуда мигом выкинуло, зато Алекс, Кёртис, Кристиан, Олан, Эван и Алеард, как и я, видели звезды. Судя по их описанию, у них Промежуток был похож мой. Наверное, это как писать картину с натуры. Кто-то увидит дерево и нарисует дерево, но у одного оно будет как две капли похоже не оригинал, у другого будет фиолетовым, а у третьего вместо листьев повиснут капельки или звёздочки. А кто-то нарисует вместо дерева огурец и будет с пеной у рта доказывать, что это дерево. А другой изобразит круг и прямоугольник, и это тоже будет дерево, просто не такое, к каким все привыкли… Пока я размышляла над этим, ребята решили попробовать попасть в Промежуток все разом. Я была уверена, что это пустая затея, но спорить не стала. Мы взялись за руки. Ребята закрыли глаза, но я их упрямо не закрывала. Я хотела увидеть происходящее, полнее ощутить его собой.

Тьма начала окутывать меня, стоило только подумать о том красивом белом пляже. Люди исчезли внезапно, словно растаяли. Мрак приближался, и я глядела в него. На сей раз он быстро укрыл меня плотным чёрным одеялом и осторожно поставил на песок.

— Эй! Есть здесь кто? — крикнула я. Был слышен только шум прибоя, и камни шептались, и ветер трепал волосы. Звезды сверкали и переливались. Я была одна.

Промежуток не казался мне замкнутым, как выразился Конлет. Напротив, он выглядел бесконечным. Пляж уходил куда-то еще дальше высоченных скал, и море было огромным, а небо высокое, живое, подвижное.

Я стала прохаживаться по пляжу и трогать камни, и они шевелились под ладонью, словно подставляли другой бок для поглаживания. Некоторые из них урчали, как кошки, и при этом ощутимо вибрировали, другие гудели, а какие-то неприятно скрежетали. Часть камней была холодной, часть — тёплой, и был один горячий — не дотронешься! Были и такие, что повторяли какие-то слова. Мне запомнился крупный белый валун, говоривший слово «Потом», и ещё один, красноватый, который бормотал что-то вроде «Есть. Я хочу есть. Дайте мне поесть…». А самым смешным мне показался крошечный зелёный камушек, который перекатывался с боку на бок и тоненько пел букву «и». Иногда он подпрыгивал и ловил цветной туман, намазывал его на бока, становясь радужным, а потом отряхивался и зарывался с песок. Через несколько секунд всё повторялось…

Я дошла до огромной каменной арки, под которой разлилось мелководное озерцо. Вода в нём была перламутровой и отражала звёзды. Я окунула руку, думая, что она окрасится и станет переливаться серебристыми радугами, но вода была, несмотря на свой цвет, прозрачной. Посреди лагуны лежал большой чёрный камень. На первый взгляд это был обычный валун, но, подойдя к нему, я ощутила самую настоящую боль. Камень отдавал чувства. Его невозможно было коснуться — я откуда-то знала, что это опасно. Тронешь — и остановится сердце, отлетит душа, разверзнется под ногами чёрная Пропасть. Такая же чёрная, как и этот камень.

Я вернулась на пляж и ещё долго бродила меж камней, пытаясь найти те, которые делятся чувствами. Не нашла. У меня было ощущение, что, прикасаясь к камням, я как будто вспоминала людей, и места, и события, которых не знала, но это все равно были воспоминания. Воспоминания будущего? Возможно ли такое?

Один из камней показался мне занятным, а именно потому, что он был простым серым булыжником. Он не отдавал ничего. Я присела возле него и прикрыла глаза, и вдруг увидела перед собой тёмный мост. Туман, повсюду туман, и пахнет чем-то знакомым. Вода мутная, безжизненная, и деревья на берегу черные, совсем без листвы. Осень? Зима? Почему не слышно ни птиц, ни человеческих голосов? Это мертвое место. Оно холодное и пустое.

Я попыталась открыть глаза и с ужасом поняла, что стою на краю моста и смотрю вниз, на неподвижную воду. Неба не видно, и черный лес молчит. В этом мире всё молчит. Впервые в жизни от страха меня замутило, я ощутила неимоверную слабость и сжала кулаки до боли в костях, но это не помогло. Я переместилась в иную реальность, даже не поняв этого! Как такое возможно?

Среди черных деревьев наметилось движение. Что-то двигалось в мою сторону, и двигалось быстро. Я напрягла зрение. Странный силуэт скользил невесомой тенью. Ближе и ближе… Я попыталась успокоиться, но волосы встали дыбом, когда из леса вышло это. Оно ковыляло на двух кривых ногах, и кожа клочьями свисала с его лица. Я заорала, отодрала ладони от перил, и с неимоверной скоростью бросилась наутек. Мне казалось, что я потеряю сознание от ужаса. Этот мир был не просто мертв, он был заполнен ужасом до краёв, пропитан страхом намеренно и старательно. Я бежала по мосту, и звук моих шагов был не менее страшен, чем существо, что преследовало меня. Я не замечала, куда бегу, но не спотыкалась. Преследователь сосредоточенно сопел у меня за спиной. Не выдержав, я оглянулась… Длинные, отвратительные, пахнущие тухлятиной семипалые руки тянулись к моей шее… Я поняла, что не смогу перенестись в Промежуток. Страх завладел сознанием и затмил все остальные чувства. На мосту валялась большая железяка, похожая на кочергу. Я на бегу подхватила ее, развернулась и со всего размаху влепила существу по «лицу». Оно издало булькающий, противный звук, его тело уродливо выгнулось и искривилось… Падая, мерзавец успел сцапать меня за ногу, и сдавил голень с такой силой, что я вскрикнула. Я колошматила его почем зря, пока он не затих. Пришлось дотронуться до осклизлых пальцев и разжать их. «Кочерга» в руках ходила ходуном. Что же это, господи?.. Я готова была разрыдаться, из груди вырывались судорожные хриплые вздохи. И тут существо снова зашевелилось. Оно подняло голову, жутко изогнув сломанную шею, и впилось в меня мёртвым взглядом белых глаз с крохотными чёрными зрачками. Его тело подёргивалось, хрустело и ломалось… Я остолбенела от этого зрелища. Перед глазами всё плыло, я едва не потеряла сознание. Живот прихватило так, что я скрючилась. Никогда ещё у меня не болел живот.

Оно обмануло меня: сверху прыгнула новая тварь, она порвала моё платье, но до кожи, к счастью, не достала. Это было непонятное существо с мерзостными паучьими лапками и такими же белыми глазами. Я с криком скинула его с себя, и изо всех сил ударила, но промахнулась. Эта гадина оказалась ловчее первой, она перекруживалась, как танцовщица, и стонала, и завывала, и делала коварные выпады в мою сторону. Наверное, я шаталась, как пьяная, дурнота накатывала волнами и отступала на мгновения. Непросто было держать эту тварь на расстоянии, я понимала, что мне нужно атаковать её, а не ждать нападения, тем более что исколошмаченный кусок первого существа подполз уже достаточно близко, чтобы прийти ей на помощь. Мне повезло: я ударила в нужный момент. Наука Айвора не прошла даром: паучиха врезалась в перила и, неловко перевалившись через край, полетела вниз. Я зажала дрын под мышкой, стараясь не смотреть на ползущий труп, и побежала прочь. Ноги наливались кровью и тяжелели с каждым шагом.

Мне нужно было успокоиться, взять себя в руки! Со стороны леса вновь послышался шорох, и я уже знала, что за ним последует. Я заставила себя остановиться, расслабленно опустить руки, и мысленно обратилась к Промежутку. Мысль дрожала вместе с телом.

Тьма милосердно укутала взор, но я ещё успела увидеть нескольких гнилых существ, что шли по моему следу… Толчок. Запах моря. Я снова в Промежутке. Берег пронёсся мимо, снова темнота и… я стояла на крыльце какого-то домика, в комплексе, взмокшая от пота, зареванная, с измызганной «кочергой» в руках. Я попыталась сморгнуть слезы, но они непрерывным потоком текли по щекам. Оказывается, солнце уже перевалило за полуденную черту.

Не в силах справится с дурнотой, я опустилась на ступеньки, привалилась плечом к перилам. Не могло так быть. Ничего не случилось. Пусть никто не узнает об этом.

Мимо некстати проходила Эля. Я неплохо её знала, но мы не были друзьями.

— Эй, Фрэйа, что с тобой? — взволнованно спросила она. — Тебе помочь?

— П-п-порядок, — трудно ответила я, и голос не был похож на мой, как будто я слышала другого человека. — Всё замечательно.

— Я позову Алеарда! — быстро сказала она. Я открыла рот ее остановить, но вместо слов получился невнятный стон.

Хорошо, что домик стоял на отшибе, и меня было трудно заметить с основной аллеи. Я сидела, опустив голову, и старалась не думать, но мысли тяжёлыми сгустками гуляли внутри рассудка и безжалостно распирали виски. Нет, ничего не было. А если и было — забыть это поскорее, растереть в порошок, выкинуть из головы куда подальше! Мне стало холодно, потом жарко, и вдруг ужасно захотелось есть. Я готова была заглотить целый каравай, котел картошки, и две кастрюли каши! От голода у меня начала кружиться голова. Отчего такая усталость? Отчего трудно дышать? Почему воздух плотный и вязкий? Нелегкое это дело — скакать по мирам! А особенно трудно узнать, что ты лишь кусочек тёплой плоти посреди бесконечно океана миров, и живут в этой бездне не только люди, но и иные существа, готовые употребить тебя в пищу, не задумываясь…

Алеард появился из-за угла такой же, как и всегда: спокойный, серьёзный и хмурый. Я тяжело поднялась и, задыхаясь от слёз, рухнула со ступеней к нему в руки. Он осторожно гладил меня по голове и шептал что-то ласковое, а я прижималась к нему, пытаясь согреться, хотя на улице было не холодно. Кошмар медленно таял, стирался из памяти, и только белые глаза морщинистого трупа по-прежнему глядели, глядели на меня, и не могли наглядеться…

Когда я затихла и задышала ровно и спокойно, Алеард вытёр мои щёки, отстранил от себя и строго сказал:

— Рассказывай по порядку.

И я стала рассказывать. Сбивалась от волнения, путалась в словах, но говорила правду. Алеард не выглядел разозлённым, но лицо его помрачнело. Он смотрел на меня внимательно, немного сердито, но это была необидная сердитость. Меня пробирало от его тяжёлого взгляда. Когда я закончила рассказ и показала на железку, сиротливо валяющуюся на траве, он пару минут не произносил ни слова. Потом тихо вздохнул.

— Фрэйа, Фрэйа! Эх ты! Ты понимаешь, что снова слишком сильно рисковала? Понимаешь, какой огромной опасности себя подвергла? Ты же была от нас так далека! О чем… бога ради скажи — о чем ты думала? — спросил он и легонько встряхнул меня за плечи.

— Да ни о чем, Алеард! Я такая дурында! Я не думала ни о чем. Просто взяла и сделала, — ответила я, закрывая лицо руками. — Глупо. Глупая незрелая дурость. Что же я за человек такой непутёвый? Не надо было подпускать меня к…

— Фрэйа, — перебил он, — ну-ка, глянь на меня! Не бойся, посмотри. — Я почувствовала его пальцы на своих запястьях, он опустил мои руки вниз, потом осторожно, всего на секунду, коснулся моей щеки тёплой ладонью. — Дело не в том, что ты ошиблась, мы все ошибаемся. Я знаю, почему это произошло именно с тобой. Ты привыкла действовать самостоятельно, ни на кого не рассчитывая, но прошу тебя, не торопись с перемещениями! Да, это кажется увлекательным, пока не убедишься в обратном. — Он нахмурился. — Ребята не хотят ничего знать о технике безопасности, но ты как всегда сделала опасный шаг вперёд. Теперь на твоём примере они убедятся, что в иных мирах помимо сладких пряников им ещё и на орехи могут дать. — Он прижал меня к себе крепче и добавил: — Береги себя. Слушай внутренний голос. Не спеши. Ты поняла, Фрэйа?

— Да, я поняла, Алеард. Ты прав. Прости, что я опять сглупила. Я не хотела, чтобы вышло так…

— Не проси прощения, Фрэйа. Не нужно. Что случилось, то случилось, уже ничего не изменишь.

Я успокоилась и прикрыла глаза. На месте Алеарда моя бабушка ещё очень долго отчитывала бы меня, и строго грозила пальцем, и возмущённо воздевала руки к небу.

— Хорошо, что ты не моя бабушка! — тихо сказала я.

— Что? — несколько удивлённо переспросил мужчина.

— Ты не моя бабушка и это хорошо. Она бы мне всыпала по первое число, — ответила я.

— Это не мой метод, Фрэйа, — сказал он серьёзно. — Я не вижу в этом необходимости. Тебе и так досталось.

— Алеард! Я правда не специально сделала это!

— Я знаю, Фрэйа. Знаю. Но раз так вышло, ты должна мне помочь. Поговорим с остальными.

— А они будут нас слушать? — робко спросила я.

— Им придется выслушать, или ни один и ни одна больше в Промежуток не попадут, — ответил он сурово, и я поняла, что у Алеарда есть какая-то неизвестная нам власть над Промежутком и перемещениями по мирам.

Он взял меня за руку, и мы направились к основному зданию. Во второй руке он нёс «кочергу». Меня мотало из стороны в сторону, я сжимала его ладонь, чтобы не упасть. Он шёл за нас двоих. Глаза слипались, в животе урчало. Мы зашли в столовую, и капитан усадил меня к Эвану. Тот как всегда был в приподнятом настроении.

— Ждите здесь, — сказал Алеард и ушёл. Эван поглядел ему вслед.

— Алеард чем-то расстроен? — спросил он, словно не замечая, какая я помятая и замызганная.

— Еще как. Думаю, нас всех ждет трудный разговор, — смущённо ответила я.

— Эм-м-м, а что случилось?

— То, что должно было случиться рано или поздно с кем-нибудь из экипажа, — пробурчала я в ответ.

— Расскажи! — попросил он, пододвигаясь ко мне поближе.

Я открыла рот поведать замечательную историю про ходячий труп, но к нам подсел Алекс.

— О чём болтаете? — спросил он.

— Мы ждем, — ответил Эван.

— Ждете?

— Сейчас капитан приведет остальных и у нас состоится трудный разговор, — повторила я.

Мужчина поглядел на меня, и улыбка исчезла с его лица.

— Что произошло, Фрэйа?

— Ничего такого, о чем бы стоило сожалеть, — ответила я. — Алеард придет и всё скажет. Я здесь просто как непосредственный участник произошедшего.

Алекс открыл рот что-то добавить, но передумал. Минут двадцать мы сидели молча, даже болтливый Эван не сказал ни слова, и в итоге я не выдержала и положила голову на стол.

— Ты чего это? — спросил биолог.

— Просто устала и хочу спать, — ответила я уныло.

— Ты всегда такая бодрая, Фрэйа. А тут вдруг утомилась ни с того ни с сего! — удивленно сказал Эван.

— Я долго ехала, потом ночью пешком шла через поля, потом попала в Промежуток, в общем, почти не спала. И… ну и еще есть другие причины.

— Наверное, именно о них мы и будем говорить, о других причинах, — догадался Алекс. Я почувствовала, что они оба смотрят на меня, и, не выдержав, рассмеялась. Смех получился похожим на хрюканье из-за того, что я уткнулась носом в ладони. Я подняла голову и поглядела на ребят.

— Фрэйа, ты вся красная, как помидора! — воскликнул Эван. — Ты хорошо себя чувствуешь?

— Я красная, потому что усталая. Мне всегда жарко, когда я устаю или… волнуюсь.

— Отлично, — склонил голову Алекс, — значит, повод для волнения у нас есть.

— У вас… — начала я, но тут подошли другие ребята. Я взяла себя в руки и села прямо. Алеард пришёл последним. Он расположился возле меня.