Русско-еврейский Берлин (1920—1941) Полян Александра

Глава 3

СОЮЗ РУССКИХ ЕВРЕЕВ

В ГЕРМАНИИ

История организаций, представлявших интересы восточноевропейских и российских евреев, находившихся в Берлине, начинается еще до Первой мировой войны. Наиболее известной из них является Русский студенческий союз (Russischer Studentenverein) – организация, созданная в 1880-е годы для объединения студентов, приехавших для учебы в университетах Германии. В нее входили почти исключительно евреи. Наиболее националистически настроенные студенты-евреи в 1889 году вышли из состава этой организации и создали свою – Русско-еврейский научный союз (Russisch-Jdischer Wissenschaftlicher Verein), программа которого подчеркивала еврейский национальный характер организации306.

Обе организации – Русский студенческий союз и Русско-еврейский научный союз – являлись, по сути, клубами дебатов, в которых еврейские студенты продолжали политические споры, начатые еще в России. Многие члены Русско-еврейского научного союза стали впоследствии известными сионистскими деятелями. Среди них – Лео Моцкин (участник первого Сионистского конгресса, впоследствии – глава Всемирной сионистской организации), Хаим Вейцман (первый президент Израиля), Шмарья Левин (общественный деятель и журналист), Виктор Якобсон (дипломат, представлявший сионистскую организацию во время войны в Константинополе, а позже – Еврейское агентство при Лиге Наций в Женеве), Нахман Сыркин (основатель социалистического сионизма).

Практически все организации, поддерживавшие еврейских мигрантов до и во время Первой мировой войны, были созданы немецкими евреями (как националистами, так и просветителями, как сионистами, так и либералами), которые желали оказать безвозмездную помощь своим восточноевропейским единоверцам и в то же время преследовали иногда те или иные собственные политические цели. Восточноевропейские евреи относились к немецко-еврейским благотворительным организациям двояко: с одной стороны, они были благодарны немецким евреям за поддержку, с другой – их не устраивало положение «бедного родственника», которому помогают, однако не дают возможности действовать самому.

Стремление самим участвовать в благотворительной помощи своим соплеменникам побуждало общественных деятелей, в том числе общинных лидеров, приехавших из России, сотрудничать с немецкими сионистами, прежде всего с активистами Народного дома и Центрального благотворительного общества307. Однако многих эмигрантских лидеров не вполне устраивал характер сотрудничества: они хотели создания собственных организаций. Их мотивы можно понять из переписки в 1921 году по поводу их возможного объединения между недавно возникшими Союзом восточных евреев и Союзом русских евреев в Германии. Союз восточных евреев направил Союзу русских евреев следующую ноту:

Восточные евреи передавали до сих пор их опеку и защиту немецким евреям. Это далеко недостаточно. Поведение немецких евреев при этом находится в первую очередь в зависимости от их собственных интересов, контроль же и корректив со стороны тех, кого это больше всего касается, т.е. самих же восточных евреев, – отсутствует совершенно. В Арбейтерфюрзоргеамт308, которая должна служить центром для защиты политических интересов восточных евреев, находятся, кроме немецких организаций, из представителей восточных евреев только социалисты309… Это противоречие было в прошлом облегчено тем, что для целей вспомоществования восточным евреям немецким организациям были предоставлены американские деньги310. Этих американских денег теперь не имеется, в связи с этим материальное положение всех организаций вспомоществования, как и моральное положение восточных евреев среди общества немецких евреев, становится крайне критическим… Для разрешения всех этих вопросов есть один ответ: Самопомощь Восточных Евреев. Все наличные силы восточных евреев должны быть мобилизованы и соединены в одно целое. Немецкие евреи должны видеть, что восточные евреи сами исполняют свой долг и должны эту действительную силу чувствовать и уважать…311

В Берлин переносится деятельность и штаб-картиры многих организаций, созданных еще в Восточной Европе, среди них были ОРТ – Общество распространения труда между евреями, ОЗЕ – Общество здравоохранения евреев. Наконец, несколько организаций учреждается уже в Германии, в том числе Союз восточных евреев, Союз русских евреев в Германии и Союз еврейских студенческих объединений в Германии. Насколько можно судить, организации активно противопоставляли себя друг другу, и немецко-еврейские филантропы не были готовы разбираться в этих различиях. По этому поводу иронизировал лидер сионистов-ревизионистов В.Е. Жаботинский:

Сионизм, голусный312 национализм – не только политический, но и социальный, словом, все, что можно было бы назвать словом народничество, где национальное и демократическое начало тесно переплетаются, – это для наших западных братьев – одно и то же. Конечно, мы, восточные евреи, искушенные в различении самых тонких оттенков политической окраски, отлично знающие ту «пропасть», которая отделяет гебраистов от идишистов, сторонников сейма от поклонников национального самоуправления, – мы смеемся над невежеством западных евреев, для которых официальный сионист Моцкин и официальный фолькист Ефройкин кажутся товарищами по партии… однако… западные евреи ведь, пожалуй, правы313.

Организации еврейских мигрантов не были изолированы от организаций остальных беженцев из России. Русские евреи были социально активны, некоторые из них были к тому же состоятельны и сумели переправить часть своих капиталов за рубеж. В Берлине доля евреев среди российских эмигрантов была выше, чем в какой-либо из других «столиц» изгнания. Неудивительно, что евреи составляли значительную часть, а то и большинство во многих организациях русской эмигрантской взаимопомощи: Союзе русской присяжной адвокатуры, Союзе русских врачей, Обществе друзей русской печати314, Обществе помощи русским гражданам в Германии315, Союзе русских торгово-промышленных и финансовых деятелей316, наконец, в Объединении русских общественных организаций Берлина («Объединение 1916 года»), возглавлявшемся И.В. Гессеном317.

Все эти организации объединяла идея самопомощи, общая для многих эмигрантских организаций, в частности, характерная для самой известной русской благотворительной организации – Земгора (официальное название – Земско-городской комитет помощи российским гражданам за границей). Земгор был создан в Париже в начале 1921 года, имел филиалы в Чехословакии, Германии, Болгарии, Польше, Греции, Югославии и Китае318. Идея самопомощи, активно проводившаяся в жизнь Земгором, предполагала не только выдачу пособий, но также «трудовую помощь». А именно – содействие в создании предприятий, получении работы и, соответственно, оплаты труда.

Бюро попечительства о рабочих предложило такую формулировку этой идеи: «продуктивное снабжение» («produktive Frsorge»). Мигранты обеспечивались работой, что страховало их от высылки, для Бюро же такой вид помощи оказывался дешевле, чем содержание безработных. С точки зрения социальных последствий он был безопаснее, поскольку давал некоторые гарантии, что восточноевропейские евреи не станут бродягами и попрошайками319. Однако чаще всего организация мастерских и курсов оказывалась убыточной для благотворительных обществ. По тому же пути – организации «самопомощи», которая должна была позволить нуждающимся заняться производительным трудом, – пытались идти и русско-еврейские благотворительные организации.

Цель трудовой «продуктивизации» евреев преследовало прежде всего ОРТ – организация, основанная в 1880 году в России. ОРТ (Общество ремесленного труда, позднее – Общество распространения труда) поначалу именовалось Обществом ремесленного и земледельческого труда среди евреев в России. ОРТ было основано в Петербурге по инициативе известного предпринимателя Самуила Полякова. В его создании приняли самое живое участие барон Гораций Гинцбург, предприниматель и общественный деятель Леон Розенталь, ученый-физиолог и писатель Николай Бакст. Целью организации было распространение и поощрение среди евреев России квалифицированного профессионального и сельскохозяйственного труда. Со временем правление общества демократизировалось. Признанным лидером ОРТ становится депутат I Государственной Думы трудовик Леонтий Брамсон. Усилия ОРТ теперь были направлены не столько на «прямую» филантропию, сколько на профессиональную подготовку ремесленников (и квалифицированных рабочих, например электриков), на помощь профессиональным школам и курсам.

В период Первой мировой войны Общество ремесленного труда вместе с другими еврейскими организациями помогало еврейским беженцам, выселенным из прифронтовой полосы по распоряжению командования русской армии. Помощь заключалась в организации курсов для взрослых и профессионального образования детей; беженцам также помогали найти работу. В период Гражданской войны ОРТ оказывало помощь пострадавшим от погромов. Таким образом, ОРТ уже имело определенный опыт работы по оказанию помощи беженцам, хотя и на другой почве.

В августе 1921 года на конференции Общества ремесленного труда в Берлине было принято решение о преобразовании ОРТ во всемирную организацию. С этого времени штаб-квартира ОРТ находилась в Берлине, его филиалы открылись в разных городах Германии. ОРТ стало не только благотворительной организацией, но и культурным, политическим и интеллектуальным центром русско-еврейской эмиграции в Берлине. По словам одного из лидеров ОРТ Д.В. Львовича, «наш президиум, наше Центральное [правление]… не что иное, как собрание представителей разных центральных комитетов трудовиков, эсеров, Бунда, – даже меньшевиков. Разве это собрание не важнее отдельных центральных комитетов?»320 Деятельность организации в Германии в основном завершилась с приходом к власти нацистов, но и после установления нацистской диктатуры одна из мастерских ОРТ в Берлине продолжала функционировать еще около 10 лет321.

Необходимо заметить, что среди руководителей всемирного Общества распространения труда не было единого мнения по вопросу об отношении к СССР. Многим советский эксперимент казался заслуживающим поддержки, в особенности учитывая усилия советский власти по приобщению евреев к производительному труду. Понятно, что под трудом понимался труд прежде всего физический. Если Л.М. Брамсон был принципиальным противником советского режима, то другой руководитель ОРТ, доктор А.З. Сингаловский, сочувственно относился к ряду мероприятий советской власти, особенно к политике «продуктивизации» советского еврейства, к привлечению евреев к сельскохозяйственному труду. Руководители берлинского ОРТ искренне хотели помочь советским евреям, а СССР, в свою очередь, нуждался в средствах. В результате в 1923, затем в 1925 году были подписаны соглашения о деятельности всемирного Общества распространения труда в Советском Союзе. В 1926 – 1930 годах на помощь советским евреям было ассигновано 4,7 миллиона рублей, из них 3 миллиона 225 тысяч – на приобретение оборудования для еврейских ремесленников и ремесленных кооперативов; 902 тысячи – на помощь еврейской сельскохозяйственной колонизации; 288 тысяч – на профессиональное образование, 57 тысяч – на техническую помощь, 288 тысяч – на разные нужды. В конечном счете деятельность ОРТ в СССР была пресечена в начале 1930-х годов322.

Несомненно, что на первое место среди международных еврейских благотворительных организаций, не по времени создания, а по значению, должен быть поставлен американский Комитет по распределению фондов помощи евреям, пострадавшим от войны (с 1931 года – Американский еврейский объединенный комитет по распределению фондов, American Jewish Join Distribution Committee), сокращенно Джойнт. Джойнт был основан 27 ноября 1914 года по инициативе известных американских еврейских общественных деятелей (и людей весьма состоятельных) – Феликса Варбурга, Джейкоба Шиффа и Льюиса Маршалла на базе трех организаций: Американского еврейского комитета помощи (основанного влиятельными еврейскими деятелями, главным образом немецкого происхождения), Центрального комитета помощи (созданного лидерами американской ортодоксии) и Народного комитета помощи (основанного еврейскими рабочими организациями)323.

В годы Первой мировой войны Джойнт оказал помощь сотням тысяч евреев Российской империи и Австро-Венгрии, оказавшихся на положении беженцев и лишившихся крова в районах военных действий. Около 15 миллионов долларов Джойнт направил на помощь евреям в подвластной Турции Палестине. В 1919 – 1920 годах Джойнт израсходовал 22,7 миллиона долларов на организацию учреждений в помощь евреям, пострадавшим от погромов в Польше и на Украине. Благотворительность в стране, охваченной Гражданской войной, отнюдь не была делом безопасным. Двое представителей Джойнта, Исраэль Фридлендер и Бернард Кантор, были убиты на Украине. Один из них, доктор Исраэль Фридлендер (1876 – 1920), был профессором Еврейской теологической семинарии в Нью-Йорке, ученым-семитологом и историком. В числе прочего перевел на английский язык «Историю евреев в России и Польше» С.М. Дубнова. Фридлендер, который часто отрывался от письменного стола для работы в различных еврейских общественных организациях, отправился в 1919 году на Украину по поручению Джойнта, где и погиб через несколько месяцев от рук бандитов324.

В 1921 – 1924 годах большая часть расходов Джойнта, на внушительную по тем временам сумму в 24,5 миллиона долларов, пришлась на помощь российским евреям. Львиная доля была направлена на помощь евреям Советского Союза. По соглашению с советскими властями, подписанному в 1922 году, Джойнтом были открыты медицинские пункты, ссудные кассы и профессионально-ремесленные училища; оказывалась финансовая поддержка созданию еврейских сельскохозяйственных поселений на Украине и в Крыму. Помощь оказывалась не только евреям. Джойнт перечислил Американской администрации помощи (АРА), оказывавшей помощь голодающим в СССР в 1921 – 1922 годах, 4 миллиона долларов. В середине июля 1922 года Джойнт кормил только на Украине 800 тысяч детей ежедневно. Позднее поддержку советскому проекту превращения евреев в крестьян оказывал Агро-Джойнт. Этому любопытному сюжету, который выходит за пределы проблематики нашего исследования, посвящена довольно обширная литература, к которой мы и отсылаем заинтересованных читателей325.

Некоторая (и немалая по эмигрантским понятиям) толика помощи Джойнта доставалась и евреям-эмигрантам. Точнее, эмигрантским организациям, которые, в свою очередь, распределяли средства, полученные от Джойнта, между нуждающимися беженцами. Среди этих организаций была и одна из крупнейших благотворительных организаций, созданных русскими евреями, – Союз русских евреев в Германии, о котором речь пойдет ниже. Заметим, что помощь Джойнта получали еще несколько еврейских благотворительных организаций, в том числе ОРТ и ОЗЕ.

Союз русских евреев в Германии (СРЕвГ) – организация самопомощи, созданная русскими евреями уже в эмиграции. СРЕвГ унаследовал традиции благотворительности и русских, и еврейских организаций. Он тесно контактировал как с русскими эмигрантскими, так и с еврейскими благотворительными организациями Германии и международными еврейскими организациями.

Союз был основан в 1920 году в Берлине. Первым председателем его правления был Исаак Соломонович Соловейчик, юрист, присяжный поверенный и присяжный стряпчий. В России он был состоятельным человеком – председателем правления Петроградского акционерного общества химических и механических заводов, а также домовладельцем. Время его председательства в правлении СРЕвГ было недолгим: Соловейчик умер в начале августа 1921 года.

Тогда на пост председателя был приглашен выехавший весной 1921 года из Советской России в Ковно (Каунас) известный деятель еврейской филантропии Я.Л. Тейтель. Это оказалось чрезвычайной удачей для молодой организации. В известном смысле можно было бы сказать, что Союз – это Тейтель. Якову Львовичу Тейтелю исполнился в момент «вступления в должность» 71 год. Этот немолодой человек развил кипучую деятельность и стал подлинным «мотором» новорожденной организации.

Тейтель оставил мемуары (не написанные – продиктованные группе молодых людей в Киеве, где он провел период революции и Гражданской войны326). В честь его 80-летнего юбилея был издан сборник с речами, статьями, воспоминаниями о встречах с юбиляром327. О нем писал Горький, некогда бывший завсегдатаем его дома, в котором познакомился с Екатериной Волжиной, ставшей женой писателя. Горьковское определение – «веселый праведник» – современники и последующие исследователи считали вполне точным. Если судить по собственным письмам Тейтеля и переписке его современников, так оно и было.

Жизни и деятельности Тейтеля посвящены по меньшей мере два биографических очерка328. Напомним все же вкратце основные вехи его биографии. Яков Львович родился в 1850 году в местечке Черный Остров Подольской губернии. В раннем детстве потерял мать. Его отец, служивший по откупам, был постоянно в разъездах и отдал сына на воспитание чужим людям (некоему Розену – смотрителю винокуренного завода). В общем, детство Тейтеля было не слишком радостным. Возможно, именно поэтому он впоследствии столь большое внимание уделял детям-сиротам. Тейтель учился в хедере, затем в четырехклассном Черноостровском дворянском училище. В 1871 году окончил гимназию в городе Мозырь Минской губернии и поступил на юридический факультет Московского университета, который окончил в 1875 году со званием кандидата прав.

Любопытно, что еще в октябре 1875 года Тейтель выступил с призывом к еврейской общественности основать еврейскую газету на русском языке для борьбы с антисемитизмом. Эта идея нашла поддержку среди еврейской общественности, однако Министерство внутренних дел не дало разрешения на издание газеты.

Возможно, это был как раз тот случай, о котором говорят: «не было бы счастья, да несчастье помогло». Тейтель поступил на государственную службу по судебному ведомству и в 1877 году был назначен исполняющим обязанности (в 1880 году утвержден в должности) судебного следователя при Самарском окружном суде. Окружной суд неоднократно избирал его в члены своей коллегии, но Министерство юстиции соглашалось утвердить избрание лишь при условии принятия Тейтелем христианства, на что он неизменно отвечал отказом. В соответствии с традициями русской благотворительности, которая поощряла опеку уважаемых и состоятельных людей над социальными учреждениями (медицинскими, образовательными и т.п.), Тейтель стал инициатором создания и покровителем детского сада для социально неблагополучных детей. Число детей (в основном из окраинных районов), посещавших сад, достигало 2000 человек329. Своей общественной и филантропической деятельностью, особенно заботой о бедных детях, Тейтель приобрел популярность в широких слоях русской интеллигенции. Сведения о нем можно найти в воспоминаниях Н.Г. Гарина-Михайловского, которого Тейтель «снабдил» сюжетами для некоторых произведений, С.Г. Скитальца, В.А. Поссе, М. Горького. Тогда же Тейтель начал заниматься и еврейской общественной деятельностью, которая практически сводилась к бесконечным хлопотам за бесправных.

Тейтель был довольно своеобразным судьей. По словам Б.Л. Гершуна, «Тейтель не имел в сущности никакого образования. Он сам рассказывал, что за всю свою судебную деятельность ни разу не заглянул не только в юридические книги, но даже в кодексы, которые он должен был применять. Он судил по совести, и я думаю, что от этого дело правосудия не проиграло…»330 Это видно и из воспоминаний самого Тейтеля.

Гершун в письме Гольденвейзеру по поводу написанного последним очерка о Тейтеле приводит характерный эпизод:

Я как-то ехал из Берлина в Париж; тем же поездом ехал и Тейтель. Меня просили взять его в мое отделение и заботиться о нем, так как этот раз он ехал без провожающего. Он вынул из чемодана несколько неразрезанных книг и положил их на столик. Я предложил ему разрезать для него странички. – Зачем, – сказал он, – я ведь никогда ничего не читаю, книжки мне преподнесли, и я выложил их, чтобы показать, какие милые надписи на них учинены331.

В 1904 году Тейтель был назначен членом уголовного отделения Саратовского окружного суда. В Саратове Тейтель также стоял во главе многих благотворительных и культурных учреждений. Однако настали другие времена. К 1910 году в судебном ведомстве Российской империи были только два некрещеных еврея: вице-директор департамента Министерства юстиции, тайный советник Я.М. Гальперн (1840 – 1914) и Тейтель. Министр юстиции И.Г. Щегловитов решил избавиться от евреев в своем министерстве, однако Тейтель был судьей, которого по закону нельзя было сменить. В результате сильнейшего давления в 1912 году Тейтель был вынужден подать в отставку. Правда, в качестве условия своего якобы добровольного ухода он выговорил чин действительного статского советника, т.е. «штатского генерала». Как объяснял сам Тейтель, высокий чин потребовался ему для облегчения в будущем хлопот по делам единоверцев. Условие было выполнено. «Так совершился уход Тейтеля из судебного ведомства, после 37-летней беспорочной службы, – писал в своем очерке о Тейтеле А.А. Гольденвейзер. – Еще во время пребывания его в Самаре князь Мещерский указывал в своей газете “Гражданин” на “недопустимость того, чтобы в христианском государстве еврей производил следствие над православными”. В 1912 году российское министерство юстиции официально присоединилось к этой точке зрения и удалило из своих рядов последнего еврея. Впрочем, в свете нашего дальнейшего опыта мы скорее склонны удивляться тому, что всесильное царское правительство так долго церемонилось с этим затесавшимся в судьи не арийцем и в такой деликатной форме рассталось с ним…»332

Вскоре Тейтель переехал в Москву и стал одним из руководителей (вместе с М.М. Винавером, Г.Б. Слиозбергом, инженером И.С. Каннегисером – отцом Леонида Каннегисера, поэта и будущего убийцы председателя петроградской ЧК М.С. Урицкого) Общества поощрения высших знаний среди евреев. Общество собирало средства для помощи евреям, которые из-за процентной нормы вынуждены были поступать в заграничные университеты. В 1912 – 1914 годах Тейтель разъезжал по крупным городам России, основывал местные комитеты будущего общества, собирал средства в его фонд (планировалось собрать миллион рублей), устанавливал связи с русскими студенческими организациями при иностранных университетах.

Еще в саратовский период своей жизни Тейтель начал налаживать связи с еврейством западных стран. «Летом он стал выезжать с женой заграницу. Ездили они третьим классом и останавливались в студенческих общежитиях и т.п. Но Я.Л. неизменно пользовался пребываниями в Берлине или Париже для заведения личных знакомств с руководителями общественных учреждений. Руководители Благотворительного союза немецких евреев Джемс Симон, Пауль Натан и Бернард Кан – в Берлине; Люсьен Вольф в Лондоне; президент Alliance Israelite Universelle Нарсисс Левен (племянник и секретарь знаменитого Кремье333) в Париже – стали его друзьями задолго до войны 1914 года. Несмотря на незнание иностранных языков, он сумел произвести на них большое впечатление. Эти знакомства весьма пригодились Тейтелю впоследствии, в эмигрантский период его деятельности», – свидетельствовал А.А. Гольденвейзер334, имевший возможность лично оценить, насколько важными оказались старые связи Тейтеля для возглавляемого им Союза русских евреев.

«Я уже 25 лет имею счастье работать совместно с сегодняшним юбиляром, – говорил в день 80-летия Тейтеля Бернард Кан. – Как перелетная птица, которую врожденный инстинкт посылает в определенное время туда, где ее ждет тепло и обновление жизненных сил, – так и он ежегодно является к нам, чтобы получить от своих братьев в Центральной Европе новые силы. Однако и среди таких перелетных птиц он представлял собой редкий экземпляр: он не только искал тепло, он приносил нам, молодым, свое тепло. И когда он снова возвращался в холодную страну царей, мы, воспламененные его примером, работали с удвоенной энергией»335.

Начало Первой мировой войны застало Тейтеля в Париже, куда он приехал по делам Общества поощрения высших знаний среди евреев. Затем Тейтель перебрался в Лондон, где создал отделение Еврейского комитета помощи жертвам войны (ЕКОПО), образованного в Петербурге в 1914 году. В Лондоне Тейтель познакомился с видными сионистами, в том числе с Хаимом Вейцманом, будущим первым президентом Государства Израиль, Иехиэлем Членовым, Нахумом Соколовым, Владимиром Жаботинским, работавшим над созданием еврейского батальона в составе британской армии. Тейтель смог вернуться в Россию лишь в сентябре 1915 года. Он сразу активно включился в работу по оказанию помощи жертвам войны.

Годы революции и Гражданской войны Тейтель провел в Киеве, где руководил юридическим отделом Комиссии по изучению еврейских погромов на Украине. Затем поехал в Москву, надеясь добиться разрешения на выезд за границу. Он рассчитывал на старые знакомства с революционерами, ставшими теперь властью. Среди его знакомых был В.И. Ленин. Неизвестно, что сыграло главную роль – старые связи, преклонный возраст Тейтеля и его безупречная репутация или просто случайность, но он получил право на выезд из Советской России. Это был один из первых случаев легальной эмиграции. Тейтели поехали в Ковно, а затем, как мы уже знаем, в Берлин. Здесь Тейтеля постиг тяжелый удар – 29 ноября 1921 года скончалась его жена Екатерина Владимировна. Однако личное горе не сломило старого судью. Менее всего он был похож на одинокого старика. Тейтель был всегда среди людей и жил, говоря высоким слогом, ради людей336.

Нетрудно убедиться, что Тейтель был более чем подготовлен для той нелегкой миссии, которая выпала на его долю.

Прежде чем говорить о структуре и деятельности Союза русских евреев, заметим, что и в Германии Тейтель особое внимание уделял помощи детям. В Берлине он создает две «детские» организации. В 1923 году в бедном районе на севере Берлина был основан клуб «Дети-друзья»337, в котором применялись модные в то время педагогические методики. Посещение клуба было свободным, там общались дети бедных и богатых родителей, детям предоставлялась возможность выбрать себе занятие самим (можно было посещать тот или иной кружок или просто общаться с друзьями). Кроме того, в клубе осуществлялось детское самоуправление: раз в 4 месяца голосованием детей избиралось правление, действия которого свободно критиковались на собраниях338.

В ноябре 1928 года был основан Детский дом имени Я.Л. Тейтеля339, основной задачей которого поначалу было «дать приют детям, оставляемым на целый день родителями, и вести борьбу с душевным очерствением и ожесточением, порождаемыми разлагающим влиянием улицы»340. Позднее Детский дом стал заниматься и образованием своих воспитанников: проводились уроки по немецкому языку, дополнительные занятия по школьным предметам; для одаренных детей – занятия по музыке. Кроме того, 75 % родителей воспитанников Дома просили педагогов заниматься с детьми русским языком, и в Детском доме проводились занятия по русской грамоте и русскй литературе. Впоследствии было организовано и профессиональное обучение: для мальчиков – по электротехнике, столярному и переплетному делу, для девочек – по стенографии, кройке и шитью341. На каникулы больных детей отправляли в санатории и оздоровительные «детские колонии». Обе организации были сравнительно небольшими: в клуб «Дети-друзья» приходило до 150 детей, в Детдом – до 94.

Основное детище Тейтеля – Союз русских евреев – был сравнительно крупной по эмигрантским масштабам организацией: в лучшие годы его членами являлись несколько сот человек. В 1920 году в Союз входили 685 человек342, по состоянию на 1 января 1923 года, т.е. еще до финансового кризиса, обеднения и отъезда большинства членов союза, их насчитывалось 511343, на 1 января 1925 года – «более 400»344. Однако наметившаяся как будто тенденция к сокращению числа членов Союза не получила развития; напротив, как мы увидим ниже, численность членов Союза вскоре вновь превысила 500 человек. Годовой бюджет Союза составлял в среднем 180 – 200 тысяч марок.

На сцене как еврейской, так и русской благотворительности того времени он был заметен для современников.

В 1924 году делегация Союза была приглашена на Имперскую конференцию помощи восточным евреям в Германии345. Лео Скларж, автор диссертации об организациях помощи восточноевропейским евреям в Германии, защищенной в 1926 году, называет Союз «значительной, хорошо финансируемой» организацией346. Ходатайства в поддержку просителей в Союз русских евреев направляли такие организации, как Благотворительный союз немецких евреев, Союз восточных евреев, Общество помощи русским гражданам в Берлине (Verein zu Untersttzung russischer Staatsangehriger in Berlin), ЦК Красного Креста (Zentralkomitee der Deutschen Vereine vom Roten Kreuz), Немецкое благотворительное общество (Deutsche Wohlfahrtsstelle), ОЗЕ, Еврейский детский дом для беженцев (Jdisches Kinder-Flchtlingsheim), Комитет помощи и правовой защиты эмигрантов и трансмигрантов (Rechtsschutz u. Hilfskomitee fr Emigranten u. Transmigranten), Союз помощи еврейским врачам в эмиграции (Hilfsverein jdischer emigrierter rzte), Центральный комитет помощи русским детям в Германии (Zentral-Komitee fr Hilfeleistung an russische Kinder in Deutschland), Еврейский студенческий союз (Der jdische Studentenverein) и др.347 В 1927 году Союз становится членом Совещательного комитета по делам беженцев при Лиге Наций (Comit consultatif pour les rfugis). Делегатом на заседания Комитета в 1927 году был избран А.А. Гольденвейзер, в 1928-м – М. Пинес348.

Несомненно, во многом подобным влиянием Союз обязан авторитету своего руководителя и его связям в мире еврейских общественных организаций. Многие видные деятели еврейской благотворительности – сопредседатель Благотворительного союза немецких евреев П. Натан, генеральный секретарь, впоследствии директор европейского отделения Джойнта Б. Кан, Дж. Симон, М. Варбург (список не исчерпывающий) – были друзьями Тейтеля. Как говорилось выше, со многими из них Тейтель познакомился и наладил сотрудничество еще до Первой мировой войны349.

Структура Союза подробно описана в его документации350. Правление Союза состояло из 24 членов, избираемых ежегодно на общем собрании. Каждый год из состава правления выбывали 8 членов (сначала по жребию, потом по старшинству вступления), причем выбывшие могли быть вновь избраны. Заседания правления проводились минимум два раза в месяц, кроме того, председатель мог созывать заседания по мере надобности. Каждый член правления имел право вносить предложения, но не позднее чем за три дня до заседания. Предложение об исключении кого-либо из состава правления могло быть внесено не менее чем тремя членами правления. Решения принимались большинством, при равенстве голосов перевес достигался голосом председателя. Для исключения кого-либо из состава Союза был необходим кворум в 12 членов и большинство в 2/3 голосов.

Из членов правления избирался президиум – председатель и трое его товарищей (заместителей). Президиум осуществлял распорядительную и исполнительную функции Союза. Председатель президиума представлял Союз русских евреев во внешних сношениях, руководил президиумом и всем делопроизводством, подписывал все исходящие от правления бумаги, имел право участвовать в заседаниях всех комиссий с правом голоса. Среди товарищей председателя один выполнял обязанности казначея, другой – счетовода и делопроизводителя.

В составе Союза насчитывалось шесть комиссий: благотворительная, финансовая, культурно-просветительская, синагогальная, ссудная и дамский кружок. Каждая комиссия сама выбирала своего председателя.

Помощь просителям (рассмотрение их документов и распределение средств) осуществляли несколько комиссий. Благотворительная комиссия, через которую проходило большинство прощений о материальной помощи, занималась также организацией благотворительных обедов, содержала пункт выдачи одежды и оплачивала прием больных в поликлинике д-ра Михаэлиса (Берлин) и посещение тяжелобольных на дому. Ссудная комиссия распределяла краткосрочные ссуды тем просителям, которые планировали устроиться на работу или открыть собственное дело и обращались к Союзу за поддержкой. Дамский кружок заведовал столовыми и дешевыми кухнями, снабжал неимущих едой и дровами или углем для отопления, собирал и раздавал белье, одежду и обувь, заботился о находившихся в больницах и ночлежках, а также проводил исследование положения обращавшихся за помощью. Дамский кружок вдобавок устраивал благотворительные балы, вечера и аукционы.

Финансовая комиссия занималась поиском средств для Союза, принимала членские взносы и пожертвования, составляла годовой бюджет.

Функции общинного строительства осуществляли культурно-просветительская и синагогальная комиссии. Культурно-просветительская комиссия ведала библиотекой, устраивала доклады, лекции (в лектории Союза выступали такие известные ученые и публицисты, как Б.Д. Бруцкус, С.М. Дубнов, Л.И. Шестов, Ю.И. Айхенвальд, С.И. Гессен, А.М. Кулишер, С.Л. Франк)351. Синагогальная комиссия организовывала общественные богослужения, занималась устройством временной молельни на праздники, приемом пасхального сбора «моэс-хитим»352, выпечкой и распространением мацы. Кроме того, действовали канцелярия и ревизионная комиссия, проверяющая отчеты353.

Деятельность СРЕвГ была во многом построена по модели деятельности Земгора: как и Земгор, Союз русских евреев был организацией аполитичной, ведущей, однако, активную социальную работу. В основе деятельности обеих организаций – благотворительная помощь (выдача пособий, содержание благотворительной столовой и поликлиники, юридические консультации и помощь адвокатов). Однако обе организации занимались также образованием мигрантов. Земгором была основана внушительная по эмигрантским масштабам школьная сеть – несколько десятков школ в разных странах; деятельность СРЕвГ в этой области значительно скромнее: поддержка студентов и организация лектория. Перспектива создания русско-еврейской школы в Берлине обсуждалась, но необходимого количества средств для этого не нашлось.

Кроме того, и Земгор, и Союз исповедовали принцип продуктивной помощи: содержали курсы немецкого и английского языков, курсы профессионального обучения, выдавали беспроцентные ссуды для желающих открыть свое маленькое дело (например, заняться розничной торговлей), создавали мастерские, где выпускники профессиональных курсов могли трудиться. В большинстве случаев эти мастерские не окупались. Показателен пример СРЕвГ: в 1927 году Союзом была оранизована фабрика женской и детской одежды. Арендную плату и оплату труда взяло на себя руководство Союза. Фабрика была совершенно нерентабельной, поэтому все члены Союза делали на фабрике заказы, чтобы поддержать ее354.

Большинство видных деятелей СРЕвГ принимали участие и в работе других русских организаций Берлина, в том числе Союза русской присяжной адвокатуры355 и Общества помощи русским гражданам в Берлине (председатель – В.С. Мандель)356. Общество помощи русским гражданам в Берлине, как и СРЕвГ, было благотворительной организацией, поддерживавшей просителей, а не своих членов (первоначально бюджеты обеих организаций формировались только из членских взносов). Структура благотворительной деятельности Общества, как и в случае СРЕвГ, копирует модель, предложенную Земгором: прежде всего это материальная поддержка просителей (пособия, приют, благотворительные обеды, юридическая помощь и выдача временных документов, раздача одежды). Правда, в отличие от Земгора и СРЕвГ, Общество не имело собственной культурной и образовательной программы.

Для многих видных деятелей русско-еврейского Берлина было характерно двойное самосознание. Они не отделяли себя ни от русского еврейства, ни от русского народа. Иногда это выглядело довольно курьезно. Так, В.С. Мандель, председатель Общества помощи русским гражданам, на Международной конференции помощи в 1924 году поприветствовал еврейские организации от лица русского народа. В 1926 году, на праздновании 10-летия Общества, Мандель заявил: «Мой долг – от имени комитета нашего Общества, а также он имени многих тысяч русских, сердечно поблагодарить Германию за все то доброе, что она сделала нашему Союзу»357. Далее речь шла о дружбе русского и немецкого народов, недавняя война между которыми – лишь недоразумение: «…как между близкими людьми случайная размолвка весьма часто приводит в конце концов к вящему укреплению прежней дружбы и любви, так и по окончании этой несчастной войны, русские и немцы почувствовали, что необходимо забыть кошмарное время и вернуться к старой дружбе»358.

В отчете о «чае для прессы», устроенном 3 мая 1927 года Союзом русских евреев, сообщалось, что В.С. Мандель от имени Общества помощи русским гражданам благодарил «дружественную организацию союза русских евреев за устройство настоящего собеседования». Мандель пожелал Союзу полного успеха в его начинаниях359.

Двойное самосознание характерно и для многих клиентов СРЕвГ. Среди прошений, адресованных Союзу, есть такие тексты: «Сегодня утром удержал высланные мне Союзом 10 мар., за что приношу последнему мою русскую искреннюю благодарность за теплую отзывчивость к своим несчастным собратьям… все же этой минимальной суммой трудно исцелить больное сердце русского страдальца…»; «…еврейские сердца русских всегда были отзывчивы у нас на родине к несчастным…»360.

В среднем в Союз обращались 5000 – 6000 человек в год. Это были в первую очередь русскоговорящие евреи, прибывшие в Германию во время или после Первой мировой войны. Большая их часть – бывшие жители небольших городов России и Украины, часть просителей происходила из Литвы, некоторые жили до эмиграции в Москве или Петербурге. Именно на них – евреев по происхождению, иудеев по вероисповеданию, жителей бывшей Российской империи – был «нацелен» Союз361. Иногда, впрочем, помощь оказывалась евреям, рожденным в Германии362, и бывшим соотечественникам, принадлежавшим к другим конфессиям363.

О языковой принадлежности подопечных Союза можно судить по поданным ими прошениям. Большая их часть написана по-русски, вторая по численности группа – немецкоязычные прошения, третья – прошения, написанные на идише. С течением времени немецкоязычных прошений становится больше – и документация Союза, ведшаяся в первые годы его существования почти исключительно на русском, частично переводится на немецкий язык. Это объясняется снижением численности русских эмигрантов (в том числе евреев) в Германии, происходившим с 1924 года, и аккультурацией эмигрантов, оставшихся в Германии.

Изначально Союз воспринимал себя как русская организация, что видно по стратегиям сбора средств: Союз обращался к русским организациям и – из частных лиц – только к русским евреям. В 1921 году Союз вошел в Союз русских общественных организаций и институций в Германии (Ausschu russischer ffentlicher Organisationen und Institutionen in Deutschland) – зонтичную структуру для русских благотворительных организаций, в правлении которой представителем его интересов был В.Д. Набоков364. Рабочим языком Союза был только русский.

Средства Союза поначалу формировались за счет членских взносов и частных пожертвований. В начале 1920-х годов размер взносов не был фиксированным, вступающие в Союз платили от 20 до 5000 марок. Кроме того, многие вступающие в члены Союза делали пожертвования, доходящие до 10 тысяч марок365.

В середине 1920-х годов личные капиталы русских евреев, вывезенные ими из России, стали заканчиваться, и для продолжения благотворительной деятельности лидерам Союза пришлось обратиться за помощью к крупным международным и германским еврейским организациям. В 1924 году ЕКО (Еврейское колонизационное общество) переводит СРЕвГ 25 тысяч франков, в 1925 и 1926 годах – по 20 тысяч франков, Благотворительный союз немецких евреев (Hilfsverein der Deutschen Juden) – 5500 марок (1925), Альянс (Alliance Isralite Universelle) – 25 тысяч франков в 1924 году, 10 тысяч франков в 1925 году и 5 тысяч франков в 1926 году366, Джойнт – 6 тысяч долларов (1925) и 7 тысяч долларов (1926)367; кроме того, Союз поддерживало Еврейское телеграфное агентство (Jewish Telegraphic Agency, London)368. Лига Наций в 1926 году переводит Союзу 2500 долларов369.

В 1928 году Союз русских евреев впервые обратился за финансовой помощью к еврейским общинам Германии (для этих целей Я.Л. Тейтель вел переговоры с общинами Лейпцига, Гамбурга, Франкфурта-на-Майне, Хемница370). В дальнейшем Тейтель регулярно совершал поездки по еврейским общинам Европы вплоть до закрытия Союза, и эти поездки становятся одним из важнейших каналов поступления средств в казну Союза.

По воспоминаниям А.А. Гольденвейзера, когда он осенью 1921 года приехал в Берлин, то взялся организовать при Союзе русских евреев отдел по оказанию бесплатной юридической помощи. «Однако Я.Л. [Тейтель] умел заставлять своих сотрудников заниматься всем тем, что он считал важным». Поэтому «само собой сложилось так», что Гольденвейзеру пришлось помогать Тейтелю и в сборах.

«В этой области он творил чудеса. В ноябре 1925 года было торжественно отпраздновано 75-летие Тейтеля, а незадолго перед тем он издал свои мемуары под заглавием “Из моей жизни. За сорок лет”. И свой юбилейный банкет, и томик мемуаров Тейтель всемерно использовал для пропаганды возглавляемой им организации. В 1926 году он съездил в Женеву и представил доклад Нансеновскому комитету и директору Международного Бюро Труда Альберу Тома. В 1927 году он отправляется для сборов в Голландию, а начиная с 1928 года Я.Л. почти непрерывно был в разъездах».

Гольденвейзер приводит список городов, в которых Тейтель делал сборы в пользу Союза русских евреев в течение десятилетия с 1925 по 1935 год, т.е. в возрасте от 75 до 85 лет:

В Германии – Берлин, Гамбург, Лейпциг (три поездки), Франкфурт, Бреслау, Мюнхен, Нюрнберг, Кельн, Дюссельдорф, Дрезден, Хемниц (три поездки).

Во Франции – Париж (почти ежегодно), Страсбург, Ницца.

В Англии – Лондон (с 1924 по 1937 гг. пять поездок).

В Голландии – Амстердам, Гаага, Роттердам.

В Бельгии – Брюссель, Антверпен.

В Швеции – Стокгольм, Гётеборг.

В Дании – Копенгаген.

В Швейцарии – Базель, Цюрих, Женева.

В Чехословакии – Прага, Брно.

В Латвии – Рига.

В Литве – Ковно371.

Автор наиболее информативной биографии Тейтеля, его если не правая рука (таковой был заместитель Тейтеля Б.С. Ширман), то левая точно, А.А. Гольденвейзер иногда сопровождал его в поездках. Так, весной 1931 года он отправился вместе с Тейтелем в Баварию. Целью поездки, что обычно для благотворительной беженской организации, было собрать средства и заручиться поддержкой местной общественности. В честь Тейтеля был устроен многолюдный банкет, на котором председатель Союза русских евреев и Гольденвейзер выступили с докладами о тяжелом положении беженцев. «В ответах на доклады, – по сообщениям прессы, – была отмечена необходимость создания специальных беженских организаций, так как органы государственной и общинной социальной помощи не приспособлены к особому характеру и особой психике беженцев. В результате банкета и был организован “Баварский комитет помощи русско-еврейским беженцам”, в состав которого вошли видные раввины, судьи и адвокаты»372.

По оценке Е. Соломинской, в 1930 году суммы, вырученные в результате сборов за границей, составили более четверти доходов Союза (26 %), примерно столько же дали членские взносы (24 %) и сборы среди немецких евреев (24 %)373.

В 1931 году структура доходов Союза выглядела следующим образом:

Членские взносы – 35.823.20 марок

Пожертвования, собранные в Берлине – 3.373.65

Сбор Моэс-Хитим – 15.057.40

Синагога – 4.386.80

Кружечный сбор – 266.84

Сбор взамен бала – 10.930.00

Субсидии заграничных организаций – 41.904.66

Сборы среди немецких евреев и за границей – 17.767.18

Субсидии от Берлинского Еврейского

Общества и Ландесфербанда – 5.750.00

Сбор в «фонд им. Я.Л. Тейтеля» – 8.885.20

Проценты по текущим счетам – 466.80

Всего: 144.601.73 марки374.

Таким образом, год спустя членские взносы и субсидии заграничных организаций составляли более половины доходной части бюджета Союза. Остальная часть была сформирована за счет различных сборов, причем сборы среди немецких евреев и за границей существенно снизились: поступившая сумма в совокупности в два раза уступала сумме членских взносов. Очевидно, на эффективность сборов повлиял никак не желавший заканчиваться экономический кризис.

В целом доход Союза выглядел для кризисного времени вполне прилично. К тому же в конце 1931 года СРЕвГ получил право продажи спиртных напитков. По сообщению газеты «Наш век», «Союзу русских евреев в Германии предоставлена для состоящего при союзе Общественного Собрания так называемая “большая концессия” на продажу всех без исключения спиртных напитков. Такое право дается эмигрантской организации впервые, и объясняется тем, что на запрос компетентного учреждения о деятельности союза берлинским полицей-президиумом был дан о союзе отзыв, как об учреждении не только безупречном, но и весьма ценном»375.

Учитывая эти обстоятельства, воззвание Союза, опубликованное 10 декабря 1931 года, в котором рисовалось тяжелое положение беженцев (что было чистой правдой), содержалась просьба о помощи и говорилось, что «вся деятельность» Союза «парализована вследствие отсутствия средств» и ему «угрожает опасность закрытия», несколько драматизировало ситуацию. Конечно, беженская нужда в условиях кризиса лишь возросла, а сборы снизились: «Маститый председатель нашего Союза Я.Л. Тейтель только что вернулся из длительной поездки по Франции, Эльзасу, Швейцарии и т.п. Он повсюду встречал сочувствие, но оказанная ему помощь – капля в море беженской нужды», – говорилось в том же воззвании, однако прекращение деятельности ввиду отсутствия средств Союзу не грозило376.

Расходы только благотворительной комиссии в этом же 1931 году составили:

Единовременных пособий – 36.061.75 марок

Ежемесячных пособий – 55.598.00 – « -

Помощь больным – 1.788.50 – « -

Всего: 93.448.25 марок377.

Многие упрекали Тейтеля в любви к рекламе.

Действительно, он до старости лет, как молодой артист-дебютант, любил газетный шум вокруг своего имени. Однако, здесь был элемент сознательного «делового» расчета. Успех его сборов и поездок был ведь почти всецело основан на его личном престиже, на «легенде», которой была окружена его личность («единственный еврей-судья в царской России» и т.д.). По поводу повторявшихся каждое пятилетие юбилейных чествований Я.Л. откровенно говорил: «мне это нужно для успеха сборов – ведь я торгую своей старостью»378.

Для «рекламы» Тейтель активно использовал вышедший в 1929 году перевод на немецкий язык его мемуаров379. Он «усердно» рассылал книгу, она стала «его главным орудием пропаганды в кругах немецких евреев»380. В 1929 году Тейтель основал комитет из видных представителей немецкого еврейства (Reichsausschu fr russisch-jdische Flchtlinghilfe), главным делом которого стал сбор средств в пользу русских евреев. Комитет рассылал воззвания о помощи беженцам по всей Германии. Председателем комитета был избран известный берлинский адвокат и один из лидеров сионистов Альфред Клее (Alfred Klee). Писатель Арнольд Цвейг, социалист и сионист, друг Зигмунда Фрейда и Лиона Фейхтвангера, автор популярнейшего в то время в Германии романа «Спор об унтере Грише» (в рус. пер. – «Трагедия унтера Гриши», 1928), произнес в одном из собраний Союза блестящую речь о проблеме беженства, изданную затем отдельной брошюрой под заглавием «Судьба беженцев» («Das Los der Geflchteten»). Впоследствии Альфред Клее погибнет в концентрационном лагере в Голландии, куда он уедет из нацистской Германии. Арнольд Цвейг, книги которого одними из первых заполыхали в кострах, разожженных студентами-нацистами, пережил его на 25 лет. Он уехал в Палестину, после окончания Второй мировой войны вернулся в Восточную Германию и стал президентом Академии искусств ГДР.

Б.Л. Гершун и А.А. Гольденвейзер дали различные, но в главном, причем независимо друг от друга, сходные объяснения успеху сборов, проводившихся Тейтелем. Гершун писал:

К фактической организационной работе он не был способен, но в нем было много инициативы и способность воодушевлять других к производительной работе. Он был совершенно незаменим в важнейшей роли – по привлечению пожертвований. Он пользовался доверием и симпатиями, и отказу, когда он появлялся за сбором денег, ему не было. Среди еврейской колонии в Германии было мало богатых людей, преобладали люди среднего достатка и люди, еле сводившие концы с концами. Тейтель стал объезжать крупные центры в Европе, и тут обнаружилась его исключительная способность получать деньги там, где всякий другой встретил бы отказ. Он не владел ни одним иностранным языком, являлся с переводчиком и, тем не менее, производил неотразимое впечатление на иностранных евреев-богачей, к которым он обращался. Престиж бывшего единственного еврея-судьи в России, безыскусственная речь, простота и естественность подхода к людям, приятная внешность бодрого крепыша-старика с милой, лукавой и привлекательной улыбкой – все содействовало успеху миссии Тейтеля. Со своих набегов на еврейских благотворителей и толстосумов в Европе он возвращался с крупными суммами, дававшими Союзу возможность широко азвивать свою помощь. Можно с уверенностью сказать, что благодаря Тейтелю, привлекавшему средства, и комитету, организовавшему помощь, Союз русских евреев был самым крупным и лучшим благотворительным делом не только Берлина и Германии, но и других центров сосредоточения еврейской эмиграции381.

По словам Гольденвейзера,

успех этих фантастических поездок связан еще с одним талантом, которым обладал Тейтель, – с его уменьем легко и быстро заводить знакомства и затем уже никогда не терять из виду людей, с которыми он хоть раз встретился. Единственные записи, которые Я.Л. вел аккуратно и которым придавал большое значение, были записи адресов. Его адресные книги, где тысячи имен были распределены по странам и городам, тщательно сохранялись и часто переписывались очередными секретаршами. Куда бы судьба ни занесла Якова Львовича, он везде встречал старых друзей. Притом не было человека, хотя бы мельком встреченного им 40 или 50 лет назад, о котором он при новой встрече не вспомнил бы всех подробностей: где и когда виделись, что друг другу сказали, в какое платье была одета жена и т.д. Немудрено, что эти люди тотчас же превращались в его друзей и сотрудников. Так во всех городах, куда он совершал свои налеты, Тейтель умел с молниеносной быстротой создавать группы людей, душевно ему преданных и готовых работать для его целей382.

Средства Союзу давали, конечно, не только личные вояжи Тейтеля. Упоминавшийся выше «чай для прессы» служил достаточно распространенной формой привлечения внимания общественности и потенциальных финансовых доноров к проблемам евреев-беженцев. Так, 3 мая 1927 года в берлинской гостинице «Эден» на «чай», устроенный СРЕвГ, собрались свыше 100 представителей прессы и общественных организаций, включая уполномоченного Лиги Наций по делам беженцев, генерального консула Шлезингера, директора представительства Джойнта д-ра Бернарда Кана, директора HIAS383 д-ра Бернштейна, представителей берлинской еврейской общины и главных беженских организаций, корреспондентов русских, немецких, еврейских и иностранных газет.

После речи Тейтеля, призвавшего оказывать Союзу содействие в его работе, с докладом на немецком языке выступил Гольденвейзер. Рассказав о деятельности Союза, он заключил:

С 500-ми членов и с годовым бюджетом в 132.000 марок, союз вероятно является крупнейшей из всех беженских организаций. За семь лет выданы пособия десяткам тысяч беженцев. В картотеке просителей отразилась судьба беженства – неисчислимы случаи обнищания и почти отсутствуют случаи обратного подъема. Деятельность союза выходит за пределы благотворительной. Выдаются ссуды ремесленникам и мелким торговцам на обзаведение. На курсах союза беженцы обучаются шитью, массажу, стенографии, языкам. Оказывается бесплатная врачебная и юридическая помощь. Однако во всех отраслях союз удовлетворяет лишь ничтожный процент существующей нужды. Вопрос о судьбе беженцев с каждым годом становится все острее. Он заслуживает внимания самых широких кругов384.

В 1927 году Союз русских евреев и в самом деле был, вероятно, крупнейшей из российских эмигрантских организаций в Берлине. К тому времени численность российских беженцев в этом мегаполисе заметно сократилась, составив на 1 января 1927 года 15 500 человек. Русские эмигранты составляли третью по численности группу иностранцев в Берлине, уступая австрийцам (32 000) и полякам (21 500), но опережая чехов (15 000)385. Численность еврейской части российской колонии сократилась, очевидно, в существенно меньшей пропорции. Так, если в 1920 году в Союз русских евреев входили 685 человек, то на 1 января 1930 года членов Союза, регулярно плативших членские взносы, насчитывалось 525 человек, на 1 января 1931 года – 510 человек, на 1 января 1932 года – 548 человек386.

Жизнь русско-еврейского Берлина как будто била ключом. Вот, наудачу, несколько событий середины – второй половины ноября 1927 года. 14 ноября доклад Б.Д. Бруцкуса «Еврейское местечко при советской власти», 19 ноября в отеле «Кайзергоф» – традиционный бал Союза еврейских студенческих организаций в Германии. «В программе принимают участие лучшие художественные силы», – говорилось в объявлении о бале. В тот же день в клубе имени Шолом-Алейхема С.Л. Рафалович читал доклад на тему: «Перспективы южноамериканского еврейства». 30 ноября в «Кайзергофе» пресс-конференция деятелей ОРТ, в тот же день – концерт в пользу Общества помощи евреев-врачей эмигрантов387.

Обратимся теперь от благотворителей к их подопечным.

Образовательный уровень просителей был весьма различен. Среди них заметную часть, видимо, составляла интеллигенция, люди с высшим образованием или студенты. Однако их долю среди всех подопечных Союза по прошениям оценить достаточно трудно: в этом отношении прошения представляют не слишком репрезентативную выборку. Насколько можно судить, прошения от людей, обладавших низким уровнем грамотности, заполнялись секретарем в бюро Союза, и большая их часть не сохранилась. Руководство Союза старалось представить своих клиентов определенным образом: это русскоязычные евреи, получившие хорошее образование, носители русской культуры, в прошлом состоятельные, обедневшие в эмиграции и стыдящиеся обратиться за помощью.

Наиболее красноречиво свидетельствует об этом фрагмент выступления Я.Л. Тейтеля в 1928 году:

Эти люди, жившие прежде в полном довольстве, иногда предпочитают теперь умереть с голоду, чем обращаться за помощью к городским или еврейским благотворительным организациям. Лишенные права работать и потому не имеющие никаких источников дохода, они, в большинстве случаев, даже от собственного своего Союза не хотят принимать какой-либо поддержки… Всюду, во всем мире переживаем мы теперь печальное явление – следствие войны и годов инфляции: старые, почетные, культурные поколения принуждены уступать место тупым, неразвитым духовно выскочкам. Мы, евреи, никогда не поклонялись деньгам, мы всегда презирали всяких «парвэню», необразованных «богатеев»… Тем более надлежит нам охранять от падения те еврейские слои, которые олицетворяют собой «фин флер» европейской культуры388.

Приглашенный на «чай для прессы» в 1929 году Арнольд Цвейг в своей речи подчеркивает элитарность СРЕвГ: его клиентов он описывает как «15 000 интеллектуалов, писателей, профессоров, врачей, адвокатов, ученых разных направлений, торговцев, инженеров и т.д.»389 Отметим, что торговцы помещены в конце списка, состоящего из названий интеллектуальных профессий. На праздновании 80-летия Тейтеля, совпавшем с 10-летием СРЕвГ, главный юбиляр, отвечая на поздравительные речи, сказал: «Меня прозвали “королем шнорреров390”, и я с удовлетворением принял это звание. Но мое королевство, увы! Чудовищно разрастается и, к моей горькой скорби, среди моих подданных я вижу тысячи лучших представителей былой русской интеллигенции с их семьями и детьми»391.

Знакомство с прошениями, адресованными в финансовую комиссию Союза, показывает, что сконструированный руководством Союза образ довольно далек от действительности. Тема былого благосостояния и стыда жить впроголодь и обращаться за помощью действительно присутствует в прошениях: «Я сын Петербургского Потомственного почетного гражданина и купца 1-й Гильдии Виктора Мойсеевича Йосселе, который был в течение 20 лет общественным деятелем и делал много пожертвований. В настоящее время я очутился в безвыходном положении благодаря своей продолжительной болезни и не имею даже комнаты»; «Пребываю в Берлине свыше 3-х лет с женой и двумя взрослыми детьми… Работал здесь как Courtier т.е. посредником по продаже драгоценных вещей, пользовался всеобщим доверием, жил прилично, не нуждаясь в ничьей помощи. С середины 1923 г. эта отрасль совершенно замерла за отсутствием продавцов (частных лиц, продававших свои драгоценности), и с того момента я стал все меньше и меньше зарабатывать, хотя мог еще держаться в надежде на скорое улучшение положения. Мои надежды, к сожалению, не оправдались, и даже наоборот, с 1-го дек. 1923, с началом стабилизации Марки дела вообще настолько затихли, что с того момента по сегодняшний день я не мог даже заработать на нашу повседневную жизнь, и приходится жить с семьей впроголодь и большими лишениями»392.

Одна просительница обращается лично к Тейтелю: она боится перспективы жить в нищете или стать нахлебницей и просит об анонимной помощи:

Тяжелые мысли моего отца (о том, что лишние люди не должны жить) вызывают и во мне меланхолию и подрывают во мне веру и бодрость духа. Много способствует этому мое безделие. Обостренность моего положения дошла до пароксизма (sic). После утреннего разговора с моим отцом, после того, как он мне открыл все карты, я побежала снова во все банки, гимназии, к нотариусам – спрашивать повсюду работы, переводов, уроков, но повсюду я получала ответ, что кризис большой, что штат хотят уменьшить, и т.п. … Еще я Вам хотела сказать, дорогой Яков Львович, что мои два письма к Вам являются исповедью, которую делают только духовному отцу… Я прошу, чтобы о моих просьбах к Вам не знал никто из наших общих знакомых393.

Однако прошений, в которых рассказываются подобные истории, немного: в основном пишут люди, которые бедствовали и на родине. Кроме того, среди авторов прошений есть студенты, врачи, сотрудники лабораторий, но они не составляют большинства, а известных интеллектуалов среди просителей очень мало. Сам же Союз, видимо, расценивал помощь именно таким просителям как одно из приоритетных направлений своей деятельности: в составе Союза существовала специальная комиссия, занимавшаяся поддержкой студентов, выдавались ссуды на получение образования и сдачу экзаменов, кроме того, Союз подчеркивал, что оказывает помощь русско-еврейским интеллектуалам, оказавшимся в Берлине. В отчете Союза за 1928 год, опубликованном на немецком языке, читаем:

Тяжелее всего положение интеллектуалов, которые особенно страдают от безработицы. Многие известные русские врачи, адвокаты, профессора и писатели не в состоянии прокормить себя и свои семьи. Наш союз считает своим особым долгом помогать этим кругам394.

Прежде всего речь шла о материальной поддержке этих интеллектуалов и их семей: в «Разъяснении и дополнении» к меморандуму о деятельности Союза за 1920 – 1925 годы указано, что «союз выдает лицам ежемесячные пособия и поддерживает семей (sic) из интеллигенции»395. Именно для такой поддержки в 1924 году Союзом была получена субвенция от Джойнта396.

Кроме того, оказывалась и помощь в работе по специальности. Среди удовлетворенных прошений встречаем, например, такое: «Ввиду того, что я начал практику в г. Берлине (Schlterstrae, 21) и нуждаюсь в микроскопе для необходимых медицинских исследований, разрешаю себе обратиться с покорнейшей просьбой к Союзу о выдаче мне суммы денег в размере двухсот марок (200 м.) в качестве задатка при покупке микроскопа, стоящего приблизительно от 500 до 600 марок, сумму которую я буду выплачивать фирме ежемесячно постепенными взносами»397.

Удовлетворялись также прошения музыкантов о пособиях на приобретение инструментов и даже прошения о помощи в проведении творческих вечеров. Студентам оплачивалось обучение в университетах и на курсах. Непосредственно при Союзе был организован ряд кружков (по английскому и немецкому языкам, стенографии, вождению, кройке и шитью, косметологии). Обучение в этих кружках полностью оплачивалось Союзом, и среди обоснований необходимости обучения встречаются довольно неожиданные. Так, одному из слушателей, корреспонденту американской газеты, издаваемой на идише, обучение на курсах было необходимо, поскольку газета «заключает в себе много англицизмов, требующих знания английского языка»398. Другой слушательнице, ассистенту кафедры физиологии Берлинского университета, английский был нужен для чтения литературы по бактериологии399.

Авторы большинства прошений рассчитывали получить от Союза помощь в удовлетворении самых элементарных потребностей. В большинстве обращений содержится просьба о предоставлении пособий, способных покрыть прожиточный минимум, в который входят траты на питание, на отопление, на одежду (в нескольких прошениях сообщается, что у заявителя имеется только одна смена одежды или нет верхнего платья, и он не может заняться поиском работы именно по этой причине400). Часто просят деньги на лечение (многие из клиентов Союза были физически истощены от недоедания и тяжелых жизненных условий, многим требовалась срочная медицинская помощь) и оплату съемного жилья, не менее часто – на выкуп имущества, взятого собственниками жилья в залог из-за неуплаты.

Иногда авторы прошений – люди, находящиеся в совершенно отчаянном положении: «… не видя другого исхода, как бы выкарабкаться из своего крайне-крайне тяжелого положения, я принял веронала (яда), но смерть не приходит. Нашли в беспомощном состоянии и привезли в больницу “Charit”»401.

Для того чтобы дать представление о масштабах помощи, оказывавшейся Союзом, приведем выразительные данные. Вторая опись в фонде СРЕвГ в Государственном архиве Российской Федерации включает 51 дело на 15 781 листе за 1922 – 1930 годы. Дела содержат только расписки лиц, получивших пособие.

Союз занимался приисканием работы просителям. Во многих обращениях содержатся просьбы о предоставлении работы или ссуд для небольших индивидуальных предприятий (для занятий уличной торговлей, открытия маленьких мастерских и т.п.) или об оплате проезда до места службы.

Частым предметом просьб подопечных являлась оплата дороги. Союз поощрял и трудовую эмиграцию, оплачивая визы и билеты/шифскарты402 для отъезда на работу в Западной Европе (преимущественно во Франции), Америке или Палестине, и репатриацию (достаточно многочисленны прошения об оплате билета для возвращения в Россию). Стимулированию трудовой эмиграции служила и организация курсов английского языка. Интересен в этом отношении отчет преподавателя этих курсов. Он поясняет, зачем его ученики занимаются языком: «В Германии перспектив нет, работы нет, поэтому даже высокообразованные люди стремятся в английские колонии: Азию, Африку, Южную Америку»403.

Интересно, что председатель и главный «добытчик» средств для Союза нередко вносил дезорганизацию в его деятельность. По свидетельству Б.Л. Гершуна, «[Б.С.] Ширман и другие члены Комитета мне иногда жаловались на то, что Тейтель совершенно не считался ни с уставом, ни с установленными комитетом планами помощи, и оказывал помощь там, где в ней надо было отказать, и в порядке, нарушавшем план, намеченный комитетом. Тейтель любил творить добро, и не умел и не хотел отказывать, и комитету и, гл[авным] обр[азом], казначею приходилось мириться с действиями этого enfant terrible Союза»404. Это было очень «по-тейтелевски».

Союз занимался юридической защитой русских евреев, многие из которых были бесподданными, а значит, не имели возможности обратиться за защитой своих интересов в консульство своей страны и подлежали высылке из Германии и прочим наказаниям в первую очередь. Союз хлопотал для них о выдаче и продлении паспортов получении видов на жительство и прав на трудоустройство. А.А. Гольденвейзер писал в 1928 году о юридической политике Союза:

Цель, которую преследует Союз, – это положить конец бесправию беженцев. Он добивается для них: права свободного передвижения как в Германии, так и за границей, права работы по своим специальностям, социального обеспечения и охраны их правосудием. Бедственное положение беженцев является социальной проблемой, разрешение которой должно идти не только путем филантропии, но и главным образом путем хозяйственной ассимиляции. Необходимо изменение правовой ситуации беженцев, которое возможно достичь исключительно при интернациональном соглашении405.

Юридическая помощь состояла также в бесплатном консультировании беженцев. Ведение дел на безвозмездной основе вряд ли было возможно в сколько-нибудь серьезных масштабах, учитывая неизбежные затраты как материальные, так и временные. В нашем распоряжении имеется статистика обращений в юридический отдел Союза русских евреев за 1931 год по отдельным категориям дел. Они распределялись следующим образом: гражданские дела – 178, паспортные и административные – 107, налоговые – 23, уголовные – 9. Всего 317 дел406.

Приходилось иногда, особенно учитывая материальные проблемы большинства обращавшихся, прибегать к нетрадиционным способам улаживания их дел. Так, однажды к Гольденвейзеру в Союз русских евреев пришла женщина-врач А.Э. Катель, жившая раздельно с мужем – И.Я. Кателем. Она воспитывала их общих детей девяти и двенадцати лет. С некоторых пор муж перестал присылать ей деньги на жизнь. У покинутой жены не было денег на подачу иска, к тому же бывший муж жил в Париже. Тогда Гольденвейзер написал личное письмо известному адвокату М.Л. Гольдштейну, однако обращался к нему не как к юристу, а как к «одному из руководителей парижского Общества помощи русским евреям». Гольденвейзер просил Гольдштейна убедить Кателя выплачивать хотя бы самую необходимую сумму на содержание детей. Если же тот все-таки откажется, то сообщить ему условия подачи судебного иска во Франции. Видимо, дело удалось уладить полюбовно, во всяком случае, подобный иск среди дел, которые вел Гольденвейзер, не значится407.

Союз заботился не только о материальной, но и о духовной пище своих подопечных. Еврейские праздники входили в обязательный «календарь» Союза (особенной популярностью пользовались Песах [Пасха] и Ханука), причем праздники отмечались не только в его клубе «Ахдут» (единство), которым организация располагала до 1924 года, но иногда в отелях, в том числе в роскошном «Адлоне». Это вовсе не было проматыванием общественных денег: торжества неизменно сопровождались сборами, и касса Союза скорее пополнялась, нежели худела. В клубе Союза устраивались семейные и музыкальные вечера, концерты и т.п.408

Культурно-просветительская комиссия Союза русских евреев в Германии устраивала доклады, на которых могли присутствовать все желающие409. Для этого нанимался большой зал, сначала – «Ложенгауз» (Logenhaus) на Kleiststrae, 10 (в южной части центра Берлина), позже чтения проходили в предоставленном еврейской общиной лекционном зале берлинской синагоги и в «Гутман-зале». Обычно на этих мероприятиях председательствовал глава Союза Я.Л. Тейтель. Тематика лекций отражала проблемы, волновавшие русских евреев, да и эмиграцию в целом. Среди докладчиков были не обязательно евреи, и проблематика не всегда носила «еврейский» характер. К сожалению, тексты подавляющего большинства докладов не сохранились, если не были опубликованы впоследствии авторами в виде статей410.

В июне и ноябре 1921 года были прочитаны три доклада по жгучим для русско-еврейской эмиграции в Берлине вопросам: Я.Л. Тейтеля – о бедственном положении евреев в России и В.С. Манделя и О.О. Грузенберга – о возможности привлечь к ответственности виновников погромов времен революции и Гражданской войны.

Начиная с 1922 года деятельность культурно-просветительской комиссии приобретает более систематический характер. Так, в разные годы были проведены циклы лекций «Философы-евреи», «Современные еврейские писатели», «Тенденции в немецком еврействе за последние 150 лет» и другие. Проводились циклы лекций об истории евреев в древности и Средние века, включавшие, к примеру, такие лекции, как «Царь Давид», «Библейское предание и современная наука», «О библейской критике» «Судьбы хазарско-иудейского государства», «Ересь жидовствующих». Читались лекции об истории литературы на идише, проводились вечера, посвященные творчеству Шолом-Алейхема, Шолома Аша.

Однако проблематика докладов не ограничивалась исключительно еврейскими сюжетами и темами, так же как лекторы не обязательно были евреями. Были прочитаны лекции, посвященные русским писателям и философам – Л.Н. Толстому, Ф.М. Достоевскому, В.Г. Короленко, В.С. Соловьеву, В.В. Розанову.

Важное место в программе докладов занимали потенциальные направления эмиграции: Палестина (в 1922 – 1923 годах Союз организовал несколько докладов о ее современном экономическом и юридическом положении и перспективах, были показаны два документальных фильма о Палестине, выступали известные сионисты), Северная и Южная Америка.

Разумеется, обсуждалось положение в Советской России и перспективы падения советской власти. Евреи-эмигранты, по меньшей мере в 1920-е годы, были уверены, что это произойдет в обозримом будущем. В этом они ничем не отличались от большинства российских изгнанников. Характерно название доклада, прочитанного в мае 1925 года: «Евреи и падение советской власти». Речь шла о перспективах еврейства после предполагаемого конца большевистского владычества. В том, что падение не за горами, никто особенно не сомневался. Шесть лет спустя тема все еще казалась актуальной: теперь конец советской власти связывали с насильственной коллективизацией и индустриализацией, которые, казалось, приведут к неизбежному взрыву. В июне 1931 года И.М. Бикерман выступил с докладом «Пятилетний план как гробокопатель советской власти». Однако, как вскоре выяснилось, хоронить ее он поторопился.

Доклады были ориентированы на весьма широкую публику и носили популярный характер. В 1927 году А.А. Гольденвейзер, член культурно-просветительской комиссии, писал автору доклада о Розанове: «Очень прошу Вас принять во внимание неподготовленность нашей аудитории и, по возможности, избегать малодоступных философских терминов»411.

В качестве резюме деятельности Союза русских евреев в Германии приведем выдержку из выступления Л.М. Брамсона, одного из руководителей ОРТ, на банкете, посвященном 80-летию Тейтеля и 10-летию Союза:

Таится какое-то коренное противоречие и в судьбе второго юбиляра, тесно связанного с Я.Л., – «Союза русских евреев». Только 10 лет этому второму юбиляру, – и на первый взгляд срок как будто небольшой: молодым безусым Вениамином412 представляется Союз в сравнении с другими еврейскими организациями в Берлине, насчитывающими много, много больше лет. Но, невзирая на свои молодые годы, «Союзу» пришлось, словно «вундеркинду», в действительности проделать так много, чего не успевали другие, спокон веков существующие в Берлине учреждения. За какие-нибудь 10 лет Союз, ведомый Яковом Львовичем и группой общественных деятелей, с ним сроднившихся, поддержал «в минуты жизни трудные» тысячи одиноких, обездоленных беженцев; хлопотал об их праве на жительство, чутко откликался на их нужды в повседневной жизни, заботился о профессиональной подготовке подрастающего поколения, искал для него света и простора, старался скрасить досуги этих людей, обреченных на долгую разлуку с далекой Россией413.

Брамсон приводит и упреки, которые слышались в адрес Союза: «…что нет ситематической выдержки в развитии работы “Союза русских евреев”, что деятельность его разбросана и преимущественно направлена на скорую, преходящую помощь». Однако приходит к выводу, что в тех исторических обстоятельствах, в которых СРЕвГ начал свою деятельность, именно такая паллиативная помощь (денежные субсидии, медицинская помощь, содействие в трансмиграции) была наиболее нужной и исторически обусловленной414.

Конец деятельности Союза русских евреев в Германии, как и конец истории многих других еврейских организаций Берлина, связан с приходом к власти нацистов. В Политическом архиве Министерства иностранных дел Германии сохранилась переписка о его закрытии. Руки до Союза у гестапо дошли через два с половиной года после установления гитлеровской диктатуры. 1 августа 1935 года гестапо направило в Министерство иностранных дел запрос следующего содержания:

Союз русских евреев в Германии основан после окончания Мировой войны, зарегистрирован в реестре организаций 4.5.1920. Союз провозгласил своей целью создание системы взаимопомощи евреев, бежавших из России. Помимо благотворительной деятельности, Союз организует лекции и другие общественные мероприятия. Члены Союза пользуются русским языком. Протоколы собраний Союза составляются также на русском языке.

Большинство членов Союза были лишены русского гражданства еще до смены власти. Некоторые из них стали бесподданными, другие приняли гражданство других государств, большинство – Литвы. Председатель Союза – бесподданный, статский советник в отставке Яков Тейтель (Берлин).

Контроль за деятельностью Союза представляется трудным из-за использования Союзом русского языка. Антигосударственный характер деятельности до сих пор не подтвержден. Однако деятельность евреев в Германии в целом заставляет видеть в Союзе источник вредоносной пропаганды, подпитываемый благодаря нелегальным связям с враждебными кругами в России, Литве или Латвии.

В свете вышесказанного я предлагаю распустить Союз, учитывая, что в его дальнейшем существовании нет необходимости, а использование слова «русский» в названии организации, при том что многие ее члены лишились русского гражданства, может ввести читателя в заблуждение, а потому недопустимо.

Учитывая иностранное происхождение членов Союза и их вероятные связи с восточными странами, я прошу Вас высказать свою точку зрения относительно роспуска Союза415.

Подпись под запросом неразборчива.

Через две недели, 15 августа 1935 года, референт МИД ландрат фон Типпелькирх сообщил гестапо, что «против предложения о роспуске Союза русских евреев в Германии (зарегистрированной организации) МИД не имеет возражений»416.

За 15 лет своей легальной деятельности Союз помог многим русским евреям адаптироваться к новым условиям или уехать на Запад. Клиентура Союза не была постоянной, она быстро и многократно обновлялась; община с четкой структурой и единой культурой не успела сложиться за время существования Союза. Да и вряд ли могла сложиться, учитывая жизнь многих русских евреев в Берлине «на чемоданах» и условия мегаполиса, определившие тенденцию к индивидуализму, нежели к коллективизму. Это была тенденция, характерная не только для эмигрантской среды. «Официальная», точнее, легальная история Союза русских евреев в Германии закончилась в сентябре 1935 года. Однако далеко не все русские евреи сумели уехать из нацистской Германии. Многие из них еще острее нуждались в поддержке. И деятельность Союза не прекратилась. Она возобновилась под другим названием, в других формах, но с такой же настойчивостью и энтузиазмом. И продолжалась, как мы увидим в дальнейшем, вплоть до середины 1941 года.

Глава 4

ЮРИСТЫ МОИСЕЕВА ЗАКОНА

Союз русской присяжной адвокатуры в Германии был организацией профессиональной, а не национальной. И если мы посвящаем специальную главу этому объединению в книге о русско-еврейском Берлине, то дело не только в том, что подавляющее большинство членов Союза (временами около 4/5)417 были евреями по происхождению (а большинство из них и по вероисповеданию, хотя последнее для значительной части членов Союза не слишком много значило). В деятельности Союза, а в особенности в судьбах подавляющего большинства его членов, возможно, в наибольшей степени выразился дух «русского еврейства», этих «русских Моисеева закона», бежавших из России потому, что они были русскими юристами, а из Германии (если успели) – потому, что они были евреями. Многие члены Союза русской присяжной адвокатуры входили также в другие общественные и политические организации русского Берлина, в том числе в еврейские.

Столь высокая доля евреев среди юристов-эмигрантов, причем именно адвокатов, неудивительна. Евреи играли весьма заметную роль в русской адвокатуре. В 1888 году по Петербургскому судебному округу они составляли 21 % всех присяжных поверенных и 39 % помощников присяжных поверенных418. Среди «звезд» русской адвокатуры были А.Я. Пассовер, Г.Б. Слиозберг, М.М. Винавер, О.О. Грузенберг (Петербург), А.С. Гольденвейзер (Киев)419. Однако с конца 1880-х годов правительство, в полном согласии и в известной степени по инициативе некоторой части их христианских коллег по адвокатскому цеху, начало принимать меры по ограничению доступа евреев в адвокатуру. В 1889 году император Александр III утвердил доклад министра юстиции Н.А. Манасеина, согласно которому допуск в адвокатуру лиц нехристианских исповеданий производился только с разрешения министра юстиции по представлению советов присяжных поверенных. На практике это означало, что евреи будут приниматься в адвокатуру в виде исключения. Так, знаменитые юристы Винавер и Грузенберг, фактически выполняя работу адвокатов, числились в помощниках присяжных поверенных пятнадцать и шестнадцать лет соответственно. В 1915 году была введена процентная норма для приема евреев в состав присяжных поверенных – 15 % для округов варшавской, виленской и одесской судебных палат, 10 % для округов петроградской и киевской палат и 5 % для прочих судебных округов420.

Однако же эти ограничения, принятые за два года до Февральской революции, снявшей для евреев всякие ограничения, не успели существенно повлиять на численность евреев в составе русской присяжной адвокатуры. Высокая доля евреев-юристов среди адвокатов объяснялась также тем, что служить по судебному ведомству им не дозволялось. После прихода к власти большевиков, ликвидировавших «нормальную» юриспруденцию и судопроизводство, многие адвокаты, в том числе евреи, предпочли эмигрировать. У них были не только «классовые» (юристы все-таки очень неплохо зарабатывали и были явно «чуждыми элементами» для «рабоче-крестьянской власти», что в эпоху красного террора было небезопасно), но и профессиональные расхождения с советской властью. К тому же многие из них были членами враждебных большевикам партий, от вполне «буржуазных» кадетов до народных социалистов.

Высокая доля евреев в Союзе русской присяжной адвокатуры объясняется отчасти тем, что евреи-юристы в эмиграции предпочитали обосновываться в Германии, где испытывали меньшие языковые проблемы. Согласно опросным листам, заполненным членами Союза в апреле – мае 1925 года, большинство российских адвокатов владели в той или иной степени немецким языком, а многие и другими языками, преимущественно французским. Так, А.А. Гольденвейзер написал в анкете, что владеет немецким, французским и английским языками. Отвечая на вопрос, какими познаниями, кроме своей специальности, он обладает и какой иной деятельностью, кроме адвокатской, он мог бы заняться, Гольденвейзер указал: «теоретическими по государственному праву, преподаванием, переводами, секретарством»421.

Характерно, что практически никто из заполнивших опросные листы не хотел бы перебраться в другую страну. Исключением оказался В.Л. Горн, не владевший никакими иностранными языками. Он написал: «Куда угодно поехал бы, если б оказалась подходящая работа»422.

Инициаторами создания Союза русских присяжных поверенных в Германии были Б.Л. Гершун, И.В. Гессен, И.М. Рабинович и М.Д. Ратнер. 21 июня 1920 года состоялось учредительное собрание Союза, в котором приняли участие 29 человек. 19 июля адвокаты утвердили устав, и с тех пор Союз начал существовать де-факто. В состав Союза русской присяжной адвокатуры (так впоследствии стал именоваться Союз) принимались только те, кто мог представить подтверждение своей работы в качестве присяжного поверенного в дореволюционной России. 19 декабря 1920 года устав Союза был официально зарегистрирован судом423. Основной задачей Союза было обеспечение взаимной поддержки и защиты интересов находившихся в Германии членов русской присяжной адвокатуры, а также оказание бесплатной юридической помощи неимущим эмигрантам и посильной защиты их прав.

На 1 ноября 1921 года в Союз входило 67 членов, в 1922 – 139, 1923 – 186, 1924 – 129, 1925 – 136, 1926 – 97, 1927 – 101, 1928 – 86, 1929 – 86, 1930 – 76. В правление Союза первоначально входило пять человек, по решению от 28 сентября 1922 года их число было увеличено до семи424.

Первым председателем правления Союза был избран Исаак Моисеевич Рабинович (1859 – 1929), присяжный поверенный при Петербургской судебной палате. В России он был известен прежде всего как автор фундаментальных трудов по железнодорожному праву425. В эмиграции с присущей ему основательностью подготовил и издал юридический справочник «Русские в Германии»426. В справочнике разъяснялись различные аспекты германского законодательства об иностранцах, хитросплетения германских, старых российских и новых советских законов, прямо или косвенно оказывавших воздействие на юридический статус и повседневную жизнь русских беженцев. Приведем для примера краткое содержание некоторых разделов. В разделе IV речь шла о паспортах и визах и разъяснялись такие вопросы, как действующие правила о паспортах и визах, разрешение на пребывание в Германии и «последствия проезда через границу без законной визы»427.

Особый интерес представляют разделы о гражданских законах и о законах и правилах, регулирующих наем жилых помещений. В разделе о гражданских законах рассматривались следующие вопросы:

В каких случаях к русским в Германии применяются не германские, а русские законы. Применение советских «декретов». Дееспособность. Безвестное отсутствие. Вексельная правоспособность. Форма акта. Форма векселя. Форма чека. Содержание и сила акта. Ответственность за убытки. Давность. Брак. Имущественные отношения супругов. Развод. Отношения между родителями и детьми. Незаконнорожденные. Узаконение и усыновление. Наследство. Неприменимость русских законов, противоречащих «добрым нравам» и правовым принципам германского законодательства. Советские «декреты»428.

Возможно, наиболее актуальным для беженцев был квартирный вопрос, о котором мы говорили в первой главе настоящего исследования. В справочнике Рабиновича русские эмигранты могли найти ответы на вопросы о германских законах, регулирующих наем жилого помещения, а также об обычаях, нравах, материальной ответственности и принятой в Германии терминологии:

Законы и правила о найме помещения (квартир, комнат и пр.) в Германии. Объявления. Посредничество. Порядок найма. Жилищные комиссии. Гостиницы и пансионы. Наем без согласия комиссии. Иностранцы и иногородние. Прописка паспортов. Максимальные таксы для наемной платы. Расходы по центральному отоплению. Меблированные квартиры. Время уплаты за квартиру. Kndigung429. Права хозяина на арест вещей съезжающего квартиранта. Передача квартиры. Негодная квартира. Надзор за вещами в гостиницах430.

Уже простой перечень тем, рассматривавшихся в справочнике, показывает, сколь сложна была жизнь на чужбине беженца, зачастую не владевшего (или плохо владевшего) немецким языком и, разумеется, совершенно не разбиравшегося в немецких законах и неспособного приноровиться к немецким обычаям. А ведь это было еще не все – какую «головную боль» доставляли дела о разводах: ведь многие семьи разрушила революция и Гражданская война, многие просто потеряли друг друга без всякой надежды найти. Возникали новые отношения, складывались семьи, рождались дети. А «узаконить» сложившееся положение вещей бывало чрезвычайно трудно.

Учитывая изложенное выше, очевидно, что услуги российских адвокатов должны были быть востребованы русскими беженцами. Проблема, однако, заключалась, во-первых, в том, что далеко не все эмигранты были в состоянии оплатить услуги юриста, во-вторых, не все адвокаты в достаточной степени владели немецким языком, знали германские законы и были способны вести дела на том же профессиональном уровне, что в России. Кроме того, немецкие адвокаты встретили своих российских коллег как конкурентов, без восторга, и не были готовы принять их в свою гильдию. Работать русские адвокаты могли, но, к примеру, не имели права писать в объявлениях слово «адвокат», поскольку титулом Rechtsanwalt (адвокат) мог именоваться только немецкий адвокат. Однажды немецкий юрист подал в суд на русского коллегу за то, что тот в письме к нему употребил обращение «Herr Kollege» (коллега), тем самым уравняв себя с ним, и подписался с титулом «Doktor»431.

В 1922 году в правлении Союза русской присяжной адвокатуры велись дискуссии об особенностях деятельности в изгнании. Один из обсуждаемых вопросов касался профессиональной этики: можно ли рекламировать свою деятельность (давать объявления в газетах, вывешивать вывески – иными словами, размещать где бы то ни было рекламный материал, который мог бы привлечь незнакомых клиентов). В среде дореволюционной присяжной адвокатуры этого не разрешалось:

Запрещение публикаций, вывесок и т.п. исходило из того правильного соображения, что практика адвоката должна слагаться путем постепенного расширения круга его клиентуры, убеждающейся в его деловитости, знаниях и честности, а не путем публичного оповещения в газетах, могущего в этих условиях носить характер зазывания клиентов, не соответствующего при нормальных условиях жизни достоинству адвоката, в распоряжении которого находятся все возможности работы и создания практики432.

В эмиграции юристы оказались в иных условиях работы: они потеряли привычную клиентуру и заработок; кроме того, публикация рекламы адвокатских услуг могла бы быть полезной для потенциальных клиентов за отсутствием «списка адвокатов, доступного всем и каждому, как то было в России». Однако публикация рекламы все равно была запрещена. Причиной были взаимоотношения между русскими и немецкими юристами: «…запрет актуален для немецких адвокатов, так что русские адвокаты могут не давать публикаций из уважения к стране, оказавшей им гостеприимство». Было разрешено указывать лишь свое имя, при этом «недопустимы… публикации, носящие зазывной или рекламный характер, указывающие на успешность ведения дел, ссылки на прежде занимаемые должности и вообще выходящие за пределы простого оповещения об адресе и занятии адвокатской практикой»433.

В «организации трудовой помощи», т.е. трудоустройстве юристов-эмигрантов, особых успехов Союз не достиг. Если работу и находили, то, как правило, помимо Союза. Клиентами русских адвокатов становились старые знакомые, выбравшиеся из России, причем нередко с капиталами или какой-то их частью, и русские компании, вообновившие свою деятельность за границей или пытавшиеся отсудить свои средства у зарубежных партнеров. Обзаводились они и новыми клиентами, принадлежавшими к деловой и финансовой элите эмиграции. Юристы, в частности, занимались управлением имуществом, в том числе недвижимостью. В общем, постепенно складывалась клиентура, появлялись заработки, позволявшие вести вполне достойную жизнь, хотя для некоторых крупных и успешных адвокатов несопоставимую с российской. Преуспевали юристы со сложившейся в России репутацией – разумеется, при условии свободного владения немецким языком и должной ориентации в германском законодательстве и судебной практике. Наблюдалось и другое явление: сравнительно молодые адвокаты, не успевшие громко заявить о себе в России, в силу профессиональной подготовки (например, обучения в свое время в германских университетах), знания языка быстро выдвигались в первые ряды. Наиболее ярким примером такого «выдвиженца» был А.А. Гольденвейзер.

Члены Союза понимали, что подавляющее большинство эмигрантов не может себе позволить оплату услуг адвоката. При Союзе была создана юридическая консультация, занимавшаяся по сути благотворительностью:

Состав клиентов и категории приносимых ими в консультацию сомнений не отличались от обычной нормы, – говорилось в отчете о работе юридической консультации в период с 1 ноября 1924 по 1 ноября 1925 года. – Это были всегда бедняки-эмигранты, дела их – паспортные, семейные, квартирные – отражали беженскую нужду и беженскую беспомощность. Такой характер дел по необходимости диктовал и непременную сдержанность в назначении гонораров, как за советы, так и за составление деловых бумаг. Из 108 данных советов больше половины, а именно 69, были совсем бесплатными. По остальным делам взимавшиеся гонорары были крайне мелки…434

Общественная деятельность Союза не ограничивалась консультированием малоимущих эмигрантов. Русские юристы пытались (и нередко небезуспешно) отстаивать интересы эмиграции перед германскими властями, влиять на принимаемое в отношении эмигрантов законодательство. К их мнению (что было нечастым явлением в случае с эмигрантами) власти прислушивались435.

Прежде чем рассмотреть эту грань деятельности русской «адвокатуры в изгнании», остановимся на некоторых персонах, во многом определявших лицо русской адвокатуры в Берлине, на их общественной и политической деятельности, далеко выходившей за рамки сугубо профессиональной.

В 1921 году председателем Союза был избран Б.Л. Гершун, бессменно находившийся на этом посту вплоть до отъезда из Германии после прихода к власти нацистов в 1933 году.

Борис Львович Гершун (1870 – 1954), бесспорно, принадлежал к числу выдающихся русских юристов и общественных деятелей, и только нашей ленью и нелюбопытством объясняется отсутствие в литературе хотя бы биографического очерка о нем. Если говорить о понятии «русский еврей», то Гершун был, вероятно, одним из наиболее характерных и в то же время выдающихся представителей этого своеобразного племени.

Гершун родился в городке Соколка Гродненской губернии, где его отец, Лев Яковлевич Гершун (1836 – 1898), служил уездным врачом. Более половины населения Соколки составляли евреи. Детские годы провел в Вильно, где Л.Я. Гершун получил в 1877 году назначение ординатором городской еврейской больницы. В 1891 году Л.Я. Гершун был назначен старшим врачом этой больницы, с производством в статские советники. Дед Б.Л. Гершуна со стороны отца был купцом (оптовая торговля сукном), но мало интересовался торговлей и занимался главным образом еврейскими общественными делами. Он был одним из первых евреев, давших своим детям «общерусское» образование. Л.Я. Гершун, в частности, окончил Московский университет. Все, кроме одного, сыновья торговца сукном стали врачами. Дед Б.Л. Гершуна со стороны матери, Софии Семеновны (урожденной Шерешевской), был оптовым торговцем лесом. Его дети получили образование в Германии436.

В 1888 году Гершун с серебряной медалью окончил 1-ю Виленскую гимназию. В детстве, благодаря гувернанткам и домашним учительницам, хорошо овладел немецким и французским языками. В 1888 году поступил в Петербургский университет на юридический факультет. Для еврея, даже «из хорошей семьи», это было непросто ввиду установленной за год до этого процентной нормы для евреев. В Петербургский университет могло быть принято не более 3 % евреев. Помогли хлопоты отца, который все-таки был почти «штатским генералом» (чин статского советника соответствовал чину бригадира – правда, к тому времени уже упраздненного – в армии или должности вице-директора департамента или вице-губернатора в гражданской службе). Гершуна приняли в университет по приказу министра народного просвещения И.Д. Делянова – того самого, распоряжением которого была введена процентная норма. Окончил Гершун университет в 1894 году с дипломом 1-й степени437.

Заметим, что старший брат Б.Л. Гершуна, Александр Львович Гершун (1868 – 1915), также выпускник Петербургского университета, но по физико-математическому факультету, был ученым-физиком и инженером, крупным специалистом в области прикладной оптики, электромагнетизма, радиоактивности, основателем российской оптической промышленности.

После окончания университета по заключению выдающегося юриста профессора Н.Л. Дювернуа Б.Л. Гершун «был признан заслуживающим оставления при университете по кафедре гражданского права для подготовки к ученому званию». Однако юного юриста влекла практическая деятельность. Он поступил на службу в 4-й департамент Правительствующего Сената на должность помощника обер-секретаря и провел в Сенате в этом качестве 15 месяцев. Здесь Гершун проявил себя как толковый юрист и набрался опыта. Особенно он отличился при рассмотрении дела о несостоятельности сибирской купчихи Варыпаевой. Безнадежно запутанное, дело лежало в канцелярии уже 15 лет и составляло 20 томов! Гершуна освободили от всяких других обязанностей на месяц, и он сумел-таки разобраться в деле и подготовить проект сенатского решения. Первоприсутствующий оценил мастерство начинающего коллеги и предложил выдать ему награду. Обер-прокурор 4-го департамента П.П. Кобылинский назначил в качестве премии немаленькую по тем временам сумму – 300 рублей, однако заявил, по воспоминаниям Гершуна: «Но я Вас вижу насквозь: Вы здесь не останетесь, Вас, несомненно, перетянет в адвокатуру, и Вы будете правы. Получив 300 рублей, Вы немедленно удерете. Нет уж, голубчик, будете получать эту награду по 25 рублей в месяц»438.

Однако вскоре, осенью 1895 года, сам же Кобылинский рекомендовал Гершуна своему приятелю, известному адвокату В.Н. Герарду. Впоследствии Гершун писал:

Уже в Сенате я увидел – и затем убедился в том из всей моей адвокатской деятельности, – что в каждом деле нужно быть прежде всего правым по существу, и что для успеха в деле недостаточно быть только формально правым439.

По-видимому, Гершун следовал в своей практике заявленному принципу, и этим объяснялся его высокий авторитет среди коллег и в России, и в эмиграции.

После службы помощником Герарда Гершун отправился в самостоятельное «плавание». Его карьера была блистательной. Гершун стал присяжным поверенным Санкт-Петербургской судебной палаты, в 1906 – 1917 годах был присяжным стряпчим440 Санкт-Петербургского коммерческого суда. Он был юрисконсультом множества торгово-промышленных предприятий, а также великих князей Бориса и Андрея Владимировичей. К 1917 году Гершун владел 17 юрисконсульствами; входил в правления бельгийского общества Доменных печей и фабрик на Ольховой, Общества для постройки экономических путей сообщения и механических приспособлений «Артур Кеппель (Коппель)», Русского общества полевых и узкоколейных путей «Паровоз» и, очевидно, был небедным человеком. Гершун занимался также благотворительной деятельностью: оказывал бесплатную юридическую помощь, был казначеем Общества защиты детей от жестокого обращения. Его профессиональные и человеческие качества нашли признание у коллег: он руководил конференцией помощников присяжных поверенных, был членом Совета присяжных поверенных округа Санкт-Петербургской судебной палаты, после Февральской революции был избран его председателем441.

«Момент истины» наступил для присяжных поверенных после большевистского переворота. Некоторые коллеги Гершуна считали необходимым сохранить присяжную адвокатуру как «сословие». Юристов волновали вопросы профессиональной этики и следования ей в условиях разрушения привычной системы права. Гершун вспоминал:

Самым острым вопросом, прежде всего возникшим среди адвокатуры, был вопрос: выступать ли в большевицких судах. Старые суды были уничтожены. Появились народные судьи, избранные из рабочих, прислуги, полуинтеллигентов, выбранных писцов и нередко преступных элементов; юристов среди судей в первое время почти не было. Суд творился не по старым законам, отмененным большевицкими декретами, а по революционной совести. Об обязательных и уже привычных гарантиях правосудия не могло быть речи: творился по произволу классовый суд. Вправе ли адвокат принимать участие в такой пародии на суд? Не поддерживает ли он тем самым режим, который осужден на скорое падение? Не будет ли это изменой по отношению к основным принципам адвокатуры и в отношении прежних деятелей суда, оставшихся без средств к существованию?

Выдвигались и соображения другого порядка: не обязан ли адвокат всегда и при всех условиях становиться на защиту попранного права, как бы тяжела ни казалась ему его миссия? Разве не защищали адвокаты в политических процессах в царское время в условиях, не всегда соответствовавших требованиям справедливости и беспристрастия?442

Страницы: «« « 12345678 » »»