Арена Каллен Никки

В который уже раз напомнив себе не забывать выдергивать телефон из розетки, Саша со стоном поднялся и взял трубку. Оттуда послышался смутно знакомый жизнерадостный голос:

— Привет, Санёк! Узнал?

Александр героически попытался идентифицировать обладателя голоса, не преуспел в этом, разумеется, и поэтому с готовностью и нарочитой радостью в голосе ответил:

— Конечно! Привет! Что-то тебя давно не было слышно…

На том конце провода раздался короткий смешок.

— Я так и думал, что не узнаешь. Угрюмов.

— Мишка! Сколько лет, сколько зим!

— О, вот теперь слышу, узнал. Сашка, я тебя разбудил?

— А как ты думаешь? — Вопрос получился несколько ядовитым, но Михаил, насколько ему помнилось, на такие вещи не обижался.

— Вообще-то в понедельник нормальные люди в восемь уже не спят.

— У меня выходной… — буркнул Трошин, сгоняя остатки сна.

Леночка снова что-то промычала, на этот раз сказанное адресовалось непосредственно мужу. Муж слов не разобрал, но намек понял — и переместился вместе с «трубой» на кухню, плотно прикрыв за собой дверь.

— Ну извини. — Раскаяния в голосе Михаила не было ни капли. — Саня, я по делу. Нужно встретиться.

— Когда? — зевнул Александр, прекрасно понимая, что спорить бесполезно, железный опер все равно не отвяжется. Особенно если это действительно по делу, а не ради того, чтобы поболтать со старым приятелем, которого не видел уже, почитай, лет шесть-семь.

Да… они и не виделись примерно с тех пор, как Саша ушел в «Арену». Стало быть, более шести лет. Почему так получилось, Саша и сам не знал. В жизни часто происходят подобные загадочные события — казалось бы, давние друзья, чуть не пуд соли вместе съели, и в гости друг к другу хаживали, и по работе общались более чем тесно… а потом вдруг как отрезало.

Мишка, покрутившись после окончания института на гражданке и осознав, что коммерсанта из него не выйдет, направил свои стопы в милицию, где и окопался достаточно плотно. Окопался — в смысле, был вечно усыпан ворохом бумаг и начисто лишен свободного времени. Время от времени до Александра доходили новости о приятеле, и он все собирался нагрянуть в гости, пару раз даже сделал попытку — но неудачно, Мишка был то в командировке, то на выезде… В общем, все так и заглохло. И вот теперь спустя столько лет снова объявился приятель, да не просто так, а по делу. Занятно.

— У тебя серьезно выходной? — осторожно спросил Михаил.

За этим вопросом могло крыться что угодно, например, Мишка мог решить не мешать трошинскому отдыху. Хотя вряд ли, какое чувство такта может быть у опера, особенно если у него действительно серьезная проблема?

— Серьезно.

— Чудненько. Значит, давай через пару часов… в десять, стало быть, у меня.

— Это где?

— Дома, блин.

— И ты еще говоришь, что в понедельник люди должны быть на работе?

Мишка рассмеялся.

— Во-первых, я говорил, что в понедельник в восемь утра люди не спят. А во-вторых, опер всегда на работе, даже когда он дома. Будешь?

— Буду, жди.

— Жду.

В трубке запульсировали сигналы отбоя. Саша вздохнул и направился в ванную. Несмотря на то, что идти на работу было не нужно, бриться он себя заставлял всегда, каждый день. Может быть, потому, что Леночка не любила колючую поросль на щеках своего супруга, и тому приходилось считаться с ее желаниями.

— Ленусик… — шепотом позвал он.

— У? — послышалось из-под одеяла.

— Тебе в ближайшее время машина нужна?

— Не… — Интонации, отчетливо заметные даже в столь короткой фразе, ясно давали понять, что именно ей сейчас, да и в ближайшие пару часов, нужно.

— Мне тут надо съездить кое-куда, к обеду буду, ладно?

— Угу. Хлеб купи.

— Куплю. Пусик, я тебя люблю. Отдыхай.

Саша быстро оделся, убедился, что в бумажнике достаточно денег, и выскользнул из квартиры, стараясь не хлопать дверью. Конечно, потом, когда он вернется, Леночка все ему припомнит, но это будет потом.

Погода сегодня радовала — на небе не было ни облачка, предстоял хороший солнечный день. Как всегда, приход антициклона предвещал похолодание, а значит, на дорогах будет гололед — вчерашний мокрый снег аукнется, но это было не столь уж важно. Трошин задумчиво глянул на вывеску крохотного магазинчика, поселившегося в переделанной квартире первого этажа, в стене которой прорубили дверь и приделали снаружи лестницу. Магазин уверял, что работает 24 часа в сутки, но, судя по ассортименту, мог бы не работать вообще. К Мишке стоило ехать с кофе, у него всегда такая бурда на столе, что просто диву даешься — как же он сам ее пьет, страдалец. Да и к кофе следовало бы чего-нибудь прихватить.

Несмотря на солидный запас времени, он почти опоздал. Пару раз попал в пробку, да и в Елисеевском, куда он сунулся за кофе, оказалось, несмотря на раннее время, удивительно много народу. Зато теперь он был полностью экипирован — увесистый пакет грозил лопнуть в любой момент.

Хрипло тренькнул дверной звонок.

— Открыто! — послышался из-за двери голос.

Александр аккуратно поставил пакет на пол, отметив про себя, что ковровая дорожка за последние шесть лет у Михаила не сменилась. Это говорило и том, что за прошедшие годы спутница, хотя бы и временная, жизни в этом доме не появлялась — никакая уважающая себя женщина терпеть этот «половичок» не стала бы.

— Куртку на вешалку, а сам сюда, — послышалось из-за двери.

— Холмс, а как вы догадались, что на мне куртка? — поинтересовался Саша, раздеваясь.

— Элементарно, Ватсон. Входя, вы слегка зацепили локтем дверной косяк, а характерный звук трущейся о дерево кожи трудно с чем-то спутать.

— Серьезно, что ли? — несколько озадаченно спросил Александр, входя в одинокую комнату Мишкиной холостяцкой квартиры. Старый приятель, тщательно упакованный в вылинявший, вытянувшийся на коленках спортивный костюм, сидел у окна, улыбаясь до ушей.

— А если серьезно, я тебя в окно видел.

— Чем болеешь? — Саша принялся разгружать принесенные деликатесы. Кофе и печенье Мишка воспринял нормально, но когда на стол бухнулась бутылка коньяка, фыркнул:

— Пить с утра, в такую рань, такую…

— По крайней мере это не дрянь, — в тон ему ответил Трошин. — И потом, не пить, а спрыснуть встречу. Так что с тобой стряслось?

— Ерунда, ногу растянул. — Мишка кивнул на явно более толстое колено, видать, сустав был затянут эластичным бинтом. — С работы шел, темно, вот и… ладно, фигня, заживет. Слушай, у меня к тебе серьезный разговор, так что давай коньяк пока отложим, лады? Там на кухне чайник только что закипел, волоки его сюда.

Мишка, во всяком случае тогда, когда они еще активно общались, болел крайне редко, умудряясь даже сезонный грипп пропускать мимо. Может быть, именно поэтому каждую болячку, которой все же удавалось его зацепить, он воспринимал как нечто почти наверняка ведущее к летальному исходу, отдавался процессу болезни целиком и полностью. Ощутив какое-нибудь недомогание — как максимум раз в год, — он сразу же обкладывался таблетками, микстурами… и даже умудрялся сам себе ставить горчичники. Вот и сейчас, несмотря на легкое растяжение, он явно не собирался передвигаться без острой необходимости, тем более что в доме было кому за ним поухаживать. Александр лишь улыбнулся нахлынувшим воспоминаниям — да уж, хорошо, черт подери, что есть все же в этой жизни нечто, со временем почти не меняющееся.

Переместив из кухни в комнату чашки, щербатую сахарницу и на удивление приличный чайник, Саша разлил кофе и опустился на жалобно скрипнувший, но все же выдержавший его вес стул.

— Ну так что, может, все-таки по пять капель?

Михаил задумчиво посмотрел на бутылку, затем вздохнул:

— Ладно, давай. В конце концов на работу мне сегодня не идти.

Ароматная жидкость потекла в крошечные хрустальные стопки — помнится, эти емкости были подарены Михаилу еще в те давние времена. Сейчас от первоначального шестиперсонного набора осталась лишь половина, но зато уцелевшие стакашки сияли чистотой и были в любой момент готовы к работе. Столкнувшись, стаканчики приятно дзинькнули.

— Ну, за встречу.

— За нее.

Выпили, несколько мгновений помолчали.

— Еще?

— Позже. Как у тебя дела, Санёк? Чем занимаешься?

По интонации, с которой был произнесен вопрос, Саша понял, что ответ Михаилу в определенной мере известен, и ему хочется послушать Сашину версию. К чему ведется эта игра, Трошин не понимал, и раздумывать над этим не собирался. Раз уж он согласился на встречу, то будет справедливо, если право устанавливать правила он уступит приятелю.

— Да так, от охранников я ушел, сейчас в фирме одной тружусь, по компьютерам.

— Платят хорошо?

— Терпимо, — пожал плечами Саша. — Нам с Ленкой хватает.

— Ага…

Мишка снова замолчал, прихлебывая кофе. Александр его не торопил, понимая, что если приятель что-то темнит, следовательно, тому есть причины. Раз уж позвал, значит, сам все и скажет, как созреет.

— Ладно, — наконец собрался с силами Михаил. — Есть у меня к тебе пара вопросов, Сашка. Только ты не обижайся, ладно?

— На что?

— Ну… вопросы такие. Ментовская моя сущность прет наружу, и ничего с этим не сделаешь. Фирма эта твоя — «Арена»?

— Раз знаешь, чего спрашиваешь?

— И директором у вас?..

— Мишка, перестань ходить вокруг да около. Что я, тебя не знаю? Или ты к разговору подготовился, или какой ты на хрен опер?

— Сашка, ты мне можешь сказать, по-честному, без протокола, чем ваша «Арена» на самом деле занимается? Только не надо лепить горбатого про торговлю компьютерами. Я проверил, поставки, более или менее крупные, в ваш адрес не поступали, причем не только из Германии… ладно, машины белой сборки у нас берут плохо, это даже мне известно, но вообще ниоткуда.

— Откуда такие сведения?

— Из компетентных источников. Сашка, я не буду врать, за вами ничего нет, это факт. И все же есть пара моментов… намедни к вам приходили два гражданина, Геннадий Зайкин и Сергей Носов. Личности в определенных кругах достаточно известные. Ты об этом визите знаешь?

— У нас бывает достаточно много клиентов…

— Саша, у вас не бывает клиентов. По крайней мере в последние дни.

— Ты что, Мишка, слежку за мой пустил? — В голосе Александра послышались недобрые нотки.

Наверное, проходи эта беседа не на квартире у Угрюмова, а в кабинете райотдела, да еще окажись на месте следователя кто-нибудь другой, да еще и незнакомый — Саша уже взорвался бы. И наговорил бы следователю много такого, о чем впоследствии, возможно, сожалел бы. Но злиться на Мишку как-то не получалось. Поэтому Трошин быстро взял себя в руки и постарался успокоиться.

— Во-первых, не слежку, а наружное наблюдение, — мрачно поправил Михаил. — А во-вторых, никто вас не пасет. Сейчас по крайней мере. По моей просьбе одно наше частное детективное агентство пару дней посмотрело за этой вашей «Ареной». Без санкции и без документов. Просто так, на личных контактах.

— Ну ладно, — поморщился Трошин. — Приходили двое каких-то хмырей явно криминальной наружности. Фамилии не называли. Одного именовали Сергеем Петровичем, второй вообще не представился.

— О чем шла речь?

— Миша, имей совесть. Это коммерческая тайна.

— Тогда я тебе скажу, о чем шла речь. Эта парочка к вам пришла не за компьютером. Они пришли стричь бабки, типа за «крышу». Оба — люди Генки Чурикова, в народе более известного как Кривой. Ваш район он держит, может, и не плотно, на это ему силенок не хватит, но часть территории, безусловно, контролирует. Основные направления деятельности — рэкет. Хотя с несговорчивыми его бойцы могут действовать в широких пределах. Это раз. Второе. Недавно четверо чуриковских бойцов ехали на стрелку. Базар предстоял серьезный, и их там ждали собровцы из РУБОПа. Но на стрелку бойцы не приехали, а приехали прямо к своему пахану и заявили, что им-де набили морды. Ты об этом… инциденте не слышал?

— Помилуй, откуда? Я вообще понятия не имел, что эти двое…

— Саша, не валяй дурака.

— Ну хорошо, они действительно пришли к нам стричь бабки. И Штерн заплатил. Ты пойми правильно, я в нашей фирме погоды не делаю. Всем заправляет шеф, а у него свои взгляды на бизнес. Он счел нужным платить, это в конце концов его дело.

— А по второму факту?

— А что я могу сказать?

Михаил отвернулся и посмотрел в окно.

— Интересное описание дали эти битые козлы. Мордовал их какой-то мужик, метра под два ростом, в короткой черной кожаной кутке. Мордовал в одиночку и с удовольствием. Тебе это описание никого не напоминает?

— Мишка, в Москве тысячи высоких мужиков, из них четверть носят черные кожаные куртки.

Михаил снова перенес взгляд на Александра, и от этого пристального рассматривания по спине у Трошина почему-то поползли мурашки.

— Ты детективы по телику часто смотришь?

— Вообще не смотрю, а что?

— Зря. Если бы смотрел, знал бы, что твоя последняя фраза — типичный ответ главного преступника на вопрос следователя. Обычно после такого ответа на стол выкладываются веские доказательства, но их всегда почему-то не хватает. Потом преступника отпускают под подписку о невыезде, он совершает еще одно преступление, где его и берут с поличным. Что поделаешь, законы жанра. Если бы бандит кололся на первом же допросе, все детективы получались бы короткометражными.

— Ты мне дело шьешь, начальник? — улыбнулся Александр, однако улыбка вышла натянутой, и Угрюмов это, безусловно, заметил.

— Давай еще вмажем, — вместо ответа предложил Михаил, разливая коньяк по стопарям. — Ну, будь.

— Будь.

Михаил опрокинул стопку, кинул в рот дольку лимона и благодушно улыбнулся.

— Я тебя ни в чем не подозреваю, Сашка. Давай я просто порассуждаю вслух, а выводы ты будешь делать сам. Итак, имеется фирма. Маленькая такая фирмочка, в непрестижном районе Москвы, в непрестижном здании. Хозяин же у фирмы самый что ни на есть престижный — гражданин Германии, что у нас, в России, всегда имело вес. Однако этот гражданин Германии поразительно халатно относится к бизнесу. Фирма не проводит презентаций, не размещает рекламу в газетах и журналах, не обклеивает ею вагоны метро и даже не марает заборы и столбы. Далее… фирма действительно имеет рад товаров, предлагаемых покупателям, однако ценовая политика…

— Ну, ты умных слов набрался.

— А то, двадцать первый век на дворе. Значит, так, ценовая политика фирмы такова, что ни один здравомыслящий человек, да, впрочем, и ни один хоть сколько-нибудь соображающий лох на такие цены не клюнет. Высокие, прямо скажем, цены, и за дерьмовое, признаться, железо. Более того, материалы, как я уже говорил, вполне компетентных органов свидетельствуют, что крупных партий товара в указанную фирму через границу не поступало. Под крупными понимаются партии размером более пары чемоданов. Отсюда можно сделать вывод очевидный и однозначный — доходов у фирмы нет. По крайней мере от компьютерного барахла. Идем дальше. Фирма позволяет себе содержать штат из одиннадцати сотрудников, окромя, собственно, шефа. Причем большая часть из этих одиннадцати — люди весьма и весьма примечательные и, что характерно, все «бывшие». Бывший физик-ядерщик. Бывший инструктор по рукопашному бою. Бывший мастер спорта международного класса по дзюдо. Бывшая профессиональная переводчица, семь языков. Бывший мастер спорта по биатлону. Ладно, продолжать не стану. Из всей этой когорты явно выделяется лишь один человек, у которой нет ничего в прошлом… кроме разве что отменной длины ног, что в настоящее время тоже весьма популярно. В общем, коллектив подобрался сильный, ничего не скажешь. На людей такого уровня в Москве всегда есть спрос, и платят им немало — следовательно, возможны два варианта. Либо им в рассматриваемой нами фирме платят немало, либо платят мало, но работают они, так сказать, «за идею».

— За идею сейчас только такие, как ты, работают, — несколько грубовато буркнул Александр, с опозданием понимая, что эта фраза и его самого характеризует не лучшим образом, и Михаила может обидеть. Тот, впрочем, лишь согласно кивнул.

— Именно. Поэтому второй вариант мы отметаем как нежизнеспособный. Что у нас остается? Остается фирма, которая, не имея доходов, а то и неся убытки по основной деятельности, весьма хорошо платит своим сотрудникам — очень длинноногим, очень умным и очень мускулистым. При этом также платит за крышу местному авторитету. Возникает вопрос — откуда бабки?

Вопрос повис в воздухе. Александр пожал плечами, не зная, что ответить. Вообще этот разговор все же следует передать Штерну. Мишка, безусловно, прав. Если рассматривать деятельность «Арены» именно под таким углом, то подозрения она вызывает немалые. Следует принять какие-то меры, может быть, действительно набрать еще пяток людей и изобразить кипучую деятельность на ниве компьютеризации страны. Пусть эти мальчики-девочки пошумят — пара рекламных кампаний, десяток-другой компьютеров, проданных по бросовым ценам школам, в общем, пусть лучше об «Арене» думают, что там утаивается часть доходов — а где они не утаиваются, — но это по крайней мере будет всем понятно и не вызовет особых подозрений.

— Михаил, ты же меня знаешь. Я против закона не ездун.

— Саня, я тебя хорошо знал, — Мишка сделал ударение на последнем слове, и в его голосе Александр все же уловил обиду за разрыв их приятельских отношений. — Знал таким, каким ты был шесть лет назад. Тот Трошин действительно не пошел бы ни на какое темное дело. Но то время ушло. Сейчас уже другой век, другая страна, другие ценности. Все изменилось. Хочешь сказать, что ты остался прежним?

— Не знаю, — серьезно ответил Саша. — Не знаю. Наверное, все же изменился, но в этом — нет.

Он сделал паузу, понимая, что сказать другу правду все равно не сможет. Конечно, было бы здорово пригласить Михаила к ним в «Арену», сделать его постоянным сотрудником… но такие вещи, во-первых, решает все-таки Штерн, и, во-вторых, сейчас штат полностью укомплектован. Если, конечно, шеф не примет его точку зрения и не согласится на некоторую легализацию положения фирмы в обществе ей подобных.

— Я еще не знаю, чем на самом деле занимается ваша фирма, — продолжал тем временем Михаил, стараясь смотреть прямо в глаза Трошину и пытаясь, видимо, углядеть в выражении его лица ответы на свои вопросы. — Но я узнаю, рано или поздно. Поверь, Сашка, я очень не хотел бы узнать, что ты влез в какое-то дерьмо. А пока все говорит именно об этом.

— Мишка, я… я не могу сказать тебе, чем занимается фирма помимо компьютеров. — Саша говорил осторожно, понимая, что эта осторожность и аккуратность не скроются от внимания опера, но сейчас другого выхода у него не было. — Не имею права. Ты можешь думать, что хочешь, но… лучше просто прими на веру — в нашей работе нет ничего, подчеркиваю, ничего незаконного. Знаешь поговорку — трудно искать черную кошку в темной комнате, особенно когда ее там нет. Мишка, в этой комнате нет кошки. Никогда не было и не будет.

— Ну и славно, — внезапно осклабился Мишка и потянулся к бутылке. — Классный у тебя коньячок, Санька, давай еще по маленькой. И прости, что я тебя с утра нагружаю, служба… а, плевать на нее. В конце концов, могу я поболеть? Твое здоровье.

— Аналогично…

Они сидели еще часа два. Александр так и не смог понять, оказала ли на приятеля его тирада хоть какое-нибудь воздействие или Мишка все же решил прекратить допрос, понимая, что толком ничего не добьется и будет предпринимать иные меры, как это у них называется, оперативного характера. Помешать ему Александр не мог — разве что переговорить со Штерном и переманить Михаила в «Арену». С другой стороны, если не уделять больше внимания внешней стороне деятельности фирмы, то скоро в ее штат надо будет таким же образом переманивать следующего мента, а за ним третьего, четвертого и т. п. Это тоже никуда не годилось.

Бутылку коньяка они незаметно прикончили — под воспоминания о давно ушедших днях янтарная жидкость шла очень хорошо. И расстались вновь друзьями, с крепкими, не как дань обычаю, а по-настоящему крепкими рукопожатиями, просьбами забегать и планами летом махнуть куда-нибудь на рыбалку, деньков на пять, если, конечно, Мишке дадут отпуск, о чем тот втайне мечтает.

И уже спускаясь по лестнице, Александр вдруг понял, что спокойной жизни пришел конец. Вряд ли Мишка оставит это дело, но даже если и так, все равно наступил какой-то переломный момент, пройден какой-то очень важный этап, горка, и сейчас все покатится вниз, под откос. Сначала медленно, почти незаметно, а потом все больше и больше набирая скорость, пока спуск не станет опасным, пока каждое неверное действие не станет грозить серьезными последствиями. И он был почему-то совершенно уверен, что спуск этот начался именно сегодня, именно сейчас.

А Михаил все так же сидел на шатком стуле у окна, перед ним лежала свежая газета, так и оставшаяся нераскрытой.

— Черная кошка в темной комнате… особенно когда ее там нет, — тихо сказал он вслух, обращаясь к крошечной фигурке, что сейчас садилась в машину. — Проблема в том, друг мой Санька, что ты и сам не знаешь, есть ли в вашей темной комнате эта кошка. А она вполне может там быть… и тебе просто очень трудно ее найти.

Уже в который раз Александра посетила мысль, что Штерн говорит ему далеко не все. В настоящий момент он копался в компьютере, пытаясь разыскать среди файлов пресловутый Кодекс Арены, цитатами из которого его время от времени потчевал начальник, но полного текста в руки никогда не давал. Если, конечно, этот текст существовал — на русском, понятно, языке. Конечно, основные положения Кодекса, те, что имеют непосредственное отношение к проведению Споров, Саша знал — но и подозревал при этом, что его знание — лишь верхушка айсберга. И кто его знает, что скрывается в недрах документа, о котором Штерн всегда говорил с таким уважением.

Наконец, утратив последние надежды, он оттолкнул клавиатуру. Безнадежно. Нужной информации не было — это было довольно странно, компьютеры «Арены» содержали огромное количество информации, за которую примерно половина ученых Земли продали бы душу дьяволу. А Кодекса не было — или его никто не счел нужным перевести… или Штерн считает, что его Команде знать этого не следует.

Отпуск, который он планировал, пришлось отодвинуть. Леночка будет недовольна, хотя Саша ей ничего конкретного и не обещал. Просто это воздушное создание, несмотря на вполне зрелые годы, понятие «скоро» обычно понимала как «завтра». И уже вовсю приступила к комплектованию чемодана — по крайней мере, вернувшись со встречи с Михаилом, дома он ее не застал. Ленка умчалась в поход по магазинам в поисках какого-то совершенно уникального купальника, который должен был в перспективе свести с ума всех немцев, шведов, итальянцев и прочих лиц мужского пола, коих предполагалось встретить на заграничном пляже. Собственно, можно в качестве средства успокоения сказать Ленке, что она имеет лишнюю неделю-другую на подготовку.

Вопреки обыкновению, в ближайшее время ожидалась еще одна Арена — куда более серьезная, многоэтапная. В этот раз предметом Спора был пояс астероидов в одной из малоизученных систем, точнее, эксклюзивные права на его разработку. Неожиданно оказалось много претендентов — причину Штерн объяснил достаточно невнятно, явно не желая вдаваться в подробности. Александр только понял, что причина столь активного Спора отнюдь не в добыче ресурсов, пояс содержал или мог содержать что-то очень ценное, ценное для многих рас. Хотя в общем-то ему это было интересно не более чем в познавательном плане.

В данный момент его более волновало другое. Мишка ведь не успокоится — если уж железный опер во что-то вгрызся, то, как бульдог, не отпустит. В то же время Штерн в последнее время вел себя как-то странно. Был рассеян, говорил иногда невпопад, да и вообще, казалось, избегал контактов с подчиненными и предпочитал уединяться у себя в кабинете с очередной кружкой коньяка. Если бы речь шла о нормальном человеке, Саша решил бы, что шеф ушел в запой. Когда он попытался обрисовать Штерну проблему с конспирацией, тот лишь махнул рукой, сохраняя на лице выражение полного безразличия.

— Пусть вас это волнует меньше всего, Александр Игоревич. Все необходимые меры предприняты, и о последствиях нездорового интереса этого вашего приятеля беспокоиться не стоит.

Трошин пожал плечами.

— Мне кажется, это достаточно серьезный вопрос.

— Ваше дело, Александр Игоревич, побеждать в Спорах. А мое — обеспечивать должную организацию процесса. — В голосе Штерна послышались крайне редкие нотки раздражения. — В том числе и меры безопасности.

А потом поступила информация об очередной Арене, и вместе с этим приоткрылась еще одна страничка того самого Кодекса, после чего, собственно, Саша и приступил к совершенно безрезультатным поискам. Оказывается… да нет, это было бы очевидно, если бы он над этим подумал как следует. Почему-то долгое время Саша думал, что каждая раса, представленная в Ассамблее, располагает одной, и только одной, Командой для представления своих интересов на Арене. Но это, конечно же, было не так — Команд было несколько, более того, при необходимости разрешалось прибегать к услугам наемников. Собственно, как предполагал Александр, Штерн как раз эти услуги и предоставлял.

— Помимо прочего, вполне может возникнуть ситуация, когда те же игги будут сражаться против своих же соплеменников, при этом представляя Спорящие стороны. Такие случаи, правда, Жюри не приветствует, да и сами претенденты понимают, что столкновение лицом к лицу представителей одной расы может оказаться не лучшей идеей.

Генрих Генрихович проводил инструктаж перед предстоящей Ареной, но мысли его витали где-то далеко. Пару раз он замолкал, и только вежливое покашливание Александра вновь возвращало его на грешную Землю.

— Я просто хочу обратить ваше внимание, что перечень рас — участников Спора еще ни о чем не говорит. Если какая-то из сторон расценит вас как слишком серьезных противников, она прибегнет к услугам наемников. И это может быть кто угодно, окончательные сведения вы получите лишь накануне Арены. Времени на подготовку у вас достаточно.

Саша решил, что сейчас не самый лучший момент поднимать тему Кодекса — тем более что шеф все равно с трудом сосредотачивается на разговоре, и явно хочет завершить его побыстрее. Он коротко кивнул и вышел.

— Так, на этом все. Прошу по рабочим местам.

Полковник Бурый мрачно оглядел подчиненных, которые торопливо покидали его кабинет. Когда начальник райотдела был не в духе, никто не хотел лишний раз попадаться ему на глаза — а если уж это произошло (сбежать с планерки было в принципе возможно, но могло аукнуться такими последствиями, что на такой шаг следовало идти только в самом крайнем случае), то попытаться исчезнуть с глаз долой сразу, как только последует разрешение. Не известно, за какие провинности его перевели на это место — официально это звучало «на усиление», — но особой радости у народа это не вызвало. Бурый, еще работая в главке, был известен как мужик крутой, не всегда справедливый и часто злопамятный. На новом месте он довольно быстро подтвердил это мнение о себе, превратив, в частности, ежедневные совещания в банальную раздачу «втыков». Доставалось, как правило, многим. Разумеется, полковник от нового назначения тоже не пришел в восторг, и теперь с готовностью срывал плохое настроение, которым страдал частенько, на подчиненных.

— А тебя, Угрюмов, я попрошу остаться.

Несмотря на подавленное настроение, большая часть тех, кто еще находился в кабинете, издали звуки сродни хихиканью. И потому, что фраза, словно намеренно, была здорово похожа на сакраментальное «А вас, Штирлиц…», и еще потому, что Бурый явно нашел на сегодня козла отпущения, и, следовательно, все остальные могут вздохнуть чуть спокойнее.

Михаил, все еще прихрамывая, вернулся на свой стул. Он вообще-то ждал чего-то подобного — ну с чего бы, спрашивается, начальнику райотдела потребовать присутствия на планерке какого-то там рядового старлея из отдела уголовного розыска. Как будто для этих целей нет кого рангом повыше. Поэтому на протяжении всего совещания он сидел, как на иголках, лихорадочно пытаясь вспомнить, где именно он проштрафился — подходящих к случаю моментов набралось достаточно, вопрос был лишь в том, о каких из них известно Бурому. Но совещание шло гладко, моральные зуботычины, перемешанные с матом — Бурый на язык был несдержан, искренне считая, что слова с должной «смазкой» до людей доходят лучше, — раздавались, как обычно, и о его, Мишкином, присутствии никто не вспоминал. Так что ему уже стало казаться, что все это одно большое недоразумение, и сейчас, после окончания летучки, он получит возможность снова вернуться к нормальной работе. Ожидания не оправдались — Бурый о нем не забыл.

Наконец дверь кабинета закрылась, и они остались вдвоем. Бурый выпростал свое грузное — истинно медвежье — тело из кожаного кресла и вперил взгляд в подчиненного, нависая над ним, как гора.

— Ты что же, мать твою, делаешь?

— Простите, Семен Петрович?

— Ты мне дуру тут не изображай, мать твою… У тебя что, работы нет?

— Работы выше головы. — Михаил пытался говорить спокойно. — Восемь дел в производстве.

— Так иди, сучий потрох, и работай, — взревел Бурый. — Делом занимайся, понял? Делом, которое тебе поручено. В частного детектива поиграть вздумал, сосунок? Я те поиграю…

До Михаила стала доходить причина бешенства шефа. Интересно только, кто проболтался. Конечно, вполне возможно, что и Сашка — тем более если «Арена» и в самом деле куда серьезнее, чем кажется, то у нее могут быть сильные покровители, в том числе и в самых высоких кругах. Хотя, возможно, что и не Сашка. Михаил и сам порядком наследил, упорно пытаясь выяснить все, что возможно, о подозрительной компании — и с аналитиками беседовал, и в ОБЭП зачастил, и даже подключил к этому делу пару своих знакомых из небезызвестного комитета глубинного бурения — рано или поздно, такая активность все равно выплыла бы наружу. Конечно, он понимал, что нарывается на неприятности — Бурый давно дал всем понять, что никакого самоуправства не терпит, за исключением собственного. И любую попытку подчиненного проявить инициативу воспринимал как личное оскорбление — с соответствующей реакцией, конечно. Для вышеозначенного сотрудника — весьма, как правило, неблагоприятной.

— Семен Петрович, я как раз хотел доложить…

— В жопу засунь свой доклад, ясно? Чтобы я про эту твою деятельность, с этой, как ее, «Ареной», больше не слышал, ты понял? Узнаю, что продолжаешь лезть без мыла в задницу, отправлю на все четыре стороны в народное хозяйство, к чертям собачьим!

— Но…

— Ты что, спорить собрался? Работы мало? Примешь у Дудикова дело по карманникам, через неделю доложишь. Все, пшел отсюда…

Михаил чуть было не застонал. Дело было гиблое, пахать по нему — немерено, а результат почти наверняка будет нулевой. Его-то и сунули Дудикову, поскольку тот самый молодой, и от него пока все равно особых результатов не ждут.

Конечно, он мог бы многое сказать полковнику — и про свои мысли насчет «Арены», и про то, что оперская работа в большой степени строится на интуиции, а она, интуиция, сейчас прямо-таки вопила о том, что с фирмой дела нечисты… Мог бы — но тот не станет слушать. А снова сорвется на крик, навешает дополнительной нагрузки, можно подумать, ее и без того мало, и все закончится еще хуже, чем началось. С трудом подавив желание взять и что есть силы хлопнуть дверью, он направился к выходу из кабинета. И уже у самой двери его остановил голос начальника. Странный, непривычно тихий голос, так не характерный для вечно злобного Бурого.

— Слышь, Михаил, ты это… ты брось это дело. Ты в такое говно лезешь, что и сам не представляешь. Мне вчера звонили сверху. — Полковник мгновение помолчал, затем, вздохнув, добавил: — С самого верху, и просили остепенить слишком увлекающихся сотрудников.

— Семен Петрович, эта фирма действительно… — уже произнеся эту фразу, Михаил понял, что сделал ошибку, купившись на обманчиво мягкий тон начальника.

Глаза у того мгновенно начали наливаться кровью, и реденький ежик седых волос, казалось, встал дыбом. Стиснутые кулаки побелели, жалобно хрустнул зажатый в кулаке карандаш. Очень медленно, словно стараясь вбить каждое слово в голову подчиненного, Бурый прорычал:

— Это. Не. Твое. Дело. Ясно? Вон!

Вернувшись в свой крошечный кабинетик, Михаил задумался. Все и в самом деле оказалось куда сложнее — ох, непростая у тебя фирмочка, друг Санька, непростая. И вы, друзья мои, долго будете ждать, не оставлю я вас в покое. Посмотрим… чем мне грозит проигрыш? Увольнением? Хрен вы меня уволите, господа начальники, у нас и так некомплект, и на каждом совещании в главке вас дрючат и в хвост, и в гриву. А вы, господин Бурый, за ж… свою весьма и весьма боитесь. Ну а если и уволите — плевать, давно пора было. Вон, пойду к Петру, он меня уже сто раз приглашал. И буду от вас независим… Да, кстати о Петре.

Он снял трубку и набрал номер.

— Привет, это Михаил. Надо бы встретиться.

— Мишка, в одном твой шеф прав. — Петро прихлебывал кофе, глядя на портрет симпатичной молодой женщины, висящий на стене как раз напротив его роскошного стола. — Ты действительно влез в дерьмо. И я вместе с тобой.

Михаил лишь пожал плечами. В конце концов он пришел не жаловаться на жизнь, а наметить пути дальнейших действий, и в этом деле Петр играл весьма и весьма значительную роль. Зная старого приятеля как облупленного, Угрюмов нисколько не сомневался, что все слова эти — просто для поддержания разговора. Петр вряд ли бросит дело на полпути, не в его это стиле. Конечно, его «бракоразводное бюро» такими вещами не занимается, и поставить на всем этом жирный крест Петр имеет полное моральное право, но… но он этого не сделает. Потому что если человек — настоящий опер, то это навсегда. На всю жизнь, и независимо от того, где и как эта жизнь проходит.

— Значит, говоришь, с самого верху… это интересно. А знаешь, дорогой, мне ведь тоже позвонили. Из разрешительной системы. И очень прозрачно намекнули, что лицензию мне продлять в следующем месяце, и у них есть определенные вопросы к нашей деятельности. Как мне сказали, поступили сведения, что мы напрямую нарушаем закон об оперативно-розыскной деятельности, в частности, занимаемся незаконным наружным наблюдением в отношении некоторых уважаемых фирм.

— Этим же все детективные агентства занимаются.

— Вот именно. И на это все время закрывают глаза. А тут, видите ли, заметили. И воспылали, козлы, праведным гневом.

— И что ты думаешь делать?

Петр поболтал ложкой в остывшем кофе, затем встал, молча достал из холодильника початую бутылку водки, а из ящика стола два стакана — классических граненых стакана, какие сейчас можно увидеть разве что у особо бедных стариков, да еще в магазинах, что за гроши распродают осколки Советского Союза — ржавые шпингалеты, жестяные шайки, деревянные прищепки, мрачно-зеленую «коридорную» краску и прочую ерунду. Только вот разлитая в такие стаканы водка навевала приятные воспоминания о временах минувших, когда все было ясно, когда мир однозначно делился на «хороших» и «плохих», а светлое будущее, казалось, вот-вот наступит. Петька был постарше и застал те времена уже в меру взрослым — поэтому, наверное, и хранил бережно эти граненые раритеты.

Молча чокнулись, молча выпили. Водка была хорошая, ледяная, и от этого густая, тягучая. Не спрашивая, Петр налил еще.

— А что ты сам думаешь? — вопросом на вопрос ответил он и тут же пояснил: — Да ср…ь я хотел на всех этих уродов. Давай лучше решать, что МЫ будем делать. Я ведь тебя верно понял, ты же в гости завалился не просто так, за жизнь поболтать, верно?

— Ну, в общем, верно.

— А то, — хохотнул Петька, у которого от принятой дозы явно улучшилось настроение. Хотя водка еще и не подействовала, видимо, сработал условный рефлекс. Как у небезызвестной павловской собаки. — А то я тебя не знаю. Ладно, какие у тебя планы?

— Для начала хорошо бы посмотреть за ними, денька два-три. Сделаешь?

— Сделаю, — серьезно кивнул Петр. — Есть у меня пара ребят, которым особо доверяю. Хорошие ребята, порядочные, такие сейчас редкость. В том числе и тот, что на длинноногую киску глаз положил. Вот пусть и постарается. Отчет получишь в единственном экземпляре, и имей в виду — чтобы ни одна живая душа…

— Обижаешь.

— Миша, ты не забудь главного, мы с тобой лезем в очень тугую задницу, в которой нас запросто может раздавить. И я не знаю, каков уровень противника. Если это уровень официальный, то мне грозит как максимум отзыв лицензии и, возможно, попытка привлечь к ответственности, а тебя — увольнение или что похуже. А вот если там завязаны люди покруче… у тебя ствол есть?

Михаил коротко кивнул.

— На всякий случай, носи с собой. И вот еще, возьми вот эту штучку. — Петька толкнул через стол увесистый металлический цилиндр.

— Шокер? — с интересом спросил Михаил, разглядывая вещицу явно заморского производства.

— Он самый. И не только. Тут еще одноразовый газовый заряд, зона поражения метров пять-шесть. Валит с ног гарантированно.

— Ты думаешь, дело может дойти до этого?

Петька задумчиво покрутил перед глазами стакан, затем единым духом выпил водку. Крякнул, нырнул под стол, спустя мгновение вынырнул обратно, держа в руках старый, видавший виды портфель. Покопавшись в нем, извлек на свет божий кусок краковской колбасы, разломил его пополам, одну половину протянул Михаилу, а от второй тут же отхватил порядочный кусок и принялся смачно его жевать.

— Я ничего не думаю. Сашку Трошина я знаю не меньше тебя и сомневаюсь, что он полез в криминал.

— Аналогично.

— Но, во-первых, мое знание о нем, как и твое, довольно давнее, и, во-вторых, Сашка с его принципами вполне может использоваться втемную. Паранойей, как мы с тобой, он никогда не страдал, привычки искать во всем двойной и тройной смысл не имеет. И вообще, склонен принимать на веру почти все, что ему говорят.

Мишка задумался. Конечно, Петр прав — в те давние времена, когда они еще достаточно тесно общались, Александр и в самом деле не раз попадал в дурацкие ситуации по причине своей доверчивости. Чисто психологически, доверчивость эта, возможно, проистекала оттого, что великолепно физически развитый парень просто никогда и ничего не боялся. В том числе и подначек друзей. Конечно, в плане доверчивости, время и общество — отличные лекари, способные кого угодно излечить от этого недуга, и все же… Мысль о том, что Саша, занимая должность заместителя этого весьма подозрительного Штерна, на самом деле не имеет ни малейшего представления о роде занятий фирмы, ранее к нему не приходила. Это было возможно… хотя и в высшей степени сомнительно.

— Ладно, поглядим. Есть у меня однокашник, в театре работает, гримером. Я с ним переговорю, думаю, не откажет. Совершенно не обязательно, чтобы твои ребята там примелькались, так?

— Да мы и сами-то, в общем, не лыком шиты, — скромно потупился Петька, — но, согласен, некоторая помощь не повредит. А этот твой… однокашник, он как, язык за зубами держать умеет?

— Да пока с этим проблем не было, — пожал плечами Михаил. — И спец он, прямо скажем, крутой. Правда, пошутить любит… Помнишь Таню?

— Ту длинноногую тёлку, с которой ты полгода шашни крутил? Кстати, а почему вы расстались, если не секрет?

Михаил припомнил девушку, ее действительно умопомрачительные ноги, да и все остальное, вполне этим ногам соответствовавшее, и тяжело вздохнул. Пожалуй, что-то, а Таньку он Вениамину не простит… нет, не простит. Дело, конечно, давнее, и все те чувства, что переполняли его при том скандальном разрыве отношений, уже порядком увяли, но все равно Венька сволочь. Конечно, первоначально это выглядело как шутка, но…

— Да какой там секрет. Из-за этого Веньки и расстались. Прикинь, он, зараза, пошутить решил. Мы тогда часто вместе собирались, в том числе и у Трошина. Венька все со своими шуточками лез… то в гости припрется в полном наряде, так что его фиг узнаешь, и начнет в квартиру ломиться… Ну а однажды решил меня разыграть — добазарился с Татьяной, сделал ее по полной программе — ну там, парик, макияж, какие-то штучки для изменения формы лица. В общем, не девочка получилась — картинка. Ну и типа случайно «познакомил» меня с ней на одной пьянке. Я смотрю, девка красивая, молчаливая только, но ко мне прямо льнет. В общем… не удержался. Да какой здоровый нормальный мужик удержится, хоть бы он и трижды женат был?

— Тем более, если трижды.

— Ага. Ну а на следующий день Танька устроила мне скандал, заявила, что мне все равно кого трахать и что больше видеть меня не хочет. Ладно, это все в прошлом, я на Вениамина зла не держу… все равно ничего мне особо не светило, хотя тогда хотел ему так морду попортить, что никакие примочки не исправят. Но мастерство его готов признать. Я слышал краем уха, что он даже «семерке» лекции по изменению внешности читал. Так что, можно сказать, специалист признанный.

— Ну добро. Тогда встречаемся… — Петро взглянул на перекидной календарь, сделал какую-то отметку, — в понедельник. Постарайся на работе на неприятности не нарываться, делай вид, что о деле этом забыл напрочь. Особенно по телефону не болтай, зуб даю, твой служебный уже на прослушку поставили. А то и домашний.

— Добро. Но все-таки поговорю, между делом, еще кое с кем. Возможно, к понедельнику и у меня будут какие-то новости.

Попрощавшись с другом, Михаил отправился домой. Петр предлагал подбросить его на машине, но Миша отказался — именно сейчас ему хотелось неторопливо пройтись, подышать морозным воздухом, просто подумать. И уже на улице он вдруг понял, что все время пытается оглянуться, все время ловит отражение улицы позади себя в зеркальных витринах. Понял, что всерьез ожидает слежки.

И поэтому даже немного удивился, убедившись, что за ним никто не следит.

К слову сказать, он ошибся.

Женька с Борисом отмокали в ванной медблока, получив с десяток порезов разной степени тяжести. Тренировка сегодня неожиданно получилась затяжной — и Малой подтвердил, что тридцать часов им были потрачены не зря — во всяком случае, из строя он вышел далеко не первым, как обычно. Зато Борис почему-то был рассеян, пропустил совершенно элементарный удар и теперь был вынужден залечивать травму.

Александр сидел в кресле возле биованны и листал книгу. Конечно, с Борькой можно было бы переговорить и позже, к примеру — завтра, но Сашу очень интересовало, что же может так обеспокоить приятеля, что он забыл обо всем на свете, в том числе и о киборге, который вставил ему в бедро двадцать сантиметров стали, чуть не раскрошив при этом кость. Поэтому, вынув из стола специально на такой случай лежащий там детектив, он с головой погрузился в хитросплетения сюжета — по большей части неочевидные лишь для доморощенного детектива, умудряющегося в упор не замечать улики и делающего глупость за глупостью.

Детективы Саша не любил, да и, в общем, он мало что любил. Ранее обожаемая им фантастика теперь пылилась на полках, не вызывая ни малейшего интереса, — и это было вполне естественно, жизнь его оказалась куда увлекательнее любого фантастического романа, и немало нашлось бы писателей, которые с готовностью продали бы душу дьяволу лишь за двадцать минут пребывания на той же пересадочной станции. Не говоря уже о самой Арене.