Английские привидения Акройд Питер

Привидение в деревне Барби

В середине XIX века деревушка Барби, расположенная всего в семи милях от Регби, была уединенным местом. Там 3 марта 1851 года в одном из домов скончалась шестидесятисемилетняя вдова миссис Уэбб.

При жизни ее бережливость доходила до скупости. По-видимому, чувствуя приближение конца, она за три часа до смерти сказала двум своим сиделкам, что не протянет до утра. В этом она оказалась права.

Через месяц жильцы соседнего дома, миссис Холдинг с дядюшкой, с удивлением услышали, что кто-то громко стучит во внутреннюю стену их дома. Дверца стоявшего у этой стены буфета заметно тряслась. Вслед за стуком раздался скрип передвигаемой мебели и хлопанье дверей. Это показалось им странным, так как после похорон всю мебель из комнат миссис Уэбб вынесли.

У миссис Холдинг были ключи от соседнего дома, но когда она туда вошла, все было тихо. Шум, обычно начинавшийся в два ночи, продолжался несколько недель. Грохот был настолько сильным, что миссис Холдинг с дядюшкой старались лечь как можно позже, чтобы потом не просыпаться от шума.

9 апреля в дом миссис Уэбб въехала семья Аклтон. Мистер и миссис Аклтон заняли комнату, в которой скончалась миссис Уэбб. Их десятилетняя дочь спала возле родителей, в маленькой кроватке в углу.

Однажды ночью вскоре после приезда миссис Аклтон разбудил страшный грохот в комнате на первом этаже. Казалось, кто-то собрал все столы и стулья и с силой швырнул о деревянный пол. Решив, что муж вернулся пьяным, она крикнула: «Я слышу, наконец-то ты явился!» Ответа не последовало. Грохот продолжался еще два часа, но мистер Аклтон вернулся домой не ранее семи утра.

С тех пор эти звуки – то громче, то тише – раздавались каждую ночь. Все предметы в комнатах оставались на своих местах.

Через несколько недель около двух ночи Аклтонов разбудил крик дочери: «Мама! Мама! У моей кровати стоит какая-то женщина и качает головой!» Миссис Аклтон попробовала успокоить дочь, говоря, что это лишь чепец и платье, которые она повесила рядом с постелью. Но ложь во спасение ненадолго успокоила девочку. Через два часа она снова крикнула: «Мама, мама! Женщина опять пришла!» По словам девочки, она видела высокую женщину в белом чепце и в платье в крапинку (рост покойной миссис Уэбб был пять футов одиннадцать дюймов). Женщина разбудила девочку, накрыв ей лицо углом простыни.

Миссис Аклтон взяла девочку к себе в постель, и той ночью все было спокойно. Но на этом посещения не прекратились. Семь ночей подряд привидение появлялось возле девочки, и постепенно та перестала бояться. Она говорила, что привидение окружает коричневый свет. Покойная миссис Уэбб стояла прямо, иногда со сложенными на груди руками и строго смотрела на девочку. Она тихонько посмеивалась или напевала и, похоже, что-то силилась сказать.

Миссис Аклтон, когда ее муж уехал по делам, попросила свою мать спать вместе с ней в одной постели. Однажды в два часа ночи ее разбудил внезапно зажегшийся в комнате свет. Она решила, что это, вероятно, привидение. «Я сказала себе, – рассказывала она впоследствии, – да будет на то воля Божия. Я не причинила ей зла. Я взгляну на нее». И она увидела, что та стоит в ногах кровати, выпрямившись и глядя на нее так твердо и гордо, как если бы была жива. Привидение двинулось к ней и оперлось о подушку, как будто хотело что-то сказать. Миссис Аклтон повернулась к матери и разбудила ее. «Это миссис Уэбб», – сказала она.

«Господи, помоги нам, – проговорила мать. – Не смотри на нее». И натянула простыню себе на голову.

В той же комнате в разное время ночевали другие люди. Их соседку миссис Радберн, спавшую там же на кушетке, кто-то разбудил, тронув за локоть. Между ней и окном маячила фигура миссис Уэбб. Другая соседка, ощутив ее присутствие, ударила ее по лицу. «Я обвела взглядом комнату и произнесла про себя: „Ах ты, старая ведьма, думаешь, я тебя не вижу?“» Но она прекрасно ее видела. Миссис Уэбб была в темном платье в крапинку и в белом чепце с двойной оборкой. От призрака исходил яркий свет, который, по словам соседки, наполнил ее глаза огнем.

Таковы обстоятельства встречи с привидением из деревни Барби. Примерно через год все прекратилось.

Матушка Лики

Осенью 1634 года в своей постели умерла старушка, известная в сомерсетском городе Майнхед как матушка Лики. Она славилась веселым нравом, но вместе с тем, казалось, имела вкус ко всему, что связано со смертью.

Рассказывают, что она не раз повторяла своим друзьям: «Как ни приятно вам сейчас в моей компании, но когда я умру, вам не захочется встречаться и болтать со мной, хотя, мне кажется, вы могли бы это сделать».

Недель через шесть после ее похорон ее невестка Элизабет Лики услышала в своей спальне стук и топот. Впоследствии она заявила на суде: «Как будто прошло стадо коров». Год спустя от меланхолии умер ее младший сын Джон, который жаловался, что не находит себе покоя из-за бабушки. Но он не говорил, что ее видел.

Однако его мать ее видела. В марте 1636 года, поднимаясь к себе в спальню с книгой в руке, она внезапно увидела свекровь, сидевшую в кресле и одетую точно так же, как при жизни. В черном платье, косынке и белом корсаже. Невестка от изумления «не могла пошевелиться и потеряла дар речи». Через четверть часа привидение исчезло.

16 октября того же года городской священник Джон Хитфилд навестил семейство Лики. Примерно в десять вечера священник вышел «по малой нужде во двор» и, вернувшись, увидел на кухне стоявшую перед ним матушку Лики. При свете свечи он «разглядел ее черты и даже выражение лица». Он покинул дом «в ужасном страхе».

Тогда он ничего не сказал, но несколько дней спустя поделился пережитым с Элизабет Лики. Ничуть не удивившись, она ответила, что видела, как призрак следовал за ним.

Через месяц в семь часов утра Элизабет заметила свекровь у амбара, в трехстах шагах от дома. На сей раз она не видела ее лица, а только «заднюю часть».

Примерно в то же время привидение явилось служанке Элизабет Флюллин. Та поступила на службу после смерти матушки Лики и потому не узнала нежданную гостью. В восемь утра, выходя из гостиной, она увидела перед собой «фигуру женщины с бледным морщинистым лицом, в черном платье, белом корсаже и косынке на голове». Неожиданно привидение исчезло.

Последнее явление призрака было более продуманным. Элизабет Лики находилась в маленькой спальне, где расстояния от кровати до стены едва хватало, чтобы пройти. Направившись к двери, она увидела, что узкий проход преграждает призрак свекрови. Она заметила, что ее глаза не двигаются. «Во имя Господа, – сказала она, – не причиняй мне зла». «Я не могу, – ответила матушка Лики. – Господь с тобой».

Впоследствии Элизабет Флюллин подтвердила, что, работая внизу, слышала голоса, доносившиеся со второго этажа. Женщины обменялись короткими фразами, и под конец Элизабет Лики спросила, где находится ее свекровь, на небесах или в аду. Ответа не последовало.

С тех пор матушка Лики больше не появлялась.

События в Майнхеде вызвали всеобщее изумление, и лондонский Тайный совет учредил в графстве Сомерсет особую судейскую комиссию. Опросив свидетелей и среди них Элизабет Лики и Элизабет Флюллин, судьи нашли в показаниях женщин противоречия, что позволило в них усомниться. Однако истинные причины появления призрака матушки Лики остались в высшей степени неясными. Судьи заключили, что это был «обман, предпринятый в определенных целях, о которых ничего не известно». Тем не менее этот случай продолжает нас интриговать.

Пустые комнаты

В конце XIX века некоему полковнику с семьей, приехавшему в Карлайл, удалось найти меблированный дом, который сдавался очень дешево. Говорили, что по неизвестной причине или причинам там никто не захотел жить.

Однако семья полковника посчитала эти слухи пустыми. В самом деле, в доме не происходило ничего необычного. И вот в начале скачек в Карлайле они ожидали к себе в гости компанию друзей.

Дом был просторным, там имелись две необставленные комнаты, которыми не пользовались. Теперь же их временно приспособили под пребывание нянь с детьми. Там они должны были ночевать в течение недели.

Окно было занавешено тяжелыми венецианскими шторами, и ночью одна из нянь, проснувшись, явственно услышала, как кто-то с силой поднимает и опускает их. Это повторилось раз двадцать. Так как огонь в камине почти погас, она не видела, движутся ли шторы на самом деле, и пребывала в понятном состоянии сильного страха. Потом раздался звук шагов, как будто, по ее словам, несколько человек «ходили босиком по комнате». Она так испугалась, что с облегчением услышала крик няни, спавшей на соседней кровати: «Господи, смилуйся над нами!» Тогда она спросила у товарки, рискнет ли та встать с постели и помешать угли в камине, чтобы увидеть, что творится в комнате. Та согласилась, и в свете вспыхнувших углей они не заметили ничего тревожного. Все было как обычно.

В другой раз обе няни сидели в одной из прежде необставленных комнат и шили. Неожиданно они услышали, как кто-то пересчитывает деньги: звон монет и стук каждой монеты, которую откладывали в сторону. Шум доносился из соседней комнаты. Но когда они туда вошли, никого не увидели.

Узнав об этом, полковник с семейством сочли за лучшее покинуть дом. Он пустовал еще долго.

Кто-то скребется

Среди бумаг Ричарда Бентли, филолога-классика и главы Тринити-колледжа в Кембридже, было найдено следующее письмо от Джона Касуэлла, оксфордского математика, жившего в XVIII веке.

«Сэр, будучи в Лондоне в апреле, я твердо намеревался вновь Вас посетить, однако простуда и хромота, одолевшие меня на следующий день, помешали мне осуществить свое намерение: из-за простуды я лишился голоса, из-за хромоты – способности передвигаться; поэтому я спешно нанял экипаж до Оксфорда. Я Ваш вечный должник, особенно в том, что касается Ваших добрых намерений в отношении мистера Д., хотя, как оказалось, это не пошло мне на пользу. Тем не менее я Вам за это премного обязан, а также за другие вещи, и, если у меня появится возможность доказать свою признательность, Вы убедитесь в том, что я остаюсь Вашим преданным слугой.

Вместе с письмом посылаю Вам отчет о привидении; эту историю я слышал от двух человек, каждый из которых беседовал с ее участником; и все же их сообщения несколько разнились и, переходя из уст в уста, стали разниться еще больше; посему я попросил своего друга отвести меня к участнику этой истории, в комнате которого я записал ее с его слов, вслед за чем прочел ему запись и оставил второй экземпляр. Он сказал, что может клятвенно подтвердить ее истинность в том, что касается лично его. Он – викарий из Уорблингтона, бакалавр искусств оксфордского Тринити-колледжа, проживший там около шести лет; я не слышал о нем ничего дурного, в настоящее время он уехал в свой приход; он обещал прислать подпись арендатора дома и его работника, кузнеца по профессии, а также работников фермера, насколько их это касается.

Мистер Бринтон, священник, вероятно, попросил его не распространяться об этом случае, так как он не найдет постояльцев, хотя и предложил платить за дом на десять фунтов меньше.

Мистер П., прежний священник, призрак которого бродил по дому, пользовался весьма дурной репутацией; говорят, у него были дети от служанки, которых он умерщвлял; однако я посоветовал викарию ничего не говорить об этом недостатке П., оставив это на совести знавших его прихожан. Люди, знакомые с П., утверждают, что у него была в точности такая ряса и что он любил свистеть.

Ваш Дж. Касуэлл».

А вот и сам отчет.

«В Уорблингтоне близ Хаванта в графстве Гемпшир в шести милях от Портсмута проживал в доме священника некий Томас Пирс с женой и детьми, работником Томасом и служанкой. В начале 1695 года, часов в девять-десять вечера, когда все домочадцы улеглись в постель, служанка с ребенком задержалась на кухне. Служанка сгребла угли в камине, взяла свечу в одну руку, а ребенка в другую и, обернувшись, увидела, что кто-то в черной рясе медленно бредет по кухне и через дверь выходит в сад. Служанка бросилась наверх и, не успев преодолеть и двух ступеней, принялась кричать; хозяин и хозяйка, выбежавшие на крик, увидели, что в одной руке она держит свечу, а другой прижимает к себе ребенка; служанка объяснила им причину крика.

Она не осталась ночевать в этом доме и отправилась в другой, принадлежащий фермеру Генри Салтеру, где проплакала всю ночь от охватившего ее ужаса и ни за что не соглашалась вернуться назад.

На следующее утро (во вторник) жена Томаса Пирса пришла ко мне в Хавант, желая получить от меня совет, и сообщила об этом некоторым своим друзьям; я ей сказал, что, на мой взгляд, это выдумки и что они хотят возвести напраслину на мистера Бринтона, священника, которому принадлежит этот дом. Я сказал, что с ее позволения приду и проведу ночь в этой комнате; ибо я тогда не верил во все эти истории о призраках и привидениях. Я явился туда вечером во вторник и около двенадцати или часа ночи обошел весь дом вместе с жильцом и его работником, чтобы посмотреть, не спрятали ли они там кого-нибудь, чтобы меня провести. Наконец мы пришли в чулан; и там я с улыбкой сказал жильцу, стоявшему рядом, что вызову привидение и заставлю его явиться. Жилец перепугался, но я обещал защитить его, продекламировав: „Barbara, Celarent, Darii“ и т. д. При этом жилец изменился в лице и едва не лишился чувств от страха; я сказал, что заметил его страх и не позволю привидению явиться, и повторил: „Barbara…“ и т. д.

Жилец быстро пришел в себя, мы вышли из чулана, спустились в кухню, откуда пришли, и, просидев там оставшуюся часть ночи, не заметили ничего необычного.

Вечером в четверг мы с жильцом улеглись в одной комнате, а работник в другой; и он увидел, как кто-то в черной рясе идет по комнате, подходит к окну, стоит перед ним и потом уходит. В пятницу утром, когда он мне об этом рассказал, я спросил, почему он не позвал меня, и добавил, что, на мой взгляд, это выдумки или обман. Он объяснил, что не позвал, потому что потерял дар речи и был не в силах пошевелиться.

В воскресенье вечером я улегся в одной из комнат (не там, где работник видел призрак), а жилец с работником в другой комнате на одной кровати. И между двенадцатью и двумя ночи работник услышал, как кто-то ходит по комнате у изножья кровати и очень хорошо свистит; потом призрак подошел к постели, отдернул полог, посмотрел на них и через некоторое время удалился, а работник позвал меня и попросил прийти, потому что кто-то расхаживает по комнате и очень хорошо свистит. Я спросил, есть ли у него огонь и может ли он его зажечь, и он ответил, что нет. Тогда я выпрыгнул из постели, даже не накинув одежды, чтобы не терять времени, и побежал по коридору к двери, но оказалось, что она заперта на замок или засов; я попросил открыть ее и впустить меня; тогда работник встал с постели, отворил дверь, которая была рядом, и тотчас улегся опять.

Я вошел, сделал три-четыре шага вперед и в ярком лунном свете увидел, как призрак двинулся от кровати к стене, отделявшей эту комнату от моей. Я приблизился к нему, встал напротив, на расстоянии протянутой руки, и спросил во имя Господа, кто он такой и зачем нас тревожит. Я стоял в ожидании ответа и, не получив его, решил, что кто-то, возможно, прятался в комнате, чтобы меня напугать; я вытянул руку, чтобы до него дотронуться, но моя рука, не ощутив никакой субстанции, прошла насквозь и уперлась в стену; тогда я отдернул руку, а привидение осталось стоять на месте. До той поры я совсем не испытывал страха, и даже теперь испугался совсем немного.

Тогда я стал заклинать его ответить, кто он такой. После этих слов призрак, стоявший спиной к стене, начал медленно продвигаться к двери; я последовал за ним, а он вышел из комнаты, повернулся ко мне спиной, прошел немного вперед по коридору и, не дойдя до конца, где начиналась лестница, исчез в том месте, где не было угла, за который он мог бы завернуть.

Я ощутил от ступней до пояса нестерпимый холод, хотя не испытывал сильного страха; потом я улегся в постель между жильцом и его работником, и они сказали, что я холодный как лед. Работник, перегнувшись через хозяина, видел, как я протягивал руку к призраку, и слышал, как я с ним говорил; хозяин тоже слышал мои слова.

Призрак был лет сорока пяти – пятидесяти на вид, среднего роста, с непокрытой головой, короткими черными волосами, в темном длинном одеянии, из-под рукавов которого виднелись кисти рук, с бледным худым лицом и смуглой кожей, глаза полуоткрыты, руки опущены.

Я познакомил с этим описанием мистера Джона Ларднера, священника из Хаванта, а также его прихожанина, майора Баттена из Лангстоуна; оба сказали, что оно полностью соответствует наружности мистера П., здешнего священника, умершего двадцать лет назад. После этого жилец и его жена покинули дом, который с тех пор пустует.

В понедельник, после Михайлова дня, некий человек из Чадсона в графстве Уорикшир, посетив ярмарку в Хаванте, часов в девять-десять вечера шел мимо вышеупомянутого дома и видел свет почти во всех комнатах. Так как дорога подходила почти вплотную к дому, он из любопытства заглянул в освещенное кухонное окно, но никого не увидел; повернувшись, чтобы следовать дальше, он увидел человека в длинном одеянии; прохожий заторопился прочь, но призрак следовал за ним; он миновал несколько акров церковной земли, пересек тропинку, затем лужайку и по другой тропинке подошел к ограде у амбара, принадлежащего фермеру Генри Салтеру, моему домовладельцу, где сидели несколько его работников и другие люди. Этот человек вошел в амбар и сказал, что испугался призрака, который следовал за ним от дома священника, и что они, если выйдут, увидят его у ограды; они вышли и увидели, что он скребется в ограду и производит страшный шум; некоторое время он стоял у ограды, а потом исчез; их описание совпадает с тем, что видел я.

Последний рассказ я слышал от того самого человека, а также от работников фермера.

Томас Уилкинз, викарий из Уорблингтона.

11 декабря 1695 года».

Беспокойный самоубийца

Эта история была рассказана преподобному Фредерику Джорджу Ли, автору книги «Проблески в сумерках» (1884), неким священником из Рочестерской епархии.

«Я был приглашен на церковную конференцию на юге Англии, где, как мне дали понять, должны были собраться известные священники для обсуждения вопросов чисто практического свойства. Конференция продолжалась три дня, но в силу непредвиденных обстоятельств мне удалось прибыть лишь на второй день.

Я не был знаком со священником, в доме которого проходила конференция, хотя мы изредка обменивались письмами. Хозяин дома принял меня весьма радушно. Его жена, распорядившись, чтобы мне показали спальню, извинилась за ее скромные размеры, северное расположение и скудость обстановки, сославшись на то, что ею пользуются редко, только при большом стечении гостей.

Я вовремя успел на вторую половину заседаний, после чего мы отужинали, и я в должный час отправился в постель. Среди ночи я проснулся от жуткого ощущения, что какое-то большое животное навалилось мне на грудь и не дает дышать.

Я тотчас вскочил и уселся на кровати. Отдышавшись, я различил в полумраке согбенную фигуру в длинном одеянии, медленно и плавно передвигавшуюся взад-вперед по комнате.

Чиркнув спичкой, я зажег свечу у изголовья. Даже при свете свечи я по-прежнему мог видеть неясную расплывчатую тень, скользившую по комнате, как прежде. Вскоре она, не прекращая движения, стала таять. Мое любопытство разгорелось, и я еще около получаса не гасил свечу, но тень не появлялась. Я пролежал без сна до рассвета, а затем, утомившись от волнения, уснул.

Когда я с небольшим опозданием спустился к завтраку, хозяйка дома, заметив мою бледность и разбитый вид – несомненно, имевшие место, – спросила, явно нервничая, хорошо ли я спал. Я нерешительно ответил, что неважно, не вдаваясь в подробности и не обнаруживая своего замешательства.

Позже в тот же день, когда хозяйка вновь завела разговор на эту тему, я узнал, что в этой комнате, как говорили, покончил с собой слуга прежнего настоятеля и ею почти никогда не пользуются. Многие видели смутные очертания беспокойного призрака, бродившего взад-вперед у большой кровати. В другое время в этой спальне слышался звук тяжелых шагов, а иногда в ночной тиши раздавались душераздирающие крики».

Миссис М

В середине XIX века офицер английской армии составил протокол допроса двух солдат. Речь шла о происшествии, имевшем место в гарнизонном госпитале его полка Протокол был напечатан в книге Кэтрин Кроу «Темная сторона природы» (1852).

В августе сержант-наставник, человек весьма достойный и пользующийся уважением в войсках, привлек мое внимание к одному событию в гарнизонном госпитале.

Выслушав его серьезный и откровенный рассказ, я принял решение провести расследование.

Я рассказал об обстоятельствах случившегося другу, и мы с ним отправились в госпиталь. Нам следовало опросить двух пациентов – оба отличались уравновешенным характером и не страдали психическими заболеваниями. Один из них лечился от туберкулеза, другой – от язвы на ноге, и оба находились в цветущем возрасте.

После того как госпитальный сержант, также человек весьма уважаемый и заслуживающий доверия, подтвердил слова наставника, я послал за первым пациентом и попросил его изложить, что он видел и слышал, предупредив, что запишу его рассказ и потому ему следует быть весьма осмотрительным, ибо обман, обнаруженный в стенах госпиталя, является серьезным проступком и будет строжайшим образом наказан. Затем он перешел к изложению событий, которое приводится ниже.

«Во вторник, поздно вечером, где-то между одиннадцатью и двенадцатью часами, мы все уже улеглись в постель. Было темно, если не считать света лампы у кровати больного лихорадкой.

Неожиданно я проснулся от того, что кто-то навалился мне на ноги, и в тот момент, когда я попытался подобрать их под себя, рядовой У., лежавший на койке напротив, крикнул: „Послушай, К., кто-то сидит у тебя в ногах!“ Я посмотрел туда и увидел, как кто-то встал, обошел вокруг кровати и остановился возле меня, в проходе между койками. Мне стало страшно, последние несколько ночей в палате раздавались тяжелые шаги, и мы уже начали думать, что это привидение, потому что никого не видели. И решив, что это наверняка привидение, я крикнул: „Кто ты и что тебе надо?“

Тогда фигура, опершись одной рукой о стену у меня над головой, пригнулась и сказала мне на ухо: „Я миссис М.“, и я смог разглядеть, что она в длинной фланелевой рубахе, обшитой по краю черной тесьмой, точно такой, в какую я помогал ее одевать, когда она умерла год назад.

Однако голос не был похож на голос миссис М. или кого-нибудь еще, он был совершенно особым – как будто пел у меня в голове. Лица я разглядеть не мог, оно оставалось в темноте, и мне показалось, что сквозь ее тело просвечивают окна.

Хотя я чувствовал себя не очень уютно, я спросил, чего она хочет. Она ответила: „Я миссис М. и хочу, чтобы ты написал тому, кто был моим мужем, и сказал ему…“

Я не вправе передавать слова миссис М. кому-либо, кроме ее мужа. Он находится в военном лагере в Ирландии, я написал ему и все рассказал. Она взяла с меня обещание молчать. Когда я пообещал хранить тайну, она сказала мне еще кое-что, и это убедило меня в том, что я говорю с ее духом, так как об этом не знала ни одна живая душа, только она и я.

И если это мое последнее слово на земле, я торжественно заявляю, что со мной говорил дух миссис М. и никто другой.

Пообещав, что, если я исполню ее просьбу, она не станет меня больше беспокоить, она отошла от моей кровати к камину и принялась водить руками по стене над каминной полкой. Через некоторое время она снова ко мне подошла, и, пока я на нее смотрел, она вдруг исчезла из виду, и я остался один.

Я покрылся холодным потом и почувствовал, что вот-вот упаду в обморок, но я не потерял сознания, мне постепенно становилось лучше, и через некоторое время я уснул».

После перекрестного допроса, учиненного капралу К., и безуспешных попыток разубедить его в том, что его посетило привидение, я прочел ему свои записи и, отпустив, послал за вторым пациентом.

Предупредив его так же, как и первого, я стал записывать его показания, которые он давал, судя по всему, чистосердечно и искренне.

«Вечером во вторник я не спал, – начал он, – и неожиданно увидел, что кто-то сидит на кровати капрала К. В палате было так темно, что я не разглядел, кто это. Фигура сидевшего выглядела так странно, что я испугался и почувствовал себя нехорошо.

Я крикнул капралу К., что кто-то сидит у него на кровати, и тогда тень встала. Я испугался, что она подойдет ко мне, и, так как я очень слаб [это был больной туберкулезом], я откинулся на подушку и, кажется, потерял сознание.

Очнувшись, я увидел, что фигура стоит и беседует с капралом, нагнувшись и опершись одной рукой о стену, но голоса ее я не слышал. От страха я сунул голову под одеяло и пролежал так довольно долго. Выглянув из-под одеяла, я увидел только капрала К., сидевшего на кровати.

Он сказал, что видел привидение, а я ему сказал, что тоже его видел. Через некоторое время он встал и дал мне воды, потому что я был очень слаб. Другие пациенты, разбуженные нашим разговором, велели нам замолчать, и вскоре я уснул. После этого в палате не происходило ничего особенного».

Этого человека подвергли перекрестному допросу, однако он не изменил своих показаний. Отпустив его, мы спросили госпитального сержанта, не могли ли над нами подшутить. Он заверил нас, что это невозможно. И в самом деле, насколько мне известно о порядках и поведении пациентов в госпитале, подобный розыгрыш – слишком рискованная вещь, особенно для тяжелобольных или близких к смерти пациентов этой палаты. Наказание за подобную проделку было бы весьма суровым, а ее раскрытие – неизбежным, так как отношение к виновным было бы враждебным.

Дальнейшее расследование было весьма недолгим, так как устанавливать, по сути, было нечего. Дело кончилось предположением о том, что обоим свидетелям это померещилось или приснилось. Тем не менее полгода спустя, после повторного допроса, их показания остались такими же четкими, а убежденность такой же непоколебимой. К тому же оба изъявили готовность повторить все сказанное под присягой.

Так закончилась история, приключившаяся с двумя солдатами в больничной палате. Возможно, она дает нам основания для скептицизма. Почему миссис М. не явилась прямо своему мужу, а прибегла к помощи посредника? Почему она явилась именно в ту ночь, а в предшествующие ночи раздавались только громкие шаги?

Мелкие детали заставляют сделать вывод о правдивости показаний двух свидетелей – темнота в палате, «если не считать света лампы у постели больного лихорадкой». Далее следует странное описание того, как дух или призрак «водил руками по стене над каминной полкой». Или слова второго солдата о том, как призрак стоял, «нагнувшись и опершись одной рукой о стену».

Могло ли присутствие близкого к смерти человека или тяжелое состояние других пациентов породить подобное явление? Заметим, что существует множество рассказов о привидениях в больницах…

Пьяница

Ричард Бакстер в книге «Несомненное существование мира духов» (1691) приводит следующую историю.

«В Лондоне проживает рассудительный, непьющий, благочестивый человек, один из моих прихожан, а у него есть старший брат, человек из высшего общества, в последнее время впавший в грех пьянства, хотя прежде он казался благочестивым. Он часто и подолгу живет в доме брата, и всякий раз, когда он, напившись пьяным, крепко спит, у изголовья его кровати раздается громкий стук, как будто кто-то колотит в стену. Если его кровать передвигают, шум следует за ним. Повсюду, где бы он ни находился, раздается грохот, который слышат все. За этим джентльменом наблюдали и держали за руки, чтобы он не мог делать этого сам.

Об этом мне сообщил его брат и в подтверждение своих слов привел жену (благоразумную женщину). Она помимо этого сказала, что, наблюдая за ним, видела, как его башмаки, стоявшие под кроватью, приподнялись над полом, хотя их никто не трогал.

Они привели ко мне этого человека, и, когда мы его спросили, как после таких предупреждений он решается вновь грешить, он не привел никаких оправданий. Но так как он человек не простой, я по причинам житейского свойства не называю здесь его имени».

В конце коридора

В августе 1912 года маркиз Хантингтонский, впоследствии Восьмой герцог Девонширский, остановился вместе со своими спутниками в Болтон-холле, большом особняке в трех милях от Скиптона в графстве Йоркшир. Он ночевал в доме священника, который примыкал к Болтон-холлу. В числе его спутников были герцог Девонширский, лорд Десборо и правящий монарх король Георг V. Первым документом в данном случае является заявление маркиза Хантингтонского, под которым в качестве свидетелей подписались три высокопоставленных джентльмена.

«В воскресенье, 18 августа 1912 года, поднимаясь в свою комнату в доме священника в четверть двенадцатого вечера, я ясно увидел фигуру человека, стоявшего у двери. Он был в неприметной одежде и не слишком чисто выбрит. Я стоял на верхней площадке лестницы, глядя в конец коридора, где была моя комната. Я спустился вниз, взял другую свечу, но когда я снова поднялся наверх, фигура исчезла.

Привидения в тот вечер были темой общей беседы, но она велась в мое отсутствие, и я о них не думал.

Хантингтон».

Второй документ – письмо матери маркиза Хантингтона к леди Галифакс.

«Не известите ли вы лорда Галифакса, что Эдди [маркиз Хантингтонский] пошлет ему отчет о своем привидении? Кажется, это тот же человек, которого два-три раза видел викарий, но у викария призрак был в коричневой одежде, а Эдди заявил, что этот человек был в темно-сером или черном. У призрака, который видел Эдди, круглое лицо – без бороды, но, как он сказал, небритое. Когда мы спросили викария, была ли у его привидения борода, он ответил „нет“, но выглядел он так, словно несколько дней не брился, и его лицо было очень круглым».

Третье письмо было послано лорду Галифаксу маркизом Хантингтоном.

«В воскресенье, 18 августа, в четверть двенадцатого вечера я видел привидение, стоявшее в дверях моей комнаты и смотревшее не на меня, а мимо. Я ночевал в доме священника и заметил призрак, когда повернул налево с лестницы, в которой три пролета, и посмотрел в коридор длиной ярдов в одиннадцать, в конце которого находилась моя комната. Пока я поднимался по третьему пролету, в котором всего шесть ступеней, мне показалось, что кто-то там стоит, но я не придал этому значения, так как священник часто встречает меня на лестнице.

Я сразу понял, что это призрак, но испугался лишь потом. Он ниже среднего роста, лет пятидесяти пяти или около того. У него необычно круглое лицо – или скорее слишком широкое по отношению к длине, – изборожденное глубокими морщинами. Блестящие глаза. Лицо могло бы принадлежать старой женщине, если бы не подбородок, покрытый недельной седой щетиной. На голове капюшон, длинная одежда наподобие накидки. Капюшон и плечи, вероятно, серые, но низ одежды черный или коричневый. За спиной у меня горела лампа, в руке была свеча, поэтому голова и плечи призрака были освещены довольно ярко, тогда как нижняя часть оставалась в тени. Призрак вовсе не был прозрачным, он был плотным и реальным».

Стена комнаты, в которой спал маркиз, на самом деле была частью древней монастырской стены.

Викарий, о котором пишет мать маркиза Хантингтона, преподобный Макнабб, видел призрак всего однажды. Тот стоял в той же позе, в которой его видел маркиз, и казался таким реальным, что викарий обвинил его во вторжении в чужой дом. Затем призрак исчез. Вероятно, в прежние годы его видели и другие люди.

Голоса

Мистер Уэйленд из Вата поведал эту историю преподобному Фредерику Джорджу Ли, а тот включил ее в свою книгу «Проблески в сумерках» (1884).

«В 1829 году мой отец купил возле Бристоля небольшой удобный дом с двумя акрами земли, называвшийся „Горячий ключ“.

Дом стоял за пределами деревни, неподалеку от местной церкви. Отец решил обосноваться здесь, оставив карьеру юриста и дом в Лондоне. Он полагал, что сделал выгодное приобретение. Дом был ветхим, однако его владелец обещал привести его в полный порядок при условии, что вернет часть затраченных средств, предоставив новому владельцу право полной и бессрочной собственности. Весной 1831 года все формальности были улажены.

В апреле отец с моей младшей сестрой, слугой и двумя служанками поселились в новом доме, но через две недели обе служанки захотели уволиться. Они утверждали, что в доме обитают призраки – большой обезьяны и гигантского черного пса. То одно, то другое из этих существ появлялось в комнатах или проходило мимо в коридорах и на лестнице. К тому же повсюду раздавались странные звуки. На пустом чердаке было страшнее всего: казалось, там кого-то душат; временами шум доносился из внутреннего двора – как будто там жестоко избивали человек двенадцать.

Вознамерившись выяснить причину этих звуков, служанки ничего не увидели и не услышали. Во дворе было тихо, как в могиле.

Призвали несколько деревенских жителей, однако те согласились нести караул только при зажженных свечах и в большой компании. По этой причине шум раздавался лишь на чердаке, однако около полуночи во внутреннем дворе появились призраки обезьяны и гигантского черного пса, их видели одновременно пять человек. Казалось, животные выбрались сквозь закрытую решетку из большого подвала во флигеле и устремились в темноту за оградой. Домочадцы и крестьяне видели призраков не меньше двенадцати раз, хотя мой отец и слуга (оба слышали странные звуки) ничего не видели.

В начале ноября 1831 года, после того как мой отец уже дважды или трижды поменял слуг, он проснулся среди ночи от душераздирающего крика, доносившегося (как ему показалось) с крыши дома. Одновременно он услышал шум: как будто дюжина рабочих, переговариваясь, снимала черепицу и швыряла в сад. Он вскочил с постели, накинул кое-что из одежды и халат, разбудил слугу и поспешил вместе с ним к входной двери, захватив с собой заряженные пистолеты и ружье. Они рассчитывали встретить там воров, или лунатика… Но, отворив дверь и оглядевшись, они никого не увидели и не услышали ни звука. Черепица была на месте, сад абсолютно пуст и тих.

Подобные события, разнящиеся лишь в деталях, происходили вновь и вновь. Мой отец, человек совершенно прозаический и лишенный воображения, пришел к необычному выводу, что в доме обитают привидения – что, конечно, соответствовало истине, – и в 1832 году продал его отошедшему от дел бристольскому купцу.

Тот, в свою очередь, как мне сказали, счел свою жизнь там невыносимой, но не сумел избавиться от дома и сделал из него три коттеджа. Однако никто не соглашался жить и в коттеджах, ибо там все осталось по-прежнему.

Об этом месте пошла дурная слава, окна пустующего дома разбили, здание со временем обветшало, и через несколько лет его снесли».

Маленькая девочка

Следующий рассказ, вышедший из-под пера «молодой дамы», появился в 1880 году в «Ноутс энд кверис».

«Я собираюсь рассказать о том, что со мной произошло в июле прошлого года, когда я вместе со своими кузинами жила на севере страны в их йоркширском доме. Предыдущим летом я провела там несколько дней, но не видела и не слышала ничего особенного.

На этот раз, приехав рано днем, я отправилась кататься на лодке с одним из родственников, прекрасно провела вечер и наконец отправилась спать, немного утомившись от дневных трудов, но пребывая в отличном расположении духа. Я крепко проспала примерно до половины четвертого, когда стало рассветать. Ненадолго проснувшись, я увидела, что дверь в мою спальню вдруг открылась и тотчас захлопнулась. Я подумала, что это, должно быть, кто-то из прислуги, и крикнула: „Войдите!“

Через некоторое время дверь распахнулась снова, но никто не вошел – по меньшей мере я никого не видела. Почти одновременно зашуршали занавески в гардеробе, стоявшем рядом с моей кроватью, из-за чего мне сделалось немного не по себе, шуршание не прекращалось, и меня охватило крайне неприятное чувство – не страх, а странное мистическое ощущение, что я не одна.

Прошло несколько минут, и я увидела в ногах кровати девочку лет семи. Казалось, она, скользя, приближается ко мне – маленькая девочка в ночной рубашке с темными волосами и белым как полотно лицом. Я попыталась с ней заговорить, но не могла произнести ни слова.

Она медленно приблизилась к изголовью, и я сумела хорошо рассмотреть ее лицо. Мне показалось, что девочка в большой беде: руки стиснуты на груди, глаза устремлены наверх с мольбой и отчаянием. Потом, медленно разжав руки, она коснулась моего плеча. Ее рука была холодной как лед, и, пока я силилась произнести хоть слово, она исчезла.

После того как девочка исчезла, мне стало еще страшнее, и я с нетерпением стала ждать прихода горничной. Не знаю, удалось ли мне уснуть. Однако к тому времени, когда появилась горничная, мне почти удалось убедить себя, что мое ночное приключение всего лишь яркий сон. Тем не менее, когда я спустилась к завтраку, многие заметили, что я бледна и плохо выгляжу.

Тогда я рассказала своим кузинам, что мне приснился очень правдоподобный страшный сон, и если бы я верила в привидения, то вообразила бы, что видела одно из них. Все промолчали, только хозяин дома, врач, заметил, что лучше мне не спать в этой комнате, во всяком случае, одной.

На следующий день одна из кузин ночевала вместе со мной. Ночью и ранним утром никто из нас не видел и не слышал ничего особенного. И я убедила себя, что увиденное мною – всего лишь плод воображения, и настояла на том, что буду спать в этой комнате одна.

И вот, удалившись в эту комнату, я встала на колени у кровати, чтобы помолиться, и неожиданно испытала тот же страх, что накануне. Занавески в гардеробе зашевелились, и у меня возникло прежнее ощущение – что я не одна. От страха я не могла пошевелиться, но, к счастью, одна из моих кузин вошла за какой-то забытой вещью. Взглянув на меня, она воскликнула: „Ты что-то видела?“ „Нет“, – ответила я, но рассказала ей, что я почувствовала, и безо всяких уговоров с ее стороны покинула эту комнату и больше туда не возвращалась.

Узнав о случившемся, хозяйка дома сказала, что мне не следует спать в этой комнате, поскольку страшный сон произвел на меня такое впечатление, что теперь я могу вообразить (сказала она) все что угодно и серьезно заболеть. Я перебралась в другую комнату, и в оставшееся время (в течение недели) меня не беспокоило появление маленькой девочки.

Когда я уезжала, моя кузина, старшая дочь доктора, отправилась вместе со мной к моему дяде, жившему в том же графстве. Мы пробыли у него около двух недель, и все это время о „маленькой девочке“ упоминали только как о моем „кошмаре“.

Потом я поняла, что от меня что-то скрывали, потому что перед моим отъездом кузина обратилась ко мне: „Мне нужно кое-что тебе сказать. Я хотела рассказать тебе об этом сразу после нашего отъезда. Но отец попросил меня молчать, потому что ты со своими слабыми нервами могла бы слишком сильно испугаться. Твой кошмар вовсе не был кошмаром. Ты видела привидение маленькой девочки!“ И она рассказала, что эту „маленькую девочку“ видели уже три раза три разных человека. Но так как с тех пор прошло около десяти лет, о ней почти забыли, пока я не рассказала о том, что видела утром после первой ночи моего второго визита.

Далее моя кузина рассказала, что ее младшая сестра, проснувшись перед рассветом, к своему огромному удивлению, увидела маленькую девочку с темными волосами, стоявшую к ней спиной и глядевшую в окно. Приняв ее за свою сестренку, она заговорила с ней. Но та не отвечала и не двигалась, тогда она сказала: „Напрасно ты там стоишь. Я тебя узнала. Меня не проведешь“. Оглянувшись, она увидела, что ее сестренка, с которой она, как ей казалось, говорила, спит рядом с ней.

Почти сразу же девочка отошла от окна и направилась в комнату другой ее сестры, А. И последняя, как она потом призналась, ясно видела фигуру маленькой девочки с темными волосами, стоявшую у стола в ее комнате. Когда она попробовала с ней заговорить, девочка исчезла. Передо мной „маленькую девочку“ несколько раз видел отец моей кузины доктор X. Ранним летним утром, возвращаясь с визита к больному, он поднимался по лестнице к себе. И заметил ту же девочку с темными волосами, бегущую впереди него. Когда же он добрался до своей комнаты и вошел в нее, девочка исчезла.

Стало быть, призрак три раза видели члены семьи и один раз я. Но только я видела ее лицо. Добавлю, что она никогда не показывалась дважды в одной комнате».

Непрошеные гости

Есть странные домашние привидения, о которых неизвестно что и думать.

В Виндзоре, в одном из старых домов на Парк-стрит, обитало привидение, о существовании которого можно было догадаться только ночью, по шагам в спальне.

Дама, жившая там, сообщала: «Я никогда никого не вижу, но постоянно слышу шаги. Они пересекают комнату из угла в угол, от алькова, где стоит кровать, до противоположной стены, где они затихают. Почему-то я никогда не испытывала страха… Однажды кто-то из моих детей случайно упомянул „приятного старичка, который приходит пожелать спокойной ночи“». Ребенку было три года, и, когда его попросили описать старичка, он ответил: «Он похож на Санта Клауса. Только одежда у него из горелой бумаги».

В XIX веке в Дербишире в доме булочника близ Стони-Миддлтона обитало привидение, делавшее дырки в буханках хлеба – «такие большие, что хлеб нельзя было продать».

В том же веке в одной деревне близ Честер-ле-стрит время от времени появлялось привидение, которое при приближении к нему «падало на землю и расстилалось, как простыня или большой тюк белой шерсти».

В XIX веке дети, жившие в доме, о котором говорили, что в нем водятся привидения, рассказали матери, что бегали в подвале за «очень странным зверем вроде козла, но не козлом; и еще он был похож на тень».

В 1661 году появилось привидение с пластырем на лице «величиной с полкроны».

В XX веке мать с ребенком, посмотрев в дыру от сучка в деревянном поле, увидели голубой глаз.