Корабль невест Мойес Джоджо

Глава 10

Плавание оказалось сущим кошмаром. Из-за постоянных инцидентов на борту оно длилось восемь недель. У нас было одно убийство, одно самоубийство, одно помешательство, когда офицер ВВС сошел с ума, и т. д. И все это на фоне того, что члены команды открыто пренебрегали своими служебными обязанностями, поскольку были заняты тем, что гонялись за «невестами», а затем фактически у всех на глазах кувыркались с ними, вступая в сексуальный контакт. С этой целью они использовали любое доступное пространство, а одна парочка даже облюбовала себе «воронье гнездо»^[26].

Из архива покойного Ричарда Лоури, конструктора кораблей

Шестнадцатый день плавания

Первая радиограмма «НЕ ЖДУ НЕ ПРИЕЗЖАЙ» пришла на шестнадцатый день плавания. Радиограмма поступила в радиорубку после восьми утра, сразу после долгосрочных прогнозов погоды. Радист обратил внимание на ее содержание. И тут же отнес ее капитану, который ел в своей каюте овсянку с тостом. Капитан прочел радиограмму и вызвал капеллана, который, в свою очередь, пригласил соответствующего офицера из женской вспомогательной службы, и все трое принялись разглагольствовать по поводу того, что известно о характере упомянутой невесты и насколько спокойно — или нет — она может воспринять подобную новость.

Предмет обсуждения, миссис Миллисент Ньюком (урожденная Самптер), вызвали в капитанский офис в десять тридцать утра — они решили не портить девушке завтрак, поскольку все только-только успели оправиться от морской болезни. Она пришла очень бледная, полная уверенности в том, что ее мужа — пилота палубного истребителя «сифайр» — сбили, что он пропал без вести, а возможно, погиб. Ее отчаяние было настолько велико, что никто из троих не осмелился с ходу открыть ей правду. Они неловко топтались вокруг, пока она всхлипывала в носовой платочек. Наконец капитан Хайфилд решил взять быка за рога и звучным голосом произнес, что он очень сожалеет, но все несколько не так. На самом деле совсем не так. И протянул ей радиограмму.

Уже потом он рассказывал стюарду, что она страшно побледнела, причем гораздо сильнее, чем тогда, когда решила, что муж погиб. Она несколько раз спросила, не думают ли они, будто это розыгрыш, но, услышав в ответ, что подобные радиограммы обязательно проверяют на достоверность и потом заверяют, рухнула на стул, вглядываясь в написанные на бумаге слова, словно не могла вникнуть в их смысл.

— Это все его мать. Я знала, что она постарается от меня отделаться. Я знала, — сказала она и, пока они молча стояли вокруг нее, продолжила: — Я купила две пары новых туфель. Истратила все свои сбережения. Чтобы было в чем сойти на берег. Думала, ему приятно будет увидеть меня в красивых туфлях.

— Уверен, что туфли действительно красивые, — растерянно пробормотал капеллан.

Затем она обвела комнату душераздирающим взглядом и прошептала:

— Даже не представляю, что мне теперь делать.

С помощью женщины из вспомогательной службы капитан Хайфилд уже отправил радиограмму родителям девушки и связался с Лондоном, который посоветовал высадить ее на Цейлоне, где представитель правительства Австралии возьмет на себя организацию отправки бывшей невесты домой. Радист должен передать соответствующую информацию ее родителям или другим членам семьи. Девушка покинет корабль только тогда, когда они убедятся в том, что все необходимые меры для встречи на родине приняты. Все процедуры были прописаны в недавно присланном из Лондона циркуляре, который лежал наготове на случай экстренной отправки домой жен военнослужащих.

— Мне очень жаль, — грустно улыбнулась она, когда все приготовления были сделаны, она уже успела взять себя в руки и чуть-чуть расправить худенькие плечики. — Я имею в виду, что доставила вам столько хлопот. Мне очень жаль.

— Ничего страшного, миссис… хм… Миллисент.

Женщина-офицер, положив девушке руку на плечо, помогла ей подняться. Трудно сказать, о чем именно свидетельствовал этот жест: то ли о желании приободрить бедняжку, то ли о стремлении поскорее выпроводить из капитанского офиса.

Когда девушка покинула офис, несколько секунд все сидели молча, словно перед лицом такой душевной опустошенности никто не знал, что говорить. У Хайфилда, у которого в ушах до сих пор стоял несчастный голос обманутой невесты, неожиданно разболелась голова.

— Я свяжусь с Красным Крестом на Цейлоне, сэр, — тем временем заявил капеллан. — Постараюсь найти кого-нибудь, кто сможет с ней там немножко побыть. Чуть-чуть поддержать ее.

— Это было бы замечательно, — отозвался Хайфилд. Он машинально что-то чирикал в лежавшем перед ним блокноте. — Полагаю, нам следует также связаться с начальством этого пилота, чтобы узнать, не имеется ли у него каких-то смягчающих обстоятельств. Добсон, можете взять это на себя?

— Да, сэр, — ответил Добсон, который столкнулся с Миллисент на пороге. Сейчас он насвистывал какую-то игривую мелодию, что безумно раздражало Хайфилда.

Хайфилд спрашивал себя, не слишком ли быстро он выпроводил девушку и не пригласить ли ее через офицера женской вспомогательной службы сюда на обед. После такого унижения обед за столом капитана, возможно, немного ее утешит. Хотя он плохо разбирается в подобных вещах.

— С ней все будет в порядке, — заметил Добсон.

— Что? — переспросил Хайфилд.

— Перед тем как покинуть Цейлон, она, скорее всего, найдет себе другого идиота. Такая-то красотка! — ухмыльнулся он. — Не думаю, что эти австралийки уж шибко разборчивы, если есть хоть какой-то шанс найти кого-нибудь, кто сможет увезти их со старой доброй овечьей фермы. — (Хайфилд хранил ледяное молчание.) — К тому же, капитан, баба с возу, кобыле легче, — расхохотался Добсон, явно довольный своей шуткой. — Немного везения — и к тому времени, как доберемся до Плимута, успеем скинуть за борт всех до единой.

Стоявший в углу Ренник встретился с капитаном глазами и тихонько вышел из комнаты.

До этой точки на карте мира, насколько было известно невестам, оставалось все меньше морских миль, а тем временем «Виктория» уже стала их собственным миром, существовавшим совершенно независимо от жизни на суше. Рутина корабля сделалась рутиной всех этих женщин, а мужчины, что ежедневно драили палубу, красили трубы или сваривали швы, — ее неотъемлемой частью. Границы этого нового мира простирались от офиса капитана на одном конце корабля до военторговского магазинчика на другом (поставщика губной помады, стирального порошка, бумаги для письма и прочих необходимых вещей, что продавались не по карточкам), от полетной палубы, откуда открывался вид на бескрайние синие просторы, до самых недр, с их трюмными помпами, пирамидами с оружием и двигателями в машинных отделениях.

Одни женщины писали письма и посещали богослужения, другие ходили на лекции и в кино, гуляли по продуваемой всеми ветрами палубе, иногда играли в бинго. С учетом того, что едой их обеспечивали, а быт был регламентирован строгими правилами, им не требовалось принимать практически никаких решений. Оказавшись на своем плавучем острове, они сделались пассивными, подчинились новому ритму жизни: их по-прежнему окружал безбрежный океан, разве что климат понемногу изменился да закаты стали более красочными. И тут со всей неотвратимостью на них навалился страх перед неизвестностью. Они страшились думать о конечном пункте своего назначения, примерно так же, как беременные женщины боятся представлять себе сами роды.

Однако оглядываться назад было еще тяжелее.

И естественно, в такой застойной атмосфере новости о «НЕ ЖДУ НЕ ПРИЕЗЖАЙ» распространялись со скоростью вирусной инфекции. И коллективное настроение, несколько улучшившееся после того, как морская болезнь немного отступила, резко испортилось, сделавшись удрученным. Буквально во всех разговорах за столом сквозила озабоченность. В судовой лазарет валом повалили девушки с приступами головной боли и учащенного сердцебиения. Резко увеличилось число запросов по поводу времени поступления следующей партии писем. По крайней мере одна невеста призналась на исповеди в том, что подумывает изменить свое решение, будто, озвучив эту мысль и услышав от капеллана заверения в обратном, она рассчитывала отвести от себя удар судьбы.

Всего четыре коротких слова на клочке бумаги вернули их с небес на грешную землю, бесцеремонно продемонстрировав им реальное положение дел. Проинформировали их, что они не хозяева своей судьбы и что другие — невидимые пока — силы уже сейчас определяют, какими будут те месяцы и годы, что ждут их впереди. Напомнили им, что многие вышли замуж слишком поспешно и что, несмотря на их горячие чувства, на все принесенные жертвы, им остается только ждать, словно агнцам на заклание, когда их мужья пожалеют о своем решении.

Несмотря на это, а возможно, именно благодаря этому, в день прибытия бога морей Нептуна со свитой на корабле царила в лучшем случае лихорадочная атмосфера, а в худшем — совершенно безумная.

После ланча Маргарет потащила подруг на полетную палубу. Но Эвис сказала, что предпочитает остаться в каюте, дескать, она слишком слаба, чтобы развлекаться. Фрэнсис заявила своим обычным спокойным холодным тоном, что подобные вещи, как ей кажется, не для нее. Маргарет, от внимания которой не ускользнули натянутые отношения между попутчицами и которую к тому же несколько выбила из колеи утренняя встреча в туалете с рыдающей девушкой, уверенной в том — совершенно безосновательно, — будто она тоже скоро получит радиограмму с отказом, твердо решила, что им всем сейчас не помешает немного развеяться.

Ее мотивы были, если честно, не совсем бескорыстны: ей надоело терпеть резкую смену настроений попутчиц и служить между ними буфером, и вообще она уже была больше не в силах выдержать очередной день бесцельного блуждания между столовой и замкнутым пространством каюты.

Ну, по крайней мере, Джин в уговорах не нуждалась.

Когда они вышли на залитую солнцем полетную палубу — в обычное время пустынную, если не считать чинно восседающих чаек, заблудившихся невест да отдельных моряков, драивших ее, разбившись на пары, — то увидели бурлящую толпу. Люди рассаживались вокруг только что сооруженного брезентового бассейна, их оживленные голоса перекрывали шум двигателей. Маргарет даже не сразу заметила висевший над бассейном стул, что был спущен на грузовой стреле.

— Боже ты мой! Надеюсь, они не заставят нас туда сесть! — воскликнула она.

— Ну, для тебя точно понадобится портальный кран, — заметила Джин, которая, не обращая внимания на ругань и сердитые взгляды, вовсю работала локтями, чтобы протиснуться вперед. — Ну, давайте же, девчонки! Здесь полно места. Поберегись! Беременная дама идет!

Теперь, когда все более-менее расселись, Маргарет заметила, что толпа довольно пестрая. Впервые за все время, что они находились на борту, мужчины формально не были отделены от женщин. Офицеры, в своих белых кителях, все же стояли чуть поодаль. Жара на палубе создавала праздничную, игривую атмосферу. Маргарет отметила голые руки и ноги женщин, привлекавшие откровенные взгляды мужчин.

Неподалеку от нее еще одна беременная женщина в шляпе от солнца искала, куда бы присесть, от жары ее бледная кожа пошла красными пятнами. Женщина понимающе посмотрела на Маргарет и скривилась в сочувственной улыбке. За ее спиной какой-то мужчина в комбинезоне предлагал хохочущей девушке бумажный стаканчик, и Маргарет с некоторой долей зависти вспомнила, как Джо угощал ее лимонадом на местной ярмарке во время одного из первых свиданий.

Она опустилась на палубу — Джин услужливо освободила ей место, — стараясь усесться на жесткой поверхности так, чтобы потом не болели все кости. Минутой позже ей пришлось неуклюже пригнуться, поскольку один из матросов пронес прямо над головами женщин здоровенный ящик, который передал усатому механику, знакомому Маргарет по посиделкам в кубрике Денниса.

— Это вам, миссис, — сказал он. — Присаживайтесь.

— Очень любезно с вашей стороны, — смущенно ответила она, в глубине души ей было неприятно сознавать, что они делают скидку на ее положение.

— Не стоит благодарности, — ответил он. — Мы тут тянули жребий, но никому неохота поднимать вас потом на ноги.

Если учесть, что Маргарет, с ее острым языком, в долгу не осталась бы, механику еще крупно повезло, что в этот самый момент на палубе появился Нептун в парике из расплетенной веревки, лицо выкрашено в ядовито-зеленый цвет. Его окружали не менее причудливо одетые личности, которых представили так: царица Амфитрита (очень волосатая), придворные Врач, Дантист и Цирюльник и царский Ребенок (явно переросток), со слюнявчиком из салфетки, он был щедро обмазан машинным маслом. Затем под приветственные крики зрителей появилась банда раздетых по пояс мужчин в сопровождении рыжеволосого трубача, вероятно стража. Их просто представили как Медведей.

— Эй, вот это да! Эй! Поборись со мной, приятель! — Лицо Джин раскраснелось от волнения. — Ты только посмотри на него! Он силен как бык!

— Ох, Джин, — вздохнула Эвис.

Она по-прежнему сидела с изнемогающим видом, хотя ей явно было гораздо лучше. А иначе стала бы она битых двадцать минут укладывать волосы, несмотря на отсутствие нормального зеркала и лака для волос. А затем так обильно душиться, что Мод Гонн потом целых полчаса не могла прочихаться. И вообще, оказавшись в смешанной компании, Эвис сразу повеселела.

— Посмотрите, да здесь же все звания! — радостно воскликнула она, вытягивая шею, чтобы лучше видеть. — Вы только взгляните на нашивки! А я-то думала, что будет только кучка жутких старых инженеров.

Маргарет и Фрэнсис многозначительно переглянулись.

— И жены жутких старых механиков? — сухо спросила Маргарет, но Эвис ее не слушала.

— Ох, зря я не надела голубое платье в цветочек, — произнесла она, ни к кому собственно не обращаясь, и критически оглядела свою хлопковую юбку. — Оно гораздо наряднее.

— Ты в порядке? — кивнув на живот Маргарет, поинтересовалась Фрэнсис. Несмотря на шляпу с мягкими полями, Фрэнсис чувствовала себя не в своей тарелке.

— Отлично, — ответила Маргарет.

— Может, принести попить или еще чего?

— Нет, — отмахнулась Маргарет.

— Мне нетрудно догулять до буфетной, — сказала Фрэнсис, которой явно не терпелось уйти.

— Ой, да кончай суетиться, — бросила Эвис, поправляя подол. — Если ей что-нибудь понадобится, она скажет.

— Спасибо, обойдусь как-нибудь без посторонней помощи. У меня все прекрасно, — повернулась Маргарет к Фрэнсис. — Господи боже мой, я ведь не лежачая больная.

— Я просто подумала…

— Много думать вредно. Я вполне способна сама о себе позаботиться. — Маргарет опустила голову, пытаясь справиться с приступом раздражения.

При этих словах Фрэнсис внезапно окаменела, и Маргарет почему-то вспомнила о Летти.

— Слушайте все, слушайте все! — Нептун поднял блеснувший на солнце трезубец.

Шум внезапно стих, превратившись в сдавленное хихиканье, потом по толпе прокатился шепот, словно легкий ветерок по кукурузному полю. Нептун, довольный, что ему удалось завладеть вниманием женщин, поднял вверх бумажный свиток.

Вы, дамы, хоть и под британскою защитой,

Но моряки чинят вам притесненья и обиды,

И оскорбленьям их не счесть числа,

Однако царь морской Нептун отплатит им сполна.

Матрос, кэп, кочегар — Нептуну все равно,

Ведь суд на корабле вершить ему дано.

Кто другу пожалел наполнить кружку брагой,

Матроса кто презрительно назвал салагой, —

Братва, что ж, с вами будет долгий разговор,

Нептуна все услышат строгий приговор.

— Да уж, точно не Вордсворт, — фыркнула Эвис.

— Кто-кто? — переспросила Джин.

Теперь матросы, кэпы, кочегары, салажата,

Сжав зубы, будут драться, дьяволята,

Чтоб звание морского волка заслужить

И радость ту на дне стакана утопить.

Матрос, морпех и кочегар — залейте грогом трубы,

Ведь к дьяволу морскому вы попадете в зубы.

И вам, о дамы дорогие, отдаю на суд,

Кого на пьяный стул Нептун посадит тут.

Наконец после громкого улюлюканья и чего-то вроде небольшой потасовки был вызван первый «салага»: молодой матросик, который отчаянно щурился. Его очки, как почетный приз, торжественно несли за ним. Его вина, очевидно, состояла в том, что он только во второй раз пересекал экватор, но первый раз еще во время войны, поэтому он никак не ознаменовался и матросу его не засчитали. Когда женщины стонами выразили свое одобрение, матросу предъявили обвинение в том, что он «отказался признать территорию, принадлежащую Нептуну», затем стражник поставил его на колени, и Дантист наполнил ему рот чем-то вроде мыльной пены, отчего парень стал давиться и кашлять. Его водрузили на стул и по мановению трезубца Нептуна погрузили в бассейн под одобрительные крики женщин.

— Не слишком-то благородно, да? — вытянув шею, чтобы лучше видеть, спросила Эвис.

В эту минуту Медведи принялись прочесывать толпу в поисках женщин с артистическими задатками. Невесты, в свою очередь, с готовностью поднимали визг и прижимались друг к другу, клялись — громко и без особой нужды, — что будут защищать друг друга. Все это выглядело настолько мелодраматично, что у Маргарет от удивления глаза полезли на лоб. А вот Фрэнсис сидела как изваяние. Мужчины ее настолько не интересовали, что Маргарет в очередной раз задалась вопросом, как это Фрэнсис вообще удалось выскочить замуж.

Один из Медведей остановился прямо возле них. Его грудь еще оставалась мокрой после очередной атаки, лицо было устрашающе зеленого цвета, на шее висели бусы из ракушек. Наклонившись, он вглядывался в лица женщин:

— Ну и где там наши грешницы и злодейки, а? Кто из вас заслуживает хорошего наказания?

Но ответом ему был дружный визг невест, расступившихся перед ним, словно воды Красного моря перед Моисеем.

Посторонились все, кроме Фрэнсис. Он остановился перед ней, их взгляды скрестились, он первый отвел глаза, поняв, что здесь ему не светит, и повернулся к Маргарет. Та собралась было с улыбкой сказать, что они не затащат ее на этот чертов стул, но он уже театрально развернулся, точно злодей из пантомимы, к довольной публике.

— Похоже, придется искать другую жертву, — сказал он, махнув рукой в сторону Маргарет. — Потому что, по законам Нептуна, никто не имеет права обидеть кита.

Невесты кругом так и полегли со смеху. Маргарет, которая собралась было срезать наглеца остроумным ответом, вдруг поняла, что потеряла дар речи от возмущения. Над ней жестоко посмеялись. Словно ее беременность могла быть предметом для шуток!

— Да пошел ты! — грубо сказала она.

Но смех вокруг стал только громче.

Медведь отправился на поиски другой жертвы, а у Маргарет от обиды слезы навернулись на глаза. Фрэнсис ничего ей не сказала, только сдвинула шляпу пониже на лоб, а руки сложила на коленях.

— Придурок чертов, — пробормотала Маргарет и уже громче повторила: — Придурок чертов. — Она явно надеялась, что, выплеснув эмоции, сразу почувствует себя лучше.

Солнце палило нещадно, у нее буквально горели щеки и нос. Вперед вывели еще несколько матросов, приговорив их к такому же наказанию. Одни из них извивались и грязно ругались, других вообще приходилось тащить волоком после неудачной попытки спрятаться в различных частях корабля. Все кругом буквально валялись от смеха.

Маргарет завидовала шляпе Фрэнсис. Она поерзала на своем ящике, поднесла руку ко лбу и продолжила следить за представлением, злоключения других заставили ее потихоньку забыть о собственном унижении.

— Ты уже раньше плавала на кораблях. Скажи, это всегда так? — обратилась она к Фрэнсис, успевшей надеть очки от солнца. Похоже, ей была непереносима сама атмосфера праздника.

Фрэнсис выдавила слабую улыбку, и Маргарет неожиданно стало совестно за то, что она так грубо обошлась с подругой.

— Даже и не знаю, — прошептала Фрэнсис. — Я в это время была слишком занята работой.

Неожиданно внимание девушки привлекло что-то справа от нее.

— А кому ты киваешь? — поинтересовалась Маргарет.

— Там наш морпех, — ответила Фрэнсис.

— Разве? — Маргарет, прищурившись, разглядывала стоявшего неподалеку темноволосого мужчину.

Она толком никогда не смотрела ему в лицо, поскольку всегда шла, согнувшись над корзинкой с собакой.

— Вид у него такой, что краше в гроб кладут. Интересно, почему ему не положено днем спать, если он всю ночь стоял на часах?

Фрэнсис не ответила. Морпех их заметил, и она снова потупилась.

— Он тебе кивает, — жизнерадостно махнув рукой, заметила Маргарет. — Смотри! Разве ты не собираешься ему ответить?!

Но Фрэнсис, похоже, ее не слышала.

— Эй, смотрите туда! Ну и дела! Они взяли одного из офицеров.

— Не просто офицера, а старшего офицера! — ахнула Эвис. — Представляете, и очень высокого звания. Ой, боже ты мой! — Она прикрыла ладошкой кривую улыбку, словно считала, что благовоспитанной девушке не пристало так откровенно радоваться.

Офицера — отчаянно ругавшегося и брызгавшего слюной — пронесли мимо капитана и привязали к стулу. Затем Медведи стащили с него рубашку и под одобрительный визг женщин обмазали жиром, а лицо — чем-то вроде разведенного толокна.

Офицер пару раз изогнулся, словно взывая к кому-то стоявшему за его спиной, но ему на голову уже налили сироп, а макушку посыпали перьями. С каждым новым унижением шум вокруг становился сильнее, даже кружившие над палубой чайки не выдержали и пронзительно закричали. И невольно начинало казаться, будто эти женщины, понимающие, что не властны над своей судьбой, получали странное, близкое к катарсису удовольствие, определяя участь других.

— В воду! В воду! В воду! — бесновалась толпа, мужские голоса звучали в унисон с женскими.

Маргарет уже успела забыть о своем унижении. Она ухмылялась и вопила во все горло, все это напоминало ей о шумной жизни в отчем доме, о том, как они с братьями в детстве запихивали друг другу в рот коровий навоз и валяли друг друга в грязи.

Внезапно кто-то легонько постучал по ее плечу. Фрэнсис явно пыталась что-то сказать. Разобрать слова в этом шуме было абсолютно невозможно, но девушка жестами дала понять, что уходит. Она сегодня совсем бледная, подумала Маргарет и снова повернулась в сторону незадачливого офицера.

— Ты только посмотри на него! — восторженно визжала Эвис. — Он просто в ярости!

— Извивается, как уж на сковородке, — заметила Джин. — Не думала, что они смогут сотворить эдакое с важной шишкой.

— Ты в порядке… — начала Маргарет, но Фрэнсис уже рядом не было.

Подстрекаемый ревущей толпой, Цирюльник намылил офицеру голову, взял огромные ножницы и обкорнал ему волосы. Затем какой-то весельчак насильно открыл ему рот, и туда влили нечто, что Нептун торжественно назвал лекарством мореплавателя. И пока офицер давился и плевался — лицо его стало совершенно неузнаваемым, — один из Медведей расхаживал вокруг собравшихся женщин, гордо оглашая список ингредиентов: касторка, уксус, мыльная пена и яичный порошок. В уши офицеру воткнули двух дохлых рыб, шею повязали женским шарфом. Затем после обратного отсчета его макнули в воду, а он, дважды вынырнув, излил на окружающих свою ярость.

— Вы, чертово отродье, мне за это дорого заплатите! — пуская пузыри, орал он. — Я выясню ваши имена и доложу вышестоящему начальству!

— Придержи язык, Доббо! — прикрикнула на него царица Амфитрита. — Если не хочешь, чтобы тебе его намылили!

Женщины засмеялись еще громче.

— Поверить не могу, что они специально так сделали, — захлебывалась от восторга Эвис. — А я-то считала, что высших чинов не трогают. — Неожиданно она, совсем как охотничья собака, унюхавшая дичь, сделала стойку. — Ой, боже ты мой! Айрин Картер! — Мгновенно забыв о Нептуне — и о своих спутницах, — она встала и, придерживая рукой волосы, принялась протискиваться сквозь ликующую толпу. — Айрин! Айрин! Это Эвис!

— Как думаешь, он подаст на них рапорт капитану? — вылупив глаза, поинтересовалась Джин, когда шум немного стих и несчастную жертву отвязали от стула. — Тебе не кажется, что они слегка переборщили, а?

— Понятия не имею, — пожала плечами Маргарет.

Она обшарила глазами палубу в поисках Фрэнсис и неожиданно увидела командира корабля. Он стоял возле острова в окружении каких-то людей. К нему подошел мужчина чуть пониже его ростом, с очень морщинистым лицом и, вытянувшись, зашептал что-то ему на ухо. Конечно, на таком расстоянии что-либо разглядеть было сложно — лицо командира корабля скрывала фуражка, и вообще слишком много народу вокруг, — но она могла поклясться, что он смеялся.

Фрэнсис ей удалось найти только часа через два. Шел «Национальный бархат». Фрэнсис сидела в среднем ряду в пустом кинозале, сдвинув очки от солнца на макушку, и внимательно следила за тем, как Микки Руни напивается в салуне.

Маргарет помешкала в проходе, вглядываясь в темноту, чтобы убедиться, что это действительно Фрэнсис, затем протиснулась к ней.

— Ты в порядке? — усаживаясь рядом, спросила она.

— Все прекрасно.

Маргарет еще ни разу в жизни не встречала человека, настолько лишенного эмоций, как Фрэнсис.

— Ужасно забавная церемония, — заявила Маргарет, поставив ноги на переднее сиденье. — Старшего кока обвинили в приготовлении несъедобной еды. Ему на голову положили дохлого кальмара, а потом заставили есть вчерашние помои. По-моему, как-то несправедливо. Я хочу сказать, что моя стряпня не намного лучше. — При тусклом свете экрана Маргарет увидела слабую улыбку Фрэнсис, свидетельствующую о полном отсутствии интереса. Но Маргарет тем не менее упрямо продолжила: — Джин пошла выпить чая с бравым морячком. Ой, и Эвис тоже ушла. Встретила какую-то давнишнюю подружку, и они слились в объятиях, словно любовники после долгой разлуки. Они даже внешне чем-то похожи: идеальная прическа, толстый слой штукатурки, ну и все такое. Зуб даю, теперь она постарается от нас поскорее отделаться. Кажется, мы ее здорово разочаровали. Хотя, возможно, только я, — поспешно добавила Маргарет. — Ну, ты понимаешь, толстомясая доярка с вонючей собачонкой. Словом, явно не ее поля ягода. — Ребенок толкался в животе. Маргарет заерзала на месте, мысленно отругав его. — Я просто… удивилась, почему ты ушла. Я тут подумала… Ну, в общем, я только хотела проверить, все ли у тебя нормально.

В этот момент Фрэнсис наконец поняла, что досмотреть фильм ей точно не удастся. Она села чуть свободнее и повернула голову в сторону Маргарет.

— Не люблю толпу, — сказала она.

— Так ты из-за этого?

— Да.

Элизабет Тейлор одним прыжком грациозно села на лошадь, что говорило о невесомости главной героини и о радости такой простой вещи, как движение. Маргарет смотрела на экран и вспоминала мамину норовистую кобылу. Ведь раньше Маргарет ничего не стоило запрыгнуть ей на спину, а затем, бравируя перед братьями своей смелостью, совсем как гимнастка, развернуться лицом к крупу лошади. А если лошадь была постарше и поспокойнее, то Маргарет могла даже сделать стойку на руках у нее на спине.

— Извини, — пробормотала она. — Там, на палубе, я была немного резкой. — (Фрэнсис не отрывала глаз от экрана.) — Я тут поняла… поняла, что беременность не простая штука. Меня словно подменили. И иногда… я ляпаю что-нибудь, не подумав. — Маргарет положила руки на живот, который плавно поднимался от толчков ребенка внутри. — Это все из-за братьев. Я привыкла рубить правду-матку в лицо. И забываю, что меня могут неправильно понять. — (Фрэнсис опустила глаза, экран на миг залило сияние кинематографического солнца. И Маргарет поняла, что Фрэнсис ее внимательно слушает.) — На самом деле, — продолжила она, темнота и отсутствие лишних ушей позволили ей сказать то, что слишком долго камнем лежало на сердце, — я ненавижу свою беременность. Конечно, нехорошо так говорить, но это чистая правда. Мне не нравится быть такой огромной. Не нравится пыхтеть, как старый хрен, поднявшись всего-то на две треклятые ступеньки. Не нравится смотреть на свое пузо, не нравится то, что не могу сделать самую простую треклятую вещь: есть, пить, гулять на солнце, не подумав при этом о ребенке. — Маргарет нервно теребила подол юбки. Ей уже осточертела эта юбка, осточертело день за днем носить одни и те же вещи. До беременности она вообще не знала, что такое юбка. Она рассеянно разгладила мягкую ткань. И продолжила изливать душу: — Понимаешь, как только мы с Джо поженились, он сразу уехал, а я осталась жить с папой и братьями. Словом, я была замужем чисто теоретически, если можно так выразиться. И естественно, не чувствовала себя замужней женщиной. Но я особо не жаловалась. Ведь мы все в одной лодке, так? Ведь у всех мужья где-то далеко. А потом война закончилась. И я обнаружила… Ну, ты понимаешь… — Маргарет опустила глаза. — Вместо того чтобы просто получить разрешение отправиться к мужу через океан, встретиться с Джо и радоваться тому, что мы наконец вместе, а это именно то, чего мне больше всего хотелось, я теперь должна принимать во внимание будущего ребенка. Никакого тебе медового месяца. Никакой перспективы хоть немного пожить для себя. К тому времени, как он родится, мы с Джо успеем провести вдвоем в общей сложности не больше четырех недель. — Она потерла лицо, радуясь, что Фрэнсис ее не видит. — Ты, возможно, считаешь меня гадкой, раз я говорю подобные вещи. Ты видела столько смертей, болезней и младенцев, что наверняка считаешь, будто я должна быть благодарна судьбе. Но я не могу. Просто не могу. Мне противно думать, что у меня должен проснуться материнский инстинкт, которого я отродясь не чувствовала. — Ее голос сорвался. — А больше всего я ненавижу мысль о том, что, как только он родится, мне уже никогда не бывать свободной.

Глаза у Маргарет наполнились слезами. Она пыталась незаметно от Фрэнсис вытереть мокрые щеки. Нет, это ж надо так разнюниться! Превратиться в глупую плаксивую девчонку. Она высморкалась в мокрый носовой платок. Попыталась устроиться поудобнее и болезненно поморщилась, когда ребенок, видимо в отместку, лягнул ее под ребра. И тут она почувствовала у себя на руке прохладную ладонь.

— Полагаю, этого следовало ожидать, — сказала Фрэнсис. — Что между нами возникнет некоторое напряжение. Я хочу сказать, мы живем в такой тесноте и все такое…

— Я не хотела тебя обидеть. — Маргарет снова высморкалась.

И когда Фрэнсис повернулась к ней, Маргарет неожиданно заметила, какие у той огромные глаза. Фрэнсис тяжело сглотнула, словно то, что она собиралась сказать, требовало от нее определенных усилий.

— А я и не думаю обижаться. — Она буквально на секунду сжала ладонь Маргарет, а затем снова сложила руки на коленях и продолжила смотреть фильм.

Маргарет с Фрэнсис шли обратно к себе в каюту по ангарной палубе. Фильм кончился поздно, и им пришлось обедать не в свою, а во вторую смену. Их просьба перенести часы трапезы вызвала весьма кислую реакцию у женщин-офицеров, неохотно согласившихся пойти на уступки, словно девушки, как выразилась Маргарет, попросили разрешения пообедать нагишом.

— Остывший пирог с солониной вместо теплого. Можно подумать, для этого необходимо наличие международного соглашения!

Фрэнсис улыбнулась уже во второй раз за сегодняшний вечер. Маргарет заметила, что от улыбки лицо Фрэнсис волшебно преображалось. Его фарфоровая неподвижность, выражение меланхолической отрешенности куда-то исчезали, и перед Маргарет возникала прекрасная незнакомка. Маргарет собралась было пройтись по данному поводу, но не решилась, так как, судя по тому, что она успела узнать о Фрэнсис, та непременно снова замкнется. И вообще Маргарет не слишком любила совать нос в чужие дела.

А Фрэнсис тем временем рассказывала о своей жизни на борту плавучего госпиталя. И пока она ровным спокойным голосом описывала сестринские обходы, ранения одного молодого морского пехотинца, за которым ухаживала неподалеку от Соломоновых островов, Маргарет размышляла о тайнах ее улыбки, затем вспомнила о Летти. О том, как странно помолодело, как удивительно похорошело тетино лицо, когда та на какой-то короткий миг поверила в светлое будущее с Марри Донливи. Маргарет вдруг стало безумно стыдно, и она поспешила отогнать непрошеное воспоминание.

В отличие от предыдущих вечеров, температура понизилась не слишком сильно, и теплый воздух напомнил Маргарет о ласковых летних днях на родной ферме, когда она сидела на переднем крыльце, касаясь босыми ногами нагретых досок и прислушиваясь к размеренным хлопкам, знаменующим бесславный конец очередного кровососущего насекомого от руки одного из братьев. Возможно, Дэниел сидел бы рядом и свежевал бы кроликов карманным ножом.

И тут до нее вдруг дошло, чт говорит ей Фрэнсис. Маргарет остановилась. Заставила Фрэнсис повторить сказанное.

— Ты уверена? Он знает? — спросила она.

Фрэнсис еще глубже засунула руки в карманы.

— Он именно так и сказал. Спросил, чья она.

— А ты ответила?

— Нет.

— И что ты сказала?

— Ничего.

— Что значит «ничего»?

— Я ничего не сказала. Просто закрыла за собой дверь.

Они прижались к трубам на стене, чтобы пропустить двух идущих навстречу офицеров. Один из них дотронулся до козырька фуражки, и Маргарет вежливо улыбнулась. Подождала, пока они спустятся по трапу, и только потом заговорила снова:

— Он сказал тебе, что ему известно о собаке, а ты даже не поинтересовалась, собирается ли он о нас доложить, да? Или как давно ему это известно? Неужели вообще ничего не спросила?

— Ну, ведь он пока о нас не доложил, так?

— Но мы не знаем, что он собирается делать! — Маргарет заметила, что у Фрэнсис застыло лицо.

— Я просто… Я не хотела вступать в дискуссии на данную тему.

— А почему нет? — Маргарет не верила своим ушам.

— Не хотела, чтобы у него возникли какие-нибудь фантазии насчет…

— Фантазии? На тему?

Фрэнсис каким-то образом удалось занять одновременно и наступательную, и оборонительную позицию.

— Мне не хотелось, чтобы он вдруг решил, что может воспользоваться собакой как предметом для торга. — (Пауза затянулась. Маргарет озадаченно нахмурилась.) — Все это достаточно серьезно. И я подумала, что он может захотеть получить что-то… взамен. — Фрэнсис явно было неловко, ведь на слух ее логика воспринималась весьма неоднозначно.

— Ну ты даешь, подруга! У тебя на редкость странные представления об отношениях между людьми!

Они наконец подошли к своей каюте. Маргарет пыталась понять, был ли некий тайный смысл в манере морпеха приветственно махать им рукой и не стоит ли самой завести с ним разговор, когда он заступит на дежурство, но ей пришлось переключить внимание на бегущую к ним по коридору девушку. У девушки были темные волосы до плеч, заколотые у висков невидимками, одна из которых расстегнулась и повисла на волосах. Оказавшись возле них, девушка резко остановилась и принялась изучать цифру на двери:

— Вы здесь живете? Это 3G?

— Да, — пожала плечами Маргарет. — Ну и что?

— Вы знаете девушку по имени Джин? — так и не успев толком отдышаться, спросила темноволосая девушка и, получив утвердительный ответ, добавила: — Может, вам стоит спуститься вниз. Присмотреть за вашей подружкой. Не дай бог, если ее увидит начальство. Она, похоже, влипла в историю.

— Где? — спросила Маргарет.

— В машинном отделении. Вниз и налево. Синяя дверь возле огнетушителя. Все, мне пора бежать. С минуты на минуту появятся морпехи. Вам тоже стоит поспешить.

— Я пойду вперед, — заявила Фрэнсис. — У меня быстрее получится. А ты догоняй.

Она скинула туфли, небрежно бросила сумку и кофту под дверью и помчалась вниз по коридору так, что только пятки засверкали.

Если ты в хорошей компании, то никакие трудности тебе не страшны, думала Эвис. После того как она встретила Айрин Картер и была приглашена на чашку чая в кругу ее друзей, а затем на занятия по домоводству — Айрин сшила несколько восхитительных тряпичных мешочков для кухонных мелочей — и, наконец, на ужин, они так много и оживленно разговаривали, что Эвис забыла не только о времени, но и о своей ненависти к этой старой посудине.

Отец Айрин Картер был владельцем крупнейшего теннисного клуба в Мельбурне. Она была замужем за младшим лейтенантом флота, который только что вернулся из Адриатики, сыном (здесь Эвис сделала глубокий вдох) какой-то шишки из Министерства иностранных дел. И она взяла с собой не меньше одиннадцати шляп, на случай если в Англии таких не достать. Айрин Картер была однозначно представительницей того самого круга. И с рвением, которого у Эвис, как она сама подозревала, явно не хватало, Айрис принялась окружать себя девушками исключительно из высшего общества, причем для достижения своей цели она даже устроила обмен койками, в результате которого смуглая девица в очках была перевеена в каюту, где она «будет в компании себе подобных». И Айрин отнюдь не было нужды расшифровывать, что она под этим понимает. Эвис, глядя на Айрин и безупречно красивых девушек из ее окружения, прекрасно видела, что все они похожи как две капли воды, причем это касалось не только манеры поведения и стиля одежды, но и взглядов.

— Ты ведь, конечно, знаешь, что случилось с Лолицией Таррант, да? — осторожно взяв Эвис под руку, говорила Айрин, когда они спускались по трапу в главный ангар. Остальные отстали от них на несколько ступенек.

— Нет.

На Айрин были туфли точь-в-точь такие, как мама Эвис видела в парижском журнале. Вероятно, Айрин доставили их самолетом.

— Ты, наверное, помнишь, что она была помолвлена с тем пилотом? С тем, у которого еще… висячие усы? Нет? Ну так вот… он еще и пяти недель не прослужил в Малайе, а она уже закрутила роман с американским солдатом. — Айрин понизила голос. — Ужасный человек. Такой грубый. Ты только представь себе, что он говорил о Мельбурне! Типа «он вдвое меньше самого большого нью-йоркского кладбища, но такой же мертвый». Уф! И повторял это до бесконечности. Тоже мне оригинал выискался!

— И что случилось? — Эвис округлила глаза, представив Лолицию с этим американцем.

— Слушай дальше. Ее жених вернулся и, как ты понимаешь, не слишком обрадовался, обнаружив, что Лолли повсюду разгуливает с этим янки. Скажем так, американец укрепился не только на Брисбенской линии, но и кое-где еще. Улавливаешь, о чем я?

— Боже мой! — ахнула Эвис.

— И когда отец Лолиции до всего докопался, он тоже не был на седьмом небе от счастья. После тех убийств все как-то остерегались американцев.

Девушки, конечно, помнили о скандале, который разразился, когда рядовой Эдвард Дж. Леонски задушил четырех женщин из Мельбурна. В результате отношение властей и жителей Австралии к американским солдатам резко ухудшилось.

— Но он же не был убийцей…

— Ой, Эвис, какая ты смешная! Нет, конечно. Но он растрепал всем своим друзьям-янки, насколько преуспел с Лолли. Во всех натуралистических подробностях. А его старший офицер все совсем не так понял и отправил отцу Лолли письмо, в котором советовал тому лучше приглядывать за дочерью.

— О господи!

— Репутация Лолли оказалась окончательно испорчена. Жених теперь и знать ее не желает, хотя половина из того, что написал тот офицер, была, конечно, неправдой.

— Ну и как она сейчас?

— Без понятия, — ответила Айрин.