Корабль невест Мойес Джоджо
— Ну и дурак, — сказал Ренник, пришедший забрать у капитана тарелку.
Он состоял при Хайфилде почти десять лет и, пользуясь столь долгим знакомством, без околичностей высказывал свое мнение.
— Может, он и дурак, но у меня нет другого старпома.
— Экипаж его не уважает. И в этом походе от него не будет никакого проку.
— Знаешь что, Ренник? Дурак он там или нет, но прямо сейчас Добсон волнует меня меньше всего.
Стюард только пожал плечами. На его морщинистом лице типичного шотландца было написано, что он, как и капитан, знает гораздо больше, чем считает нужным сказать. Хайфилд дождался, когда Ренник выйдет из каюты, и снова обратил взор на лежавшее перед ним письмо. Затем взял со стола красного дерева бокал с вином и смахнул свободной рукой листок бумаги прямо в мусорную корзину внизу.
Насчет морских пехотинцев Деннис ошибся. Когда Маргарет с Фрэнсис вернулись в каюту, морпех уже стоял с поднятой рукой под дверью, словно хотел постучаться.
— Эй! — заорала Маргарет, предприняв попытку, несмотря на мешавший живот и уходивший из-под ног пол, пробежать по коридору. — Эй! — Он опустил руку, и Маргарет проскользнула между ним и дверью. — Чем могу помочь? — пыхтя и придерживая живот, поинтересовалась она.
— Я принес вам немного крекеров. Приказ капитана, мэм. Мы разносим их всем больным.
— Они спят, — сказала Маргарет. — Лучше их не беспокоить. Правда, Фрэнсис?
Фрэнсис посмотрела на парня и поспешно отвернулась.
— Да, конечно.
— Фрэнсис у нас медсестра. И ей лучше знать, что хорошо для больных, а что нет.
В разговоре возникла короткая пауза.
— Крекеры обычно помогают. — Морпех крепко держал коробку обеими руками. — Может, тогда я оставлю это у вас?
— Да. Спасибо. — Маргарет взяла коробку и болезненно поморщилась: ребенку явно не нравилась тряска.
Парень уставился на Фрэнсис. Но, заметив взгляд Маргарет, быстро отвел глаза.
— Сегодня вечером меня здесь не будет, — сказал он. — Кое-кто из нас уже слег из-за этой погоды, поэтому придется помочь делать обход. Мне разрешили заглянуть к вам попозже, если хотите. — Говорил он отрывисто, словно не привык вести пустые разговоры.
— Нет. За нас не волнуйтесь. Все будет в порядке, — широко улыбнулась Маргарет. — Но спасибо за предложение. И не стоит называть нас «мэм». Уж слишком… формально.
— Приказ, мэм.
— О, приказ.
— Так точно. — Он поднял руку и небрежно отдал честь.
— Тогда пока, — помахала ему Маргарет. — И спасибо за крекеры. — Она молилась в душе, чтобы Мод Гонн, услышав ее голос, не залаяла.
Когда они открыли дверь, Джин сразу проснулась, откинула одеяло, показав бледное личико. Отказавшись от крекеров, она медленно села на койке. На ней была фланелевая ночная рубашка в розочках. Она еще совсем ребенок, подумала Маргарет.
— Как считаешь, нам надо что-нибудь с собой взять?
Мод Гонн прыгнула к ней на колени и попыталась лизнуть в лицо.
— Взять куда?
— В кубрик кочегаров. Ну, там что-нибудь выпить, и вообще.
— Я не пойду, — заявила Фрэнсис.
— Ты должна! Не могу же я отправиться туда одна!
Джин прищурилась. Под глазами у нее залегли тени.
— Идете? Куда? — прошептала она.
— Да так, — ответила Маргарет. — Обещала сыграть кое с кем в покер. Выгуляю по-быстрому Моди, а потом спущусь вниз. Да ладно тебе, Фрэнсис! Не будешь же ты весь вечер торчать в каюте. Потом будешь жалеть.
— Вообще-то, я не по этой части, — не слишком уверенно произнесла Фрэнсис.
— Тогда я тебя научу.
— Вы не можете оставить меня здесь! — Джин свесила ноги с края койки.
— Ты уверена? — спросила Маргарет. — Все еще здорово штормит.
— Все лучше, чем блевать в компании мисс Задаваки. — Джин ткнула пальцем в сторону Эвис, спавшей на противоположной койке, откуда свисал край длинного шелкового халата цвета само. — Я с вами. Не могу же я пропустить вечеринку! А то я уж и забыла, когда в последний раз смеялась!
Конечно, каюты для невест казались Маргарет очень тесными, но она и представить себе не могла, что окажется в маленьком кубрике — размером с гостиную в рабочем районе, — под завязку набитом мужиками. Еще за дверью ей шибанул в нос знакомый мускусный запах — именно так всегда пахло в комнатах братьев, — только здесь он казался еще гуще, а на пороге буквально валил с ног. Это был запах мужских тел, постоянно находящихся впритирку друг к другу, чистых и грязных, пахнущих потом, и алкоголем, и сигаретами, и нестираным бельем, и чем-то еще, о чем ни Фрэнсис, ни Маргарет старались не думать. И вообще в кубрик, находящийся всего четырьмя палубами ниже, на уровне ватерлинии, вряд ли когда-нибудь попадал хотя бы один глоток свежего воздуха. А поскольку он был расположен прямо над машинным отделением по правому борту, там ощущались постоянные вибрации: волны шума возникали под ногами с ужасающей, какой-то библейской неотвратимостью.
— Думаю, нам стоит вернуться, — сказала Фрэнсис.
Она еле-еле тащилась, словно ожидала засаду в конце каждого коридора. В результате Маргарет не выдержала и схватила Фрэнсис за рукав, твердо вознамерившись заставить ее хоть раз в жизни весело провести время, а там будь что будет.
— Мимо офицерских гальюнов, так? Как думаешь, это гальюны?
— Даже не собираюсь смотреть, — заявила Джин.
Когда они вышли из каюты и спустились по трапу, к ней вдруг вернулся нормальный цвет лица. Шествие замыкала Фрэнсис, она спотыкалась и хваталась за стенки при каждом новом толчке.
— Вот здесь, — сообщила Маргарет. — Эй! — крикнула она и неуверенно постучала, сомневаясь, что ее услышат в этом адском шуме. — А Деннис тут?
В ответ ей было короткое молчание, а потом на них обрушились свист и улюлюканье. А еще крики: «Полундра, ребята, у нас гости!» И только после нескольких томительных минут — Маргарет с Фрэнсис уж начали было подумывать о том, чтобы уйти, а Джин пыталась заглянуть внутрь через освещенную щелку — дверь наконец распахнулась. Вкусно пахнущий Деннис в наглаженной рубашке, с бутылкой какой-то янтарной жидкости в руке широким жестом пригласил их внутрь.
— Дамы, — склонился перед ними Деннис. — Добро пожаловать туда, где находится подлинное сердце «Виктории».
В кубрике обычно размещались тридцать два человека, и, хотя сейчас здесь присутствовала едва ли половина списочного состава, женщины оказались настолько притиснуты к представителям сильного пола, что в обычных условиях последние — как честные люди — были бы обязаны жениться. Первые полчаса Фрэнсис простояла, вжавшись в шесть дюймов свободного пространства стенки, она просто не рискнула сесть в присутствии множества полуодетых мужчин. Джин, заливаясь румянцем и хихикая, визгливо говорила «хамишь!» всякий раз, когда не могла придумать ничего умнее, — словом, достаточно часто. Маргарет же, наоборот, сохраняла олимпийское спокойствие. Во-первых, учитывая свое интересное положение, она совершенно не волновалась, а во-вторых, чувствовала себя легко и непринужденно в обществе мужчин, и они, в свою очередь, отнеслись к ней как к любимой сестре. Всего за час она успела не только обыграть их в карты, но и проконсультировать, что лучше написать в письме к любимой, как обращаться с тещами и даже какой галстук носить на гражданке. Атмосфера была до предела насыщена алкогольными парами, сигаретным дымом и солеными словцами, сопровождаемыми соответствующими извинениями — скидка на присутствие дам. В дальнем углу какой-то тощий как жердь моряк с прилизанными рыжими волосами тихо играл на трубе. Но на него никто не обращал внимания, из чего Маргарет сделала вывод, что для моряков это в порядке вещей.
— Ну как, дамы, выпить хотите? — поинтересовался Деннис, протягивая им пару стопок.
Девушки очень быстро выяснили, что их новый знакомый не слишком строго придерживается установленных на корабле правил. Алкоголь, сигареты, деньги в долг до получки — здесь он был как рыба в воде. Фрэнсис, которую уговорили сесть рядом с Маргарет, покачала головой. Не замечая восхищенных взглядов мужчин, она не решалась поднять глаза, и Маргарет начала жалеть, что уговорила ее пойти. Тем временем Джин, уже успевшая опрокинуть две стопки, глупела прямо на глазах.
— Уймись, Джин, — прошептала Маргарет. — Ведь еще недавно тебе было совсем плохо.
— А вот Дейви говорит, что это поможет успокоить живот, — ответила Джин, пихнув в бок сидевшего рядом мужчину.
— Спакоит жавот? — Джексона, одного из матросов, буквально заворожил их акцент, и он не упускал случая повторять за ними каждую фразу.
— Не советую верить им на слово, — подняла брови Маргарет. — Подумать только, поможет успокоить живот!
— Твой Джо, наверное, тебе то же самое говорил, да? — Под дружный смех окружающих Деннис показал на округлившееся пузико Маргарет.
Вдоль переборок с балками, к которым крепились гамаки, стояли ряды шкафчиков, хозяина каждого можно было определить по прикрепленным к ним почтовым открыткам или надписям от руки. На свободных местах висели фото полуобнаженных старлеток, которых теснили не столь гламурные, зернистые снимки жен, подружек, улыбающихся детишек, — пожелтевшие от никотина реликвии, которые напоминали о другом, большом мире, находившемся за тридевять земель отсюда. Те из моряков, что не играли в карты, лежали в гамаках: писали письма, спали, курили или наблюдали за происходящим — просто наслаждаясь обществом женщин. Из уважения к дамам большинство мужчин прикрыли наготу, девушкам со всех сторон совали карамельки и сигареты, предлагали полюбоваться фотографиями любимых. Несмотря на замкнутое пространство, в воздухе не чувствовалось абсолютно никакой угрозы. Ведь когда папа притаскивал из пивной пьяный сброд, она ни на секунду не могла расслабиться. А вот здешние парни оказались приветливыми, гостеприимными и в меру игривыми. Маргарет, кажется, понимала, в чем тут дело: этим ребятам, оторванным от родного дома, было достаточно одного лишь присутствия тех, кто напоминал им о мире, где нет ни войны, ни солдат, ни сражений. Она сама испытывала нечто подобное, когда встречала парней в такой же форме, что и у ее Джо.
— Фрэнсис, ты точно не хочешь перекинуться в картишки? — Маргарет снова выиграла.
Деннис присвистнул и бросил карты на стол, обещая в следующий раз взять реванш. Похоже, он ни капли не сомневался, что эта встреча не последняя.
— Нет, спасибо.
— У тебя наверняка здорово получилось бы.
Да, у Фрэнсис получилось бы. Ее лицо, с тонкими, слегка заостренными чертами, казалось абсолютно бесстрастным — ни тени беспокойства, которое она, как догадывалась Маргарет, в данный момент испытывала. Маргарет несколько раз упоминала о том, что Фрэнсис работала медсестрой, но та пресекала любые попытки втянуть ее в разговор о службе в госпитале. Правда, у нее вполне хватало воспитания, чтобы не дать повода обвинить ее в грубости. И все же.
— Твоя подруга в порядке? — шепнул Деннис.
— Думаю, она просто немного стесняется. — Другого объяснения у Маргарет не имелось.
Она опустила голову, ей было как-то неловко заявлять о дружеских отношениях с женщиной, с которой лишь недавно познакомилась.
— Намного стесняецца, — прошептал кто-то у нее за спиной.
— Заткнись, Джексон. А где служит твой муж?
— На флоте, — ответила Маргарет. — Джозеф О’Брайен. Он механик на «Александре».
— Механик, а? Эй, парни, а Мэг, оказывается, одна из нас. Жена механика. Я понял, что у тебя, Мэг, есть вкус, как только положил на тебя глаз.
— Ага, глаз он положил. Зуб даю, ты так всем женщинам говоришь, — подняла брови Маргарет.
— Только тем немногим, у кого есть вкус, — заметил его приятель.
Они сыграли еще несколько партий. Игра и дружелюбное окружение позволили женщинам забыть, что они здесь чужие. Маргарет знала, что для такого человека, как Деннис, она самый безопасный вариант: он был из тех мужчин, кто получал удовольствие от женского общества только при отсутствии сексуального подтекста. А она, глупая, боялась, что ее беременность осложнит ей путешествие! Теперь же она находила в своем положении несомненные преимущества.
И, как ни парадоксально, приятнее всего было то, что мужчины вообще не обращали внимания на ее живот. Ведь практически каждая женщина на корабле обязательно интересовалась, какой у нее срок, «хороший» ли ребенок (интересно, думала она, а что, бывают и плохие?) и кого она ждет — девочку или мальчика. Одни хотели потрогать живот и пускались в ненужные откровения насчет того, как страстно желают иметь детей, а другие, вроде Эвис, смотрели на него с едва заметной брезгливостью и категорически избегали всяческих разговоров о беременности, словно это могло быть заразным. Маргарет и сама старалась не слишком муссировать данную тему: ее буквально преследовали образы папиных телившихся коров, и ей до сих пор так и не удалось смириться со своей женской участью.
Они сыграли две, три и еще несколько партий. В комнате дым стоял коромыслом. Человек в углу сыграл на трубе две мелодии, которые она не узнала, а затем, в непривычно быстром темпе, — «The Green Green Grass of Home». Отложив карты, мужчины затянули песню. Джин влезла с непристойными куплетами, но забыла последние две строчки и зашлась в истерическом смехе.
Было уже совсем поздно, или, по крайней мере, им так казалось. При отсутствии естественного освещения и часов на руке невозможно понять, то ли время тянется еле-еле, то ли стремительно летит. Это зависело от удачной или неудачной партии в карты, от хихиканья Джин, мелодии трубы в углу — словом, от всех тех звуков, которые — при наличии некоторого воображения — могли напомнить о доме.
Маргарет положила карты на стол. Деннису понадобилась секунда, чтобы это заметить.
— Думаю, вы мне должны, мистер Тимс.
— Все, я пустой, — добродушно пропыхтел он. — Как насчет сигаретных карточек? Порадуешь своего старика.
— Оставь себе, — ответила она. — Мне слишком тебя жаль, чтобы отбирать последнее.
— Нам лучше вернуться к себе. Уже поздно. — Фрэнсис, единственная из них, кто вел себя сдержанно и чопорно, демонстративно посмотрела на часы, а потом — на Джин, которая, продолжая хихикать, лежала в гамаке какого-то молодого матросика и разглядывала книжку комиксов.
Часы показывали без четверти двенадцать. Маргарет тяжело поднялась, ей ужасно не хотелось уходить.
— Было здорово, парни. Но все хорошо, что хорошо кончается, — сказала она. — Пожалуй, нам пора.
— Ага, значит, не хотите, чтобы вас отправили домой на спасательной шлюпке.
Судя по выражению лица Фрэнсис, она восприняла эти слова вполне серьезно.
— Большое спасибо за гостеприимство.
— Гастипримсво, — пробормотал Джексон.
— Всегда пожалуйста, — сказал Деннис. — Не хотите, чтобы кто-нибудь из нас проверил, свободен ли путь? — Неожиданно его тон сделался резким: — Эй, Пламмер, поимей хоть немного уважения!
Музыка остановилась. Все глаза устремились туда, куда смотрел Деннис. Владелец комиксов, небрежно положивший ладонь на бедро Джин, поспешно отдернул руку. Осталось только не совсем ясным, была ли Джин настолько пьяна, чтобы ничего не заметить. Так или иначе, атмосфера в кубрике слегка изменилась. Секунду-две все стояли, как воды в рот набрав.
Тогда вперед выступила Фрэнсис.
— Да. Пошли, Джин. — Казалось, будто во Фрэнсис вдохнули новую жизнь. — Вставай. Пора возвращаться.
— Ну вот, все удовольствие испортила. — Джин, едва не свалившись на пол, соскользнула с гамака, послала матросику воздушный поцелуй и позволила Фрэнсис взять себя за руку. — Пока, парни. Спасибо за чудный вечер. — Волосы упали ей на лицо, скрыв блаженную улыбку. — Утром буду танцевать. — Она неуклюже задрала ногу, и Фрэнсис, наклонившись вперед, поспешно одернула ей юбку.
Маргарет кивнула сидевшим за столом мужчинам и направилась к двери, ей вдруг стало неловко, словно она только сейчас поняла, чем могло быть чревато их поведение.
Деннис, похоже, сразу смекнул, в чем дело.
— Мне очень жаль, — сказал он. — Это все выпивка. Мы ничего плохого не имели в виду.
— Ничего плохого и не произошло, — сдержанно улыбнулась Маргарет.
Деннис протянул ей руку:
— Приходите еще. — Он подошел поближе и прошептал: — А то меня уже тошнит от них. — (Она сразу поняла, что он пытается сказать, и почувствовала безграничную благодарность к этом парню.) — И вообще, я с удовольствием сыграл бы партейку-другую, — добавил он.
— Не сомневаюсь, что мы еще вернемся, — ответила она, наблюдая за тем, как Фрэнсис выволакивает Джин из кубрика.
Эвис не спала и прекрасно слышала, как они осторожно проскользнули внутрь, волоча под руки хихикающую и пыхтящую Джин.
По дороге им встретились еще две девушки. Заговорщицки ухмыльнувшись, они исчезли за темным порогом своих кают. Маргарет, правда, везде чудились призрачные контролеры. У нее горели уши, поскольку каждую секунду она была готова услышать: «Эй! Вы там! Какого черта вы делаете?!» Судя по серьезному лицу Фрэнсис, она чувствовала то же самое. Тем временем Джин уже дважды стошнило — слава богу, в офицерском гальюне, оказавшемся пустым в это время суток. Более того, давясь от смеха, она пыталась пересказать им историю, которую только что прочитала:
— Ужасно смешно. Всякий раз, как эта девица пыталась хоть что-то сделать… Хоть что-то. — Она вылупила на них глаза. — С нее слетала вся одежда.
— Уписаться можно! — пробормотала Маргарет.
Она была крепкой девушкой (настоящей «кобылой», как говаривали братья), но ребенок в животе, Джин, оказавшаяся страшно тяжелой, плюс жуткая качка — все это заставляло ее кряхтеть и потеть. Правда, основная масса тела Джин пришлась на Фрэнсис, которая, хватаясь за трубы и перила, с каменным лицом молча волокла ее по коридору.
— Чаще всего исподнее и кое-что другое. Но там были две картинки, где на ней вообще ничегошеньки не было. Ничегошеньки. И ей пришлось воспользоваться руками. — Джин неожиданно вырвалась из их цепких пальцев — она оказалась на удивление сильной для такой худышки — и прикрыла руками грудь и низ живота, на лице у нее словно было написано: «Ух ты!»
— Ну давай, Джин! — Маргарет осторожно заглянула за угол и увидела, что никаких морских пехотинцев под их дверью, к счастью, нет. — Пошевеливайся! Время поджимает!
Именно в этот момент из темноты вышла женщина.
— Ой, — выдохнула Фрэнсис.
Маргарет почувствовала, что краснеет.
— Дамы, что происходит?
Женщина-офицер чуть ли не бегом направилась к ним, ее объемистая грудь показалась раньше всего остального. Рыжеволосая приземистая тетка из женской вспомогательной службы, она еще днем показывала им, как пройти в прачечную. Было нечто крайне неприятное в ее поспешности, словно она только того и ждала, чтобы поймать их на правонарушении.
— Что происходит? Разве вы не знаете, что невестам запрещено покидать каюты в это время суток?
Маргарет вдруг почувствовала, что у нее язык прилип к горлу.
— Наша подруга больна, — невозмутимо ответила Фрэнсис. — Ей срочно нужно было в туалет, и мы сомневались, что она справится без посторонней помощи.
И точно в подтверждение ее слов, палуба вдруг резко ушла из-под ног, отшвырнув их к стенке. Джин, упав на колени, выругалась и срыгнула.
— Морская болезнь?
— Ужасная, — поддакнула Маргарет, поднимая Джин.
— Ну, я не уверена…
— Я медсестра, — перебила ее Фрэнсис.
Надо же, и откуда что взялось?! — подумала Маргарет. Сколько властности в ее тоненьком, тихом голосе.
— И я решила, что будет гораздо гигиеничнее, если ее стошнит подальше от коек. Там у нас еще одна больная. — Фрэнсис показала на дверь.
Женщина строго посмотрела на Джин, которая стояла, бессильно опустив голову.
— А вы уверены, что это всего-навсего морская болезнь?
— О да, — ответила Фрэнсис. — Я ее осмотрела. В остальном с ней все в порядке.
Но выражение лица настырной тетки оставалось недоверчивым.
— Я уже сталкивалась с подобным, — заявила Фрэнсис. — Когда служила в плавучем госпитале «Ариадна». — Сделав ударение на слове «служила», она протянула руку: — Сестра Фрэнсис Маккензи.
Похоже, Фрэнсис удалось переиграть противницу, хотя женщину явно продолжало что-то тревожить — Маргарет это отлично видела, — причем не из-за того, что у нее не было уверенности в том, как на самом деле обстояло дело.
— Ну… Хорошо… — наконец процедила она. Не встретив ответного рукопожатия, рука Фрэнсис так и осталась висеть в воздухе. И по тому, с какой легкостью Фрэнсис опустила руку, Маргарет сделала вывод, что той, похоже, не привыкать. Значит, ей уже не раз приходилось сталкиваться с подобным обращением. — Ладно, дамы. Я попросила бы вас вернуться в свою каюту и без необходимости ее не покидать. Разве что в случае экстренной ситуации. Вы ведь в курсе, что мы сегодня остались без часовых, следовательно, необходимо соблюдать комендантский час.
— Уверена, что теперь все будет в порядке, — сказала Фрэнсис.
— Приказ есть приказ, вы должны знать.
— Да, мы знаем, — отозвалась Фрэнсис.
Маргарет собралась было открыть дверь, но Фрэнсис явно ждала, пока уйдет проверяющая.
Ну конечно, подумала Маргарет. Собака.
Женщина сдалась первой. Она направилась дальше, в сторону столовой, бросив на них настороженный взгляд через плечо.
Глава 9
Обходы всех открытых и галерейных палуб, а также орудийных башен проводились достаточно часто, а после наступления темноты через неравномерные промежутки времени. К 11 часам вечера все женщины должны были лежать в кроватях, и дежурная женщина-офицер проверяла, все ли из них на месте… Подобные меры, хоть и не идеальные, оказались оптимальными из всего, что удалось разработать. Они были направлены на то, чтобы сдерживать проявления неподобающего поведения и препятствовать переходу вечеринок с участием женщин на стадию логического завершения.
Капитан Джон Кэмпбелл Эннесли
Нил Маккарт. Авианосец «Викториес»
Седьмой день плавания
Звук сигнальной трубы, усиленный громкоговорителями, эхом разнесся по палубе B. Несколько мужчин, находившихся палубой ниже, поморщились, а один даже зажал уши руками. Их заторможенные, неловкие движения служили неопровержимым доказательством участия в восьми ночных вечеринках в узком кругу, по непроверенным данным проведенных в предыдущие дни. Примерно пятнадцать человек выстроились возле офиса командира корабля, одиннадцать из них ждали разбирательства по поводу изложенных в рапорте правонарушений, остальные — проступков, совершенных во время последней увольнительной на берег. В обычных условиях такие дисциплинарные мероприятия проводились через день-два после выхода корабля из порта, не позже, но — с учетом экстраординарного характера груза — необычно высокий уровень правонарушений свидетельствовал о том, что несение службы в штатном режиме на борту авианосца «Виктория» до какой-то степени еще не налажено.
Старшина корабельной полиции стоял перед одним из молодых матросов, которого с двух сторон поддерживали под руки два прыщавых приятеля. Толстым коротким пальцем старшина взял нарушителя порядка за подбородок и нахмурился, уловив явственный запах перегара.
— Уж не знаю, что бы сказала тебе твоя матушка, мой увядший цветочек, если бы увидела тебя в таком состоянии, но у меня есть неплохая идея. — Он повернулся к поддерживавшим его парням: — Это ваш кореш?
— Сэр.
— Как он сумел так набраться?
Парни, которые были примерно в той же кондиции, уставились себе под ноги:
— Не можем знать, сэр.
— Скотч со льдом, да? А не просто скотч?
— Не можем знать, сэр.
— «Не можем знать, сэр», — передразнил старшина, пригвоздив их хорошо отрепетированным гневным взглядом. — Да откуда уж вам знать!
Морской пехотинец Генри Найкол попятился к стене. Стоявший рядом с ним молодой маляр нервно мял разбитыми в кровь руками бескозырку. Тяжело дыша, он пытался сохранить выправку, несмотря на легкую качку. Они уже прошли самую опасную часть Великой Австралийской бухты, но расслабляться было еще рано.
— Сомс, да?
Парень, что помоложе, обреченно кивнул:
— Сэр.
— Найкол, в чем он обвиняется?
— В ссорах, нарушении порядка. И в пьянстве.
— Непохоже на тебя, Сомс.
— Нет, сэр.
Старшина покачал головой:
— Ты так и будешь за него говорить, Найкол?
— Да, сэр.
— Тогда постарайся потом хоть немного поспать. Сегодня ночью тебе снова заступать на вахту. А вид у тебя неважнецкий. — Он кивнул Сомсу. — Сомс, это не дело. В следующий раз постарайся работать головой, а не кулаками.
Старшина корабельной полиции перешел к следующему провинившемуся — дисциплинарное правонарушение, наркотики, алкоголь, — и Сомс бессильно сполз по стенке.
— Вы все за это ответите, — заявил старшина корабельной полиции. — Причем перед капитаном, а не перед старпомом, а капитан сегодня не в лучшем настроении.
— Меня накажут, да? — простонал Сомс.
При других обстоятельствах Найкол, возможно, попытался бы его разуверить, успокоить, внушить капельку оптимизма. Но поскольку он так и не вынул руку из кармана, в котором лежало письмо, у него не оставалось ни сил, ни желания поднимать кому-либо настроение. Он уже несколько дней не решался распечатать письмо, догадываясь о его содержании и страшась убедиться в своей правоте. И вот теперь, через семь дней после того, как они покинули Сидней, он уже знал.
Будто оттого, что он знал, ему стало легче!
— У тебя все будет в порядке, — сказал он.
Дорогой Генри!
Я немного разочарована, но нисколько не удивлена, не получив о тебя ответа. Еще раз хочу сказать, что мне очень жаль. Я не хотела делать тебе больно. Но ты так давно не давал о себе знать, а мне действительно очень нравится Антон. И он хороший человек, добрый человек, который очень внимателен ко мне…
Нет, это я отнюдь не в упрек тебе. Я понимаю, что мы были ужасно молоды, когда поженились, и, возможно, если бы не война… И тем не менее мы оба прекрасно знаем, что вся наша жизнь состоит из таких вот «если бы»…
Он прочел первый абзац и подумал, что, как это ни парадоксально, насколько легче было жить, когда письма подвергались цензуре.
Прошло не меньше двадцати минут, прежде чем неприятная процедура подошла к концу. Они помедлили у дверей капитанского офиса, затем Найкол провел молодого человека внутрь, и они отдали честь. Командир корабля Хайфилд, что-то записывавший в толстый журнал, сидел за письменным столом между капитаном морской пехоты и незнакомым лейтенантом.
Найкол слегка подтолкнул Сомса локтем.
— Бескозырка, — прошипел он, держа свой черный берет перед собой.
Сомс поспешно стянул головной убор.
Офицер, сидевший рядом с капитаном, зачитал обвинение: парень сцепился с другим маляром в кубрике. А еще он употреблял алкоголь, количество которого значительно превышало «пять капель», входящих в дневной рацион рядового состава.
— И как мы будем отвечать на обвинение? — продолжая писать, спросил командир корабля. У него был крупный элегантный почерк, немного не вязавшийся с его короткими толстыми пальцами.
— Виноват, сэр, — произнес Сомс.
Да, я виновата. И я слабая. Но, положа руку на сердце, если учесть, что за эти четыре года от тебя не было ни слуху ни духу, я вполне могла считать себя вдовой. Я три года пролежала без сна, молясь о твоем благополучном возвращении. Я каждый день говорила о тебе с детьми, даже тогда, когда мне казалось, будто ты нас забыл. А вернувшись, ты стал совсем чужим.
Наконец Хайфилд поднял глаза. Внимательно посмотрел на мальчишку и обратился к морпеху:
— Найкол, да?
— Сэр.
— Что вы можете сказать о характере этого молодого человека?
Найкол прочистил горло и собрался с мыслями:
— Он с нами чуть больше года, сэр. Маляр. За все это время вел себя образцово. Спокойный, трудолюбивый. — Найкол сделал паузу. — Хороший характер.
— Итак, Сомс, в свете столь блестящей характеристики, что превратило тебя в драчливого идиота? — (Парень виновато опустил голову.) — Смотри на меня, когда разговариваешь со старшим по званию.
— Сэр. — Сомс густо покраснел. — Это все моя девушка, сэр. Она… она должна была проводить меня в Сиднее. Мы с ней какое-то время гуляли. А она… Она оказалась среди тех, кто сейчас на палубе С, сэр.
Когда появился Антон и начал уделять мне внимание, это не означало, что он заменил мне тебя, Генри. Некого было заменять.
— …И он начал насмехаться надо мной… Ну а за ним и другие. Говорили, что я, типа, не могу удержать женщину. Вы ведь знаете, как это бывает в кубрике, сэр. Так вот они меня, типа, достали. Ну, я, похоже, и рассвирепел.
— Ты, похоже, рассвирепел.
Дети души в нем не чают. Ты всегда останешься для них отцом, и они это знают, но они обязательно полюбят Америку, где для них открываются самые широкие возможности, о которых нельзя было и мечтать в старой сонной деревушке в Норфолке.
— Да, сэр. — Сомс кашлянул в ладонь. — Мне очень жаль, сэр.
— Тебе очень жаль, — сказал командир корабля. — Итак, Найкол, ты утверждаешь, что до этого момента он был хорошим парнем, да?
— Да, сэр.
Хайфилд отложил ручку и потер ладони. Голос его был ледяным.
— Вы все знаете, что я не одобряю драки на моем корабле. Особенно пьяные драки. Более того, мне крайне неприятно обнаруживать, что на моем корабле без моего ведома проводятся светские мероприятия, причем с употреблением горячительных напитков.
— Сэр.
— Тебе все понятно? Я не люблю сюрпризов, Сомс.
И вот тут, дорогой, я должна сообщить нечто крайне для тебя неприятное. Я пишу тебе так срочно, потому что ношу под сердцем ребенка Антона, и мы с нетерпением ждем твоего согласия на развод, с тем чтобы мы с ним могли пожениться и воспитывать ребенка вместе.
— Ты позоришь флот.
— Да, сэр.
— И за это утро ты уже пятый человек, который обвиняется в злоупотреблении алкоголем. Ты это знал? — (Парень промолчал.) — Очень странно, если учесть, что на корабле, кроме вашей недельной нормы, по идее, не должно быть спиртного.