Воскресший гарнизон Сушинский Богдан

36

Овербек и Свирепый Серб удивленно переглянулись и до тех пор, пока в проеме массивной двери дота не исчез последний эсэсовец, не проронили ни слова.

Их недоуменное молчание было прервано появлением заместителя коменданта лагеря барона фон Штубера.

Кивнув вместо приветствия, он вышел из-за укрытия и с минуту молча осматривал в бинокль позиции поляков и русских. Они окопались на территории полигона, и это создавало иллюзию того, что учения гарнизона все еще продолжаются. Однако штурмбанфюрер понимал, что это опасные иллюзии, от которых следовало сразу же отказаться.

— Вас обидело то, что эсэсовское командование сняло свое подразделение? — спросил он, ощутив рядом со своим плечом дыхание Овербека.

— Но согласитесь: не вовремя оно как-то... Это даже не ворчание, а размышление на поле боя. Тем более что речь идет об отходе СС, которые никогда не отступают без приказа. Во всяком случае, так хочется верить его творцам и идеологам.

— На вашем месте я ворчал бы точно так же. Уход с позиций любого соседнего подразделения всегда кажется слишком преждевременным и предательским. Такое ощущение охватывает каждого, кому выпадает прикрывать отход основной части войск.

— Но без них мы продержимся недолго, — появился по другую сторону от штандартенфюрера Свирепый Серб.

— До темноты. — Штубер взглянул на едва проклевывавшуюся сквозь снежную пелену неба окружность солнца, затем на часы.

— Нас едва ли хватит на одну атаку.

— Она и будет только одна. Ночью русские и поляки предпочтут отсиживаться в своих окопах. К тому же вы забыли, что атаковать придется не вам, а им. Кстати, час назад две роты русских сумели ворваться в центральный штрек «Регенвурмлагеря». Но они плохо представляли себе, куда они врываются. Большинство этих «штурмовиков» зомби расстреляли из внутренних дзотов, закрытых пулеметных точек и из-за каменных баррикад, остальных выбили в лихой рукопашной.

— Ну, прорваться до подземелий «Шарнхорста» мы им не позволим. Тем не менее русские уже заметили уход подразделения СС или в ближайшие пять-десять минут обнаружат это.

— Достаточно было «товарищам командирам» осмотреть наши боевые порядки в первый же день обороны, чтобы понять, что по существу никакой серьезной обороны не предвидится, — молвил Овербек. — Не удивительно, что и свои собственные войска сосредотачивать у входов в подземный лагерь СС они тоже не стали. Зачем отвлекать подразделения от истинной линии фронта?

Пока они вели этот разговор, прерывая его бинокольным осмотром вражеских позиций, из чрева дота стали появляться новые бойцы. Человек десять из них были солдатами гарнизона дота, остальные три десятка состояли из солдат внутренней охраны и всевозможного тылового люда. Последним вышел взвод власовцев и полицаев, навербованных из пленных, которые приняли эту вербовку вместо умерщвления в зомби-морге «Лаборатории призраков». При этом Фризское Чудовище скрыл от них приказ Штубера: все, кто уцелеет, должны быть вновь возвращены в зомби-морг. Независимо от того, где они к тому времени будут располагаться — в «Регенвурмлагере» или уже по ту сторону Одера.

Но больше всего командующего зомби-войсками удивило, что вслед за этим пополнением, на поверхности появилось еще и до полусотни зомби, надерганных из команд ремонтников и горных проходчиков. Это были крепкие на вид парни, получавшие хорошее питание, но ни разу не побывавшие в учениях зомби.

— А теперь, — приказал Штубер Свирепому Сербу, — отберите наиболее подготовленных зомби из прежнего состава обороны и уведите их в казематы «Шарнхорста». Будем считать, что при отражении последней атаки на поверхности лагеря они уже уцелели.

Благодаря этому уточнению: «уже уцелели», Овербек понял, что элиту его зомби-воинства Штубер спасает вопреки приказу коменданта фон Риттера. И был признателен за это.

— Зомби-тибетцев тоже прикажете увести? — поинтересовался Свирепый Серб.

— Понимаю, что вам хотелось бы увидеть их в рукопашном бою.

— Разве не для этого мы их готовили?

— А почему вы решили, что именно для этого?

Вопрос показался настолько неожиданным и неуместным, что Свирепый Серб на какое-то время умолк с приоткрытым ртом, запнувшись на полуслове, и вообще вид его, обычно свирепого с виду лица был таким, словно он уже наткнулся на штык неприятеля.

— Значит, существуют какие-то секретные инструкции, о которых я не информирован.

Штубер молча кивнул, а затем все-таки утешил капитана:

— Не огорчайтесь. Подозреваю, что я о них тоже не информирован. Во всяком случае, не обо всех.

— Может, так оно и лучше. Судьба предпочитает неожиданности. Жалко, правда, ведь именно в этой местности проходили все учения зомби.

— Но теперь мы не на учениях, капитан. Если зомби поднимутся в контратаку, большую часть из них поляки выкосят из автоматов, поскольку никогда не были склонны к рукопашным. Это русская морская пехота, говорят, где-то там, под Одессой или Севастополем, могла принимать подобные вызовы, чтобы, экономя на патронах, сходиться в рукопашную.

— Вот и бросить бы против них тибетцев.

— Не спорю, это было бы зрелище. Прикажете связаться с маршалом Жуковым, чтобы срочно перебросил сюда из-под Ленинграда или из Севастополя батальон морских пехотинцев?

Свирепый Серб понимал, что Штубер явно иронизирует по поводу его пристрастия к рукопашным боям, но он и впрямь уже воспринимал зомби-воинов как собственное творение, и результаты своих стараний желал видеть в бою.

— Командуйте, капитан, командуйте, — подстегнул его тем временем штурмбанфюрер. — Уводите лучших зомби-воинов из окопов. Как я уже сказал, продержаться вам следует до ночи, так что молите Создателя, чтобы он не слишком затягивал со своим очередным светопреставлением.

— Этих зомби тоже будут переправлять за Одер?

— Пока не ясно.

— Скорее всего, с ними возиться не станут, они ведь не эсэсовцы.

— Слишком много неясностей, капитан. Возможно, в будущем, да, их тоже переправят. Но пока что задача у нас одна: использовать зомби там, где они в самом деле способны проявить себя.

— Считаете, что это поле боя недостойно их геройской гибели?

— Я ведь не о гибели говорю, а о том, чтобы использовать их с наибольшей пользой. Например, когда русские вновь прорвутся в подземелья «Регенвурмлагеря» и там завяжутся «уличные бои».

— В таком случае, мы — единомышленники, штурмбанфюрер, — слегка коснулся его предплечья Свирепый Серб. Впрочем, никакие проявления дружелюбия хоть как-то смягчить выражение свирепости на лице этого гиганта-серба не способны были.

В «резерве командования» Штубер оставил только одно отделение тибетцев и отделение зомби-славян, остальных отправил в казематы. Резерв этот был спрятан за центральным колпаком дота, в убежище, созданном под мощным скальным козырьком, где его не могли достать ни артиллерийские снаряды, ни штурмовая авиация русских.

Именно эти два отделения должны были вступить в бой в том случае, если бы солдаты противника прорвались к самому доту. Что же касается только что прибывших зомби, то, по приказу Свирепого Серба, они были разбавлены власовцами и немцами-тыловиками, которые теперь, пользуясь затишьем, напоминали ожившим пленным азы солдатской науки.

Начальную военную подготовку эти зомби прошли сразу же после воскрешения, поэтому в массе своей окопное обучение воспринимали относительно легко. В какие бы шахтерские или ремонтные бригады ни входили зомби, они все равно числились бойцами гарнизона, поэтому творцы обязаны были позаботиться об их военном обучении.

37

Дважды поляки и русские прорывались на флангах дота «Шарнхорст» и дважды зомби хладнокровно отбивали атаки тех, кто каким-то чудом уцелел под пулеметно-ружейным огнем гарнизона дота. А во время третьей атаки, когда более двух десятков русских автоматчиков сумели подползти с тыла и броситься на бетонный дот как на мелкое препятствие, наконец-то произошло то, чего барон так упрямо ждал. Притаившись под противоосколочным козырьком, за невысоким бетонным барьером, десятка тибетских зомби-диверсантов врезалась в их атакующую «лаву».

Телефонист «Шарнхорста» уже второй раз напомнил штурм-банфюреру, что комендант лагеря требует его к себе, но и на сей раз тот упрямо отмахнулся. Как он мог уйти именно сейчас, когда на поле схватки уже взблескивали при тусклых лучах солнца германские штык-ножи и русские «финки», скрещивались приклады автоматов и коротких кавалерийских карабинов, любимого оружия тибетцев; когда с места схватки доносились отборный русский мат, стоны раненых и короткие пронзительные взвизги разгоряченных пришельцев из далеких гор?

Приказав гарнизону дота прекратить огонь в данном направлении, Штубер, наблюдавший за разгоравшимся «русско-тибетским мордобоем», как назвал его неугомонный фельдфебель Зебольд, все же лично умудрился троих русских, неосторожно отделившихся от свалки, «отстрелять», остальных же уложили сами тибетцы. Причем одного из русских, потерявшего на время сознание, они сумели затащить в дот.

— Слишком увлекаетесь демонстрацией своих мудреных приемов, — отчитал он уцелевших семерых зомби, двое из которых были ранены — один в предплечье, другой в грудь, однако продолжали сражаться. — Но это война, это фронтовой бой, а не спортивные схватки в горном селении. А, что скажешь? — по-русски обратился к очнувшемуся пленнику, коренастому курносому крепышу, с лицом, щедро усеянным веснушками. — Как они, эти дикари-азиаты, отчекрыжили вас, забулдыг неопохмелившихся? — с русскими диверсант всегда старался говорить в «русской манере».

— Лучше скажи, где вы их, обезьян этих, набрали? — медленно поднимался с бетонного пола сержант.

— И еще знаем, где взять. Сформируем пару дивизий, они вас опять до Москвы гнать будут.

— Ну, мы им тоже врезали, как положено, — сплюнул сержант сгусток крови.

— Ни фига вы им не врезали, — умышленно заводил его Штубер. — Хреново деретесь. Перевелись. Забыли, что такое настоящая русская рукопашная. Я наблюдал за тобой. Ты даже элементарно кулаком в морду — и то дать не способен.

Русский по-бычьи помотал головой, что-то там прорычал себе под нос и попытался съездить Штубера по челюсти, но тот перехватил его руку и через бедро швырнул на пол. Взмахами рук предупредив Зебольда и тибетцев, чтобы не вмешивались, он позволил русскому подняться и тут же вонзился кулаком ему в солнечное сплетение, а затем ребрами ладоней врубился в шею.

— Так что, переходишь к нам добровольцем? — напористо спросил сержанта, когда тот вновь пришел в себя. — В диверсионную группу? Обучим всем мыслимым приемам, подготовим так, что руками-ногами орудовать будешь похлеще наших азиатов. Предлагаю только один раз, исключительно из уважения к твоей мужской злости.

— Ни хрена у тебя с вербовкой не получится, беляк недобитый. Врангелевец, небось?

— За «беляка-врангелевца» тебе, жидо-коммунист и краснопер вонючий, спасибо. Значит, в самом деле от русского отличить меня теперь трудно. Честно признаюсь: как чистокровный германец, весьма польщен. Зебольд, определите этого краснопузого в зомби-казарму, и чтобы завтра он уже возлежал в лучшем из гробов зомби-морга. Но перед этим... врежь ему так!.. Словом, научи его по-нашенски, по-германски, как надо родину любить.

Едва Штубер достиг своего командирского отсека, тут же появился посыльный и сообщил, что комендант лагеря собирает у себя весь старший офицерский состав, начальников служб и командиров отдельных подразделений.

— Произошло что-то серьезное? — спросил Штубер, наспех обмываясь по пояс прохладной водой. В последнее время он предавался этой процедуре общей закалки по несколько раз в день. Как только представлялась возможность.

— Судя по всему, должно произойти, — ответил вместо посыльного адъютант Зебольд, который, основательно избив пленного, передал его патрульному наряду, чтобы вновь появиться в отсеке своего командира и духовного наставника. — В воздухе явственно запахло драп-эвакуацией всего гарнизона.

— Предчувствие драпа давно стало тем всеохватывающим предчувствием, которое никогда не подводило вас, мой фельдфебель, — старательно растирался полотенцем барон. В запасе у него еще было пятнадцать минут, так что мог позволить себе... — Поделитесь, каким образом оно снисходит на вас.

Зебольд принялся говорить о каких-то там аргументах и признаках, по которым определил, что к длительной обороне «Регенвурмлагерь» готовить не станут, однако Штубер уже не слушал его. Появление в родовом замке Софи, а также мастерской иконописца и скульптора настраивали его на послевоенный лад светского бытия аристократа, владельца мастерских и картинных галерей, организатора выставок и аукционов. К тому же Софи намекнула по поводу новой идеи — создания при замке школы живописи с иконописным отделением и цехом церковной скульптуры.

— Что-то не чувствуется, чтобы вас тревожило нынешнее положение «СС-Франконии», — обиженно заметил Вечный Фельдфебель, почувствовав, что мысленно барон все еще пребывает где-то по ту сторону Одера, причем не исключено, что в объятиях Софи Жерницки.

— Если вы перестанете брюзжать у меня под ухом, фельдфебель, возможно, после войны я снизойду до вашей мольбы и действительно назначу вас управляющим своего замка и родовых поместий.

Зебольд впервые слышал о подобной перспективе, но напоминать об этом штурмбанфюреру не стал.

— Вы не упомянули о фешенебельном приюте для «странников войны», в котором намеревались время от времени собирать выдающихся диверсантов, истинных профессионалов, психологов и прочих «людей войны».

— Приют «Странник войны»? А в этом что-то есть. Именно... приют, — уже на ходу осмысливал свежую идею барон фон Штубер, поторапливаясь к расположенному неподалеку штабному отсеку. — До сих пор я никак не мог определиться с формой столь высокого диверсионно-разведывательного собрания. А что, приют для странников войны, ее гениев и изгоев... Гениальный замысел, Зебольд! Уже можете видеть себя распорядителем этого приюта. Но только вот что я вам скажу, мой фельдфебель. Что, если господь вдруг решит, что нас обоих проще забрать к себе прямо с полей войны, нежели потом, после ее окончания, морочить себе голову с воплощением подобных замыслов?

— Не забудьте записать эту мысль в свою «Книгу величайшего психолога войны».

...И не то, чтобы Зебольд не ошибся, просто самой ошибки в его прогнозах быть не могло. Комендант, как никогда, был возбужден, однако никакой угнетенности в словах его не ощущалось.

—... Ибо такова воля Германии! — выпалил он слова, которыми следовало завершать созванное совещание. Но было понятно, что ими фон Риттер как бы подытоживает какие-то свои мысленные порывы. — Ситуация на нашем участке фронта вам известна.

— Известна, — угрюмо проворчал Овербек, считая, что не стоит терять времени на ее описание. И все же фон Риттер решил хотя бы вкратце описать её:

— Севернее и южнее Мезерицкого укрепрайона, на отдельных участках, русские уже подходят к Одеру. Части, которые прикрывают нас в пределах укрепрайона, держат оборону уже по периметру наземной территории «СС-Франконии». Даже если они будут держаться с предельной стойкостью, через несколько дней им придется сражаться уже в полном окружении.

— Почему бы вам, господин бригаденфюрер, не предложить командованию оставить гарнизон в лагере, а не уводить подземными тропами? — вклинился в его монолог Овербек. Он никогда и никому не позволял забывать, что в недавнем прошлом сам был комендантом. — Мы могли бы пополнить его остатками некоторых отступающих частей и держаться здесь, пока позволят запасы продовольствия и боеприпасов. Которые, кстати, можно пополнять штреком, проложенным под Одером.

Фон Риттер смерил его тяжелым уничижительным взглядом и процедил:

— Я не собираюсь поддавать сомнению приказы, утвержденные самим фюрером. И вам, Овербек, не советую. Так вот, по приказу ставки Верховного командования сухопутных войск, наш гарнизон должен быть отведен за Одер. Отвод должен осуществляться в состоянии полной секретности. Первыми, не поднимаясь на поверхность, на левый берег уйдут по штольням оба полка дивизии СС «Мертвая голова», — обратил он свой взор на командира первого полка штандартенфюрера Кранге и командира второго — оберштурмбанфюрера Шутцмайера.

— Яволь, — с ленцой приподнялся Кранге. Шутцмайер же подхватился, молча склонив голову в знак повиновения.

— Еще вчера все бригады проходчиков, строителей и ремонтников получили приказ замуровывать и всячески маскировать боковые штольни, а также отдельные секретные отсеки. Вам, Штубер, приказываю сформировать новые, сокращенные гарнизоны дота «Шарнхорст», дотов, прикрывающих центральный вход, «Норд-1» и «Норд-2», а также двух вспомогательных дотов. Из задача: продержаться трое суток после отхода основного гарнизона, в течение которых эти доты тоже будут замурованы и заминированы. Ибо такова воля рейха. Для этого вам будет придана строительно-саперная команда арьергарда.

—Я могу привлекать к их обороне курсантов унтер-офицерской школы?

— Нет, они придаются второму полку СС в качестве учебной роты и вместе с ним уходят на левый берег.

— Теперь ситуация предельно ясна.

— Вся та техника, в частности, техника, обслуживающая турбины электростанции, которая не подлежит эвакуации, будет тщательно законсервирована. Фюрер рассчитывает на то, что, задержав русских на Одере, в Чехии и Венгрии, ему удастся провести сепаратные переговоры с западными странами и, лишив Россию ее боевых союзников, превратить их в союзников рейха. Поэтому мы должны уходить так, чтобы вернувшись, очень быстро могли восстановить деятельность всех технических служб «СС-Франконии»[76].

Кажется, вам тоже что-то не ясно, штурмбанфюрер? — обратился он к Штуберу.

— Гарнизоны этих пяти дотов, как я понял, будут состоять в основном из зомби? Но вчера я получил приказ Кальтенбрунне-ра срочно составить отряд из двухсот наиболее подготовленных зомби — в основном зомби-воинов и диверсантов — для переброски их в район «Альпийской крепости».

Риттер уткнулся в лежавшую на его столу бумагу и проворчал:

— Вы правы, барон, кажется, я упустил этот момент. В конце приказа, который получен мною, тоже упоминается «особый отряд зомби» под командованием штурмбанфюрера Штубера. Сколько у нас всего зомби? — обратился он к начальнику «Лаборатории призраков».

— В живых осталось триста двадцать шесть, — ответил Фризское Чудовище. — Еще десять претендентов на этот титул лежат в зомби-морге. Сорок специальна отобранных кандидатов в зомби из числа пленных разных национальностей ждут своей очереди в «подготовительном лагере зомби».

— Что ж, зомби у нас вполне достаточно, — молвил фон Риттер. — Свой особый отряд, Штубер, сформируйте сегодня же, привлекая к отбору специалистов из «Лаборатории призраков». А дальше поступим так: во время отхода основных сил СС ваш «особый» займет позиции у штольни, проходящей под Одером. Он будет нашим резервом на тот случай, если русским удастся каким-то образом проникнуть в подземелье, минуя опорные пункты. При том, что все известные нам боковые выходы и «лисьи лазы» будут основательно обрушены и тщательно — снаружи и изнутри — заминированы. Гарнизоны дотов, а также маневренные группы, сформируйте из оставшихся зомби, роты власовцев и бригады проходчиков-фольксдойчей. Таким образом...

Договорить он не успел. Наземный взрыв, прозвучавший после этих его слов, оказался настолько сильным, что из потолка на головы офицеров посыпались осколки камня. Начальник химической службы был ранен, и дежуривший неподалеку «личный фельдшер коменданта» увел его с окровавленной головой в лазарет. Еще через минуту поверхность подземелья вновь затрещала, но уже чуть западнее штабной секции «СС-Франконии». И там взорвалось как минимум две бомбы.

Штубер понял, что вражеские тяжелые бомбардировщики пытаются добраться до них с помощью огромных зарядов большой мощности, поскольку при обычном бомбовом налете ничего подобного в подземелье не происходило. Причем подозрительным показалось то, что бомбовая атака получилась слишком прицельной — бомбы ложились в центральном штабном районе.

«Уж не по наводке ли нашей милой Софи они так старательно обрабатывают лежбище фон Риттера?! — мрачно ухмыльнулся Штубер, стряхивая с фуражки мелкую щебенку. Один из камешков все же «добрался» до его темени и чуть не отправил вслед за начхимом. — Не кажется ли тебе, что этой «агентке всех мировых разведок» удалось «привязать» штабной отсек к наземной местности, сориентировавшись относительно дота «Шарнхорст» и западной оконечности озера? Больше здесь поработать было некому. Когда вас будут вместе вешать с табличками «предателей рейха» на груди, не забудь уступить даме дорогу на эшафот, похвалив при этом за профессионализм и смекалку разведчика».

— Через трое суток после ухода полков СС, — тем временем постепенно приходил в себя комендант «Регенвурмлагеря», — вы, Штубер, отведете свой особый отряд за все четыре заградительные стены основной штольни, по оставленному для вас проходу, и присоедините к нему уцелевших зомби из остальных команд. После этого специальный арьергардный отряд ремонтников и саперов завершит блокирование основной штольни. Наши действия на той стороне Одера будут определяться другим приказом, который пока что оглашению не подлежит. Могу только сказать, что почти весь наш гарнизон станет основой гарнизона «Альпийской крепости», особого укрепленного горного района, куда будет перенесена ставка фюрера и где мы, верные ему бойцы, будем держаться до последнего солдата.

— А когда и с кем отходим мы, сотрудники «Лаборатории призраков»? — не удовлетворился пафосным завершением его речи Фризское Чудовище. — И как быть с кандидатами в зомби? Это ценный человеческий материал, который мы тщательно подбираем и готовим.

Фон Риттер вопросительно взглянул на Штубера, дескать, жду предложений.

— Считаю, господин бригаденфюрер, — вновь поднялся барон, — что сотрудники лаборатории зомби со своим основным имуществом должны отходить в составе Особого отряда зомби и под его охраной. Десятью обитателями зомби-морга придется пожертвовать, не возиться же нам с полумертвецами в гробах во время длительного перехода в Альпы.

— Понятно, — пробубнил начальник «Лаборатории призраков», — лежащих в зомби-морге окончательно умертвить, а тела сжечь в крематории.

— А вот сорок отобранных претендентов мы увезем с собой, — продолжил Штубер, вызывая одобрительную, но от этого не менее отвратительную улыбку на лице Фризского Чудовища, — чтобы сразу же после прибытия в подземелья «Альпийской крепости» возобновить работу «Лаборатории призраков».

— Завтра же гарнизоны вверенных вам, Штубер, дотов, — завершал совещание комендант «Регенвурмлагеря», — должны быть сменены. При наземной обороне лагеря, которой будете командовать вы, Овербек, поддерживайте связь с полевыми частями вермахта.

— Будет выполнено, господин бригаденфюрер, — отозвался экс-комендант, тоже отряхивавший свою фуражку и тоже, как и Штубер, успевший пожалеть, что не додумался прийти в штаб в каске..

— И наконец, последний секретный приказ, — хрипловато пробасил комендант. — Он особо касается вас, фон Штубер, и вас, Овербек. Отход с позиций через штольни «СС-Франкония» могут осуществлять только отступающие подразделения СС, причем каждый входящий должен предъявить документ и пребывать в составе своего подразделения. Все остальные обязаны отходить наземным путем и только после получения приказа. Любая попытка проникнуть во внутрь лагеря служащих, не принадлежащих к СС, должна пресекаться огнем гарнизонов дотов. К ним должны относиться как к дезертирам. Приказ с указанием даты отхода полков дивизии «Мертвая голова» будет получен отдельно.

38

В тот же день Штубер сформировал Особый отряд зомби и отдал его под командование Свирепого Серба. После этого он хотел вернуться в «Шарнхорст», чтобы ознакомиться с ситуацией на поле брани, но ожил внутренний телефон и дежурный офицер сообщил, что поступила радиограмма.

— Начальник отдела диверсий СД оберштурмбанфюрер Скор-цени, — объявил он, — требует, чтобы вы срочно прибыли в его штаб-квартиру в Шведт. В Шведт-на-Одере, как еще, для ясности, его называют.

— А... как могло произойти, что штаб-квартира начальника службы диверсий СД оказалась не в Берлине, а на самой линии фронта?! — изумился Штубер.

— Из подписи следует, что теперь Скорцени назначен еще и комендантом особого плацдарма на берегу Одера. Я выяснил у дежурного по дивизии, которая держит оборону на поверхности. Это мой бывший сослуживец. Так вот, он сообщил, что все войска, которые находятся в районе Шведта,, численностью до дивизии, поступили в распоряжение обер-диверсанта. Он также подчиняет себе все отдельные обескровленные части, которые переправляются через реку, собирая их в ударный кулак. Таков приказ Гиммлера, командующего группой армий «Висла».

— Это только Гиммлеру могло прийти в голову назначить командиром группы подразделений, возможно, по численности больше дивизии, подчиненного ему офицера в чине подполковника! Пусть даже и войск СС, — проворчал Штубер, забыв, что на том конце провода его слушает офицер.

И был приятно удивлен, когда звонивший ему обер-лейтенант СС рассудительно заметил:

— Очевидно, это следует воспринимать как проявление особого уважения к заслугам первого диверсанта рейха. А что...Такой стремительный взлет!..

— О проявлении уважения можно было бы говорить только тогда, когда, назначая героя нации на этот генеральский пост, ему бы присвоили хотя бы чин полковника. Он, конечно, сумеет подчинить себе даже фельдмаршала, тем не менее... Впрочем, извините оберштурмфюрер, кажется, я немного увлекся.

— Я помню о том, что вы очень дружны со Скорцени, — с упреждающей вежливостью напомнил оберштурмфюрер. — Чтобы ускорить прибытие, Скорцени приказывает воспользоваться резервным электровозом метро[77], который прибудет за вами через час.

Как оказалось, приезжать в Шведт барону и его адъютанту Зе-больду не пришлось. Скорцени ждал их на запасном пути одной из пригородных станций метро, и беседа происходила в единственном, «персональном» вагоне барона, куда под присмотром адъютанта Родля из наземного буфета были доставлены четыре кружки пива.

— Ваши впечатления о зомби-воинах, Штубер? — без каких-либо вступительных слов поинтересовался Отто.

— Прекрасные воины, стойкие, бесстрашные и неприхотливые, которым пока еще не хватает достаточного опыта. Но они обладают способностью приобретать его. В условиях подземных выработок действуют без ностальгии и страха замкнутого пространства.

— Важно было услышать из ваших уст именно это: «стойкие, бесстрашные и неприхотливые». Без ностальгии и всего прочего. Как вы уже поняли, я назначен командиром ударного соединения, которому приказано любой ценой удерживать плацдарм на берегу Одера в районе Шведта. Поскольку неподалеку находится вилла Геринга «Каринхалле», рейхсмаршал даже придал мне часть своего охранного батальона «Герман Геринг». Но всем уже ясно, что долго удерживать этот плацдарм не удастся. И вообще, инициатива Гиммлера бросить меня на этот плацдарм...

— ...Хотя в запасе у него достаточно фронтовых офицеров и даже генералов, — заметил Штубер.

— Основным же для меня остается приказ фюрера — создать особый укрепрайон «Альпийская крепость». Название сугубо кодовое, никакой реальной крепости там не будет, если не считать нескольких затерянных в горах старинных замков. В реальности речь идет о сравнительно небольшом участке территории в Альпах, в районе ставки фюрера «Бергхоф», что неподалеку от Берхтесгадена, куда, по настоянию высшего руководства, вот-вот должен переехать и сам фюрер. Впрочем, хотят этого переезда далеко не всего. И прежде всего, противятся ему Борман и Геббельс.

Скорцени с минуту задумчиво потягивал пиво, глядя при этом в темноту за окном одного из специально устроенных в этом спец-вагоне купе.

— Однако углубляться в закулисные интриги имперского двора мы с вами, Скорцени, сейчас не будем, — вырвал его из этого «небытия» фон Штубер.

— Создать этот укрепрайон и командовать его войсками Гитлер приказал мне, — поиграл желваками Отто, в то время как Штубе-ра резануло это молвленное обер-диверсантом «Гитлер». Называть премьера и основателя Третьего рейха по фамилии было не принято, во всех случаях обходились словом «фюрер». Фамилия употреблялась лишь в официальном офицерском приветствии «Хайль Гитлер!». — Как я стану совмещать эту должность с должностью «начальника плацдарма» пока не ясно. Зато ясно другое: данной мне властью я обязан был назначить комендантом «Альпийской крепости» и командиром ее подготовительного, назовем его так, гарнизона, вас, Штубер. Что я и сделал. Письменный приказ уже издан. Гиммлер его утвердил, с фюрером ваша кандидатура согласована.

— Но мы не успеем создать этот укрепрайон, эту условную крепость в том виде, в каком она задумана фюрером, — возразил фон Штубер. — Она должна была возникнуть еще весной прошло года.

— Не могла. Те же Борман и Геббельс не позволили бы, объявили бы сам факт её появления «пораженчеством». Но в принципе согласен: не успеем. Вот только приказ фюрера никто отменить не способен. Знаете, почему комендантом я назначаю именно вас?

— Не только потому, что беспредельно доверяете мне.

— Вы правы: не только. — Скорцени извлек из планшетки карту, охватывавшую южные районы Германии, территории Австрии и Швейцарии, и указал нанесенные жирным красным карандашом очертания будущего укрепрайона, представлявшие собой некий четырехугольник с извилистыми сторонами. — Долго удерживать линии фронта по периметру «крепости» не удастся, поскольку очень скоро она будет взята в мощное кольцо всех враждебных рейху армий.

— Поэтому буквально на третьи сутки обороны укрепрайон распадется на несколько отдельных очагов сопротивления, — стал улавливать ход его мыслей Штубер, — центральным из которых должен оказаться очаг в районе ставки фюрера. То есть уже на третьи сутки нам придется прибегнуть к партизанским методам борьбы.

— Правильно, барон. Именно так все и произойдет. Причем борьба эта, как явствует из карты, будет разворачиваться в лесистых горах и многочисленных естественных пещерах и пустотах, а также в искусственных горных подземельях. Есть у нас офицер, обладающий большим опытом партизанской войны и опытом борьбы в подземельях, чем штурмбанфюрер СС Штубер? Увы, нет.

— Убедительно, — признал барон. — Мои дальнейшие действия?

— В пяти километрах отсюда, на секретной взлетной полосе, вас ждет самолет с десятью выпускниками-диверсантами фри-дентальских курсов на борту в виде эскорта. Вы с Зебольдом садитесь в него и отправляетесь в «Альпийскую крепость». Наша штаб-квартира вот здесь, — ткнул он пальцем в карту, — горный охотничий замок «Шварцвальд», расположенный на плато, на восточных отрогах этого хребта. Местность удобна для нас тем, что буквально в ста метрах от замка, в склонах хребта, нас ждет целая система пещер, карстовых пустот и каких-то странных, не известно кем, когда и с какой целью проложенных подземных ходов, в которых целые полки солдат, склады, всевозможные центры и лаборатории могут существовать в такой же безопасности, как и в «Регенвурмлагере». Кстати, там уже хозяйничает со своим горно-егерским альпийским батальоном гауптштурмфюрер Норвуд, который поступает в ваше распоряжение..

— Бывший начальник диверсионно-альпинистской школы?

— Он самый. Сначала альпинист-диверсант, действовавший в Югославии, Греции и в России, затем начальник им же созданной диверсионной альпинистской школы, где, замечу, готовили и группы спелеологов — специалистов по исследованию пещер и всевозможных пустот. Еще один, теперь уже специалист по созданию секретных авиабаз, обер-лейтенант Зонбах готовит вот здесь, в труднодоступном ущелье, секретную взлетную полосу, на которую самолеты будут выходить из двух скальных ангаров.

— Тот самый Зонбах, который прославился созданием тайных авиабаз где-то на севере России?

— Наша первоочередная задача, Штубер, — приглушил свой камнедробильный бас обер-диверсант рейха, — собрать на альпийских редутах весь оставшийся цвет диверсионной службы рейха.

— Весьма благородная миссия.

— Кстати, у замка вас ждет трофейный разведывательный самолетик. Завтра же вместе с Зонбахом облетите на бреющем всю территорию «Альпийской крепости». Осмотрите ее с воздуха, изучите, прикиньте, где еще можно установить зенитные и гаубичные батареи, вдобавок к тем, которые уже установлены; где каменными завалами следует перекрыть доступ техники и пехоты врага к тем или иным объектам. Где расположить подземные госпитали и все прочее, что имеется в списке,, который предоставит вам Норвуд.

Они сели в машину Скорцени и отправились туда, где их ждали новоявленные «фридентальские коршуны». Несмотря на то, что по обе стороны от шоссе виднелись руины и пожарища, само оно не очень-то пострадало. Похоже было на то, что русские пилоты получили приказ не усердствовать в бомбовых ударах на дорогах, обходясь штурмовыми пулеметными налетами.

«Для себя сохраняют, — незлобно, по-житейски как-то объяснил себе такой подход штурмбанфюрер. — Для решающего «похода на логово фюрера берегут».

— Остался невыясненным вопрос, касающийся размещения «Лаборатории призраков» и самого зомби-лагеря, — напомнил Штубер.

— Это вопрос особый, барон. Зонбах укажет вам особняк в горной деревушке, в котором расположится сама лаборатория, а также подземелья рядом с ним, в которых будет базироваться зомби-лагерь. Но, если строго между нами... Наша задача до окончания войны переправить саму «Лабораторию призраков» и всех зомби в Антарктиду, в подземный Четвертый рейх, ради которого, собственно, и затевалось их создание.

— Надеюсь, мы с вами в этих ледовых подземельях не окажемся?

— Попытаемся избежать этой чести. Хотя, кто знает...

— В крайнем случае предпочел бы любую из наших секретных баз в Южной Америке или Восточной Африке.

Скорцени явно придерживался того же мнения, однако развивать эту мысль не стал.

— Часть Особого отряда зомби, — сказал он возвращаясь к судьбе «нелюдей», — мы перебросим на север и погрузим на специальную субмарину, уходящую к берегам Аргентины. Это произойдет сразу же после прибытия отряда сюда, на левый берег Одера.

Прямо над шоссе, встречным курсом, пронеслось несколько звеньев английских штурмовиков. Шоссе они почему-то не обстреливали, но дали понять обоим диверсантам, что полет в австрийские Альпы будет не из приятных.

— Кстати, барон, какие узы связывает вас с обер-лейтенантом Софи Жерницки?

Услышав ее имя, Штубер вздрогнул. Он ожидал услышать любой вопрос, только не этот.

— Вы имеете в виду эту... протеже Геринга? — сразу же попытался барон увести женщину в спасительную тень рейхсмаршала и приемника фюрера.

— Я так понимаю, что познакомились вы с этой русской еще в Одессе. Но предаваться столь давним, а значит, давно поблекшим воспоминаниям мы не станем.

— Вы не могли назвать ее имени, не выяснив характер этих уз, — напрягся Штубер, понимая, что имя Софи действительно возникло не из праздного любопытства начальника отдела диверсий СД.

— Хотелось выяснить, насколько они тесны. Впрочем, не стану вас томить. Один праздношатающийся в окрестностях замка «Штубербург» агент СД сумел конфиденциально собрать косвенные доказательства того, что Софи является агентом английской разведки.

Штубер покряхтел и нервно покачал головой. Это уже был удар в спину. Все что угодно, только не провал Софи Жерницки, вслед за которым рушатся все его послевоенные планы.

— Я должен доказывать, что не догадывался, чем занимается личный представитель Геринга?

— В разговоре тет-а-тет со мной это бессмысленно, — хищно улыбнулся Скорцени. — Во время допросов в подвалах гестапо — тем более.

— Тогда возникает вопрос: стоит ли нам входить в историю этой войны в роли палачей некоей последовательницы Мата Хари? Не лучше ли использовать связи этой женщины в виде канала связи с английской разведкой? Тем более что со дня на день мы с англичанами станем союзниками?

— Именно поэтому вчера указанный агент СД пал от руки какого-то дезертира.

— На войне такое случается, — скорбно вздохнул Штубер. — Надеюсь, собранные им материалы уничтожены? — безоглядно ринулся барон спасать Софи. Хотелось бы ему знать, чувствует, осознает ли сама Жерницки, какая смертельная опасность нависла над ней?

— Не вижу смысла вступать сейчас в конфликт с Герингом.

— ... Люди которого, по моим предположениям, сами подставили агента СД Софи Жерницки англичанам, чтобы получить свой «английский канал».

— К тому же я не могу допустить, чтобы в суете последних дней войны на род баронов Штуберов легла тень связи с некоей группой предателей. Но учтите, барон, что эта жрица разведки, вскормленная в свое время еще маршалом Антонеску, очень скоро может нам понадобиться.

— Будем считать, что ради этого она и пребывает сейчас в стенах родового замка Штуберов.

39

Как только все приготовления к эвакуации гарнизона дота «Шарнхорст» были завершены, началась мощная артподготовка, которую штандартенфюрер Овербек переждал в наземной части дота. Затем, несмотря на испортившуюся погоду, в воздухе появилось несколько русских штурмовиков, встреченных огнем зенитных орудий и пулеметов лагеря, разбросанных в зоне обороны различных дотов. Причем одна из батарей располагалась на острове посреди озера. Похоже, что именно она и сбила тот самолет, который нашел свою гибель в водах озера.

Судя по всему, уже подбитую машину пилот пытался направить на остров, дабы принять свою гибель вместе с артиллеристами батареи, однако не дотянул и врезался в плавневое мелководье, почти в устье речушки. Султан из частей машины, воды и ила поднялся настолько высоко, что отсюда, из капонира «Шарн-хорста», штандартенфюреру казалось, будто он на несколько минут застыл над озером, а затем, вместо того, чтобы опуститься на гладь озера, каким-то образом стал подниматься в поднебесье и постепенно развеиваться в нем.

Еще один самолет взорвался прямо в воздухе, и части его опали как раз над той местностью, где располагался мистический Черный Каньон. Овербек почему-то был уверен, что, по приказу коменданта лагеря, орудия, некогда установленные в этом провалье, уже были переброшены на левый берег Одера или взорваны, но в любом случае воспринял гибель машины и пилота как своеобразное языческое жертвоприношение.

— Вас требует комендант лагеря, — напомнил о своем существовании телефонист дота, вырывая его из потока полководческих страстей.

— Он все еще в лагере? — удивленно пожал плечами штандартенфюрер. — Странно.

Телефонист богоспасенно промолчал, застыв с прижатой к груди телефонной трубкой.

— Гарнизон лагеря эвакуирован, штандартенфюрер, — услышал он слишком спокойный и даже слегка напыщенный голос бригаденфюрера С С фон Риттера. — Как комендант, я прерываю свои полномочия и оставляю «СС-Франконию». Отныне она прекращает свое существование, ибо такова воля Германии.

— Гарнизон, бригаденфюрер, продолжает сражаться до тех пор, пока в нем остается хотя бы один солдат, — холодно напомнил ему экс-комендант «Регенвурмлагеря».

Его поразило спокойствие ныне действующего коменданта, за которым явно просматривалось безразличие к судьбе их общего детища.

— Вот и докажите это личным примером, Овербек, — въедливо парировал генерал-майор СС, восприняв замечание подчиненного как злобный выпад.

— Можете в этом не сомневаться, бригаденфюрер, — в том же тоне заверил его штандартенфюрер.

— Разрешаю занять штабной отсек, чтобы из него продолжать командовать обороной всех дотов. Такой вожделенный кабинет коменданта тоже занять позволяю. — Овербеку не нужно было созерцать лик фон Риттера, чтобы уловить в его словах коварный оскал азиата.

— Вы немыслимо щедры, бригаденфюрер.

— В вашем распоряжении остается арьергардный заслон в пяти дотах и строительно-саперная команда. Позаботьтесь о наружных заслонах, которые должны оставаться на своих позициях даже после ухода арьергарда.

Овербек бросил взгляд через бойницу на обводной оборонительный вал дота. Там, у блиндажа КП, виднелись две каски, одна из которых, по всей вероятности, принадлежала унтер-офицеру Шварцу, командиру заслона из двадцати бойцов вспомогательной охранной роты. Им были приданы трое власовцев и трое легкораненых зомби. Этот взвод смертников пока еще не знал, что к ночи дот будет замурован и окончательно заминирован и что возврата в подземный лагерь для них уже нет.

— Наружные заслоны у всех действующих дотов выставлены, бригаденфюрер, — с некоторой задержкой доложил он.

— К двадцати четырем ноль-ноль ремонтно-саперная бригада обязана выполнить все, что предписано приказом, и к десяти утра последний солдат должен уйти за четвертую «одерскую» заградительную стену, за которой вашу команду будут ждать дежурные дрезины. Уходя, саперы должны замуровывать и минировать все оставленные для вас проходы.

— Приказ будет выполнен, каким бы он ни был, — угрюмо заверил его Овербек и, нарушая субординацию, первым положил трубку на рычаг.

Приказав коменданту дота передать взводу наружного заслона все имевшиеся в наличии автоматные «рожки» и гранаты, он минут пятнадцать наблюдал за тем, как артиллеристы и пулеметчики «Шарнхорста» выстреливают по позициям русских и поляков свои заряды, а затем поднял трубку полевого телефона, которым поддерживалась связь с унтер-офицером Шварцем.

— Здесь штандартенфюрер Овербек. Вы помните приказ, унтер-офицер?

— Так точно. Держаться в течение суток, до следующего утра.

— Даже если действительно продержитесь до утра, не пытайтесь оставлять окопы. Это уже будет бессмысленно. Сражайтесь под стенами этого дота до конца. Пусть враги видят, как умеют сражаться настоящие солдаты.

Швырнув о пол телефонный аппарат, он приказал остаткам гарнизона покинуть дот, а бригаде ремонтников-саперов замуровать его двери и бойницы и заминировать все отсеки.

Еще через два часа, ушедшие на то, чтобы осмотреть оставленные отсеки и складские выработки, Овербек достиг штабного отсека «Регенвурмлагеря» и впервые после многих месяцев унижения вновь вошел в кабинет коменданта как его полноправный хозяин.

— Господин штандартенфюрер, — появился в проеме двери командир ремонтно-саперной команды, и, лишь услышав его голос, Овербек понял, что так и уснул, сидя за столом. — Вторая стена центрального штрека окончательно замурована и заминирована. За ней никого не осталось, я лично проверил.

— Благодарю вас, лейтенант, — стоя произнес штандартенфюрер. — Вы — настоящий офицер, истинный солдат рейха.

— Вам пора уходить, господин комендант. Мы должны замуровать и заминировать третью стену и обесточить этот район, — взглянул он на один из двух настенных светильников.

— Вы правы, лейтенант, пора, — ответил Овербек, благодарный офицеру за то, что назвал его комендантом. И... вновь опустился в кресло.

— Я выделю двоих солдат, чтобы помогли вам собрать и перенести личные вещи, господин комендант, поскольку...

— Не нужно никого выделять, — твердо и жестко прервал его Овербек.