Воскресший гарнизон Сушинский Богдан
Полковник озадаченно покряхтел и недовольно вздохнул.
— Давайте условимся так: я договариваюсь с бароном или с его шефом, бригаденфюрером фон Риттером, а вы, Софи, сами отправляетесь туда на нашей машине в сопровождении денщика и двух телохранителей. При том, что я всегда буду оставаться на связи.
Софи, конечно же, недовольно проворчала, что опять приходился ехать самой, не будучи под надежным крылом патрона, но довольно быстро согласилась. Именно на этот отказ полковника она и рассчитывала. Жерницки знала, что после того, как она познакомила Ведлинга с полушведкой Ингой, тот окончательно превратился в закоренелого домоседа, предоставив обер-лейтенанту полную свободу действий. И был очень доволен тактом, с которым Софи предпочитала держать его в курсе всех событий, а также своих действий и передвижений. Как-никак, создавалась иллюзия того, что он все еще при исполнении, а властная Жерницки ему беспрекословно подчиняется.
При этом старый абверовец и предположить не мог, что, подселив его к Инге, обер-лейтент таким образом обезопасила свою связную, которая, получив очередное донесение, тотчас же шифровала его и оставляла в почтовом тайнике. Каким образом эти послания достигали затем Лондона, Жерницки не знала, но ответы приходили довольно быстро. Причем в каждом из них, наряду с очередными инструкциями и конкретными заданиями, агентку уведомляли о перечислении солидной суммы фунтов стерлингов на её счет в одном из швейцарских банков.
В Центре помнили, что в вопросах поощрения леди Жерницки, проходившая по картотеке «Сикрет интеллидженс сервис» под великодушным псевдонимом «Герцогиня», — кстати, под тем самым, под которым в свое время она проходила по картотеке сигуранцы и который сама же и предложила, — оставалась предельно щепетильной. Она никогда не принадлежала к агентам, которые согласны были сотрудничать по идейным соображениям. Даже когда в довоенные времена Софи умело подставила свои телеса «церковному куратору» от НКВД, она пошла на это, чтобы увереннее чувствовать себя и в церковном мире и вообще, во всем том «коммунистическом дурдоме», в котором поневоле оказалась.
Жерницки завершила работу над донесением и наполнила бокал вином. Она была уверена, что добытыми ею сведениями о «Регенвурмлагере» в Лондоне останутся довольны. О майоре Чеславском она, ясное дело, вспоминать не намерена, ходатайствовать о нем тоже. Тем более что вскоре могут появиться более информированные источники.
Софии порывалась сейчас же отправиться на квартиру к полковнику, чтобы там, на веранде, опустить свое донесение в тайничок, однако понимала, что вскоре ей может понадобиться телефон, а разговаривать со Штубером она предпочитала наедине.
Прошло еще около часа. Жерницки закончила составлять опись добытых в последнее время предметов искусства, которые подлежали отправке в замок «Каринхалле». Занеся их машинистке, она вернулась в свой кабинет и погрузилась в по-лудремные женские грезы, считая, что на этом свой долг перед рейхсмаршалом и рейхом она выполнила. По крайней мере на сегодня.
Как раз тогда, когда Софи готова была окончательно предаться чиновничьему сну в кресле, ожил телефон и грубоватый женский голос уведомил ее: «Сейчас с вами будут говорить, соединяю». А вслед за этим она услышала властный, решительный мужской голос:
— Здесь штурмбанфюрер Штубер. Из управления СД меня попросили срочно связаться с вами, обер-лейтенант Жерницки. — По тому, что Вилли сослался на управление СД и назвал ее чин, Софи поняла, что полковник решил действовать официально и наверняка через своих знакомых из службы безопасности.
— Это я просила вас позвонить, барон фон Штубер. Точнее, сначала разыскать вас в ваших подземельях, и рада, что мои друзья из СД сумели справиться с этим милым заданием.
Штубер молча выслушал ее, покряхтел и в столь же официальном тоне поинтересовался:
— Так что вам угодно, фрау Жерницки?
— Обер-лейтенант Жерницки, — поправила его Герцогиня, давая понять, что впредь обращаться к ней следует только так. И воспринимать — тоже.
— Вам, очевидно, сказали, что я занимаюсь вопросами культурных ценностей рейха? Произведениями искусства. По личному заданию Геринга.
— Об искусстве ничего сказано не было, — с солдатской прямотой отрубил Штубер. — О каких еще произведениях может идти речь?!
— Хотя бы о тех, о которых вы так увлеченно говорили когда-то в Одессе, на берегу моря, в районе мужского монастыря. Не по телефону будь сказано, грешно забывать бедную влюбленную девушку-одесситку Софию Жерницкую. Обманутую и покинутую.
Штубер хотел что-то сказать, но от удивления поперхнулся, а затем громко рассмеялся, причем, как показалось Софи, вполне натурально и искренне.
— Так это вы... та самая?! — сразу же потеплел его голос. — Фамилия в самом деле показалась мне знакомой.
— Только-то и всего, знакомой?! Опять огорчаете бедную девушку, — предалась было Софи своим женским хитростям, но, вспомнив, что говорит по служебному телефону, усмирила свои эмоции, чтобы уже спокойнее уточнить: — Впрочем, вы правы: в Одессе мою фамилию произносили на местный лад — «Жерниц-кая», а здесь, в рейхе, она звучит как «Жерницки», на польско-германский манер. И не София, а Софи. Так что... Софи Жерницки, с вашего позволения, барон. Придется привыкать.
— Вот оно в чем дело! — неожиданно перешел барон на русский, хотя сама Софи никогда не рисковала делать этого, даже когда общалась с русскими офицерами — казачьими, власовски-ми или белогвардейскими. — Вряд ли поверите, но только недавно мы вспоминали о вас.
— Вдвоем с резных дел мастером Гордашем? — решила и себе перейти на русский. Как-никак на том конце провода был начальник службы безопасности «СС-Франконии», один из лучших диверсантов рейха, из «диверсионной свиты» Отто Скорцени.
«И вообще, пусть те, кто их сейчас прослушивает, решат, что в рейхе уже... русские», — неожиданно взыграл в ней сугубо русский патриотизм.
— Об Отшельнике вам тоже известно, Софи?
— Нам с гестаповским Мюллером о вас многое известно, штурмбанфюрер, — с интригующей угрозой предупредила его Герцогиня, рассмеявшись. — Нам надо бы встретиться и поговорить.
Софи ожидала, что барон сразу же предложит ей приехать, но он по-русски спросил:
— Где прикажете ждать вас, сударыня?
— С некоторых пор я смертельно боюсь подземелий, но если вы настаиваете...
— Это вы боитесь подземелий, дитя катакомб?!
— Только теперь я готова поверить, что вы действительно вспомнили меня, барон. Именно так вы и звали меня тогда, в Одессе: «дитя катакомб». Не скрою, мне это нравилось.
— А я был уверен, что никогда больше нога моя в катакомбы не ступит.
— Об этом я тоже помню. Так вот, если вы настаиваете о моем прибытии в «С С- Франконию», с удовольствием приму ваше предложение.
Штубер на какое-то время замялся, но Софи почувствовала, что намек её понят, и сейчас он решает, каким образом и под каким предлогом ввести её в «Регенвурмлагерь».
— Сюда как раз прибыла группа красавиц из лебенсборна во главе с известным вам гауптштурмфюрером Эльзой Аленберн.
— Читала о ней в газете и кое-что слышала от своих коллег..
— Уверен, что на их фоне, Софи, вы тоже будете смотреться очень даже импозантно.
— Но если серьезно, то мне нужно побывать там по делам службы, чтобы посмотреть на ваши «регенвурмлагерные распятия» и от имени рейхсмаршала Геринга поговорить с иконописцем Орестом. Наш иконописец и скульптор, что, в самом деле проявляет некий особый талант?
— Для меня он интересен сам по себе. Независимо от того, что там возникает под его кистью или резцом. Вы же знаете мое увлечение психологией войны.
— Всегда верила, что оно приведет вас к солидной научной работе. И к столь же солидной книге, которой обеспечен успех.
— Вы непростительно щедры ко мне, Софи.
— А вы непростительно жестоки, барон. Что вам мешало разыскать меня? Столько времени ушло зря!
— Очевидно, то, что слишком долго задержался на той земле, которую лично вы столь вовремя и столь удачно покинули. Причем задержался в тылу у красных. Все, жду вас послезавтра в десять утра, в Межерице.
— Почему не завтра?
— Только послезавтра, — настоял на своем Штубер, — возле местного отделения СД, — язык барона стал вызывающе немецким и непростительно официальным.
— Которое находится неподалеку от ресторана «Старый рыцарь», — дала Софи понять, что их давнее знакомство следует возобновлять отнюдь не у серых стен службы безопасности.
— Именно это я имел в виду, — по-гусарски вышел барон из ситуации. — Дальше поедете в моем сопровождении, что значительно облегчит ваш вояж, обер-лейтенант. Желательно прибыть в армейском облачении. Объект все-таки особый.
«А ведь даже он опасается лишних вопросов, которые могут возникнуть у все того же «гестаповского Мюллера», не говоря уж о коменданте базы», — поняла Софи.
Как только барон положил трубку, позвонил полковник Вед-линг и сообщил, что сейчас адъютант доставит подписанное им письмо на имя коменданта «Регенвурмлагеря» бригаденфюрера фон Риттера.
— Считаете, что бригаденфюрер способен воспротивиться?
— Наоборот. Только что я с ним беседовал, передал ему волю рейхсмаршала Геринга. Как оказалось, фон Риттер все еще считает Геринга лучшим ассом Германии, поскольку в юности тот был его кумиром.
— Как и мы с вами, — любезно уточнила Софи.
— Опасения у него возникли по поводу начальника службы безопасности Штубера, не станет ли тот возражать. К тому же сегодня с инспекцией к нему прибыло какое-то очень важное лицо, чье пребывание окутано тайной сверхсекретности.
— Тогда понятно, почему и Штубер тоже слегка нервничал, и свидание назначил только на послезавтра.
— Кстати, как барон воспринял ваш звонок?
— Во-первых, звонила не я, а сам барон. А во-вторых, две последующие ночи его будут преследовать сексуальные кошмары.
До этого разговора полковник знал обер-лейтенанта Жер-ницки, как предельно сдержанную даму, которая даже в постели отдавалась так, словно дело происходило на смотровом плацу, в присутствии генерала. Поэтому сейчас он с удивлением уловил явную игривость её тона.
«Ничего не поделаешь, давняя любовь...» — мечтательно оправдал полковник это состояние, наблюдая за тем, как, покончив с затянувшимся принятием ванны, белокожая ржановолосая Инга величественно прошла в спальню, на ходу избавляясь от теплого шерстяного халата.
Штубер был прав: даже прибытие в подземный лагерь СС самого «фюрера» не смогло затмить еще одного неожиданного события того дня — появления у центрального блокпоста около пяти десятков коротко стриженных, облаченных во франтоватую темно-синюю форму германок, кокетливые пилотки которых призывно покоились на светло-русых головках.
— Что это вы с таким удивлением смотрите на нас, обер-штурмфюрер Ланс? — вышла из «оппель-адмирала» рослая, стройная германка со знаками различия гауптштурмфюрера на строгом черном френче. — Вам приказано встретить и проводить нас, — оглянулась на девиц, сгрудившихся у двух крытых грузовиков, — а вы словно оцепенели. Вы меня огорчаете, доктор Ланс.
— Простите, гауптштурмфюрер, но мне приказано было встретить группу особого назначения...
— А как вы представляли себе группу, которая могла бы иметь еще более «особое» назначение, нежели та, которой командую сейчас я, Эльза Аленберн?
Высокий, безплечий, с маленькой лысеющей головкой на цыплячьей шейке, Ланс больше смахивал на провинциального конторского служащего, нежели на обер-лейтенанта СС, чем сразу же разочаровал всех прибывших ариек.
— Видите ли, до сих пор термином «группа особого»...
— Вы по-прежнему огорчаете, доктор Ланс. Причем не только своей несообразительностью, — окинула его сугубо женским оценивающим взглядом гауптштурмфюрер.
— Видите ли, меня не предупредили, что эта группа будет «особой» в таком вот, специфическом, смысле...
— А теперь вы меня еще больше огорчаете, доктор Ланс. Очевидно, решили, что я привезла вам девиц из армейского борделя? — Второй, еще более придирчивый взгляд, которым окинула его Эльза, был уже не таким уничижительным, как первый, однако рассчитывать Лансу явно было не на что.
— Хотите сказать, что это не так? — удивленно уставился на грудастых молодок доктор Ланс.
— В определенном смысле, возможно, вы и правы, — только теперь улыбнулась Эльза. Но это была не та улыбка, которой обычно встречали своих клиентов держательницы притонов.
— Вообще-то, многие германки служат сейчас в зенитных войсках или становятся снайперами.
— Можете считать их зенитчицами, — со всей возможной серьезностью согласилась Аленберн.
— То есть они прошли обучение в зенитной школе?
— Прошли, доктор Ланс, пропіли. Эти сексуальные мерзавки на лету сбивают любого пролетающего мимо красавца! В сравнении с ними, я, в их годы, была непорочной монахиней. Жаль только, что никто не способен был поверить в мою непорочность.
— В таком случае, я ничего не понимаю, — беспомощно развел руками доктор Ланс.
— Так постигайте же, доктор Ланс, постигайте!
Оберштурмфюрер даже не догадывался, как круто изменится с этой минуты его карьера. Поскольку не мог знать, что Эльза Аленберн привезла письменный приказ из Берлина о назначении его, Ланса, комендантом секретного «зомби-лебенсборна» в подземном лагере СС.
— Я что, обязан ведать профессиональной подготовкой этих юных германок? — доверительно как-то поинтересовался бывший педагог, поскольку понятия не имел, что именно он должен постигать.
— «Профессиональной подготовкой», говорите?! — хохотнула начальник лебенсборна. — А что, можно сказать и так. Остаток жизни отдала бы, чтобы видеть, как это у вас будет получаться, — окончательно смутила его начальник лебенсборна.
Обер-лейтенанту войск СС Лансу уже перевалило за пятьдесят, и до недавнего времени он являлся директором горнотехнического училища в недалеком от этих мест Котбусе. Однако в начале сорок четвертого последних учащихся его училища мобилизовали, а всех имеющих техническое образование преподавателей, не подлежащих призыву в действующую армию, перебросили сюда, в подземелья «Регенвурмлагеря»! Вчерашние коллеги доктора становились в основном мастерами участков, или же, как и сам доктор Ланс, ведали первичной подготовкой технического персонала.
— Окажись вы чуть моложе, оберштурмфюрер, — критически окинула взглядом тщедушную, сутулую фигуру экс-директора широкобедрая сорокалетняя Эльза Аленберн. — Как же доходчиво я бы все это вам объяснила! Впрочем, стоит ли сейчас о грустном? Лучше позвольте представиться как-то более основательно: гауптштурмфюрер Эльза Аленберн, комендант «лебенсборна» «Святилище арийцев»[48], она же — главный инспектор лебенсбор-нов рейха.
— Даже так?! — уважительно развел руками оберштурмфюрер. — Главный инспектор рейха! Кто бы мог предположить?
Для него, профессионального педагога в четвертом поколении, инспектор всегда казался пострашнее любого, даже самого высокого чиновника.
— Вы имеете хоть какое-то представление о том, что такое «ле-бенсборн», мой дорогой Ланс?
— Кажется, да, — нервно протирал безнадежно потускневшие стекла своих очков бывший педагог. — В общих чертах. Самых общих, с вашего позволения. Кажется, где-то читал о них.
— Да не волнуйтесь вы так, наш дорогой Ланс. Все очень быстро прояснится.
— Но, простите, какое отношение может иметь ваш лебенсборн к этой подземной базе СС, которая уже готовится к отражению вражеской блокады?..
— Я так и поняла, что мне придется заночевать в вашем «Лагере дождевого червя», чтобы основательно просветить вас, — грустно вздохнула комендант показательного «лебенсборна» Германии.
— Что будет весьма любезно с вашей стороны, — расшаркался старый педагог, вызвав при этом у Аленберн приступ покровительственной грусти.
Она не сомневалась, что истинный смысл ее слов так и остался недоступным для экс-директора, которого, еще в Берлине, ей заочно отрекомендовали, как чудаковатого технаря и закоренелого холостяка, еще когда-то, чуть ли не в юности, овдовевшего на втором году супружеской жизни, поскольку жена умерла во время родов.
— Жить моим «лебенсборянкам» тоже придется в подземелье? — уже вполголоса поинтересовалась Эльза
— Здесь все живут... в подземелье, гауптштурмфюрер. В этом особенность нашего бытия. — Эльза утомленно вздохнула. Они знакомы каких-нибудь пять минут, а она уже так неизлечимо устала от этого мужчины.
— Вы хотели сказать: «живут все мужчины», — уточнила она. — А нельзя ли для моих девушек построить барак где-то здесь, на поверхности?
— Исключено. На поверхности не должно оставаться ничего такого, что свидетельствовало бы о существовании этой подземной базы.
— Вы только то и делаете, что огорчаете меня, Ланс.
— И потом, казарма, в которой им предстоит обитать, находится неподалеку от одного из выходов на поверхность, а рядом — озеро, луг и сосновая роща.
— И даже сосновая роща... — с ироничной мечтательностью повторила Аленберн. — На берегу озера. Оказывается, поначалу я недооценивала прелести «Лагеря дождевого червя».
— Непростительно недооценивали, — в тон ей уточнил комендант «зомби-лебенсборна», которому еще только предстояло узнать о своем новом назначении.
35
Командующий зомби-войсками уже собирался объявлять о завершении очередных учений, когда на проселочной дороге, ведущей к гарнизонному полигону «Регенвурмлагеря», вдруг появилась танкетка полевой жандармерии. Это была трофейная чешская машина, некий симбиоз легкого танка и бронеавтомобиля, с боковыми пристройками для стрелков и кормовой башенкой.
В бытность свою комендантом, Герман Овербек не раз использовал эту просторную и относительно комфортную машину, предусмотренную конструкторами, очевидно, для того, чтобы служить штабным генеральским броневиком, в роли своего служебного транспорта. Однако завладеть им на более длительное время, нежели того требовали две-три поездки до Мезерица, так и не смог. Хотя давно мечтал превратить в свой комендантский броневик. Но... Слишком уж решительно отстаивал свое право на него жандармский генерал.
Единственное, на что он согласился, так это на три-четыре часа ежедневного патрулирования этого и еще одной, менее презентабельной, танкетки поверхности «Регенвурмлагеря» по его приблизительному периметру, словно бы дразнил этим коменданта.
Высунувшийся из боковой дверцы танкетки жандармский лейтенант прокричал, что сегодня утром но восточному берегу озера в ближайший лес просочился отряд польских партизан, в который, как сообщил местный агент гестапо, входит группа русских парашютистов-разведчиков с рацией.
— А где сам этот агент? — поинтересовался Овербек.
— Он предупредил нас запиской, только что обнаруженной в одном из известных службе безопасности тайников. В мою обязанность входит проверка в течение дежурства всех пяти тайников в окрестностях базы.
— Меня интересует: он в отряде или вне его? — объяснил свое любопытство Овербек.
— Вне, господин штандартенфюрер. Он об этом сообщил. Записка обнаружена в тайнике на окраине ближайшей деревушки. Откуда у него сведения — неизвестно.
— И сколько же всего бойцов в этом польско-русском воинстве?
— Численность отряда в записке не указана, очевидно, агент сам не знал этого. Зато известна цель рейда: выяснить, что скрывается под кодовыми названиями «Мезерицкий укрепрайон» и «Лагерь дождевого червя», которые встречаются в трофейных германских документах.
— Дожились! — возмутился Овербек, никогда не скрывавший того, что он йевысокого мнения о дисциплине в вермахте и способностях армейской контрразведки. — Теперь что, по русским штабам гуляют даже такие сверхсекретные германские документы?!
— Но и это еще не все, — будто бы нарочно подливал масла в огонь жандармский офицер. — Главная цель русских диверсантов — тайно проникнуть по одному из запасных ходов в подземелье и создать там некий плацдарм для проникновения основной группы, которая прибудет после сигнальной радиограммы.
— И что, им известен такой ход?! — потрясая пистолетом, взъяренно прорычал Овербек.
Вид у бывшего коменданта был такой, словно он собирался сейчас же лично перестрелять весь русский десант вместе с его польским прикрытием. Несмотря на то, что от командования гарнизоном «Регенвурмлагеря» он уже был давно и несправедливо отстранен, штандартенфюрер по-прежнему любой просчет в организации безопасности лагеря, любой непорядок в подземелье или на его поверхности воспринимал как личную недоработку. Или как вызов ему со стороны нынешнего коменданта — это уж в зависимости от настроения и ситуации.
— Этого мы пока что не знаем.
Приказав адъютанту подозвать к нему Свирепого Серба и командира власовцев майора Кротова, экс-комендант взошел на небольшой пригорок, у которого остановилась танкетка, и внимательно осмотрел ближайшую опушку леса и ту часть его, которая подступала к просторным озерным плавням — с его бесчисленным множеством островков и кочек, с наземными мелководными охотничьими тропками. Не исключено, размышлял он, что как раз на эти плавни русские и рассчитывают. И, если бы не это донесение агента, ни он, ни бригаденфюрер фон Риттер о появлении здесь партизан все еще не ведали бы, а значит, кто знает, чем завершилась бы их подземная операция.
— Уж не считает ли русское командование, что ему известен какой-то тайный, неохраняемый «лисий лаз», по которому его диверсанты способны проникнуть в «Регенвурмлагерь»?! — воинственно набычился Герман, наблюдая за тем, как командиры учебных рот собирают свое воинство.
Но бойцам еще предстояло совершить марш-бросок к расположенному в двухстах метрах ближайшему доту, чтобы сменить холостые патроны на боевые, а также запастись гранатами й вооружиться четырьмя ручными пулеметами.
В течение какого-то времени все эти боеприпасы хранились в арсеналах подземной власовской и зомби-казарм. Но когда в прошлом году в лесу неподалеку от полигона была обнаружена группа польских солдат, ранее бежавших из плена, штандартенфюрер приказал перенести часть арсенала в так называемый «полигонный дот», подчинявшийся коменданту дота «Шарнхорст». Теперь он мог похвалить себя за предусмотрительность, которая позволяет его бойцам выиграть время.
— Вряд ли им взбредет в голову идти напролом, через дот «Шарнхорст» или какой-то другой, — передернул плечами полевой жандарм. — В польской группе наверняка есть проводник. И наверное, он знает, куда следует вести русских.
— В свое время я приказал комендантам всех секторов тщательнейшим образом обследовать свои территории, чтобы замуровать или заминировать все ненужные нам ходы и карстовые пустоты. Неужели какой-то ход остался неучтенным? Если так, кого-то из комендантов придется вздернуть. Вместе с поляками, которые уцелели в этом лесу.
— Кстати, что касается поляков, — молвил лейтенант, — то они всего лишь обеспечивают прикрытие русского десанта да выступают в роли тягловых лошадей, в вещмешках которых запасы боеприпасов и продовольствия для русских.
— Подступиться под самые стены базы?! Русским диверсантам?! Такой наглости история «Регенвурмлагеря» еще не знала! — изумился штандартенфюрер.
— Как всегда, им помогают поляки.
— В отношении которых мы, как всегда, проявили мягкость, — проворчал Овербек.
— Как и в отношении всех прочих славян, — засвидетельствовал свою солидарность командир патруля полевой жандармерии — коренастый тридцатилетний крепыш, лоб которого был расчленен рваным, небрежно проведенным судьбой шрамом.
— Непозволительную, следует заметить, мягкость.
— Со штабом подземелья я уже связался по рации, — молвил лейтенант жандармерии, понимая, что сейчас не время предаваться политическим дебатам.
— Значит, фон Риттер извещен?
— Комендант объявил тревогу, а начальник службы безопасности сейчас вот-вот выведет резервную охранную роту СС.
Никакие дальнейшие объяснения штандартенфюреру Герману Овербеку не понадобились. Приказав Свирепому Сербу свести воедино недавних противников — власовцев и роту зомби — в один карательный отрад, он велел водителям всех шести танков двумя крыльями охватывать лесистый холм. После этого развернул свое молчаливое, угрюмое воинство ві цепь и повел вслед за бронетранспортером жандармерии к его подножию. На какое-то время танки приостановились и, максимально подняв вверх стволы орудий, дали залп по лесу. Затем еще и еще один. Поддерживая их, по три выстрела произвели и орудия близлежащих дотов « С С- Франконии ».
Пока что происходило то, что у артиллеристов именуется «стрельбой по площадям», тем не менее партизанам дали понять, что проникновение их выявлено и церемониться с ними здесь не станут. Только после этого танки и бронемашина, в которой на месте высаженного стрелка оказался фон Риттер, вновь двинулись лесу, чтобы охватить его патрульным полукольцом.
Продвигаясь короткими перебежками от дерева к дереву, от валуна к валуну, зомби-воины уходили на свою первую боевую операцию.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1
В течение нескольких часов, где оставаясь в открытой машине, а где обходя пешком, лжефюрер внимательно изучал закоулки «СС-Франконии». При этом он время от времени вопросительно посматривал на Скорцени: не переигрывает ли? Чувствовалось, что Зомбарт и сам уже порядком подустал. К тому же, он явно опасался, что своей дотошностью и любознательностью способен утомить обер-диверсанта рейха.
Он даже не догадывался, что на самом деле Скорцени крайне заинтересован в этом осмотре. Да, обер-диверсант рейха уже наведывался в «Регенвурмлагерь», но, во-первых, прошло время, а во-вторых, тогда он больше интересовался разведывательнодиверсионной ситуацией в окрестностях «СС-Франконии», пытаясь понять, насколько активна в этом районе вражеская разведка и какими диверсионно-партизанскими силами обладает.
Так что нынешний приезд давал возможность ознакомиться с самой подземной крепостью, которой суждено стать основой мощной фортификационной системы. И продиктовано это было не разыгравшимся любопытством.
Дело в том, что перед отъездом Скорцени получил жесткий и строго секретный приказ начальника Главного управления имперской безопасности Кальтенбруннера: тщательнейшим образом проинспектировать «СС-Франконию», осмотреть все, что именуется «Восточным валом», чтобы получить четкое представление — готова ли подземная цитадель к приему мощного эсэсовского гарнизона. Можно ли рассчитывать на нее как на «самообеспечивающееся жизненное пространство» для целой подземной армии или нет?
И поскольку сам Кальтенбруннер считал, что без наземной поддержки длительная оборона «Регенвурмлагеря» будет невозможной, то ожидал, что и Скорцени останется того же мнения.
Миновав несколько усиленных постов, они оказались в подземелье, сформированном из огромных карстовых пустот, о существовании которых там, на поверхности, вряд ли кто-либо догадывался. Особенно теперь, когда почти все местное население частью депортировано, а частью истреблено.
Это было настоящее подземное царство тьмы и духов. Здесь не то что говорить или молчать, но и молиться было жутковато. Некоторые из штолен и пещерных ходов резко сужались и, превращаясь в лазы, уводили куда-то в сторону, вверх, или же завершались провальем, из которого явственно повевало серным духом ада. Возле каждого из таких лазов стоял заградительный щит с надписью: «Вход запрещен. Территория не исследована».
— А почему эти ходы до сих пор не исследованы? — спросил лжефюрер, остановившись возле одного из таких щитов. — Что этому мешает? Страх перед неизвестностью? Религиозные предрассудки и местные легенды?
— Они тянутся на десятки километров, — пожал плечами фон Риттер.
— Тем лучше для гарнизона лагеря.
— Но они уже не входят в жизненное пространство нашей «СС-Франконии». Их освоение не предусмотрено ни приказами, ни разработанным инженерной службой лагеря планом создания подземного города.
— Это не объяснение, бригаденфюрер. Завтра же создайте из солдат СС несколько групп добровольцев и поставьте задачу: пройти, изучить, составить схемы ходов. Скорцени, — обратился к обер-диверсанту.
— Слушаю, мой фюрер, — вытянулся перед ним Скорцени так, как никогда не вытягивался перед настоящим фюрером.
— Думаю, СД сумеет найти несколько человек с альпинисткой подготовкой, а также специалистов по изучению пещер и перебросить их на помощь командованию лагеря.
— Мы, несомненно, найдем таких людей, мой фюрер. Мало того, я направлю сюда целую группу моих «фридентальских курсантов», чтобы они прошли практическую альпинистскую и спелеологическую подготовку.
— Вы правильно понимаете свою задачу.
И тут Скорцени обратил внимание, что, обращаясь к нему, лжефюрер смотрит куда-то в сторону. Точно так же он отворачивался, беседуя с бригаденфюрером фон Риттером. Настоящий же фюрер, наоборот, сверлил взглядом собеседников, внушая им свои мысли не только словами, но и тяжестью взгляда; причем внушая вместе со страхом.
«Значит, над этим еще следует поработать, — молвил себе Отто. — В образе лжефюрера не хватает чего-то такого, демонического. Вот именно, демонического!»
— Если нам удастся изучить все пещеры и пустоты, которые окружают «Регенвурмлагерь», — не ведал о терзаниях своего наставника Имперская Тень, — тогда будем знать, куда уводить остатки гарнизона, когда сюда все же ворвутся русские.
— Гарнизон окажет им такое сопротивление, при котором... — молвил фон Риттер.
— Мир еще не знает крепости, которая бы, в конце концов, не пала под ударами врага, — прервал его Зомбарт.
— Но если мы сформируем здесь гарнизон зомби, то его и не нужно будет куда-либо отводить. Он обязан будет сражаться до последнего бойца и полечь здесь.
Лжефюрер снисходительно улыбнулся и упрямо покачал головой.
— Неверный подход, комендант. Зомби мы обязаны будем спасать еще настойчивее, чем обычных солдат. Потому что они понадобятся нам как партизаны и диверсанты в тылу врага. Русские и поляки не должны будут знать, что мы оставили здесь отряд зомби.
— Вот как? Мне казалось, что, наоборот, миф о большом гарнизоне зомби устрашал бы врагов.
— Русских и поляков следует убедить, что в подземельях сражается отряд воинов СС, которые добровольно остались в них, дабы героически умереть за идеи нашего движения. Вся Европа будет изумляться, поражаясь длительности сопротивления «горстки германских храбрецов» и их упорству. Изумляться и творить легенды об истинных рыцарях СС, истинных героях Третьего рейха.
— Мне понятен ваш замысел, фюрер.
— Впрочем, нужно продумать такую систему консервации «Регенвурмлагеря», при которой ни поляки, ни русские не вошли бы сюда даже через десятки лет[49]. И куда вернутся уже солдаты Четвертого рейха.
— Четвертого? — некстати уточнил фон Риттер.
— ...Но рейха! — только сейчас Лжегитлер, наконец, повернул голову так, чтобы видеть лицо бригаденфюрера. Да и то смотрел на него как-то исподлобья.
— Нам еще многое предстоит сделать, чтобы эта база СС стала неприступной подземной крепостью, мой фюрер, — смиренно признал фон Риттер. — Вы сами видели, какие работы здесь ведутся.
— Видел. И думаю, что какие-то работы, возможно, придется свернуть. У нас слишком мало времени.
— Какие именно?
— Это уже вам решать, — резко ответил лжефюрер. — Нет смысла и дальше расширять лагерь, нужно укреплять оборону той части, которая уже действует, и делать ее более приспособленной к обитанию. А еще заставьте инженеров хорошенько подумать над тем, как замаскировать входы в лагерь и как подготовить его к консервации.
Выслушав фюрера, фон Риттер вопросительно взглянул на первого диверсанта рейха.
Скорцени не возражал: «СС-Франкония» действительно поражала своими подземными трассами, опорными пунктами и коммуникациями. Но уже сейчас было ясно: времени в обрез. А потому расширение «Лагеря дождевого червя» следует прекратить, дабы основательно заняться повышением уровня жизнеобеспечения: то есть срочно строить дополнительные казармы, создавать мастерские, налаживать парниковые плантации. А еще — пора создавать мощную сеть наземных укреплений «Восточного вала», без которых подземному гарнизону долго не продержаться.
— То, что вы только что услышали, господин комендант, — молвил Скорцени, — это не просто мнение фюрера. Это его приказ.
— Только так я и воспринял слова вождя.
— Он должен быть уверен в этом.
— Все, что вами приказано, мой фюрер, — понял свою ошибку фон Риттер, — будет исполнено, — со всей возможной почтительностью заверил он.
— Причем исполнено с особой тщательностью, — хрипловато напомнил лжефюрер, все больше входя в роль.
2
О том, что в лесу, неподалеку от полигона «СС-Франконии», появился отряд партизан и диверсантов, первым из состава командования базой узнал Штубер. Таков был приказ: получив от радиста сообщение о любых действиях врага в «особой наземной зоне «Регеивурмлагеря», дежурный офицер обязан был прежде всего уведомлять о них начальника службы безопасности базы. А уж он, в свою очередь, докладывает коменданту не просто об опасности, а сразу же — о предпринимаемых мерах.
Приказав командиру охранной роты СС готовить своих солдат к выходу на поверхность и к лесному рейду, Штубер вскочил в машину и помчался к тому участку, на котором, как ему сообщил дежурный офицер, находились сейчас комендант и лжефюрер.
— Господин оберштурмбанфюрер, — воспользовался он моментом, чтобы не отвлекать Зомбарта и коменданта от беседы, — есть сообщение нашего агента. В «особой наземной зоне» базы появился небольшой отряд польских партизан, в задачу которого входит — помочь группе русских диверсантов проникнуть в подземелья «СС-Франконии». Численность отряда и группы диверсантов в письменном донесении не указана.
— А это не имеет значения, — процедил Скорцени. — Какова цель русских? Уж не собираются ли они поднять на воздух весь « Регенвурмлагерь» ?
— По предположению агента, они намерены создать в одной из карстовых пустот свою собственную секретную базу.
— Наконец-то зашевелились, дьявол меня расстреляй! — мрачно ухмыльнулся Скорцени, поглядывая на лжефюрера, что-то повелевавшему коменданту. — Меня всегда оскорбляло пренебрежительное отношение русской разведки к этой секретной базе.
— Как и меня. Что-то подозрительно спокойно было вокруг, как в зомби-морге.
— Так не должно быть, — холодно взвинчивал себя обер-диверсант рейха. — Порядочная разведка так вести себя не должна. Ради кого, черт возьми, стараемся?!
— Предполагаю, что карстовая пещера, которую они изберут, поначалу будет служить обиталищем разведгруппы и радиста, а со временем станет плацдармом для масштабного проникновения сюда диверсионных групп, а также групп захвата.
— И никаких иных псалмопений по этому поводу быть не может, — по-своему поддержал барона Отто Скорцени. — Никаких псалмопений!
Они встретились взглядами, перевели их на лжефюрера и вновь скрестили.
— Стоит ли по этому поводу беспокоить нашего «фюрера»? — поинтересовался Штубер.
— Не вижу повода, — повел подбородком Скорцени. — Как и бригаденфюрера фон Риттера. Доложите ему после завершения операции. Какими силами выступаете?
Штубер назвал подразделения, которые принимали участие в маневрах, и охранную роту СС, уже — взглянул он на часы — выдвигавшуюся в сторону озера и леса.
— В операции действительно будет задействована рота зомби?
— Специально подготовленных зомби-воинов, — уточнил Штубер. — Прекрасная возможность испытать их в настоящей боевой операции.
— Любопытно было бы посмотреть, каковы эти хваленые «нелюди» жрецов из «Лаборатории призраков» в деле.
— Самому не терпится увидеть это. Но предстоит прочесывание леса и сливающихся с ним озерных плавней. Время, трясина, лишний риск...
Скорцени задумчиво помолчал. Штубер не сомневался, что не будь Отто связан присутствием здесь Зомбарта, он наверняка немедленно поднялся бы на поверхность и присоединился к экспедиции. Но Скорцени не имел права оставлять лжефюрера без присмотра. Успех операции «Имперская тень», как она была названа в ведомстве Кальтенбруннера, зависел прежде всего от того, останется ли в тайне личность этой самой Имперской Тени.
— После завершения операции составите самый подробный отчет, — подвел черту под собственными сомнениями Скорцени. — Самый подробный. Причем особое внимание обратите на действия зомби-воинов. Действительно ли мы имеем дело с классическими зомби и действительно ли можно считать их зомби-воинами?
— Мне понятна направленность этого отчета, — заверил его барон.
Даже окончательно отказавшись принять участие в операции, Скорцени все еще не мог справиться с коварством самого соблазна. Однако, порываясь еще что-то сказать барону, он лишь нервно пощелкал пальцами, а затем безнадежно махнул рукой. И Штубер понимал его. В эти минуты Скорцени вел себя, как настоящий солдат, в сознании которого возможность сражаться с врагом всегда сильнее чувства самосохранения. Но этот чертов Зомбарт, который становился все более раскованным...
Да, Гитлер был извещен о прибытии в «Регенвурмлагерь» его двойника. Но после покушения на него 20 июля фюрер все еще пребывал на гребне психологического надрыва, по любому поводу предаваясь маниакальной подозрительности. Поэтому никто не мог спрогнозировать, как он поведет себя, когда миссия Зом-барта окажется сорванной.
Словно бы почувствовав что-то неладное, комендант направил фюрера и неотступно следовавшего за ним барона фон Тирбаха в сторону Скорцени и Штубера. В этой ситуации офицеры СД повели себя подобно закоренелым заговорщикам. Чтобы не терять зря времени, Штубер пошел к машине, а Скорцени решительно направился навстречу лжефюреру и фон Риттеру.
— Что-то произошло? — первым спросил Зомбарт, у которого было больше причин для волнений, нежели у коменданта, даже если бы русские диверсанты уже ворвались в лагерь.
— Сугубо диверсионные дела, мой фюрер. По рации со Шту-бером связался обергруппенфюрер СС Кальтенбруннер, интересовался, спокойно ли в окрестностях базы в то время, когда там пребывает с инспекторским визитом сам фюрер. Ответ вам известен.
Читать бесплатно другие книги:
