Психология человеческих возможностей Успенский Петр
Русский философ Владимир Соловьев использовал в своих работах слово «бытие». Он говорил о бытии камня, бытии растения, бытии животного, бытии человека и божественном бытии.
Эта концепция лучше общепринятой, поскольку в обычном понимании бытие человека ничем не отличается от бытия камня, растения или животного. С обычной точки зрения камень, растение и животное есть или существуют точно так же, как есть или существует человек. Но разделение, предложенное Соловьевым, неполно. Нет такого понятия, как бытие человека. Люди слишком разные. Я уже объяснял, что в рамках изучаемой нами системы идея человека распадается на семь: человек № 1, № 2, № 3, № 4, № 5, № 6 и № 7. Это значит, что семь уровней или категорий человеческого бытия таковы: бытие № 1, № 2, № 3, № 4, № 5 и так далее. Кроме того, мы познакомились и с более точной классификацией. Мы знаем, что люди № 1 могут очень отличаться друг от друга; то же относится и к людям № 2 и № 3. Они живут, находясь под властью влияний А. Или же в равной мере подвержены влияниям А и В. Также возможно, что они находятся преимущественно под влиянием В. У них может быть центр притяжения. Они могут соприкоснуться с влиянием школы или влиянием С. Они могут быть на пути к человеку № 4. Все эти категории указывают на различные уровни бытия.
Идея бытия заложена в основании религиозных классификаций человеческих существ, и все прочие классификации считались несущественными по сравнению с этой. Люди разделялись на язычников, неверующих и еретиков, с одной стороны, и правоверных, праведников, святых, пророков и так далее – с другой. Все эти определения указывали не на различия во взглядах и убеждениях, они относились не к знанию, а к бытию.
Современные мыслители игнорируют идею бытия и различных его уровней. Напротив, они убеждены, что чем больше несоответствий и противоречий присутствует в человеке, тем он интереснее. Негласно принято считать, что человек может быть лживым, эгоистичным, ненадежным, неразумным, аморальным и при этом являться, например, великим ученым, философом или художником. Но это совершенно невозможно. Эта несовместимость различных черт в одном человеке, что принято считать оригинальностью, в действительности означает слабость. Нельзя быть выдающимся мыслителем или художником с извращенным или непоследовательным умом, подобно тому, как нельзя быть борцом или цирковым артистом с чахоткой. Широкое распространение идеи, что непоследовательность и аморальность означает оригинальность, привело к фальши в области научной, религиозной и художественной деятельности.
Необходимо ясно понимать, что значит бытие человека и почему оно должно расти и развиваться параллельно со знанием, но независимо от него.
Если знание перерастает бытие или бытие перерастает знание, развитие всегда становится односторонним, а это не приводит к значимым результатам. В таком случае неизбежно наступают внутренние противоречия, и развитие останавливается.
В дальнейшем мы еще обсудим различные виды одностороннего развития и его последствия. В жизни мы чаще всего сталкиваемся с одним из видов такого развития, а именно – когда знание перерастает бытие. В результате мы наблюдаем догматизацию тех или иных идей, что приводит к остановке развития знания из-за потери способности к пониманию.
Теперь поговорим о понимании.
Что такое понимание?
Попробуйте задать себе этот вопрос, и вы увидите, что не сможете на него ответить. Вы всегда смешивали понимание со знанием или обладанием информацией. Но знать и понимать – это две разные вещи, и вам нужно научиться их различать.
Если вы хотите понять что-то, вы должны рассмотреть это в связи с неким крупным объектом или большим целым и определить возможные последствия этой связи. Понимание – это рассмотрение проблемы в контексте проблемы более широкой.
Например, представим, что я показываю вам старый русский серебряный рубль. Это монета размером с полкроны, соответствующая по своей ценности двум шиллингам и пенни. Вы можете рассмотреть ее, изучить, выяснить год ее выпуска, найти информацию о царе, чей портрет находится на одной ее стороне, взвесить ее, даже провести химический анализ и определить качество серебра, из которого она изготовлена. Вы можете выяснить, что означает слово «рубль» и как оно появилось. Вы можете узнать все это и многое другое, но вы не поймете предмет и его значение, если не выясните, что до последней войны его покупательная способность соответствовала во многих случаях английскому фунту наших дней, а современный бумажный рубль большевистской России соответствует четверти английского пенса или даже меньше. Если вы это выясните, то многое поймете о рубле и, возможно, о других вещах, потому что понимание одного немедленно приводит к пониманию многого другого.
Часто люди даже считают, что понимание означает нахождение имени, слова, называния или ярлыка для нового феномена. Такой подбор или изобретение слов для непостижимых феноменов не имеет ничего общего с пониманием. Напротив, если бы мы могли избавиться от половины наших слов, то, пожалуй, у нас было бы больше шансов на обретение понимания.
Если мы спросим себя, что значит понимать или не понимать другого человека, то сначала мы должны подумать о случае, когда мы говорим с ним на разных языках. Естественно, не имея общего языка, люди друг друга не поймут. Они должны либо говорить на одном языке, либо договориться об определенных знаках или символах, с помощью которых будут обозначаться вещи. Но предположим, что в ходе разговора с человеком вы не соглашаетесь со значением каких-то слов, знаков или символов. Тогда вы снова перестаете друг друга понимать.
Из этого следует принцип, заключающийся в том, что вы не можете понимать друг друга и не соглашаться. В повседневной жизни вы часто говорите: «Я понимаю его, но я с ним не согласен». С точки зрения системы, которую мы изучаем, это невозможно. Если вы понимаете человека, вы с ним согласны, если вы с ним не согласны, вы его не понимаете.
Нелегко принять эту идею, и это значит, что ее нелегко понять.
Как я только что сказал, существуют две стороны человека, которые должны развиваться в ходе нормальной эволюции, – знание и бытие. Но ни знание, ни бытие не остаются неизменными в своем состоянии. Если одно из них не растет и не крепнет, то оно уменьшается и слабеет.
Понимание можно сравнить со средним арифметическим между знанием и бытием. Это указывает на необходимость одновременного развития и того, и другого. Рост одного из них и уменьшение второго не поменяют среднего арифметического.
Это также объясняет, почему «понимать» означает «соглашаться». Люди, которые понимают друг друга, должны обладать не только равным знанием, но и равным бытием. Только при таких условиях взаимопонимание возможно.
Другая ложная идея, характерная для нашего времени, состоит в том, что понимание может быть различным, что люди могут, то есть «имеют право» понимать одну и ту же вещь различно.
С точки зрения изучаемой нами системы, это ошибочно. Понимание не бывает различным. Возможно лишь одно понимание, все остальное есть непонимание или неполное понимание.
Вместе с тем люди часто думают, что понимают одно и то же по-разному. Мы ежедневно видим тому примеры. Как объяснить это мнимое противоречие?
В действительности никакого противоречия нет. Понимание означает понимание части по отношению к целому. Однако представления о целом у людей разнятся в зависимости от их знания и бытия. Именно поэтому необходима система. Люди учатся понимать, понимая систему и все остальное в контексте этой системы.
Но, если речь идет об обычном уровне, где отсутствует идея школы или системы, приходится признать, что здесь сколько людей, столько и пониманий. Все люди понимают все по-своему или в соответствии с теми или иными механичными навыками или привычками; но это понимание субъективно и относительно. Путь к объективному пониманию лежит через школьные системы и изменение уровня бытия.
Чтобы объяснить это, я должен вернуться к делению людей на семь категорий.
Вы должны понять, что между человеком № 1, № 2 или № 3, с одной стороны, и человеком высших категорий – с другой, существует очевидное различие. В действительности же это различие гораздо более значительно, чем мы можем себе представить. Оно настолько велико, что вся жизнь с этой точки зрения как бы распадается на два концентрических круга – на внутренний и внешний круги человечества.
К внутреннему кругу принадлежит человек № 5, № 6 и № 7; ко внешнему – человек № 1, № 2 и № 3. Человек № 4 находится в преддверье внутреннего круга или между двумя кругами.
Внутренний круг, в свою очередь, разделен на три концентрических круга: центральный, к которому принадлежит человек № 7, средний, к которому принадлежит человек № 6, и внешневнутренний круг, к которому принадлежит человек № 5.
Эта классификация не относится к нашему нынешнему состоянию. Для нас три внутренних круга образуют один внутренний круг.
Внешний круг, в котором мы с вами живем, имеет несколько названий, которые отражают различные его черты. Он называется механическим кругом, потому что здесь все случается, все происходит механично, а люди, которые здесь живут, являются машинами. Он называется также кругом смешения языков, потому что живущие здесь люди говорят на разных языках и не понимают друг друга. Здесь каждый все понимает по-своему.
Мы подходим к очень интересному определению понимания. Понимание представляет собой нечто присущее внутреннему кругу человечества и совершенно не свойственное нам с вами.
Если люди внешнего круга сознают, что не понимают друг друга, но испытывают потребность в понимании, им следует попытаться проникнуть во внутренний круг, ибо понимание между людьми возможно только там.
Школы различного рода служат вратами, через которые люди могут пройти во внутренние круги. Но переход в круг высший по отношению к тому, в котором человек рожден, требует долгой и напряженной работы. Самым первым шагом этой работы является изучение нового языка. Вы можете спросить: «Что это за язык?»
И теперь я смогу вам ответить.
Это язык внутреннего круга, язык, на котором люди друг друга понимают.
Следует знать, что, находясь вне внутреннего круга, мы имеем доступ лишь к некоторым элементам этого языка. Но даже эти элементы позволят нам понять друг друга лучше, чем это возможно без них.
Каждый из трех внутренних кругов имеет собственный язык. Мы изучаем язык внешнего из внутренних кругов. Люди этого внешнего круга изучают язык среднего круга, а люди среднего изучают язык центрального.
Если вы спросите меня, как это доказать, я отвечу, что это может быть доказано лишь путем дальнейшего самопознания и самонаблюдения. Если мы замечаем, что по мере изучения системы обретаем способность понимать себя и других людей или, к примеру, некоторые книги и идеи лучше, чем прежде (в особенности если мы обнаруживаем определенные факты, свидетельствующие о том, что наше понимание развивается), это будет если не доказательством, то, во всяком случае, признаком возможности такового.
Мы должны помнить, что наше понимание, подобно сознанию, не находится все время на одном уровне. Оно постоянно движется вверх и вниз. Это значит, что в один момент мы понимаем больше, а в другой – меньше. Если мы заметим в себе эти колебания понимания, то сумеем осознать, что у нас имеется возможность, во-первых, сохранить достигнутые высшие уровни понимания, а во-вторых – превзойти их.
Но теоретического изучения для этого недостаточно. Нужно работать со своим бытием и менять его.
Если вы формулируете свою цель, помня о том, что хотите понимать других людей, то важно придерживаться одного очень важного школьного принципа: вы способны понять других людей лишь настолько, насколько понимаете себя, и только на уровне своего бытия.
Это значит, что вы можете судить о знании других людей, но не должны судить об их бытии. Вы увидите в них только то, что есть в вас самих. Но люди всегда совершают ошибку, полагая, что могут судить о бытии другого человека. В действительности же, если они хотят встретить и понять людей более развитых, чем они сами, им нужно работать для того, чтобы изменить свое бытие.
Теперь нам следует вернуться к изучению центров, а также внимания и вспоминания себя, так как это единственные пути, ведущие к пониманию.
Помимо деления на две части, положительную и отрицательную, которое, как мы видели, в разных центрах различно, каждый из четырех центров состоит из трех частей. Эти три части соответствуют определению самих центров. Первая – это механическая часть, включающая в себя двигательный и инстинктивный принципы (один из них может преобладать), вторая – эмоциональная, а третья – интеллектуальная. На представленном ниже рисунке показано положение частей интеллектуального центра. Центр разделен на положительную и отрицательную части, каждая из которых состоит еще из трех частей. Таким образом, интеллектуальный центр в действительности состоит из шести частей.
Каждая из этих шести частей, в свою очередь, подразделяется на три части: механическую, эмоциональную и интеллектуальную. Но об этом мы будем говорить значительно позже, за исключением одной части – механистической части интеллектуального центра, о которой речь пойдет прямо сейчас.
Разделение центра на три части происходит очень просто. Механическая часть работает почти автоматически, она не требует никакого внимания. Но по этой же причине она не способна приспосабливаться к изменениям обстоятельств, не может «думать» и продолжает работать, как прежде, в коренным образом изменившихся обстоятельствах.
В интеллектуальном центре механическая часть включает в себя всю работу по сохранению впечатлений, воспоминаний и ассоциаций. Именно этим и должна ограничиваться ее деятельность в норме, то есть тогда, когда другие части выполняют свою работу. Она никогда не должна отвечать на вопросы, адресованные всему центру, она никогда не должна пытаться решать его проблемы и принимать какие-либо решения. К сожалению, в действительности она всегда готова решать и всегда отвечает на разнообразные вопросы, давая очень узкие и ограниченные ответы в виде стандартных фраз, сленговых выражений и партийных лозунгов. Все эти и многие другие элементы наших обычных реакций являются результатами работы механической части интеллектуального центра.
Эта часть имеет свое название: «формирующий аппарат» («формирующий центр»). Многие люди, в особенности люди № 1, то есть подавляющее большинство человечества, всю свою жизнь живут с одним лишь формирующим аппаратом, другие части интеллектуального центра ими даже не затрагиваются. Для всех повседневных жизненных нужд, для восприятия влияний А и реагирования на них, для искажения и отвержения влияний С формирующего аппарата вполне достаточно.
Формирующее мышление всегда легко распознать. Например, формирующий центр умеет считать только до двух. Он всегда все делит надвое: «большевизм и фашизм», «рабочие и буржуазия», «пролетарии и капиталисты» и так далее. Именно благодаря формирующему мышлению мы обзавелись всеми современными модными словечками, и не только ими, но и всеми современными популярными теориями. Пожалуй, можно сказать, что во все времена все популярные теории являются формирующими.
Эмоциональная часть интеллектуального центра состоит, в первую очередь, из так называемых интеллектуальных эмоций, то есть желания знать, понимать, удовлетворения от знания, неудовлетворения от незнания, радости открытий и так далее, хотя опять-таки все они могут проявлять себя на разных уровнях.
Работа эмоциональной части требует всего внимания, но в этой части центра внимание не требует никаких усилий. Оно притягивается и удерживается самим объектом, очень часто посредством отождествления, которое обычно называют «интересом», «энтузиазмом», «страстью» или «рвением».
Интеллектуальная часть одноименного центра включает в себя способность к творчеству, построению, изобретению и открытию. Она не способна работать без внимания, но в этой части центра внимание должно контролироваться и удерживаться при помощи усилия воли.
Таков главный критерий при изучении частей центров. Если мы подходим к ним с точки зрения внимания, мы сразу же понимаем, в какой части центров находимся. Без внимания или при рассеянном внимании мы находимся в механической части; когда внимание притягивает и удерживает объект наблюдения или размышления, мы находимся в эмоциональной части; когда внимание контролируется и удерживается на объекте усилием воли, мы в интеллектуальной части.
В то же время этот метод показывает, как заставить интеллектуальные части центров работать. Наблюдая за вниманием и стараясь контролировать его, мы принуждаем себя работать в интеллектуальной части центров, потому что тот же принцип относится в равной степени ко всем центрам, хотя нам может быть не так уж легко выделить интеллектуальные части в других центрах, например интеллектуальную часть инстинктивного центра, работающего в отсутствии внимания, которое мы могли бы воспринимать или контролировать.
Возьмем эмоциональный центр. Сейчас я не касаюсь отрицательных эмоций. Рассмотрим только разделение центра на три части: механическую, эмоциональную и интеллектуальную.
Механическая часть состоит из юмора самого низкого пошиба и грубейшего чувства комического; любви к возбуждению, зрелищам, внешнему блеску; сентиментальности; стремления находиться в толпе и быть ее частью; влечения ко всевозможным эмоциям толпы и к полному растворению в низших полуживотных эмоциях: жестокости, эгоизме, трусости, зависти, ревности и так далее.
Эмоциональная часть может изрядно отличаться у разных людей. Она включает в себя чувство юмора и комичного, так же как и религиозные, эстетические, моральные эмоции (в этом случае она способна привести к пробуждению совести). Но в случае отождествления она бывает совершенно иной: очень ироничной, саркастичной, насмешливой, жестокой, упрямой, злобной, ревнивой – только на менее примитивном уровне, чем механическая часть.
Интеллектуальная часть эмоционального центра (при содействии интеллектуальных частей двигательного и инстинктивного центров) включает в себя силу художественного творчества. В тех случаях, когда интеллектуальные части двигательного и инстинктивного центров, которые необходимы для проявления творческой способности, недостаточно образованы или не соответствуют ей по уровню своего развития, она может проявить себя в сновидениях. Этим объясняются красота и художественность сновидений людей, во всех остальных сферах не проявляющих никаких творческих способностей.
Интеллектуальная часть эмоционального центра является также и основным местоположением центра притяжения. Я имею в виду, что если центр притяжения существует только в интеллектуальном центре или в эмоциональной части одноименного центра, тогда он недостаточно силен для того, чтобы быть эффективным, и всегда подвержен ошибкам и неудачам. Но интеллектуальная часть эмоционального центра, когда она полностью развита и работает в полную силу, являет собой путь к высшим центрам.
В двигательном центре механическая часть автоматична. Все автоматические движения, которые на обычном языке называются «инстинктивными», принадлежат ей, как и имитация и способность к имитации, которые играют в жизни большую роль.
Эмоциональная часть двигательного центра связана, в первую очередь, с удовольствием от движения. В норме любовь к спорту и играм должна принадлежать этой части двигательного центра, но когда с ней смешиваются отождествление и другие эмоции, то все происходит не так, и в большинстве случаев любовь к спорту находится в двигательных частях интеллектуального или эмоционального центров.
Интеллектуальная часть двигательного центра представляет собой очень важный и очень интересный инструмент. Всякий, кто когда-нибудь хорошо выполнил какую-либо физическую работу, знает, что любая работа требует разнообразных изобретений. Человеку приходится изобретать собственные методы для выполнения всего, что он делает. Такие изобретения являются делом интеллектуальной части двигательного центра, и многие другие человеческие изобретения человека также требуют ее работы. Сила произвольного подражания голосу, интонациям, жестам других людей, которой владеют актеры, также принадлежит интеллектуальной части двигательного центра; но на высших и лучших стадиях к ней примешивается и работа интеллектуальной части эмоционального центра.
Работа инстинктивного центра скрыта от нас очень хорошо. Мы по-настоящему знаем (то есть чувствуем и наблюдаем) только сенсорную и эмоциональную части.
Механическая часть включает в себя привычные ощущения, которых мы зачастую не замечаем вообще, но которые служат фоном для других ощущений, а также инстинктивные движения в правильном смысле этого выражения, то есть все внутренние движения, такие как циркуляция крови, продвижение пищи в организме, внутренние и внешние рефлексы.
Интеллектуальная часть очень велика и чрезвычайно важна. В состоянии самосознания или при приближении к нему человек способен вступить в контакт с интеллектуальной частью инстинктивного центра и многое узнать относительно функционирования машины и ее возможностей. Интеллектуальная часть инстинктивного центра – это разум, стоящий за всей работой организма и отличный от интеллектуального разума.
Изучение частей центров и их особых функций требует определенного уровня способности вспоминать себя. Не помня себя, человек не способен наблюдать достаточно долго и достаточно ясно для того, чтобы чувствовать и понимать отличие функций, принадлежащих разным частям центров.
Исследование внимания лучше, чем что бы то ни было, показывает части центров, но изучение внимания опять-таки требует определенной степени развития способности вспоминать себя.
Очень скоро вы осознаете, что вся ваша работа над собой связана с вспоминанием себя и в его отсутствие не может продвигаться успешно. Вспоминание себя есть частичное пробуждение или его начало. Естественно, и вам это должно быть абсолютно ясно, никакая работа не может выполняться во сне.
Лекция, прочитанная в четверг, 23 сентября 1937 года
Есть несколько тем, которые я хотел бы затронуть, поскольку, не понимая их, вы не сумеете понять многое другое.
Для начала мы должны поговорить о школах, затем о принципах и методах их организации и работы (в частности, о правилах), а после – и об истории нашей работы. Вскоре у вас будет возможность прочитать начало книги «В поисках чудесного», над которой я сейчас работаю, где я описываю свое знакомство с этой системой и ход работы.
Вам много раз объяснялось, что никто не может работать один, без школы. Также вам должно быть понятно, что группа людей, решивших работать вместе, не достигнет ничего, потому что они не знают, куда идти и что делать. Возникает вопрос: «Что есть школа?»
Есть множество разных школ. Я прежде рассказывал о четырех путях: пути факира, пути монаха, пути йога и Четвертом пути. С точки зрения такого деления, школы тоже можно разделить на четыре вида: школы факиров, религиозные школы (монастыри), школы йогов и школы Четвертого пути.
Теперь поговорим о том, из чего состоит школа. В общем говоря, школа – это место, где человек может чему-либо научиться. Существуют школы современного языка, школы музыки, школы медицины и так далее. Но школа, о которой говорю я, направлена не только на обучение, но и на изменение. Такая школа должна не только предоставлять знание, но и помогать изменять сущность: без этой составляющей она будет обычной школой. Знание необходимо, но оно может исходить только от тех, кто сам прежде преодолел этот путь. Поэтому человек, который выполняет такую работу, должен относиться к школе. То есть либо он со школой связан, либо обучался в ней прежде. Самозваные или выбранные руководители групп никуда не приведут других людей.
Также школы разделяются в соответствии с уровнем. Есть такие, где люди № 1, № 2 и № 3 учатся быть людьми № 4 и обретают знание, которое помогает им в этом изменении. В школах следующего уровня люди № 4 учатся быть людьми № 5. Нет нужды говорить о последующих уровнях, поскольку они от нас слишком далеки.
Тут возникает интересный вопрос: можем ли мы назвать себя школой? В некотором смысле да, потому что мы обретаем определенное знание и в то же время понимаем, как изменить свою сущность. Но я должен отметить, что в начале нашей работы, то есть в 1916 году в Санкт-Петербурге, мы поняли, что школа в полном смысле этого слова должна состоять из двух уровней: на первом люди № 1, № 2 и № 3 учатся быть людьми № 4, а на втором люди № 4 учатся быть людьми № 5. Если в школе два уровня, она дает больше возможностей, потому что двойная организация такого рода способна обеспечить большее разнообразие опыта и ускорить и упрочить работу. Поэтому, хоть в некотором смысле мы и можем называть себя школой, лучше использовать это название для организации большего масштаба.
Что делает школу школой? Во-первых, понимание принципов школьной работы и дисциплины, а также ее правил. Когда люди приходят на лекцию, им сообщают об определенных правилах, которые они должны соблюдать. Эти правила представляют собой условия, на которых людей принимают и дают им знания. Соблюдение этих правил и условий является первой платой.
Первое правило, о котором я узнал, было таково: не писать ни о чем из того, что я услышу. Позднее вы узнаете, что я ответил на это и как эта проблема была решена. Это правило означает, что вы не должны писать без разрешения человека, обучающего вас, а если вы получили его разрешение, то обязаны сослаться на человека, от которого узнали об этих идеях, и на источник этих идей.
Когда я напечатаю «В поисках чудесного», вы сможете записывать. Пока эта книга не опубликована, вы не должны этого делать. После выхода книги в свет это условие отпадет, но не раньше.
Затем есть и другие правила: не говорить. Это означает, что вы не должны делать эти идеи темами повседневных разговоров, без цели и смысла. А если вы говорите с определенной целью и осмысленно (я имею в виду, с людьми другого круга), нужно быть осторожными и не говорить слишком много. Не забывайте: люди должны платить за то, что слышат. Таков принцип работы, и у вас нет права передавать идеи людям, которые за них не платят. В любом случае, сначала лучше получить разрешение, прежде чем говорить.
Теперь я хочу обсудить одно правило, которое было введено в этих группах и является очень важным. Я должен объяснить, как это правило возникло, но прежде коротко опишу историю этой работы. Я встретился с этой системой в 1915 году в России. В Москве существовала группа, которой руководил Г. И. Гурджиев, приехавший в Россию из Центральной Азии. Я многое узнал, работая с ними, но в 1918 году отделился, потому что моя точка зрения начала расходиться с основными принципами группы. Вскоре после этого почти все члены группы, кроме четырех человек, оставили мистера Г.
Я снова встретил мистера Г. в 1920 году в Константинополе и вновь попытался с ним работать, но вскоре понял, что это невозможно. В начале 1922 года, когда я был уже в Лондоне, мистер Г. пришел ко мне и рассказал о своих планах новой работы, которую он собирался начать в Англии или Франции. Я не слишком верил в эти планы, но решился на последний эксперимент и пообещал помочь ему в организации работы. В последнее время у меня уже были группы в Лондоне. Через некоторое время работа мистера Г. началась во Франции. Я собрал для него деньги, и многие из моих людей отправились к месту, которое он приобрел в Фонтенбло на их деньги. Я приезжал туда несколько раз и продолжал делать это до конца 1923 года, когда понял, что все в Фонтенбло идет не так, и решил окончательно распрощаться с мистером Г.
Если вы спросите меня, что было не так, я отмечу лишь одно, чего в действительности было достаточно, чтобы испортить все. К тому времени мистер Г. отказался почти от всех принципов, которым учил нас в России, – в частности от принципов, связанных с отбором и подготовкой людей к работе. Он начал принимать людей безо всякой подготовки, назначал их на ответственные места, позволял говорить о работе и так далее. Я видел, что его работу постигнет крах, и отделился от него, чтобы спасти работу в Лондоне.
В январе 1924 года я сообщил своим группам в Лондоне, что оборвал все связи с мистером Г. и его группами и продолжу свою работу в Лондоне самостоятельно, как было и в 1921 году. Я предложил им выбор: остаться со мной, последовать за мистером Г. или вообще отказаться от работы. В то же время для тех, кто решил остаться со мной, я ввел новое правило, а именно: не говорить о мистере Г. и не обсуждать причины провала работы в Фонтенбло. Я ввел это правило потому, что хотел пресечь полет воображения, так как люди, не зная ничего, предавались фантазиям или повторяли злые слухи, распространяемые новыми учениками мистера Г., которых он, с моей точки зрения, вообще не должен был допускать до работы. Я сказал, что все, кто хочет обсудить эту тему, должны обращаться ко мне.
Это правило сохранилось и никогда не отменялось, но люди никогда не понимали его и придумывали себе всевозможные оправдания или даже считали, что оно создано для других людей, а не для них. Вы должны понимать, что все правила нужны для того, чтобы помнить себя. Во-первых, они имеют собственную цель, а во-вторых, они нужны для того, чтобы помнить себя. Нет правил, которые не помогали бы вспоминать себя, хотя сами по себе они могут иметь иную цель. Если нет правил, то нет и работы. Если важность правил не понимается, возможности школы исчезают.
Мисс Ф.: Почему вы считаете, что не следует говорить о системе, не упоминая источника, из которого получена информация?
Мистер Успенский: Потому что говорить о ней, не называя источника, равносильно воровству. Например, вы не можете брать идеи из книги и не ссылаться на источник. Люди делают это только с моими книгами: они постоянно воруют из них идеи.
Мистер М.: Как долго существовала московская школа?
Мистер Успенский: Несколько лет.
Мистер М.: Насколько она была велика?
Мистер Успенский: Она существовала то тут, то там. Раньше она находилась в Центральной Азии. Что касается того, как долго она существовала прежде, есть причины полагать, что она обрела форму и язык в начале XIX века.
Мистер М.: Считается ли, что это знание связано с эзотерическим?
Мистер Успенский: Естественно, в противном случае оно не имело бы смысла. Школа может вести начало лишь от другой школы, иначе она будет всего лишь формирующим изобретением.
Мистер М.: То есть это непрерывная цепь?
Мистер Успенский: Да, так должно быть, хотя проследить ее до конца вы не сумеете. Вы можете, благодаря идеям и терминологии, отследить только некоторые связи. В сфере терминологии школа связана через русских масонов XVIII века с некоторыми авторами, жившими ранее, например с доктором Фладдом.
Мисс Д.: Вы сказали, что объясните нам, в каком смысле мы можем называть это школой.
Мистер Успенский: Я думаю, что уже ответил на этот вопрос. Надежны только те школы, что состоят из двух уровней. Другая школа может быть школой сегодня и не быть таковой завтра, как это произошло в Москве. Также я уже объяснял, что организация, которая является школой для одного человека, не является таковой для другого. Многое зависит от личного отношения и усердия.
Мисс Р.: Если школы являются живыми, то почему они умирают?
Мистер Успенский: Что вы имеете в виду, говоря, что школы – это живые существа? Это расплывчато и неопределенно. Но, если понимать эту фразу буквально, то становится понятно, почему школы умирают. Все живое рано или поздно умирает. Если люди умирают, то умирают и школы. Я упоминал в своих лекциях, что школе необходимы определенные условия. Если эти условия нарушаются, школа погибает. Если бы в Кантоне или Ваньсяне возникла школа, сейчас она была бы разрушена.
Мисс Р.: Но идеи могут сохраниться?
Мистер Успенский: Идеи не умеют летать. Им необходимы человеческие головы. И школы не состоят из идей. Вы все время забываете, что школа учит тому, как совершенствовать свое бытие.
Мистер Ф.: Никакие идеи прошлого не записаны?
Мистер Успенский: Может быть, но идеи записываются по-разному. Они могут быть записаны таким образом, что никто не прочтет их без объяснений тех, кто знает, или без изменения сущности. Возьмите Евангелие, оно зашифровано. В противном случае, это была бы просто история, сомнительная с исторической точки зрения и приведшая ко многим отрицательным результатам.
Мистер Ф.: Дает ли система ключ к Евангелию?
Мистер Успенский: Некоторые ключи, но не следует ожидать от нее всего. Многие ключи приходят только со сменой сущности; они не могут быть получены из знания. Снова вы забываете о сущности. Изменение сущности означает связь с высшими центрами. Высшие центры понимают многое из того, что обычные центры не поймут никогда.
Мистер Ф.: Является ли школа саморазвивающейся?
Мистер Успенский: Что вы имеете в виду? Если ваш вопрос относится к происхождению школы, то они не являются саморазвивающимися, потому что одна школа всегда должна вести свое происхождение от другой.
Мистер Ф.: Может ли школа достичь уровня более высокого, чем тот, на котором она изначально появилась?
Мистер Успенский: Да, если она работает в соответствии с методами и принципами школьной работы, она может развиваться. Но вы должны помнить, что уровень школы зависит от уровня сущности людей, которые ее составляют.
Мистер Ф.: Вы сказали, что человек может узнать, как освободиться, только от тех, кто уже это совершил?
Мистер Успенский: Совершенно верно. И это означает, что школа может вести свое начало только от другой школы.
Миссис Д.: Все ли ученики в школе могут от уровня № 4 перейти на уровень № 5, или лишь немногие?
Мистер Успенский: В принципе, ограничений нет. Но вы должны понимать, что существует огромная разница между № 4 и № 5. Человек № 4 – это тот, кто приобрел постоянный центр гравитации, но во всем остальном он продолжает оставаться обычным человеком. Человек № 5 совершенно иной. У него уже есть единство, постоянное «Я», он обладает третьим состоянием сознания, то есть самосознанием. Это означает, что он пробужден, он всегда может при необходимости помнить себя, и в нем работает высший эмоциональный центр, что дает ему новые возможности.
Миссис Д.: Смысл, соответственно, заключается в том, чтобы попытаться добраться до уровня № 5?
Мистер Успенский: Сначала вы должны подумать о том, как стать человеком № 4, в противном случае это будет всего лишь фантазия.
Миссис С.: У человека № 4 меньше «Я»?
Мистер Успенский: Может быть и больше, но он лучше их контролирует.
Мистер А.: Основной ближайшей целью, которую вы рекомендуете перед собой поставить, является отказ от эмоциональной жизни?
Мистер Успенский: Нет, несколько иначе; эмоциональная жизнь очень важна. Система говорит об искоренении отрицательных эмоций. Таковые эмоции представляют собой промежуточное состояние между душевным здоровьем и безумием. Человек, чей центр гравитации погружен в отрицательные эмоции, не может быть назван душевно здоровым и не способен развиваться. Сначала он должен стать нормальным.
Мистер А.: Я заговорил об отказе от эмоциональной жизни потому, что вы сказали, что все эмоции потенциально отрицательны.
Мистер Успенский: Да, потенциально, но это не означает, что все они станут отрицательными. Эмоциональный центр для нашего развития наиболее важен. Есть многое, что можно понять только при его помощи. Интеллектуальный центр весьма ограничен, он не способен увести нас далеко. Будущее за эмоциональным центром.
Но необходимо понимать, что отрицательные эмоции в действительности находятся не в эмоциональном центре. Их контролирует искусственный центр, и в этом заключается наш единственный шанс на спасение от них. Если бы их центр был настоящим, а не искусственным, у нас не было бы никакого шанса от них избавиться, потому что это бы означало, что они полезны или могут каким-либо образом быть таковыми. Искусственный центр создается длительной неправильной работой машины. В нем нет ничего полезного. По этой причине отрицательные эмоции должны быть удалены, они не служат никакой полезной цели.
Миссис С.: То есть никто из нас не использует свой эмоциональный центр правильно?
Мистер Успенский: Почему нет?
Миссис С.: Вы сказали, что у нас нет положительных эмоций?
Мистер Успенский: Положительные эмоции – это нечто иное, они относятся к высшему эмоциональному центру. Человек № 5 обладает положительными эмоциями. Все наши эмоции могут стать отрицательными, хотя, как я уже сказал, это не означает, что каждая эмоция действительно станет таковой. В то же время наши эмоции ненадежны до тех пор, пока мы спим и не контролируем их. Но они будут становиться все более и более надежными по мере того, как мы станем пробуждаться и обретать контроль.
Мистер Д.: Как нарушение членом школы правила отражается на самой школе?
Мистер Успенский: Это зависит от того, насколько важным было правило. Нарушая правило, человек может разрушить школу. Или человек, который управляет школой, может закрыть ее, если определенные правила нарушены.
Мистер Ф.: Вы говорите, что школа, в которой есть две ступени, более эффективна. Как одна ее часть соединяется с другой?
Мистер Успенский: Вы можете проверить это сами. Если у школы есть две ступени, она гораздо более эффективна.
Миссис Б.: Существует ли эта система в европейских странах?
Мистер Успенский: Никогда о таком не слышал.
Мистер М.: Связана ли общинная жизнь с организацией школ?
Мистер Успенский: Это зависит от того, о какого рода общинной жизни вы говорите. Например, некоторое время назад в России существовали так называемые колонии Толстого. Большинство из них имели сходную историю. Люди решали жить вместе, покупали землю и так далее, затем через несколько дней ругались, и на этом все заканчивалось.
Мистер М.: Я имел в виду группу людей, которые живут в одном здании.
Мистер Успенский: Это зависит, в первую очередь, от того, кем все это организовано. Если люди сами за это отвечают, обычно все заканчивается ничем. Но если организацией занимается школа в соответствии с определенными принципами и правилами, все может получиться лучше.
Мисс Р.: Обладает ли человек, организующий школу, властью?
Мистер Успенский: На нем лежит ответственность, поэтому он должен обладать властью.
Мисс Р.: На чем она основывается?
Мистер Успенский: На его знании, его понимании, его сущности.
Вопрос: Быть не в состоянии следовать системе – это хуже, чем не начинать вовсе?
Мистер Успенский: Если вы начали, никто не может остановить вас, кроме вас самих.
Мистер М.: Как соотнести это с вашим прошлым высказыванием о том, что гарантий не существует?
Мистер Успенский: Это зависит от вашей работы. Как я могу ее гарантировать?
Мистер М.: Но возможность работать останется? Я имею в виду, если человек работает.
Мистер Успенский: Если не произойдет катастрофы. Мы живем в неспокойные времена. Что касается гарантии, то все, что мы можем получить, зависит только от наших усилий, и человек должен работать на свой собственный страх и риск. Но через некоторое время человек начинает замечать: «У меня появилось то, чего прежде не было» и «Я получил то, чего не имел прежде». Таким образом постепенно приходит уверенность.
Мистер А.: Я полагаю, что вы не гарантируете и то, что люди не пострадают от иллюзий относительно личного опыта? Человек может принять иллюзию за факт?
Мистер Успенский: Да, с большой легкостью, но если он помнит все, чему его учили, то сможет различать.
Читать бесплатно другие книги:
