Сделка Райнемана Ладлэм Роберт
– Этого достаточно.
Доктор убрал свою руку и вышел. Дэвид закрыл за ним дверь.
Неплохо сказано – «эта свинья Райнеман». Вот и пришло уже время вплотную заняться им.
В телефонной трубке звучали по-тевтонски грубые, гортанные вопли. Дэвид ясно представлял себе, как на загорелом обрюзгшем лице вздуваются сине-черные вены, а сощуренные, заплывшие жиром глаза пылают неукротимым гневом.
– Это все вы! Это вы во всем виноваты! – выкрикивал его собеседник одни и те же слова, словно их повторение могло бы повернуть все вспять.
– Да, это все я, – спокойно, не повышая голоса, ответил Дэвид.
– Вы мертвец! Вы уже труп!
Дэвид произнес неторопливо, стараясь как можно четче обрисовать истинное положение дел:
– Если я и в самом деле труп, то из этого следует только одно: шифровки не уйдут в Вашингтон и соответственно никто не станет отключать радары или прерывать радиосвязь. К чему это приведет, вам ясно и самому. В надлежащее время на экранах приборов слежения вспыхнут контуры вашего траулера, если, конечно, удастся ему выйти в открытое, море, а вслед за тем обнаружат и субмарину, всплывающую наверх неподалеку от него. Подводную лодку, само собой разумеется, тут же взорвут и пустят ко дну.
Райнеман какое-то время хранил полное молчание. Сполдинг, слыша в трубке учащенное дыхание немецкого еврея, не произнес ни единого слова, решив предоставить ему возможность осмыслить сложившуюся ситуацию.
Когда же Райнеман заговорил, в его голосе уже не было прежних истеричных нот.
– Как я полагаю, у вас есть что сказать мне, – произнес он твердым тоном. – В противном случае вы не стали бы звонить.
– Вы правы, – согласился Дэвид. – У меня и в самом деле есть что сказать. Как я предполагаю, вы берете за посредничество определенную плату. И ни за что не поверю, если мне вдруг кто-то скажет, будто вы проворачиваете эту сделку за просто так.
Райнеман тяжело задышал. Затем, вновь повременив немного с ответом, проговорил осторожно:
– Все верно... Но то, чем занимаюсь я в данный момент, представляет собой самую обычную товарообменную операцию. Посреднические же услуги в подобного рода делах должны, как известно, оплачиваться.
– Однако оплата будет произведена позже, по завершении сделки, не так ли? – Дэвид продолжал говорить спокойным, беспристрастным тоном. – Как я понимаю, вы не торопитесь, поскольку всюду, где это вам нужно, у вас свои люди... Однако должен вас огорчить: вы не получите из Швейцарии никаких радиограмм, подтверждающих перевод денег на ваши счета. Единственное сообщение, на которое вы могли бы еще рассчитывать, – впрочем, и то лишь при определенных условиях, – должно поступить к вам с подводной лодки. В случае, если все пойдет по вашему плану, вас известят в нем о перегрузке алмазов «Кенинга» с траулера на субмарину. Но все это может произойти только после того, как я вывезу отсюда чертежи: сигналом к завершению операции должно стать поступившее в Вашингтон известие о том, что я со своим «грузом» оставил эту страну. – Сполдинг издал короткий холодный смешок. – Кстати, считаю своим долгом заметить, что действовали вы как профессионал самого высшего класса, с чем вас и поздравляю, Райнеман.
Финансист, резко понизив голос, в котором ощущалось беспокойство, спросил Дэвида:
– Что вы хотите этим сказать?
– Только то, что и должен был бы сказать при сложившихся обстоятельствах такой же профессионал, как и вы... Я – единственный человек, от которого зависит, получите вы с субмарины донесение о перегрузке алмазов или нет. Меня никто не сможет подменить. Поскольку ни у кого еще нет кодов, по которым отключают локаторы... Имея все это в виду, я хотел бы рассчитывать на определенное вознаграждение за те услуги, которые смог бы вам оказать.
– Понимаю... – произнес нерешительно Райнеман, по-прежнему тяжело дыша в трубку. – Но, говоря откровенно, вы хотите слишком многого. Ваше начальство ждет чертежи гироскопов. Если вы задержите их доставку, вас, вне сомнения, покарают. И покарают жестоко. Разумеется, никакого судебного разбирательства не будет, но вам от этого не станет легче. Уверен, вы и сами все прекрасно понимаете.
Дэвид снова издал короткий смешок, но не холодный, как прежде, а безмятежно веселый.
– Вы заблуждаетесь. Глубоко заблуждаетесь. Если кого-то и покарают, то не меня. До прошлой ночи я знал только половину истории, в которую был вовлечен, сейчас же мне известно все... Нет, меня никто не станет карать. Зато у вас могут возникнуть кое-какие проблемы. Я точно знаю это: проведя в Лиссабоне четыре года, человек много чему учится.
– Извольте пояснить, о каких это проблемах вы говорите.
– Что ж, поясню. Если продукцию «Кенинга» не удастся отправить из Очо-Кале в условленное место, то Альтмюллер пришлет в Буэнос-Айрес секретный батальон, и тогда уж вам несдобровать.
Райнеман снова не сразу ответил. Его молчание свидетельствовало о том, что он согласен с Дэвидом.
– Значит, отныне мы с вами – союзники, – произнес наконец финансист. – За какую-то одну только ночь вы многого сумели достичь. Решившись на отчаянный шаг, преодолели массу препятствий. Я не могу не восхищаться той энергией, с которой вы взялись за осуществление своих амбициозных планов. Не сомневаюсь, мы сможем с вами договориться.
– Я был в этом уверен.
– Обсудим детали?
Дэвид вновь засмеялся негромко.
– Какая-то плата причитается мне за то, что происходило... еще до прошлой ночи. Но это – лишь половина того, на что я рассчитываю. Надеюсь, вы не станете скупиться, расплачиваясь со мной, – само собой, в Швейцарии. Вторую же половину вознаграждения должен получить в Соединенных Штатах. В виде голов ваших исключительно щедрых клиентов, – сказал Сполдинг и тут же добавил, уже резким тоном: – Мне нужны их имена.
– Не понимаю...
– В таком случае подумайте получше. Впрочем, я помогу вам. Мне нужны имена людей, стоящих за операцией. Американцев. И больше ничьи. Бухгалтер же или бригадный генерал, не знающий толком, что делать, в данный момент меня не интересуют. Так что, будьте добры, назовите их... Если же вы откажетесь выполнить мою просьбу, сделка не состоится. И никакие шифровки никуда не пойдут.
– Как мне представляется, человек из Лиссабона потерял чувство меры, – произнес Райнеман – на этот раз с уважительной ноткой в голосе. – Вижу, что вы... как говорят у вас в Штатах... парень без предрассудков.
– Я имел возможность лично наблюдать, как вершат свои дела нынешние хозяева жизни. И довольно много думал об этом. А почему бы и нет?
Райнеман, судя по всему, не слушал Дэвида. Когда же финансист заговорил, то по интонациям его голоса было заметно, что он сомневается в искренности слов своего собеседника.
– Если вы и в самом деле пришли к тому, что главной целью вашей жизни должно стать... как бы это получше выразиться?.. достижение личного материального благополучия, то почему в таком случае совершаете поступки, подобные тому, что имел место прошлой ночью? Ущерб, причиненный вами, должен заметить, не является чем-то невосполнимым, и поэтому меня интересует только одно: зачем вы сделали это?
– Ответ очень прост: тогда я еще не думал о личном благополучии... Мысли мои прошлой ночью были весьма далеки от таких вещей.
«Бог свидетель, я не лгу», – подумал Дэвид.
– Ясно. Кажется, я понимаю вас, – сказал финансист. – Метаморфоза, обычная для человека, оказавшегося в вашем положении...
– Мне нужны остальные чертежи, – перебил его Сполдинг. – Вы же хотите, чтобы я отправил в Вашингтон долгожданные шифровки. Если мы будем и впредь действовать строго по плану, то в нашем распоряжении остается тридцать шесть часов, – плюс-минус два-три часа не в счет. Я позвоню вам в шесть. Будьте готовы покинуть свою резиденцию.
Дэвид, повесив трубку, вздохнул полной грудью и только тогда заметил, что весь вспотел, хотя в доме с холодными глинобитными стенами было прохладно. Легкий ветерок с зеленых лугов дул в окна, развевая занавески. Он взглянул на Леона, сидевшего в плетеном кресле с высокой прямой спинкой.
– Ну как я? – спросил Дэвид.
Физик сглотнул слюну и заговорил:
– Ваши слова... звучали... весьма... убедительно... Однако... дались они вам... совсем не легко... Об этом можно судить... и по капелькам пота на вашем лице... и по выражению... ваших глаз. – Леон улыбнулся и, тут же вновь став серьезным, спросил: – Есть ли... у нас... хоть какой-то шанс... получить... остальные чертежи?
Сполдинг, слушая Эжена, подумал, то ли он уже начал привыкать к затрудненной речи ученого, то ли у того наметился в этом отношении определенный прогресс. Когда же Леон кончил говорить, он зажег сигарету, затянулся, посмотрел на плавно колышущиеся занавески и только затем повернулся к физику.
– Мне хотелось бы, доктор, чтобы мы лучше понимали друг друга. Я не собираюсь считать виной всему проклятые чертежи, хотя, возможно, и мог бы сделать это. Но если ради того, чтобы заполучить остающуюся документацию, мы рискуем тем, что траулер встретится с субмариной, я отказываюсь от дополнительной партии. Насколько я представляю себе, у нас и так три четверти полного комплекта чертежей, что уже само по себе немало... И сейчас я думаю лишь о том, кто именно заправляет операцией... Улики я раздобыл, теперь же мне нужны имена главных действующих лиц.
– Вы жаждете возмездия, – произнес мягко Леон.
– Да!.. Как Бог свят!.. Хочу покарать виновных! – Дэвид смял сигарету, так и не выкурив ее, подошел к открытому окну и взглянул на расстилавшиеся по ту сторону ограды луга. – Прошу прощения, я не собирался разговаривать с вами в подобном тоне. Хотя, возможно, и должен был бы. Вы слышали Фельда, вы видели, что я принес из Очо-Кале. Вы знаете все об этом мерзком... непристойном деле.
– Прежде всего, я знаю, что... пилоты, которые ведут эти далекие от совершенства самолеты... ни в чем не виноваты... Я знаю, я убежден, что... Германия во что бы то ни стало должна быть разбита.
– Замолчите, ради Бога! – прорычал Дэвид, отходя от окна. – Вы же видели все! И должны были бы понять, что творится вокруг!
– Вы вот утверждаете, будто... между нами и ими... нет никакой разницы, не так ли?.. У меня... другое Мнение... И я не думаю, что вы сами... верите в то, что говорите.
– Я и сам уже не знаю, верю ли вообще хоть во что-то!.. Впрочем, нет, это-то я знаю. Знаю, что то, против чего я выступаю, не позволяет мне верить во что бы то ни было... И еще я знаю, что мне нужно выяснить имена тех людей.
– Имена вы узнаете... Главное же в другом, в вещах... морального порядка... Думаю, вопросы, которые... возникли у вас, будут терзать вас... еще долгие годы. – От волнения Леону становилось все труднее выговаривать слова. – Что же касается меня, то... я считаю, что Ашер Фельд в любом случае, что бы там... ни происходило, абсолютно прав... В сложившейся обстановке недопустимо пытаться уладить все мирным путем... Войну необходимо довести до победного конца.
Леон замолчал и потер горло. Дэвид направился к столу, где у Эжена стоял кувшин с водой, наполнил стакан и, подойдя к изможденному физику, подал ему. И когда тот кивнул в знак благодарности, Сполдинг подумал вдруг, что все это выглядит довольно странно... Этот больной человек, ставший, по сути, отшельником, меньше, чем кто-либо еще, выигрывает от победоносного завершения войны. И для него лично не имеет значения и то, сколь долго еще продлится она. Тем не менее его за живое задело упоминание об Ашере Фельде. По-видимому, перенеся в своей жизни немало страдании, он отдавал предпочтение наипростейшим, прямым путям решения проблемы, в то время как у него, Дэвида, преисполненного чувства гнева, был несколько иной подход к таким делам.
Итак, на сцену снова выходит этот Ашер Фельд. Сейчас он – в отеле «Альвеар».
– Послушайте, – сказал Сполдинг. – Если у нас и впрямь имеется шанс раздобыть недостающие чертежи, – а я не исключаю такого, – то мы непременно воспользуемся им. Правда, дело это весьма опасное... Не для нас, а для вашего друга Ашера Фельда. Сейчас я не знаю, как там все сложится, и поэтому ничего не могу обещать... Главное, что волнует меня в данный момент, – это как раздобыть имена... Поверьте, я не забываю о наших с вами общих делах. Но, пока мне не удастся узнать имен, Райнеман должен думать, будто я так же стремлюсь заполучить чертежи, как он – алмазы... В общем, посмотрим, что будет и как.
Раздался слабый дребезжащий звонок телефона. Дэвид взял трубку.
– Это я, Баллард, – послышался встревоженный голос шифровальщика.
– Слушаю вас, Бобби.
– Надеюсь, что ваша совесть чиста, хотя все вокруг уверяют меня в обратном. Я исхожу из того, что вы как человек разумный не захотите предстать перед военным судом по обвинению в хищении нескольких долларов и сесть затем на долгие годы в тюрьму.
– Вы правильно рассудили. Но объясните все же, в чем дело? К вам поступила какая-то информация, касающаяся непосредственно меня?
– Начнем с главного. Военно-морские силы желают заполучить вас живым или мертвым. Полагаю, труп для них предпочтительней, хотя прямо об этом не говорится.
– Думаю, им не составило особого труда разыскать Михана и шофера...
– Само собой разумеется! Но для этого им пришлось прочесать все окрестности, задействовав массу народа! Они просто взбесились! Обвиняют черт знает в чем наше посольство, и все потому, что «Фэрфакс» требует от них схватить вас. Впрочем, дело не только в «Фэрфаксе»: они и сами не прочь разделаться с вами. Обзывают вашу персону разбойником, вором и прочими не менее «лестными» словами.
– Ясно. Этого и следовало ожидать.
– Ожидать? Ну, вы даете! Не знаю, должен ли я говорить вам еще и о Грэнвилле, и все же скажу. Из-за вас он оборвал меня все телефоны. В Вашингтоне готовят для нас какую-то сверхважную шифровку, и, пока не получу ее, я должен буду сидеть как прикованный за своим столом в аппаратной.
– Полагаю, пока что ему ничего не известно, поскольку на базе все держат в секрете, – произнес раздраженно Сполдинг.
– Черта с два, ничего не известно! Если вы и впрямь считаете, будто кто-то делает из вашей истории тайну, то глубоко заблуждаетесь! Нам известно и о планах временной приостановки радиосвязи! И о том, что военный департамент поспешил обвинить вас в предательстве и дезертирстве! Ведь как-никак это он осуществляет непосредственное руководство операцией, в которой участвуете вы, хотя формально она и проводится Объединенным штабом союзных держав.
– Я знаю об этом. И могу даже назвать вам отдел департамента, занимающийся сделкой.
– Не сомневаюсь... Хочу также поставить вас в известность о том, что к берегам Аргентины направляется подводная лодка с двумя важными особами из Берлина. Но это уже вас не касается, поскольку вы выведены из игры. Грэнвилль лично сообщит вам об этом.
– Дерьмо он! – закричал Дэвид. – Настоящее дерьмо! Закрывает глаза на действительность! Спросите любого секретного агента в Европе, и он вам скажет, что из немецких портов невозможно вывезти тайком даже Briefmarke[77], не говоря уже о чертежах! Никто не знает этого лучше, чем я!
– Весьма интересно с точки зрения онтологии[78], хотя представление о дерьме никак не ассоциируется с...
– Оставьте свои шуточки! Мне сейчас не до них! – взорвался Дэвид и тут же пожалел об этом, поскольку у него не было никаких оснований кричать так на шифровальщика. Баллард разговаривал в той же манере, что и восемнадцать часов назад, и, хотя, возможно, кое-что усложнял, не смог сообщить ему ничего такого, что действительно взволновало бы его. Бобби конечно же и понятия не имел ни о кровавой резне в Сан-Тельмо, ни о находящихся в Очо-Кале промышленных алмазах, предназначенных для Пенемюнде, ни о «Хагане», внедрившей своих агентов в сверхсекретное подразделение военной разведки. И он не узнает об этом и в данный момент. – Простите, но на меня так много свалилось всего!
– Понятно-понятно, – ответил спокойно Баллард, словно давно уже привык иметь дело с людьми, не способными сдерживать свой темперамент. Дэвид же, слушая его, подумал о том, что способность сохранять выдержку при любых обстоятельствах и с терпением относиться к другим – еще одно свойство характера, присущее почти всем шифровальщикам. – Джин сказала мне, что вы ранены и пребываете в прескверном состоянии. Кто-нибудь уже осматривал вас?
– Да, у меня побывал один врач, так что оснований для беспокойства нет... Вам удалось разузнать то, о чем я просил? Об Айре Бардене?
– Само собой... Я обратился в Вашингтон, в службу Джи-2. Попросил от вашего имени переслать к нам по телетайпу досье на него, о чем, как я думаю, пресловутый сей Барден узнает в самое ближайшее время.
– Это не страшно. Ну и что же там говорится?
– Полностью пересказывать его содержание?
– Меня интересует только то, что выглядит несколько... необычным. Возможно также, что для меня представили бы определенный интерес и характеристики, составленные на него уже в самом «Фэрфаксе».
– "Фэрфакс" в досье даже не упоминается. Указано лишь воинское звание Бардена – и все... Он – не кадровый офицер, а резервист. Его семья владеет компанией, занимающейся импортной торговлей. Провел несколько лет в Европе и на Ближнем Востоке. Говорит на пяти языках...
– И один из них – иврит? – прервал шифровальщика Дэвид.
– Так точно. Но откуда вам известно об этом?.. Впрочем, не важно, поехали дальше. Он проучился два года в Американском университете в Бейруте, пока его отец представлял в Средиземноморье интересы семейной компании, которая закупала огромными партиями производившиеся на Ближнем Востоке ткани. Затем перевелся в Гарвард, а несколько позже – в небольшой колледж в штате Нью-Йорк... Это учебное заведение мне не известно... Как здесь говорится, в колледже он специализировался по Ближнему Востоку. Окончив его, вплоть до начала войны занимался семейным бизнесом... Думаю, в колледже он изучал языки.
– Спасибо, – сказал Дэвид. – Текст же, который пришел к вам по телетайпу, сожгите, Бобби.
– С превеликим удовольствием... Когда вы появитесь тут у нас? Лучше будет, если вы доберетесь сюда до того, как вас разыщут моряки с базы. Надеюсь, Джин удастся убедить старого Хендерсона спустить все на тормозах.
– Буду у вас довольно скоро. А как там Джин?
– Она-то? Понятно как... Места себе не находит. Думаю, переживает из-за вас. Впрочем, вам и самому это должно быть ясно. Но Джин не из тех, кто любит плакаться.
– Передайте ей, чтобы ни о чем не беспокоилась.
– Это уж вы сами ей скажите.
– Она у вас?
– Нет... – произнес недоумевающе Баллард. – Со мной ее нет. Она только что отправилась к вам.
– Что?!
– Около часу назад сюда позвонила сестра, – медицинская сестра, которая работает у вашего врача, – и сказала, что вы хотели бы видеть Джин, – ответил Баллард и затем, словно о чем-то догадавшись, спросил громко внезапно изменившимся голосом, в котором зазвучали жесткие нотки: – Что, черт возьми, происходит, Сполдинг?!
Глава 41
– Уверен, человек из Лиссабона предвидел заранее, что в ответ на его демарш мы незамедлительно примем адекватные контрмеры. Признаюсь, я был удивлен, когда узнал, сколь ненадежным партнером вы оказались, – напыщенно произнес в телефонную трубку Генрих Штольц. – По-видимому, вам думалось, будто никто уже не сможет отнять у вас миссис Камерон, не так ли? Надеюсь, вы согласитесь со мной, что трудно усидеть дома, когда ваш любимый зовет вас к себе.
– Где она?
– В пути, по дороге в Лухан. Она будет гостьей в «Гнезде ястреба». Почетной гостьей, смею заверить вас. Герр Райнеман с превеликой радостью примет ее у себя. Я как раз собирался звонить ему, но затем решил подождать, пока не переговорю с вами.
– Вы перешли все границы! – заявил Дэвид, стараясь не дать выплеснуться наружу бушевавшей в нем ярости. – Пытаетесь диктовать свои условия, забывая о том, что вы – в стране, придерживающейся нейтралитета. И что захват в заложники сотрудника иностранного посольства на территории нейтрального государства...
– Миссис Камерон – не заложница, а всего лишь наша гостья, – проговорил немец, явно насмехаясь над Сполдингом. – И к тому же к дипломатическим работникам, насколько мне известно, никак не относится. Она, как вы и сами прекрасно знаете, – всего-навсего овдовевшая невестка посла, не более того. Никакого официального поста не занимает. Позволю себе заметить в связи с этим: у вас, американцев, слишком уж запутано все, что касается социальных отношений или социального статуса человека.
– Вы знаете, что я имею в виду! Вам не нужно всего объяснять!
– Я сказал: она – наша гостья! Как мне представляется, вас прислали сюда для того, чтобы вы встретились здесь с известным финансистом и обсудили с ним кое-какие вопросы, имеющие прямое отношение к... международным экономическим связям. Этим самым финансистом является не кто иной, как еврей, изгнанный со своей родины – из страны, с которой вы воюете сейчас. Так что, по моему мнению, у вас нет никаких оснований вот так, прямо с ходу, бить тревогу... Если вообще следует это делать.
Надо было спешить. Джин – не предмет для торгов. Она – это одно, а товарообменная сделка или обвинительный акт – совершенно другое. Впрочем, черт с ним, с обвинительным актом! Как и с бессмысленным словоизлиянием! Проку от этого – ни на грош!
Сейчас он должен думать только о Джин.
– Итак, что вы хотите? – произнес Дэвид.
– Вот это – другой разговор. Я был уверен, что мы с вами найдем общий язык. Что вам за дело до происходящего вокруг? Или мне, если уж быть откровенным?.. Мы оба лишь выполняем приказы. Ну а философией пусть занимаются другие, те, кто повыше нас. Наша задача – выжить в этих условиях, вот и все.
– Довольно странно слышать это от того, кто верит в будущее Германии. А ведь вы, как мне говорили, именно такой человек, – сказал Дэвид просто так, желая лишь выиграть время: ему нужна была передышка, – в пару-другую секунд, – чтобы продумать дальнейшие действия.
– Все обстоит куда сложнее, – ответил Штольц. – Мне становится страшно при одной мысли о том мире, который уже канул в прошлое. Но и мир, грядущий на смену ему, тоже пугает меня, хотя и не так... Однако хватит об этом, перейдем к делу. Остающиеся чертежи – в «Гнезде ястреба». Вы должны будете приехать туда вместе со своим физиком. Я хотел бы договориться с вами обо всем сегодняшним же вечером.
– Подождите минутку! – Дэвид проиграл в голове различные варианты возможных шагов со стороны своих контрпартнеров. – На мой взгляд, это не самое чистое гнездо из тех, в которых мне довелось побывать. Его обитатели оставляют желать много лучшего.
– Так же, как и их гости...
– Я соглашусь посетить «обитель сию» лишь при двух непременных условиях: во-первых, я увижусь с миссис Камерон сразу же, как только приеду. И во-вторых, отправлю шифровки, – если вообще стану их отправлять, – лишь после того, как она вернется в посольство. И не одна, а с Леоном.
– Это мы обсудим позже. Сейчас же я хотел бы предупредить вас кое о чем. Если вы не появитесь в «Гнезде ястреба» до наступления вечера, то больше никогда не увидите миссис Камерон. Во всяком случае, в том виде, в каком лицезрели ее в последний раз... В имении Райнемана, как вы и сами поняли, немало различных развлечений, доставляющих гостям истинное наслаждение. Однако, к сожалению, в прошлом там не раз происходили несчастные случаи. Например, во время купания в реке или бассейне... Сопряжена с определенной опасностью и верховая езда...
Управляющий поместьем дал Дэвиду дорожную карту и заправил машину военно-морских сил хранившимся на ранчо бензином. Сполдинг сорвал оранжевые значки с бампера и зачистил краску на номерах, в результате чего семерка превратилась в единицу, а восьмерка в тройку. Затем убрал с капота эмблему, залил черной краской решетку на радиаторе и убрал с колес все четыре колпака. И в довершение всего схватил в руки здоровенную кувалду и начал, к изумлению стоявшего молча гаучо, дубасить ею по отделанным деревом дверцам, багажнику и крыше автомобиля.
Теперь у машины был такой вид, словно она потерпела аварию в какой-нибудь глухомани, где не было мастерских.
Доехав по проселку до телефонной подстанции, Дэвид вывел машину на большак и, повернув на восток, в сторону Буэнос-Айреса, нажал на акселератор. Разбитый автомобиль, не выдержав дополнительной нагрузки, начал дребезжать и лязгать металлом. На коленях у Леона лежала развернутая карта. Если они правильно выбрали маршрут, то смогут добраться до округа Лухан и по проселочным дорогам, минуя автомагистрали, что значительно снижало для них опасность напороться на патрули, наверняка уже высланные в этот район с военно-морской базы в Ла-Боке.
Ирония судьбы, подумал Дэвид, оценивая ситуацию. Для того чтобы спасти Джин, – и не только ее, но и себя, если смотреть правде в глаза, – он должен будет вновь встретиться сейчас с тем самым врагом, с которым сражался столь неистово три с лишним года: из-за непредвиденного поворота событий, вызванного государственной изменой со стороны высших чинов в Вашингтоне и Берлине, противник превратился в союзника.
Как там выразился Штольц? «Ну а философией пусть занимаются другие, те, кто повыше нас», – не так ли?
Эти слова и имеют какой-то смысл и не имеют его.
Дэвид чуть было не пропустил незаметный с пустынной дороги подъезд к «Гнезду ястреба»: в тот единственный раз, когда довелось ему здесь побывать, его ввезли сюда с противоположной стороны и к тому же темной ночью. И если он все же не сделал этого, то лишь потому, что вовремя заметил просвет в деревьях и уходившие влево свежие следы от шин, пока что не спекшиеся под жаркими лучами солнца и не стертые еще колесами других автомобилей. Снизив скорость, Сполдинг вспомнил слова охранника, несшего вахту на пирсе в Очо-Кале: «Суетятся вовсю, возбуждены до предела. До меня то и дело доносились их вопли. И, ко всему прочему, каждый из них норовит отдавать приказы».
Он ясно представил себе и Райнемана, который орал, указывая, кому что делать, и автоколонну из «бентли» и «паккардов», выкатившуюся вслед за тем из «Гнезда ястреба» по малоприметной подъездной дорожке, чтобы взять курс на одну из тихих, спокойных улиц в Сан-Тельмо.
И подумал о том, что чуть позже, уже в предрассветное время, по распоряжению того же Райнемана, в сторону лежащего на отшибе небольшого полуострова, каковым являлся Очо-Кале, двинулись, вне сомнения, другие машины, в которых сидели исходившие потом от страха наймиты.
Сполдинг отметил про себя с чувством профессиональной гордости, что ему удалось в конце концов вычислить своих врагов.
И из того лагеря, и из этого. Всех без исключения.
В голове у него начали вырисовываться очертания плана дальнейших действий. Пока что – в штрихах. Все остальное придет потом и будет зависеть от того, с чем он столкнется в «Гнезде ястреба».
В ушах у Дэвида вновь прозвучали произнесенные ровным тоном полные ненависти слова Ашера Фельда.
Завидев приближающийся автомобиль, одни из стоявших у въезда в усадьбу охранников, облаченных в полувоенную форму, вскинули винтовки, в то время как другие удерживали на поводках собак, которые, скаля зубы и свирепо рыча, напористо рвались вперед. Человек, находившийся за воротами, приводимыми в движение электричеством, крикнул своим подчиненным, отдавая приказ. Четверо стражей, подбежав к машине, распахнули изуродованные дверцы. Сполдинг и Леон вышли. Их тут же подтолкнули назад, к автомобилю, и стали обыскивать.
Дэвид, отвернувшись от охранников, внимательно разглядывал изгородь по обе стороны от ворот, прикидывая на глаз ее высоту и прочность решетки на стыках отдельных звеньев и отмечая все те места, в которых электричество из одной секции ограды подключалось к другой. Интересовало его и расположение на территории усадьбы различных строений.
«Рекогносцировка на местности» тоже входила в план Сполдинга.
Джин, завидев любимого, кинулась к нему навстречу и, сбежав по ступеням террасы, бросились в его объятия. Дэвид прижал ее молча к себе, благодаря судьбу за то, что та подарила ему эти счастливые, хоть и короткие мгновения.
Райнеман стоял у перил террасы в двадцати футах от них. Рядом с ним находился и Штольц. Финансист не сводил с Дэвида узких глаз, проглядывавших между покрытыми солнечным загаром жировыми складками. Во взгляде его сквозили одновременно и чувство неприязни, и уважение, и Дэвид знал об этом.
На террасе был еще один человек. Высокий, светловолосый, в белом, «палм-бичевского» фасона костюме, он сидел за столом со стеклянной крышкой. Сполдинг впервые видел его.
– Дэвид, Дэвид, что я наделала! – причитала Джин, обнимая его.
Он, поглаживая ее мягкие каштановые волосы, ответил негромко:
– Если уж говорить о том, что ты сделала, то я скажу: много чего. В частности, спасла мне жизнь...
– В Третьем рейхе – лучшая в мире разведка, миссис Камерон, – прервал с улыбкой их беседу Штольц. – Мы всегда все знаем. Следим за всеми евреями. И особенно – за теми, у кого высшее образование. Запомните, от нас ничто не ускользает. Нам известно, например, что вы находитесь в дружеских отношениях с врачом из Палермо и что подполковник был ранен. Узнать все это было для нас проще простого.
– Интересно, является ли одним из объектов вашей слежки за евреями и тот вон человек, что находится в данный момент рядом с вами? – произнес Дэвид монотонным голосом, лишенным каких бы то ни было эмоций.
Штольц, побледнев слегка, взглянул настороженно на финансиста, а затем и на сидевшего на стуле блондина.
– Герр Райнеман знает, что я имею в виду. Подходя к данному вопросу исключительно прагматически, я говорю о необходимости наблюдения лишь за враждебными элементами.
– Ах да, я помню, – сказал Дэвид, разжав объятие и положив руку на плечо Джин. – Вчера вы вполне определенно сокрушались по поводу необходимости принятия некоторых шагов. Очень жаль, господин Райнеман, что вы не присутствовали на этой лекции. Ведь в ней затрагивается вопрос о концентрации имеющихся у евреев денежных средств... Поскольку сейчас нас тут трое, я смог бы пересказать ее содержание. Однако, как я полагаю, у нас есть более неотложные дела, которыми и следовало бы заняться.
Райнеман отошел от перил.
– Вы, безусловно, правы. Но прежде, учитывая, что здесь уже собрались все, кто должен присутствовать на этой встрече, я хотел бы представить вам своего старого приятеля, который прилетел сюда из Берлина. Нейтральным воздушным коридором, разумеется. Отныне, герр Сполдинг, вам предстоит иметь дело непосредственно с этим человеком, что значительно упрощает стоящую перед нами задачу.
Дэвид взглянул на блондина в «палм-бичевском» костюме. Их глаза встретились.
– Франц Альтмюллер, министерство вооружений, Берлин, – отчеканил Сполдинг.
– Подполковник Дэвид Сполдинг. Из «Фэрфакса». Прибыл сюда из Португалии. Бывший резидент в Лиссабоне, – не отстал от него и Альтмюллер.
– Вы – настоящие шакалы, – не удержался Райнеман, наблюдая за их словесной дуэлью. – Подлые хищники, вероломно нападающие друг на друга и позорящие свои дома. Я говорю это вам обоим. И хочу, чтобы вы не забывали о сказанном мною... А теперь, как и предлагали вы, подполковник, займемся нашими делами.
Штольц провел Леона к ухоженной лужайке возле плавательного бассейна. Там, у большого круглого стола, стоял один из охранников Райнемана с металлическим кейсом в руке. Когда Леон сел на стул, спиной к террасе, охранник поставил чемоданчик на стол.
– Откройте, – донесся с террасы голос Райнемана. Охранник открыл кейс. Леон извлек из него чертежи и разложил на столе.
– Останьтесь с ним, Штольц, – сказал Альтмюллер.
Штольц взглянул недоуменно на Франца Альтмюллера и, не произнеся ни слова, направился послушно к бассейну. Усевшись в шезлонг, он стал наблюдать за Леоном. Альтмюллер повернулся к Джин:
– Вы позволите мне забрать у вас подполковника на пару слов?
Джин взглянула на Сполдинга и, убрав руку из его руки, отошла в глубь террасы. Райнеман, по-прежнему стоя посреди ее, не сводил глаз с Леона.
– Я думаю, что для вас обоих было бы лучше, если бы вы рассказали мне, что произошло в Сан-Тельмо, – произнес Альтмюллер.
Дэвид посмотрел внимательно на немца. Альтмюллер не обманывал его, не собирался вводить в заблуждение. Он и в самом деле не знал о «Хагане». Как и об Ашере Фельде. Это давало Сполдингу шанс. Единственный шанс.
– Там поработали гестаповцы, – промолвил спокойно Дэвид, – пытаясь внешней своей беспристрастностью прикрыть ложь.
– Этого не может быть! – выплюнул Альтмюллер. – Это невозможно! Мне же известно все, что творится в гестапо!
– Я имел дело с гестапо – к тому же, разумеется, по самым различным линиям – на протяжении чуть ли не полных четырех лет и хорошо изучил своего противника... Поверьте уж мне.
– Вы ошибаетесь! То, о чем говорите вы, исключается!
– Вы слишком много времени провели в стенах своего министерства и о том, что творится за кулисами, имеете самое смутное представление. Хотите услышать мнение профессионала? – сказал Дэвид и оперся на перила. – Вас надули.
– Что?
– Обвели вокруг пальца. Точно так же, как и меня. И сделали это те, кто использует нас с вами в качестве посредников. Один из них находится в Берлине, другой – в Вашингтоне. И, как ни странно подобное совпадение, их имена имеют одни и те же инициалы – A.S.
Альтмюллер взглянул на Сполдинга. Его голубые глаза буквально пронизывали собеседника, рот был слегка приоткрыт. Судя по всему, он не верил Дэвиду.
– Альберт Шпеер... – выдохнул наконец Альтмюллер.
– И Алан Свенсон, – продолжил спокойно Сполдинг.
– Такого просто быть не может, – заявил Альтмюллер, однако его голос звучал на сей раз не столь убежденно, как хотелось бы ему. – Ведь он не знает...
– Никогда не отправляйтесь на поле битвы без предварительной подготовки, если, конечно, не желаете себе гибели... Как вы думаете, почему я предложил Райнеману свои услуги?
Альтмюллер слушал Дэвида, но ничего не слышал. Он отвел от Сполдинга глаза, по-видимому целиком поглощенный разгадкой тех удивительных, невероятных вещей, о которых говорил ему бывший резидент из Лиссабона.
– Если то, что сказали вы, правда, – только ни в коем случае не подумайте, будто я целиком разделяю ваше мнение, – значит, шифровки не будут отправлены, и, таким образом, товарообменная сделка не состоится. Радиосвязь не прервут, ваши боевые корабли продолжат патрулирование в открытом море, радары так и не перестанут следить за обстановкой. В общем, всему конец!
Дэвид, скрестив руки на груди, повернулся к нему. Настал решающий момент, когда Альтмюллер должен будет или купиться на ложь, или отвергнуть ее. Сполдинг знал это. И испытывал сейчас примерно те же чувства, что и тогда, когда, находясь на севере Пиренейского полуострова, использовал ложь как единственно возможное средство достижения цели.
– Ваша команда играет более грубо, чем наша. Это вполне согласуется с тезисом о «новом порядке». Наши меня не убьют, они просто постараются сделать все так, чтобы я ни о чем не догадывался. Единственное, что их волнует, – это чертежи... С вами же дело обстоит иначе. Ваши соотечественники считают себя вправе действовать, как им заблагорассудится...
Кончив говорить, Дэвид улыбнулся Райнеману, который, оставив свой наблюдательный пост, смотрел с интересом на них. Альтмюллер снова уставился на Сполдинга.
Бывший резидент из Лиссабона, глядя на него, думал о том, что этот «посыльный», не сведущий в подобного рода делах, пытается осмыслить только что преподанный ему нелегкий урок.
– Ну и что же, по-вашему, могут они предпринять?
– Думаю, – ответил Дэвид, – в их распоряжении несколько вариантов, не исключающих, а взаимодополняющих друг друга: вывести мою персону из игры, подменить меня в последнюю минуту другим специалистом по кодам, вместо подлинных чертежей подсунуть нам имитацию или вывезти алмазы из Очо-Кале не на траулере, а каким-то другим путем, не по воде... Проделать подобную штуку со столь крупной партией промышленных алмазов довольно сложно, но не невозможно.
– Тогда почему бы и мне не прибегнуть к одному из перечисленных вами вариантов? Вы просто искушаете меня.
Сполдинг смотрел куда-то вдаль ничего не видящим взором. Потом повернулся резко к Альтмюллеру и посмотрел на него.
– Никогда не вступайте на поле сражения, поскольку не протянете там и дня. Оставайтесь-ка лучше в своем министерстве.
– Что вы хотите этим сказать?
– Только то, что ваша попытка воспользоваться любым из этих вариантов будет означать для вас верную смерть. Вы уже на заметке, поскольку поддерживаете отношения с противником, о чем известно и Шпееру, и гестапо. Единственный для вас шанс остаться в живых – это заниматься лишь тем, что вам поручено. Аналогично обстоит дело и со мной. Вы должны вести себя так, чтобы вас не прикончили, ну а я – в расчете на солидный куш. Бог свидетель, авиационные компании отвалят за чертежи уйму денег, из которых кое-что перепадет и мне, поскольку я вполне заслуживаю этого.
Альтмюллер, сделав два шага в сторону балюстрады, остановился возле Дэвида, который смотрел на протекавшую внизу реку.
– Все, что говорите вы, не имеет никакого смысла, – произнес немец.
– Вовсе нет, если задуматься, – возразил Сполдинг. – Ни за что ни про что в подобного рода делах ничего не получишь.
Дэвид, глядя прямо перед собой, ощущал на себе пристальный взгляд Альтмюллера. У него было такое чувство, будто немец обдумывает сейчас какую-то пришедшую ему в голову новую мысль.
– То великодушие, с которым вы познакомили меня с различными вариантами, может вам дорого обойтись, подполковник... Правда, у меня остается еще надежда, что в конечном итоге мы с вами сумеем-таки получить кое-что ни за что ни про что, как только что изволили выразиться вы. Мне, например, вручат медаль от рейха. Вы же сохраните себе жизнь. И будете снова держать в объятиях дорогую вам миссис Камерон. Одному только физику не повезет: он, я уверен, уже не долго протянет... Однако для того, чтобы мы с вами смогли получить все то, о чем я говорю, вам придется отправить шифровки. Думаю, у меня нет никаких оснований беспокоиться насчет этого. Если уж вы выразили желание сотрудничать с нами за деньги, то тем более, не сомневаюсь, согласитесь работать на нас, если будете знать, что это – единственный шанс сохранить жизнь и себе, и своей возлюбленной.
Дэвид, все еще стоя со скрещенными на груди руками, ответил с легким раздражением, которое, как считал он, и должен был бы ожидать от него этот немец:
– Я уже изложил свои условия. Если Леон подтвердит, что это те чертежи, я отправлю шифровки, но только после того, как он и миссис Камерон вернутся в посольство. Не раньше.
– Вы отправите их, как только я прикажу вам! – Альтмюллер, не в силах сдержать себя, повысил голос.
Райнеман снова взглянул на них, но вмешиваться не стал. Сполдинг понял: финансист забавляется, наблюдая за схваткой своих «шакалов».
– К сожалению, должен вас разочаровать, этого не будет, – сказал Дэвид.
– Тогда могут произойти довольно неприятные вещи. В первую очередь для миссис Камерон.
– Откажитесь от подобных мыслей, – произнес со вздохом Дэвид. – Играйте по прежним правилам. У вас нет ни малейших шансов навязать мне свою волю.
– Слишком уж самоуверенны вы, забывая, по-видимому, о том, что за вами никто не стоит.
Сполдинг, оттолкнувшись от перил, повернулся лицом к немцу.
– Вы редкостный болван, – проговорил он едва слышно, чуть ли не шепотом. – В Лиссабоне вам не удалось бы протянуть и часа... Неужели вы думаете, что я приехал сюда, не подстраховавшись? Или что Райнеман тоже так думал?.. Люди моей профессии крайне осторожны, если не сказать – трусливы. И отнюдь не герои, как представляется многим. Мы не станем разрушать здания, если у нас не будет твердой уверенности в том, что в момент взрыва нас там не окажется. И не уничтожим моста в тылу врага, если по нему пролегает единственный путь, по которому мы сможем вернуться к своим.
– Вы – один! Один-одинешенек! И сожгли за собой все мосты!
Дэвид смотрел на Альтмюллера как на падаль. Затем взглянул на часы.
– Ваш Штольц – набитый дурак, коли решил, что мною можно запросто вертеть. Если я не позвоню в течение ближайших пятнадцати минут, затрезвонит масса телефонов, а затем в Лухан отправится на машинах Бог знает сколько официальных лиц с самыми высокими полномочиями. Не забывайте, я как-никак – военный атташе при посольстве Соединенных Штатов Америки. Сопровождал невестку посла в Лухан. Этого достаточно, чтобы поднялся шум.
– Абсурд! Ваши мало что смогут тут сделать. Ведь Буэнос-Айрес – столица нейтрального государства. И Райнеман...
– Райнеман постарается как можно быстрее распахнуть ворота и вышвырнуть вон шкодливых шакалов, – перебил Альтмюллера Сполдинг. Его голос звучал спокойно и холодно. – Мы с вами слишком многое знаем. Если же кто-то пронюхает об операции под кодовым названием «Тортугас», то это может дурно сказаться на его делах в послевоенное время. Понятно, он сделает все, чтобы не допустить огласки и крушения его планов. То, что думает он об общественных системах, представляемых вами и мной, в данном случае ничего не значит. Поскольку для него имеет значение только одно – благополучие Эриха Райнемана... Я думал, вам было известно об этом. Вы же сами выбрали его в качестве посредника.
Дэвид, прислушиваясь к учащенному дыханию Альтмюллера, понимал, какие чувства одолевали его. Хотя немец и пытался взять себя в руки, он не очень в этом преуспел.
– Вы уже подготовили... шифровки? Чтобы можно было позвонить отсюда и распорядиться об их отправке?
Альтмюллер купился на ложь. Испытанное средство сработало и на сей раз.
– Прежняя договоренность остается в силе. Радио и радары отключаются. Никто не станет ни бомбить подводные лодки, если те всплывут вдруг на поверхность, ни захватывать траулеры... зашедшие в прибрежные воды под парагвайским флагом. И мы оба окажемся в выигрыше... Не этого ли вы хотели, шакал?
Читать бесплатно другие книги:
