Сделка Райнемана Ладлэм Роберт

– Все о'кей. Поступили пару часов назад. Ваши послания уже расшифрованы. А как обстоят дела со сделкой?

– Получено и просмотрено три четверти «товара». Смущает лишь одно: слишком много игроков.

– На Террасе-Верде?

– И там, и вокруг нее.

– Может, мне выслать в подмогу вам небольшой отряд военных моряков с базы в Ла-Боке? Чтобы они сопровождали вас, когда вы решитесь ступить на спортивную площадку?

– Полагаю, это не помешало бы, – ответил Сполдинг. – Во всяком случае, с ними, думается мне, было бы значительно спокойней. Однако попросите своих вояк просто расхаживать там взад и вперед, ни во что не вмешиваясь. Я буду все время держать моряков в поле зрения, чтобы позвать их на помощь, если в том возникнет нужда.

– Туда от базы полчаса езды.

– Благодарю. Но только без шума, Бобби.

– Само собой. Сделаем все как надо – тихо и незаметно. Кроме нас, никто ничего не узнает. Главное, чтобы вы сами вели себя осторожней, не рисковали зря.

Сполдинг повесил трубку, но руки с нее не убрал, чтобы сразу же снова снять, как только найдет другую монету – уже на звонок Грэнвиллю... Однако, решив тут же, что времени на новые разговоры у него уже не осталось, он покинул будку и, выйдя через парадную дверь ресторана, направился к «паккарду». Из окна машины выглядывал Штольц. Дэвид заметил по ряду признаков, что немец опять начал нервничать.

– Сообщение о получении шифровки уже поступило в посольство. Так что везите недостающий «товар» и получайте свои деньги... Не знаю, откуда вы родом, Штольц, но я обязательно выясню это и сделаю все, чтобы поданному месту нанесли столь мощный бомбовый удар, что оно навсегда исчезнет с географических карт. И, в довершение всего, попрошу английских летчиков назвать эту операцию вашим именем.

Грубость Дэвида, казалось, успокоила Штольца, на что, собственно, он и рассчитывал.

– Человек из Лиссабона слишком уж все усложняет. Думаю, это неудивительно, если учесть, сколь непростое задание он получил... Мы позвоним вам ближе к полуночи, – сказал Штольц и повернулся к водителю: – Los, abfahren machen Sie schnell"[70].

Зеленый «паккард» с ревом тронулся с места. Сполдинг постоял какое-то время под навесом кафе, чтобы проследить, не повернет ли машина назад. Если бы такое случилось, он бы вернулся спокойно в кафе и подождал там какое-то время.

«Паккард» между тем шел, не сворачивая, в прежнем направлении. Дэвид наблюдал за ним до тех пор, пока задние сигнальные огни не превратились в еле заметные красные точечки. Убедившись, что все в порядке, он повернулся и быстро, как только можно было, не привлекая к себе внимания прохожих, зашагал в сторону Терраса-Верде.

Дойдя до квартала, где он заметил мужчину в светло-сером плаще, Сполдинг остановился. Испытываемое им нетерпение побуждало его бежать, инстинкт же подсказывал, что в подобной ситуации крайне необходимо проявлять выдержку, ждать, присматриваться к тому, что делается вокруг, и идти по улице предельно осторожно.

Человека в светло-сером плаще на прежнем месте не оказалось. И вообще нигде его не было видно. Дэвид, подумав немного, пошел в обратном направлении. Дойдя до угла, он повернул налево и, пройдя быстрым шагом до следующего перекрестка, повторил свой маневр. Шел он теперь не спеша, делая вид, что просто гуляет. И сожалея о том, что не изучил заранее этот район, не познакомился поближе со зданиями, расположенными позади дома с белыми оштукатуренными стенами, в котором теперь проживал Леон. Зато другие заранее позаботились обо всем. И затаились сейчас в темных укромных уголках, о которых он ничего не знал. С него достаточно было бы и охранников Райнемана. А тут еще нежданно-негаданно объявился и старый его приятель – человек в светло-сером плаще.

Интересно, сколько притащил он с собой человек?

Подойдя к очередному перекрестку, он оказался на Терраса-Верде, которую тут же и пересек по диагонали, чтобы оказаться на противоположной от дома с белыми оштукатуренными стенами стороне. Стараясь держаться, где это возможно, подальше от света фонарей, он продолжил свой путь, пока не вышел на улицу, пролегавшую в некотором отдалении от разместившихся на Терраса-Верде комфортабельных жилых строений. Квартал, в котором очутился на сей раз Дэвид, застроен был, само собой разумеется, все теми же домами – своеобразными, красивыми, тихими и уютными. Сполдинг взглянул на Указатель с вертикально расположенными буквами, из которых было составлено название улицы – «Терраса-Амарилла».

Сан-Тельмо и здесь Сан-Тельмо. Район поистине фешенебельный.

Пройдя до конца квартала, Дэвид остановился под подстриженным деревом, чтобы повнимательней присмотреться к пересекавшей Терраса-Амариллу улице, которая, как предполагал он, проходила где-то сзади дома Леона. Он, понятно, не смог бы при всем желании заглянуть за покатую черепичную крышу здания, высившегося чуть в стороне от него, и все же ему удалось определить на глаз, что до дома Леона, стоявшего, скорее всего, сразу же за этим зданием, – ярдов сто пятьдесят.

Следующее, что привлекло к себе его внимание, – это автомобиль Райнемана – один из тех, которые заметил он во время длительной поездки из K.aca-Росады, когда проверялось снова и снова, нет ли хвоста. Машина была припаркована напротив сооруженного в итальянском стиле здания из светлого кирпича. К строению примыкали с обеих сторон широкие ворота. Дэвид предположил, что сразу же от ворот тянутся бетонированные дорожки, которые ведут к каменной или сетчатой ограде, возведенной между задней дверью этого здания и террасой у задней стены дома Леона. Заблуждаться на сей счет он не мог: все так примерно и должно было быть. И охранники Райнемана расставлены тут таким образом, чтобы каждый, кто входил бы в ворота или выходил из них, попадал в их поле зрения.

И тут Сполдинг вспомнил и доносившиеся из холла и кухни потрескивание от статических разрядов, то и дело нарушавших в рациях нормальный звуковой фон, и непрестанное повторение цифр, произносимых на немецком языке. Те же, у кого были рации, имели при себе и оружие. Подумав об этом, Дэвид сунул руку под пиджак и вытащил из кобуры «беретту». Зная точно, что обойма полностью снаряжена, он снял предохранитель и, засунув пистолет за пояс, пошел через улицу к автомобилю.

Но перейти ее не успел. Сзади, у него за спиной, послышался неожиданно шум подъезжающей машины. Бежать было поздно, на то, чтобы принять решение – все равно какое, хорошее или плохое, – времени также не оставалось. Рука сама потянулась к поясу. Не зная толком, что его ждет, он попытался придать себе беззаботный, беспечный вид.

– Быстрее в машину, чертов болван!

Дэвид был поражен, услышав голос.

За рулем небольшого двухместного «рено» сидела Лэсли Хоуквуд. Она наклонилась и распахнула дверцу, которую Дэвид тут же поймал. Еще не оправившись от потрясения, он подумал о том, что охранник или охранники Райнемана, находившиеся в каких-то ста ярдах от них, могли их услышать. На обеих сторонах улицы не было и дюжины прохожих. И поэтому любые посторонние звуки не могли не насторожить людей Райнемана.

Сполдинг не мешкая юркнул в машину и, схватив левой рукой Лэсли за правую ногу чуть выше колена, резко надавил на болевые точки.

– Жми задним ходом до того перекрестка. Проделай это как можно тише. А затем поверни налево, вон на ту улицу, – произнес Дэвид негромко, но твердо.

– Убери руку! Ну...

– Давай, как сказано, или я выбью коленную чашечку! Поскольку «рено» этой модели представляла собой небольшую машину, не было необходимости использовать задний ход. Зная это, Лэсли крутанула решительно руль, и машина тотчас развернулась.

– Не гони так! – скомандовал Сполдинг, устремив взгляд на автомобиль Райнемана. Он заметил там чью-то голову. Потом ему показалось, что в машине было все же два человека, а не один, как он подумал сперва. Разглядеть что-либо получше Дэвид не успел, так как объект его наблюдения вскоре исчез из поля зрения.

Дэвид убрал руку с ноги девушки. Она, сжав плечи от боли, приподняла слегка ногу. Сполдинг схватил тем временем руль и перевел коробку скоростей на нейтральный ход. Проехав по инерции еще какое-то расстояние, машина остановилась у тротуара неподалеку от перекрестка.

– Ублюдок! Ты чуть не сломал мне ногу! – В глазах Лэсли стояли слезы, вызванные испытанными ею физическими муками, но никак не чувством обиды. Хотя все у нее внутри кипело от гнева, она не стала кричать. И это сказало Дэвиду кое-что такое о Лэсли, чего раньше он не знал.

– Я сломаю тебе не одну только ногу, если ты не скажешь мне, что делаешь здесь! Много ли тут вас? Я уже видел одного из ваших. И хотел бы знать, сколько их еще.

Она резко вздернула голову. Ее длинные волосы откинулись назад, – глаза смотрели с вызовом.

– Уж не думал ли ты, что мы не разыщем его?

– Кого?

– Твоего ученого. Этого Леона! Так знай же, мы нашли его!

– Лэсли, скажи, ради Бога, чем ты занимаешься?

– Пытаюсь помешать кое-кому!

– Кому же именно?

– Тебе! Альтмюллеру! Райнеману! Компании «Кенинг»! Этим свиньям из Вашингтона!.. И еще – «Пенемюнде»!.. Мы не дадим свершиться тому, что надумали вы. Тебе никто не станет больше верить. «Тортугасу» – конец!

Опять все то же таинственное имя – Альтмюллер. И вновь упомянут «Тортугас»... Однако о «Кенинге» он слышит впервые. Каким образом данная фирма связана с этим делом?.. Все слова, слова... И названия... одни из них говорят о чем-то, другие же – нет. Света в конце туннеля все еще не видать.

Однако времени у него нет!

Сполдинг повернул грубо девушку к себе, схватил ее за волосы и, намотав их на руку, пальцами другой руки коснулся ее горла прямо под челюстью. А затем начал тыкать ими быстро и резко, с каждым разом все сильнее.

Чего только не приходится делать! И как противно все это!

– Тебе захотелось поиграть в эту игру, так играй же! И не вздумай молчать! Говори, что происходит? Сейчас, в этот самый момент?

Извиваясь, колотя его руками и ногами, Лэсли пыталась вырваться, но безуспешно. Он лишь еще энергичнее вонзал пальцы в горло девушки. Ее глаза расширились и, казалось, полезли на лоб.

– Расскажи все, Лэсли! – продолжал требовать Дэвид. – Если ты и дальше станешь упорствовать, мне придется тебя убить. У меня же нет выбора! Но я не хочу этого... Не хочу!.. Ради Бога, не вынуждай меня поступать так с тобой!

Девушка упала. Тело ее обмякло, но сознание она не потеряла. Судорожно дергая головой то вперед, то назад, Лэсли глухо разрыдалась. Отпустив свою бывшую подругу, он коснулся осторожно ее лица. Она открыла глаза.

– Не трогай меня! Не прикасайся!.. О Боже!.. Боже мой!.. – сипела Лэсли, поскольку кричать не могла. – Дом... Мы собираемся проникнуть в один дом... Чтобы убить этого ученого... Убить людей Райнемана...

Сполдинг, не дав ей договорить, сжал руку в кулак. Короткий, сильный удар в челюсть, и она потеряла сознание.

Он достаточно уже слышал. Пора было действовать: время не ждет.

Уложив Лэсли на короткое переднее сиденье, Дэвид сунул себе в карман ключи зажигания, проверил быстренько содержимое ее сумочки и, не обнаружив ничего интересного, вышел из машины. Плотно закрыв за собой дверцу, он осмотрелся по сторонам. По улице, за несколько домов от него, шла влюбленная парочка. В самом конце квартала стоял автомобиль. Из распахнутого окна на втором этаже высившегося напротив здания доносилась музыка.

И это – все. В Сан-Тельмо, как всегда, – мир и покой.

Не добежав несколько ярдов до Терраса-Амариллы, Сполдинг умерил шаг и, завернув за угол, двинулся вдоль железной решетки, ругая в душе на чем свет стоит уличные фонари. Черные прутья ограды не мешали ему наблюдать за машиной Райнемана, до которой оставалось уже меньше ста ярдов. Он рассчитывал снова увидеть силуэты двух человек, которые только что, каких-то несколько минут назад, сидели на переднем сиденье. Но не смог никого разглядеть. Никто не шевелился, не двигал плечами. И не мерцали огоньки сигарет.

В общем, ничего, что могло бы привлечь внимание.

Однако, спустя какое-то время, он обнаружил, что в машине все же находилось что-то, проглядывавшее сквозь нижнюю половину левого окна.

Пройдя до конца ограды, Дэвид зашел за нее и осторожно, держась за рукоятку торчавшего за поясом пистолета, стал красться к машине, прикидывая на глаз, сколько еще до нее остается... Семьдесят ярдов... Шестьдесят... Сорок пять...

Видневшаяся за окном темная тень не шелохнулась.

Тридцать пять... Тридцать... Сполдинг вытащил из-за пояса пистолет, чтобы в случае необходимости сразу же открыть из него огонь.

Но все было тихо. Ничто не угрожало ему.

Он понял это, как только смог получше разглядеть привлекший к себе его внимание предмет, оказавшийся в действительности чьей-то головой, упершейся в оконное стекло. Головой, свернутой набок и застывшей в недвижности.

Находившийся в черном автомобиле человек был мертв.

Дэвид, пригнувшись с «береттой» у плеча, бегом преодолел отделявшее его от машины расстояние и, прячась за багажником, прислушался, чтобы выяснить, есть ли кто там живой. Но не уловил ни единого звука. Даже шороха не было слышно.

Вокруг – ни души в этот час. И в целом царило безмолвие: ночную тишь мало что нарушало. Из сотен освещенных окон долетали до Сполдинга лишь неясные, приглушенные голоса. Лязгнула чуть слышно дверная щеколда, тявкнула негромко собачонка, и откуда-то издали донесся детский плач, Только-то и всего.

Убедившись, что опасаться ему нечего, Сполдинг приподнялся и заглянул в заднее окно автомобиля.

На спинке переднего сиденья повисло тело второго человека. Свет от уличных фонарей освещал лишь его плечи. Одежда порвана. Все вокруг забрызгано кровью.

Сполдинг проскользнул вдоль машины к правой передней дверце. Окно у нее было открыто. То, что увидел Дэвид, взглянув в него, любого повергло бы в шок.

Ситуация не из приятных: человека за рулем застрелили в голову, его напарника зарезали.

На полу, под приборной доской, валялась вдребезги разбитая рация, хранившаяся дотоле в продолговатом кожаном футляре.

Кровавая драма разыгралась, скорее всего, в течение последних пяти-шести минут, подумал Дэвид. В тот самый момент, когда некие люди, вооруженные пистолетами с глушителем и длинными ножами, подкрадывались незаметно к охранникам Райнемана, Лэсли Хоуквуд разъезжала в своем «рено» по улице, чтобы перехватить его, старинного своего дружка, коль скоро тот появится тут вдруг.

Сполдинг предположил, что, как только кровавое дело было закончено, люди с ножами и пистолетами перебежали не мешкая улицу и, проскользнув в ворота у здания в итальянском стиле, оказались во дворике, откуда уже рукой подать до дома Леона. Перебежали через улицу, уже не таясь и не тревожась, что кто-то подаст сигнал тревоги, поскольку знали, что рация, которую они только что вывели из строя, была сегодняшней ночью единственным средством связи между находившимися в доме номер пятнадцать по улице Терраса-Верде и окружением Райнемана.

Сполдинг открыл дверцу машины, поднял стекло в правом переднем окне и убрал безжизненное тело со спинки сиденья. Затем закрыл дверцу. Хотя спрятать трупы он, конечно, не мог, все же теперь, чтобы заметить их, нужно было чуть ли не вплотную подойти к автомобилю. Он не желал переполоха на улице, – это было бы сейчас ни к чему, – и поэтому, будучи в силах предотвратить его на какое-то время, сделал все, что зависело от него.

Дэвид посмотрел через улицу на ворота по обе стороны кирпичного здания. Те, что находились слева, были слегка приоткрыты. Он добежал до них и осторожно, стараясь ничего не касаться, протиснулся в щель между створками. В прижатой к боку руке лежал пистолет, нацеленный дулом вперед. Как и предполагал он, прямо от ворот шла бетонированная дорожка, которая, обогнув дом, заканчивалась у некоего подобия миниатюрного патио, обнесенного с трех сторон высокой кирпичной стеной.

Сполдинг, бесшумно ступая, прошел быстрым шагом до патио и вмиг осмотрел его. Между крохотными газонами и цветочными клумбами были проложены вымощенные плиткой узкие дорожки. Гипсовые скульптуры, призванные украсить дворик, сияли при свете луны. Ползучие растения обвивали кирпичную стену.

Взглянув на ограду, Дэвид сразу же определил ее высоту: семь футов, может, семь с половиной. Толщина – восемь-десять дюймов, в общем, стандартная. Затем, присмотревшись повнимательней, он пришел к заключению, что стена сравнительно новая, возведена лишь несколько лет назад, и на вид достаточно крепкая. Но что бы там ни было, больше всего он не доверял стенам именно данного типа. В 1942 году одна из них высотой в девять футов рухнула под ним, когда он перелезал через нее. Это произошло в Сан-Себастьяне. А месяцем позже, как ни странно, ситуация повторилась, и он лишь чудом остался в живых.

Поставив в целях безопасности предохранитель на место, Сполдинг вернул «беретту» в наплечную кобуру. Потом, наклонившись, потер ладонями о сухую землю у края бетонированной дорожки, чтобы удалить с них следы пота, сколь бы незначительны они ни были. Завершив эту процедуру, он выпрямился и подбежал к кирпичной стене. Ловкий прыжок, и он уже наверху. Лежа тихо вниз животом на узкой стене, Сполдинг, чтобы не свалиться, держался руками за обе ее стороны. Его недвижное тело словно срослось на короткое время с кирпичной кладкой. Лицо, однако, было повернуто в сторону террасы у задней стены дома Леона. В этом положении он оставался несколько секунд, прислушиваясь и всматриваясь в темноту.

Задняя дверь квартиры Леона была закрыта, на кухне темно, занавески на окнах плотно задернуты. И ни звука оттуда.

Спрыгнув со стены, Дэвид вытащил пистолет и, подбежав к дому, прижался спиной к белой оштукатуренной стене. Затем начал подбираться боком к двери на кухню. Приблизившись к ней, он обнаружил, к своему удивлению, что в действительности дверь не была закрыта, и тут же понял почему. Внизу, у самого пола, он заметил едва различимую из-за темноты в комнате за дверью чью-то руку, уцепившуюся за косяк. Пальцы – пальцы мертвого человека – были раздавлены.

Подойдя к самой двери, Сполдинг стал толкать ее с силой. Щель расширилась. Сперва – до одного дюйма, а затем и до Двух. И только. Мертвое тело продолжало удерживать деревянную дверь. Но Дэвид, хотя и почувствовал вызванную напряжением резкую боль в локте, не сдавался.

Проем, пусть и медленно, продолжал увеличиваться... Три Дюйма, четыре, пять... И, наконец, целый фут.

Теперь уже можно было расслышать – правда, с трудом – голоса находившихся в доме людей. Разговаривали мужчины. Возбужденно, на повышенных тонах. Но о чем говорили они, не разобрать.

Еще раз толкнув изо всей силы дверь, следя при этом, однако, за тем, чтобы произвести как можно меньше шума, Сполдинг сдвинул все же с места труп. Теперь уже ничто не мешало ему пройти в дом. Дэвид перешагнул через мертвое тело охранника Райнемана и, очутившись на кухне, увидел на полуразбитую рацию, а рядом с ней – продолговатый кожаный футляр. Но задерживаться здесь не стал. Закрыв за собой тихо дверь, он двинулся дальше.

Голоса доносились из гостиной. Дэвид, направившись прямо туда, осторожно крался вдоль стены. Пистолет он держал наготове, со снятым предохранителем, чтобы в любое мгновение пустить оружие в ход.

Но, еще не доходя до гостиной, он заглянул в буфетную, оказавшуюся у него на пути. На западной стене этой крохотной каморки, чуть ли не под самым потолком, находилось единственное в этом помещении окно. Лунный свет, пробиваясь сквозь цветное стекло, давно уже ставшее обыденной вещью, окрашивал комнату в жуткие, леденящие душу тона. Внизу, на полу, лежал второй охранник Райнемана. Дэвид не смог определить, как убили его. Покойник лежал в неестественной, скрюченной позе. Возможно, он был сражен пулей из мелкокалиберного пистолета. Из пистолета с глушителем. Если так, то все прошло тихо и незаметно: стреляет такой пистолет практически бесшумно. Дэвид почувствовал, как у него при мысли об этом взмокли от пота и лоб, и шея.

Сколько их там? Уж не целый ли взвод?

У Дэвида не было ни малейшего желания вступать сейчас в бой с превосходящими силами противника.

И все же у него были определенные обязательства по отношению к Леону, не считая множества других обязательств, которые он взял на себя. И поэтому он отчетливо сознавал, что скучать в данный момент ему не придется. На то же, чтобы думать о том, что и как будет дальше, у него не хватало духа.

Он был асом в своем деле. Дэвид всегда помнил – и должен был помнить – об этом. И ничуть не сомневался в том, что никто из присутствующих здесь не шел ни в какое сравнение с ним.

Если бы только это имело для кого-нибудь хоть какое-то значение.

Чего только не приходится делать! И как противно все это! Сполдинг заглянул осторожно в гостиную, и то, что увидел он, потрясло его. Впечатление, возможно, усиливалось тем, что он находился в современных апартаментах – в отлично обустроенной квартире со стульями, диванами и столами, предназначенными для цивилизованных людей с цивилизованным родом занятий, – а не где-то еще. Здесь не должно пахнуть смертью. И тем не менее она и тут справила кровавый свой бал. Суровый Джонни и добродушный, глуповатый Хэл лежали на полу. Руки связаны, головы одна от другой на расстоянии нескольких дюймов. От пролитой ими обоими крови на паркетном полу образовалась настоящая лужа. Глаза Джонни с застывшим в них гневом были широко открыты, лицо Хэла, выглядевшее слегка удивленным, хранило умиротворенное выражение, как у человека, обретшего покой.

На диване, неподалеку от них, валялись тела двух охранников Райнемана, которых прирезали, словно они всего-навсего были домашней скотиной.

«Надеюсь, вы знаете, что делаете...»

Эти произнесенные Джонни слова отозвались острой болью в голове Дэвида, и ему захотелось закричать от отчаяния.

В комнате находились и три человека, уже живых, устроивших эту бойню. Их лица были прикрыты такими же нелепыми, гротескными масками из чулок, как и у тех в «десенберге», которых Дэвид едва успел разглядеть, когда находился вместе с Лэсли Хоуквуд высоко в горах Луханы.

Да и как у тех в «десенберге», взорвавшемся и сгоревшем чуть позже в горном районе Колинас-Рохас.

Эти люди, в чьих руках в данный момент не было никакого оружия, стояли напротив вконец измотанного Эжена Леона. Тот же спокойно, не испытывая ни малейшего страха, сидел за столом. Сполдинг, присмотревшись к его глазам, сразу все понял: ученый с готовностью принял бы смерть.

– Думаю, то, что вы видите тут, говорит вам кое о чем! – обратился к Леону мужчина в светло-сером плаще. – Мы не собираемся больше церемониться! Запомните: еще немного, и вы труп!.. Отдайте немедленно нам чертежи!

«О Боже! – подумал Дэвид. – Выходит, он спрятал их!»

– Вам нет никакого смысла упорствовать, уж поверьте мне, – продолжал человек в светло-сером плаще и с ввалившимися глазами, которые Сполдинг так хорошо помнил. – Рассчитывать на пощаду вы сможете только в том случае, если сообщите нам, где они! Сейчас же, сию минуту!

Леон не шелохнулся. Не поворачивая головы, он бросил на человека в плаще холодный взор. Потом встретился глазами с Дэвидом, заглядывавшим в открытую дверь.

– Пишите! – приказал человек в светло-сером плаще.

Самое время начинать, решил Сполдинг.

И с поднятым пистолетом в руке ворвался в гостиную.

– Не вздумайте браться за оружие!.. Это относится и к тебе! – прикрикнул он на человека, который стоял ближе всех к нему. – Повернитесь кругом!

Ничего не соображая от шока, мужчины у стола повиновались. Сделав два шага вперед, Сполдинг уложил одного ударом рукоятки пистолета по черепу.

– Подними этот стул! Сейчас же! – велел он мужчине, стоявшему рядом с человеком в светло-сером плаще, и указал пистолетом на стул с прямой спинкой, находившийся в нескольких футах от стола. – Быстрее, я говорю!

Мужчина подошел к стулу и сделал, как ему было сказано. Выведя, таким образом, и второго противника из строя, Сполдинг произнес:

– Если ты уронишь его, я тебя пристрелю!.. Доктор Леон, заберите у них оружие – пистолеты и ножи. Да побыстрее, пожалуйста.

Дэвид действовал не теряя зря времени. Он сознавал, что для того, чтобы предотвратить перестрелку, необходимо прежде всего использовать фактор внезапности. Застать неприятеля врасплох, нейтрализовать одного или двух человек, мгновенно устранить возникающие на пути к победе препятствия – вот те основные задачи, которые ставил он перед собой.

Леон, поднявшись со стула, первым делом направился к человеку в светло-сером плаще и вытащил из кармана его плаща пистолет. Было ясно, что ученый заметил, куда положил тот свое оружие. Затем Эжен подошел к человеку со стулом в руках и проверил – не безрезультатно – его плащ. Не удовольствовавшись изъятым у него пистолетом, – точно таким же, какой был у мужчины в светло-сером плаще, – физик продолжил обыск. Как оказалось, во внутреннем кармане пиджака находился огромный нож, в наплечной кобуре – короткоствольный револьвер. Сложив свои трофеи на краю стола, Леон занялся третьим противником – тем, который лежал на полу без сознания. Перевернув его, он забрал у него два пистолета и нож с выдвижным лезвием.

– Снять плащи. Ну! – скомандовал Сполдинг двум своим пленникам. Забрав стул у одного из них, стоявшего рядом, он подтолкнул его к человеку в светло-сером плаще. Оба мужчины стали послушно стаскивать с себя плащи, но дела до конца не довели, поскольку Сполдинг приказал им внезапно: – Стойте, как стоите! И не двигайтесь!.. Доктор, принесите, пожалуйста, два стула и поставьте позади них. Леон исполнил распоряжение.

– Садитесь, – велел Сполдинг.

Они сели, как были, – в спущенных с плеч плащах. Сполдинг подошел к ним и резким движением стянул плащи еще дальше – до самых локтей.

Двое мужчин в нелепых масках из чулок сидели теперь с руками, стиснутыми их же собственным одеянием.

Подойдя к ним вплотную, Дэвид наклонился и сорвал с их, лиц шелковые маски. Потом зашел за обеденный стол.

– Ол райт! – сказал он, держа в руке пистолет. – Если я не ошибаюсь, в нашем распоряжении остается минут пятнадцать, по истечении которых здесь начнется черт знает что... У меня между тем имеется к вам ряд вопросов. И я вправе рассчитывать, что вы ответите мне на них.

Глава 36

Сполдинг слушал и не верил своим ушам. Все, о чем говорили ему, было настолько необычно, что никак не укладывалось в его сознании.

Мужчину с ввалившимися глазами звали Ашер Фельд. Он возглавлял одно из подразделений «Хаганы», действующее на территории Соединенных Штатов.

– Операцию... обмен чертежей навигационных приборов на промышленные алмазы... назвали «Тортугас» американцы, – точнее, один американец, – рассказывал Фельд. – Он решил, что сделку следует провернуть на одном из островов, известных под общим названием Драй-Тортугас, однако Берлин в самой категорической форме заявил о своем несогласии с подобными планами. Хотя для сделки было выбрано иное место, тот человек, несмотря ни на что, сохранил за операцией придуманное им условное, кодовое название. Запутавшись в хитросплетениях, связанных со сделкой, не зная толком, что делать, он растерялся. И, находясь в состоянии, близком к паническому, обратился за помощью в «Фэрфакс». Там-то и порекомендовали ему воспользоваться услугами резидента из Лиссабона.

Но это не все. Насколько нам известно, военный департамент подготовил для нью-йоркского отделения компании «Кенинг», работающей на союзные державы, соответствующую документацию, гарантирующую оплату поставок добываемых данным предприятием промышленных алмазов. Человек, о котором я упоминал, закодировал тем же термином «Тортугас» и эти связанные с расчетами бумаги. Его нетрудно понять. Если бы кто-то вздумал вдруг сунуть в них нос, то, встретив непонятное слово «Тортугас», сразу решил бы, что это – условное название одной из осуществляемых «Фэрфаксом» операции. Тех самых, от которых лучше держаться подальше. И, не задавая ненужных вопросов, оставил бы все как есть.

Что же касается самой идеи обмена чертежей гироскопа на промышленные алмазы, то она исходит от «Нахрихтендинст». Уверен, подполковник, вы слышали об этой организации.

Дэвид не ответил. Он решил, что пока ему следует только слушать, что скажут эти люди, а не говорить.

После короткого молчания Фельд продолжил:

– Мы, члены «Хаганы», узнали об этом в Женеве. Нам сообщили там также о довольно необычной встрече. О предстоящей встрече американца по имени Кенделл, специалиста в области финансов, работающего в одной из крупнейших авиастроительных компаний Соединенных Штатов, с неким немецким предпринимателем – гомосексуалистом и вообще типом премерзостным, – которого направил в Швейцарию Франц Альтмюллер – ведущий сотрудник министерства вооружений, занимающий пост Unterstaatssekretar, или помощника министра... Как видите, подполковник, «Хагана» проникла повсюду, включая различные отделы указанного министерства и «Люфтваффе»...

Дэвид молча смотрел на еврея. То, что слышал он, казалось ему невероятным... Неправдоподобным...

– Думаю, вы согласитесь, что подобная встреча и впрямь выходила за рамки привычного. И неудивительно, что она заинтриговала нас. Нам не составило особого труда организовать все таким образом, чтобы иметь возможность записать на пленку разговор обоих представителей противоборствующих лагерей. Ресторан, в котором для них заранее заказали столик, находился на окраине Женевы, в тихом, неприметном уголке, они же оба были в такого рода делах самыми обычными дилетантами.

Так-то вот и узнали мы о сделке, правда, в самых общих чертах. Нам стало известно, что и на что решено обменять и куда в конечном итоге должны попасть чертежи гироскопов, с одной стороны, и промышленные алмазы, с другой. А также о том, что сделка должна состояться в Буэнос-Айресе. Однако конкретное место, где завершится операция, во время встречи не назвали.

Знать же это было чрезвычайно важно. Буэнос-Айрес – город-гигант. Под стать ему и раскинувшийся на многие мили порт. Поэтому, естественно, мы задались вопросом, где же именно на этой огромной территории, вмещающей в себя и ровные участки земли, и холмы, и открытые водные пространства, будет в конечном итоге совершен пресловутый обмен.

А затем, не стану скрывать, мы получили сообщение из «Фэрфакса». В нем говорилось об отзыве из Лиссабона американского резидента. Шаг экстраординарный. Так поступают исключительно редко, только в самых крайних случаях. И надо сказать, тот, кто решился на это, сделал правильный ход. Сами посудите, в его распоряжение поступал лучший в Европе специалист по созданию агентурной сети, свободно владеющий немецким и испанским, отлично разбирающийся в чертежах. В общем, выбор вполне логичный. Или вы, может быть, не согласны?

Дэвид хотел было ответить ему, но так ничего и не сказал. То, что он слышал, повергло его в странное, близкое к шоку состояние. С головой творилось черт знает что. Одна за другой вспыхивали ослепительно яркие молнии, сопровождаемые оглушительными раскатами грома... Обладавшими столь же чудовищной разрушительной силой, как и доносившиеся до него слова... Все, что смог он, это лишь кивнуть: язык не повиновался ему.

Бросив на Сполдинга пристальный взгляд, Фельд продолжил свой рассказ:

– В Нью-Йорке я объяснил вам, хотя и вкратце, что скрывалось за диверсией на аэродроме. То, что произошло тогда на острове Терсейра, – дело рук фанатиков. Горячим, темпераментным испанским евреям было более чем достаточно одного того факта, что, как считали они, человек из Лиссабона, поступившись своей честью, стал одним из соучастников преступной сделки. Поверьте, никто так не радовался тому, что вам удалось уцелеть, как мы, члены американского подразделения «Хаганы». Мы предположили, что вы задержались в Нью-Йорке с одной только целью – чтобы досконально разобраться в системе расчетов, разработанной для буэнос-айресской операции. И, исходя из этого, стали действовать.

И вдруг, совершенно неожиданно, выясняется, что у нас совсем не остается времени. В сообщениях из Йоханнесбурга, переданных нам с непростительно долгой задержкой, говорилось вполне определенно о том, что алмазы уже доставлены в Буэнос-Айрес. И тогда мы сочли необходимым пойти на самые крайние, насильственные меры, включавшие и вашу ликвидацию. Однако убить вас нам не удалось. Этому помешали, как думается мне, люди Райнемана. – Ашер Фельд, помолчав немного, добавил устало: – Остальное вы знаете.

Нет! Остальное он не знал! Ничего не знал!

Какое-то безумие!

Сумасшествие.

То, что было всем, оказалось ничем! А то, что было ничем оказалось всем!

Проведенные в страшном напряжении долгие годы!.. Годы, унесшие жизни многих людей!.. Ужасные ночные кошмары, заставлявшие пробуждаться в холодном поту!.. Убийства, которые он совершал!.. Убийства!.. О Господи!

Ради чего?! Боже мой, ради чего все это?!

– Вы лжете! – Дэвид стукнул кулаком по столу. Металлическая рукоятка пистолета, который он по-прежнему держал в ладони, с такой силой опустилась на деревянную крышку стола, что шум от удара разнесся по всей комнате. – Вы лжете! – воскликнул он в отчаянии, но в голосе его уже ощущалась растерянность. – Из того, что вы говорите, мне ровным счетом ничего не известно! Я прибыл сюда, в Буэнос-Айрес, лишь затем, чтобы купить чертежи гироскопа! Удостовериться в их аутентичности! И затем отправить в центр соответствующую шифровку, чтобы этот сукин сын смог получить на свои швейцарские счета кругленькую сумму! И это все. Больше я ничего не знаю! Совсем ничего! И к тому, что случилось тут, не имею ни малейшего отношения!

– Да... – произнес мягко Ашер Фельд. – Согласен с вами.

Дэвид, вытянув шею, огляделся в смятении, сам не зная зачем. В голове грохотали непрестанно громовые раскаты, ослепительные вспышки молнии перед его глазами вызывали у него острую боль. Он снова увидел недвижные тела на полу, лежавшие в луже крови... И трупы на диване, все в той же крови.

Смерть и сюда заглянула.

Показала, на что способна она.

Весь призрачный мир давно уже сошел со своей орбиты... Тысячи рискованных акций... Боль и страдания... Удары и контрудары... Гибель несчетного числа людей. И новые смерти... Все оказалось бессмысленным. Вокруг – пустота. Совершенно ужасное предательство, – если только и в самом деле это было предательством... Сотни тысяч ни в чем не повинных граждан принесены в жертву за абсолютное ничто.

Он должен остановиться; Должен подумать. Сконцентрировать внимание.

Дэвид посмотрел на измученного, изможденного Эжена Леона с белым, как бумага, лицом.

Он умирает, подумал Сполдинг.

Еще одна смерть.

Он должен сосредоточиться.

О Боже, он должен подумать. Начать с чего-то. И думать, думать.

Сконцентрировав внимание.

А иначе он сойдет с ума.

Дэвид повернулся к Фельду. В его глазах он прочел сострадание. Хотя в них могло бы быть и нечто иное. Могло бы быть, но не было. Не было ничего, кроме сострадания.

И все же это были глаза человека, который убивал с холодной рассудочностью.

Так же, как делал и он, резидент из Лиссабона.

Карая людей.

Но ради чего?

Возникает множество вопросов. Так сосредоточься на них. Слушай, что говорит этот Фельд. Найди ошибку в его рассуждениях. Найди ее... Никогда еще за всю историю мира не было столь острой необходимости обнаружить ошибку, как сейчас!

– Я не верю вам, – произнес Дэвид, стараясь, как никогда в жизни, чтобы голос его звучал убедительно.

– А я думаю, что это не так, – спокойно ответил Фельд. – Эта девушка, Лэсли Хоуквуд, сказала нам, что вы ничего не знаете. В это трудно было поверить... Но сейчас я верю в это.

Дэвид должен был осмыслить услышанное. До него не сразу дошло, о ком идет речь. Имя Лэсли Хоуквуд ему ничего не сказало. Но только в первый момент. Затем у него в голове прояснилось. И он ощутил в сердце боль.

– Каким образом она оказалась вдруг связана с вами? – спросил он едва слышно.

– Герольд Голдсмит – ее дядя. Точнее, дядя ее мужа. Ведь сама она не еврейка.

– Голдсмит? Я впервые слышу о нем... Сконцентрировать внимание! Сосредоточиться и говорить, заранее все продумав.

– Зато его имя известно тысячам евреев. Это он стоял за переговорами, которые вели Барук и Леман. Никто в Америке не сделал так много, как он, чтобы вытащить наших людей из концлагерей... Правда, вначале он не желал иметь с нами дела. И так продолжалось до тех пор, пока сознательные, добрые и сострадательные люди в Вашингтоне, Лондоне и Ватикане не отвернулись от него. Тогда он, придя в ярость, присоединился к нам – назло им. Развернув бурную деятельность. Герольд Голдсмит не ограничился этим и вовлек в наше дело и свою племянницу. Возможно, она чересчур уж драматизирует все, с чем ей приходится сталкиваться. Вместе с тем эта девушка исключительно исполнительна. Добросовестно выполняет все поручения, которые ей дают. Особую ценность для нас представляет то обстоятельство, что она вращается в кругах, закрытых для евреев.

– Почему?

Слушай! Слушай же. Бога ради! Вникай во все! Сконцентрируй внимание!

Ашер Фельд не сразу ответил. Взгляд его темных, глубоко сидящих глаз омрачился сквозившей в них холодной ненавистью.

– Она встречалась с десятками... а может, и с сотнями... людей, с которыми Герольд Голдсмит порвал отношения. Разглядывала вместе с ними их фотографии, слушала, что говорили они. Уже этого одного было бы для нас вполне достаточно. В общем, она знает свое дело.

К Дэвиду начала наконец возвращаться способность судить обо всем холодно и трезво. И это – благодаря Лэсли. Упоминание о ней явилось тем живительным средством, которое помогло ему вырваться из полубезумного состояния. Однако вопросы, возникшие у него, так и оставались вопросами.

И он, решив уточнить кое-что, произнес:

– Я не стану, конечно, отрицать того факта, что Райнеман купил чертежи...

– О, хватит! – прервал его Фельд. – Вы были резидентом в Лиссабоне. И вероятно, не забыли еще о том, что ни одному из ваших агентов – даже лучшим из лучших – так и не удалось проникнуть в Пенемюнде. Отказалось от попыток внедриться туда и немецкое подполье. Или это не так?

– Никто никогда не отказывался от этого. Ни те, ни другие. И немецкое подполье участвует в этой операции самым непосредственным образом! – возразил Дэвид и тут же подумал, что он допустил промах, сказав о том, о чем не следовало бы говорить.

– Если бы это действительно было так, – сказал Фельд, кивнув в сторону лежавших на диване двух мертвых тел, принадлежавших немецким охранникам Райнемана, – то и эти люди являлись бы членами одной из подпольных организаций. И тогда они были бы живы. Вы же знаете, Лиссабонец, «Хагану». Мы не убиваем подпольщиков.

Сполдинг смотрел на говорившего ровным тоном еврея и думал о том, что тот, пожалуй, прав.

– Однажды вечером, находясь на Паране, я обнаружил, что за мной следят, – сказал торопливо Дэвид, пытаясь докопаться до истины. – Потом меня избили... Когда же мне удалось взглянуть на удостоверения личности своих преследователей, то оказалось, что это гестаповцы!

– Нет, все вовсе не так. Это были наши люди, члены «Хаганы», – ответил Фельд. – Гестапо – лучшее наше прикрытие. Если бы они и в самом деле были гестаповцами, то знали бы примерно, в чем заключаются ваши функции... И, зная это, неужели они оставили бы вас в живых?

Сполдинг хотел возразить своему оппоненту. Гестаповцы не решились бы убить кого-либо на территории нейтрального государства. Во всяком случае, имея при себе удостоверения личности. Но затем он понял абсурдность своей логики. Буэнос-Айрес – это не Лиссабон. Конечно, они убили бы его.

Ему припомнились слова Генриха Штольца: «Мы выясняли это в самых высших инстанциях... Никаких гестаповцев здесь нет... Это исключается...»

И вслед за ними – прозвучавшая несколько странно, не к месту, апологетическая по сути своей, фраза: «Расистские теории Розенберга и Гитлера разделяют далеко не все... Главное тут – экономика...»

Попытка оправдать то, что нельзя оправдать, исходила не от кого-то еще, а от человека, который, как можно было подумать, был предан не Третьему рейху, а Эриху Райнеману. Еврею.

Потом пришли на ум слова Бобби Балларда: «Он из тех, кто верит... Я принимал его за типичнейшего представителя юнкерства...»

– О Боже! – тяжело вздохнул Дэвид.

– Парадом командуете вы, подполковник. И вам принимать решение. Не зная, какой вы сделаете выбор, я прямо скажу: мы готовы умереть. Констатирую это как факт, а не для того, чтобы показать, какие мы герои.

Сполдинг стоял сам не свой.

– Вы понимаете, что значит все это? – негромко и с сомнением в голосе произнес он немного погодя.

– Да, мы понимаем, – ответил Фельд. – Понимаем с того самого дня, как ваш Уолтер Кенделл встретился в Женеве с Иоганном Дитрихтом.

Дэвида словно током ударило.

– С Иоганном... Дитрихтом?

– Да, с беспутным наследником «Дитрихт фабрикен», этой империи Дитрихтов.

– И.Д. – прошептал Сполдинг, вспоминая мятые желтые листки, обнаруженные им в столе нью-йоркского офиса Уолтера Кенделла. Женские груди, мужские половые органы, свастики... Грязные, нервные завитки, выведенные рукой грязного, нервного человека. – Иоганн Дитрихт... И.Д.

– Альтмюллер убрал его. И весьма ловко – так, чтобы никто ничего не заподозрил...

– Но зачем?

– По-видимому, считаем мы, Альтмюллер опасался, что его «поверенный» возьмет да и сболтнет вдруг кому-то и о своей миссии в Женеве, и о том, что он, формально представляя на переговорах министерство вооружений, в действительности выполнял распоряжение верховного командования. Дитрихт занимался связанными со сделкой делами лишь до тех пор, пока не была достигнута договоренность о завершении операции в Буэнос-Айресе, где заправлять всем должен был уже Райнеман. Ликвидировав Дитрихта, верховное командование устраняло ненужного свидетеля.

Страницы: «« ... 2021222324252627 »»

Читать бесплатно другие книги:

И веселое ж место – Берендеево царство. Стоит тут славный град Сволочь на реке Сволочь, в просторечи...
«А вот любопытно, жилось ли когда-нибудь сладко русскому домовому? Ой, нет… Разве что до Крещения Ру...
Эта книга – о возникновении и разрушении далайна – мира, который создал Творец, старик Тэнгэр, устав...
Эта книга – весьма необычна. Это фантастический роман, который в то же время являет собой и историче...
Ему был нужен штаб: знатное офицерье, столетиями ведущее войну чужими руками, войну не ясно с кем и ...
Лук и копье с каменным наконечником – надежное оружие в привычных руках воинов и охотников из челове...