Русь против варягов. «Бич Божий» Елисеев Михаил

Глава 2. Варяг на киевском троне

Вещий Олег является одним из наиболее таинственных и легендарных персонажей раннего периода истории Киевской Руси. Судьба князя по прозвищу Вещий словно напрямую списана с древнегреческих трагедий. Он испытал в этой жизни все: добился воинской славы, сосредоточил в своих руках неведомое доселе русским князьям могущество, стал обладателем несметных богатств и заметно расширил границы государства. Олег поставил на колени две самые могущественные державы эпохи. И потерял все в тот момент, когда меньше всего мог этого ожидать. Стал жертвой обмана со стороны тех людей, которым доверял. Все рухнуло в одночасье, и он вернулся к тому, с чего начал. А викинг владеет всю жизнь лишь одним – мечом. Пожалуй, что он и стал тем самым последним богатством, которое осталось у некогда всемогущего киевского князя.

Фигура Вещего Олега стала в русской истории куда большей загадкой, чем личность самого Рюрика. Имя князя со временем хронисты окутали плотной завесой тайны. Вокруг него понакрутили массу загадок, наделали кучу «открытий» и накроили вагон «теорий». Сказка смешалась с былью, а явь стала легендой. Закрутили так, что князь стал больше легендой, чем живым человеком. Короче, стал Вещий Олег «символом». То есть фикцией, фантомом. Считается, что случилось все это лишь потому, что о Вещем Олеге слишком мало сохранилось известий. Возможно, это так. Но, с другой стороны, упоминаний о нем в летописи гораздо больше, чем о том же самом Рюрике, и не меньше, чем о князе Игоре. Неразбериха и путаница начались с того момента, когда попытались притянуть Игоря за уши к Рюрику и для этого решили использовать фигуру Олега. Как своеобразный буфер. Понятно, что ничего хорошего из этого не вышло. Однако это стало началом фальсификации. Вещий Олег стал заложником той ситуации, когда возникла необходимость показать преемственность от Рюрика к Игорю. Счастливую семью. Где между престарелым папашей и малолетним сынком должна стоять счастливая фигура благородного дядьки опекуна, трепетно оберегавшего хрупкую и ненадежную линию преемственности власти. Этакий добрый дядька, с бородою и усами. Волхв, волшебник Мерлин, который, выполнив свою трудную задачу, добровольно передал всю полноту власти и бразды правления законному молодому правителю. А сам после этого незаметно исчез, испарился или в крайнем случае скоропостижно скончался.

Все то, что плохо стыковалось, попытались затереть славословием и словоблудием. Позже добавили волхование и занятие чудесами, чтобы хоть как-то отвлечь читателя от явных нестыковок и пояснить непонятные поступки Олега. Или те действия, которые приписывали ему. Вот и получилась несуразица, да такая, что порой кажется, будто вся фигура Вещего Олега это и есть сказка. А его самого, князя кудесника, никогда в действительности и не существовало. Однако это не так. Даже по тем немногочисленным сведениям, дошедшим до нас, пусть и в несколько искаженном свете, мы можем составить себе портрет одного из первых правителей, внесшего заметный вклад в историю государства Российского.

Но довольно преамбул.

Кем же на самом деле был этот киевский князь, чье имя стало легендой?

Чтобы понять, надо обратиться к истокам.

В одной из своих книг мы уже говорили о происхождении Олега, но здесь нам просто необходимо будет немного повториться, чтобы и читателю было понятно, о чем идет речь. В этот раз мы пойдем немного дальше.

Итак, главный вопрос, как и в истории с Рюриком, можно сформулировать так: к какой нации принадлежал легендарный князь?

Практически все летописные сведения, дошедшие до нас, на редкость единодушны. Они сообщают нам о том, что новгородский князь Рюрик и Олег находились в родственных отношениях. Это действительно важно.

Родство. Это отвечает на многие вопросы и помогает лучше понять ситуацию. Для начала приведем цитату из работы известного историка О. Рапова, в которой обобщается большинство летописных известий по интересующему нас вопросу.

«Большинство летописей называет его родственником Рюрика, Воскресенская и некоторые другие летописи – племянником Рюрика, Иоакимовская – шурином Рюрика (то есть брат одной из Рюриковых жен), князем урманским, мудрым и храбрым, Новгородская первая летопись младшего извода – просто воеводой князь Игоря Рюриковича. В Повести временных лет под 879 год сообщается, что Рюрик, умирая, передал свое княжество родичу Олегу, а также отдал ему на руки сына Игоря, ибо тот был еще очень мал» (О. Рапов).

Добавим, что, согласно В.Н. Татищеву, который ссылается на Нестора, Олег – Рюриков свойственник. В раскольничьей летописи – вуй Игоря, т. е. брат его матери. Однако Татищев делает здесь любопытную пометку: «По сему видно, что сочинитель жития Олегова Иоакимову историю читал, да баснею о ее роде и браке исказил».

В «Прологе» под 11 мая Вещий князь назван дядей Игорю, что точно обозначало в древности только брата отца.

На первый взгляд, во всей этой мешанине мнений и фактов, собранных по различным источникам, присутствует какая-то чехарда. Но если чуть внимательнее приглядеться к тем известиям, которые сообщают нам письменные источники, то мы увидим, что той завесы тайны, которой окутывают Олега различные деятели от истории, нет. Вопросы возникают лишь тогда, когда речь заходит о последних годах жизни Олега, а до этого весь его жизненный путь достаточно четко отслеживается русскими летописцами. Если отбросить в сторону сказки про его маленького племянника Игоря, то все поступки князя становятся понятны и объяснимы. Тех сведений, которые сообщают летописи, для этого вполне достаточно.

Давайте выстроим всю эту информацию в понятном и удобоваримом для нас порядке. Тогда она даст ответы на все вопросы, не оставив места для сомнений.

Как мы помним, варяжский князь Рюрик, изнемогающий в неравной борьбе со своими свободолюбивыми подданными, нуждался в усилении и пополнении своей дружины. На братьев Рюрик мог рассчитывать лишь до определенной степени. Ведь если он ослабеет, то они с радостью займут его место, его трон и его земли.

Мысль о том, чтобы породниться с кем-то из славянских вельмож, даже не приходила Рюрику в голову. Возможно, после убийства Вадима он вообще опасался славянской элиты. Но союзник, притом союзник крепкий, был ему нужен. А также люди в качестве надежного пополнения истраченного в боях военного ресурса. Иначе не удержаться на троне.

Где он мог найти такого союзника?

Только там, откуда пришел, и там, где люди жили по тем же самым волчьим законам. Такие же хищники, как и он сам.

А какой способ скрепляет союз надежнее всего?

Ответ простой. Свадьба. И Рюрик нашел себе выгодную с любой точки зрения пассию. Это, как вы помните, была Ефанда, дочь короля урманского, то есть норвежского. У Татищева немного иная трактовка. Но и он, ни капли не сомневаясь, именует будущего киевского князя не иначе как Олег I, шурин Рюриков, князь урманский, из Швеции. По тем обычаям, которые понятны большинству людей и по сей день, невеста отправилась к месту работы мужа, в славянские земли. Возможно, что для нее это было повышением. Опять же, как и положено приличной жене, она отправилась в страну мужа не одна, а взяв с собой дружину, которой командовал ее ближайший родственник, то есть брат, Олег. Такое не раз случалось в истории, в том числе и русской. Ярослав Мудрый, отдав свою дочь Елизавету за Харальда, тоже отправил с ней в дальние страны отряд умелых бойцов. Причем один из потомков этих воинов стал известен всей читающей публике под именем Айвенго. Но об этом разговор еще впереди. Вернемся к Олегу. Так вот, для него лично такой поворот в жизни был удачей. На славянские земли, обширные и достаточно богатые, зарились многие. Но мало у кого удавалось там закрепиться. Однако Олег шел не как враг, а как родственник. Родственник законного монарха. Так он оказывается в Новгороде.

Вот и все. Круг замкнулся, смотрите сами. Олег, князь урманский, брат Ефанды, шурин Рюрика. Его родственник и воевода его дружины. Но если при этом на мгновение допустить, что Игорь законный сын Рюрика, то тогда Олег приходится ему дядей или, как в Раскольничей летописи, вуй Игоря, т. е. брат его матери.

Заметьте, как все сошлось воедино. Летописи знали, о чем и о ком вели речь. Поэтому совершенно непонятно, почему до сих самых пор идет разговор о том, кто же по национальности этот самый загадочный Вещий Олег: славянин или норманн. Некоторые светлые умы додумались до того, чтобы причислить его к древлянскому племени, что само по себе уже забавно. Особенно учитывая финансовые отношения князя с древлянами и изнуряющую налоговую политику Олега по отношению к ним.

Летопись четко определила и зафиксировала национальность перенявшего из рук умирающего Рюрика власть новгородского князя. Поэтому надо ей доверять, а не упражняться в прозорливости по поводу фальсификаций. Ведь дальнейшее поведение Олега наглядно покажет, к какому народу он принадлежал.

Итак, Рюрик приказал долго жить, и вся полнота власти перешла безраздельно к Олегу. Больше передавать ее было просто некому, сказки про малолетнего сына Игоря мы оставим в стороне. Тем более что совсем скоро на страницах нашей книге появится и он. Но обо всем по порядку.

Олег в отличие от Рюрика, как мы помним, муж мудрый и храбрый. Ключевое слово здесь – мудрый. Поэтому Олег не ищет деловых альянсов за морем. Он изначально понимает, что теперь его дом здесь. Здесь ему жить, здесь править, а значит, ему и поддержка нужна из представителей местной знати. Таким образом, Олег первым идет на сближение со славянами. Он заключает брак, который поможет ему тверже сидеть на престоле. И для этого новые викинги ему в Новгороде не нужны. У него сейчас и своих работников ножа и топора, жадных до крови и славы с избытком.

Однозначно, что такой альянс повышает авторитет князя в глазах местных аборигенов. Теперь, когда Вещий породнился со славянами, когда закончились репрессии, которыми был столь славен Рюрик, всем можно вздохнуть спокойно. И жить в мире, который сулила эта свадьба. Но, даже идя на этот шаг, Олег в отличие от Рюрика поступает куда более мудро. Себе в жены он берет не кого-нибудь, а внучку самого Гостомысла. У Иоакима сказано, что Ольга-Прекраса не простого звания, а из Гостомыслова рода. Но тут тень на плетень наводит Татищев. В примечании он уточняет, что будущая княгиня Ольга была внучка Гостомысла и родилась от его старшей дочери где-то под Изборском. В этом случае мы наблюдаем небольшую путаницу, которую давайте немедленно и распутаем. Как вы понимаете, Ольга никак не могла быть Гостомыслу внучкой и при этом женой будущего князя Игоря. Это невозможно чисто физически, поскольку сам Игорь является правнуком того же Гостомысла. И на ком он тогда, получается, женился? Скорее всего, внучку Гостомысла действительно звали Прекраса, а путаница пошла оттого, что не только Татищев, но и еще несколько источников назвали ее внучкой, а не правнучкой. И понеслось.

Итак, Олег женится на славянской княжне Прекрасе, теперь его фигура сравнима с фигурой Рюрика, если не более значима. Отсюда и его законные права на новгородское княжение. Просто кровь Гостомысла в очередной раз передалась по женской линии. Законность передачи власти не нарушена и оспорена быть не может. Ее воспринимают и варяги по своим канонам, и славяне, исходя из своих законов. Результатом этой женитьбы и стало рождение Ольги. Об этом нам сообщает Пискаревский летописец: «Нецыи же глаголют, яко Ольгова дщери бе Ольга». Типографская летопись данную информацию подтверждает.

Славян этот брак не может не радовать, ибо с ним закончилась война против варягов и наступает долгожданный внутренний мир. В отличие от Рюрика Олег не кровожаден без надобности. К тому же у князя иные, куда более глобальные планы, а для их осуществления ему нужен покой внутри своей державы и объединение славян с варягами.

Авторитет Олега постепенно растет. Князь активен. Вокруг себя он объединяет множество земель. Создается впечатление, что Олег продолжает политику «Сокола»-Рюрика. Но это только на первый взгляд, в действительности Вещий действует гораздо тоньше, умнее. Олег не прет на рожон, вступая с Осколдом в открытый конфликт. Война, где рождаются герои и погибает множество умелых бойцов, ему не нужна. Для саг и легенд это хорошо, для холодной головы расчетливого правителя – нет. Тягаться с Осколдом не просто, но тут киевский князь совершает роковую ошибку. Самую главную в своей жизни, которая этой самой жизни ему и будет стоить. Он принимает христианство. Но и это бы ничего, славяне совершенно терпимы к другой религии, поскольку это личное дело каждого. Однако Осколд решает крестить весь Киев поголовно. А этого принять большинство населения не в силах. Появляется оппозиция. Татищев, рассуждая о данной ситуации, приходит к такому выводу: «Убийство Оскольдово. Довольно вероятно, что крещение тому причиною было; может, киевляне, не желая крещения принять, Олега призвали, а Олегу зависть владения присовокупилась».

Уверовав, что решение Осколда изменить веру по всему государству твердо и неизменно, среди киевской правящей элиты начинает зреть заговор против сбрендившего князя. Вот тут первый раз на сцене и появляются волхвы. Именно они при данном раскладе теряют больше других, точнее говоря, они теряют все: остаются без паствы, без работы, а может быть, и оказываются вне закона. Шутки с Осколдом плохи. Тут на кон уже поставлены жизни служителей культа, а не только вера предков, хотя и это немаловажно. Но изменение веры всем государством – это работа не одного дня. Еще есть время для того, чтобы исправить ситуацию. Вот только своих сил для этого у местных не хватит. К кому им обратиться за помощью, где найти союзника, способного обуздать киевского князя?

А союзник сидит в Новгороде. Он все знает. Он ждет. Вот к нему и потянулись с юга недовольные, прощупывая почву, пытая о намерениях. Следом за ними ко двору Олега тайно спешат официальные посланники из Киева. Они везут уже конкретные предложения. Нужно спешить, нужно договариваться. Центром заговора являются волхвы, но вместе с ними присутствуют и люди из ближайшего окружения Осколда. У них есть власть, деньги, авторитет и, самое главное, неограниченное доверие киевского князя. А оно им очень понадобится. Что же касается Олега, то сейчас он может обещать заговорщикам все, что угодно. Тем более что большая часть из обещаний вполне правдива. Религию менять Вещий не собирается, ибо сам является, как сейчас любят говорить, закоренелым язычником. Прагматичному князю фортелей Осколда не понять. Да и к тому же приятно, когда твои убеждения помогают тебе добраться до нужной цели.

Татищев так и пишет: «Олег был муж мудрый и воин храбрый, слыша от киевлян жалобы на Оскольда и позавидовав области его, пошел с войсками к Киеву».

А позавидовать чему было. Кроме того, что Киев был процветающей столицей сильного славянского княжества, он имел еще очень выгодное расположение. Киев на Юге имел такое же значение для торгового пути «из варяг в греки», как и Новгород на севере. Но Новгород был Олегу уже подчинен, и торговые пути Севера он контролировал. Но путь «из варяг в греки» целиком был намного богаче. Киев обещал богатство, многократно превосходящее все то, что Новгород и Север вообще могли дать. В такой ситуации стоило рискнуть. Тем более что даже в случае проигрыша Олег терял куда меньше, чем киевские подпольщики.

Когда все было готово, Олег, собрав довольно большое по тем временам войско, двинулся в поход. Первой жертвой его амбиций стал Смоленск.

Летописец говорит, что Смоленск Олегу пришлось брать, но, скорее всего, особых усилий для этого прилагать не пришлось. Изначальным Смоленском считается Гнездово, так как археологических слоев до XI века в современном Смоленске не обнаружено. Современный Смоленск начал свое развитие лишь на рубеже X–XI веков.

Первая цель была выбрана не случайно. Это показывает, что Олег хорошо подготовился к войне. Он делал все последовательно, грамотно и уверенно. Его мысли и планы нетрудно проследить.

В районе Гнездово, где проходил путь «из варяг в греки», располагался один из волоков между реками Касплей (левый приток Западной Двины, бассейн Балтийского моря) и Днепром (бассейн Черного моря). Олег не торопясь прибирал к рукам эти ключевые позиции. Они в любом случае ему были нужны.

В VIII–X веках в Гнездове жило немало выходцев из Скандинавии. Именно Гнездово, подтверждая это, дает археологам основную массу находок скандинавских вещей. Со скандинавами Олегу проще было договориться, особенно с позиций силы и тех перспектив, которые новгородский князь мог им предложить. Теперь, когда стратегический волок был ему подконтролен, войско Олега сделало следующий шаг. Это уже была прямая угроза Киеву, прямой вызов Осколду, от которого тот отмахнуться уже не мог.

Олег овладел городом Любеч, охранявшим Киев с севера.

Война между славянским князем Осколдом и варяжским князем Олегом фактически началась с этого момента.

Теперь, когда Олегово войско заняло ключевые рубежи и дорога на юг была открыта, нужно было действовать быстро и решительно. Ждать, когда отреагирует Осколд, было просто самоубийством.

Кто-то другой, например Святослав, стал бы искать счастья в решительной битве прямо у стен Киева. Красиво, мужественно и эффектно. Кто победил, того и город. Олег совсем не таков. Казалось бы, инициатива на его стороне, а он медлит. Казалось бы, надо развивать намеченный успех, а он тянет. Чего-то выжидает, мнется, теряет темп. С кем-то другим все бы окончилось плохо. Но это Олег Вещий: он знает все наперед и на всякий случай у него прибережен козырь в рукаве.

Ничего нового он и в этот раз не придумал. Простое банальное и вероломное политическое убийство с нарушением всех клятв и обязательств. Но если бы Олег не имел союзников среди ближайших доверенных лиц Осколда, то все бы провалилось, даже не начавшись, и тогда варягу с его войском было несдобровать.

Предательство не раз и не два меняло судьбы государств. Много веков историки и летописцы пытались различными способами загладить гадкое ощущение от поступка Олега. В ход шли различные оправдания, но ничего путного из этого так и не вышло. Предательство и измена никогда и ничем оправдаться не могут. Тут спорить не с чем. «Кровь Аскольда и Дира осталась пятном его славы», – подводит итог Н.М. Карамзин. Олег убил Осколда не в припадке гнева, не пылая чувством благородной мести, а хладнокровно и расчетливо. Это не было роковой случайностью, это была подлая западня, хорошо продуманная и прекрасно исполненная. Просто историки, последовав за этими довольно нелепыми и плохо прикрытыми оправданиями и придумками, на которые пустились летописцы, стали сами соревноваться в том, кто же сможет лучше найти смягчающие обстоятельства столь неблаговидного поведения Вещего Олега. Но при этом упустили из виду самое главное: характер Вещего князя, его подход к делу. Именно в ситуации с Осколдом он проявил все свои главные качества, дальше все это, плохое и хорошее, будет лишь повторяться, укладываясь в канву его поведения. В то, чем и характерна его личность. В этом и вам будет нетрудно убедиться.

Итак, интернациональное войско Олега подошло к Киеву, но, как это ни странно, ни он, ни его варяги не рвутся в бой. Их вождь лично предлагает перемирие. Олег предлагает Осколду поговорить и решить дело миром. Понятно, что переговоры могут проходить лишь на нейтральной территории, ибо Олег не настолько глуп, чтобы ехать в Киев. Осколд тоже не мальчик. Ехать одному или даже вдвоем в стан потенциального врага? Нет уж, увольте, всякого на веку насмотрелись. Но окружение киевского князя настаивает. Мало того, приближенные едут с ним, чтобы гарантировать безопасность Осколда. Они уверяют его, что лучше договориться миром, а не лить зазря кровь. Дальше все просто и известно. Выезд на переговоры, засада из отряда верных варягов, и меч под ребро. Все! Война больше не нужна. Вот так, ценой всего лишь одной жизни, Олег покоряет Киев. Одно предательство стоит вероятной утраты жизни сотен отважных бойцов. В этом Вещий весь. Все остальные придумки про Игоря, про варягов Аскольда и Дира, про законность и наследственность всего лишь выдумки. Но всю их нелепость мы уже разбирали детально в другой книге и повторяться не будем. Напомним лишь, что эту же версию подтверждает и Татищев в своем труде: «Блаженный же Осколд предан киевлянами и убит был и погребен на горе, там, где стояла церковь Святого Николая, но Святослав разрушил ее, как говорят».

«А где же тогда Игорь, позвольте спросить?» – удивленно задвигает бровями любознательный читатель. Не переживайте, про него не забыли. Сейчас появится и он.

Войска Олега занимают Киев. Теперь уже дело местных соратников по борьбе, чтобы все прошло тихо и без вспыхнувших в городе мятежей. В этот раз победители не собираются ни грабить горожан, ни обижать их, в отличие от «Сокола»-Рюрика. Они пришли здесь жить. Дальше все идет по накатанной. Все договора, даже те, что уже скреплены кровью Осколда, должны подтверждаться чем-то еще. Чем? Олег женат. Сыновей у него нет, но есть дочь. Вот ее брак с сыном кого-то из влиятельных местных нобилей, активно сотрудничающих с Олегом, и должен навечно скрепить содеянное злодеяние. Этим сыном и является пока еще малолетний Игорь. Князь славянский. Именно от него, а не от залетевшего на огонек «Сокола» и пошла в будущем вся династия, известная нам под странным названием Рюриковичи. Олег добился своего. Он знает, что теперь и его дочь, и его внук будут законно править Киевом. Он для этого сделал все.

Все довольны. Олег правит на законных правах, как и в Новгороде. Повода к бунту нет, ибо обиженных и недовольных или не осталось, или они понимают, что их вождь мертв и теперь что-то исправлять уже поздно. Теперь лучше приспосабливаться. К тому же Олег любит широкие картинные жесты, которые понимает и уважает толпа или, если хотите, простой люд. Вещий со всеми подобающими почестями хоронит коварно убитого им князя, выказывая тем самым ему глубокое уважение. Этот поступок как бы подводит черту под войной Севера и Юга. Князь Осколд в могиле. Репрессий не предвидится. Вера осталась. Теперь мы одна семья. Гонений не будет ни для христиан, ни для сторонников погибшего князя. Олег совсем не реформатор. Он за стабильность и богатство.

«Да будет Киев матерью городов русских», – объявил Олег, удобно расположившись в городе со своей дружиной. Это заявление должно было тоже успокоить киевлян, ибо они как были, так и остались столицей и не будут подчиняться Новгороду. Что было бы вполне естественно. Но для Олега Новгород уже прошедший этап. Сейчас он стал князем киевским и тем самым объединил два основных центра восточных славян. Правда, северный, так сказать, родной, оказался в подчиненном положении, хоть и на правах победителя. Вот так бывает. Мало того, одним из первых своих декретов новый киевский князь тут же обложил свои бывшие владения налогом. Он обязал Новгород давать ежегодно 300 гривен на содержание его варяжской дружины. Олег никогда ничего не забывал, особенно когда дело касалось денег. А сумма эта по тем временам немалая. Но Вещий – хваткий борец за денежные знаки. У него все просчитано и задокументировано. Копейка к копейке, а белка к белке. И все это под строгим учетом и контролем.

Чтобы оценить, велик ли этот налог, пробежимся по тогдашним ценам. Что почем было тогда на рынке? На три гривны можно было купить прекрасного боевого коня, достойного носить на себе князя. А боевой конь стоил двадцати коров или десяти обычных коней. Этих же денег стоил хутор на пять-семь дворов. Или боевая морская ладья, которая стоила те же самые 3 гривны. А на одну гривну можно было купить вола. Половецкая пленница продавалась бы по ногате, т. е. половине куны, что было намного меньше гривны. В деньгах оценивалась не только свобода, но и жизнь, а так как жизнь дороже свободы, то она и ценилась выше, и все в тех же самых гривнах. Например, за убийство ремесленника, дядьки, пестуна или за кормилицу нужно было заплатить 12 гривен. Повара, конюхи и купцы стоили дороже, уже по 40 гривен. Такая же сумма выплачивалась за смерть «всякого Людина, то есть свободного человека, Русского (Варяжского племени) или Славянина».

Так что, выиграл Новгород от победы Вещего Олега или проиграл, судите сами. Главное, что сейчас оба эти города входили в образование, которое именовалось Киевской Русью. Кстати, именно по этой причине Олега и величают создателем Древнерусского государства.

Казалось бы, Олег получил почти все, о чем только мог мечтать. Отдохни, попей кваску из золоченых кубков, поваляйся на мягкой пуховой перине, съезди на охоту, развейся, поэму в стихах напиши в крайнем случае. Но Олегу отдыхать пока некогда. Чтобы больше привязать к себе киевлян, нужна маленькая победоносная война. И хитроумный киевский князь Олег находит первого своего противника. Кто же тот злобный ворог, победа над которым возрадует всех киевлян поголовно и поход на которого должен возжечь их сердца праведным гневом и ненавистью? За ответом далеко ходить не нужно. Он лежит на поверхности.

Это – древляне. Они всегда жили с полянами как кошка с собакой. Вот он, враг ехидный и коварный, прямо под боком. Свободолюбивая славянская земля, которая ни перед кем не склоняла головы.

Покорить древлян не удавалось никому, а с полянами у них были давние счеты. Когда-то древляне, пользуясь своей силой, сами теснили полян с насиженных мест. Время прошло, но старая вражда не затихла. Обратил на древлян внимание и грозный киевский князь Осколд. Воитель быстро развязал войну против западных соседей полян – древлян и уличей: «и беша ратнии съ Древляны и съ Улици» (Новгородская I летопись младшего извода). Правда, чем закончилось дело, летописи не сообщают, констатировав лишь сам факт инициативы Осколда в развязывании боевых действий. Невольно складывается впечатление, что неистовому князю было ровным счетом все равно с кем воевать. С Византией или древлянами, с печенегами или уличами, с болгарами или варягами. Даже «Соколу»-Рюрику успел Осколд между делом навезти! Вполне возможно, что древляне попали в эту компанию для кучи, как ближайшие соседи.

Но у Олега все было иначе. Ему нужны были именно древляне! Да и войско уже было собрано, под рукой, чего его зря кормить. Усилить рвущимися в бой полянами и срочно идти на врага. Вновь загремели барабаны войны.

Поход прошел успешно. Олег варяжским сапогом растоптал древлянскую свободу. Каленым железом выжигал Вещий любое сопротивление, показывая всю серьезность своих намерений. Однако если прислушаться к голосу Н.М. Карамзина, то это была просто песня, а не поход! «Там, среди лесов мрачных, Древляне свирепые наслаждались вольностию и встретили его с оружием, но победа увенчала Олега, и сей народ, богатый зверями, обязался ему платить дань черными куницами». И прослезился великий русский историк! Просто удивительно, с какой теплотой и нежностью отзывается о закабалении викингом свободного славянского народа Николай Михайлович. Кровь и смерть отважных воинов и слезы славянских дев его нимало не трогают. Впрочем, древляне не только Карамзину не угодили, они, похоже, раздражают большинство исследователей. Только вот непонятно чем – тем, что пришлым варягам подчиняться не хотели да одного одуревшего от жадности и безнаказанности князя пополам разодрали березами?

Но вернемся к Олегу. Как бы бесстрашно древляне ни противились, им все одно пришлось уступить. Совладать с силой, собранной Вещим, у них не было возможности. Первый раз в своей истории они покорились. Однако еще не раз древляне проявят свободолюбивый характер. Не одному киевскому князю придется усмирять их попытки восстановить былую независимость.

Видимо, чтобы угодить полянам, а заодно и пополнить свой бюджет, Олег, не стесняясь, облагает древлян тяжелой унизительной данью. Такой, какой славян не обкладывали ни хазары, ни варяги. Черная куница с дыма, когда все платили по белке! Это просто несоизмеримо! Это подчеркивают и летописи, они так и говорят, что Олег обложил древлян данью тяжелой! Сейчас бы это назвали полным произволом и беспределом.

Вот оно, истинное лицо славянского освободителя! Об этом мы уже не раз рассказывали в других работах, поэтому повторяться не будем. Кстати, забавно, что некоторые популяризаторы от науки считают Олега древлянином. По их логике получается, что он жестоко закабалил свой родной народ, пустив ему кровь и надев ярмо на шею. Но только сих «исследователей» это нимало не смущает.

Дальше начинается хазарская война.

Зная от лазутчиков бедственное положение Хазарского каганата, Олег наносит по нему удар. По обидчику и душителю славян. Вздымая яростно свой меч мозолистой рукой, Олег идет мстить хазарам за все «славянские унижения», неся им, мир покой и, наконец, свободу от хазарской зависимости и дани.

Кто же становится жертвой этого «освободительного» похода?

Вы удивитесь, но это славянские племена северян и радимичей. Каганат не смог помочь своим данникам, поэтому они сопротивлялись «освободителю» как могли сами. Но Олег был сильнее. Само это сопротивление, нашедшее отражение в летописях, уже выглядит удивительно, но на этом чудеса не кончаются. Олег освободитель накладывает на «освобожденные племена» ту же дань, что они давали хазарам. При этом летописцы в своих работах подчеркивали, что, в отличие от древлян, на них «возложили легкую дань». То есть радуйтесь, славяне, отскочили!

«Верность и доброе расположение Северян были ему всего нужнее для безопасного сообщения южных областей Российских с северными», – умиляясь, сообщает читателям Карамзин. Вытирая при этом очередную слезу. Для чего Олегу нужны были именно Северяне, точнее их полное и безоговорочное подчинение, Николай Михайлович подметил верно. Олег в очередной раз проявляет себя умелым стратегом.

Об итогах русско-хазарской войны Н.М. Карамзин рассказывает легко и непринужденно, словно вальсируя: «Таким образом, соединив цепию завоеваний Киев с Новымгородом, Олег уничтожил господство Хана Козарского в Витебской и Черниговской губерниях. Сей Хан дремал, кажется, в приятностях Восточной роскоши и неги: изобилие Тавриды, долговременная связь с цветущим Херсоном и Константинополем, торговля и мирные искусства Греции усыпили воинский дух в Козарах, и могущество их уже клонилось к падению».

Самое верное в этом пассаже то, что могущество каганата клонилось к закату. А вот дремать на подушках в роскоши и неге кагану последнее время не удавалось. Только успевал поворачиваться, чтобы свое удержать, тут не до новых завоеваний. Волны кочевников накатывались на Хазарию, и воины кагана рубились изо всех сил, сдерживая этот страшный натиск. Тут не до жиру, быть бы живу. Олег, трезво оценив ситуацию, лишь взял то, что плохо лежало.

На этом хазарская война Олега, о которой столько любят разглагольствовать различные деятели от истории, была окончена. Никакой другой информации вы в летописях и зарубежных источниках не найдете.

Первые успехи окрылили Олега, и он, пользуясь возможностью, решил подмять под себя все территории, до которых еще можно дотянуться. Хазарское войско на их защиту не придет, у кагана своих дел хоть отбавляй! Но ведь ситуация может и поменяться. Поэтому надо «освобождать» всех и сейчас! И «освободительный» поход продолжился. Но дальше все стало складываться уже хуже. Проще говоря, армия Олега забуксовала. И это неудивительно. Все окрестные славянские земли уже знали, кто к ним идет и зачем. Почему-то, возможно, что по своей природной неразумности, славяне остервенело цеплялись за хазарскую неволю и не желали освобождаться. Олегу и его войску пришлось применять силу. И как следствие, вытоптанные пашни, сожженный и разграбленный урожай, вереницы пленных и кровь тех отважных воинов, что встали с оружием в руках на пути «освободителей».

К югу от устья реки Рось, в районе большой днепровской излучины, находился славянский союз уличей. К западу от них, по берегам Нижнего и Среднего Днестра, сидел славянский союз тиверцев. В древности Днестр называли Тирас, и союз славян стал называться по старому имени реки. Жадные хазарские лапы до них не дотягивались. Для того чтобы Олегу и его войску не удалось их освободить, славяне объединились в союз. Больше года длилась война. Обе стороны потеряли в ней много славных воинов, но уличи и тиверцы выстояли. Их мужество превозмогло силу Олеговых викингов. Они отстояли свои земли, а киевлянам пришлось уйти ни с чем. Кстати, об этом периоде действий Вещего Олега Карамзин стыдливо умалчивает. И правда, зачем порочить «победоносные знамена сего Героя, развевающиеся на берегах Днестра и Буга».

Поставив на колени несколько больших славянских племен, Вещий князь смог немного отдохнуть от трудов праведных, наслаждаясь миром, покоем и богатством. В ряде подчиненных городов Олег поставил для управления своих наместников – «мужей». То же самое делал в северных землях Рюрик, если вы помните. Почти ничего в этот период не нарушало на Руси спокойствия. Кроме одного случая, о котором мы не можем не упомянуть. Ибо для Олега он тоже характерен.

Под 898 годом «Повесть временных лет» упоминает о появлении под Киевом венгров. Это произошло в ходе их миграции на запад. Воинственное, но несколько потрепанное в боях племя угров, шедшее с восхода на закат, уже несколько недель становилось на стоянки вблизи южнорусских городов, притесняя местных жителей. Мирно кочевать угры были не приучены. И вот они подошли к самому Киеву, расположив свои шатры прямо у стен города. Выглядело это актом устрашения. Угры – это как раз те самые псы войны, которых так часто спускал с цепи хазарский каган. Они были опасными противниками, которые могут наделать много бед. Правда, пока угры не имеют за собой большой силы и, проходя через земли полян, стараются не причинять им особого вреда. Они не крадутся, как воры, избегая противника, но и не лезут на рожон. Но вот они уже у киевских стен и, возможно, настроены не слишком дружелюбно. Кочевники устали от этих бесконечных переходов, им нужна новая территория. Они обозлены. Они воинственны. Они голодны. Им нужен отдых. Для Киева и его окрестностей они прямая угроза.

Чтобы в этой ситуации сделал князь Осколд или Святослав? Даже гадать не нужно. Дружину на коней – и в поле, бить врага, искать славы. Что делает Олег? Искать славы ему не нужно. Биться с уграми, изгоняя их из своих земель, он не желает. Сейчас Вещий занят подготовкой другого, более глобального проекта, и терять своих воинов в ненужных сечах, не дающих ничего, кроме славы, он не хочет.

И что делать в таком случае?

Олег идет на переговоры. Ущербом для своей чести он это не считает. Наоборот, нормальное, цивилизованное решение проблемы. Как говорится, нужно садиться за стол переговоров и договариваться.

Олег находит нужные аргументы для угров. И этот аргумент – деньги. Проще говоря, он откупается. Ни один другой князь так бы не поступил. Но у Олега прежде всего холодная голова и отсюда преобладание трезвого расчета. Дальше летописец сообщает, что угры воевали волохов, мораву, чехов, фракию, но не полян и не Киев.

Тем временем, под 903 год летописец вновь вспоминает об Игоре и сообщает, что тот подрос. Теперь он вошел в возраст и может жениться. Свадьба дело решенное: раз жених готов, дело осталось лишь за невестой. Ее, как вы помните, в Киеве нет, она живет с матерью в Новгородской области. Как рассказывает летописец, Олег привозит в Киев юную Ольгу, будущую жену Игоря из Плескова (Пскова). Правда, есть вариант, в котором вместо Плескова называется Изборск, что, скорее всего, вернее. Из этого сообщения можно сделать следующий вывод – мнение Игоря в этом вопросе не учитывалось вовсе, ибо жену ему избрал и предоставил по собственному выбору Олег. И это случилось не только по малолетству жениха. К этому моменту невесте исполнилось всего десять лет. Возможно, что и жених был не намного старше. Но приходит пора уже и детям приобщаться понемногу к государственным делам. Времена такие настали.

Чтобы закончить с этой свадьбой, добавим, что никакой перевозчицей через реку, как сказано в «Степенной книге царского родословия», Ольга не была и быть не могла. И мала еще была для этого, и должность не позволяла. Ибо она была княгиня, а не крестьянка. «К тому видим, что все князи и прежде и после женились на дочерях княжеских, а на крестьянских ни единого», – подводит итог В.Н. Татищев. Кстати, Карамзин и здесь пытается добавить елея, но вновь получается несколько невпопад: «В 903 году Олег избрал для Игоря супругу, сию в наших летописях бессмертную Ольгу, славную тогда еще одними прелестями женскими и благонравием». И снова прослезился! А какими женскими прелестями и благонравием могла прославиться юная десятилетняя княжна, остается только гадать.

За это время Олег и его ближайшее окружение, которое в основном происходило из варягов, довольно быстро ославянились. Подражая своему конунгу, его воины вступали в брачные связи с местным населением, сливаясь с ним уже в следующем поколении. Для многих из них Киев стал родным домом. Здесь они и решили навсегда обосноваться. Варяги IX–X веков вообще питали слабость к славянским девушкам, которые во все времена отличались красотой, и охотно на них женились. Таким образом, варяжская община не замыкалась в себе, а, наоборот, активно размывалась. Через несколько поколений они навсегда растворятся в славянском народе, а вот тяга к славянским девушкам у них останется еще надолго. В первой половине X века термин «русы» приобретает больше социальное значение, обозначая дружину князя и его ближайшее окружение, а не национальный признак. «Сверстники Игоревы, подобно ему рожденные между Славянами, без сомнения, говорили языком их лучше, нежели Скандинавским» (Н.М. Карамзин).

Итак, отыграв свадьбу дочери, Олег приступает к тому, о чем думал и мечтал все последние годы. Дело, которое он затеял, возможно, было не столь эпохальным, поскольку и до него славянские князья ходили на Византию, но таких далеко идущих и перспективных планов ни один из этих походов не имел.

Олег задумал дело воистину грандиозное.

Как вы понимаете, мы плавно переходим к русско-византийской войне 907 года и легендарному походу князя Олега на Константинополь.

Подвинув могучим плечом хазарские границы, Олег обратил свой хищный взор на юг. «Освободив» славян из-под гнета Хазарского каганата, можно было замахнуться и на другой не менее заманчивый и желанный объект, давно привлекающий жадные взоры как славян, так и варягов. Это была утопающая в золоте и роскоши Византийская империя.

Почему удар по ней был нанесен именно сейчас?

Это совсем не случайность. Вещий Олег ничего не оставлял на волю случая. Грамотное планирование было его сильной стороной. Он умел ждать, а момент для атаки умел выбрать, как никто другой. Он никогда не нападал на того противника, который мог не просто умело обороняться, но и дать сдачи. Его не волновала воинская слава. В отличие от Святослава, Вещего волновал лишь результат. Варяга интересовала лишь победа, а не путь к ней. И если шансы на нее были невелики, Олег не пытался добиться желаемого любой ценой, ставя на карту все. Сейчас он готовился штурмовать двери рая.

Что же происходило в данный момент с Византией? Почему Олег решился атаковать сверхдержаву раннего Средневековья? Давайте проследим хронологию неудач и бедствий, поставивших могущественное государство на грань катастрофы.

В 902 году арабы захватывают последний оплот империи в Сицилии – Тавромений. Византия теряет свои позиции, а взять быстрый реванш не хватает сил.

Незадолго до этого, летом 896-го, случилась другая катастрофа. Болгарский царь Симеон I двинул на юг свои полки и в битве при Булгарофигоне полностью уничтожил ромейские войска, после чего осадил Константинополь. Византии пришлось подписать унизительный для нее мир и уступить Болгарии территории Фракии, выходящие к Черному морю. Мало того, ей приходилось, склонив голову, униженно платить Болгарии ежегодную дань, что происходило исправно вплоть до 913 года. На этом Симеон не остановился: несмотря на мирный договор, он вновь и вновь нападал на Византию, захватывая все новые территории. Болгарин ковал железо, пока оно было горячо.

Другим, не менее опасным врагом Византии на данный момент были сарацины, которые совершали опустошительные морские набеги на ее берега с юга и напирали на византийские сухопутные владения в Малой Азии. К тому же в июле 904 года один из самых дерзких мусульманских пиратов, Лев Триполийский, захватил имперский город Фессалоники. Изначально Лев с помощью подкупленных им греческих предателей замышлял захватить сам Константинополь. Но когда он неожиданно для себя столкнулся с сопротивлением, то, недолго думая, ретировался и напал на Фессалоники. Сарацинский флот состоял из 54 кораблей, на борту каждого из которых было по 200 бойцов. Этого вполне хватило для выполнения задуманного. Фессалоники подверглись разграблению. Захватив 22 000 пленников, корабли неукротимого Льва отбыли без помех на Крит. Что удивительно, византийский флот под командованием друнгария Имерия не смог им помешать, оставаясь практически безучастным свидетелем трагедии. Возможно, византиец выжидал, опасаясь, что в открытом столкновении ему не выстоять. Но на этом унижения для империи не закончились.

В это время в Византии правил император Лев VI Философ. Само прозвание императора явственно говорит о том, что человек он был, мягко говоря, не военный. Больше был известен как церковный оратор и поэт. А это было совсем не то, что сейчас было необходимо империи. Не тот был момент, чтобы перековать мечи на орала. К тому же человеком он был несчастливым и неудачливым. Философ трижды вступал в законный брак, и все три его жены скончались, оставив его вдовцом. Однако тяга Льва к супружеской жизни была настолько велика, что он решил вступить в брак и в четвертый раз, что противоречило церковным законам и накалило его отношения с Церковью. Придворный священник, не осмелившийся перечить базилевсу, против воли патриарха обвенчал императора Льва и Зою Карбонопсину. В ответ патриарх Николай наложил на Льва епитимью. И вместо того чтобы охранять свои границы от внешних врагов, которых имелось в достатке, Философ погряз в церковных дрязгах и спорах. Границы были уязвимы, мало того, уязвим стал сам Константинополь.

В том же неудачном для него 904 году базилевс был вынужден отправить посольство к болгарскому царю Симеону с напоминанием о том, чтобы он соблюдал подписанный им договор так же, как соблюдает его Византия. Чтобы не бесчинствовал, не захватывал новые территории и довольствовался оговоренной данью, которую Византия своевременно выплачивает. Единственным светлым пятном на фоне всех этих безобразий была победа Андроника Дуки в битве при Мараше. Но даже этот эпизод не принес радости императору и закончился для империи плачевно. Буквально через два года, осенью 906 года, был раскрыт заговор против Философа, во главе которого стоял один из лучших полководцев империи – Андроник Дуки. В этом же заговоре был замешан патриарх Николай Мистик, тот самый, что наложил епитимью на Льва VI за самовольный четвертый брак с Зоей Карбонопсиной и отказывался ее снять. От такой жизни у базилевса должен был начаться хронический разлив желчи. Но в этот раз обошлось, поскольку Андроник Дука удрал к арабам, а мятежный патриарх оказался в опале. И все это происходило на фоне яростного арабского натиска на рубежи империи с востока и юга. Ситуация не просто сложная, она почти катастрофическая. А Лев Философ сидел в столице и философствовал на тему личной жизни.

Такой противник был Олегу по зубам. Но он был, как всегда, осторожен и прагматичен. Пока он лишь собирал информацию, анализировал ее и выжидал. А известия радовали, но в то же время заставляли задуматься и поспешить с принятием решения.

Один из столпов отечественной историографии, Н.М. Карамзин, писал: «Олег, наскучив тишиною, опасною для воинственной державы, или завидуя богатству Царьграда и желая доказать, что казна робких принадлежит смелому, решился воевать с Империею».

Карамзин, при всей своей любви к Олегу, явно недооценивает его. В планы Олега входило куда больше, чем просто экспроприировать казну робкого, склочного и незадачливого монарха. В этот раз одной казны было недостаточно.

Вести в те времена расходились не так быстро, как это происходит сейчас, но в конце концов всегда достигали нужных ушей. Особенно тех, кто в этом заинтересован. А у Олега свои «уши» были везде, в том числе и в Константинополе. Русские купцы свозили киевскому князю новости со всего света. Олег видел, что происходит с Византией, а потому просто должен был успеть ухватить свой кусок, пока его не отобрали другие. Желающих было хоть отбавляй, и мешкать было нельзя.

Олег собирает армию и отправляется в поход на Константинополь. Планируя такую дальнюю и архитрудную экспедицию, Олег, в отличие от того же Осколда, мало чем рисковал. Что происходило в империи, вы уже видели. Никакого серьезного отпора Вещий не ждал, но тем не менее подготовился к войне серьезно. Он вообще ничего не оставлял на волю случая. Базилевс Лев прекрасно знал, кто такие русы, еще задолго до прихода Вещего Олега. Недаром в своем военном наставлении, написанном около 905 года (а как вы помните, наставления – это было все, на что Лев был способен), в главе о морских сражениях император сделал довольно интересное наблюдение. Он отметил, что враждебный народ, «так называемые северные скифы» (именование русов в византийской традиции), использует небольшие быстрые корабли, поскольку они не могут иначе выйти из рек в Черное море.

Поход подробно описан в «Повести временных лет». Правда, некоторых историков, вроде Л.Н. Гумилева, смущает, что он не упомянут ни в одном византийском или ином источнике, кроме древнерусских летописей, а раз так, то значит, что никакого похода Олега на Византию не было. Это, конечно, серьезный аргумент, веский, можно сказать, тяжелый, как молоток. Но позволим себе с ним не согласиться. Не только потому, что, в отличие от Гумилева, мы привыкли больше доверять русским источникам, но и потому, что есть и другие, пусть и косвенные, подтверждения этому событию.

В «Истории» Льва Диакона, византийского писателя и историка, принадлежащего к придворным кругам, есть свидетельство реальности пусть и не самого похода, но договора, подписанного Олегом и Львом. Базилевс Иоанн Цимисхий во время переговоров со Святославом упрекает его в том, что его отец, князь Игорь, «презрев клятвенный договор», вероломно напал на византийскую столицу. А.Г. Кузьмин, исследуя текст «Повести временных лет», предположил, что летописец использовал греческие или болгарские источники о походе Олега.

Та же самая «Повесть временных лет» в описании похода Игоря в 944 году передает «слова византийского царя» к князю Игорю: «Не ходи, но возьми дань, какую брал Олег, прибавлю и еще к той дани». Если поискать, то таких нюансов можно найти довольно много. Да и сами подробно изложенные тексты договоров, включенные в «Повесть временных лет», свидетельствуют о том, что поход не был вымыслом. Слишком сложно для летописца было выдумать такой текст, к тому же не один, а целых два, да и еще проследить, чтобы они были в меру похожи. Проще было описать, чего Олег потребовал своими словами, и все. Кстати, так чаще всего летописцы и делали. Трудно было вставить в официальный текст такую грандиозную придумку по объему и фантазии, да еще чтобы все это было гладко и логично. В это трудно поверить. Особенно видя, как до этого летописцы справились с задачей по привязке Рюрика к Игорю или пытаясь смягчить убийство Олегом Оскольда. Как-то у них не сильно удачно вышло, и вдруг такой прорыв. А вот приукрасить действие, создать легенду – это святое дело, без этого что раньше, что сейчас просто никуда. А Олег по прозванию Вещий для этого самый благодатный персонаж, ибо имеет слабость к рисовке и картинным жестам. Поэтому и выдумка часто так похожа на правду.

Кстати, в этом умозаключении нас поддерживает и В.Н. Татищев, а потому не преминем и воспользуемся его ответом, как будто специально данным Гумилеву и иже с ним: «По обстоятельствам же видимо, что он не со слов, но с каких-либо книг и писем из разных мест собрав, в порядок положил, например, войны с греками Кия, Осколда, Олега, Игоря, Святослава и пр., о которых греческие и римские тех времен писатели подтверждают. Договоры с греками до него лет за 150, со слов так порядочно написаны быть не могли, ибо все их включения так несомненны, что за точные списки счесть можно».

Прежде чем приступить к рассмотрению самого похода, обратим внимание на одну небольшую, но немаловажную деталь, которая достаточно четко показывает расстановку сил и штатное расписание в Киевском государстве.

Олег собирается в поход во главе огромного войска, но Игоря с собой он не берет. Как пишет Карамзин, «правитель не хотел разделить с ним ни опасностей, ни славы». Забавно. Игорь дорос уже до того, чтобы жениться на Ольге, а до похода еще не дорос. Все это говорит лишь о том, что Игорь на самом деле был еще мал. И именно поэтому с браком могли поторопиться, чтобы скрепить, наконец, свадьбой тот союз, который привел Олега к единоличной власти в Киеве. Игорь пока лишь потенциальный наследник, не допущенный к власти ни в силу возраста, ни в силу своего положения. Дальше все просто и понятно.

«В год 6415 (907). Пошел Олег на греков, оставив Игоря в Киеве; взял же с собою множество варягов, и словен, и чуди, и кривичей, и мерю, и древлян, и радимичей, и полян, и северян, и вятичей, и хорватов, и дулебов, и тиверцев, известных как толмачи: этих всех называли греки Великая Скифь. И с этими всеми пошел Олег на конях и в кораблях; и было кораблей числом 2000» («Повесть временных лет»).

Вещий поставил ради такого дела под ружье всех, кого только мог собрать сам и привлечь как союзников. В этом походе и варяги и славяне заодно. Они вместе идут в бой, но не на исконного и лютого врага, а на государство, за счет которого можно неплохо поживиться. Приобрести славу воинскую и заметно поправить дела финансовые.

Олег пошел в поход, который обещает князю бессмертие. Конная дружина движется по берегу, основное войско движется водным путем и приблизительно с тем же темпом. Как любят говорить некоторые современные историки, вот с этого момента начинаются чудеса и легенды. Короче, фантазии. Мы уже знаем, что летописи порой склонны к преувеличению, но давайте разберем, насколько же в самом деле фантастично и невозможно то, что они рассказали нам об этом великом походе.

Первое, что сразу вызывает вопрос, – это количество кораблей. Летопись дает нам число в 2000 по 40 человек на каждом. А это, ни много ни мало, 80 000 войска без учета конницы. Скорее всего, летопись, как это часто случается, преувеличивает численность русского войска. Однако в том, что оно было большим и грозным, можно даже не сомневаться. Во-первых, Олег был не из тех, кто рискует. С малым войском, учитывая те цели, которые он наметил, князь бы никогда в пределы империи не сунулся. Ведь это был не просто грабительский набег мелкого, но отважного хищника с целью урвать жирный кусок и быстро смыться. Нет! Киевский князь Олег шел разом обеспечить свое будущее и будущее страны, а потому ему нужно было показать товар лицом. Или, если хотите, напугать, и напугать крепко.

Во-вторых, Олег не случайно собрал в войско кривичей, древлян, радимичей, северян, дулебов. Он даже умудрился убедить пойти вместе с ним в поход упрямых тиверцев, с которыми так долго воевал, но так и не смог покорить. Это не вассалы, это полноправные союзники. Князь даже чудь с собой взял, которая ему тоже не была подчинена, да и добираться ей до Киева было не близко. Однако востребована оказалась и она. Какая бы она ни была, а Византия долгое время была и еще долгое время будет Византией. Поэтому одно только перечисление племен и народов, выступивших под стягом Олега, уже должно было внушать уважение. И если князь их собрал всех под свои знамена, то, значит, и собирал не с бору по сосенке. В поход шли лучшие из лучших. Понятно, что многочисленные подданные и союзники тоже выступали с ним не из чувства национальной гордости и патриотизма. Они отправлялись поправить свои материальные дела. Каждый боец его войска знал, что такое Византия и зачем он туда идет. Цели богаче этой в обозримом будущем ни у кого не предвиделось. Казалось, жажду золота этой орды не утолят все богатства Царьграда.

Однако если кому-то покажется, что цифра в 80 тысяч войска все же является чрезмерным преувеличением, то он может обратиться к исследованиям Ганса Дельбрюка и его последователей о возможных размерах средневековых войск. Там все рассчитано чисто математически на основе необходимого количества провианта, фуража, конского ремонта и его же износа, пропускных способностей дорог и прочего, и прочего, и прочего.

Еще раз хотим напомнить, что противником Олега была Византия, несокрушимо стоящая уже свыше 500 лет, пережившая и похоронившая множество своих врагов. Ее слабость можно было использовать, но для этого империю нужно было крепко напугать. А для этого нужно большое войско. Горстка самых отчаянных головорезов была бы не в силах заставить трепетать до икоты даже этого императора. В лучшем случае Олег, пограбив вдоволь, ушел бы назад. Но его целью был не банальный грабеж. Вещий видел будущее, он знал наперед, где и как можно заработать больше, увеличить достаток и славу своего княжества. Это был настоящий политик, это был настоящий вождь. Поэтому сейчас ему нужно было всерьез поиграть мускулатурой. Тогда и договориться будет легче. Опять же, если бы войско было невелико, император, последнее время страдавший от выпавших на его долю неудач и невзгод, мог сгоряча дать команду на атаку. Чтобы его армия вышла за ворота и примерно проучила наглецов, пришедших к его столице и требующих денег. Тогда это была бы полноценная война с неясным исходом. Олег просчитал все. Он был Мудрый, он был Вещий. А драться, это пускай Осколд со Святославом. Так что приуменьшать численность войска, собранного киевским князем, не стоит. Именно поэтому поход и развивался удачно.

Днепр покрылся русскими легкими парусными судами. Путь по могучей реке тоже не был легкой прогулкой. Она сама по себе была непростым противником, не всегда и не везде была гостеприимна и дружелюбна, расставляла свои ловушки и ставила свои непреодолимые преграды из камня, именуемые Днепровскими порогами. Пройти их было дано не каждому, только отчаянные смельчаки были способны на это: кипящие волны и острые скалы, оглушающий грохот воды, бьющий прямо в темя, все это было неприятным, а то и смертельным сюрпризом. Чтобы провести свои суда через эту каменную ловушку, воинам приходилось бросаться в воду в поисках гладкого дна, по самое горло в холодной воде, и таким образом проводить суда между камнями. В особо опасных местах приходилось даже вытаскивать свои суда из реки, чтобы нести на плечах, и при этом одновременно быть готовым к отражению печенегов, которые могли появиться в любое время.

Греки сопротивления не оказывали. Слишком велика была сила, накатившая валом на них. Ведь русы это не болгары! А ромеи и с теми справиться не могли. Лев Философ умел лишь поучать окружающих, а не сражаться. Ну а уж если сражаться, то не с русами, а с церковными служителями. По крайней мере это безопаснее. Лучшая атака – это оборона, глухая оборона. Так решил Лев. Поэтому русское войско уверенно и без потерь продвигалось прямо к Константинополю. Последнее время каждый из врагов империи, как вы заметили, нацеливался прямиком на столицу. Такого не бывало давно. И Олег не был исключением.

Даже когда русское войско подошло вплотную к городу, базилевс не рискнул выйти ему навстречу. Ворота города решительно и намертво затворили. Самое смелое, на что был способен философски настроенный Лев, так это перегородить цепями гавань, надеясь таким образом поставить перед Олегом и его войском неразрешимую задачу. «Греки же замкнули Суд, а город затворили». Суд – старорусское название гавани Золотой Рог в Константинополе, отделявшей столицу от ее предместья Галаты. На берегах бухты стояли мощные каменные башни, между которыми в случае надвигающейся опасности и натягивалась огромная железная цепь, наглухо закрывавшая вход в гавань. В мирное время эта цепь, похожая на огромного ленивого морского змея, покоилась на дне моря и спокойно дремала до того случая, пока в ней не возникала необходимость. Тогда она неспешно поднималась из морских пучин и преграждала всей своей мощью врагу дорогу. Ее не сумели разрушить даже турки, осаждавшие и завоевавшие Константинополь в 1453 году. Долгое время, до самого начала ХХ века, фрагменты этой устрашающей цепи хранились в оружейном музее Стамбула как напоминание. Это простое и в то же время надежное защитное сооружение было создано ориентировочно в конце VII – начале VIII века. Один из византийских источников упоминает о нем под 717 годом. О громадной цепи, защищавшей Константинополь от любого вражеского флота, упоминает и древнеисландская сага, воспевающая подвиги Харальда Сурового, зятя Ярослава Мудрого.

Преодолеть сопротивление такого монстра судам Олега было не под силу. Идти напролом не имело никакого смысла, поэтому логичнее было попытаться эту пресловутую цепь обойти.

Если кто-то считает такое препятствие смешным, то глубоко ошибается. Вот лишь несколько аналогичных эпизодов, произошедших в разные времена, можно сказать от времен библейских до самого что ни на есть Средневековья.

«К сему Дунаан еще присоединил большое препятствие. Он протянул толстую и огромную железную цепь и загородил ею морскую мель, чтобы не только частые камни, но и железная цепь преградили путь Елезвою и не допустили кораблей его по ту сторону» (Страдание святого мученика Арефы).

Морская цепь в Средние века закрывала вход в бухту Пизы.

1667 год. Голландский флот, растянувшись в огромную колонну, поднимается вверх по реке Медуэй. Туда, где на якорях стоит абсолютно беззащитный британский флот. У Джиллингема путь голландскому флоту преградила цепь, протянутая с одного берега реки на другой. Эта цепь была последней и, можно сказать, единственной надеждой, на которую уповали англичане. Несколько голландских кораблей, поймав парусами попутный ветер, стали таранить цепь, стараясь своим весом разорвать ее.

И главное. 1452 год. Османский султан Мехмед II распорядился взять Константинополь в тесную блокаду, и со стороны моря в частности. Вход в гавань Золотого Рога перекрывала все та же самая, знакомая еще Вещему Олегу цепь. Прорваться сквозь нее турецкие корабли так и не смогли. Чтобы преодолеть это грозное препятствие, турки по суше волоком перетащили целую эскадру.

Ничего не напоминает?

Итак, встретив серьезное и непреодолимое препятствие, Олег высадился на берег, приказав вытащить на сушу и корабли. Лично убедившись, что вход в гавань Золотой Рог надежно перегорожен цепью и его флоту не прорваться, князь нисколько не смутился. Во-первых, у него была конница, которая спокойно обошла хитроумное препятствие по берегу. Дальше, судя по рассказу летописи, «вышел Олег на берег, и начал воевать, и много убийств сотворил в окрестностях города грекам, и разбили множество палат, и церкви пожгли. А тех, кого захватили в плен, одних иссекли, других замучили, иных же застрелили, а некоторых побросали в море, и много другого зла сделали русские грекам, как обычно делают враги» («Повесть временных лет»).

Все происходило, как и во время походов Осколда и как будет происходить во время набега Игоря. Местному населению – никакой пощады. «Они плавали в крови несчастных, терзали пленников, бросали живых и мертвых в море» (Н. М. Карамзин). Мольбы о пощаде не трогали сердца русских воинов. Страх объял империю. Жители Царьграда могли со стен наблюдать весь этот ужас, но поделать ничего не могли. Николай Михайлович говорит, что горожане «сидели в стенах Константинополя и смотрели на ужасы опустошения вокруг столицы; но Князь Российский привел в трепет и самый город». За стенами бушевало зарево огня, за стенами тек жар. Людям было страшно, тщетно возносили они молитвы, зря они призывали императора, ибо тот безмолвствовал. Оставалось лишь броситься со стен от тоски, поскольку русы своими «зверствами горы вгоняли в дрожь». Беспощадному разгрому подверглись беззащитные монастыри, ибо строгий взгляд древних икон не мог остановить русские дружины.

Древнерусское войско, состоявшее, помимо княжеской дружины, из свободных славян-общинников, славилось своей храбростью и ратным умением, о чем неоднократно писали очевидцы из разных стран. Но под стенами Царьграда противостоять ему было просто некому. Так что оба эти качества остались до времени не востребованы.

Олег разделил полки на две части, у каждой из которых была своя задача, тем более что прямого штурма Константинополя он не планировал вовсе. Первая, возможно большая, часть войска под его личным предводительством опустошала окрестности города. Делали они это, как уже отмечалось, жестоко и беспощадно, о чем и свидетельствует летопись. Олегу нужно было хорошо припугнуть византийцев, показав силу своего войска, его агрессивный настрой и, возможно даже, его жажду крови и наживы. С этой задачей княжеские бойцы прекрасно справились. Зацвели вокруг столицы огни, оставляя после себя черные пепелища. Груды развалин оставались там, где прошли русские дружины. Угостили русские греков кровавой баней. Теперь густой запах гари обнимал цветущую столицу, а по небу текли реки черного дыма. И не было видно людским страданиям конца. Летописец не замалчивает «подвиги» воинов Олега, он их просто перечисляет, подводя этим философский итог: война, она и есть война.

Это было страшно, но несмертельно, ибо ладьи Олега под стенами Царьграда еще не появились. Значит, цепь добросовестно держит их, и вреда с этой стороны ожидать не приходится. Вещий предвидел это. Поэтому вторая часть войска занималась привычным для русов и славян делом – перетаскивала ладьи волоком по суше. В обход цепи. Проблема была в том, что судов было огромное количество. Но это вопрос решаемый. На Руси издавна перевозили на катках легкие суда через водоразделы между большими и малыми реками. Даже на главном водном пути «из варяг в греки» было немало «волоков», т. е. участков суши, на которых суда приходилось тащить на катках или просто нести на руках. Поэтому Новгородская I летопись младшего извода (сохранившая более древний летописный текст, нежели «Повесть временных лет») буднично сообщает, что сначала Олег повелел вытащить ладьи на берег. Подразумевая, что это было сделано для того, чтобы волоком перетянуть их в обход цепи. Суда у варягов и славян были легкими, не зря на них и находилось не более 40 человек. Это не византийские дромоны. В арабском труде «Табаи аль-Хайа-ван», принадлежащем Марвази (написанному около 1120 г.), есть ссылка, что, по преданию, несмотря на поставленные в заливе цепи, русские достигли Константинополя, обойдя их посуху. Только вот под парусами или без таковых, ученый араб не уточнил.

Что же касается передвижения судов русов по суше, Олегу не нужно было ставить на колеса одномоментно всю свою флотилию. Для такого мероприятия колес не напасешься. Но это было и не нужно. Ладьи требовалось перевозить постепенно, а дорога была рядом, возможно, та же самая, которой много лет спустя воспользуются и турки. Колеса же могли значительно облегчить тяжелый труд. То же самое можно сказать и о парусах. Зная тягу Олега к красивым рисованным поступкам, это вполне могло и быть, пусть и не на всех судах. Корабли, плывущие по суше, как по морю, пусть и на катках, но зато под парусами, должны были впечатлить врага. А это было сейчас то, что нужно Олегу.

Ладьи на колесах и под парусами встречаются у датского хрониста XIII века Саксона Грамматика в описании подвигов такого же легендарного, как и сам Олег, героя Рагнара Лодброка, или, как его еще называли, Рагнара Кожаные Штаны. Грамматика они не сильно удивляют и не кажутся чем-то нереальным и фантастическим. Рагнар – викинг, и Олег – тоже. Вполне вероятно, что среди норманнов подобная практика имела место.

В итоге тяжелый труд дал свои плоды. Теперь вся бесчисленная русская флотилия занимала бухту и угрожала городу со стороны моря.

Паника затрясла византийские сердца. Испуганные греки предложили Олегу мир и согласились давать дань. В знак своей покорности они выслали русскому войску съестные припасы и вино. «Князь отвергнул то и другое, боясь отравы, ибо храбрый считает малодушного коварным». Насколько верно оказалось это предположение, источники умалчивают.

После этого жеста «доброй воли» русское войско отступило от города, и князь Олег отправил к императору своих послов для фактического подписания юридических бумаг. Летопись сохранила имена вельмож: Карл, Фарлаф, Веремид, Рулав, Стемид. Хочется отметить, что среди самых доверенных лиц, которым Олег доверил принимать капитуляцию империи, были два славянина и три варяга. Киевский князь, в отличие от Рюрика, допускает в свое окружение славян, ставя на ключевые позиции и их. Правда, их намного меньше, чем варягов, но они уже есть. С другой стороны, сильные славянские кланы находились при власти и до Олега, поэтому расставаться с ней они и не собирались. К тому же мы помним, кто привел к власти Вещего.

Итак, Олег заставил базилевса разговаривать с ним на равных. Не с просьбой просителей на устах пришли его посланцы. Они не нищие милостыню просить. Они встали горой мускулатуры и потребовали свое. Дипломатическую вежливость послы дополнили своим видом, просто, грубо и резко. Они победители! Пусть их и считают варварами.

Дальше, как и положено, договор был с обеих сторон скреплен клятвами. Со стороны Руси он был скреплен клятвой, принесенной славянским богам, Волесу и Перуну: «И клялись те своим оружием и Перуном, своим богом, и Волосом, богом скота, и утвердили мир».

Согласно «Повести временных лет», после победы Олег заключил договор на очень выгодных условиях. «Греки уже издавна осыпали золотом так называемых варваров, чтобы они дикою храбростию своею ужасали не Константинополь, а врагов его» (Н. М. Карамзин). В этот раз византийцы разовой выплатой не отделались. Все было намного серьезнее, но при этом и Царьград не оказался в проигрыше, несмотря на большой размер контрибуции. Олег умел предложить, а главное, знал что и кому.

В сам договор мы вчитаемся вдумчиво и степенно. Начнем с выгод материальных, предметных и осязаемых мгновенно. То есть с того богатства, что Олеговы бойцы увезли с собой до дому. Тем более что вокруг этих одноразовых выплат сложилось много легенд, несмотря на всю их очевидность.

Согласно договору Олег получил выкуп из расчета по 12 гривен за каждую уключину. Это не значит, что конные дружинники или кто-то еще из воинов остался без награды, это усредненное число, чтобы удобнее было считать. И все. И не нужно лезть в дебри. Что такое гривна, вы уже должны себе представлять.

Дальше началось главное, то есть то, чего ради и затевался весь этот поход. Во-первых, на Константинополь наложена постоянная дань. К тому же он должен был осуществить отдельные выплаты не только в пользу Великого князя Киева, но князей Чернигова, Переяславля, Полоцка, Ростова, Любеча. Новгород не вошел в список городов, но это объясняется тем, что владыкой и Новгорода и Киева являлся один человек. А именно сам Вещий Олег. Это уже не разовая добыча, какой бы она ни была, это стабильный доход.

Кроме этого, договор, заключенный Олегом, обеспечивал свободу торговли русским купцам в Византии. Приходящие в город русские фактически находились на содержании византийских властей и не платили пошлин. Говоря современным языком, Олег создал для торговли условия наибольшего благоприятствования, что не было обычной практикой Средневековья. Учитывая число русских купцов в Византии, это гигантские суммы, недополученные византийской казной, и огромные прибыли, полученные казной русской. Ведь дома купцы пошлины платили. Это блестящая победа русской дипломатии. Ведь на тот момент именно торговля была двигателем прогресса. Не зря именно за обладание торговыми путями отчаянно боролись и купеческая Хазария, и суровый Север, и заносчивая Византия. После этого похода и изменения русско-хазарских границ Русь могла выйти в этом споре на лидирующие позиции.

Этот договор ставил Русь, которую империя могла продолжать считать варварской, в положение, равное Византийской империи – первому государству мира.

Казалось бы, что же из всего этого выиграла Византия. А выиграла она, как это ни покажется странным, совсем немало. Символом этого выигрыша и стал тот самый легендарный щит, прибитый Олегом к воротам Царьграда. Олег, как всегда, в своем репертуаре. Он не может без красивых жестов. Он создает себе ту славу, о которой должны петь все скальды.

Прибитый к воротам щит не означал унижение Византии и не был напоминанием о ее поражении и уж тем более какой-то зависимости. Этот щит символизировал, что русский князь Олег, по прозванию Вещий, князь Киевский и Новгородский, владыка земель, которые он нарек Русью, берет под свою защиту союзное ему государство, именуемое Византией. И отныне все ее враги автоматически становятся врагами Руси.

Олегу удалось задуманное: его щит вошел в вечность.

Но вернемся к империи. Византийская дипломатия после таких набегов всегда проявляла чудеса выдержки, не разрывая при этом взаимовыгодных торговых отношений. Она лишь принимала меры для сдерживания особо буйных характером варягов. И здесь она оказалась на высоте, несмотря на очевидный проигрыш.

Именно после этого ужасного на первый взгляд события дела во внешней политике Византии явно начинают идти на лад. С этого времени славяно-русские войска участвуют в пограничных византийских войнах с арабами на Сицилии и в других местах.

908 год. Разгром византийским полководцем Имерием флота арабов в Эгейском море. Это первая ласточка. Смертельный враг Константинополя, не держащий своего слова агрессивный болгарский царь Симеон I, тоже на время затихает, поскольку флот русов византийцы используют по отношению к болгарам в качестве одного из сдерживающих факторов.

После знакомства с дружиной Осколда болгары не спешат еще раз испытать на себе мощь русского оружия.

С начала X века Русь выступает в греческих текстах как союзник Византии. Вернувшийся из опалы патриарх Николай Мистик открыто угрожает Болгарии русским вторжением, 700 русских наемников принимали участие в неудачной византийской экспедиции на Крит в 911 году.

Что еще может заинтересовать нас из договора 907 года и последующего договора 911-го, его подтвердившего?

Например, из него мы можем узнать, кто же стоял во главе войска, которое привел в Византию Вещий Олег. Кто был в ближнем круге его людей, которых он рассадил по подчиненным городам, и кто вел в бой княжеские дружины.

Четырнадцать из этих доверенных киевскому князю людей, принимавших непосредственное участие в процессе подписания документов и посольствах, известны нам по именам: Карл, Фарлаф, Вельмуд, Рулав, Стемид. Послы 911 года те же, плюс Инегельд, Гуды, Руальд, Карн, Фрелав, Руар, Актеву, Труан, Лидул, Фост. Еще раз отметим, что представителей славянских земель среди них найти будет довольно сложно. Лишь два имени из этого большого перечня могут быть славянскими. Это все те же: Вельмуд и Стемид, представлявшие Русь в Царьграде, остальные двенадцать явно скандинавского происхождения. Но что характерно, оба славянина присутствуют в обоих посольствах.

Кроме этого, в договоре Руси с Византией хочется выделить еще несколько интересных для нас моментов, наглядно отражающих отношение между двумя державами. 1) «Когда же русские отправятся домой, пусть берут у царя на дорогу еду, якоря, канаты, паруса и что им нужно». Византия готова не только давать возможность беспошлинно работать русским купцам, но еще и отправлять их домой бесплатно, запасая в дорогу всем необходимым. Для купцов это было большим подспорьем.

2) Больше говорит о восприятии греками русских и отношении к ним другой пункт: «Пусть запретит русский князь указом своим приходящим сюда русским творить бесчинства в селах и в стране нашей. И пусть входят в город только через одни ворота в сопровождении царского мужа, без оружия, по 50 человек…»

Это дополнение должно обезопасить мирное византийское население от буйных русских гостей, которых они явно побаиваются. Поэтому в город с оружием купцам из Руси входить вообще нельзя, они и без оружия опасны, они и могут дел различных наворотить. Привыкшим к более праздной жизни византийцам с ними не сладить. Сил не хватит. Поэтому и число ограничивается, и царский муж к купцам приставлен. За ними глаз да глаз. Иначе беда горожанам.

Но самое интересное в текстах – это то, что Игорь ни в одном из двух договоров с Византией даже не упомянут. Послы обозначают себя так: «Мы от рода русского… ибо посланы от Олега, Великого князя русского». А уж кому, как не им, знать, кто их послал и кому они служат. Это лишь говорит о том, что на данный момент Олег никакой не опекун Игоря, а полноправный хозяин своего государства. Если бы было хоть как-то иначе, без имени Игоря в документе договор не мог бы быть не только составлен, но и подписан. В те далекие времена этикет строго соблюдался. Да и Византия была в курсе дел на Руси и знала, кто и на что имеет право. Так что Игорь пока всего лишь потенциальный наследник Вещего Олега без права подписи.

Возвращение русов из победного похода к родным берегам вновь картинно. Но совершенно в духе киевского князя. Покидая Царьград, князь приказал грекам сшить паруса: для руси из паволок (златотканый шелк), славянам из коприны (простой шелк). И правильно. «И сказал Олег: Сшейте для руси паруса из паволок, а славянам копринные», – и было так. И повесил щит свой на вратах в знак победы, и пошел от Царьграда. И подняла русь паруса из паволок, а славяне копринные, и разодрал их ветер; и сказали славяне: «Возьмем свои толстины, не даны славянам паруса из паволок». И вернулся Олег в Киев, неся золото, и паволоки, и плоды, и вино, и всякое узорочье. И прозвали Олега Вещим, так как были люди язычниками и непросвещенными».

Шик должен быть во всем, но и разделение по сословиям тоже. Его родная дружина, столько для него повоевавшая и состоящая в первую очередь из варягов, возвращалась в родные пенаты под золотыми парусами. Может, это была и дурновкусица, но для Олега важно было показать свою удачу, сопутствующую ему во всех его начинаниях, и то, что поход закончился успешно и что все герои вернулись с богатой добычей. Славяне должны были довольствоваться простым шелком, но для них и это было немало. Народ Киева ждал зрелища. Он всегда до него был охоч. Олег знал это, и он людям его предоставил. Это немного напоминает парады, которые после своих побед устраивали римские полководцы для того, чтобы лучше продемонстрировать свою силу, свою удачу, да и иные разные диковины показать. И ничего невозможного в этом нет. К тому же летописец делает и из этой истории нравоучительный вывод. Куда же без морали! А она такова – не суйся со свиным рылом в калашный ряд. То, что по рангу и по чину позволено варягам, славянам большей своей частью недоступно. То же самое, только другими словами, отражено в соотношении среди ближних людей князя Олега варягов и славян. Преобладание первых до сих пор сильно заметно.

Именно по возвращении в Киев с богатой добычей народ прозвал Олега Вещим. Повторяем эту фразу. Ибо именно в ней, возможно, и звучит неприкрытая ирония. Выскажем предположение. Вещим народ прозвал своего князя не за склонность к волховству и чародейству или еще какие-то магические и религиозные вещи. И даже не за мудрость. А за предвидение. За то, что все умел просчитать наперед, как будто мог приоткрыть завесу судьбы и в будущее заглянуть.

Олег обладал трезвым умом шахматиста. Он всегда просчитывал партию на несколько ходов вперед и не знал себе в этом равных. Казалось, что именно потому, что он видит будущее, ему все дается легко и просто, именно поэтому ему чаще всего сопутствует удача. Но в этом и заключается ирония судьбы. Видя наперед и просчитывая действия князей, императоров и каганов, то есть прямых своих противников, он просмотрел измену, зреющую у себя под носом. Измену, которая стоила ему и власти, и, возможно, жизни.

Но это случится чуть позже.

А пока князь занялся рутинными государственными делами.

Через несколько лет Олег, все еще находящийся при власти, продлевает мирный договор с империей, внося в него лишь небольшие изменения. И снова Игорь в тексте договора не значится. А к этому времени он уже вполне вошел в возраст, когда можно править самостоятельно. Но нет, Олег твердо держит в руках бразды правления, никого к трону близко не подпуская. Сейчас киевский князь на пике своего могущества.

Когда-то молодой небогатый норвежский конунг, приехавший во главе своей дружины в северные русские земли для сопровождения сестры, в надежде своим умом, мечом и отвагой завоевать себе место под солнцем, сейчас он полноправный владыка огромного государства, объединившего Север и Юг, подвинувшего Хазарский каганат. Государства, которому платила дань сама Византия, чей император был теперь практически ровня Олегу. Вещий князь перешагнул даже могущество Осколда, встав в один ряд с самыми влиятельными людьми в мире. Теперь ему не было нужды воевать, совершать утомительные переходы, махать мечом. Он достиг всего, чего хотел. Да и возраст был уже не тот, чтобы проводить дни и ночи в седле.

Вот как описывает этот этап жизни Вещего Олега Н.М. Карамзин: «Сей Герой, смиренный летами, хотел уже тишины и наслаждался всеобщим миром. Никто из соседей не дерзал прервать его спокойствия».

Русь отдыхала от войн. Жила мирно. Государство процветало. Казна исправно пополнялась. Насильно загнанные в новый славянский рай некогда свободные земли не дергались и терпели, ибо знали, что с Олегом шутки плохи. Лучше понапрасну его не дразнить. Хазария не нападала, теперь Русь стала совсем не по зубам каганату. В Византию было отправлено новое посольство с задачей пролонгировать прежний договор, или, говоря по-русски, подтвердить, уже заключенный в 907 году «многолетний» мир. Олег именуется в этом договоре не иначе как «великим князем русским».

В подлинности соглашения 911 года сомнений не возникает: оно подкрепляется как лингвистическим анализом, так и упоминанием в византийских источниках. Послы Олеговы были приняты с честью, и никаких трудностей с продлением договора не возникло. «Царь же Леон, почтив послов русских дарами, златом, парчой и одеждами и приставив к ним мужей своих, повелев показать им церковную красоту, палаты казенные, в них бывшие богатства, злата много, камни драгоценные и страсти Господни – венец, гвоздь и хламиду (одежду) багряную, и мощи святых, уча их вере христианской; и после сего отпустил их обратно с честию великою и богатством» (В. Н. Татищев).

Посещение храма Святой Софии «сильнее умственных доказательств могло представить воображению грубых людей величие Бога Христианского» (Н. М. Карамзин). Византия даже в такой момент использовала факт идеологического воздействия на послов «союзного» с ней государства, неся религию в массы. Увлекая и пропагандируя.

Этот момент заставляет некоторых историков засомневаться в яром и безоговорочном язычестве киевского князя Олега. И подвигает поразмыслить о том, что к этому моменту Вещий вполне мог дозреть до того, чтобы пойти по стопам Осколда и задуматься если и не о принятии христианства, то о постройке нового христианского храма в своей столице. Иначе чего «грубым и ортодоксальным язычникам» делать в соборе Святой Софии. Особенно ближним и доверенным людям князя. Без особого дела или без высочайшего соизволения Олега они бы туда и не сунулись, поскольку не особо жаловали подобные заведения. Чужая религия, пусть и богато украшенная, не была им интересна для расширения кругозора, как нынешним туристам.

Заметьте, Олег, в отличие от Святослава и того же Владимира, в особом рвении к язычеству и исполнению языческих обрядов замечен не был. В ЛЕТОПИСЯХ СВЕДЕНИЯ ОБ ЭТОМ ОТСУТСТВУЮТ. Про отношение внука и правнука Вещего к христианству и язычеству информация в летописях есть, а о его взгляде на проблему – ни слова. Христианство Олег, в отличие от Святослава, не преследовал и христианских храмов в своей столице не разрушал. Как Владимир, христиан в жертву языческим богам не приносил. Он вообще если что-то и разорял, то лишь вдали от дома.

Информация о том, что он был волхв, вообще непонятно откуда взялась. Однозначно, что высосана из пальца, домыслена и обработана соответствующим образом, а затем выдана за истину в последней инстанции. Ибо никто и никогда Олега волхвом не величал и в этой должности не видел. Никаких религиозных или культовых обрядов он лично не совершал. Просто мы уже привыкли к такому определению князя, ибо оно уже отложилось в сознании путем многократного повторения – волхв, и все, никаких гвоздей. А почему? Откуда? Уже и не важно. Довлеет привычный стереотип.

К тому же у Олега, в отличие от любого нормального волхва, была семья, были жена и дочь. Никакого обета безбрачия. Никакого религиозного рвения и пыла. Не больше и не меньше, чем у других. Но все это было и у убиенного им Осколда, и у правнука Владимира до их успешных походов на Византию. Исходя из хода дальнейших событий, невольно возникает мысль о том, что мог Олег на старости лет и задуматься о принятии христианства. И ничего кощунственного в этом нет. Особенно принимая во внимание то, что с волхвами как раз у Олега отношения становились все более и более натянутыми.

«Воистину солгали мне волхвы наши, да придя в Киев побью волхвов» – такую фразу вкладывает в уста князя «Архангелогородский летописец». Как такое вообще можно услышать из уст свирепого язычника? Это просто кощунство! Но летописец пишет об этом довольно обыденно. Его не удивляет, что князь Олег угрожает волхвам. Допустить при этом, что он сам волхв, было бы полнейшим абсурдом.

Эта строчка из летописи подчеркивает, что и с волхвами, то есть служителями культа, Олег не сильно церемонился, при случае мог и побить, и голову отвернуть. Она же показывает, что отношения между властью и служителями древних богов были натянуты.

Вообще-то Олег, как человек трезвого ума и прагматичный, а главное, размышляющий, после похода на Царьград смог в полной мере понять и оценить, почему Осколд вдруг решил изменить не только свою веру, но и веру государства в целом. Возможно, на закате лет судьба сыграла с Вещим злую шутку из тех, на которые лишь она и способна. Новый киевский князь практически повторил судьбу своего предшественника, им же коварно и убитого. Доказать здесь ничего нельзя. Это лишь одно из предположений, не более того. Но если это было действительно так, то это могло сильно повлиять на его будущее.

Судите сами.

К этому времени Олег Киевский, почивая на лаврах в покое и неге, почувствовал свою вседозволенность, немного расслабился и потерял свою хваленую осторожность. А значит, и хваленый дар предвидения. Уверовав в свою силу, старый волк потерял хватку, думая, что все уже склонились перед ним и ему теперь все сойдет с рук. А зря. Одним словом, «Акела промахнулся».

Местная знать была кровно заинтересована во всех военно-торговых мероприятиях, проводимых Вещим Князем, но и случая избавиться от засилья варягов она не упустила бы, если таковой представится. Что бы он ни сделал, для киевлян он до сих пор остается чужаком, инородцем и находником, с помощью силы пришедшим к власти. Да он и не красна девица, чтобы всем нравиться. Это только у М. Задорнова и Л. Прозорова все любят киевского князя до посинения или желтухи. На самом деле все всегда и везде обстоит иначе. И тот же Осколд лучший для этого пример. Уж как его любили, и чем закончилось?

Так вот, местные князья, особенно славянские, по-прежнему стремились вернуть независимость. И это не только древляне и уличи, которые взбунтовались и подняли оружие против своих угнетателей при первом же известии о смерти Олега. Или о его изгнании, что вернее всего. Такие люди находились и в самом Киеве, и их было немало.

Академик Б.А. Рыбаков объясняет это тем, что, пока Олег отсутствовал, в Киеве созрел заговор против него.

Вече среди полян не имело такой силы, какое оно имело у древлян. Да и действовало ли оно вообще в Киеве X века, источники молчат. Значит, беда пришла не оттуда.

Теперь вопрос: кто мог позволить себе покуситься на власть князя, совсем недавно одержавшего две блистательные победы (военную и дипломатическую) над самой Византией? Кто мог осмелиться поднять на него руку?

Кандидатов на ум приходит немного. Первыми стоят те, у кого уже готова законная замена старому князю. Замена, которая не может вызвать нареканий. То есть за этими людьми должен стоять молодой князь Игорь. Или вместе с ними. Истинный, исконный славянский князь. Кровь от крови, плоть от плоти. И преданный вере, возможно, даже больше, чем Олег.

Тут же возникает следующий законный вопрос: почему? Какие причины были у заговорщиков для такого решительного шага? Ведь все идет хорошо. Тишь, благолепие, страна процветает. На троне сильная личность, которая крепко держит в узде все покоренные народы. И вдруг! Таких причин действительно не может быть много. Можно по пальцам одной руки пересчитать.

1) Варяг, как ни крути, а он и есть варяг. Славянам нужна независимость и свой, славянский, князь. Который отодвинет пришлых варягов от доходной кормушки. То есть это свержение варяжского ига.

2) Вытекает из первого, вполне возможно, что по изначальной договоренности Олег должен был править до тех пор, пока его преемник не войдет в нужный возраст. Вряд ли Олег мог собственноручно скрепить такой договор, но допустим. Скрепил. Скрепил, а потом забыл, ибо от власти так просто никто не уходит.

3) Олег, как и Осколд, стал задумываться о смене веры и постройке христианских храмов. Стал притеснять волхвов. Отсюда и заговор.

О смерти Олега в «Повести временных лет» сохранилась красивая легенда.

Летопись дарует легендарному князю легендарную смерть. Но давайте предположим, что вся эта легенда о нелепой гибели Олега есть лишь иносказание. Из него и так сделали мифическую фигуру, где вымысел и правда практически неотделимы друг от друга. Так почему бы не добавить еще одну? В противном случае получается несуразица.

Всю легенду пересказывать не будем. Ее все знают. Пушкин в своей «Песне о Вещем Олеге» классически так опоэтизировал смерть князя, что она просто стала его визитной карточкой.

А вот чего, возможно, не знают, так это то, что ее практически один в один повторяет исландская сага о викинге Орваре Одде, который умер от укуса змеи в Норвегии, куда он возвратился после своих подвигов на Руси. Он точно так же был смертельно ужален змеей на могиле своего любимого коня. Орвар Одд – герой приключенческой саги, созданной на основе устных преданий не ранее XIII века. Скорее всего, обстоятельства гибели легендарного урманского конунга Олега послужили источником для создания саги о не менее легендарном исландском викинге.

Главные действующие лица для того времени типичны и образны: князь, волхвы, конь и змея. Конь практически во всех былинах и легендах обозначает верного друга, которому можно довериться, который не предаст. Змея – почти всегда врага или опасность.

Давайте перепрем легенду на новый лад, но коротко.

Волхвы изначально предупреждают киевского князя, что если он забудет, кому он обязан своей победой и своей властью, то потеряет все, и причиной тому станет его близкий друг, родственник или тот, кому он доверяет. Одним словом, Олег сам пригрел на груди змею, от укуса которой и погиб. Вот и вся метафора. Змея появилась практически из коня, из его черепа. Угроза волхвов сбылась. Олег в своем самомнении не увидел угрозы у себя под носом. Написать о таком прямо никто бы не рискнул. И вот почему. Слишком много усилий было потрачено на привязку Рюрика к Игорю и создание ощущения большой дружной семьи, где Олег выступает просто дядькой-пестуном.

Одним махом разрушить то, что создавалось с таким трудом. Ну уж нет!

Кстати, Архангелогородский летописец дает немного иное описание этого несчастного случая на производстве, случившегося с киевским князем и повлекшее за собой его смерть. Там четко прописано, что Олег взял череп коня в руки, и ошарашенная от неожиданности змея, потревоженная князем, укусила его от испуга в руку. От чего он и скончался. Так что вгрызаться с остервенением в княжеские сапоги, чтобы добраться до тела, ей не пришлось. Как, собственно, и подпрыгивать.

Возможен такой несчастный случай? Вполне. В те времена еще и не такое случалось. Происходили вещи куда более нелепые и невероятные.

Но все это могло быть уже лишь после того, как князь был изгнан из Киева и вернулся в свои изначальные владения на Старой Ладоге. Сами понимаете, что по доброй воле Олег уйти туда не мог. Не тот был человек. Он с юности боролся за трон совсем не для того, чтобы добровольно от него отречься. Все поступки Вещего говорят за это. Поэтому претендентам и наследникам оставалось надеяться только на счастливую случайность или переходить к решительным методам. Что касается Игоря, то он, в отличие от Олега, легко поддавался давлению и влиянию, редко когда брал ответственность целиком на себя. Так что в необходимости смены власти его не так и трудно было убедить, тем более что Олег ему самому не родня по крови. Главное, обставить было все красиво. А этому Игорь мог и у Олега научиться.

Возможно, поэтому, как и положено всякой легендарной личности, смерть Героя овеяна загадками и неясностями. В Новгородской I летописи младшего извода и «Повести временных лет» даты смерти Олега не совпадают. По Нестору, Олег умер в лето 6420 (912 г.), а согласно Новгородской летописи, в лето 6430 (922 г.). Разница в 10 лет.