маленькие и неприметные Семипядный Сергей

10

Долгоиграющие негативные воздействия на психику Подлесного вконец измотали его. Кажется, он уже не способен был не то что действовать рационально, но и мыслить сколько-нибудь логически. В голове была каша из слов и обрывков фраз. И думать не хотелось нисколечко.

А надо было принимать решение. Хотя, конечно, если не идти сию же минуту домой, то принятие решения можно и отложить. Вот именно, если не явиться сейчас домой, то… И тут Дмитрий обнаружил, что он уже у своего подъезда. Осталось пять, четыре, три… Остался один шаг! Он уже взялся за дверную ручку, он потянул дверь на себя… Стоп! Дмитрий замер, а затем, собравшись с духом, решительным движением оттолкнул от себя металлическую дверь подъезда, недавно установленную и выкрашенную в фиолетовый цвет, и резко повернул обратно. Однако не сделал он и десятка шагов, как вдруг зазвучал за его спиною знакомый голос, тот самый, встречу с обладательницей которого ему так сильно хотелось отложить на более чем неопределённый отрезок времени.

– Диман, ты куда? – услышал он голос Бояркиной и остановился, от неожиданности втянув голову в плечи. Но Марина уже приблизилась и, схватив его за рукав, развернула лицом к себе. – Я хотела спросить, откуда это ты? Что-то я не понимаю. Со стороны посмотреть – идёшь от дома. Но, извини, я-то ведь знаю, что дома ты не ночевал. Или ты дома ночевал?

– Да нет, я дома не ночевал, – вынужден был признать Дмитрий, который каждой клеточкой своего организма уже понимал, что тон, которым с ним разговаривает Марина, не предвещает ничего хорошего. Больше того, сулит неприятности.

– Ну так и где же ваше величество ночевать изволили?

– Марина, я должен тебе всё объяснить, – заторопился Дмитрий.

Однако он опоздал. Вероятно, поздно уже было десять или двадцать секунд тому назад, тогда, когда Марина вопрос «ты куда?» заменила вопросом «ты откуда?». Бояркина сгребла его за шиворот и поволокла в сторону подъезда.

– Я знаю, откуда ты выпал! – прошипела она. – Давно уже надо было догадаться мне, дуре старой. Ничего, сейчас я вам обоим устрою! Сейчас я вас поучу и полечу одновременно! Я ей сделаю бахромчатую стрижку! Змеюка подколодная!

– Марина, я тебя не понимаю! Марина, кто – змеюка? – растерянно бормотал Дмитрий.

– Молчать! – прикрикнула Бояркина и ударила Подлесного в затылок. Правильнее сказать, не ударила, а как бы ткнула, так, чтобы не отбить кулак о жёсткий затылок.

Бояркина притащила Подлесного к двери квартиры Степанищевых и решительным движением прижала кнопку звонка. Дмитрий недоумённо покосился на Бояркину и хотел было уж вербальным способом выразить это своё недоумение, как вновь получил болезненный тычок, пришедшийся теперь ему в правую бровь.

– Твой где? – спросила Бояркина у открывшей на звонок дверь Степанищевой.

– Вы чего это так? – хмуро сказала хозяйка квартиры. – Перепугали даже. Нажали бы пару раз и всё. И ждите, а не…

– Твой где, спрашиваю? – перебила Бояркина.

– На работе. А что случилось?

– Он на работе, а ты не знаешь! – со зловещей ухмылкой выкрикнула Марина. – Так ты, значит, курва, не знаешь, что случилось! Ну да, не в первый же раз! Что ж тут особенного?!

– Мариночка, дорогая, ты ошибаешься! – постарался перекричать Бояркину Дмитрий и тут услышал, что в замке поворачивается ключ.

– Что здесь за шум? – весело прокричал вошедший Степанищев.

– А застукала я наших с тобой благоверных! – огорошила его Марина.

– Не понял я, – с трудом выговорил Степанищев и начал багроветь.

– Застукала, говорю, я их, – повторила Бояркина. – Не зря ты, Вовка, свою курву ревновал. Она даже моего вахлака в постель затащила! Вот тебе и прелести ночной работы!

Степанищева подскочила к Марине и ухватила её за рукав.

– Маринка, соседка, ты что это городишь?! Кого я затащила? Какая постель?!

– А ну отодвинься! – взорвалась Бояркина. – Хватается, вишь!

Между женщинами завязалась некая борьба, и Подлесный подумал, что следовало бы развести их в разные стороны, но в этот миг увидел (сначала, впрочем, видимо, почувствовал) вцепившийся в него взгляд Степанищева.

– Э-э-э! – испугался Дмитрий и попятился, ощутив жгучее желание быть сейчас как можно дальше от Степанищева, пригнувшего голову и сжимающего побелевшие кулаки. – Вова, тут недоразумение. Давай, Вова, спокойно разберёмся.

– Спокойно? – поразился Вова Степанищев и сделал первый шаг по направлению к Подлесному.

– Да-да, спокойно. Тут явное недоразумение. Маринка ошиблась, так как…

Однако в эту секунду Степанищев резко рванулся вперёд, и правый его кулак полетел в голову Дмитрия. Подлесный сумел отскочить, получив вследствие этого отсрочку. Всего лишь отсрочку, потому как уже следующим ударом он мог быть размазан по стене, ибо Вова Степанищев, буйволоподобный от природы, в данный конкретный период настоящего времени был особенно страшен.

И Дмитрий решил не тратить драгоценное время (это время можно было оценить в сумму дней оставшейся жизни) на попытки что-либо объяснить. Он будет спасаться бегством! Путь к выходу из квартиры через дверь закрыт, следовательно, остаётся окно. Дмитрий отпрыгнул в сторону, уйдя таким образом от очередного удара Степанищева, и бросился внутрь квартиры.

– Куда?! – прорычал разъярённый Степанищев. – Стой!

Но Подлесный останавливаться не собирался. А падать – тем более. Однако он упал, наткнувшись на некстати оказавшийся на его пути стул. Степанищев торжествующе рыкнул и нагнулся, протягивая к Дмитрию свою правую руку с растопыренными пальцами. Дмитрий лягнул эту руку ногой, а потом уцепился руками за скатерть и рванул её на себя. Возможно, он намерен был укрыться ею от неправедного гнева ревнивца. Загремела, зазвенела падающая со стола посуда, заверещала, завизжала Степанищева, болезненно воспринявшая данное обстоятельство.

– Молчать! – приказал Степанищев.

– Не смейте бить посуду! – прокричала Степанищева.

– Посуду жалко?! Н-на! – крикнул Степанищев. Одновременно с выкриком он запустил стулом в сервант, размахнувшись при этом так, что два плафона люстры разлетелись вдребезги.

– А-а-а! – завопила Степанищева и бросилась на защиту мебели и посуды.

– Уничтожу! Сотру в порошок! – обещал Степанищев, рывком переворачивая стол. Повисшей на нём жены он ещё не заметил.

Акцент степанищевского гнева сместился на атрибуты семейного благополучия, и Подлесный получил возможность осмотреться. И осмотрелся. Окно отворено. Этаж – второй. А может быть, всё же в дверь попытаться выскочить? Дмитрий побежал к двери, однако на пути у него оказалась Бояркина. Она выставила перед собою руки и завизжала, чем привлекла внимание Степанищева, который тотчас отшвырнул в сторону находившееся в его руках кресло и повернулся к Дмитрию. Дмитрий метнулся влево, затем развернулся и побежал к открытому окну.

Он вскочил на подоконник, но спрыгнуть не успел – Степанищев вцепился в его ветровку и потянул на себя. Если Вова Степанищев втащит его обратно в комнату, то он пропал. И Дмитрий изо всех сил рванулся из рук разъярённого соседа. Однако освободиться ему не удалось. А вот ноги сорвались с подоконника. Спустя мгновение он осознал себя человеком трагическим образом зависшим над пропастью – и вверх подняться нет возможности, и выпустить из слабеющих с каждой секундой рук подоконник боязно. Но Степанищев дважды взмахнул тяжёлым кулаком, нанеся два страшных удара: сначала по пальцам левой руки Дмитрия, а затем по пальцам правой. И Подлесный полетел вниз.

Бежать с места падения он не смог. Вскочил было на ноги, но тотчас же, дико взвыв, опустился на землю. Боль чуть приутихла, тем не менее при появлении Бояркиной и супругов Степанищевых Дмитрий зажмурился и принялся стонать, вкладывая в производство душераздирающих звуков всю свою душу, не желавшую расставаться с телом под аккомпанемент глухих ударов ревнивого соседа.

***

– Меня-то ты помнишь? – с тревогой спросила Марина Бояркина.

– Да, я помню тебя, Марина, – смиренным голосом произнёс Дмитрий.

– И что ты не помнишь?

Дмитрий принял задумчивый вид, потом сообщил:

– Я ещё не разобрался.

Дмитрий Подлесный никогда не смотрел мексиканских телесериалов, однако достаточно был наслышан о том, что в каждом из них кто-нибудь обязательно утрачивает память. И вот пришла ему в голову идея «потерять» память. Частично. Была мысль сказать, что он вообще ничего не помнит, но этот вариант показался ему менее предпочтительным. И действительно, заяви он, что память утрачена полностью, то разоблачить его, пожалуй, будет попроще. А если – частично, то уж вряд ли, так как он прекрасно знает, что именно он не помнит, или, правильнее сказать, не желает помнить.

Марина некоторое время пристально смотрела Дмитрию в глаза, а потом задала следующий вопрос:

– Ты и в самом деле не знаешь, почему у тебя нога оказалась сломанной?

Дмитрий помотал головой и пожал плечами. На Марину он поглядывал с выражением печали и недоумения на лице.

– А когда мы встретились утром – это ты помнишь?

– Не очень. Я, кажется, проснулся первым. Я проснулся и пошёл в туалет, а потом… Вот что было потом, я не помню.

– Ты помнишь, как проснулся… дома? – осторожно поинтересовалась Марина.

– Где я ещё мог проснуться? – задал встречный вопрос Дмитрий.

– Мало ли где.

– Так я не дома проснулся? – удивлённо воскликнул Дмитрий. При этом он даже приподнялся на локтях, дабы удивление его выглядело более выразительно.

– Вот именно, – отчётливо произнесла Бояркина. – И я хотела бы знать, где ты провёл ночь.

Подлесный сдвинул брови и наморщил лоб.

– Когда вспомню, я тебе сообщу, – пообещал он.

– Даже если ночевал у другой бабы? – с усмешкой сказала Марина.

– Ты думаешь, что я мог ночевать не дома? Ах да, ты уже говорила. Я хотел сказать, что ты думаешь, что я мог ночевать у другой женщины?

– А что я, ты сам посуди, могу думать?

– Но я, насколько я знаю, не какой-нибудь там ловелас, а даже и наоборот. Разве нет?

Марина не ответила. После минутной паузы она придвинулась поближе к кровати и негромко спросила:

– А где деньги?

– Какие деньги? – выпучил глаза Дмитрий.

– Ты должен был получить деньги.

– О каких деньгах речь?

– Ты и об этом не помнишь?! – испуганно вскричала Марина и побледнела. – Да ты же должен был получить… О, Господи!

– Какие деньги я должен был получить? – повторил вопрос Дмитрий.

Марина Бояркина была в панике, что нагляднейшим образом отображало её лицо. Следовательно, с удовлетворением отметил Подлесный, Марина склонна верить ему. А если это так, то в течение какого-то времени он может чувствовать себя в относительной безопасности. И он порадовался, что догадался сказать врачу в машине «скорой помощи» о головной боли. Голова болит – значит, сотрясение головного мозга. А раз сотрясение, то – мозги ведь всё-таки! – может быть всё что угодно вплоть до вялотекущей шизофрении. И не только вялотекущей, а и любой другой. А уж память-то потерять… В жизни, конечно, подобное не часто встречается, он, например, кажется, и не встречал, но в литературе и кино – сплошь и рядом. И попробуй докажи, что он, то есть Дмитрий Подлесный, помнит что-то там, если он, Дмитрий Подлесный, уверенно заявит, что не помнит совершенно.

Впрочем, ведь и в повседневной жизни случаев выключения памяти великое множество, правда, вследствие пьянки, а не в связи с травмами. Однако если уж всего несколько сотен граммулек водки способны нанести сокрушительный и сокрушающий удар по содержимому черепной коробки изнутри, то, сбросив человека со второго этажа, можно не то что ущерб причинить такому хрупкому механизму, как человеческий мозг, но и голову человека расколоть, словно орех. Дмитрий представил, как легко раскалывается некая голова и на грязный асфальт вываливается известное серое вещество, и вздрогнул.

Марина встрепенулась:

– Что? Ты сейчас вздрогнул. Ты что-то вспомнил? Да? Что ты вспомнил?

Дмитрий страдальчески поморщился:

– Да нет, я не вспомнил. Просто – видение такое. Как будто падает чья-то голова и раскалывается пополам, а мозг – на грязный асфальт. На очень грязный асфальт. Жуть!

– А пил ты с кем? И по какому поводу?

– Разве я пил?

– Да от тебя всё ещё несёт перегаром. Как из винной бочки, – сморщилась Марина.

– Если несёт, то, наверное, да. Но, увы…

Марина какое-то время сидела молча, лишь вздыхала и тёрла в задумчивости лоб, потом решительно заявила:

– Ладно, придётся тебе заказ выполнить бесплатно. А со мной… Постепенно и со мной рассчитаешься. Вычитать буду из твоих гонораров.

– Какой заказ? – удивлённо спросил Дмитрий.

– Ах да, – досадливо скривилась Марина, – ты же, говоришь, и это не помнишь. Пока выздоравливаешь, выйдет срок. И они позвонят, естественно. Тогда и организуем повторную встречу. Но второй раз, учти, денег тебе никто не заплатит. Если тебе деньги уже уплачены, как и было договорено, то работать придётся бесплатно.

– О какой работе речь? – произнёс Дмитрий как можно более равнодушно.

– Ты хочешь сказать, что не знаешь, кем ты работаешь?

– Знаю. Я работаю в твоей фирме.

– А какую работу выполняешь? – продолжала допрашивать Марина.

– Водителем, охранником… – Дмитрий помолчал, потом добавил: – Выполняю некоторые другие поручения.

– Конфиденциального, так сказать, характера. Так? – посчитала необходимым уточнить Марина.

– Да, – согласился Подлесный. Не мог же он, в конце концов, отрицать всё подряд.

– В частности, – Марина оглянулась назад, чтобы убедиться, что сосед Подлесного по палате ещё не вернулся, – устраняешь и кое-кого из тех, кто кому-то по каким-то причинам, так сказать, мешает.

Дмитрий с искренним удивлением уставился на Марину.

– Не хочешь ли ты сказать, что я киллером работаю? – с трудом выговорил он.

– Да, – Бояркина смотрела серьёзно и даже сурово, – как раз это я и хотела сказать. А ты что же, разве не помнишь ни одного из выполненных тобой заказов?

Дмитрий опешил. Зачем она такое говорит? Она утверждает, что он якобы уже убивал людей. И неоднократно. Он должен опровергнуть это её утверждение, однако как бы это сделать таким образом, чтобы не вызвать у Маринки сомнений относительно его теперешней амнезии? Дмитрий погрузился в тяжёлые раздумья.

– Припомнил что-нибудь? – заинтересованно прошептала Марина.

– Нет, я не помню, чтобы кого-то я, как ты говоришь… – помотал головой Дмитрий.

– Что ж, ладно, вспомнишь потом. А пока выздоравливай. Да побыстрее. И не залёживайся. А то как бы неприятностей не было. Сам понимаешь…

– Каких неприятностей?

– Если ты уже получил деньги и обязался в определённый срок работу исполнить, то придётся исполнять. Даже если ты деньги где-то посеял по пьянке.

– Когда ты меня домой заберёшь? Сколько меня тут держать будут? Нельзя ли дома долечиваться? – начал задавать вопросы Дмитрий, которому хотелось быть подальше от врачей, ибо обманывать профессионалов, вероятно, гораздо сложнее, чем ту же Маринку.

– Тебе нужен уход, чтобы поскорее вылечиться, – заметила Марина.

– Вот ты бы и поухаживала.

– Я? – округлила глаза Бояркина. – Почему я?

– Как самый близкий человек ты…

– Близкий человек? – перебила Марина. – Но мы же расстались! Ты и это не помнишь?

– Расстались?! Когда мы расстались?!

– Да где-то около недели назад. Ты же ушёл от меня. Ты же снял квартиру.

– Я снял квартиру?! – поразился Дмитрий. – Какую квартиру я снял?

– Я не знаю. Однокомнатную, наверное, – пожала плечами Марина. – Но вещи свои ты давно забрал.

– Я забрал вещи?

– Да, – невозмутимо ответила Марина. О том, что несколько минут тому назад она упрекала Подлесного за то, что тот без уважительных причин не ночевал дома, она, по всей видимости, забыла.

До ухода Бояркиной Дмитрий так и не сумел выйти из ступора. Какова всё-таки эта Маринка! Использовала ситуацию в собственных интересах! Однако почему она это сделала? Неужели так сильно желала избавиться от него, что прибегла к столь беспардонному обману? Неужто из-за того, что он не ночевал дома? Что Степанищева тут ни при чём, уже установлено, а утверждать, будто он провёл ночь с другой какой-нибудь женщиной, в общем-то, никаких оснований нет. Единственное основание для подобных подозрений – сам факт его неявки домой на ночлег. Какая она всё-таки подлая – использовала приключившееся с ним несчастье (Дмитрий имел в виду, естественно, потерю им памяти, забыв на какое-то время о собственной лжи), чтобы бросить его, далеко не чужого ей человека!

Месть! Подобные сволочные поступки требуют отмщения. Впрочем, и мстить не надо – надо всего лишь выполнить заказ неизвестного лица, которому она, по всей видимости, тоже какую-то подляночку подстроила. Подлесный пришёл в такое возбуждение, что допустил лишние движения, приведшие к усилению болевых ощущений в области перелома. Когда боль поутихла, Дмитрий вернулся к своим злым мыслям.

Но кто же всё-таки «заказал» Маринку? Ну не сама же она себя «заказала», в конце концов! Установить бы имя заказчика. Вот только каким образом? И куда подевались деньги? Не Шура ли их прибрала?

И снова он возвращался мыслями к тому, как Маринка сделала его киллером с опытом, а потом лихо, на ходу выдумала историю об их разводе. И поскорее смоталась, чтобы избежать разоблачения. Сначала развод, а потом сцены ревности? Интересно.

11

Лицо у Марины стало скучным. Она исполнила свой долг, навестила больного, поинтересовалась его здоровьем, следовательно, может попрощаться и уйти. А он пусть ест апельсины с яблоками и читает детективы. И Дмитрий решил не медлить дальше и начать запланированный разговор.

– Маруся, послушай, а во сколько я в тот день ушёл из дому? – с вялой озабоченностью в голосе спросил он.

– Откуда я знаю, в котором часу ты ушёл? – вытаращила глаза Марина. – Если бы мы жили вместе… Я понятия не имею. Во сколько! Откуда я могу знать? И не называй, прошу тебя, Марусей.

– Жаль. А на какое время и где назначена была встреча?

– На семь часов на Гоголевском бульваре. От Арбата первая скамейка слева. А зачем это тебе?

– Да я вот думаю, что если меня каким-либо образом поместить в те предтравматические, так сказать, условия, то, вполне возможно, я бы и сдвинулся с мёртвой точки, может, и вспомнил бы чего. А дальше – больше. И пошло, поехало бы.

Марина озабоченно сдвинула брови и выпятила губы. Потом пожала плечами:

– Свозить тебя на Гоголевский бульвар? И усадить тебя на ту скамейку? И что это даст? Ну я не знаю. – И рассмеялась: – Может, тебя в квартиру Степанищевых надо затащить? Да к окну подтащить?

– С тебя сбудется. Ты и из окна второй раз меня выбросить захочешь, пожалуй, – с обидой сказал Дмитрий.

– Ну, ты знаешь, я тебя из окна не выбрасывала. Ты сам сиганул. А если тебе кто и помог, то Вовка, а не я.

– Да знаю я все детали, – скривился Дмитрий. – Известна мне твоя роль во всём этом деле досконально.

– Детали? К тебе память вернулась?

– Степанищева вчера заходила.

– Что, у вас и действительно что-то там… А?

– Ревнуешь? Ведь мы же расстались, ты говорила?

– Да. Ты и в самом деле не помнишь?

– А почему ты мне сцену ревности закатила, если мы уже разбежались? – задал каверзный вопрос Дмитрий.

Однако Марина сдаваться не спешила. И для начала она решила потянуть, видимо, время, задавая совсем уж лишние встречные вопросы.

– О какой сцене ревности ты говоришь?

– Да всё об этой самой. Связанной со Степанищевой и её бегемотом.

Марина опустила голову, а затем виновато посмотрела на Дмитрия:

– Я ведь женщина, ты знаешь. Мы, женщины, всё-таки не всегда логичны бываем… Сама не знаю, как так получилось. Ты уж, Диман, прости меня, дуру.

– Да я же убиться мог! И этот бегемот мог угробить меня. Как Степанищева рассказывала, так я же чудом спасся. Я же отделался очень легко.

– И слава Богу! – подхватила Марина. – И забудем об этом. Кто старое помянет… Да я, кстати, уже и наказана: они мне такой счёт выставили, что ой-ё-ёй. Собираюсь сходить к ним разобраться на месте.

Дмитрий с ней не согласился:

– Да нет, надо бы воспроизвести события прошлых дней. Скажи-ка мне, с кем я должен был встретиться на той скамейке?

– Понятия не имею. С заказчиком или посредником. Я же не расспрашивала.

– Как он выглядит? Мужчина или женщина? – продолжал задавать вопросы Подлесный.

Марина посмотрела на него как на ненормального:

– Диман, ты такие вопросики задаёшь!..

– Какие?

– Да детские вопросики. Откуда же я знаю, с кем ты встречался?! Кто мне звонил, я и то не знаю. Я знаю только, что встретиться ты должен был с Иваном Ивановичем. Так, по крайней мере, он должен был тебе представиться. Но учти, что в подобных делах в настоящих именах нет необходимости. Имена – чтобы в разговоре как-то друг друга называть. Он – мне: Иван Иванович, мол, будет. А я сказала, что направлю к нему Николая Николаевича, то есть тебя. Всегда так было.

Дмитрий сдаваться не собирался, он намерен был продолжать задавать наивненькие вопросы.

– А тебя он как называл?

– Да ты что?! – поразилась его недомыслию Марина. И даже головой потрясла. – Он же звонил мне по моему телефону! По сотовому! Как он мог меня называть? Так и называл – Марина. А как ещё?

– Понятно, – кивнул Дмитрий.

– А на встречу с тобой мог прийти кто угодно. Взять на время псевдоним и явиться. Хоть кто!

– Да, конечно.

– И даже женщина, – добавила с улыбкой Марина.

– И даже майор милиции, – усмехнулся Дмитрий.

– Типун тебе на язык! – взмахнула обеими руками Марина и пригвоздила его гневным взглядом. – Ты что несёшь?! Накаркаешь тут!

Наступил момент, когда Подлесному потребовался максимум выдержки, самообладания и даже, пожалуй, артистизма. И он навлёк на лицо простодушнейшее выражение и задал один из важнейших вопросов:

– Извини, Марина, а кого я должен был?.. В общем, кто там мешал этому Ивану Иванычу?

– Вот этого я не знаю, – развела руками Бояркина. – Поэтому как раз и придётся ждать опять их звонка. Если, конечно, ты не вспомнишь. Я просто не представляю, что я буду говорить. Упал, мол, мой специалист из окна и ничего теперь не помнит. Прикинь. И как это будет выглядеть? Да мы же уроним себя в их глазах так, что… Я даже не знаю. Да они просто могут сказать: давайте, мол, деньги обратно – и привет. Где деньги, дорогой? А?

– Ты уверена, что деньги он заплатил?

– Как иначе? Ты сам посуди. Допустим, ты не получаешь деньги, но заказ выполняешь. И что? С кого деньги потом трясти? Не с покойника же.

– Да так оно, – вынужден был согласиться Дмитрий.

– Это с меня они всегда обратно получить могут, – вздохнула Марина. – Так что делай вывод. И придётся, видно, тебя к специалистам везти.

После ухода Бояркиной Подлесный долго анализировал её поведение во время состоявшегося разговора, однако к однозначному выводу так и не пришёл. А потом появилась медсестра. Она сообщила, что подозрение о переломе не подтвердилось, но трещина всё же имеется. Ну и вывих, конечно.

– Значит, меня выписывать будете? – спросил Дмитрий.

– Это – к Владимиру Иванычу.

На следующий день Подлесного выписали.

***

Бояркину он ожидал более трёх часов. Она появилась около четырёх часов в сопровождении представительного мужчины лет сорока с хвостиком.

– Как?! Тебя уже выписали? – удивилась и как бы слегка подрастерялась Бояркина.

– Да, меня выписали, – подтвердил Дмитрий, – но, извини, я не могу вспомнить свой новый адрес.

– Адрес? – переспросила Марина. – А разве я тебе не говорила? Я же выяснила этот адрес. Посиди тут, я сейчас принесу. – И она обернулась к своему спутнику. – Виктор Петрович, проходите, пожалуйста, в кабинет.

Спустя две минуты Подлесный получил бумажку с адресом его нового места жительства.

– Ключ, надеюсь, у тебя сохранился? – присаживаясь рядом, спросила Марина.

– Да, среди своих ключей я обнаружил ещё один, незнакомый на вид.

– Ну, наверное, от этой квартиры.

– Наверное, – согласился Дмитрий. – Как тебе удалось узнать мой новый адрес?

– А ты сообщал мне. И телефон, и адрес. Я его на календаре записала. Место, я думаю, не очень шикарное, но, опять же, бульвар, а это значит, что зелени много.

Дмитрий глянул на бумажку:

– Бескудниковский бульвар. Такое впечатление, что впервые это название встречаю.

– Ничего, вспомнишь. Надеюсь, ещё до того, как они позвонят.

Дмитрий, осторожно взявшись обеими руками за колено больной ноги, переставил её левее, а затем развернулся к Марине.

– Послушай, ты вот подписалась на такие дела, а ведь они же чреваты всякими последствиями, – раздумчиво проговорил он.

– Не я одна подписалась, – насторожённо покосившись на него, ответила Бояркина.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что это моя была инициатива?

– Какая тебе сейчас разница в том, чья инициатива? – возмутилась Марина. – У тебя как память отшибло, так ты такой осторожный стал, что спасу нет.