Заклятие Лусии де Реаль (сборник) Головня Иван
Подойдя к домику, Рекс достает пистолет, а свободной рукой резко толкает дверь. Она, как того и следовало ожидать, заперта изнутри. Рекс требовательно стучит в дверь кулаком, затем колотит ногой. Наконец, разбежавшись, пробует высадить ее плечом. Но дверь оказывается на совесть сколоченной, с надежным запором.
– Чего надо? – слышится из-за двери голос маячника.
– Открой! – требует Рекс. – Мне надо поговорить с твоими гостями. Или пусть они выйдут сюда.
– Они не хотят говорить с тобой, – отвечает смотритель и, помолчав, прибавляет: – Выбрось пистолет, тогда они выйдут.
– А больше они ничего не хотят? – деловито осведомляется бывший вожак бывшей банды. – Может, заодно и голову мою подать им вместе с пистолетом?
Внутри домика воцаряется молчание. Выждав малость, Рекс идет к окну. Но и через окно проникнуть в дом нет никакой возможности: оно надежно зарешечено. Решетка из арматуры, и совладать с ней без газорезки или хотя бы молота не получится.
– В последний раз предлагаю: откройте дверь! – выкрикивает Рекс. – Иначе я буду говорить с вами по-другому!
– Эй ты, Бульдог! Или как там тебя? Не пугай пуганых! Смотри, как бы мы с тобой не поговорили по-другому! – доносится изнутри срывающийся мальчишеский голос.
– А тебе, щенок, я обрежу уши и тебя же заставлю их съесть! – грозится Рекс. Осмотревшись, деловито прибавляет: – Ладно. Сидите там. Сидите подольше. Сейчас вы запоете у меня по-другому. Волками завоете!
Рекс поднимает лежащий под стеной дома кусок доски и, продолжая с едкой ухмылкой приговаривать: «Сейчас вы у меня завоете!» – просовывает его в дверную скобу. Теперь все, кто находится в доме, оказываются в западне: дверь, которая открывается внутрь, заперта снаружи, и открыть ее без посторонней помощи пленники не смогут.
Убедившись в надежности запора, Рекс засовывает пистолет за брючной ремень, снимает пиджак и вешает его на растущий рядом с домом куст шиповника, а сам спускается к морю. Насобирав там большую охапку слежавшихся водорослей, тащит ее к дому и бросает под дверь. После нескольких ходок дверь чуть ли не доверху оказывается заваленной водорослями. Минуту-другую Рекс отдыхает, злорадно посматривая на свою работу. Затем находит в карманах зажигалку и пытается поджечь водоросли. Сделать это с первого раза ему не удается: водоросли не успели еще как следует просохнуть. Но Рекс от своей затеи отступать не думает. Найдя обрывок газеты и надергав сухой травы, он снова пробует поджечь водоросли. На сей раз это ему удается. Правда, горят водоросли неохотно, зато дымят усердно.
Вскоре дым начинает проникать сквозь невидимые щели внутрь дома. Совсем рядом за дверью слышно потрескивание сухой полыни и дрока, которые не перестает собирать и бросать под дверь ошалевший от злобы Рекс.
– Ну что ж, пора перебираться в верхние апартаменты, – обращается к своим гостям смотритель маяка. – Там воздух почище.
Все четверо сидят под стенкой, в которой проделано окно, их не видно снаружи, и нельзя попасть из пистолета.
– Можно идти, – выглянув в окошко, говорит Эдвин. – Он отошел собирать сухую траву.
Через металлическую дверь, соединяющую домик с маяком, осажденные проникают на дно большущего мрачного колодца.
– Будьте осторожны, – предупреждает маячник, стараясь не греметь массивным засовом на двери. – Берегите лбы.
Света, проникающего сюда через несколько пробитых в толстой стене на разной высоте крошечных оконец, едва хватает на то, чтобы можно было разглядеть стоящие на цементном помосте белые пластмассовые канистры с керосином и ведущую вверх винтовую чугунную лестницу.
Лестница оказывается на удивление гулкой, и потому приходится подниматься медленно и ступать мягко. Но вот наконец лестница оканчивается, и все четверо, один за другим попадают через небольшой люк на верхнюю площадку маяка. Тут им приходится жмурить глаза от изобилия солнечного света. Кроме бетонного пола и жестяной крыши вокруг стекло в массивных дюралевых рамах. Осажденные сваливают на пол принесенные с собой куски кирпича, штукатурки, поленья, бутылки, железяки – «предметы для метания с маяка», как высокопарно назвал весь этот хлам Поль.
Едва мальчишка оказывается на маяке, как его глаза загораются блеском любопытства. Забыв на время, что вынудило его сюда попасть, он широко раскрытыми глазами рассматривает оборудование. Больше всего его занимает стоящая на похожем на бочку возвышении большая керосиновая лампа с круглым пузатым стеклом и установленная перед ней огромная, замысловатой формы линза.
Смотритель маяка тем временем приподнимает оконные рамы со стороны суши, и в успевшее уже нагреться под солнечными лучами помещение вливается свежий воздух.
Тотчас все осторожно выглядывают в оконный проем. Рекс их, понятное дело, не видит. Ему и в голову не приходит, что в домике никого уже нет, что все его обитатели находятся в маяке. Он видит лишь наружную дверь маяка, тоже металлическую, которая также загодя надежно заперта изнутри. Ее-то Рекс и считает единственной дверью, ведущей в маяк.
– А ведь он один! – удивляется Эдвин. – Где же остальные?
– Одно из двух: или сбежали от своего атамана, или атаман их укокошил, – заключает маячник. – Если бы они были с ним, он всю эту дрянь сам не таскал бы. Это точно.
– Тем лучше для нас, – повеселевшим голосом говорит Эдвин.
– Остается вынудить его побыстрее израсходовать патроны.
– Значит, надо «завести» его, – говорит Поль. – Сейчас он у меня откроет пальбу. Сейчас…
Мальчишка берет из принесенной кучи мусора кусок кирпича и, прицелившись, бросает его в приближающегося к домику Рекса. Кирпич со стуком падает у самых ног бандита. Испуганно отпрянув, тот роняет свою траву и затравленно осматривается.
– Эй ты, Бульдог! – задиристо кричит Поль, высунув наружу голову. – Постой еще чуток на месте! Я хочу вышибить тебе…
Поль не успевает закончить фразу, как Рекс выхватывает из-за пояса пистолет и стреляет навскидку вверх. Но еще на какое-то мгновение раньше Эдвин с силой дергает мальчишку за плечо, и тот едва удерживается на ногах. Пуля мягко тюкается в жестяную крышу маяка и оставляет в ней крошечное круглое отверстие. Мона заметно бледнеет, и у нее нервно дергается щека.
– Поль! – внушительно произносит Эдвин и показывает кулак. – Тебе говорили быть поосторожнее?
В ответ Поль лишь неловко усмехается.
– Ребята, не надо зря рисковать, – говорит смотритель. – Сделаем лучше вот что…
Он берет у Моны панаму, надевает ее на палку и медленно высовывает в окно. Тотчас внизу хлопает выстрел, и почти в то же мгновение и в панаме, и в крыше маяка появляются дыры.
– Хорошо! – довольно потирает руки маячник. – Уже двух патронов нет.
– Знать бы, сколько их у него… – замечает Мона. Она сидит на корточках под стеной и нервно теребит в руках поднятый с пола лист бумаги с какими-то каракулями.
– Не думаю, что много, – говорит смотритель маяка и снова поднимает на палке панаму. На сей раз выстрела не слышно. – Ага, – скупо усмехается маячник, – понял, что к чему. В таком разе вернемся к прежней тактике.
В Рекса летит всякий хлам, но тот больше не отвечает, а, отступив назад, терпеливо дожидается, чтобы кто-нибудь высунулся наружу и стал хорошей мишенью.
– И все же я заставлю его израсходовать хотя бы еще один патрон, – говорит Поль и вытаскивает из кармана свой самопал.
– Эта штука стреляет? – недоверчиво смотрит на него хозяин маяка.
– Еще как! Сейчас сами увидите.
– Если это действительно стреляет, то, смотри, не попади в него, – говорит на полном серьезе маячник. – Этот обалдуй нужен мне живым.
– Ладно уж, будь по-вашему… – говорит смотрителю Поль и хвастливо прибавляет: – А то я мог бы запросто башку ему продырявить.
По просьбе Поля маячник, чтобы отвлечь внимание Рекса, высовывает в окно панаму на палке, а сам Поль тем временем, выглянув наружу, определяет, где находится противник. И тут же, чиркнув спичечным коробком по прикрепленной к стволу с крошечным отверстием спичке, быстро поднимается и направляет свое грозное оружие вниз. Тишину разрывает трескучий выстрел, и сразу за этим рядом с Рексом кверху взметается фонтанчик песка. Рекс по-козлиному подскакивает и делает широкий прыжок в сторону.
– Ах, вы так?! – не то удивленно, не то угрожающе выкрикивает он. И тотчас в ответ гремят один за другим два выстрела. Но ни одна из выпущенных пуль никому вреда не причиняет – обе попадают в стену пониже окон.
– Хорошо! Уже четыре патрона тю-тю! – радуется мальчишка. Выдув из ствола самопала остатки дыма, он веско прибавляет: – Сейчас заряжу по-новому и еще раз шандарахну.
Но стрелять Полю больше не приходится. После того как Эдвин попадает в Рекса увесистым куском штукатурки, разозленный главарь несуществующей шайки бандитов выпускает свою пятую и последнюю пулю, которая делает в крыше маяка еще одно, третье, отверстие. После этого в Рекса летит все, что попадает под руку, но стрельбы в ответ больше не слышно. Совсем осмелев, высовывается из окна Эдвин, за ним – Поль и даже Мона. Маячник давно уже, не прячась, наблюдает за Рексом.
– Все, ребята, – говорит он. – Осаду мы выдержали. У него больше нет патронов. И больше он нам неопасен. Тем более что по своей природе он труслив, как заяц.
– Что будем делать с ним? – спрашивает Эдвин.
– Надо, наверное, поймать его и сдать полиции, – предлагает Мона.
– Поймать мы его, конечно, поймаем. Но сдавать никому не будем, – твердо, как о чем-то давно решенном, говорит смотритель маяка. – Сперва поговорить с ним должен я. У меня с ним старые счеты, и пришла пора по ним платить…
Это произносится таким тоном, что никто и не думает перечить маячнику. Хотя никто и не понимает, о чем идет речь.
– Ну что ж… пошли! Выйдем через наружную дверь, снаружи закрыть ее никак не возможно, – говорит смотритель и первым спускается в люк.
Ведь это я – Френк Трамп!
– Ну что, отстрелялся? – скользнув по Рексу пренебрежительным взглядом, осведомляется смотритель маяка. – Крышу чинить кто будет?
Сунув руки в карманы штанов, Рекс исподлобья смотрит на недавних своих пленников. От былой вальяжности и аристократического лоска некогда грозного вожака банды не осталось и следа: к недавно еще белой, а теперь грязно-серой рубахе понацеплялись сухая трава и водоросли, бабочка сбилась набок, раскрасневшееся лицо в грязных разводах, со лба стекает пот, волосы растрепаны, а на макушке красуется большая плешь.
– Ваше счастье, что я мало взял патронов, – цедит сквозь зубы Рекс. – А то бы вы у меня… Ну да ладно. У меня для вас еще кое-что имеется.
Рекс вынимает из кармана руку, в которой появляется с сухим щелчком лезвие самооткрывающегося ножа, и, угрожающе поводя глазами, продвигается вперед. Но тут же останавливается: из-за спины маячника выходит Эдвин с пожарным багром на длинной ручке. Багор он держит наподобие пики – наперевес. Рядом с ним становится Поль с самопалом в руке.
– Еще один шаг – и я на этот багор намотаю твои кишки, – сдержанно произносит Эдвин. – Бросай нож!
– А я сделаю в твоей башке дырку величиною с орех! – прибавляет Поль. – Сейчас же брось нож!
Несколько помедлив, Рекс неохотно закрывает свой нож и кладет его на лежащий рядом камень. Поль забирает нож и прячет его в свой карман, а Эдвин тем временем несколькими взмахами багра раскидывает кучу тлеющих водорослей, сухой травы и хвороста. Дверь не сгорела, но обуглилась основательно. А еще больше закоптилась.
– Ладно, ваша взяла… – осознав безвыходность своего положения, кривит в жалкой усмешке тонкие усики Рекс. – Считайте, что сегодня вам повезло… Но разговор не окончен. Мы продолжим его в другой раз.
– Нет, Вилли! Мы продолжим его сейчас, – выступает вперед смотритель маяка. – У нас ведь есть о чем поговорить, Вилли? Или ты не узнаешь меня, своего старого друга? А ты присмотрись-ка получше… Ведь это я – Френк Трамп!
При этих словах Эдвин удивленно переглядывается с Моной и Полем. Еще неожиданнее реагирует на слова маячника Рекс. У него отвисает челюсть, и он едва не теряет дара речи.
– Как?.. Неужели?.. Ты… – только и может добыть из себя Рекс.
– Вижу, узнаешь все-таки… – продолжает между тем смотритель маяка сухим голосом. – Так, может, вспомнишь заодно, по чьей милости я получил десять лет каторги? Не можешь? Память коротка? Ну что ж, попробую помочь тебе освежить ее. Мальчик! – оборачивается к Полю смотритель. – Верни этому пустоголовому его нож. Нам необходимо выяснить наши с ним отношения на равных, по-мужски. Не так ли, Вилли? Конечно, так! – сам же отвечает маячник, не дожидаясь, что скажет Рекс. – Остальным это видеть необязательно. Поэтому мы спустимся вниз, к берегу, а вы останетесь здесь. Ну что, ты не понял? Давай, топай вниз!
Прежде чем последовать за спускающимся к морю Рексом, маячник оборачивается к Эдвину и, неловко усмехнувшись, говорит:
– Если… в случае чего… ну, ты понимаешь… то на столе под клеенкой лежит сложенный вдвое лист бумаги. Почитаешь, что там написано. Непременно прочитай!
Спустившись на узкую галечную полосу, с одной стороны которую лижут волны прибоя, а с другой возвышается холм, на котором стоит, устремившись в небо, маяк, Вилли Рекс и Френк Трамп становятся друг против друга на расстоянии какого-нибудь десятка шагов.
– Рекс, мне хотелось бы знать одно, – не спеша открывая складной нож с деревянной колодкой, говорит смотритель маяка, – тебя когда-нибудь мучила совесть при воспоминании о том, как вы со мной поступили? Или нет?
– Я не знаю, что это за штука такая, совесть, и с чем ее едят, – пробует храбриться Рекс. Но, увидев в руке маячника широкое лезвие ножа, тут же трусливо лепечет: – Слушай, Френк, давай забудем старое… Чего не бывало в юности? На вот, возьми это, – Рекс вынимает из кармана золотой браслет и бросает его к ногам Трампа. – Это все, что у меня есть… За эту штуку можно выручить неплохие деньги. Старинная работа…
Смотритель маяка поднимает браслет и, даже не взглянув на него, швыряет далеко в море, где синяя вода указывает на большую глубину. (Будем надеяться, что этот браслет никому больше в руки не попадет и нам не придется писать когда-нибудь продолжение этой повести.)
– Вилли, ты не откупишься даже всем золотом мира, – говорит маячник, всматриваясь в Рекса хмурым взглядом. – Слишком много ты со своим отцом задолжали мне. Вы исковеркали мою жизнь. Мою и моей семьи. Вы отняли у меня сына. Ведь там, наверху, – это мой сын. Видел, какой парень! Не чета тебе, недоноску. А из-за вас я его двадцать один год не видел… Такую вину, Вилли, можно искупить только кровью. Я уже не говорю о тех муках, которые мне пришлось испытать по вашей милости на каторге…
Неожиданно стоявший, казалось бы, безучастно Рекс, опустив по-бычьи голову и выставив перед собой руку с ножом, бросается на маячника. Но застать врасплох Трампа, который не забыл коварный нрав своего противника, ему не удается. В самое последнее мгновение маячник делает шаг вправо, оставив левую ногу на месте, и зацепившийся за нее Рекс плашмя шлепается на гальку.
– Да-а, не изменил ты, Рекс, своим гадким привычкам, – удрученно качает головой Френк Трамп и, вместо того чтобы броситься на спину своего врага, отступает на несколько шагов в сторону и брезгливо добавляет: – Полежал и будет! Вставай!
Не говоря ни слова, Рекс встает на ноги и, делая вид, что не замечает маячника, нагибается, чтобы отряхнуть свои замаранные брюки. По истечении нескольких секунд, посчитав, что в этот раз ему удалось усыпить бдительность Трампа, Рекс снова, даже не выпрямившись, кидается вперед. Но маячник начеку, хотя по-прежнему не пускает в ход своего ножа. Он лишь повторяет свой маневр. С той разницей, что на сей раз делает шаг влево.
И снова Рекс поднимается, отплевывая набившийся в рот песок, а Трамп не препятствует ему в этом. На его месте Рекс наверняка, не мешкая и секунды, повалился бы на своего недруга, чтобы всадить ему нож в спину.
Вскочив на ноги, Рекс вновь атакует Трампа. Теперь он не налетает опрометчиво, а наступает, размахивая перед собой ножом в вытянутой руке. Но маячник внимательно следит за движениями Рекса и всякий раз уклоняется от острого лезвия.
Наконец, воспользовавшись тем, что Рекс размахнулся в пылу сражения слишком сильно и его рука оказалась за плечом, Трамп подскакивает к нему почти вплотную и колет ножом в бедро. Взвыв от боли и злобы, Вилли начинает еще яростнее размахивать ножом. Но толку от этого мало, а сил уходит много. И Рекс начинает понимать это. Теперь он замирает на месте с вытянутым перед собой ножом в ожидании, когда его противник сам пойдет вперед.
И противник идет вперед. Подскочив, Трамп делает замах ногой, намереваясь выбить из руки Рекса нож. Вилли, чтобы избежать удара, поднимает руку вверх, чем немедленно пользуется маячник: продолжая движение вперед, он валится всем телом на противника и одновременно всаживает нож под левые ребра Рекса. Но и сам получает смертельную рану: теряя равновесие, Рекс взмахивает руками, и его нож, вопреки всякой логике, вонзается по самую рукоять Трампу в бок…
Знай, Эдвин, я – твой отец…
– Не надо никакого врача… Я не дождусь врача. Жить мне осталось самую малость. Я это чувствую… И в дом меня не надо нести, я не хочу в дом – там душно и темно… Вот здесь, в тени, и положите меня, – с трудом, сквозь стиснутые от боли зубы произносит смотритель маяка. Из-под его задравшейся кверху рубахи выглядывает широкая окровавленная повязка из старой простыни – ее только что с помощью Эдвина наложила Мона.
Маячник полулежит в тени маяка, прислонившись спиной к его стене. Перед ним на корточках сидит Мона. Эдвин поддерживает его за плечи. Поль тем временем приносит большую охапку водорослей, которую не успел сжечь Рекс, и расстилает ее рядом с раненым. Затем выносит из домика старое байковое одеяло и покрывает им водоросли. После этого все трое поднимают смотрителя и бережно укладывают на эту неприхотливую постель.
– Вот и отлично… Так мне будет хорошо. Не знаю, как и благодарить вас, – устало усмехается смотритель. – А теперь садитесь поближе и внимательно слушайте. Мне многое надо вам рассказать…
Хотя Френк Трамп обращается ко всем троим, но смотрит только на Эдвина. Смотрит пристально и жадно, словно хочет его образ унести с собой в могилу. Эдвин, Мона и Поль усаживаются на сухой траве вокруг раненого, и тот, собравшись с силами и мыслями, начинает:
– Для начала у меня к вам просьба: не оставьте маяк без огня. Ночами тут часто ходят корабли, и, если не загорится маяк, сами знаете, что может статься. Инструкция по обслуживанию маяка – наверху. Вы видели ее. Керосин – внизу в канистрах. Ничего сложного – ребенок может управиться… И сегодня же сообщите в Управление навигационной службы, чтобы прислали нового смотрителя… В тумбочке спрятана небольшая рация. Подключите ее к аккумулятору и можете передавать. Рация настроена на волну управления…
Говорить маячнику трудно. Он делает частые паузы, как будто забыл некоторые слова и теперь мучительно их вспоминает. Отдохнув и поудобнее вытянувшись, он продолжает:
– Теперь о главном. Клад вы искали напрасно. Я давно нашел его. Однажды, после сильной бури, я увидел на берегу несколько выброшенных волной золотых монет и сразу догадался, что где-то неподалеку от берега находится подводный клад. Так оно и было – через неделю я отыскал его. А затем чуть ли не полгода таскал клад понемногу из воды и прятал в другом месте.
Шагах в десяти к востоку от домика у самого берега лежит круглый валун. Внизу напротив него есть небольшая пещера. Вход в нее виден только в отлив. Да и то едва-едва. В этой пещере на выступе вы увидите бочку и несколько канистр. В них находится золото и серебро. Я закончил переносить его только месяц тому назад. Пока думал, что с ним делать, тут и вы объявились… Теперь оно ваше. Да, да, ваше. Но все сразу не забирайте, чтобы не влипнуть еще в какую-нибудь неприятную историю… Сейчас возьмите ровно столько, сколько вам необходимо на первый раз. Остальное заберете потом. Здесь золото спрятано надежнее, чем в швейцарском банке…
– Но почему вы все это отдаете нам? – не может удержаться, чтобы не спросить, Мона.
– Действительно, почему? – вторит ей Эдвин.
– Не торопитесь, сейчас все узнаете, – переведя дыхание, говорит смотритель и, неопределенно поведя рукой, продолжает: – Прежде я должен рассказать кое-что о себе. Только вот… не знаю, с чего начать…
– Начните сначала, – советует Поль.
– Ты прав, – соглашается маячник. – Конечно, надо начать сначала. Так вот… Двадцать три года тому назад я, тогда еще двадцатидвухлетний паренек, женился на чудесной девушке Анне. Было это в Морионе. Через год у нас родился мальчик, которого мы назвали Эдвином, – заметив, как напрягся Эдвин, маячник легонько пожимает его руку. – Это не совпадение… Знай, Эдвин, я – твой отец. Ты ведь слышал уже, что меня зовут Френк Трамп. Я не оговорился, а вы не ослышались. Все верно, здесь нет обмана. Да и зачем мне вас обманывать. Ты, Эдвин, конечно, удивился, когда я вынудил тебя спустить шорты. Наверняка подумал: рехнулся мужик! Но я не рехнулся. Я всего лишь хотел увидеть родинку на твоем бедре. Я хотел удостовериться, что не ошибся, что ты мой сын. Я ведь приметил тебя еще тогда… когда ты был здесь с ныряльщиками. Очень уж ты похож на свою маму… И только теперь окончательно убедился, что вижу своего сына…
Волнение мешает маячнику спокойно говорить, и он, устало прикрыв глаза, затихает. Эдвин, весь напрягшись, нервно покусывает губы. Чувствуется, что его душевное смятение достигло предела. Мона пытается успокоить его продолжительным ласковым взглядом. Овладев собой и собрав остатки скудных сил, старший Трамп возобновляет свой рассказ:
– Дальше было так… В те времена в Морионе дела с работой обстояли неважно, и через год после твоего рождения я уехал на заработки в Донго. Там начиналось большое строительство. Поначалу все шло хорошо. Я неплохо зарабатывал и регулярно отсылал деньги домой. Но вскоре по своему мальчишескому недомыслию попал в плохую компанию. Точнее, в шайку проходимцев, главарем которой был отец этого самого Вилли Рекса, Говард Рекс – человек, у которого за душой не было ничего святого. Вилли тоже был лишен каких бы то ни было человеческих качеств, но он – всего лишь бледная тень отца. Я и оглянуться не успел, как стараниями Говарда Рекса и его сынка Вилли настолько был втянут и впутан в их грязные дела, что выкарабкаться оттуда уже не было никакой возможности. Рексы Рексами, но всему виной, конечно, была моя глупость, доверчивость и слабоволие, которые они умело использовали. Я бросил работу и перестал отсылать домой деньги. Теперь я всецело зависел от Рексов…
Со стороны пролива Гутан доносится протяжный сиплый пароходный гудок. Смотритель маяка, приподняв слегка голову, говорит, обращаясь скорее сам к себе:
– «Мальорка» идет в Морион. Я их по голосам давно всех знаю, – и тут же спохватывается: – Так о чем это я? Ага… А потом получилась такая вот история. Это убожество Вилли Рекс в пьяной драке пырнул ножом сына какой-то важной шишки. Рана оказалась смертельной. Вилли запахла если не петля, то большой срок. И что, вы думаете, они сделали? Они напоили меня до беспамятства, надели на меня окровавленные брюки и рубаху Вилли, сунули мне в карман его нож и вызвали полицию… Свидетельские показания против меня на суде давали оба Рекса, хозяин бара, где это случилось, и некоторые участники шайки Говарда Рекса. Так я вместо Вилли угодил на десять лет на каторгу…
С семьей я давно не поддерживал никаких связей, а как попал на каторгу, и вовсе стало не до родных. Нет, о семье я никогда не переставал вспоминать и думать, но мне было стыдно напоминать о себе. И, даже выйдя на волю, вернуться домой после стольких лет отлучки я не мог. Как бы я смог смотреть в глаза Анны или сына, которых я так по-свински оставил одних на произвол судьбы? Тем более что у меня не было никакого оправдания… Во всем был виноват я один. А потому решил, что будет лучше навсегда исчезнуть с их глаз и даже памяти…
С каждой минутой Трампу-старшему труднее говорить. Паузы между словами становятся все длиннее, а голос – все более тихим и хриплым. Снизу доносятся шум прибоя и ритмичные всплески набегающих на берег волн. Над головами беспрерывно на что-то жалуются постоянно голодные чайки, у которых всегда одна забота: где и как раздобыть пищу. Поскрипывает оставленное открытым наверху в маяке окно.
– И все же однажды, лет десять тому назад, я приезжал в Морион. Посмотрел издали на наш дом, увидел Анну. Но подойти и заговорить так и не посмел. Тогда же, чисто случайно, получил место маячника на Чаросе и очень этому обрадовался – жить среди людей мне было невмоготу. Маяк стал для меня спасением…
Да! Четвертую часть золота отдайте Анне. Пусть хоть на старости поживет по-людски. Остальное разделите между собой. И вот что, Эдвин. Непременно попроси от моего имени у мамы прощения. Скажи, что виноват я перед нею, но, если может, пусть простит меня и не поминает лихом. Обязательно попроси. Слышишь?
Разволновавшийся маячник успокаивается только после того, как Эдвин, положив свою руку на руку отца, говорит:
– Обещаю! Передам все слово в слово.
– Вот и хорошо… Значит, можно прощаться. Я уже чувствую… свой конец, – шепчет смотритель. Едва заметно улыбаясь, он слабеющей рукой касается Поля, Моны, Эдвина.
– Отец! – проникновенно произносит Эдвин. – Как тебя благодарить за все, что ты сделал для нас?
– Не надо благодарить. Это я должен благодарить тебя… За слово «отец». Для меня оно дороже золота. Спасибо, сынок! Наклонись ко мне…
Эдвин наклоняется к отцу, и тот прижимает щеку сына к своим губам.
– Прощай! – из последних сил шепотом выговаривает маячник. – Жаль, что мы так мало общались с тобой…
– Прощай, отец! – едва сдерживая слезы, дрожащим голосом отвечает Эдвин. Шмыгает носом Поль. Отвернувшись, вытирает глаза Мона.
– Заройте меня в маслиновой роще… Рядом с могилой моего предшественника… Вы увидите ее там… – помолчав, Френк Трамп едва слышно выдыхает: – Какой сегодня чудесный день…
Неожиданно лицо умирающего напрягается, будто ему вспомнилось вдруг что-то еще очень важное и невысказанное, по телу волной пробегает крупная дрожь, и он, тяжело всхлипнув, широко открывает устремленные вверх помутневшие глаза. Там, в бездонной синеве необъятного неба, распластав свои широкие крылья, плавно парит вольная морская птица альбатрос…
А все-таки чудесная штука эта жизнь!
Шлюпка, приблизившись к причалу, разворачивается и после нескольких гребков веслами осторожно упирается кормой в автомобильную шину. Эдвин, Мона и Поль бросают в шлюпку свои рюкзаки и сумки, после чего и сами перебираются в нее. Управляет шлюпкой совсем юный, разбитного вида матросик. На его курносом лице снисходительное выражение превосходства.
– Как капитан? Жив-здоров? – интересуется Эдвин.
– А что с ним может статься? – пожимает плечами матросик и, вспомнив где-то слышанную фразу, прибавляет: – Над такими людьми, как наш капитан, время невластно.
«Удача» с обезветренными парусами мерно покачивается на зыби в полуторакабельтове от берега. На ее борт кладоискатели поднимаются по веревочному шторм-трапу. У борта их встречает сам шкипер Джино Росси в своей неизменной белой капитанке и черной футболке, с потухшей трубкой во рту.
– А-а, туристы-авантюристы! А я-то думаю, кто это машет так отчаянно. Добро пожаловать на борт старушки «Удачи»! – выкрикивает шкипер своим резким скрипучим голосом. – Да вы, я погляжу, загорели не хуже негров. Чувствуется, отдохнули что надо.
Сказав все необходимые для таких случаев слова, шкипер широким жестом приглашает гостей на судно:
– Располагайтесь, где видите. Вся палуба в вашем распоряжении.
– Спасибо, капитан! – отвечает за всех Эдвин и, улыбнувшись, прибавляет: – У вас широкая натура.
– Широкая душа, – поправляет Эдвина Джино Росси. Выждав, когда никого из матросов поблизости не остается, спрашивает, кивнув в сторону острова: – Ну, как? Улов есть?
– Кое-что есть, – отвечает Эдвин. – Не так, чтобы уж очень, но… На эту тему было бы удобнее поговорить в каюте. Вы меня приглашаете?
– Какие могут быть вопросы? – радушно разводит руками шкипер. – Прошу!
– Вы пока выбирайте подходящее место и располагайтесь, а я на минуту отлучусь, – обращается Эдвин к Полю и Моне и спускается следом за хозяином на нижнюю палубу.
В каюте Росси Эдвин кладет на столик горсть золотых монет, которые он отсчитал для этого еще на острове.
– Это, капитан, обещанное вознаграждение. Здесь вам на новые паруса, на новую грот-мачту – старая, я вижу, скоро перегниет – и краску: пора уже придать «Удаче» более нарядный вид.
– Ну-у, спаси-ибо! – морщится в довольной улыбке шкипер. – Вот это обрадовал старика! Так вы действительно нашли что-то?
– Как видите.
– Молодцы, ребята! Я рад за вас. А что с вашими преследователями? Ну, этими… Рексом и его компанией? Где они? Когда вы смылись с «Удачи», они тут такой шухер подняли! Я уже думал, несдобровать нам…
– Они все погибли, – неохотно отвечает Эдвин.
– Как! Неужели вы их?.. – привстает со своего стула Росси.
– Ну, что вы! Куда нам с ними было тягаться… У них ведь пистолет даже был. Нет, эти типы сами друг дружку уничтожили. Не знаю, как это у них там вышло, но… А самого Рекса убил – кто бы вы думали? – смотритель маяка. Вот так! Но самое неожиданное во всей этой истории то, что этот смотритель маяка оказался моим отцом. Представляете! Кто бы мог подумать…
– Не может быть! – удивленно таращит глаза шкипер. – Вот так новость! Действительно, кто бы подумал. Как он там?
– Тоже погиб. От руки того же Рекса. Они друг друга…
– Надо же… – сочувственно вздыхает Джино Росси. Помолчав, говорит: – А ведь я его знал. И даже как-то гостил у него на маяке. Хороший был человек, справедливый. Вот только скрытный. И немногословный. Да-а, чего только в этой жизни не бывает…
– Синьор Росси, – говорит, вставая, Эдвин, – у меня к вам просьба. Нам не хотелось бы, чтобы еще кто-то кроме вас знал, чем мы занимались на Чаросе. Хорошо?
– И не будет знать! – прикладывает руку к сердцу шкипер. – Если старик Росси иногда много говорит, это вовсе не означает, что он может сболтнуть лишнее.
– Вот и хорошо.
Когда Эдвин поднимается наверх, шхуна уже на всех парусах резво несется курсом на Морион. За время разговора Эдвина со шкипером Поль и Мона успели расположиться у борта в тени латаного фока. Устроились на разостланных одеялах.
Передав в общих чертах свой разговор со шкипером, Эдвин устраивается рядышком. В налитом густой синевой небе висят местами круглые комья похожих на вату облаков. Сухой ветерок, нежно обдувающий лица, приносит с материка едва уловимые пряные запахи лавровых и апельсиновых рощ. Убаюкивает, создавая впечатление полета, легкая килевая качка. Ни к кому не обращаясь, Мона задумчиво говорит:
– Ну, вот мы и богаты… А что дальше?
– Как что? – приподнимает голову Эдвин. – Теперь мы можем осуществить свои мечты. Вот у тебя… какая заветная мечта?
– Стать врачом, разумеется, – говорит Мона. И уточняет: – Судовым врачом. Хочу плавать на большом корабле и лечить матросов. А если придется, то и пассажиров. А попутно смотреть на мир.
– Ну, и в чем дело? – пожимает плечами Эдвин. – Теперь перед тобой открыты двери всех учебных медицинских заведений мира. Учись, где заблагорассудится. Можешь даже поехать в Оксфорд или Москву. С такими деньгами ты будешь всюду желанным студентом.
– А я так и сделаю, – как о чем-то давно решенном говорит Мона. – Вот только Оксфорд и Москва мне не нужны – не хочу с вами надолго разлучаться. А потому я поступлю в наш, Морионский медицинский колледж, стану врачом-терапевтом. А еще… построю в Морионе домик, красивый и уютный, в который можно будет возвращаться после рейсов. И в таком месте, откуда будут видны весь порт и все корабли, которые заходят в порт.
– А может, мы вместе будем строить этот домик? – осторожно осведомляется Эдвин.
– Ну, конечно, вместе! – спешит исправить свою оплошность Мона. – Прости, Эд! Я просто забылась.
– То-то! – снисходительно усмехается Эдвин. – Вдвоем мы построим не просто красивый, а самый красивый в Морионе дом. На меньшее я не согласен. А ты, Поль, на что потратишь свои деньги?
– Я? – часто хлопает глазами мальчишка. – А сколько… вы мне дадите?
– Как это – сколько! Твоя четвертая часть. Ты же слышал, что сказал маяч… что сказал мой отец.
– Правда?! – по-мальчишески простодушно радуется Поль. – Вот здорово! Ну, раз так, то я сделаю вот что: окончу штурманскую школу, а потом куплю себе небольшое судно, возможно даже парусное, как, например, вот эта «Удача», и буду плавать по всему миру. Хочу увидеть все моря и страны. Попутно буду открывать новые земли, если такие остались, проводить научные исследования, заниматься подводной археологией и киносъемкой, писать статьи и книги. Словом, хочу стать вторым Жаком Ивом Кусто. Ну как?
– Мечта – что надо! Я даже начинаю уже завидовать тебе, – без тени иронии говорит Эдвин.
На палубе появляется Джино Росси. Подойдя, он говорит:
– Захотите кушать – скажите, у меня для вас кое-что найдется.
– Обязательно скажем, – отвечает Мона и, когда шкипер уходит, обращается к Эдвину: – Ну, а о своей мечте ты нам расскажешь?
– Моя мечта? – Эдвин на короткое время задумывается. – Представьте себе, я тоже мечтаю купить корабль. Но, побольше. И тоже парусный – барк или клипер. Парусник – это же здорово! – все больше воодушевляется Эдвин. – Только подумать: судно обходится без мазута, без керосина, без бензина. На нем нет вони, оно не загрязняет море. Не слышно грохота машин. Не пойму, почему теперь так мало используются парусные корабли. Единственный их недостаток – меньшая скорость и зависимость от ветра. Зато какая экономия на угле или горючем! А экология! Все это с лихвой покрывает убытки от задержек в рейсе… Свое судно я сделаю круизным. Буду возить по миру туристов. А попутно и грузы. Не хочу быть привязанным к каким-то одним портам… И врачом на свое судно я возьму тебя, Мона. Пойдешь?
– Ты еще спрашиваешь?
Эдвин с чувством пожимает руку Моны. Девушка в ответ одаривает его очаровательной улыбкой.
– Но только и мне, – продолжает Эдвин, – придется прежде окончить вместе с Полем штурманскую школу. Я хочу быть не просто владельцем корабля – я хочу быть его капитаном. Я хочу стоять на мостике в белом кителе и белой фуражке и отдавать в рупор команды. А пассажиры будут смотреть на меня и говорить: «Посмотрите на этого капитана, какой он спокойный и мужественный! Настоящий морской волк! С таким капитаном можно плыть куда угодно».
– А мне разрешишь хоть разок постоять на твоем мостике? Чтобы и на меня посмотрели пассажиры и сказали: «А это жена этого мужественного капитана. Не правда ли, замечательная пара!»
– Ради этого я готов не отпускать тебя с мостика с утра до вечера! – улыбается Эдвин. Подняв взор к небу, по которому медленно проплывают к северо-востоку невесомые пушистые облака, он прочувствованно говорит: – А все-таки чудесная штука эта жизнь!
– Особенно, когда есть деньги, – тихо, ни к кому не обращаясь, замечает Поль. – А как быть тем, у кого их нет?
– Поль, ты способен на что угодно навести тень, – журит брата Мона. Но, помолчав, прибавляет: – А вообще… ты навел меня на хорошую мысль: часть своих денег я передам в морионский дом престарелых.
– А я – в фонд безработных! – вторит Моне Эдвин. – На пособия по безработице.
– А я… А я… – не может определиться Поль. – А я в штурманскую школу часть своего золота отдам, для поддержки самых бедных курсантов. Вот так!
Рассказы
Шутка Сэмюэля Скунса
– Что-то очень уж кислый вид у нас сегодня, – открывая дверь вернувшемуся с работы мужу, замечает Джина Нортон. – Что на сей раз стряслось? Снова в какую-нибудь историю влип?
Флойд Нортон, невысокий, простоватого вида мужчина с доверчивым взглядом синих глаз на открытом, несколько сухощавом лице, переобуваясь в крохотной прихожей, неохотно отвечает:
– Я остался без места – чему тут радоваться? Хозяин посчитал, что с нашей работой может справиться и один электрик. Словом… я попал под сокращение штатов.
– Случай, конечно, не из приятных. Но всё же это лучше, чем попасть под машину, – пытается шутить Джина, намекая на недавний случай, когда на её мужа наехал грузовик. Подождав, когда Нортон войдёт в комнату, она приступает к более основательному разговору. – Но почему тебя? Ты старый работник. Ты никогда не отказывался поработать в неурочное время. Не то, что твой напарник. Так почему ты, а не этот… Фокс? Не верится мне, что Винтер вот так, ни с того ни с сего, взял и выставил тебя. Без твоего согласия…
– Джина, если бы ты видела этого Фокса, когда Винтер объявил на общем собрании, что среди прочего народа он намерен уволить и одного электрика… Я думал, он вот-вот разрыдается. Такую жалостливую рожу скорчил, что я сам чуть не пустил слезу. Целый спектакль там разыграл. Не мог я на это смотреть…
Джина лишь шумно вздыхает и печально качает головой:
– Всё ясно, дорогуша: ты пожалел Фокса и сам себя предложил в кандидаты на сокращение. Так ведь?
– А что я мог сделать? – разводит руками Нортон. – Смотреть, как он плачет?
– Поступок благородный, ничего не скажешь, – говорит Джина. – Жаль только, что ты не вспомнил, как живут эти Фоксы. А живут они намного лучше нас. И не тебе толковать, какой из Фокса работник. Сам не раз рассказывал… Словом, одурачил тебя этот Фокс. Ну да, бог с ним. Что случилось, того не воротишь. А работа… Была бы шея, хомут найдётся, – философски заключает Джина. – Иди мой руки, будем ужинать. Я приготовила чудные пирожки с ливером.
Спокойное отношение Джины Нортон к столь неприятному известию мужа объясняется просто: за двадцать лет совместной жизни она успела свыкнуться с самыми неожиданными поворотами в мужниной судьбе и давно уже воспринимает их как нечто неизбежное.
А всё потому, что Флойд Нортон – неудачник. Не просто неудачник, а хронический неудачник. Неудачи преследуют его едва ли не с пелёнок: ещё восьмимесячным ребёнком он вывалился с кроватки и сломал ножку. Лёгкое прихрамывание по сей день напоминает о том неприятном событии сорокалетней давности.
Чтобы перечислить все неудачи, приключившиеся с Флойдом в детстве и юности, пришлось бы исписать не один лист бумаги. Впрочем, и после того, как Нортон повзрослел, неудачи, мелкие и крупные, по-прежнему продолжали преследовать его едва ли не на каждом шагу. Казалось, над ним довлеет злой рок.
То ему всучат билеты вещевой лотереи, которые на поверку окажутся липовыми. То накануне Рождества, возвращаясь домой с подарком для жены, он ухитрится забыть этот подарок в трамвае. А то только что купленный и оставленный на минуту во дворе новенький мотоцикл раздавит машина. Или такой случай: удаляя Нортону аппендицит, рассеянный хирург забыл в его брюхе ножницы, и операцию спустя несколько дней пришлось повторить.
А однажды, поднакопив деньжат, наш герой решил завести собственное дело и приобрёл в другом конце города небольшую мастерскую по ремонту бытовой техники. И только по прошествии месяца понял, какую оплошность он совершил: почти рядом, через квартал, уже имелась подобная мастерская, но побольше, посовременнее, с целым штатом опытных специалистов. «Свинью» Нортону подложил бывший владелец, который, не выдержав конкуренции, решил избавиться от своей убыточной мастерской, но о причине продажи перед Нортоном не обмолвился и словом.
Ещё как-то Нортон отдал почти все свои сбережения под небольшие проценты приятелю, а тот возьми и угоди в автокатастрофу. Требовать же деньги у несчастной вдовы у Нортона, понятное дело, не хватило совести…
Сразу оговоримся, что злой рок, о котором упоминалось выше, здесь ни при чём. Постоянные неудачи Нортона объясняются его полнейшей непрактичностью, редкой честностью и детской доверчивостью.
Понятно, что человек с такими «пороками» не мог не стать мишенью для насмешек. Над Нортоном потешались все, кому было не лень. Хорошо хоть розыгрыши были преимущественно невинными. Хотя… случалось всякое.
Так, например, один «доброхот» подбил Нортона купить у него за приличную сумму щенка доберман-пинчера, с тем чтобы потом самому разводить и продавать этих породистых собак. Но не прошло и двух месяцев, как «доберман-пинчер» на глазах озадаченного Нортона стал превращаться в дворнягу сомнительного происхождения…
Но, как это ни покажется странным, Нортон не ожесточился, не стал брюзгой, не превратился в нытика и зануду. Выпадающие на его долю неудачи, равно как и розыгрыши, сносит покорно, будто иначе и быть не может. Разве что иной раз после какой-нибудь неприятности, вместо того чтобы возмущаться и сокрушаться, философски заметит: «Могло быть и хуже».
Под стать своему мужу, по мнению морионских кумушек, и жена Нортона Джина – спокойная хрупкая женщина с копной тёмно-рыжих волос на голове. Своим характером и поведением Джина никак не втискивается в общепринятые рамки: к неприятным историям, в которые то и дело попадает её Фло, она относится терпимо и даже снисходительно. Она никогда не «пилит», как это принято в «пристойных» морионских домах, своего мужа. Она ни разу не то что не отругала его, но даже не пожурила по-настоящему.
Время приближается к полудню, и на улицах Мориона бурлит повседневная жизнь: лихо проносятся, то и дело рявкая клаксонами, автомобили; торопятся, натыкаясь друг на друга, озабоченные и вечно куда-то спешащие пешеходы; у раскрытых дверей магазинов кричат, расхваливая товар, неутомимые зазывалы; им вторят зычные уличные торговцы, жалостливо завывают нищие, дребезжат и погромыхивают на стыках рельсов трамваи, надрываются тромбоны в транслируемом по радио джазовом фокстроте, длинными пулемётными очередями стучат отбойные молотки дорожных рабочих.
Но Флойда Нортона городская сутолока и шум занимают меньше всего. Его мысли направлены на другое: где найти работу? С работой в Морионе, как всегда, трудно. А жить без работы, тем более не имея сбережений, невозможно. И так уже Джина вынуждена на всём экономить.
Свернув на улицу Тополиную, в конце которой стоит его дом, Нортон ещё издали замечает у входа в бар с несколько неожиданным, если не сказать странным, названием «Некрополь» его хозяина Сэмюэля Скунса, который, похоже, кого-то поджидает. «Уж не меня ли? – думает Нортон. – Если меня, то с чего бы это?»
И действительно, едва Нортон приближается к Скунсу, как тот, сотворив на круглом мясистом лице радушную улыбку, восклицает:
– Нортон, дружище! Сколько лет! Почему проходишь мимо? Зашёл бы хоть разок.
– Спасибо, Сэм, за приглашение, – замедлив шаг, учтиво отвечает Нортон. – Но ты же знаешь: я не пью спиртного.
– Ну так кофе выпил бы, – не унимается Скунс. – На днях из Бразилии получил.
– А кофе я и дома выпью, – неохотно говорит Нортон, пытаясь обойти стоящего на его пути бармена. – И тоже свежий.
Но отвязаться от Скунса не так просто. Не замечая нежелания Нортона продолжать разговор, Скунс, расплывшись в заискивающей улыбке, цепко хватает его за рукав.
– Ну и фрукт же ты, Нортон! Даже цента никогда не дашь заработать. Ну, да бог с тобой… Не хочешь ты мне дать заработать, так я, так и быть, дам тебе кое-что. Может, вспомнишь когда-нибудь мою доброту, – лебезит Скунс. – Зайдём на минутку, есть дельце.
Немногословный Нортон, не пускаясь в обычные в таких случаях расспросы: «зачем? что надо?», молча заходит в бар – тесный и под стать своему названию мрачный зал с десятком отделанных под мрамор столиков. За ними, потягивая, кто пиво, кто вино, сидят человек восемь завсегдатаев. При появлении Нортона все они, разом стерев с лиц улыбки и не без труда напялив на них равнодушные маски, принимаются внимательно рассматривать свои стаканы и бокалы, лишь время от времени бросая на вошедшего любопытные взгляды исподлобья.
Шаркающий позади Нортона своими кривыми подагрическими ногами Скунс многозначительно подмигивает клиентам: рыбка, дескать, на крючке.
Читать бесплатно другие книги:
