Идентификация Янг Сьюзен

– Надеюсь, что нет.

Я прикрыла глаза и бессильно откинула голову.

– Зачем он это сделал? – простонала я. – Почему нельзя было просто подождать?

– Не знаю, – отозвался Джеймс. – Но сегодня надо уйти пораньше, после обеда. В школе лучше не высовываться.

– А сам сплел историю про школьный проект в Самптере!

– Это другое дело, я хотел помочь Миллеру.

– Это было глупо. Мог и получше придумать. Если его заберут, то по нашей вине.

– Знаю! – взорвался Джеймс. – Или ты думаешь, я не понимаю?

Мы смотрели друг на друга. На его лице проступило бешенство. Джеймс назначил себя ответственным за смерть Брэйди, за нашу с Миллером безопасность – иначе он не может, так уж он устроен, и порой у меня хватает глупости верить, что ему действительно по силам нас защитить.

– Я знаю все, что ты думаешь, – пробормотала я, борясь с отчаянием.

Лицо Джеймса смягчилось.

– Иди сюда, – сказал он. Сперва я не двинулась – от угрозы, нависшей над Миллером, салон «Хонды» и весь мир сделались удушающе крохотными. – Слоун, ты мне нужна, – напряженным голосом добавил Джеймс.

Услышав мольбу, я отбросила все сомнения и прильнула к нему, крепко стиснув. Он вздрогнул, но тут же сам сжал меня в объятиях. Как только мне исполнится восемнадцать, мы уедем из города и начнем жизнь заново. Надо ждать. Сейчас еще рано. «Эмбер алерт»[5] отыщет нас в два счета. Нам не спрятаться. Никому еще не удавалось.

Мы посидели, обнявшись, и рука Джеймса скользнула под самый край подола моей юбки. Его дыхание стало глубже, напряженнее.

– Мои губы устали от разговоров, – прошептал он мне на ухо. – Поцелуй меня так, чтобы я обо всем забыл.

Я немного отстранилась и увидела в глазах Джеймса печаль, смешанную с желанием. Я прошептала, что люблю его, а потом перебралась к нему на колени и поцеловала так, будто это последний поцелуй в нашей жизни.

На уроке экономики я смотрела на Миллера, сидевшего с опущенной головой и что-то рисовавшего в тетради под партой. Я наблюдала за ним, соображая, есть ли какие-то симптомы, за которые могут забрать. Внешне Миллер был в полном порядке.

– Ну? – прошептала я, когда учитель обходил ряды, собирая наши тесты. – Что там было у Лейси?

Карандаш Миллера замер.

– Я влез в окно, когда заснули родители. Попытался объяснить, что не причиню вреда, но она начала плакать. – Он покачал головой. – Она решила, что я пришел ее убить. Кто знает, что в Программе обо мне наговорили.

Я прижала ладонь ко лбу. Да, это называется влипнуть по-крупному. Этого достаточно, чтобы Миллера забрали.

– Она позвала родителей?

– Нет, – сказал Миллер. – Велела мне убираться. Даже когда рассказал, кто я, она меня выгнала. – Его голос звучал чересчур ровно. – Видимо, я все-таки надеялся, что в ней до сих пор что-то теплится. – Он поднял на меня неподвижные глаза: – Как считаешь, может она меня еще любить?

– Да, – ответила я. – Но тебя же могли арестовать и отправить неизвестно куда. И что тогда? Как я без тебя?

– Я должен был попытаться. Ты бы Джеймса не оставила?

Я помолчала.

– Да, я бы его не оставила.

Миллер кивнул, явно жалея, что привел такое сравнение, и снова принялся что-то чертить в тетради.

– Ты и дальше попыток не оставишь? – спросила я.

– А смысл? Она совершенно изменилась. Я даже не уверен, что она снова меня полюбит.

Я сдерживаю слезы.

– Мне очень жаль.

– Да, – сказал он. – Но надо жить дальше, как говорит мать.

Мамаша Миллера недолюбливала Лейси и надеялась, что сыночек рано или поздно выберет себе кого-нибудь более жизнерадостного. Но в нашей жизни мало чему можно радоваться. Те, кто радуется, обычно уже побывали в Программе.

– Миллер, не…

– Слоун Барстоу! – громко сказал мистер Рокко и гневно посмотрел на меня в наступившей тишине. Миллер, не поднимая головы, продолжал водить петли в тетради под партой. Слава богу, он вроде спокоен. Если мы стиснем зубы и перетерпим этот раз, то выживем. А через несколько месяцев, когда Лейси уже будет ходить без хендлера, убедим ее гулять с нами, как прежде.

– Мы с Джеймсом решили сбежать после обеда, – прошептала я, когда учитель отвернулся. – Ты с нами?

– Черт, еще бы! Или ты думаешь, я сюда учиться хожу?

Я улыбнулась – на секунду Миллер снова стал самим собой. Прежде чем написать Джеймсу эсэмэс о том, что все в силе, я рассмотрела наконец, что Миллер чертит большую черную спираль на всю страницу. Я отвернулась к доске, притворившись, что ничего не видела. В кармане завибрировал мобильный.

Я украдкой вынула его и прочитала сообщение: «Держи Миллера поближе, сегодня на территории полно хендлеров».

– Миллер, – прошептала я. – Джеймс пишет, что на территории школы хендлеров больше обычного. Как думаешь, это за тобой?

Миллер облизал нижнюю губу, будто раздумывая, и кивнул:

– Не исключено. Давайте тогда смоемся до ленча. Ко мне домой поедем.

Я написала Джеймсу, радуясь возможности уйти. Меньше всего мне снова хотелось видеть, как уводят моего лучшего друга.

Я сидела рядом с Миллером на его диване, обитом тканью в цветочек, а Джеймс копался в холодильнике на кухне. Миллер грыз ноготь большого пальца, затем перешел к указательному. Я обратила внимание, что ногти обкусаны почти до мяса, а под краями запеклась кровь, и шлепнула его по руке. Миллер послушно опустил руку на колени.

– Я видел ее сегодня по дороге в школу, – сказал Миллер, глядя в большое окно.

– Лейси?

– Ну. Ехал в Самптер и видел ее на парковке. Она болтала с Эваном Фрименом и… смеялась. – Он снова принялся грызть ноготь. Я не стала его останавливать – положила голову на плечо и устремила взгляд в окно.

Несколько месяцев после выписки вылеченным рекомендуется воздерживаться от любовных связей, но разрешено заводить друзей, особенно среди успешно прошедших Программу. Видимо, хендлеры считают – если подростки дочиста выскоблены изнутри, они не смогут плохо повлиять друг на друга. До Миллера Лейси недели две встречалась с Эваном Фрименом, но бросила его, заявив, что он чересчур активно совал язык ей в глотку.

От новости, что Лейси разговаривала с Фрименом и смеялась, не сознавая, что они уже знакомы, меня замутило. Это стало таким неприятным открытием, что я еле сдержалась.

– Как думаешь, что с ней там делали? – пробормотала я, не уверенная, хочу ли услышать ответ.

– Разобрали на части, – отозвался Миллер, выплюнув кусочек ногтя. – Открыли голову, все вынули и сложили счастливый пазл. Она уже как бы не настоящая.

– Этого мы не знаем, – сказала я. – Может, в души она прежняя, просто не помнит.

– А если она никогда не вспомнит? – повернулся ко мне Миллер. По его щеке катилась слеза. – Ты правда думаешь, что прошлое можно вернуть? Она же пустая, Слоун. Ходячий мертвец…

Мне не хотелось в это верить. Я уже два года вижу вылеченных, и хотя ни разу не говорила с ними больше, чем в очереди в молле, убеждена, что они по-прежнему люди. Просто чересчур лощеные какие-то, будто все у них прекрасно. Им промыли мозги, но они не зомби. Этого не может быть.

– Лучше бы она умерла, – прошептал Миллер. Я выпрямилась и гневно посмотрела на него.

– Не смей так говорить, – велела я. – Она не умерла. Через некоторое время попробуем еще раз. Может, умом она тебя и не узнает, но сердцем – обязательно.

Он покачал головой, не глядя мне в глаза.

– Нет, я умываю руки. Я ее отпускаю, как психолог и советовал.

Когда Лейси забрали в Программу, нас – меня, Джемса и Миллера, помимо обычной анкеты с самооценкой, приговорили к двум неделям ежедневной интенсивной терапии. У нас выспрашивали всякие мелочи якобы для лечения Лейси, но мне все время казалось, что речь идет о том, не инфицированы ли и мы тоже. К счастью, мы оказались здоровыми.

Мне хотелось попросить Миллера не торопиться, выждать и снова попробовать ее завоевать, но в каком-то смысле он прав. Судя по тому, как Лейси выглядит и держится, она уже другой человек и прежней не станет.

Я помню историю их знакомства. Я привела Миллера за наш стол в надежде познакомить с Лейси, которая стояла в очереди – дело происходило в столовой – и спорила с работницей кафетерия. Лейси в своем нелепом платье с черно-белыми полосами походила на Битлджуса, но на лице Миллера проступило щенячье умиление. Он с ходу сказал нам с Джеймсом, что именно такую девушку он и ищет, – чтобы мать бесилась от одного ее вида.

Я пихнула Миллера в плечо, а Джеймс лишь рассмеялся.

– Смотри не пожалей, – с усмешкой сказал он Миллеру. – Эта «черная вдова» таких, как ты, на завтрак ест.

Но Миллер лишь ухмыльнулся, будто эта мысль его позабавила. Покорить сердце Лейси оказалось нелегко, но когда они наконец стали парой, то узнали счастье. Они были так счастливы…

– Мне очень жаль, – тихо произнесла я. Миллер кивнул и вдруг повернулся меня обнять. Я ласково положила ему ладонь на шею, а Миллер стиснул меня так сильно, что затрещали кости. Я не приговаривала, что все будет хорошо, потому что не надеялась на благополучный исход.

В гостиную вошел Джеймс, жуя яблоко, поглядел на нас, наклонив голову, будто оценивая ситуацию, откусил от яблока, подошел и обнял нас обоих.

– Можно и мне немножко ласки? – попросил он дурацким тоном, какой появлялся, когда Джеймс старался не дать нам захандрить. Чтобы прогнать тоскливую атмосферу, он звонко поцеловал Миллера в щеку. Засмеявшись, я отпихнула Джеймса. Миллер молча встал. У Джеймса вытянулось лицо. Он возмущенно поглядел на меня в том смысле, что я не должна была позволять Миллеру распускаться. Я не чувствовала за собой вины и лишь пожала плечами.

Оглядевшись и соображая, что предпринять, Джеймс подошел к каминной полке и взял недавно появившуюся фотографию.

– Приятель, – сказал он Миллеру, – твоя маман здесь просто убойная красотка!

– Иди к черту, – отозвался Миллер, стоя в дверном проеме и снова принимаясь грызть ноготь. Этот обмен репликами повторялся всякий раз, как Джеймс видел мать Миллера, которая действительно была очень красива. Она растила Миллера одна. Блондинка, предпочитающая мини-юбки, она питала слабость к моему нахальному бойфренду, повторяя, что Джеймс еще «разобьет множество сердец». Ну уж нет. Приложу все усилия, чтобы это счастье обошло его стороной.

– Я что говорю, – продолжал Джеймс, подходя к дивану и плюхаясь рядом. – Не будь у меня вот этой, – он показал на меня большим пальцем, – быть бы мне твоим отчимом.

Я со смехом шлепнула его по бедру:

– Эй!

Подмигнув мне, Джеймс повернулся к Миллеру:

– И учил бы тебя, растяпу, играть в мяч на заднем дворе. Годится?

– Я не против, – серьезно ответил Миллер. – Я тогда заберу себе Слоун. Мне все равно теперь нужна новая подруга.

Джеймс осекся. Миллер ввел в шутливую перепалку новый поворот, только прозвучало это безрадостно. Он тяжелым взглядом посмотрел на меня, на Джеймса и отвернулся.

– Пойду сделаю бутерброд, – сказал он, идя на кухню.

Джеймс с приоткрытым ртом смотрел ему вслед. Щеки у него слегка порозовели.

– По-моему, он серьезно, – сказал он с недоумением. – С чего ему такое говорить? – Он посмотрел на меня, наморщив лоб. – Ты ему нравишься?

Я покачала головой.

– Нет, – честно ответила я. Нас насторожила полная нелогичность заявления Миллера. Это совершенно не в его характере. Вот и один из признаков, которые нас учили подмечать. – Как думаешь, надо с ним об этом поговорить?

Джеймс потер ладонью губы, размышляя.

– Нет, – сказал он наконец. – Не будем окончательно добивать парня.

Мы долго молчали. Было слышно, как открылась и закрылась дверца холодильника. Джеймс посмотрел на меня.

– Я не разрешаю тебе встречаться с Миллером.

– Заткнись.

– Уговор: ты не гуляешь с ним, а я – с его мамашей.

– Джеймс! – Я замахнулась, но он поймал мою руку и перетянул меня к себе на колени, не давая встать. Джеймс умеет все поправить, и я невольно засмеялась, стараясь вырваться из его хватки. Миллер вошел с бутербродом в руках и остановился в дверях, по-прежнему бесстрастный.

Я перестала вырываться, но Джеймс не отпускал и кивнул Миллеру.

– Значит, так: Слоун моя, ясно? – Он не искал ссоры, а будто спрашивал из любопытства. – Я ее люблю и не отпущу даже ради тебя, понимаешь?

Интересно, когда он успел забыть свое предложение не расстраивать Миллера окончательно?

Миллер откусил от сандвича с индейкой.

– Все может быть, – невозмутимо произнес он. – Сам знаешь, все меняется, хотим мы того или нет.

И вышел в коридор. Мы слышали, как он медленно поднимается в свою комнату.

Джеймс отпустил меня, но я осталась сидеть, пораженная до глубины души. Миллер в меня не влюблен, это я точно знаю, он просто притворяется. Играет роль. Мы и раньше видели, как кто-то нарочно бесит своего дружка или подругу или борется с депрессией, поставив себе задачу переспать со всеми подряд. Мой брат тоже притворялся, а мы делали вид, что не замечаем… Я повернулась к Джеймсу. Лицо напряглось от волнения.

– Слушай, может, мне…

– Нет, – сказал Джеймс. – Я сам пойду. – Он поцеловал меня в макушку и пошел наверх в комнату Миллера. Основам дружеского вмешательства нас учат с седьмого класса. – Это может затянуться, – предупредил он.

Я кивнула, и Джеймс пошел пробовать вернуть к нам Миллера.

В тесной, оформленной петушками кухне Миллера я приготовила куриный бульон с лапшой, съела его с крекерами и вымыла кастрюлю. Устав ждать, я решила посидеть на лестнице, прислонившись затылком к стене и прислушиваясь к звукам наверху.

Спустя сорок пять минут Джеймс вышел на лестницу и улыбнулся, давая понять, что все улажено. Мимо него прошел Миллер, и я спустилась в холл. Поравнявшись со мной, Миллер замедлил шаг.

– Джеймс говорит, ты никогда мной не увлечешься, потому что он лучше целуется, – начал Миллер. – Я сказал ему, что это еще надо проверить, и тогда он саданул мне под дых так, что чуть не вырвало.

Я встревоженно поглядела на Джеймса, но он только пожал плечами.

– Ничего, – Миллер коснулся моей руки, – я заслужил. Извини, я вел себя как засранец. – Его губы изогнулись в улыбке. – Не обижайся, Слоун, но меня вовсе не так уж к тебе тянет.

Я округлила глаза и спросила Джеймса, медленно сходившего по ступеням:

– Ты что, правда его ударил?

– Это моя метода дружеского вмешательства. Сама же видишь – подействовало.

Джеймс уверен, что если нас долго развлекать, мы забудем, как все чудовищно и запутанно. Пока ему это удается, но будет ли так всегда? Сможет ли он рассмешить нас сквозь слезы? Я смотрела на Джеймса, зная, как сильно завишу от него, ведь только он умеет сделать так, чтобы все казалось нормальным. При виде моего серьезного лица его улыбка погасла, и вместо того, чтобы отшутиться, он вдруг уставился в пол.

– Хотите, кино посмотрим? – спросил Миллер, немного оживившись впервые за целый день. – Матери до четырех не будет.

– Твоя мама… – начал Джеймс.

– Заткнись, – одновременно сказали мы с Миллером. Джеймс засмеялся и наконец поднял глаза с самым очаровательным видом. Все было хорошо. Все нормально.

И мы пошли в гостиную проводить время, как и в другие дни. Правда, я то и дело поглядывала в окно, ожидая увидеть людей в белых халатах.