Дури еще хватает Фрай Стивен

В начале начал мы появляемся из мохнатки, не из ребра некоего мужчины; мы омываемся водами и кровью родов, а не какого-нибудь пронзенного копьем бога. В начале начал женщины изготавливали горшки и кувшины, имевшие формы грудей и маток, и расписывали их треугольниками, то есть символами мохнатки.

Итак, первым из искусств было Искусство Мохнатки. Кости мертвецов складывали в кувшины – не затем ли, чтобы ускорить переход души в следующую матку? Быть может, женщины древности пели о том, как нежны, чувствительны, упоительны и сильны кольцевые мышцы, отделяющие одну жизнь от другой? Женщины уцелевших доныне племен поют хвалы своим мохнаткам, рассказывая, как хороши, длинны и полны их губы, как вьются и поблескивают от влаги их волосы.

Ну, знаешь ли, до’огуша…

Естественно, на страницах книги изображены уродливо деформированные подобия устриц, которые выглядят как последствия взрыва на складе донорских органов. Надеюсь, сказанное мной не отдает женоненавистничеством, – альбом «Цвет елдака» был бы точно таким же скотством.

У книги имеется даже номер ISBN[89], можете вы в это поверить? Жалко, что текста больше нет, одни лишь черно-белые наброски женских причиндалов.

Единственное, что еще доставила мне почта, это открытка от Рори Бремнера с просьбой время от времени писать что-нибудь для одного из его новых шоу на «Канале4». Предложение приятное. Думаю, однако, что мне придется спасовать.

Во время второй партии Шорт – Каспаров позвонил Ким. Похоже, он считает, как и я, что Найджел опять продуется[90]. Пригласил К составить мне компанию на премьерах «Богемы» и новой пьесы Дэвида Мамета «Олеанна». Все еще никаких новостей от Хью и Джо Л. Она должна бы уже разродиться, ведь так?

Попробовал рефлексотерапию и массаж с ароматерапией. Недурно. И посейчас ощущаю себя полным энергии. Все мои массажисты пришли, похоже, к согласию на мой счет – «уравновешенный и спокойный», приятно.

Звонил Скотт Рудин. Он доволен тем, что я переговорил с Терри Гиллиамом о его новом фильме «Дефективный детектив»{99}, но хочет, чтобы я поднажал на Т насчет сценария. Фью! Я-то тут при чем? Покончу с романом, нужно будет побеседовать со Скоттом о следующем сценарии, который я напишу для него.

Сью Ф. прислала факсом предложение касательно обложки. «Как насчет “Давида” Микеланджело в плавках?» Ну, скажу я вам! Малость гомоэротично для романа, который никакой голубизной не отличается. Придумал сегодня сцену: Дэви трахает лошадь, чтобы исцелить ее от некоего загадочного недуга наподобие отравления крестовником. Может получиться неплохо.

Свежая новость. Найджел сыграл вничью. Тьфу! Эхе-хе.

Последний полный день здесь. Встал пораньше, чтобы поработать, сбегал на массаж и тепловую процедуру, а вернувшись в номер, обнаружил под дверью записку: «Просьба позвонить Ребекке Лори, 071 580 4400, комната 101». На миг решил, что спятил, а потом… ну конечно! Джо надумала сделать сегодня кесарево. Ребенок заставил ждать себя дьявольски долгое время, набрал слишком много распроклятого веса. 8 фунтов 13 унций. Джо еле-еле ходила и дышала. Врачи решили, что он вполне способен задержаться там еще недели на две, уж больно ему место нравится. Больница Юниверсити-колледжа сообщила, что в ближайшие две недели она сечения сделать не сможет, поэтому Джо и Хью поневоле воспользовались портлендской частной клиникой. Крупная здоровая малышка. Увижу ее в воскресенье.

Много работал, потом холистический массаж, как всегда приятный, за ним быстрые девять лунок. Некоторые удары великолепны, некоторые так себе (как будто вам не все едино).

Затем снова работа: почти добрался до пятидесяти тысяч слов – трех сотен не хватает. То есть за последние одиннадцать дней я написал 30 000 слов. Недурно. Только что закончил сцену с Дэви и лошадью. Господи, ну и достанется же мне за нее. «Так вы и это попробовали, Стивен?.. В исследовательских целях, естественно… хе-хе…»

Может, она и ужасна, ну посмотрим. Интересно, что скажет Сью Фристоун. Завтра последняя процедура, косметическая, на свадьбе и в театре я появлюсь с гладкой, лоснистой физиономией. Так или иначе, пожил я здесь воистину роскошно, сбросил больше стоуна веса. Наслаждался работой, когда она пошла-потекла, – такого покоя и счастья я уже годы как не испытывал. И от бухла воздерживался, хотя завтра его будет немало…

Времени уже больше 11, надеюсь, к двенадцати удастся заснуть.

Спокойночи.

Вернулся в город, сбросив один стоун два фунта и пополнив роман тридцатью тысячами слов. Вчера прошел с утра косметическую процедуру и выехал на А3 лоснящимся, подтянутым и отдохнувшим. Не оставил «мимическим морщинкам», которые так обожает реклама, ни единого шанса. Бросил отважный вызов зримым знакам старения.

Приехав в город, успел заглянуть в «Липманз» на Чаринг-Кросс-роуд, где взял нарокат «визитку» – моя застряла в Норфолке. Затем купил для счастливой четы гравюру в галерее «Крис Битлз», заскочил в квартиру, переоделся и понесся на такси в Олд-Черч, Челси. Чарлз и Карла Пауэлл выглядят прекрасно. Ну, сэр Чарлз немного постарел, но это и неудивительно: ему приходится то и дело летать реактивным самолетом в Гонконг, проводить получасовые совещания с Крисом Паттеном[91] и в тот же день возвращаться обратно. Тут кто угодно постареет. Зато Карла в превосходной форме. Большую часть времени проводит в Италии, ухаживая за своим отцом. Их сын Хью сочетался браком с Кэтрин Янг, дочерью сэра Уильяма и леди Янг, кем бы таковые ни были. Он директор банка «Кауттс», впрочем, люди подобного происхождения становятся директорами банков так же часто, как и членами сквош-клубов. Шафером жениха был Денни Тэтчер{100}, невесты – бедные старые Розмари и Норман Ламонт[92]. Ха! Так ему и надо, нечего было изображать верного тори.

Хорошая служба: прекрасно спетые «Аве Мария» Шуберта и «Радуйся, истинное Тело» Моцарта. Хороший трубач в неизбежном Джеремайе Кларке[93] и «Торжественном марше» из «Аиды».

Как только служба закончилась, я опять-таки на такси вернулся домой, переодеться для Альберт-Холла. Приехал заблаговременно, чтобы найти Патрика Дюшарса, который там правит. Он пригласил меня на «Последнюю ночь Променадов», и поначалу я его приглашение отверг, думая, что останусь на свадебном приеме. А на прошлой неделе мне пришло в голову, что это глупо, поскольку я, в сущности, почти никого из свадебных гостей не знаю и на ПНП мне будет веселее. Поэтому я позвонил в офис Джона Берта[94] и сказал, что прийти все же смогу. Я сдуру решил, что это он меня приглашал, а не Дюшарс. В конце концов, Джон всегда приглашает меня куда-нибудь… на Уимблдон, на финал Кубка по футболу и т. д. В офисе мне сказали: «Хорошо, как хотите… нет проблем. Будете сопровождать леди Паркинсон (жену Сесила)». Только тут я свою промашку и понял. Поэтому, приехав в Альберт-Холл, я отыскал Патрика, рассказ мой его позабавил, он сказал: ничего страшного. Джон Берт, когда приехал и он, тоже повеселился, услышав эту историю, – короче говоря, мне удалось изобразить склонного к самоедству идиота и всех позабавить.

Кто там был? Сплошь старые тори. Майкл Хезелтайн{101} с женой. Они оказались большими поклонниками «Дж и В». «Наш дворецкий старается добиться абсолютного сходства с вашим Дживсом», – прощебетала леди Х. «Идите на хер, дорогая», – скрипуче не сказал я. Перегрин Уэрсторн и его жена Люсинда Ламтон в весьма удивительном платье, сильно похожем на «Юнион Джек»; Алан Корен и его жена Энн, Терри Бернс из Казначейства Ее Величества, Дебби и Дэвид Оуэн, последний примчался сюда сразу после своего выдающегося провала в Швейцарии[95]. Ну и до кучи Джейн Берт и я. Должен сказать, Джейн я люблю – американка, как и Дебби.

В общем и целом время провел довольно приятно, хотя в живом виде происходившее выглядело не таким трогательным, как на экране телевизора. В глубине души я испытывал некоторое разочарование, как будто ожидал чего-то, а оно не случилось. Потом мы ужинали в «Лонстон-плейс», Оуэны подвезли меня туда в своем новехоньком «Вольво». Вообще говоря, было довольно смешно. Они спорили решительно обо всем. Как пройти к машине, как доехать до ресторана, где запарковаться, доехав. Я сказал: «Ну, если вы не можете договориться о том, как пройти к запаркованной машине, неудивительно, что в Боснии творится такой кошмар», – замечание довольно тривиальное, но право же… Переговорщик ООН, не способный управиться с односторонним движением.

Сидел на одном из концов стола, между Люсиндой и леди П. По-моему, она ничего, наша помешанная на аристократизме Люсинда. Профессиональная энтузиастка и потому слегка перебарщивает, но, сдается мне, без надувательства. Добравшись до дому, лег около двух – впервые за две недели так поздно.

Сегодня ездил в Портленд, инспектировать юную Ребекку Лори, она крепенькая и милая. Джо, бедняжка, совсем расклеилась – воспаление легких, роды. То с ингалятором, то в кислородной маске. Приезжал Хью, похоже, в успехе своего романа он уверен. Поспорить готов, роман у него получится упоительно смешной.

Странная это штука, частная больница. Звонишь по телефону и слышишь: «Обслуживание номеров…» Перед входом я заметил спортивную машину, принадлежащую, как оказалось, мистеру Армстронгу, врачу-консультанту, который делал Джо кесарево сечение. Он тоже заходил к ней – джинсы, спортивные туфли, темно-синий шерстяной свитер, – обычно так одеваются на выходные жители центральных графств.

Оттуда домой, немного поработал над романом. Думаю, что я, пожалуй, смогу заниматься им здесь. Надеюсь, черт подери. Сегодня всего тысяча слов. Прорва дурацкой возни с форматированием двух содержащихся в романе факсов.

Ладно, уже за полночь, спать пора.

День тихий. Из квартиры почти не выходил. Множество писем, с которыми нужно было разделаться, в чем и преуспел. Мир сходит сегодня с ума по случаю подписания в Вашингтоне договора между ООП и Израилем. Генри Киссинджер и прочие так называемые стреляные воробьи проявляют изрядную осторожность. В сущности говоря, удивляться нечему. Предстоит еще столько потрудиться, чтобы угомонить правых израильтян и палестинских националистов.

Работал над не похожей на другие главой романа. Ведущийся от третьего лица рассказ о происхождении Майкла Логана в общих чертах основан на жизни моего деда. Где бы еще почерпнул я идею о венгре, выращивающем сахарную свеклу?

Больше сообщить не о чем. Все еще стараюсь питаться правильно, однако воздерживаться от набегов на холодильник так трудно.

Встал пораньше, чтобы снова позировать Мэгги Хэмблинг. Началось плоховато, мы оба нервничали. Однако она постепенно обретала уверенность в себе, рисуя угольной палочкой размером примерно с молочную бутылку. Поразительное орудие. Господи, до чего же трудно неподвижно стоять в течение столь долгого времени. Под конец она включила кассетник, запись Ink Spots{102}, ей хотелось зарисовать меня танцующим – зрелище, которое она сочла бесконечно забавным, да его, пожалуй, сочтет таким каждый, кому посчастливится увидеть представление столь редкостное и с такой неохотой даваемое. В 12.45 прибыла машина, чтобы отвезти меня на студию в Ислингтоне – фотографироваться для «Радио Таймс». Делалось это ради рекламы «Шталага “Люфт”», дату показа коего никак не могут назначить окончательно. Думаю, они вернулись к концу октября, хотя одно время называли 8е. За съемкой, которую провел Брайан Муди – на редкость симпатичный малый, как, заметил я, и большинство хороших фотографов, – последовало интервью. Надеюсь, оно получится вразумительным. Должен сказать, что чувствовал я себя все это время хорошо, хоть меня и тянуло к клавиатуре, к роману. Достигнутое в Грейшотте по-прежнему позволяет мне сохранять спокойствие и веселость.

Вечером проработал несколько часов. Продолжил главу, в которой мы возвращаемся в Европу, чтобы посмотреть на отца Майкла Логана, венгерского еврея.

Снова позировал Мэгги. Ей хотелось, чтобы на сей раз я изображал диск-жокея, это более созвучно моему образу, уж не знаю какому, сложившемуся в ее голове. Пока мы продвигались вперед, я сообразил, что этих сеансов ей недостаточно. В мастерской стоит большой черный холст, на котором она хочет написать меня маслом, а времени, чтобы даже подступиться к этому, у нас определенно нет. Я предложил провести еще пару сеансов, она явно обрадовалась. Значит, на следующей неделе.

Вернулся домой – поработать, пока не пришел Ким, чтобы отправиться со мной в «Колизей на премьеру «Богемы». Позвонила Элен Аткинсон-Вуд[96], спросила, не могу ли я начитать что-нибудь на кассету для юноши, друга ее семьи. Он покалечился, слетев с велосипеда, сейчас в коме. Оказывается, он большой поклонник «Черной Гадюки». Сказала, я могу читать что угодно. И естественно, я обнаружил, что никаких приспособлений для записи у меня здесь нет.

Появился Ким – выглядит хорошо, элегантно, – и мы повлачились на Сент-Мартинз-лейн. Какое разочарование! Постановка ужасная, просто ужасная. Стивен Пимлотт поработал. Управление хором отвратительное, никаких пауз; Ким разозлился, он считает, что это разваливает всю структуру оперы. Он разбирается в таких делах лучше меня, поэтому я поверил ему на слово: без пауз спектакль получился коротким. С другой стороны, я всегда считал эту оперу структурным месивом. Кошмарный Родольфо, едва слышный за оркестром, да и по-английски вещь звучит безобразно. При этом под конец я плакал, как дитя, да и кто бы не заплакал? Видел в театре Мелвина Брэгга{103}: он сбросил около тонны веса и в результате постарел лет на двадцать. Прежняя пухловатость сообщала его облику нечто мальчишеское, почти херувимское, чем он и славился. Присутствовали также Джереми Исаакс[97], Энн Форд, Фрэнк Джонсон и медиахеды в ассортименте. Из театра мы с Кимом пошли в «Плющ». Видели там Гаролда и Антонию, Майка Оккрента (также постаревшего из-за потери веса)[98] и Тима Райса, по счастью, сохранившего прежний вес.

Домой вернулся как раз ко времени сна.

Сегодня Сью Фристоун! Какое присутствие духа. Последние проверки, распечатка. Она прочла половину, затем мы отправились в «Гринз» проглотить наскоро по паре устриц. Вернулись, чтобы она дочитала до конца. Ей, похоже, понравилось чрезвычайно. Большое облегчение. Замечаний практически никаких. Я поуламывал ее насчет заглавия «Поэзия других», похоже, она начинает склоняться к нему.

В 5.00 поскакал к Лори, чтобы еще раз проинспектировать Ребекку и доставить им мой ингалятор, который Джо и Хью лучше иметь под рукой – учитывая недавнее воспаление легких Джо. Остался на ужин и на «Крепкий орешек 2».

Огорчительное утро – бродил туда-сюда по Риджент-стрит и Мэйфер в поисках магнитофона. Вышел из себя, когда пятеро, не то шестеро продавцов «Уоллес-Хитон» на Бонд-стрит меня попросту проигнорировали. Шум поднимать было нельзя, поскольку они решили бы, что я разобиделся из-за того, «кто я». В конце концов дошел до Оксфорд-стрит, 76, и получил там «Профессиональный Уолкмен “Сони”». Записал для юноши в коме монолог Мелчетта, распечатал для моего лит. агента Энтони Гоффа готовую часть романа и вызвал такси, чтобы отправить пленку и манускрипт. Энтони сказал по телефону, что Сью поет о пока что сделанном мной восторженные песни. НЕ ПОЗВОЛЯЙ ЭТОМУ ОТВЛЕКАТЬ ТЕБЯ, СОСРЕДОТОЧЬСЯ.

Ну и уселся за работу. Все вроде бы соединяется у меня в голове, и, как бывает, когда дело идет хорошо, элементы, которые я внес в роман, прямо скажем, наугад – в начале работы, когда у меня не было никакого представления ни о сюжете, ни о том, чем все закончится, – внезапно обретают абсолютную осмысленность, естественный и правильный вид, как будто я всегда знал, что здесь они быть и должны. Хей-хо.

Как обычно, по преимуществу работал. Подумал, что неплохо бы снабдить каждую главу заголовком – строчкой из «Гиппопотама» Элиота. По-моему, они здесь будут на месте. Я знаю, предполагается, что это стихотворение об Англиканской церкви, однако Теда вполне можно рассматривать как покрытого коркой грязи гиппопотама, который, скорее всего, восстанет, чтобы ангелы, мученики и кто-то еще омыли его. Может, и самому роману дать название «Гиппопотам»? Или получится перебор?

Прошелся по Сент-Джеймсской и Аркаде Барлингтон в поисках подарка на день рождения Аластера. Кончил тем, что купил в «Тернбулл-энд-Ассет» довольно роскошный халат. 390 фунтов, однако он того стоит. Аластер с Кимом отпраздновали этот день в их долстонской квартире. Были Ник и Сара, Хью так и не появился. Тревор Ньютон, вернувшийся из годичного отпуска в Австралии, снова преподает в Рочестере. Выглядит хорошо, однако немножко подавлен и стесняется.

Странно: в Кембридже он был бесконечно более утонченным и изысканным, чем любой из нас, но, став преподавателем, совсем отошел от Лондона; должно быть, ему трудно мириться с тем, что Ким успешно пишет для Кена Б., а Грег Сноу (он тоже присутствовал) хорошо справляется с сочинительством. Почему преподаватель должен чувствовать себя неполноценным?.. а ведь они чувствуют. Это уж нам скорее пристало.

Мы с Кимом поговорили немного об «Оскаре». К управляется со сценарием для Кена. Сегодня показывали фильм Питера Финча, но я в это время сидел над романом и потому просто записал его, посмотрю завтра. Поспорить готов, он непревзойденно хорош: увидев его, я только расстроюсь.

Впервые за месяцы и месяцы употребил несколько дорожек кокса. Испытал причудливые ощущения, когда он снова забродил в крови. Большой молот вины бил меня по голове в такт участившимся биениям сердца. Я так поздоровел в Грейшотте, сбросил такой вес, а теперь снова лакаю как скотина розовое шампанское[99]. Вот в чем беда с этим лакомством для носа: оно подавляет аппетит, но дьявольски усиливает способность принимать спиртное. И при этом одна ночь из пятисот может оказаться фатальной. Но, чтоб меня, притягательная все-таки штука. Просто-напросто слишком шикарная и усладительная, чтобы ей доверять. Ах, как легко я могу вернуться к моим старым привычкам.

Под действием снежка заболтался и проторчал в гостях дольше обычного. Гости – по большей части оксфордские друзья Аластера: Иэн, Кери и прочие. Было весело. Домой возвратился около двух. Не так чтобы сильная, но бессонница – ноги подергиваются, кожа чешется. Заснул, вероятно, около трех.

Проснулся около 11.00, ощущая себя так погано, как сто лет уж не ощущал. Впрочем, обошлось без большого похмелья. Чувствовал, что смогу работать, если потребуется. Махнул на все рукой и написал две с половиной тысячи слов… результат хуже прежних, однако в больших городах это дело понятное.

Посмотрел «Оскара» с Питером Финчем. Господи, он великолепен. Ужасно трогательный. А как великолепно острит. Лайонел Джеффрис[100] тоже чудесен. Какая мучительная история.

Пока в романе 69 009 слов. Сочинил дневниковые записи для гомосексуального персонажа по имени Оливер Миллс, которого Дэви «излечил» примерно так же, как кобылу. Решил саму эту сцену не описывать.

Похоже, роман обретает форму. О боже, как трудно сказать что-нибудь сверх этого. Когда сидишь внутри чего-то так долго, что ты на самом деле про него узнаешь?

Фу-ты ну-ты. В постельку.

Снова работал. А что еще делать бедняге? И снова вроде бы хорошо продвинулся. Но одному только богу известно, значит ли это что-нибудь.

Мое «такси» вернулось из мастерской с новым приемником и кассетником, у которого подъемная крышка. Над машиной они поработали хорошо, вот только чертово радио молчит. Тьфу!

Около шести пришел Ким, мы употребили перед театром по дорожке. Пока он мельчил кокс, я распечатал для него сцену с кобылой. Кажется, читал он с интересом, – по-моему, она ему даже понравилась.

Художественно и назально взбодренные, мы покатили к герцогу Йоркскому{104} на премьеру «Олеанны». Довольно заурядное первое действие, меня разочаровавшее, а потом – шарах! – пьеса взрывается и заурядный характер происходившего до антракта обретает прямо у тебя на глазах новое истолкование. Чудесная вещь.

Никогда не видел, чтобы столько людей, покидая театр, разговаривали друг с другом. У каждого находилось что сказать. В зале я оказался по соседству с Эдвиной Карри, ни больше ни меньше. У нее, естественно, имеются очень твердые убеждения относительно всего происходящего в пьесе. Вздорные, как и следовало ожидать. «Он не оправдал ее ожиданий». Что же, и за это его надлежит лишить жены, дома и работы, так? На что походила бы жизнь самой Эдвины, если бы ее наказывали за сексуальную нескромность подобного рода?[101]

От послепремьерного приема мы отвертелись и направили стопы наши в Нилз-Ярд, в ресторан «Брикстонец», где праздновал свой день рождения друг Аластера Иэн Пуатье. Симпатичный малыш из Вест-Индии, Иэн учился с Ал. в Оксф. И уверяет, что приходится племянником великому Сиднею. Впрочем, оттуда мы тоже ушли и отправились в «Плющ», чтобы поесть. Столкнулся там с Саймоном Греем, которому, натурально, «Олеанна» не нравится. Потом домой и в койку.

Снова все утро позировал Мэгги. Сегодня она начала большое полотно маслом, надеюсь, к пятнице закончит. Это интересно, но отнимает силы. Вернулся домой, немного поработал, потом отправился на Монти-стрит, к портному Дуги Хейуарду, чтобы снять мерку для костюма. Он собирается сшить темно-синий. Никогда не носил костюм такого цвета, но может получиться недурно. Он шьет для Майкла Кейна и Джона Клиза (который его и порекомендовал) – во многом человек 60х, как и Томми Нуттер, шьющий для Теренса Стампа и других людей подобного рода. Не уверен, что моя туша будет выглядеть в его изделии наилучшим образом, ну да посмотрим.

В семь тридцать, изрядно и вроде бы с толком потрудившись (написал сцену, в которой Дэви уговаривает четырнадцатилетнюю девочку со скобками на зубах сделать ему минет), поехал в такси на квартиру Бена. Он в состоянии не самом лучшем, бедная любовь моя. Псориаз разгулялся. Бен обратился к китайцу, Тонгу, который так помог Джо Лори, но успехов пока не наблюдается. Китаец посоветовал ему в течение года избегать дрожжей, то есть и пива, а для Бена это нож острый. Однако, если причина болезни – напряжение, в котором живет Бен, удивительно, по чести сказать, что он так легко отделался. К нему заглянули Нил и Гленис Киннок, мы пошли в «Бомбейскую пивную». Н и Г в великолепной форме. Я с изумлением и наслаждением услышал от них, что они пришли к одному со мной заключению, – если б не это, не стал бы о нем и упоминать, считая его святотатственным… – а именно: либеральным демократам и лейбористом пора бы объе-мать их-диниться и вышибить из парламента тори. Очень хорошо провел время.

Домой притащился около часа.

Честно говоря, день меня разочаровал. Возможности поработать не было. Дэвид Томлинсон[102] пригласил меня на ленч в ресторан «Калуччи», что на Нил-стрит. Чудесное место, баснословные грибы, хорошие вино и компания – Дэвид, Ричард Инграмс{105}, его помощница по «Олди» Изабель и Берил Бейнбридж{106}, как всегда веселая. Увы, слишком много немыслимо хорошего виски. В обалдении добрел до дома, а оттуда поехал в такси на примерку костюма Ювенала, которого буду изображать на следующей неделе. В такси же вернулся назад, полчаса поспал, затем пришлось готовиться к походу в театр. Смотрел в «Донмаре» новую пьесу Саймона Доналдса «Жизнь материи», началась плоховато, но затем воспрянула. В значительной мере – работа молодого неопытного драматурга, однако полная души, неожиданностей и определенного остроумия (по большей части вторичного и бессвязного, если честно). Я был там с Ло и Кристианом (Саймон – клиент Ло), а кроме того, некоей Сарой и ее любовником Домиником Мингелла, братом Энтони{107} и тоже, судя по всему, сценаристом. Рядом с театром построен новый комплекс зданий, называется «У Томаса Нила», какой-то торговый центр. Отужинали там в новой «Меццалуне» – это часть той же сети ресторанов, какую видишь в ЛА и Нью-Йорке. Затем снова домой.

Более продуктивный день. 77 000 слов! Господи, надеюсь, роман получится хороший. В 11.00 озвучивал рекламу «Матчмейкерс» – с Джоном Джанкином{108}, ни больше ни меньше. Тучный дяденька, дружелюбный, не кислый, ворчлив, чувствует себя обойденным, как и многие в его возрасте… Барри Ту к и проч.

Пишу это в 4.45. Нужно принять душ и переодеться к премьере «Беглеца»{109}. Веду туда Алису Фэй; заказал лимузин, чтобы он забрал ее с работы. Премьера в подновленном вест-эндском «Уорнере», оттуда мы отправимся на прием в «Савой», хотя нас пригласили также на другой прием, который устраивают Майкл и Шакира Кейн, так что придется сначала на часок заскочить к ним. Завтра все тебе расскажу, Душечка. (Душечка – сокращенное от «Дневник Душечки», так называет свой дневник в «Гиппопотаме» – название окончательное, уверен – Оливер Миллс.) Пора переодеваться. Завтра все расскажу.

Ну что же, вечер получился забавный. Лимузин оказался немного длиннее крикетного питча и белее крикетного ботинка. Алису Фэй он сильно позабавил. Мы с ней выпили водочки и покатили на Лестер-сквер. Там буквально тысячи людей. А занятие у них какое-нибудь есть? Чрезвычайно странно. И по фойе сотни слоняются. На телеэкранах – организованное кинотеатром шоу в стиле «Развл. сегодня» с комиком Эндрю О’Коннором, какой-то девкой по имени Аманда и добрым старым Иэном Джонстоуном{110}, все они берут интервью у людей с улицы, знаменитостей и киношников. Зрелище неприятное. Зашли в зал пораньше, заняли наши места. И обнаружили, что мы в зале 5, а всего их 11. «Беглеца» показывали в девяти. Мы были не в том зале, где смотрели фильм принцесса Ди и знаменитости первого ряда. Я страшно смутился, надеюсь, Алиса Фэй не обиделась. Не сомневаюсь, что Джон Клиз, явись он на премьеру, оказался бы среди больших шишек. На киноэкране шло посвященное знаменитостям ТВ-шоу. Сумасшедший дом. Появляется Бэз Бэмигбой{111}, возвещает, что только ничтожества включают телевизор в столь ранний час… сдвигает очки на кончик носа и смотрит в камеру.

Так или иначе, фильм мы посмотрели; дьявольски хороший триллер. Ли Джонс абсолютно первоклассен. Бежим к выходу. Видим большой белый лимузин. Он проезжает мимо, собираясь сделать по площади новый круг. Я выскакиваю наружу, чтобы его остановить. Толпа кричит громовое «ура».

Это не наш лимузин. Возвращаюсь в фойе, толпа издает громовой хохот. Я попадаю в лапы настоящих телевизионщиков, приходится разговаривать с интервьюером. Подъезжает наш лимузин, мы выходим. Странное возникает чувство, когда машину со всех сторон облепляют люди. Они небось решили, что внутри сидит Мадонна[103].

Сначала мы едем в отель «Гайд-парк», в новый ресторан Майкла Кейна и Пьера Уайта. И приезжаем в аккурат к вину и friandises[104]… большое спасибо Шакире Кейн. Майкл прекрасен, но, похоже, злится на что-то. Человек по-своему очень умный, он нередко раздражается, ожесточается. Толком понять, на что он обижен, я не могу. Думаю, он все еще считает, что британская классовая система не дает ему ходу. Не понимаю я этого, ведь он и Шон Коннери – бесспорно, крупнейшие кинозвезды, появившиеся у нас со времен войны, не считая, быть может, Ричарда Бартона, который тоже далеко не аристократ. Впрочем, в моих глазах Кейн всегда прав. Господи, он же сыграл Гарри Палмера в «Досье “Ипкресс”».

Мы возвращаемся в лимузин и едем в «Савой». Новые интервью перед камерой, затем меня оставляют в покое. Получаю столик, лопаю лобстера, пью вино. Болтаю с Мо и Иэном Джонстун. Появляются Майкл Уайт[105] и Джерри Холл{112}. Мы решаем уехать. В 2.00 дома.

Зачем посещать такие сборища? Ну, честно говоря, только так я в кино и хожу. Премьеры почти гарантируют, что люди будут вести себя благопристойно, не станут просить автограф или хихикать, увидев тебя. По-моему, это все мои причины.

Сегодня утром встал рано, без похмелья, исправно попозировал Мэгги. Ушел от нее, простояв четыре часа подряд, поехал за покупками для воскресного обеда. Я упоминал уже, что пригласил на него Найджела Шорта и его жену Рею, Доминика и Розу Лоусонов и Кима Харриса?[106] А завтра ничего купить не получится, еду в Кембридж.

В общем, закупился и вернулся домой. Сосредоточиться в мере, достаточной для работы над предпоследней главой, – а я уже до нее добрался – не удалось. А тут еще начался Кубок Райдера. Да – Манчестер Олимпийских игр не получит[107]. Что и неудивительно. Тем не менее это абсолютно типичная неудача Джона Мейджора. О, Австралия, везучая страна…

Так или иначе, провел большую часть второй половины дня, наблюдая одним глазом за гольфом и возвращаясь временами к роману, чтобы почистить и переписать последние несколько глав. 78 685 слов. Мать честная. Иногда вспоминаю, как подавлен я был в первый понедельник Грейшотта. А ныне я на волосок от того, чтобы все закончить… не то чтобы сделанное мной всенепременно так уж хорошо. Надо постоянно напоминать себе об этом.

Ладно, сейчас 11.03, а лечь сегодня лучше пораньше. Поболтаем завтра, «если найдется время»…

Странный день. В туманах какого-то давнего времени я согласился приехать в Кембридж, дабы изобразить своего рода «знаменитость» в игре «Дуэль университетов», которую ведет Бамбер Гаскойн. Проводится она во время «Уик-энда выпускников» – это такое новшество со звучащим по-американски названием. Я приехал пораньше, чтобы прогуляться до ленча по магазинам. Чтоб мне пропасть, Кембридж в последнее время стал очень людным – почти непригодным для проживания. Прежде в нем таких толп не наблюдалось, а если бы в Лондоне стали возникать подобные пробки, там начались бы бунты. Бунты. Купил несколько книг по анатомии и болезням лошадей – посмотреть, правильно ли я описал недуг Сирени. И купил наконец «Тайную историю» Донны Тарт, о которой столько разговоров, – наверное, стоит ее прочитать. Никаких следов книги под названием «На игле», которую порекомендовал мне Саймон Доналд, не обнаружилось. Это роман шотландца Ирвина Уэлша – по-моему, так его зовут.

В «Аспирантское Логово»[108] поспел к ленчу. Сидел за столом вице-канцлера напротив Бамбера и Жермен Грир и между двумя донами. Милый малый, экономист-австралиец по фамилии Аркур – справа от меня и зоолог, которого зовут, насколько я запомнил, Уильям Фостер, – слева. Присутствовал также Себастьян Фолкс, что приятно, поскольку я как раз взялся за его роман «И пели птицы…». Еще одним членом нашей команды была Валери Гроув.

Игра происходила в Сиджвик-Сайт, в «Лектории леди Митчелл». Нужно ли говорить, что мы их разгромили. Жермен Грир потом сказала мне: «Иисусе, вы такой боевитый», я счел это чрезвычайно лестной оценкой. При всем при том она слишком добра. Разговаривая с ней, понимаешь, что она все еще испытывает постоянную необходимость что-то доказывать на свой счет, а при ее уме и самоуверенном красноречии это выглядит странно. Да нет, не выглядит. Все мы такие, с красноречием или без. Просто проявляется это у всех по-разному. Задержался в Кембридже, чтобы дать пару интервью и так далее – одно университетскому журналу «КАМ», другое газете «Универ».

По дороге домой слушал репортаж со второго дня Кубка Райдера. Чем он закончится, хрен его знает. Немного посидел перед теликом, немного потрудился над романом. Лондон это тебе не Грейшотт…

Спи, дурень.

Проснулся довольно поздно, немножечко повозился с романом, а большую часть дня провел, глядя Кубок Райдера и грызя ногти. Мы проиграли, увы-увы. Очень досадно, а виноват во всем Барри Лэйн, имевший преимущество в три лунки и потерявший его на следующих пяти. Ну и Константино Рокка тоже напортачил. Стыд и позор. Еще один мрачный провал мейджоровской Англии.

После полудня стряпал обед, к приходу Кима Доминика Лоусона, Найджела и Реи Шорт и доктора Роберта Хюбнера почти все было готово. Найджел в великолепном настроении, даром что он стоит на грани еще одного роскошного английского поражения. Ну, не совсем на грани, в субботу он основательно переиграл Каспарова. В общем, вечер удался. Ким был в прекрасной форме, мы поговорили немного о шахматах. А потом ввязались в дурацкий спор с довольно поверхностным Хюбнером на тему – меняет наше восприятие вещей саму их природу или не меняет. Он не ставит ни в грош все, что уклоняется от его германизма в духе Ding an sich[109]. А это, по правде сказать, глупо. В конце концов, и Шредингер был немцем[110]. И Гейзенберг. А они полагали, что наше восприятие вещей определенно их изменяет. Во всяком случае, на квантовом уровне.

Мы с Кимом пообещали на следующей неделе побывать на одной из игр Найджела. Думаю, в субботу, когда он будет играть белыми и получит шанс победить. После ухода гостей Ким задержался у меня еще на час. Дольше не смог: завтра в Шеппертоне начинаются репетиции «Франкенштейна».

Много писал – теперь выясняется, что мне трудно закончить роман. Написано больше 80 000 слов. Никогда не думал, что этот день настанет… но меня все еще отделяют от финиша две главы. Их нужно сделать правильно, а это очень непросто. Из квартиры не выходил. Позвонил в Ньюмаркет – ветеринару, чье имя мне назвали в Королевском колледже хирургов-ветеринаров. Он не смог припомнить болезнь, допускающую ошибочный диагноз. Это трогательно. Придется найти ветеринара, которого я смогу пригласить отобедать со мной и растолковать ему все за столом.

Смотрел первый эпизод «Кракера» Робби{113}, отлично. Он в великолепной форме, очень хорош. Не переигрывает, само совершенство. Потом записал это. Боюсь, получилось занудно.

Пора баиньки.

Ох, Найджел. Ох, Найджел, Найджел, Найджел. Упустил победу. Свою первую большую победу. О черт, черт и дважды черт. Только что видел это по ТВ. Он мог поиметь Каспарова, связал его по рукам и ногам. И прошляпил выигрыш. Бедный сукин сын, ему сейчас, наверное, тошнее тошного. Он блестяще пожертвовал ферзя и должен был выиграть. Совершенно ясно, что должен был. Даже я, мать его, видел это. Растреклятье. Что за год для британского спорта. Существует ли у нас шанс побить голландцев и выйти в финал Кубка мира? Если и существует, то слабенький. Гадость, жуть и тихий ужас.

Еще один день полностью провел дома. Ни глотка наружного воздуха. В итоге зарос щетиной и провонял, а потому зажег благовонные – или «ароматические», как их теперь все называют, – палочки. Сегодня роман продвигается лучше. Почти добрался до отметки в 86 000 слов. Позвонил ветеринар из Ньюмаркета и присоветовал газовые колики, которые можно диагностировать как спазматические, что гораздо хуже. Может, они и сойдут, там видно будет.

Посмотрю «Городские истории», которые через полчаса начнет показывать «К4», и лягу. Увы-увы.

90 113 слов. Вчера в час ночи вдруг понял, что все написанное мной за день неправильно, – расстроился. Ну, не все, почти. Понял, что последняя глава должна вытекать из предпоследней. А вчера я перенес ее действие на следующее утро и поместил сцену, в которой Тед рассказывает о результатах своего расследования, навремя после ленча. Теперь она разворачивается за обедом, что, по-моему, лучше.

Встал пораньше, немного поработал и к десяти отправился на озвучку. Вернулся, купив по дороге пару «Док Мартенсов», писал до 6.00. В 6.30 встретился в клубе «Граучо» с Дэйвом Джеффкоком. Он продюсер той штуковины с Ювеналом, в которой я буду сниматься завтра и в пятницу и о которой, досточтимый Дневник Душечки, ты еще все услышишь. Напрасно я в это ввязался. Мог бы, черт подери, покончить с романом на нынешней неделе. Выпил полтора бокала красного вина. Не больше. Вернулся, кое-что подчистил, пересчитал слова. Роман уже длиннее «Лжеца». Как будто это имеет какое-нибудь долбаное значение, Стивен, мудак ты законченный.

Прошлой ночью мне действительно понравились «Городские истории». Дьявольски хорошо. За ними последовал по Ай-ти-ви совершенно гнетущий документальный фильм о жестоком обращении с детьми. Какой это ужас.

Джон Смит отстоял сегодня, слава Христу, принцип «один член, один голос». С очень, очень незначительным перевесом. БКТ потеряла право представительного голосования.

Охо-хо. Пойду-как я роль учить.

ПОЛНОЕ УЖАСА ДОБАВЛЕНИЕ: сделав эту запись, решил создать резервную копию «Гиппо». После возвращения из «Граучо» я провел 2,5 часа, переписывая написанное за день. В итоге сохранил не тот файл и переписал переписанное, если такое выражение имеет смысл. То есть мог бы и в «Граучо» ночь просидеть. Вся работа насмарку. Мать-перемать.

Ну и денек, чтобы меня поимели маринованной луковицей. Ну и денек. Встал рано, отправился в клуб «Граучо», где Би-би-си разбила базовый лагерь.

Программа, которую ведет Иэн Хислоп, называется «Смех и ненависть», а цель ее – анализ и освещение сатиры. Первый пилотный выпуск и первый эпизод посвящены Ювеналу, коего играю я. Ну-с, как легко представить, изобразить Ювенала можно лишь одним способом – напялить тогу и разгуливать по улицам Лондона, декламируя сатиры. Не загонять же историческую фигуру в студию, убранную в тосканском дорическом стиле. Ювик с улиц, почитай, и не вылезал. Нет ничего постыднее на свете, чем стоять в тоге перед Английским банком, в нескольких милях от съемочной группы с ее длиннофокусной оптикой, и орать гневные стихи в спрятанный на тебе радиомикрофон. Туристы принимают тебя за разновидность экскурсовода, узнавшие тебя биржевые спекулянты подходят вплотную и просят автограф. Срамота невыразимая. Добавьте к этому хлипкую обувку, сандалии и самый дождливый на памяти нынешнего поколения день в конце сентября – и вы получите отменный рецепт позора и ужаса. Съемки продолжались весь день – в Сити, на станции метро под Банком и, хвала небесам, в Конвэй-Холл.

Продолжались они и вечером. Согласно замыслу нашего прод. – реж. Дэйва Джеффкока, куча знаменитостей и любителей выпить на дармовщину должна была сойтись в один из залов «Граучо» на вечеринку, во время которой эти медиапроходимцы будут с презрением отвергать меня (так и не снявшего тогу). А после я озвучу эту сцену, прочитав сатиру Ювика, в которой поэт жалуется, какой он несчастный и отверженный и как ему приходится – просто чтобы поесть – ходить на роскошные пиры, где все его игнорируют. Во время съемок настроение у меня испортилось и я – eheu fugaces[111] – спросил у Лиама Карсона, не может ли он раздобыть для меня пару граммов Перхоти Дьявола. Он это сделал, и большую часть вечеринки я провел на легком взводе. Среди гостей были Клайв Джеймс, Джереми Паксман, Чарлз Кеннеди – лидер партии либеральных демократов и не дурак выпить, Ангус Дейтон, Денни Бейкер и Мелвин Брэгг, последний пришел с женой, Кэт. Съемки закончились, но я задержался на какое-то время.

Денни познакомил меня с длинноволосым мужчиной, который оказался Робом Ньюманом из бесславной парочки Ньюман и Баддиел{114}. Они учились в Кембридже, поступив туда на год-два позже нас, но мы с ними знакомы не были. Эта пугающая пара очень грубо отзывалась обо всем, что я любил и что мне нравилось, поэтому я ждал от него оскорблений. На деле же он был довольно мил, и, естественно, я сказал, что считаю его шоу, которое показывает ныне Би-би-си2, превосходным. По правде сказать, я ни одного не видел и уверен, что они не вполне в моем tasse d’oolong.

Потом играл в «Перудо»[112] с Лиамом и парой других дегенератов, а потом сбежал домой, поняв, что времени уже двадцать минут второго распродолбанной ночи.

Не так завершаю я сентябрь, как начал. Вино, кокс, ложусь поздно. Хреново.

Почин дороже – да-да-да. Еще один до крайности конфузный день – съемки в Сохо и «Ковент-Гарден», тога, дождь. Потратил обеденный перерыв на покупку подарков к дням рождений Ника Саймонса и Гриффа Риса Джонса, оба празднуют сегодня.

Около 8.00 закончил сниматься и поскакал на Примроуз-Хилл, к Нику. Встретил там Хью, Пола Ширера, Кима и Аластера. А также Элен Наппер и Джона Кантера. Употребил оставшиеся с прошлой ночи полтора грамма.

Вечеринка Ника закончилась в одиннадцать тридцать, и я отправился на такси в Кларкенуэлл, к Гриффу. Присутствовали и нехорошо себя вели обычные подозреваемые. Ангус, Фил Поуп, Элен А-В, Клайв Андерсон, Ник Мейсон (барабанщик «Пинк-Флойд»), в этом роде. Мел Смит снимает фильм в США, а вот его жена Памела у Гриффа появилась. Накокался и напился, однако сохранил достаточно здравого смысла, чтобы около трех вызвать по телефону такси, довезти в нем Саймона Белла до центра города, ссадить его в Сохо и завалиться спать. Ах, Стивен, дорогой, ну ты и фрукт.

Встал в 10.30 – никакого настроения работать. Смотрел видео, потом появился Ким, чтобы отправиться со мной в «Театр Савой», понаблюдать за игрой Найджела и Газза Касп{115}. Выпили чаю, вызвали такси и приехали туда на полчаса раньше, чем следовало. Сидели в первом ряду, разговаривали. К нам присоединилась Рея, жена Найджела, и первые три четверти часа мы наблюдали за развитием партии. Найджел играл белыми, все, как обычно, свелось к сицилианской Найдорфа, – Найджел сделал любимый ход Фишера, слон с4. Каспаров ответил домашней заготовкой: конь с6 и ко времени, когда мы покинули зал и отправились на Стрэнд – в «Симпсонс», где окопались анализирующие ход матча гроссмейстеры, – потратил на обдумывание ходов 11 минут против 52 Найджела. Большинство гроссмейстеров держались одного мнения: Найджел попал в переплет. Ким точно предсказал ход игры, сказав, что Найджел держится молодцом, особенно если учесть полученный им сюрприз. За круглым столом гроссмейстеров председательствовал Тони Майлз, бывший № 1 Англии, – он отпускал злые и глупые замечания об игре Н. Доминик Лоусон рассказывал мне, какой инфантильный осел этот Майлз. Никак не может смириться с тем, что Шорт намного сильнее, чем он, и всегда его побивает. В какой-то момент он захохотал, увидев, как Найджел сделал абсолютно необходимый, точный и верный ход. Весьма печально. Он провел некоторое время в дурдоме, обижаться на него бессмысленно. Появился Спилмен, этот был настроен по-дружески. Поговорил с Рэем Кином и другими. Найджел свел партию к ничьей, очень хорошо показав себя за доской. Возможно, немного оплошал в дебюте, но играл великолепно.

Появился Аластер, мы выпили и перешли через улицу в ресторан Джо Аллена, обедать. Видел там Мэгги Хэмблинг и, подумать только, Аманду Барри[113], сидевшую за столиком с Перси, терьером Мэгги, на коленях.

А теперь пора спать. Завтра еду в Уитон[114] к Джо (сестре) и Ричарду, на крестины моего племянника Джорджа.

Ездил в Уитон. Зашел в караулку, представился, получил пропуск и прилепил его к приборной доске. Отыскал квартиру Джо и Ричарда. Приехал туда одновременно с Роджером, Рути, Беном и Уильямом. Бен  Уильям оч. ласковы и милы. Джо выглядит замечательно, Джордж лупит ее кулачонками по груди. Чудесный малый. Никакой закоснелости, которой ждешь обычно от таких семейных сборищ.

Все почти пугающе английское. Само крещение происходило в церкви базы, довольно миловидном строении с поблескивающими стропилами. Попросту жуткая процедура крещения, взятая из «Альтернативного служебника». Они даже «Отче наш» переиначили. Симпатичный падре, но совсем коротышка. Оттуда в квартиру, угощаться булочками и плюшками.

Уехал довольно рано, вернулся в Лондон, немного ТВ и спать.

Ну что же, еще один день, целиком проведенный в квартире, день, в который я закончил роман. Ладно, это я так говорю, но разве роман когда-нибудь заканчивается? Я поставил point final[115], как говорят французы, около шести тридцати и с тех пор причесывал текст, кое-что переписывая. Подозреваю, что в конечном счете получится около 96 000 слов (помешался ты на этих цифрах, Стивен).

Прервался, чтобы посмотреть второй эпизод «Кракера» Робби Колтрейна, он даже лучше первого, просто-напросто попадание в яблочко. За ним последовали «Десятичасовые новости» с картинками новой Октябрьской революции в Москве. Недели через две все это обратится в смутное воспоминание, но какой день… танковые снаряды пробивают дыры в здании Парламента, сотни убитых. А у нас здесь такое случиться может? – гадаем мы.

Единственная неприятность – я как-то не удержался и около девяти открыл бутылку вина, большую часть которого уже употребил. Надо бы все же обзавестись обыкновением проводить день без спиртного.

Охо-хо. Завтра, Стивен, встань, пожалуйста, пораньше, и, быть может, все будет действительно, действительно, действительно сделано.

Спи, дурень.

ЗАКОНЧИЛ… ну, возможно, поработать еще придется, но я распечатал текст, послал экземпляр Хью Лори и почувствовал, что дело сделано.

Сразу позвонил Сью, однако она на Франкфуртской книжной ярмарке, поэтому текст я ей отправлю только в понедельник утром, даже если она вернется до конца недели. А вот семейству Лори я позвонил и роман Хью на такси отправил.

Бог весть, что у меня получилось. Я испытываю к роману чувства и пылкие, и прохладные сразу.

Вечер увидел меня обедающим в штаб-квартире «У. Г. Смита» – на Гольбейн-плейс, неподалеку от Слоан-сквер. На обед меня пригласил сэр Саймон Хорнби, президент компании. Прикатил туда вовремя, приняв предварительно пару дорожек – остатки того, что продал мне в четверг добряк Лиам. Поехал в своем «кэбе». Люди там были интересные: братья Ру, винный критик Хью Джонсон, Эдвард Казале, внук Вудхауза и другие. Странное стечение обстоятельств – я обедаю у «Смита» в тот самый день, когда закончил роман. К столу подавали «Шато ла Тур» и мерсо. Замечательно вкусно, я здорово перебрал.

Провел день, разбирая письма, скопившиеся за недели, которые я отдал «Гиппо». Потом отправил ответы и прошелся по магазинам. Позавтракал в агентстве с Ло и Кристианом. После этого… пошел на Мортимер-стрит и купил «Эппл-Ньютон». Вот! Какая вещь! Потребуется некоторое время, прежде чем она сможет читать написанное мной от руки, однако это путь, на который вступила технология, тут и сомневаться нечего[116].

Вечером отправился на выступление Виктории Вуд в «Ройял-Альберт-Холл». Встретил там Хью и Бена Элтона. Менеджер Бена, Фил Мак-Интайр, – импресарио ВВ, он устроил для нас хорошую ложу. После мы досеменили до «Бомбейской пивной» (где Бен, я и Кинноки ужинали на днях) и провели, болтая, чудесный вечер. Хью читает сейчас роман Бена одновременно с моим, – когда я услышал об этом, у меня засосало под ложечкой. Тем паче что я вдруг разуверился в «Гиппо» и гадаю теперь, как меня угораздило написать такой не поддающийся определению роман.

Утром приехал Хью – пора писать следующий сезон «Шоу Фрая и Лори», никакого тебе двухнедельного отдыха после напряженной работы над «Гиппо» и всего прочего. Да если подумать, когда я вообще отдыхал? Сделали мы не много, но как я радовался его присутствию рядом. После полудня позвонил Грифф Рис, пригласил на покер в «Граучо».

Когда Хью ушел, отправился в Гр, играл. Вы в жизни своей не видели столько кокса. Я и вообразить не могу, как удается Гриффу устоять перед ним. Там были и XY, белый порошок просто тек рекой. В покер играл хорошо и, несмотря на очень, временами, дурной расклад, сумел использовать то мелкое везение, какое мне выпадало. В конце концов обилие К и красного вина стали сказываться на мне (но ни на ком другом), и ближе к концу вечера я (срамотища) блеванул в выходящее на Дин-стрит окно. Лиам, взглянув в него, сообщил, что внизу никого нет – ни полисмена, ни какой-либо иной неудачливой жертвы моей харкотины. Это напоминает мне время, когда я и ‹подставьте сюда имя великой рок-звезды, великого актера, великого продюсера› засели в подсобке круглосуточного кафе на Кингли-стрит и решили устроить соревнование на Самую Длинную Дорожку. Нарубили себе по одной, моя оказалась длиннее. Однако фокус был в том, чтобы втянуть ее в себя за один раз. Сильно ухудшенный вариант выпивки залпом. Я таки и втянул ее носом, как пылесос, – она была футов в семь длиной, но тонкая, – а когда добрался до конца стола, рот мой сам собой открылся и изверг галлоны чистой, ярко-красной рвоты.

Так вот, сегодня получилось еще хуже. Все были со мной очень милы, но какое унижение! Непонятным образом все же сумел добраться до дома.

Этот день оказался поспокойнее. Хью пришел поздно, мы немного поработали. Я написал пугающе двусмысленный скетч[117], после чего Хью ушел. Поиграл с новым «Ньютоном», посмотрел несколько видео и лег спать.

Купил несколько французских видео, чтобы поискать актеров для фильма «Анонимные холостяки», который меня просят поставить в следующем году. Семейство Лори пригласило меня на обед, и я заглянул к ним. Сегодняшнюю партию Найджел Шорт проиграл, впервые за последние несколько недель. Стыд и позор. Вернулся домой, немного выпил и описал пропущенные мной дни. Прошу прощения за краткость, одолевшую меня в последнее время.

Спи, дурачок.

Проснулся весьма и по-воскресному[118] поздно. Завтракал в «Плюще» с Джоном Рейдом, менеджером Элтона Джона, и Арлен Филлипс, хореографом. Некоторое время назад они попросили меня посмотреть, нельзя ли связать песни Элтона какой-нибудь историей, – имелась в виду вест-эндская постановка того, что в итоге получится. В феврале-марте этого года я написал либретто. Рейду и Арлен оно нравится, Джон только что вернулся из ЛА, где показал его Берни Топину, который пишет для Элтона тексты, – ему, как я подозреваю, либретто не понравилось СОВСЕМ. Обвинил его в переизбытке штампов – это правда, но в вест-эндском/бродвейском мюзикле иначе нельзя, а ранняя жизнь Элтона с ее трансгрессивным сексом, крайностями, наркотиками и рок-н-роллом как раз и была перегружена штампами. Джон и Арлен все-таки намереваются идти дальше, поэтому я позвоню завтра Сэму Мендесу – Джон хочет, чтобы мюзикл поставил он. Джон, который будет продюсером, встретится с Сэмом на следующей неделе, когда вернется из Гонконга. Джон – продюсер не только Элтона, но и Билли Конноли (и, если не считать последнего месяца с чем-то, Барри Хамфриса).

Ну-с, может, что-то получится, может, нет. В либретто много геевских штучек, что, по крайней мере, делает его не похожим на другие. Зато мало модного нынче и вульгарного, что Топину, естественно, и не понравилось. Топин считает себя сведущим парнем из Виллиджа 60х. Чем-то вроде клевого чувака, поэта поколения бита времен журнала «Невротика». Все еще пытаеся не замечать того факта, что он – деревенский парнишка из Линкольншира, доживший до средних лет и ставший миллионароидом[119].

Вернувшись домой, посмотрел ТВ и записал вот это. Французов все еще не видел и, что я думаю о пригодности французских актеров для «Анонимных холостяков», сказать не могу. Завтра снова появится Хью, будем писать материал для «Ф и Л».

Немного припозднился с записью в дневнике. Будь я проклят, если помню случившееся за день. С утра и до послеполудня сочинительствовал с Хью, а что потом?..

Днем мы с Хью снова писали, потом заскочил в «Граучо», посмотреть, не найдется ли там немного кокса, который я мог бы переварить, прежде чем отправиться в «Л’Эскарго» обедать с Пниной, женой моего троюродного брата, и Лиорой, ее дочерью. В сущности, они неплохи, могли быть намного хуже. Сгорают от желания узнать, что думает весь прочий мир о перемирии между Израилем и ООП. «Л’Эскарго» лишь недавно открылся заново, теперешний его хозяин Джонни Лахед ужасно обрадовался, увидев меня, выставил мне коньяк и так далее. Хороший вечер. Домой вернулся почти трезвым.

Странный день. Писал с Хью почти до 5.00, когда пришла мама за экземпляром «Гиппо», которого ей хочется прочитать. Мы с ней немного посплетничали, потом настало время приодеться к вечеру. Приглашен Тристаном Гарел-Джонсом{116} на обед. Заявился в его дом на Кэтрин-плейс первым. Чрезвычайно добродушный малый, слишком цивилизованный, чтобы убедительно изображать тори. В числе прочих гостей были канцлер казначейства Кеннет Кларк, «главный кнут» Ричард Райдер и дворянские отпрыски в ассортименте, все больше женщины (Ленора Личфилд, Джейн Гросвенор, в этом роде). Очень приятно поболтал со всеми, коснулся в разговоре завтрашних кембриджских дебатов относительно возраста согласия. Трис целиком и полностью за «свободное голосование» – если дело дойдет до палаты общин; Ричард Райдер (между прочим, член парламента от маминого с папиным Норфолкского округа) вилял-вилял и ничего толком не сказал. Жуткая дерьмовая чушь, которую правительство несет в последнее время (собственно говоря, со времени Блэкпула) о «семейных ценностях», может означать, что оно с готовностью обменяет всякие штучки вроде справедливости и равенства на голоса престарелых избирателей.

Ушел с обеда пораньше, поскольку Грифф пригласил меня в «Граучо» на игру в карты. Каковая и имела место. Довольно утомительное занятие, слишком много К. Около двух сумел добраться до дома.

Встать пришлось очень рано, чтобы поспеть на посвященную возрасту согласия и кембриджским дебатам программу «Сегодня». Чувствовал себя дерьмово, что и понятно после излишеств вчерашнего вечера. В конце концов, проделав долгий путь по улицам, добрался до студии, где Анна Форд и Брайан Редхед{117} уже ждали у микрофонов. Я должен был обсудить тему передачи с членом парламента от консерваторов Дэвидом Уилширом, поборником Статьи 28{118}. Вообще-то он не сказал ничего такого, с чем я не согласен: показал себя сторонником свободы личности, заявив, что не дело закона лезть в частную жизнь людей, чем и ограничился. Никаких заслуживающих упоминания споров у нас с ним не состоялось.

Вернулся домой, подремал до прихода Хью. Потратил кучу времени не на сочинительство, а на размышления о том, что я скажу вечером.

В 12.30 зашел Джон Плауман. Он и Боб Спирз собираются, как я надеюсь, продюсировать и, соответственно, режиссировать следующий сезон «Фрая и Лори»[120]. Отыскав беднягу Спирза, – тот сбился с дороги и безнадежно кружил по Сент-Джеймсской площади – мы позавтракали в «У Лангана». По-моему, эти двое будут идеальной парой, и, полагаю, Хью тоже так думает. Они очень дружелюбны и способны наделить наш фильм более высокими достоинствами. Завтрак получился приятным и веселым. Обсуждали главным образом всякие слухи, но согласились, что будем работать вместе.

Сэр Иэн Маккеллен{119} (Ким сказал, что было бы правильнее называть его «Сиреной Маккеллен») появился около половины пятого, как и Майкл Байуотер, которого зачислили в команду, оспаривающую лозунг «Мы считаем, что настало время принять закон о равном возрасте согласия для гомо– и гетеросексуалов». Бедный старина Майкл согласился участвовать в дебатах, не зная, что его зачислят в группу противников закона. И теперь, по его уверениям, не понимает, что ему сказать против этого закона.

Поехали в Кембридж, в Лондоне пробки, поэтому на преддебатный выпивон и обед немного запоздали. К зданию союза уже выстроилась черт знает какая очередь.

Обед был хороший – не торжество кулинарии, но хороший. Председательствовала на нем (и на дебатах) элегантная дама по имени Люси Фрейзер, слева от меня сидел спортивного вида парень, имя которого я не могу припомнить, он из «Кингза», изучает теологию. Почему я уже забыл его имя? Был там и Тристрам Хант, сын тех самых Хантов, что живут прямо под Хью и Джо Лори. Совершенный миляга, состоявший в нашей команде[121].

Пришло время дебатов, мы прошествовали в зал, сопровождаемые камерами программы «Ночные новости». Меня приветствовали БУЙНЫМИ криками. Было ужасно приятно, люди в зале кричали и никак не могли остановиться. Я едва не прослезился. Председательствующая произнесла несколько слов, и дебаты открылись речью Тристрама Ханта. По четыре оратора с каждой стороны – Тристрам, Сирена Маккеллен, Анджела Мейсон{120} (из «Стоунволла») и я выступаем за принятие закона, двое старшекурсников (в том числе и тот, чье имя я забыл), Стивен Грин, участник кампании «Консервативная семья», и Майкл Байуотер выступают против.

Тристрам, благослови его небеса, изложил суть дела очень толково. Нашим первым противником-студентом был развеселый шотландский консерватор – классический коренастый рыжеватый политикан, прямое указание на то, чего нам следует ожидать, поскольку ясно было, что взглядов, которые ему пришлось отстаивать, сам он совершенно не разделяет. За ним выступил Маккеллен, выступил совершенно чудесно и очень трогательно, закончив цитатой из стихотворения Хаусмана о законах Божьих и человеческих. Следом – студент, имя которого я начисто забыл; этот проявил к предлагаемому закону такое неуважение, что Стивен Грин встал и вышел из зала, сказав: «Вернусь, когда он закончит!» Весьма презанятно.

Затем Анджела Мейсон – очень и чрезвычайно лесбиянистая активистка, руководящая группой «Стоунволл». Когда-то она состояла в знаменитой «Бригаде рассерженных»{121}, едва избежала приговора на одном из судов над бомбистами. Ого-го. Полемисткой она оказалась, как и следовало ожидать, скучной и неубедительной.

За ней – Стивен Грин. Какой жуткий и несчастный субъект. Выступление просто-напросто БЕЗНАДЕЖНОЕ. Ни остроумия, ни изящества, ни толку. Он даже не попытался обнародовать свои подлинные взгляды, а суть их в том, что ему ненавистно все, имеющее отношение к гейству. Вместо этого он попробовал привести какие-то шаткие, мелкие и туманные юридические доводы касательно возраста согласия, что вообще не имело смысла. И представил свою книгу «Мертвый тупик сексуальности», авторитетное, как нам предложено было поверить, описание ужасов жизни задомита. Бедняга. Вернулся на место под вежливый шелест – это в лучшем случае – аплодисментов.

И вот настало время выступления законодателя мнений. О да, Стивену, как обычно, пришлось ждать, ждать и ждать, прежде чем он смог высказаться. Студенты и с нашей, и с той стороны уже выступили. Настал мой черед. Во время дебатов я набросал на обороте конверта несколько пунктов, но в остальном импровизировал, что, по-моему, самое лучшее. Я рассказал публике о Кембридже, о том, в каком университете она учится, об историях его выпускников и их принципах, – противопоставив им прелюбодеев, скрытых гомосексуалистов и распутных лицемеров, которые устраивают партийные конференции тори и имеют наглость рассуждать там о «семейных ценностях».

Короче говоря, я удостоился стоячей овации, меня даже смущение взяло. Зал просто не мог остановиться – аплодировал, кричал и все такое. Очень волнующе. За мной говорил Майкл Байуотер, сказавший, что выступает против закона о равенстве возрастов согласия, поскольку считает его неправильным: гетеросексуальная любовь слишком сложна и трудна, чтобы подпускать к ней 16леток. Другое дело гомосексуальная: она – дело равных, хорошо знающих друг дружку людей, ей можно спокойно предаваться с 16ти. Он закончил словами: «Я уж лучше с пидорами посижу…» – пересек сцену и сел на нашей стороне.

Ну-с, как легко себе представить, мы выиграли. 693 голоса против 30. Большинство этих 30 составили те, кто счел очередь к урне «Да» слишком длинной и потому воспользовался урной «Нет». Мне пришлось задержаться почти на час – раздавал, окруженный толпой студентов, автографы. Публика по большей части не самая очаровательная: мне кричали «Рори», «Николь», «Джон» и совали под нос программку дебатов. «Пожалуйста» и «спасибо» я почти не слышал. Можно, конечно, закрывая глаза на многое, считать их застенчивыми и нервными, но, вообще говоря, меня эта орава разочаровала. Какой смысл быть блестящим, привлекательным, интеллигентным и молодым, если ты не согреваешь этими качествами тех, кто старше тебя.

В конце концов сумел пробиться в помещение, где, предположительно, подавали напитки. Бар к этому времени, разумеется, закрылся. Оно было и к лучшему, поскольку мне предстояло вести машину, чтобы вернуться в Лондон. Что я и сделал после того, как смог вырвать из лап студентов Майкла, Сирену и еще пару человек. Приехал домой и около двух тридцати лег. Длинный день. Мало я сплю в последнее время.

Проснулся довольно рано, чтобы к 9.00 попасть на озвучку… по правде сказать, я теперь так часто ложусь в позднее время, что, думаю, все достижения Грейшотта уже сошли на нет. Довольно жалкая реклама хереса «Крофт». Вернулся к появлению Хью, мы просидели весь день. Позвонил, дабы сказать, что «Гиппо» ему по-настоящему понравился, Энтони Гофф (мой лит. агент), – огромное облегчение. Я, честно, думаю, что он не покривил душой.

Около 5.30 пришел Робин Гарди, мы потолкли воду в ступе на тему «Анонимных холостяков». Я сказал, что предпочел бы увидеть в главной роли Тьерри Лермитта{122}. Похоже, идея ему понравилась, он пообещал выяснить, можно ли того заполучить. В 7.00 заскочил в «Граучо», надеясь отыскать кого-нибудь из дилеров. БУ познакомил меня с малым по имени Джетро, тот продал мне грамм. Оттуда – на обед к Хью и Джо. Там были Ким и Аластер, мы весело отобедали, и я рванул домой, еще раз заглянув по дороге в «Граучо». Я с мстительным пылом возвращаюсь к прежним дурным привычкам.

Турне по книжным магазинам – подписывал книги. Встал рано, поехал на Юстонский вокзал, встретился там с Ребеккой Солт из «Мандарин-букс», и мы сели на поезд до Честера. Увы, поезд что-то задержало в Уотфорде. В Честер приехали с запозданием, перед самым моим «выступлением». Каковое состояло из чтения со сцены театра «Гейтуэй» и разговоров с публикой. Прочитал рассказ о Шерлоке Холмсе из «Пресс-папье»[122], затем отвечал на вопросы. Было и вправду весело; похоже, все прошло хорошо. Потом мы проглотили запоздалый ленч, потом я подписывал книги в паре магазинов честерской «Роуз». Прекрасный город, совершенно очаровательный. Машиной из Честера в Ливерпуль, там мы снова подписывали книги, а после вскочили в поезд до Лондона. На обратном пути заполнил дурацкий тест журнала «Эсквайр», определяющий степень умственного развития.

С вокзала прямиком в «Граучо», поторчал там немного. Появился Джетро, я купил 2 грамма. В постель завалился в 3.00 – в том еще состоянии.

Ленч с Ферди Фэрфаксом[123] в Клэпэме. Видел Чарлза Старриджа с Фиби, Роберта Фокса[124] – такого рода людей[125]. Довольно приятно проведенное время, плотный воскресный ленч, множество детей, очень яркий солнечный осенний день, чудесно.

К 6.00 вернулся домой, посмотрел телик и лег рано – трезвым.

Посвященный «Шталагу “Люфт”» завтрак для прессы, фотографирование и прочее. Все происходило в Имперском военном музее. Посмотрел фильм. По-моему, неплохо. Трудно сказать. История хорошая, значит, и принята будет хорошо. Я, естественно, слишком толст. Нику Линдхёрсту и мне пришлось отбиваться от вопросов журналистов. Им до смерти хотелось узнать что-нибудь о мюзикле Элтона Джона – к большому расстройству бедной куколки из пресс-бюро. Отделался от них в час тридцать и как раз поспел домой к появлению Хью (в 2.00), с которым и засел за скетчи.

Встречался с Крисом Паем из телекомпании «Англия» и сценаристом Энтони Горовицем; выпили и поговорили о новом детективном сериале – они хотят, чтобы я его ставил. Встречался, естественно, в «Граучо». И кого же я увидел, как не продюсера «Шталага “Люфт”» Дэвида Рейнолдса с какими-то его коллегами? Они заседали там с самого окончания просмотра. Телевизионщики, никчемные бездельники. Встреча прошла хорошо, потом появился Джон Сешнс с актрисой, игравшей в «Несчастном случае» медсестру.

Домой вернулся пьянющим и завалился спать.

Встал и лишь немного пришел в себя, как появился Хью. Джо (сестра), заскочила по пути из Хантингдона, чтобы позавтракать со мной и моим «личным банкиром» Джеймсом Пенни. Они обменивались фразочками наподобие «управление капиталом», вгоняя меня в такое смущение, что мне визжать хотелось. Позавтракали в банке. Боже, боже. Неужели ты и вправду дожил до этого, Стивен? Все это очень лестно. Нас провели наверх посыльные, одетые Дживсами: полосатые брюки, фраки. Там был Брюс, управляющий филиала на Лэнхэм-стрит, где я держал деньги раньше, был Джеймс Пенни, который выглядит лет на 10, но съел на финансовых делах собаку, а на коммерческих – кошку.

Внизу, в одном из обеденных залов, где мы завтракали и попивали бургундское, Пенни сказал, что в виде наличных деньги мои бесполезны, мне следует куда-то вложить их. В облигации с золотым обрезом, считает он. Однако это всегда казалось мне жульничеством. Ладно, я зарабатываю хорошие деньги, но почему я должен делать из них другие? Но вы ведь знаете, как оно бывает, – эти люди смотрят на тебя как на недоумка. Наверное, придется вложить что-то в акции, что-то в эти самые облигации. Приятно, что я могу позволить себе перестать работать и, если мне захочется, потратить пару лет или сколько-то еще на разъезды по белу свету, не беспокоясь о налогах за прошлые годы.

Частный банк открыт с 08.00 до 8.00 и готов к любым «договоренностям». Если я нуждаюсь в наличных, мне их приносят на подносе…

Вернулся, чтобы засесть с Хью за сочинительство. В последнее время он написал пару сказочных песен. После его ухода я поковылял в «Граучо», на встречу с Алекс Хипписли-Кокс (sic!)[126], которая будет заниматься рекламой «Гиппо». Книга ей нравится, и это замечательно. Те, кто прочитал ее в «Хатчинсоне», нашли, что она лучше «Лжеца», – чудесно, если они правы. Поднялся наверх, посмотрел, как Норидж разбил мюнхенскую «Баварию», 2:1… невероятно. Потрясающая игра. Гол Джереми Госса долго еще будет жить в преданиях и песнях. Компанию мне составляли Спайк Дентон, кинокритик «Радио Лондон», Рори Мак-Грат и Шарль Фонтейн, владелец и шеф-повар «Знатной отбивной».Заметил Джетро и, стыдно сказать, улизнул, чтобы принять изрядную дозу кокса. Надо побыстрее с этим завязывать. Дома в 2.00.

Поднялся в разумную рань, чтобы отправиться к Дуги Хейуарду, портному, на очередную примерку. На свет рождается синий прикидон. Хью пришел с небольшим опозданием – осматривал новые машины и искал плитку для моей кухни – вместе с женой Джо, которая оную спроектировала, да благословит ее небо от макушки до пят.

Как обычно, писал весь день, потом до 10.00 сидел дома. Посмотрел видео – «Королевское празднество» Билла Хамбли, постановщик Ферди Фэрфакс. Очень хорошая игра Руперта Грейвса. Еще посмотрел в записи шедший в понедельник эпизод «Кракера», Робби и в самом деле демонстрирует лучшую игру своей жизни. Сказка.

В 10.00 отправился в «Граучо» – я согласился поиграть в «Перудо»{123} с Китом Алленом для какой-то снимаемой им программы, – там его целый день преследуют по всему Лондону. Глупо, но смешно. Вокруг нас жужжали камеры. Бог весть, что они увидели.

Озвучка в 9.30. С Джоном Гордоном Синклером. Он вроде бы в хорошей форме. Потом все утро писал с Хью, а к 7.00 отправился в «Зал Сальных Свечей» на «Обед Лучников» – меня пригласил туда старина Джон Перкинс. Чрезвычайно интересный вечер. Никогда еще не бывал на «Ливрейном обеде». Множество персонажей из Сити в мантиях и горностаях. Совершенно ясно, что заработать право на такие наряды они никакими иными способами не смогли бы, потому как мозгов у этих биржевых спекулянтов, насколько я заметил, кот наплакал. По большей части – напыщенные людишки в очках. Чистый ужас. Но Перкинс так мил. Процедура Круговой Чаши и обилие на редкость плохих речей.

Перкинс должен был вернуться в Норфолк, поэтому разошлись мы около десяти, и я заскочил в «Граучо» поиграть в карты. Около трех часов провел за покером с Гриффом, Рори и прочими, переварив при этом изрядное количество боливийского походного порошка.

Утром и после полудня писал. Сбегал поужинать в «Граучо». Длинный разговор с Бобом Мортимером из прославленной пары Ривз и Мортимер. Оказывается, завтра им тоже предстоит подписывать книги и тоже в Лидсе, только в другое время. Столкнулся с Z, он обеспокоен тем, что привычка к К стала у него уже слишком закоренелой. Он теперь и днем принимает. Плохая идея. Ушел домой довольно рано – это меня мысль о Z обуздала, но, с другой стороны, радовался тому, что мое положение не так опасно, как его.

Встал пораньше, поехал на вокзал Кингз-Кросс. Поездом до Лидса, там подписывал книги. Машиной в Шеффилд, и там тоже подписывал. Машиной в Ноттингем – и там тоже. В последнем собралась большущая очередь, и я порадовался, что он не был первым, иначе я опоздал бы во все остальные. Множество людей, все очень дружелюбны. Думаю, издание «Пресс-папье» в бумажной обложке расходится по-настоящему хорошо, это греет душу. Домой вернулся в половине десятого. Немного посмотрел телик и лег спать трезвым, умотанным тяжелой неделей.

Встал в 11.00, то есть на самом деле в 12.00, поскольку сегодня перевели стрелки. Провел день, готовясь к выступлению в «Палладиуме». Это благотворительный вечер в пользу организации «Стоунволл», часть кампании в поддержку закона о возрасте согласия, другой ее частью были дебаты в «Кембриджском союзе».

Приехал в «Палладиум» около половины седьмого. Организатором вечера был Иэн Маккеллен, присутствовали обычные подозреваемые – Джо Брэнд, Джулиан Клэри{124}, «Пет Шоп Бойз» и так далее. Я пригласил Кристиана Ходелла прийти туда и смешаться с разгульной толпой. По-моему, время он провел очень весело.

Отправляясь после шоу на прием, обнаружил, что машины моей на улице, там, где я ее оставил, нет. Иисусе, надеюсь, ее эвакуировали, а не украли. Мы с Кристианом дошли пешком до «Края» на Сохо-сквер. Потребовалось около часа, чтобы журналисты устали наконец от меня, – я вернулся домой и завалился спать, приняв пару дорожек и немного диетической коки. Какая же я жопа[127].

Прежде чем идти дальше, я должен зафиксировать 71 клиренс Гэри Уилкинсона, который победил Стива Джеймса в четвертьфинале соревнований «Шкода классик». Я понимаю, вам это кажется чушью, но речь идет об одном из величайших спортивных событий. Ты, дорогой читатель, дивишься, с чего это я распространяюсь о такой странной игре, как снукер, но, как говорится, «вам стоило при этом присутствовать». Четыре невероятно трудных финальных красных и сразу за ними клиренс. Я счастлив, что стал свидетелем такого события.

Работа с Хью, затем ленч с Максом Гастингсом в «Уилтонсе». Макс запоздал, и, ожидая его, я увидел за ближним столиком Дона Блэка[128], встречавшегося там с Джоном Барри{125}, коему я и был представлен. Барри для меня своего рода герой, знакомство с ним оч. взволновало меня. Он оказался йоркширцем до мозга костей с удивительно тонкими пальцами и кистями, совершенно очаровательным. Мы поговорили о Зальцмане и Брокколи{126} бондовских времен.

Появившийся наконец Макс объявил, что если я потребую 200 000 в год, он будет счастлив платить мне эти деньги за колонку. Странное положение. Я мог сказать «да», и 200 косых были бы моими. Мы потрепались о тори, Макс сказал, что Мейджор, с которым он довольно регулярно встречается, параноик, уверенный, что своей нынешней непопулярностью он полностью обязан а) заговору тэтчеровских перебежчиков и ренегатов и б) врагам из средств массовой информации. Даже если Мейджор прав, такие воззрения следует скрывать. Настоящий лидер уж наверное бы дал этим людям под зад и тем укрепил свои позиции. Поболтали мы и о горечи, с которой Ламонт принял свое увольнение. А когда пришло время покинуть ресторан, обнаружили, что Ламонт сидел в соседней с нашей кабинке. Упс! Не думаю, что он нас слышал. Макс оказался искренним неприятелем Мёрдока{127}. Считает его человеком злым и опасным. Почему же не высказаться об этом с большей ясностью на страницах «Телеграфа»? Тем более что Мёрдок объявил о своем намерении в ближайшие пять лет «Телеграф» уничтожить.

Домой вернулся в 2.40, мы сочинили еще кое-что, после чего Хью ушел. Часок поспал, затем поехал в Фулем обедать у Мэтью Райса и его жены Эммы Бриджуотер. Моим соседом по столу был малый по имени Джонатан Кавендиш, продюсировавший «На запад», «Невесту декабря» и так далее. Выяснилось, что он делает фильм об Оскаре Уайльде с Альфредом Молина. Хрен знает что. Домой попал вовремя, чтобы посмотреть «Кракера» и «Фильм 93». Барри Норман замечательно разругал «Грязный уик-энд», явную чушь, как и все прочие фильмы Уиннера.

Время спать.

Утром озвучка, запись переделанной заново рекламы портвейна старого разлива «Крофт». Потом весь день проработал с Хью, а в 8.00 побрел в палату общин, обедать с членом парламента.

Он написал мне месяц назад – о том, как ему нравится «Лжец», – и пригласил отобедать с ним. Я, заинтригованный, согласился. Однако…

Если таковы все члены парламента, на которых опираются тори, то, счастлив сообщить, долго они на этом свете не задержатся. Нелепого обличия человек с самыми странными, какие вы когда-либо видели, манерами. Звучит это очень некрасиво, я как-никак ел его хлеб, но такова правда… Очень правого толка взгляды, бессмысленное «я добился всего собственным потом и кровью». В общем, я улизнул в сортир и принял дорожку[129].

Снова провел утро, позируя Мэгги Х. Большой сообразительностью я в 8.30 не блистал, однако понемногу разошелся и начал получать от происходившего удовольствие. Она закончила двумя рисунками, на которых я изображен спящим – чудесными! Удивительнейшая женщина. Общество ее бодрит почище кокаина, но грубоватость манер и жесткий взгляд, наверное, отпугивают людей, не знающих, что сердце у нее – чистый маршмэллоу… Скажи я это при ней, ее бы, пожалуй, вырвало. Позировать настоящему художнику – удивительное переживание. Мэгги так атлетична: я раз за разом слышал, как в ее пальцах ломается уголь или как он проносится по плотной бумаге, она же все время притоптывала ногой (бессознательно, по-видимому), слегка меняя стойку, как спортсмен или гепард, – тело ее двигалось, но голова и глаза оставались поразительно неподвижными.

Домой через «Граучо», где должен был встретиться с Джетро. К сожалению, он запоздал, и я ушел, не дождавшись ни его, ни К. Вернулся в квартиру, а там Джо и Чарли, последний набрал на компьютере сообщение для меня и вообще был миляга-милягой. Ему уже пять. Странно думать, что если я не покончу с собой, не помру от передозировки и не попаду под автобус, то смогу увидеть его 25летним[130].

После их ухода попытался что-нибудь состряпать[131], не получилось. Снова отправился в «Граучо» на встречу с Джетро… и снова его не дождался, потому что должен был встретиться с Энтони и Сью Ф. и отправиться с ними на обед, устроенный в честь получения «Гиппо» издательством. Роман им, похоже, и вправду нравится. Мне было немного не по себе, вкус вина и сигарет казался каким-то странным.

Их интересовало, как я планировал построение романа, и я сказал, что во время сочинения значительной его части вел вот этот дневник, позволяющий понять, с каким запозданием приходили мне в голову некоторые ключевые идеи… Например, роль Саймона да и много чего еще. Они мне самым искренним образом не поверили. «Все это уже было у вас в голове…» Может, и было, но провалиться мне на этом месте, если я знал, как его оттуда вытащить, – чтобы увериться в этом, довольно одного взгляда на сентябрьские записи.

Лег в половине второго. Слишком много арманьяка.

Проснулся, чувствуя себя оч. странно. То есть попросту плохо. Как будто гриппом заболел. Потащился на Грессе-стрит, на озвучку. Кое-как управился с ней и поковылял домой, на дневную работу с Хью. Большую часть дня далеко не блистал, но все же сумел отстукать два скетча; около полудня улегся на софу и проспал часа два; наверное, это и помогло.

В шесть тридцать потопал в театр «Париж» (до него от меня две минуты ходьбы, благослови, Боже, место, в котором я живу) на «Новостную викторину»: я и Алан Корен против Ричарда Инграмса и Питера Кука{128}. Мы с Аланом одержали убедительную победу с самым большим в этом сезоне счетом – 20:6. Я напроказил – ухитрился множество раз произнести слово «клитор», что всегда приятно. Оттуда потащился в «Граучо», проверить, не излечат ли меня от гриппа покер и кокс. Как ни смешно, излечили. Одержал еще одну убедительную победу и цивилизованно удалился около 12.30 и в 1.00 лег спать.

Проснулся бодрым, а к приходу Хью (около 10.30) мне совсем получшело. Работали, возились со скетчами, потом в 6.00 появился Робин Гарди – пройтись со мной по сценарию «Анонимных холостяков». Идея состояла в том, чтобы посмотреть, существует ли возможность составить примерное расписание съемок. Сколько требуется съемочных дней во Франции, сколько в студии, сколько на натуре и так далее. Довольно приятно проболтали до 9.00. После этого поскакал на Бриджес-плейс, 2, обедать с Иэном Брауном[132], Альфредо и Космо Фраем[133]. Туда же после «Букеровской ночи» явился праздновать свою победу Родди Дойл{129} с компанией. И кто же к ним присоединился, как не Салман Рушди? В одиночку. Весьма, я бы сказал, рискованно[134].

Приятный обед, за которым последовали две партии «Перудо». А потом вдруг, на тебе! – уже два часа ночи. Мне же завтра подниматься ни свет ни заря, тащиться поездом в Бат. Тьфу.

Выполз из постели в 7.30, после трех часов сна, оказался в машине какого-то маньяка, желавшего пересказать мне придуманную им идею романа: «Я на эту работу специально устроился…», – боюсь, рано или поздно я о нем еще услышу.

По городу меня водила на поводке девушка по имени Алекс Ланкастер, очень милая – обычная хорошенькая, ногастая штучка, каких подряжают для таких случаев. Чрезвычайно сексистское высказывание, которое не может быть случайным, не правда ли? В Бристоле нас встретил очаровательный представитель «Рид Паблишерз» Эндрю Уитекер. Я проглотил в бристольском «Уотерстоунсе»{130} чашку кофе и отправился встречаться с читателями. Книг пришлось подписать много, все были очень дружелюбны. По словам управляющего магазина, людей собралось рекордное количество, столь большого числа книг на таких встречах они еще не продавали[135]. Приятно. Оттуда отправился в другой «Уотерстоунс», где дал интервью телевизионщикам и снова подписывал книги.

Поехали машиной в Бат – астрономическая очередь, я перетрудил руку. Парочка очень странных психов-поклонников. Дрожавших, едва способных говорить, один из них пролепетал: «О боже, я кончаю, кончаю». Упс. В конце концов это испытание завершилось, я отправился в магазин «У. Г. Смит» и снова подписывал, а затем вернулся в Лондон.

Приехав туда в 7.00, как раз поспел на ту же Бриджес-плейс, дом 2, где праздновался день рождения Кима. Очень приятно провел время. Разговаривал с Шон Слово[136], Джо Лори, Кимом и множеством других милейших людей. Грег был в прекрасной форме. Хью отлучился, чтобы забрать из аэропорта своего племянника Хью Лассена и привезти его к нам на мотоцикле. Могу себе представить, какой это шик для 17летнего парня – мчаться по городу на заднем сиденье «Триумфа», которым правит его знаменитый дядюшка. Ушел около часа и повалился, усталый, но глупый, в постель.

Вся эта суета выродилась в placido domingo[137]… встал очень поздно, немного прошелся по магазинам, купил газеты и кассеты с «Новыми мстителями» и на весь день уютно устроился дома.

Затем позвонил Ким, сказать, что я забыл на Бриджес-плейс сумку. Он и Ал заглянут ко мне днем, принесут ее. Ладно. Затем, разумеется, день стал клониться к вечеру, поэтому Ким и Ал предложили встретиться с ними в ресторане Джо Аллена, там они мне сумку и отдадут.

Только я успел усесться за столик, как официант принес мне огромную рюмку арманьяка – подношение от довольно миловидного молодого человека, который сидел неподалеку от нас. Ким и Ал здорово позабавились на мой счет. Мы болтали, чесали языками, пощипывали еду, время шло. К нашему столику подходит невысокий паренек. Лет восемнадцати, я думаю, очень симпатичный.

– Простите меня за бестактность… – говорит он.

Вручает мне записку и удаляется. Записка содержит его имя; слова о том, как ему нравятся мои книги и мое выступление по поводу возраста согласия – и номер телефона. Позвоните. О боже.

Аластер довез меня до дома, я пригласил их обоих выпить. Аластер не захотел, в отличие от Кима, поэтому мы весело попрощались с ним и провели у меня часы и часы. Мы можем разговаривать бесконечно, это ужасно радует.

Так заканчивается месяц.

Встал, отправился на озвучку. Мультивитамины «Санатоген». «Вы хорошо себя чувствуете?» Недурной, черт одери, вопрос. Не без труда смог вернуться вовремя, поработать с Хью – и лишь затем, чтобы обнаружить: сегодня срок сдачи материала в «Спектейтор». А я об этой чертовщине напрочь забыл. Несколько месяцев назад на ленче «Спектейтора» согласился в течение пары недель писать для журнала колонку «Ежедневник». В итоге потратил большую часть дня не на скетч, а на эту писанину. Обормот. Так или иначе, а колонку написал. Вроде бы неплохую.

Жуткая новость: умер Ривер Феникс{131}. Оскорбительная. Я его так любил. Помню, я изменил реплику в «Друзьях Питера», чтобы упомянуть о нем. Когда героиня Эммы пробует соблазнить меня, я объясняю ей, что я своего рода бисексуал, сейчас у меня никого нет, но, если бы я задумался о выборе, она стояла бы «во главе списка моих желаний рядом с Мишель Пфайффер и Ривером Фениксом». Зрители всегда хохочут в этом месте. Такой милый мальчик. Похоже, его смерть как-то связана с наркотиками, и это странно, я всегда считал, что он человек до ужаса правильный – охрана окружающей среды и прочее симпатичное пуританство. Вот те и на! Над столом, за которым сидит, когда мы сочиняем скетчи, Хью, висит фотография Ривера. Сейчас я смотрю на нее – до чего же он все-таки красив. Из его фильмов я больше всего люблю «Бег на месте». Мне нравится все, что делает Сидни Люмет, а он сумел вытянуть из Феникса, которому никогда не восстать из пепла, лучшее, что в нем было. О боже, я даже прослезился. Примерно то же я чувствовал, когда в начале этого года умер Бобби Мур{132}.