Вас любит Президент Романовский Владимир

Глава двадцать четвертая. Правда о Лерое

– Слышу, как колеса в вашей голове поворачиваются, – сказал Президент. – Вы мне не отвечаете, командир.

– А что бы вы хотели услышать, сэр? Скоро приземлимся в Лос Анжелесе. Погода хорошая. Пляжи загрязнены. Мозги местного населения плавятся на солнышке…

– Я имею в виду заваруху с Ладлоу, – сказал Президент. – Человек, который его поймал. Какая-то темная история, имеет хождение в … В общем, просветите.

– Вы действительно хотите знать, господин Президент?

– Да. Расскажите. Он?…

– Наш ли он? Нет, сэр. – Командир допил виски и посмотрел на облака внизу. Странные формы. В какой-то момент ему показалось, что он видит человеческое лицо – какой-то портрет Рембрандта, что ли.

– Целых два дня мы думали, что он наш.

– И что вы сделали?

– Мы запаниковали.

– Да, – сказал Президент. – Поэтому все это и просочилось, наверняка. Языки из-за паники развязались.

– Нет, господин Президент. И вообще – утечки нет. Вся эта история слишком … неправдоподобна. Я вам скажу кое-что. Не возражаете, если я прибегну к аллегориям?

– Зачем? – спросил Президент.

– Потому что аллегории вам нравятся.

– Верно. Хорошо, говорите.

– Однажды жила на свете прекрасная и жестокая женщина.

– Я ее знаю? – спросил Президент.

– Нет. К тому же, вы женаты.

– Верно, – сказал Президент. – Продолжайте.

– Она жил в красивом старом городе, очень живом, полном обещаний даже после тысячи лет восстаний, угнетения, искусства, и среднеклассового туризма. Была она обычная девушка из влиятельной семьи. Неожиданно ее отец стал премьер-министром … Есть специальный ритуал…

– Да, – сказал Президент. – Я помню. Двигают рычажки, и машина пробивает дырки в прямоугольных картонках.

– Именно так, сэр.

Командир продолжил. Президент вдруг так заинтересовался, что перестал перебивать.

Жил-был также американец, сын разорившегося французского магната и американской оперной певицы родом с Юга.

– А, – сказал Президент.

– Дочери славной Конфедерации, – подтвердил командир.

Детство человека проходило то тут, то там, его возили из Америки во Францию и обратно. Двойное гражданство. Образование он получал в Штатах, но тренировали его французы.

– Как так? – спросил Президент. – Откуда это известно?

– Разница очень заметна. Мы до сих пор верим в так называемую презумпцию невиновности. Даже когда нас очень рассердили, и рассердившего следует убрать, мы продолжаем верить в эту самую презумпцию. Наш символ – оперативник, зачитывающий врагу его права и делающий паузу только для того, чтобы вогнать всю обойму гаду в голову, а затем продолжающий цитирование Миранды. Французы отличаются от нас тем, что в глазах их оперативников вы виновны уже потому, что вас увидели и вы дышите. Они не делают из этого тайны. Странно, но они при этом очень вежливы. Я сам видел, собственными глазами … французского агента … он ломал подозреваемого … превратил его в всхлипывающее алое месиво … Зазвонил телефон, агент взял трубку, и ему сообщили, что он ошибся. И тогда он обратился к подозреваемому и сказал – «Простите, мсье» и попросил меня позвонить в скорую.

– Хорошо. Продолжайте.

Началось все с кризиса в разведке. Кто-то где-то решил, что некоторые конторы не получают достаточного количества внимания и денег. Кто-то придумал заговор. Совместное предприятие. Дочь премьер-министра выбрали, как идеальный объект. Кто-то предлагал жену Президента, но решили, что она недостаточно фотогенична. У президента была любовница, но спасению любовницы аплодируют только во Франции, а предприятие было совместное. А дочь премьера была очень миловидная. В общем, русские пошарили по Ближнему Востоку и нашли подходящую группу головорезов. Возникла проблема с финансированием. Французы платить отказывались. Тогда наши ребята из ЦРУ сказали, что американский налогоплательщик все оплатит, если большая часть команды будет из Штатов.

Чудики с Ближнего Востока оказались ужасно неуклюжие. На французской границе возникли накладки. Их просто арестовала бы полиция, если бы пограничные власти не отвлекал бы целый батальон агентов. Террористы таким образом оказались во Франции. Они были уверены, что совершают все ради Великого Дела, ведут свой любимый джихад, и так далее. Ни одного умного среди них не было, и ни одного профессионала. Русские искали именно таких, по общему соглашению. Десять мусульман прибыли в Париж, где переодетые агенты рассказали им несколько сказок. Мусульмане заплатили сказочникам, которые их вели, деньгами ЦРУ, поскольку по легенде сказочники были коррумпированные члены правительственного круга, которые все что угодно сделают за пару долларов и одного верблюда. Похитителям даны были подробные инструкции. Агенты в этой стадии операции, в основном французы, очень постарались, чтобы все прошло гладко. Ни один полицейский не находился ближе чем за три мили от любого из правительственных зданий Парижа. Класс студентов из Сорбонны мог бы совершить в тот день государственный переворот.

Премьер отправился на работу. Дочь его собиралась идти гулять. Мусульмане чуть все не испортили. Они пропустили ее выход. В конце концов кто-то обратил их внимание – вон по улице идет девушка, и они поехали за ней. Так поехали, что даже ее телохранитель заметил. Может, это была первая подозрительная вещь, замеченная им за всю его жизнь. Он был большой мужчина, и у него имелся пистолет. Он был готов сражаться. Результаты всего этого трудно было предсказать. К счастью, кому-то пришло в голову, что мусульманам, возможно, требуется помощь. Агенты разыграли сценарий «шокированный прохожий». Прохожий закричал прямо в ухо телохранителю. Мусульмане выпрыгнули из машины и схватили девушку. Она чуть не убежала, такие они были медлительные и неуклюжие. Прохожему пришлось вывести телохранителя из строя таким образом, чтобы мусульмане ничего не заподозрили. Это несложно – девушка отвлекала мусульман криками. Наконец они запихали ее в машину и увезли.

Они прибыли в арабский квартал к северу от Републикь. Девушке завязали глаза, а в рот вставили кляп. Несколько агентов стояли вдоль пути, чтобы все прошло гладко. И все равно не обошлось без накладок. Мусульманский водитель вдруг пришел в волнение и проскочил на красный свет, и, весьма неудачно, как раз там находился сердитый полицейский на мотоцикле. Двум агентам пришлось устроить дорожную аварию прямо перед полицейским, чтобы его остановить. Когда мусульмане вели девушку к нужному зданию, им на пути попался мусульманский полицейский. Расстояние между машиной и входом в здание было – футов сто. Должно было быть не сто, а десять, но не было места для парковки. Агент держал место до того момента, пока какая-то старая и склочная еврейская дама не начала уверять его в голос, так, что вся округа слышала, что то, что ей не дают поставить здесь ее Ситроен, есть проявление дичайшего антисемитизма. Если кого-то громко обвинить в антисемитизме в арабском квартале, внимание публики обеспечено. У агента не было выбора – он отдал даме место.

Когда мусульмане подошли к зданию, мусульманский полицейский преградил им путь и спросил, что это они, собственно говоря, делают, что за девушка? Они собирались его пристрелить. Он возразил и первым вынул пистолет. Пришлось снайперу на крыше выключить его, стрельнув в него ампулой. Похитители затащили девушку в подвал – наконец-то все было готово. Подвал выглядел ближневосточным больше, чем что-либо на Ближнем Востоке. Так бывает, когда люди имитируют Голливуд вместо того, чтобы обратить внимание на реальность. Будь мусульмане эти поумнее, они бы заметили разницу и попросили бы ее исправить.

Повсюду торчали фотокамеры и микрофоны. Один из похитителей произнес речь, с девушкой на заднем плане. Много требований. Затем мусульмане репетировали с девушкой и заставляли ее говорить разное, плюс, периодически «Папа, папа, я люблю тебя, не бросай меня!» Запись передали надежному человеку из якобы мусульман, который был, конечно же, агент, и пустили в эфир тем же вечером по всем каналам. Про запись сказали, что она сделана в какой-то захолустной деревне в Иране или Сирии или еще где-то. На следующий день газеты посвятили много страниц этой истории. Телевизионщики уже писали сценарии и контактировали актрис. В Париже, в Лондоне, в Нью-Йорке мусульмане радовались на улицах. Знаменитые террористические организации, одна за другой, брали на себя ответственность. Даже Ирландская Освободительная Армия прикидывала, какую выгоду может извлечь, но в конце концов они решили, что никто из похитителей нисколько не похож на ирландца, и отвалили. Премьер и его жена давали слезные интервью. Граждане цокали языками и обменивались циничными замечаниями. Неделю это продолжалось, а затем началась операция по спасению.

Агент, которому следовало отвести девушку в надежное место после спасения оказался человеком с личными целями помимо служебных. Вместо того, чтобы тащить ее за два квартала в кафе, как было условлено, он посадил ее к себе в машину и куда-то уехал. Началась паника. Все гадали, что этот гад задумал, пока он не позвонил и не успокоил всех, сказав, что всё под контролем. Ну, почти все. Его несколько раз обошли по службе, сказал он. Теперь наступил час расплаты. Теперь он передаст девушку тому, кто ему больше нравится. Он может ее передать настоящей мусульманской команде, то бишь профессионалам. Или он отдаст ее ЦРУ, но не участникам шоу, а непосвященным, то есть, начальству участников. Или в Общие Сведения. Или в ФСБ. Ему все равно, лишь бы были выполнены его условия. Трофей у него, и он с ним расстанется в пользу того, кто лучше заплатит. Нижняя планка аукциона – десять миллионов долларов. Он достаточно раздражен, сказал он, чтобы вышибить суке мозги если ему не заплатят в течении пяти дней.

Некоторое время все сидели как на иголках и кусали ногти, и курили, и обменивались тупыми шутками. Тут пришло сообщение, что в аукционе решили поучаствовать парни из Саудовской Аравии. Мол, они купят девушку для своих целей. То есть, им парень тоже позвонил. Используя ту же связь, с помощью которой была доставлена эта радостная весть, агенты разведки сообщили своим мусульманским друзьям, что если еще хоть слово услышат по поводу девушки, то весь Ближний Восток просто закидают атомными бомбами. Мусульмане были шокированы таким заявлением и замолчали. Сформировалась ударная бригада из двух человек. Посылать большее количество было опасно. Человек, держащий девушку, был профессионал и чувствовал присутствие агентов за милю.

Затем агентства заспорили, разойдясь во мнениях по поводу того, что нужно делать и какие методы применять. ЦРУ хотело, чтобы ликвидировали всех – мусульман, агента, и девушку. Полное скрытие, никаких следов – проверенный временем метод, который всегда вызывает много слухов, даже когда всех уверили, что все будет хорошо и комар носу не подточит. Русские хотели гласности, денег, уважения, несомненных доказательств их доблести и патриотизма, и еще чего-то. Французы понятия не имели, чего они хотят, что и является главным французским принципом во всех делах. В конце концов достигнут был компромисс. Двое агентов, которых назначили в операцию по спасению, были Джордж Гаррик из ЦРУ и Жорж Леруа из Общих Сведений. Местонахождение изменника – три возможных места. В момент его следующего звонка сигнал запеленговали и дали команду двоим «чистильщикам».

Гаррик и Леруа активизировались. Место было – старое разваливающееся здание в пригороде, ничем не примечательное.

То, что произошло дальше – точно неизвестно, хотя знакомые с методами Лероя согласны, что основные предположения верны.

Агент Гаррик громко постучал в дверь подвала. Изменник взвел курок и пошел к двери, посмотреть что, собственно, происходит, в космическом смысле. В течении этой доли секунды окно под потолком разлетелось и некто очень ловкий и гибкий скользнул в него стремительно. Изменник круто обернулся и не сразу увидел мишень. В этот момент дверь слетела с петель и Гаррик выстрелил дважды, убив изменника наповал.

Из десяти мусульман, замешанных в деле изначально, в живых оставались только трое, их следовало сохранить, как свидетельство. Наняли двух адвокатов. Остальные агенты ждали звонка от Гаррика и Леруа. Затем следовало везти на место действия одного из мусульман, дать ему в руки оружие, и пусть пристрелит девушку – тогда ему гарантируют свободу. Вместо этого Гаррик и Леруа поругались там, в пригородном здании, и навели друг на друга пистолеты.

Что-то Лерою, очевидно, не понравилось. Может, вид девушки, а может какое-то небрежное замечание партнера, в общем, какая-то из трех тысяч вещей, которые его обычно раздражают. Леруа, он же Лерой, возбуждается очень легко.

Выстрелов не было.

Через час Гаррика нашли – в крови и синяках, связанного, в том же подвале. Лерой и девушка исчезли.

Началась паника, но в конце концов все заключили, что то, что было раньше, будет и теперь – Лерой где-нибудь всплывет и попросит денег.

Лерой всплыл, но не так, как от него ожидали. Он неожиданно возник в квартире премьер-министра, ведя девушку за руку. За квартирой следили, конечно, но не очень плотно, поскольку никому и в голову не приходило, что там может произойти что-нибудь важное. Оказалось, в квартире как раз присутствовали телевизионщики, интервьюировавшие премьера. Репортер позвонил в студию и начальник сказал – хорошо. До сих пор неизвестно, откуда Лерой узнал, что именно этого начальника не предупредили, чтобы он был осторожным во всем, касающемся истории с похищением. Лерой успел подготовить девушку. Она выдала телевизионщикам не очень связную историю о том, как ее похитили, будто кастильскую принцессу в двенадцатом веке – клика агрессивных мусульман, и как ее затем освободили Общие Сведения. Лерой, по ее словам, отношения к этому не имел – он просто привел ее домой из штаба Сведений, чтобы вернуть папе. Это пошло в эфир, в более или менее прямой трансляции. Теперь все были в затруднении. Нельзя было послать бригаду в дом премьера, чтобы задержать Лероя, не вызвав подозрений министра. Нельзя было прервать трансляцию – неизвестно почему, но, в общем, в техническом отделении всегда находятся мелкие саботажники, которые любят, когда страдают и морщатся другие. Кому-то не нравилась его зарплата, или может ему изменила жена – так или иначе, трансляцию не прервали.

У Лероя было достаточно времени, чтобы переговорить с радостным счастливым отцом девушки.

– И о чем же они говорили? – спросил Президент.

– Никто толком не знает. Министр четыре дня не появлялся на публике, а когда появился, что-то в его лице было не так. Некоторые эксперты клянутся, что на лице у него наличествовал толстый слой грима, особенно в районе левой скулы, что, в общем, соответствует переговорным методам Лероя.

Что же касается самого Лероя – он исчез, а также исчез Гаррик, хотя в случае Гаррика были какие-то зацепки. Он был завязан с израильтянами. Как-то он поволочился за какой-то еврейской принцессой, а она вдруг оказалась агентом МАСАДа. К тому времени, как она его бросила, он уже располагал некоторыми секретами. На Ближнем Востоке вторых шансов не дают. Неверный шаг – и тебя убрали. Посему.

А затем Гаррик обнаружился в Штатах.

– Лерой, вы имеете в виду?

– Нет, господин Президент. Нам дали знать, что явился именно Гаррик. С новым лицом. Пластическая хирургия. Новое резюме. Новая работа. Все в нем было новое. Управление решило его не трогать.

– Почему?

– Он не представлял собой опасности. Это – официальная теория. Неофициально, кто-то проверил какие-то документы и поговорил обо всем с начальством. Все очень таинственно.

Можно изменить лицо. Можно имитировать походку и осанку. Но нельзя изменить скелет, и родившиеся брюнетами не превращаются в натуральных блондинов. Гипотеза о пластической операции была бы отвергнута вместе с идеей о том, что Гаррик безопасен, если бы не интересный фактор, вызвавший смешки и злорадное хихиканье на всех уровнях Управления. Парень, разговаривавший с ведущим досье Лероя не успел задать все приготовленные им вопросы, поскольку заметил, что у начальника что-то не так с лицом.

– Угадайте, что именно было не так, господин Президент.

– Хмм … Оно было похоже на лицо Гаррика? – предположил Президент.

– Вовсе нет, сэр. Ничего сверхъестественного. Но – профессионалу грим нельзя не заметить. Человек со стороны не заметил бы. Парень закрыл папку и вышел. Все занялись другими делами. С тех пор все вроде бы знают, что Агент Леруа из Общих Сведений нынче Детектив Лерой из Нью-Йоркского Полицейского Департамента, и все согласны, что так это и следует воспринимать, если никто больше не желает заняться аварийным накладыванием косметики. А то стыдно как-то – нельзя же, в самом деле, вчерашнему оперативнику и теперешнему начальнику позволять, чтобы кто попало, пройдя десять контролей так, будто это не здание Управления, а бульвар, давал ему в рожу за здорово живешь – если это не любовница, конечно … На всякий случай мы сделали капитаном участка, в котором служит Лерой, своего человека. Лерой об этом знал, конечно. Но все было гладко до тех пор, пока не убили жену боксера и участок не вмешался – а капитан Марти не успел принять превентивные меры. Лерой совершил невероятное. Он нашел убийцу, но дело не в этом. Все, связанное с убийством, попало в заголовки, но, опять же, не в этом дело. В бывшем департаменте Лероя в Сведениях появилась новая метла, которой не понравилось, что бывший агент, намеченный к ликвидации, вдруг занялся интернационально известным расследованием. Эта новая метла – энергичный, целеустремленный тип. Он решил, что ему следует либо найти убийцу до того, как его найдет Лерой – а это оказалось сложно – или ликвидировать Лероя, и пусть все занимаются, чем занимались до того, как Лерой начал тыкать их мордами в их же некомпетентность. Новая метла позвонила в ЦРУ и дала знать. Управление согласилось – пусть уберут Лероя – но помощь не предложило. Опять повсюду раздалось хихиканье – теперь уже на двух континентах, во всех разведках. В некоторых пабах до сих пор рассказывают русские анекдоты на эту тему. Те, кто знали, в чем дело, ждали, когда новая метла начнет накладывать себе грим. Но он оказался крепким орешком. Почему-то на него Лерой так и не вышел. Собрали даже ударную бригаду, и дали ей приказ к ликвидации распоясавшегося агента. Как Лерой об этом узнал – никому не известно. Капитан Марти предупредить его не мог, поскольку Марти о бригаде не знал. Но Лерой разобрался во всем – иначе невозможно объяснить, для чего он вдруг оказался в Париже в квартире дочери премьер-министра. Он вошел в контакт с премьером и тот, по убедительной просьбе Лероя, вошел в контакт с израильтянами, русскими, британцами, и не в последнюю очередь с Общими Сведениями. Возник международный конфликт между всеми этими агентствами, поскольку те, кого контактировал министр не всегда были те, кто участвовал в похищении и спасении его дочери и знали только о слухах. Многие удивленно подняли брови, стали задавать неудобные вопросы. Вообще было много неудобного, и именно на это сукин сын Лерой рассчитывал. Дочь премьера была в безопасности, премьер об этом знал, и чувствовал себя обязанным. На это Лерой тоже рассчитывал. В принципе, Лерой очень предсказуем. Он – заноза в системе, и он пользуется склонностью системы к односторонним методам, сам будучи односторонним. Он специализируется на оказывании людям дружеских услуг, или делает вид, что оказал им услугу. Например, его конфликт с бруклинской мафией уладился благодаря тому, что глава мафии ему якобы благодарен. Это официальная версия. На самом деле ничего этого не было – ничьих сыновей Детектив Лерой не спасал от злобных наркодилеров. Легенду придумали, чтобы дать возможность главе спасти лицо. На самом деле Лерой сделал то, что обычно делает – появился в доме несчастного мафиозо, потрепал его и пообещал, что вернется, если глава и впредь будет мешать Лерою собирать дань.

– Вы имеете в виду, что он вовсе не рыцарь без страха и упрека, – сказал Президент.

– Конечно нет. Он страшнейшая сволочь, использует людей в своих целях, пользуется их слабостями.

– А что было после того, как он помог поймать Ладлоу?

– Он не помог, он его поймал, действуя более или менее в одиночку, что странно. Лерой не очень умный парень. А Ладлоу был умный.

– Но что же было после?

– Много неудобств, как всегда. Как только приехала полиция, Ладлоу начал говорить, что Лерой – всемирно известный преступник, и что за ним многие годы охотятся федералы. Одно дело – игнорировать проблему, делая вид, что ее нет. Другое – быть в ситуации, где нужно решать проблему, которой якобы не существует. Один из копов, новобранец, энтузиаст, позвонил федералам, и, конечно же, это вывело Лероя из себя.

– Его можно понять, – сказал задумчиво Президент. – В чем бы он не был виновен, он передает им с рук на руки преступника столетия, а они вдруг интересуются личностью арестовавшего преступника офицера.

– Что-то в этом роде. Гнев Лероя был страшен. Он вышел из дома как Самсон из Газы. Нокаутировал трех копов, выбил входную дверь и, как мне рассказывали, часть передней стены. На улице сидели в машинах местные, наблюдая. Лерой вытащил из машины за шкирку какого-то подростка, сел в машину, и уехал. Его никто даже не пытался остановить.

– И все? С тех пор о нем никто не слышал?

– Хмм … Не совсем. Через пятнадцать минут он вернулся.

– Вернулся? Зачем?

– Не для того, чтобы сдаться, уверяю вас, сэр. К тому моменту местность уже кишела федеральными агентами. Их начальник очень волновался и стыдился одновременно.

– Стыдился?

– Ему было неудобно. Он знал, кто такой Лерой. Жизнь Лероя вообще очень подробно документирована в архивах. А на Ладлоу не было ничего. Поэтому начальнику было неудобно. Лерой вернулся, чтобы сказать начальнику, чтоб тот перестал допрашивать женщину и девочку, и чтобы их отвезли домой. Он отвел начальника в сторону. На следующий день начальник явился на работу в солнечных очках. Разобравшись с начальником, Лерой снова вышел на улицу, и удивительно, что дом до сих пор стоит. Надеюсь, в этот раз он решил, что пора исчезнуть окончательно и надолго, но перед этим он все-таки остановился один раз в Манхаттане. Мы об этом знаем – агенты навестили женщину в ее манхаттанской квартире, и она показала им комнату, полную разбитой, разломанной, приведенной в полную негодность аппаратуры. Она увлекается разведывательными технологиями. Талантливая дилетантка. Она была уверена, что это работа именно Лероя. Он оставил там бейсбольную биту мальчишки, чью машину он увел.

Президент посмеялся немного.

– Так он уехал и прячется? – спросил он.

– Я уверен, что он жив и здоров.

– Прошло время.

– Месяцы.

– На что же он живет? Показываться ему нигде нельзя. Человеку нужно что-то есть, где-то спать.

– А, вы об этом … – командир улыбнулся. – Ходят легенды. Некоторые говорят, что он время от времени по старой памяти занимается вымогательством, обирая обирающих. Когда-то это было его любимым развлечением. Есть также неофициальные сведения о большой неудачной поставке героина. Давно это было. Совместное предприятие, в котором агенты много чего конфисковали, включая наличные. Некоторое количество наличных куда-то исчезло. По слухам, агенты поделили деньги и рассовали в тайники по всей планете. В частности, есть запись с голосом Лероя, где он упоминает Сен Дени.

– Сен Дени? – переспросил Президент задумчиво.

– Ну, вы знаете, сэр. Район красного фонаря в Париже. Рю Сен Дени. Злачные места, девочки, бордели, и так далее. Агенты всех разведок там шастают, поскольку послы всех стран … и так далее. Человек слаб. Агенты прочесали всю улицу несколько раз, искали зацепки, но до сих пор ларец с сокровищем не найден. Дошло до того, что некоторые бывалые девушки на Сен Дени шутят. Приходит агент с ордером на обыск – они называют таких «искатели сокровищ».

Чтобы отвлечься и отдохнуть, Президент открыл папку, содержащую распечатку речи, которую он должен произнести этим вечером, и просмотрел текст.

«В свете новых реалий», – сказано было там, «включая уже существующие основные населенные центры, нереалистично было бы ожидать, что результатом заключительных переговоров о статусе станет полный и завершенный возврат к границам времен перемирия. Реалистично же ожидать, что любой конечный договор по поводу статуса достигнут будет только на основе взаимно согласованных перемен, которые отражают эти реалии».

Президент резко выпрямился.

– Эй, командир, – сказал он.

– Да, сэр?

– Когда вернемся в Вашингтон, напомни мне, чтобы я уволил дурака, который написал мне эту речь. Безобразие. Абсолютная бессмыслица.

Диспетчер разрешил посадку. Президент посмотрел в иллюминатор. Облака. Странные видения возникли вдруг у него в памяти. В какой-то момент ему даже показалось, что он находится внутри старинной базилики. Снаружи раздавались странные звуки, будто процессия какая-то, или полк на марше. Маленькая женщина в роскошной одежде заволновалась. Выглядела она очень привлекательно. Никому не нужно было больше никуда бежать. Она собиралась сделать его капитаном охраны или генералом. Кто-то закричал на улице – «Да здравствует Королева!»

Самолет приземлился.

***

Есть что-то совершенно унизительное в заболевании гриппом. Глаза болят, когда вы пытаетесь их открыть утром. Вы их закрываете, а они продолжают болеть. Снова уснуть нельзя, поскольку кто-то, не терпящий пререканий, плавно и медленно водит наждачной бумагой вам по носоглотке и горлу, и вам одновременно болезненно жарко и полярно холодно. Левая ноздря забита пузырящимися соплями. Вы пытаетесь дышать через правую, и носоглотка болит еще больше. Вы переворачиваетесь на другой бок, надеясь, что слизь в носу перельется на другую сторону, но она не переливается, а просто забивает заодно и правую ноздрю. Вам одинаково противно лежать на боку, на спине, на животе, а если вы садитесь в постели, вам хуже. Вообще-то вы еще не решили, хуже или нет. Поэтому вы снова ложитесь, и теперь вам совершенно точно хуже. Вы пытаетесь встать. Ваш пульс начинает стучать вам в мозг монотонными ударами. Вода, чай, кофе, сок – всё больно. Вы пытаетесь высморкаться, но это бессмысленно – из носа льется много липкой дряни, но, к удивлению вашему, нос также забит, как раньше. О еде думать невозможно. Вы осознаете, что уже начали ненавидеть всех этих сволочей, которые, в отличие от вас, могут есть чуть ли не все, что хотят, которые едят, пока вы страдаете, обжираются яйцами, беконом, мясом, рыбой, овощами, картошкой, фруктами. Как они отвратительны, все! Самовлюбленные гады. Вы хотели бы выйти сейчас к ним, ко всем, и сказать им, что худших подонков в истории человечества не было, и чтоб они все подавились и умерли медленно в невыносимой боли. Вы даже зубы не можете толком почистить, поскольку чистка зубов включает полоскание рта и горла. Лучше не думать! Вы пытаетесь что-то читать, и оказывается, что не можете сосредоточиться. Вы пытаетесь смотреть телевизор и вскоре чувствуете ненависть ко всем этим ушлым комментаторам в вульгарных накрахмаленных рубашках, отпускающим тупые шутки и издающим фальшивые короткие смешки, трогая друг друга за плечи и локти, дабы показать, как они развеселились, ха, ха, как смешно. У вас начинают болеть кости и наконец-то вы понимаете, что приговорены – следующие несколько дней вам придется провести в позорном бездействии. Звонит телефон. Вы поднимаете трубку, и голос абонента сверлит вам барабанную перепонку и вибрирует по всему вашему телу. Все, сказанное абонентом – пошлость, глупость, никому не нужные слова, и то, что абонент этого не понимает, только усиливает вашу к нему ненависть.

Роберт, двоюродный брат Лероя и губернатор штата Вермонт, лежал в постели и чувствовал себя несчастным. Лекарство должно было подействовать час назад. У него назначена была важная встреча сегодня вечером. Он предполагал, что проведет день в телефонных переговорах, ругая разных своих помощников и в то же время решая, следует ли ему баллотироваться в президенты в этот раз. Одна из составных лекарства, он не знал точно, какая именно, заставляла его обильно потеть. Он буквально плавал в собственном поту, но облегчения это не приносило – а только унижение.

Открылась дверь. Горничная впустила врача.

– Привет, – сказал врач радостно.

Радость и скука – самые распространенные эмоции, выказываемые врачами при виде больного человека.

– Доброе утро, Доктор Левайн, – сказал Роберт с усилием. Слова были едва слышны. Язык стал толстый, как немецкая сосиска. От усилия заболел мозг. Он бы закричал, если бы не был так слаб.

– Доброе, Губернатор, – радостно сказал доктор. – Наконец-то политика вас свалила.

– Мне больно, – сообщил Роберт без интонации. – Прошу прощения, я не могу с вами сегодня двусмысленно препираться. – Он проглотил слюну. В горле засаднило, а потом стало очень больно. Говорят, у слюны есть какие-то лечебные свойства. Он еще раз сглотнул. Стало больнее.

Доктор Левайн был толстый розовощекий блондин. Костюм его казался купленным в дешевом универмаге, а чемоданчик на барахолке. Он присел небрежно на край кровати, пощупал Роберту пульс, и сказал, —

– Ну, посмотрим, что у нас есть.

От него пахло дезодорантом, одеколоном, и потом.

Роберту настроение врача совершенно не понравилось. Доктор Левайн был самодовольный, бестактный, некомпетентный фат.

– Как там продвигается дело с кабелем? – спросил доктор.

– Каким кабелем? – Роберту было трудно сосредоточится на лице доктора.

– Давайте измерим температуру. Не прикусите градусник. Лежите недвижно. Давеча вы утверждали, что можете привлечь голоса, если пообещаете бесплатное кабельное телевидение каждому гражданину Республики. Вы упомянули вкусы тупых представителей среднего класса, которым такие вещи нравятся, или что-то в этом роде.

– Я так сказал?

– Да, сказали. Мне, – подтвердил Доктор Левайн. – У вас просто грипп, – добавил он разочарованным и слегка презрительным тоном, который так часто применяют врачи в разговорах с пациентами. – Через несколько дней пройдет.

Роберт попытался прочистить горло. Оказалось – нельзя. Он сказал слабо —

– Это неприемлемо. Мне нужно, чтобы прошло сегодня к вечеру.

– Боюсь, что это исключено, – сказал доктор, радужно улыбаясь, – если, конечно, вы не хотите, чтобы я совершил чудо.

Какой неприятный у него голос – сладкий такой баритон.

Роберт был слишком слаб, чтобы рассердиться.

– Может, сделаете мне укол, – сказал он. – Если я едва смогу стоять, а в глазах будет мутно – мне все равно. Все, что мне нужно – чтобы очистилась носоглотка и уменьшилась головная боль.

– Это вам не поможет, – заметил доктор, все больше радуясь. – Сегодняшнее сборище для вас, очевидно, очень важно. Вам нужно быть к нему полностью готовым. Если вы не готовы, нужно отменить. Понятно? Кроме того, если вы отмените сегодняшнюю встречу, это поможет вам сохранить лицо. Как поживает ваша сестра?

– О чем это вы? – спросил Роберт, пытаясь раздражиться. Не получилось.

– Не обращайте внимания, – весело сказал Доктор Левайн, убирая термометр и делая какие-то пометки в блокноте. – Я просто поддерживаю разговор. Не хотите говорить о сестре – ничего страшного.

– Сохранить лицо. Вы что-то сказали по этому поводу.

– А, вы об этом. Что ж, предполагаю, что вы рассчитывали извиниться перед публикой за недавнюю речь, в которой вы упомянули … кое-что. Вы сказали, например, что у политиков нет выбора, как только врать целый день, поскольку избиратели именно этого от них и ждут. Вы сказали, что это неправильно. Вы сказали, что Учение Христа есть единственный выход из тупика, для мира и для страны, или что-то в этом роде.

– Вы это слышали? – удивился Роберт. Ему показалось, что он чувствует себя лучше. – Где вы могли это слышать? В прессу ничего не попало. Я погорячился, конечно, признаю. И тем не менее я не…

– Теперь вы скажете, что вовсе не это имели в виду.

Резкость этого замечания, и особенно легкомысленный тон доктора, прозвучали оскорбительно.

– Занимайтесь-ка лучше медициной, – сказал Роберт недовольным тоном.

– Медициной? Вы и в медицине разбираетесь?

– Доктор! – Роберт сел в постели. – Вы что, не видите, что мне больно? Хватит! Черт…

– Вижу, – сказал доктор вставая и открывая чемоданчик, и выписывая рецепт. – Меня просто удивило … это ваше мнение. Так все таки – Учение Христа единственный выход, или нет? Скажите.

– О небо, – сказал устало Роберт. – Доктор, не это мне сейчас нужно. Правда. Занимайтесь своим делом, а я буду заниматься своим.

Доктор посмотрел на окно.

– Хороший вид.

Роберт молчал. Совершенно неожиданно он вдруг почувствовал себя абсолютно здоровым. Странно.

– От гриппа я бы мог вас избавить, – сказал доктор, заговорщически подмигивая.

– Послушайте, – сказал Роберт, прикидывая, не станет ли ему резко плохо, если он попытается вылезти из постели. – Я имею право на убеждения.

– Никто и не говорит, что не имеете, по крайней мере, не говорит открыто, – заметил Доктор Левайн. – Большинство людей хочет быть со всеми хорошими.

Роберт снова сел в постели. Голова ясная. Он прекрасно себя чувствовал.

– Мне лучше, – сказал он.

– Правда? – Доктор Левайн внимательно на него посмотрел. – Проверим. – Он снова потрогал пульс Роберта. – Что сказать, – сказал он. – Чудо.

Роберт почувствовал прилив суеверного ужаса.

Мы ведь ничего не знаем. А вдруг что-то из того, что я сказал этому дураку, важно? Не мне, не ему, но Кому-То Там, Наверху?

– То, что я сказал в той речи, я сказал честно, – ровным голосом произнес Роберт. – Может, это было политическое самоубийство, но что думал, то и сказал. Вы не религиозны, не так ли? Я тоже не религиозен, во всяком случае, не очень. Но я верующий. Это, по-вашему, плохо? Неправильно? И вообще – какое вам дело до всего этого?

– Почему бы вам не уйти из политики? – предложил невыносимый доктор, улыбаясь почти ласково. – Напишите книгу, или еще что-нибудь.

– Что происходит? – спросил Роберт, прикладывая руку ко лбу. – Я здоров. Совершенно здоров.

Он проглотил слюну. Не больно. Носоглотка чистая. Это – знак? Доктор что-то записал в блокноте. Вот же кретин. Только что произошло чудо, а он думает только о своих дурацких записях и оплате. Роберту пришло в голову, что, наверное, так оно и должно быть – чудеса нельзя анализировать, иначе они перестанут быть чудесами. Во всяком случае, их перестанут таковыми считать.

– Что ж, очень рад, – сказал Доктор Левайн. – Это бывает иногда. Внезапно иммунная система усиливает сопротивление, и все проходит. На вашем месте я бы все равно получил бы лекарство вот по этому рецепту, а также выпил бы большое количество куриного бульона и много воды или чаю. Политика вовсе не так важна, как многие думают. Всегда были правительства, более или менее некомпетентные, и законы, более или менее бесполезные, и человечество продолжает куда-то плестись, несмотря на все это. Проблема с людьми амбициозными в том, что … Ну, один словом, они игнорируют то, что по их мнению не стоит внимания и мечтают о переменах там, где перемены невозможны в принципе, т. е. в способе управления людьми.

О чем болтает этот идиот, думал Роберт. Невозможны в принципе? Он только что пережил Определяющий Момент. Он чувствовал себя на вершине. Глупость доктора его больше не раздражала. В конце концов, дураки не виноваты в том, что они дураки. Но почему бы ему не помочь? Почему бы не поделиться обретенной мудростью с дикарем?

– Это не совсем так, – сказал Роберт, добро глядя на доктора. – Я пришел в политику, чтобы создать условия, в которых перемены возможны.

– Действительно, – сказал Доктор Левайн. – Если это все еще является вашей целью, я бы мог кое-что посоветовать, хотя, на мой взгляд, условия и перемены вы уже создали, не так давно. Два года назад, если не ошибаюсь?

– Вы о чем?

– Помните, что говорится в … хмм … что, когда один из нас жаждет, и вы протягиваете ему кружку с водой, вы становитесь одним из нас? Что-то в этом роде. Вы сделали больше. У человека не было дома, не было, к кому обратиться за помощью, не было надежд. Беглец. Вы накормили его, одели, и дали ему крышу над головой.

Глаза Роберта широко открылись.

– Будь я проклят, – сказал он.

– Может и будете, это никому не известно, – сказал Доктор Левайн. – Слушайте, Возвращение может произойти в любой момент – через два часа или через два столетия, или через тысячу лет, но оно еще не произошло, поэтому время есть. В это верят все христиане, не так ли? Вот вам рецепт. Не возражаете, если я у вас кое-что попрошу? Личное одолжение.

– Каким образом … Не может быть, – сказал Роберт. – Лерой не тот человек, он никогда ничего не говорит. Не болтает. Он не такой.

– Не важно, – сказал доктор, пожимая плечами. – У вас память – как сито. Слушайте, окажите услугу, а? Если бы вы могли начать кампанию … протест какой-нибудь … против бездумного нарушения Третьей Заповеди, данный работник медицины был бы вам очень благодарен. Видите ли, это уже просто никуда не годится, это наплевательское отношение к данной части Закона. По телевизору, в кино, на улицах, на работе, дома, везде. Люди просто говорят, и все. Автоматически, бессмысленно, и от этого еще противнее … Противно, понимаете? Церкви почему-то все равно, уж не знаю, почему. Упомяните в речи, а? Серьезно. Если не упомянете, вам все равно зачтется … ну, вы понимаете, о чем я. Но – не обяжете ли меня лично, вашего врача? Создатель, небось, просто вздыхает и воспринимает это как поветрие … Но лично меня – раздражает. Сделаете?

– Я, наверное, брежу, – сказал Роберт.

– Как хотите, – откликнулся Доктор Левайн, пожимая плечами. – Кстати, мне было бы удобнее, если бы кто-нибудь занялся бы у вас тут вашими счетами. Последние два чека от вас не обеспечивались деньгами. Это невежливо, понимаете?