Дождь Забвения Рейнольдс Аластер

– Если, как я слыхала, его семья и вправду такая богатая и влиятельная, его запросто починят.

– Да, надеюсь, он выздоровеет. Совсем неплохой парнишка.

– А с тобой как? Говорят, ты замужем за Питером Ожье.

– Была замужем.

– Хм… Пожалуйста, не разочаровывай меня. Не говори, что в семье мистер Совершенство – полная свинья. Я не вынесу, если мои иллюзии разлетятся в прах.

– Да нет, – сказала Ожье устало. – Питер достойный человек. Не совершенство, конечно, но и не такой уж плохой. Проблема со мной, не с ним. Я слишком увлеклась работой.

– Надеюсь, оно того стоило. Дети есть?

– Мальчик и девочка. Я их очень люблю, но так мало уделяю им времени…

– Думаю, это сильно упростило выбор, когда речь зашла о милом предложении Калискана.

– Можно было просто покончить со мной, – сказала Верити. – Засунуть куда-нибудь вроде венерианской каторги. И при следующей встрече с детьми они бы меня не узнали. А так есть шанс относительно легко отделаться. – Верити замолчала, неловко поерзала: стыдно было вот так обсуждать свою жизнь. – Конечно, было бы немного проще, если бы я знала, какого черта от меня требуется.

Скелсгард пытливо глянула на нее:

– А о чем тебе говорили до сих пор?

– Об исследованиях прогров по структурам АБО.

– Это, по крайней мере, неплохое начало.

– А еще сказали, что нашли путь внутрь. И я должна лезть туда. Наверное, Фобос имеет какое-то отношение к этому пути.

– И не какое-то, а самое прямое. Года два тому СШБВ обнаружили неактивный портал. Прямо здесь, погребенный под парой километров породы. Потому меня срочно взяли в команду. Я больше всех смахиваю на эксперта по проходу гиперсети за пределами Полисов. Что, надо сказать, совсем немногого стоит. Но по крайней мере, теперь у нас есть настоящая червоточина, чтобы наиграться вдоволь.

– И ты заставила ее работать?

– Если не обращать внимания на тряску, то да.

– А прогры ничего о ней не знают? Не обнаружили ее, пока хозяйничали на Фобосе?

– Они глубоко не заглядывали. Мы сами наткнулись случайно, строя новый жилой квартал.

Ожье вдруг ощутила прилив энергии:

– Я хочу посмотреть!

– Отлично! В общем-то, для этого тебя и привезли. – Скелсгард сдвинула потрепанный рукав, глянула на часы. – Тогда лучше двигаться прямо сейчас. Транспорт придет с минуты на минуту.

– Но я пока еще без малейшего понятия, при чем здесь Париж!

– Поймешь в свое время, – ответила Маурия.

Зал был велик и почти идеально кругл. Полость вычерпали в расплавленной черной породе Фобоса, затем покрыли пластиком. К нему крепились платформы, прожекторы и галереи. Половину помещения занимала стеклянная сфера, поддерживаемая сложной системой полосатых желто-черных амортизаторов и подпорок. Галереи, крытые лестницы, трубы и провода окутывали шар полупрозрачной вязкой оболочкой из металла и пластика. Тут и там висели и стояли техники в белой одежде и перчатках, с окулярами и наушниками, подключая к открытым портам оборудование. Техники напоминали взломщиков, пошедших на изощренное и сулящее сказочную добычу ограбление.

– Мы как раз вовремя, – сообщила Скелсгард, глянув на переполненную циферблатами панель, укрепленную сбоку обзорной кабины. – Транспорт еще не прошел, но мы уже регистрируем искажения, выпуклость впереди него.

Многочисленные стрелки на панели дрожали на красном конце шкал.

– Похоже, поездка была ухабистой. Надеюсь, они приготовили пакетики, чтобы проблеваться.

Техники сбежали от сферы-приемника. Машины передвинулись. Ожье заметила трех змеероботов, застывших в оборонительных позах. Роботы походили на плюющихся кобр.

– Ожидаются неприятные гости? – спросила Верити.

– Элементарная предосторожность. Как только судно в трубе, мы не можем сообщаться ни с ним, ни с Землей-Два. На тридцать часов отключается всякая коммуникация. Поневоле занервничаешь.

– А почему?

– Теория говорит, что прогры не смогли бы пробраться в трубу, даже если бы знали про ее существование. Но это теория. К тому же мы должны иметь в виду: на той стороне есть те, кого военные зовут «враждебными аборигенами Земли-Два». И они способны пробиться к порталу.

Стрелки на циферблатах твердо уперлись в красное. Откуда-то из-под стеклянного пузыря с невыносимой яркостью засияло голубым. Ожье отвернулась, закрыв глаза ладонью, и сквозь смеженные веки увидела очертания своих костей. Но свет тут же погас, и раздраженным глазам все вокруг показалось розовым. Щуря их, Ожье посмотрела на пузырь – и вовремя. Там мелькнуло, транспорт влетел в сферу, будто поршень в цилиндр, и она качнулась, гася импульс. Все происходило в полнейшей тишине. Затем отклонение сферы достигло предела, она деформировалась, выпятилась, огромные пневматические опоры издали жуткий скрежещущий стон – и сфера медленно, плавно вернулась в исходное состояние.

– Ты все время поминаешь Землю-Два, – заметила Ожье. – Это должно что-то значить для меня?

– Земля-Два, – ответила Маурия не моргнув глазом.

Очевидно, целостность сферы нарушилась – она со свистом всасывала воздух. Ветерок шевельнул волосы Ожье. Дико замигали красные огни, завыли сирены. Белые техники ринулись на свои посты.

– Сурово здесь, – заметила Ожье.

– Ничего, переживут.

– А кто-нибудь не пережил?

– Однажды, пока мы еще отлаживали глюки в системе. Смотреть было неприятно, это да. Но с тех пор мы многому научились.

Транспорт начал опускаться в замкнутую структуру внизу сферы. Двери закрывали вид на нее.

– Пошли, глянем поближе, – предложила Скелсгард.

Верити проследовала за ней по череде изолированных лестниц на нижний уровень. Снизу сфера казалась чудовищной. На ней во многих местах виднелись заплаты и швы. Свежие дефекты с разбегающимися лучами трещин уже были отмечены светящейся краской.

– Все это построили за год?

– Портал нашли два года назад. И надо отдать должное военным: они немало сделали до того, как я присоединилась к команде. Хотя чаще просто тыкали в портал острыми палками все большей длины и тяжести.

– Все равно я под сильным впечатлением.

– А зря. Конечно, мы стараемся прыгнуть выше головы, но все равно ничего бы не сделали без лошадиной дозы ноу-хау, полученного у прогров. И это не просто шпионские репортажи, вроде тех, что мы получали от Питера. Контрабанда технологии – не просто готовые вещи вроде роботов, но и приборы управления: кибернетика, наномеханика, вся машинерия, необходимая для взаимодействия с патологической материей портального устья.

– И как же вы ухитрились все это стянуть?

– Мы не тянули. Вежливо попросили – и получили.

Из-под сферы через шлюз на платформе, толкаемой амортизаторами, выдвинулся транспорт. Он походил на артиллерийский снаряд. Снаружи сплошь оловянного цвета завитушки в стиле рококо – аппаратура. Повреждения были очевидны. Местами аппаратуру смяло или сорвало напрочь, открыв полосы яркого металла. Панели, лючки вырвало, обнажив опаленные, измочаленные внутренности: пучки проводов, топливные трубы. От транспорта попахивало горелым маслом.

– Я же сказала: ухабистый получился перелет, – заметила Скелсгард. – Но если починят, машина выдержит еще один рейс.

– А сколько нужно рейсов, чтобы привести ее в такое состояние?

– Хватает и одного. Но не всегда дела настолько плохи.

Транспорт передвинулся вбок. К нему заскользили два из трех змеероботов, из их головных полусфер выскочили датчики и оружие. Бригада техников уже приступила к ремонту транспорта, подключая оборудование, осторожно жестикулируя. Один посветил фонариком в темный проем – окно кабины. В то же время другие техники спустили со стапеля новый транспорт – там хранилось четыре таких. Новый транспорт переправили в шлюз. Суденышко исчезло за воротами и появилось уже в сфере, носом к дальней стене. Утечки залатали, почти все сирены умолкли. Несмотря на странность происходящего, обстановка казалась обыденной, привычной для работающих.

– А что сейчас будет? – спросила Ожье.

– Предполетное тестирование, проверка бортовых систем, условий в тоннеле. Если все в порядке, мы внедримся через шесть часов.

– Внедримся, – задумчиво повторила Ожье, глядя на тупоконечный транспорт и сужающуюся шахту, куда он нацелился. – Звучит очень фаллично.

– Да, но тут ничего не поделаешь, – сказала Маурия заговорщицки. – Ребятам охота позабавиться.

Она открыла ящик и достала два белых халата. Один протянула Ожье, второй набросила сама, плотно застегнула на липучки.

– Посмотрим, что там делается.

Змеероботы оставались начеку, а техники пытались открыть люк с помощью массивных инструментов. В конце концов он подался, засвистел – уравнивалось давление воздуха внутри и снаружи – и наконец отъехал вбок на сложных шарнирах. Изнутри полился теплый свет. Техник полез внутрь, через пару минут вернулся с коротко стриженной женщиной, одетой в нечто похожее на нижний слой скафандра. Женщина аккуратно придерживала свою руку – ушибленную или сломанную. Следом вышел мужчина с осунувшимся, бледным, донельзя усталым лицом. Скелсгард протолкалась сквозь толпу техников, перебросилась с прибывшими парой слов, затем сердечно обняла. Откуда-то возникли медики, и, как только Маурия отошла, принялись суетиться вокруг пилотов.

– Досталось им, – сообщила Маурия. – На другом конце попали в скверную турбулентность устья. Но главное, оба живы.

– Я думала, путешествие по гиперсети – безопасная рутина.

– Да, если обладать знаниями и опытом прогров. Но мы занимаемся гиперсетью всего год. Они могут провести сквозь тоннель целый лайнер и не коснуться краев. А для нас пока предел возможностей – пропихнуть крохотное суденышко, не развалив его при этом.

– Ты только что говорила про технологию прогров, или мне показалось? Как они могут быть тут замешаны, если даже не знают об этом месте?

– У нас немало сторонников среди умеренных прогров – тех, кто считает необходимым сдерживать агрессивный экспансионизм.

– То есть среди дезертиров и предателей, – презрительно заключила Ожье.

– Да, среди дезертиров и предателей, – раздался мужской голос за ее спиной. – Вроде меня.

Верити обернулась и увидела рядом стройное, мускулистое существо неопределенного возраста. Оно двигалось в серебристом облаке микромашин, блистающем, едва различимом. Ожье отступила, но существо взмахнуло рукой, успокаивая, закрыло глаза – и серебристое облако втянулось в него. Так странно, будто прокрученная назад видеозапись взрыва.

Без микромашин существо казалось почти человеком.

Как Ожье с большим уроном для себя выяснила на примере Кассандры, позднейшие поколения прогров очень походили на детей. Уменьшение тел для них оказалось выгодным. Миниатюрные люди не только потребляли меньше ресурсов, но и перемещаться им было легче – а это важно, даже принимая во внимание потенциально почти бесконечную мощность изобретенных програми двигателей. Но этот выглядел совершенно взрослым, хотя и очень молодым. Или он был из поколения, предшествующего неотеничным (и их нестабильным прототипам, «детям войны»), или принадлежал к фракции, сохранившей ностальгическую связь с прежним человечеством.

Кожа мелового цвета была безупречно гладкой, влажные карие глаза смотрели чуть печально, но выдавали энергичный и независимый характер. Хотя в зале стоял неприятный, по ощущению Ожье, холод, прогр носил лишь тонкие белые брюки и белую же рубашку, собранную на талии.

– Это Ниагара, – представила Скелсгард. – Как ты, наверное, догадалась, он гражданин Федерации Полисов.

– Я ничуть не оскорбляюсь, когда меня называют прогром, – сказал Ниагара. – Хотя вы, наверное, вкладываете в это слово негативный смысл.

– А разве не нужно? – удивилась Ожье.

– Только если хотите, чтобы оно прозвучало как оскорбление, – пояснил Ниагара и грациозно двинул рукой, словно изобразил знак веры.

Он провел кистью через грудь, затем стукнул в области сердца, будто поставил точку.

– Косая черта и точка, – сказал он. – Сомневаюсь, что вам это знакомо, но когда-то этот знак говорил о принадлежности к альянсу прогрессивно мыслящих людей, связанных вместе одной из первых компьютерных сетей. Федерация Полисов берет начало именно в этом хрупком союзе, существовавшем в первые десятилетия Века Забвения. Это не стигма, но символ общности.

– И вам дорога эта общность? – спросила Ожье.

– В широком смысле – да. Но я не прочь предать ее сиюминутные интересы, если полагаю, что в далекой перспективе принесу пользу. Насколько вы осведомлены о текущих конфликтах Полисов?

– Достаточно.

– Все же позвольте освежить вашу память. Сегодня в Полисах есть две основные противоборствующие партии: агрессоры и умеренные. Обе в широком смысле поддерживают идею восстановления Земли. Но резко отличаются в подходе к СШБВ. Умеренные хотели бы получить доступ к Земле путем торговли, выдачи лицензий на использование наших капельных двигателей, предоставления технологий универсального оздоровления и прочего в том же духе.

– На искушение Евы хватило одного яблока, – поморщилась Верити. – СШБВ еще помнят, что ваши великолепные наноавтоматы сделали с Землей.

– Тем не менее предложение пока в силе. Карты открыты. И как вы могли убедиться из общения с Кассандрой, умеренные вполне серьезно настроены на сотрудничество.

– А агрессоры?

– Они считают, что СШБВ никогда не подпишут соглашения с умеренными, потому что в СШБВ слишком много людей вроде вас. Так зачем же ждать несбыточного? Не проще ли забрать Землю силой?

– Они не посмеют!

– Посмеют и заберут. До сих пор их останавливали только сомнения. Они боялись, что ретры предпочтут уничтожить Землю, но не отдать ее програм. Тактика выжженной земли в самом буквальном смысле. Заросль – не просто орбитальное поселение. Там достаточно нацеленных мегатонн, чтобы превратить Землю в раскаленный уголь.

– Так что же изменилось?

– Все, – ответил Ниагара. – Теперь агрессивные считают, что смогут быстро захватить Заросль и не дадут большинству боеголовок уйти на цель. Но даже если это не получится, новая модель переделки Земли… позволяет исправить последствия массированной бомбардировки. Можно загнать радиоактивность под кору через стыки литосферных плит. А потом заселить планету организмами, устойчивыми к высокой фоновой радиации.

Ожье содрогнулась, представив, что подобная тектоническая реорганизация означает для любимых городов.

– Значит, вторжение неизбежно?

– Я сказал бы, что сейчас оно более вероятно, чем полгода назад. Потому некоторые из нас, умеренных, уже давно сторонники усиления ретров. Зовите это тактикой сдерживания.

– Все так просто? Вы помогаете нам с непонятными штуковинами пришельцев, чтобы у нас был шанс выстоять против вашего же народа, когда польется дождь из дерьма?

– Для вас будет лучше, если я представлю ситуацию сложнее, чем на самом деле?

– Ниагара, простите, если не могу сразу поверить вам на слово, но я встречала в своей жизни только двух прогров, и один, вернее, одна оказалась мелкой лживой гадиной.

– Быть может, вас утешит, что Кассандра – оплот фракции умеренных. Если вам и искать друзей среди прогров, то она – первейшая кандидатура.

Скелсгард встала между собеседниками, подняла руки, будто пытаясь прекратить бой.

– Я понимаю, это шокирует, – сказала она Ожье. – Но прогры не все поголовно злодеи, пытающиеся стереть нас в порошок.

– Поверьте, я вас понимаю, – произнес Ниагара. – Мне известно, что терраформирование Земли уничтожит труд всей вашей жизни. Но я просто считаю, что цель оправдывает средства.

– Ниагара, вы и вправду считаете, что цель всегда оправдывает средства?

– Не всегда. Но почти. И можно сказать, судя по вашей биографии, что и вы придерживаетесь схожих взглядов.

– Возможно, для достижения цели я охотно переступлю через ваш труп.

– А через труп мальчика?.. Ой, простите! Вырвалось нечаянно. Но тем не менее хочу заметить: ваше чутье всегда неукоснительно вело вас к поставленной цели. И меня это искренне восхищает. Я верю, что у вас все шансы на успешное завершение миссии.

– А, наконец-то мы заговорили по делу. И что же вы знаете о моей миссии?

– Я знаю, что на другом краю этого гипертоннеля было утрачено важное имущество и вы обладаете всеми качествами, необходимыми для его возвращения.

– А почему вы сами не можете этого сделать?

– Потому что не знаю этой области так, как знаете ее вы. Не знает ни Авелинг, ни Скелсгард, никто другой в этой организации. Единственный человек, компетентный в достаточной степени, мертв. Это Сьюзен Уайт.

– Таких подробностей Калискан мне не сообщил.

– Могло бы это повлиять на ваше решение?

– Могло бы.

– Значит, не сообщив, он поступил правильно. Что же касается меня, то проблема не в незнании или нежелании. Мне туда путь заказан. Попытавшись проникнуть, я бы умер.

– А я?

– Для вас – никаких трудностей, – ответил Ниагара и повернулся взглянуть на транспорт, загружаемый в стеклянную сферу.

Техники еще оживленно суетились снаружи, но по их поведению было ясно: все идет согласно плану.

– Значит, вы хотите сунуть меня в эту штуку? И не скажете ни слова о том, что ожидает на другой стороне?

– Путешествие занимает тридцать часов. Для инструктажа хватит с лихвой.

– Я могу отказаться?

– ы не думаете, что немножко опоздали с отказом? – И Ниагара обратился к Скелсгард: – Она готова для языкового урока?

– Авелинг сказал, что урок надо дать прямо сейчас. Тогда все успеет улечься у нее в голове по пути к Земле-Два.

– Что за урок? – спросила Верити.

Ниагара поднял руку. Из его ладони вырвалась туманная струйка поблескивающих микромашин, потянулась к голове Ожье.

Вспыхнула боль, словно череп яростно штурмовала армия в невыносимо блистающих доспехах. Затем отключились все чувства.

Сознание проснулось вместе с болью. Верити казалось, что она падает. В уши вторгся голос, выговаривающий слова на языке, которого она никак не могла знать:

– Wie heisst Du?

– Ich heisse Auger… Verity Auger[2].

Ответ вылетел из ее горла со смехотворной легкостью.

– Хорошо, – похвалил голос уже по-английски. – Даже отлично. Уложилось прекрасно.

Говорила Маурия Скелсгард, сидя рядом в тесной кабине – должно быть, в гиперсетевом транспорте. По другую сторону от Ожье – в кабине было всего три кресла – оказался Авелинг.

Гравитации не было.

– Что происходит? – спросила Ожье.

– Происходит беседа по-немецки, – ответил Авелинг. – Машинки Ниагары переделали языковой центр в твоем мозгу.

– У тебя теперь и французский, – поспешила добавить Скелсгард.

– У меня уже был французский, – высокомерно буркнула Ожье.

– У тебя академическое знание письменного французского, каким он стал в последние годы Века Забвения, – уточнила Скелсгард. – Но теперь ты можешь на нем разговаривать.

Головная боль усилилась, будто кто-то стукнул крошечным камертоном по черепу и тот гулко отозвался.

– Я бы не согласилась, чтобы в меня совали это… – Она хотела сказать «дерьмо», но слово застряло где-то на полпути между мозгом и горлом. – Эту пресквернейшую пакость.

Интересно, откуда явилось неуклюжее, помпезное словечко «пресквернейшая»?

– У тебя не было выбора, раз уж ты подрядилась на миссию. Через тридцать часов окажешься в Париже, в полном одиночестве, и рассчитывать придется лишь на собственный ум и смекалку. У тебя не будет ни оружия, ни компьютера, ни даже связи. Мы можем дать только язык.

– Мне не нужны машины в голове!

– Значит, тебе очень повезло, – ухмыльнулась Скелсгард. – Их там нет. Они уже вышли из тела, но осталась созданная ими невральная структура. К сожалению, долго она не протянет. Два-три дня в Париже, потом деградация.

Любопытство заставило Ожье спросить:

– Если действие этих машин так важно, почему бы не оставить их во мне?

– По той же причине, по какой Ниагара не может пойти с нами, – ответила Маурия. – Цензор не пропустит машины.

– Цензор?

– Ты скоро его увидишь, – процедил Авелинг. – Так что не ломай над этим свою прелестную головку. Ломать головы – наша работа.

Ожье испытывала лихорадочное возбуждение. Мир вокруг будто промыли и уложили под хрупкое стекло. Похожее бывало после передозировки кофе и работы. Лет пятнадцать назад Верити с таким рвением взялась за математику, что однажды ночью переутомленный сложными уравнениями мозг начал применять алгебраические правила – упрощение, нахождение общего множителя – даже к языку, словно фразу можно преобразовать, как эмпирическую формулу для радиодатировки. Сейчас Ожье чувствовала себя в точности как тогда. Достаточно взглянуть на цвет или форму – и в сознание радостно влетает соответствующий знак, то французское, то немецкое, то английское слово. Невыносимая какофония.

– Я могу очень рассердиться…

– Или плюнуть и принять как должное. Обещаю, побочных эффектов не будет, – сказала Скелсгард.

Ожье поняла, что протестовать бессмысленно. Машины уже побывали внутри и сделали свое дело. Хотя если бы ей предложили выбор между нанороботами и трибуналом, она бы предпочла нанороботов.

И если бы это сделало ее лицемеркой, охотно прибегающей к технологиям прогров, когда это выгодно, – что ж, пусть.

– Я прошу прощения за внезапность, – сказала Скелсгард не без сочувствия, – но у нас нет времени на дискуссии. Следует как можно скорее вернуть утерянное.

Ожье заставила себя успокоиться.

– Как я вижу, мы уже в пути?

– Внедрение прошло успешно, – сообщил Авелинг.

Все трое сидели бок о бок, окруженные инструментами, приборами и складными панелями. Оборудование выглядело странной смесью из предметов очень крепких и надежных и откровенно хрупких. Часть, несомненно, поступила от прогров. Скреплялась разномастная коллекция болтами, нейлоновыми тяжами и комками усиленной эпоксидной смолы, похожими на плевки. Рука Авелинга лежала на джойстике, торчащем из складной панели. Над ней экран показывал серию иррегулярных концентрических линий, этакую хаотично искаженную паутину, сходящуюся, однако же, к единому центру. Ожье сочла, что рисунок отображает навигацию по гипертоннелю. Что снаружи, не видно – иллюминаторы закрыты бронезаслонками.

В общем, увлекательная поездка в глухом лифте.

– Сейчас мы все в деле, – проговорила Ожье. – И надеюсь, вы мне наконец объясните, в чем оно состоит.

– Как мы уже убедились, лучше показать, чем рассказать, – ответила Скелсгард. – Это экономит время, которое иначе потратится на реплики вроде: «И вы ожидаете, что я поверю в эту чепуху?»

– А если я пообещаю, что не усомнюсь? В конце концов, я уже видела артефакты в офисе Калискана и уверена: они не поддельные.

– Да, они все настоящие.

– А значит, они откуда-то появились. Калискан говорил, что их не оберегали специально, – а они, похоже, датируются тысяча девятьсот пятьдесят девятым.

– А это подсказывает, что мы… – начала Маурия.

– Нашли путь в тысяча девятьсот пятьдесят девятый, – закончила Верити.

Она замялась, тщательно подбирая слова:

– Или, по крайней мере, в место, очень похожее на Землю тысяча девятьсот пятьдесят девятого года, хотя и не совпадающее в мелких деталях. Как, я угадала? Или промахнулась?

– Почти угадала.

– И эта версия Земли находится в АБО, о котором рассказал Питер. В том, куда вы нашли путь.

– Нам говорили, что ты классная, – отметила Маурия.

– Не понимаю одного: при чем здесь Париж?

– На другом конце тоннеля – город, очень на него похожий. Ты пойдешь туда и вступишь в контакт с человеком по имени Бланшар.

Ожье постаралась, чтобы голос звучал спокойно:

– Кто-то из нашей команды, вроде Уайт?

– Нет, он местный, – ответила Скелсгард, глянув на Авелинга. – Абориген Земли-Два.

– Это значит?..

– Это значит, что он там родился и вырос. И понятия не имеет, что живет не в настоящем Париже, не на подлинной Земле, не в реальном двадцатом веке.

Ожье пробрал озноб.

– И сколько таких, как он?

– Три миллиарда. Но не стоит из-за этого нервничать, ладно? Тебе нужно всего лишь найти Бланшара и забрать предмет, оставленный ему Сьюзен Уайт на сохранение. Задача нетрудная. Мы дадим адрес. Его дом недалеко от места нашего выхода. Доберешься без проблем. Бланшар тебя ждет.

– Вроде бы ты сказала…

– Представишься сестрой Сьюзен Уайт, – перебил ее Авелинг. – Она попросила Бланшара передать все тебе, если ты объявишься. Кроме прочего, именно поэтому нам нужна женщина.

Ожье ненадолго задумалась, пытаясь усвоить новую, ошеломляющую информацию. Вопросов напрашивалось – хоть отбавляй, но она решила: пусть очень хочется узнать все в мельчайших подробностях, лучше начать с главного.

– И что это за предмет?

– Всего лишь жестяная коробка с бумагами, – ответил Авелинг. – Для Бланшара они ничего не значат, но для нас очень ценны. Убеди его отдать коробку. Удостоверься, что бумаги внутри. Затем возвращайся к нам с добычей, и мы первым же рейсом отправим тебя домой.

– В самом деле так просто?

– Да.

– Тогда отчего меня не оставляет подозрение, что здесь подвох?

– Потому что он есть, – кивнула Скелсгард. – Нам в точности не известно, что произошло со Сьюзен, но, несомненно, она ощущала угрозу и потому отдала бумаги на сохранение Бланшару. Вполне возможно, что ее убили.

Авелинг оторвал взгляд от сходящихся линий на дисплее и раздраженно зыркнул на Скелсгард:

– Не нужно было говорить ей, что Уайт убили. Мы не уверены.

– А мне показалось, нужно. – Маурия пожала плечами.

– Так убили или нет? – спросила Ожье.

– Она упала с балкона и разбилась, – процедил Авелинг. – Больше мы ничего не знаем.

– Или ее столкнули, – добавила Маурия.

– Мне очень хочется знать, упала она сама или ее столкнули.

– Не важно! – отрезал Авелинг. – Тебе достаточно знать, что Земля-Два – враждебная территория. Уайт забыла об этом. Сперва она соблюдала осторожность. Поначалу все осторожны. Затем она вышла за рамки миссии, стала рисковать – и умерла.

– Как рисковать?

Скелсгард поспешно заговорила, чтобы опередить Авелинга: