Дождь Забвения Рейнольдс Аластер
– Венделл, отпусти, – попросила Ожье.
Он оглянулся – поблизости никого.
– Мы и сейчас говорим нормально, – сказал Флойд. – Почему бы тебе не рассказать о людях, заказавших шары?
– Вам лучше знать о них как можно меньше. Это все, что я могу сказать.
– Ага, это уже что-то, – похвалил Флойд и чуть ослабил хватку, позволив Альтфельду перевести дух. – Но если они такие плохие, зачем иметь с ними дело? Неужели «Каспер металз» так нуждался в заказах?
Альтфельд оглянулся – наверное, надеялся увидеть служащего зоопарка.
– Мы всегда рады заказам. И не отклоняем их без серьезной причины.
– Даже настолько сложные? – спросила Ожье.
Немец раздраженно глянул на нее, будто она сказала что-то глупое и постыдное:
– В оригинальном контракте не было ничего сложного. Для нас такая работа элементарна. Мы с радостью взялись за нее. Но по мере выполнения стали ужесточаться условия на допуски. Сплав из меди и алюминия оказался неудобным для отливки и обработки. Первое время у нас даже не было инструментов, способных измерять изделие с нужной точностью. А потом еще встал вопрос о криогенной подвеске…
– Криогенной? – изумленно переспросила Ожье. – Эти шары должны охлаждаться?!
– Я уже сказал слишком много…
Флойд снова пихнул немца, приподнял его и наколол его воротник на прутья изгороди.
– Нет, ты всего лишь распалил мой аппетит!
– Когда работа шла полным ходом, клиент сообщил, что шары должны выдерживать погружение в жидкий гелий при температуре чуть выше абсолютного нуля, – прохрипел Альтфельд. – Все, я рассказал достаточно. Отпустите меня!
– Кажется, от вас потребовали невозможного, – заключил Флойд. – Так почему вы не отказались от контракта, если требования изменились до его окончания?
– Мы попытались. И узнали, насколько клиент опасен. Нам сказали, что назад дороги нет.
– И вы сначала решили, что клиент блефует.
– Да. Но вскоре моего начальника – того, кто проводил последний раунд переговоров с клиентом, – нашли мертвым в его доме.
– Убийство?
– Его забили до смерти прямо в кабинете. Средь бела дня, когда кругом было много людей. И никто из них не заметил никого подозрительного.
– Никого, за исключением детей, – возразил Флойд.
Альтфельд кивнул – и вдруг все желание утаивать и сопротивляться покинуло его, будто ему напомнили о том, во что он изо всех сил отказывался поверить. Флойд ощутил смену настроения. Похоже, в глубине души Альтфельд был рад, что наконец можно с кем-то поговорить, невзирая на последствия.
– Когда мы уже заканчивали работу, когда шары проверяли и готовили к отправке, повсюду шмыгали дети. Они постоянно ходили за мной. Но с тех пор как сгорела фабрика, я их больше не видел. Надеюсь и не увидеть до своей кончины.
– Они напугали вас? – спросила Ожье.
– Однажды я заглянул одному в лицо. Очень хочется, чтобы в моей жизни такого больше не случилось никогда.
Ожье подступила к старику:
– Мистер Альтфельд, я понимаю, как вы боитесь этих детей. И совершенно правильно делаете. Они очень опасны и без колебаний убьют, если потребуется. Но мы не работаем на них. Напротив, делаем все, чтобы сорвать их планы.
– Значит, вы еще глупее, чем я думал. Если у вас есть хоть толика здравого смысла, прекратите и уезжайте домой.
– Нам нужен след, – сказал Флойд. – Назовите адрес. Этого хватит. И мы исчезнем.
– Но появятся они!
– Если поможете, мы остановим их прежде, чем они доберутся до вас, – пообещала Ожье.
Альтфельд издал короткий, похожий на кудахтанье смешок. Обещание его, очевидно, не убедило.
– Хотя бы скажите, где завод! – велел Флойд.
– Я вам не скажу ничего. Если уж вы сумели добраться до меня, не сомневаюсь, что успешно продолжите расследование и без моего участия.
Флойд нашел в себе силы, о каких и не подозревал, и вздернул немца еще выше, сняв воротник с решетки. Затем перехватил его за талию и поднял так, что вся верхняя часть туловища нависла над бетоном пингвиньего обиталища.
Альтфельд взвизгнул от страха.
– Скажи! – прошипел Флойд. – Говори, или сброшу!
Ожье попыталась оттащить Флойда, но тот уже был сыт по горло ложью и увертками. Ему было наплевать, насколько испуган Альтфельд и в какой мере причастен к заговору. Флойд думал лишь о Кюстине и о том, как кричала в вагоне спящая Ожье.
– Ты, подонок, говори адрес, а то скормлю птицам!
Немец захрипел, будто у него начался припадок, и выдавил:
– Пятнадцать… Дом пятнадцать.
Флойд опустил его – и тот навалился спиной на решетку, обмякнув.
– Хорошее начало, – похвалил сыщик.
Когда они вернулись в отель, было уже слишком поздно ехать в район фабрик, где располагался концерн «Каспар металз».
– Утром возьмем такси, – решил Флойд. – Даже если не найдем никого, чтобы переговорить, наверняка после пожара осталось что-нибудь полезное для нас.
– Альтфельд всего не рассказал, – произнесла Верити. – Что именно он утаил, я не знаю, но он точно не выложил всего.
– Думаешь, он знает что-нибудь про «серебряный дождь»?
– Нет. Уверена, о «дожде» он знать не может. Я уже говорила: здесь просто нет производственной базы для создания «серебряного дождя». Металлические шары – часть чего-то другого.
– Наверняка связанного с «дождем». Думаю, стоит нанести герру Альтфельду новый визит с целью выжать из него что-нибудь еще.
– Лучше оставить его в покое. Он всего лишь запуганный старик.
– Они все такие. Но кто-то же знает больше. Альтфельд работал с контрактом. Тот, кто непосредственно занимался производством, стоял у станка, наверняка лучше представляет, для чего нужны шары. Ведь почему-то потребовалось очень точно соблюсти размеры. Завтра поедем на фабрику; может, найдется новый след. Ты сказала – чтобы немного пожить в отеле, денег хватит.
– Да, но мы не можем оставаться здесь вечно. Во всяком случае, я не могу. Мне необходимо ко вторнику вернуться в Париж. А это значит, надо сесть на ночной поезд завтра вечером.
– К чему такая спешка? Мы же только утром приехали.
– Я должна вернуться в Париж. И не нужно расспросов.
Они вышли пообедать в семь вечера, доехав на поезде С-бан до Фридрихштрассе, а потом пройдя назад вдоль берега Шпрее до скопления ресторанов у недавно отремонтированного Рейхстага. Заказали карривурст, оказавшийся очень неплохим, к нему шоколадный торт и с аппетитом съели, слушая препирательства пожилой баварской пары, пытающейся вспомнить имена всех девятнадцати правнуков. После гуляли по Берлину, и Флойд услышал музыку, доносящуюся из окна подвального бара, цыганский гитарный джаз, – такой едва ли звучит нынче в Париже. Ожье согласилась посидеть полчаса в баре перед возвращением в отель. В зале было светло, дымно и шумно – на улицу выплескивалась лишь малая толика музыки. Флойд взял для Ожье бокал белого вина, себе заказал бренди. Прихлебывая, пытался оценивать оркестр как можно беспристрастнее. Играл квинтет: с тенор-саксофоном, роялем, контрабасом, ударными и гитарой. Исполняли «Ночь в Тунисе». Гитарист – молодой энтузиаст с пальцами хирурга, в очках с толстыми линзами, – был очень неплох, остальным требовалось еще малость подучиться. Флойд печально подумал, что, по крайней мере, это нормальный джаз-банд.
– Любишь такую музыку? – спросил он у Ожье.
– Не то чтобы очень, – ответила она смущенно.
– Гитарист работает на отлично, но с этими ребятами он связался зря.
– Верю на слово.
– А, так тебе не нравится джаз вообще? Или просто этот стиль? Ничего страшного. В мире столько людей, у всех вкусы разные.
– Да, – произнесла Ожье значительно, будто он сказал что-то чрезвычайно глубокомысленное. – В самом деле разные.
– А какая музыка нравится тебе?
– Вообще-то, никакая.
– В самом деле?
– Да, – подтвердила Верити. – У меня нет музыкального слуха. Джаз, не джаз – мне все равно.
Флойд допил бренди и заказал новый. Джаз-банд взялся мучить Гершвина, «Кто-то следит за мной». Дым сигарет висел над столиками неподвижными кольцами, словно безумный монохромный закат в облаках.
– Сьюзен Уайт была такой же, – сказал Флойд.
– В чем?
– Бланшар говорил, что никогда не заставал ее слушающей музыку.
– Это не преступление. И к тому же откуда он знал, чем она занимается? Он же не следовал за ней повсюду.
– У нее в комнате было радио и патефон, но никто не слышал, чтобы там звучала музыка.
– Не спеши с выводами. Я всего лишь сказала, что у меня нет слуха. Был ли он у Сьюзен, я не знаю.
– Ладно, пойдем отсюда, – решил Флойд, возвращая на стол порожний стакан. – У меня от дыма слезятся глаза, и не хочется, чтобы мои слезы приписали воздействию здешней музыки или публики.
Они вернулись в отель на метро. Вежливо пожелали друг другу спокойной ночи. Флойд лег на кушетку, не снимая брюк и рубашки, и укрылся одеялом – было зябко. Но заснуть не смог. В трубах гудело и булькало до трех ночи. Сквозь щель между занавесками были видны мигающие цифры у основания памятника покорителям Эвереста. Флойд думал о спящей Ожье. Как же мало он знает о ней – и как много хочется узнать.
Глава 23
Машина тряслась на ухабах, расплескивая лужи. Подскочила, пересекая рельсовый путь, покатила близ решетчатых конструкций, поддерживающих ленты транспортеров и трубы для перекачки химикатов.
– Попроси его ехать медленнее, – сказал Флойд, тронув водителя за плечо. – Кажется, я заметил знак.
Ожье перевела просьбу, затем посмотрела на покосившийся фанерный знак, почти скрытый высокой травой.
– Улица Магнолий. Да уж, подходящее название.
– Это и есть адрес «Каспар металз»?
– Все оставшееся от фабрики должно быть здесь, – подтвердила Ожье.
За изломанной деревянной изгородью паровой кран осторожно размахивал чугунной бабой на тросе, добивая последнюю стену низкого фабричного здания, сложенного из красного кирпича. Хотя тут и там еще стояли здания, пространство между ними усеивали обломки кирпича и цементных блоков, кучи искореженного металла.
– Если тут и была литейная, кто-то основательно постарался ее припрятать, – заметил Флойд.
Пока Флойд с Ожье выбирались из машины на единственный клочок сухой земли между лужами и грязью, таксист не глушил двигатель. Было холодно, воняло едкой химией. Ожье была в узкой черной кожаной куртке до колен и черных же брюках. Ночью в гостиничном номере она попыталась отломать каблуки от туфель, но безуспешно.
– Попробуй-ка улестить водителя, – посоветовал Флойд. – Может, он согласится подождать четверть часа. Нужно проверить, не осталось ли здесь чего-нибудь интересного.
Верити наклонилась к водительскому окну и принялась договариваться. Таксист не слишком противился, но разговор пошел не совсем гладко. Вчерашний блестящий, совершенный немецкий язык Ожье, позволявший говорить стройными элегантными фразами, превратился в запинающийся, корявый волапюк. Верити с трудом подыскивала слова и тревожилась: если немецкий уже рассыпается, что будет дальше?
– Он согласился, – объявила она наконец.
– Но поупрямился немало.
– Дело в моем немецком – он слегка подпортился с утра.
Оба пошли через сухую, заросшую травой полосу земли к дыре в ограде – две доски выпали, и можно было протиснуться. Флойд сделал это первым и придержал высокую траву на другой стороне, пока лезла Ожье.
– Какая жуткая разруха! – пожаловалась она. – Трудно представить, что здесь была фабрика. Теперь единственное доказательство ее существования на этом месте – полученное Сьюзен Уайт письмо.
– А когда его отправили?
– Помнишь билет, так ею и не использованный? Она решила побывать здесь, и незадолго до отъезда ее убили. Письмо прислали всего месяц назад.
– Посмотри-ка под ноги, – посоветовал Флойд. – Травы нет нигде. Она не успела пробиться сквозь бетон.
– Думаешь, фабрику подожгли?
– Трудно сказать определенно, но похоже на то. Слишком уж своевременно случился пожар.
Паровой кран неторопливо пополз к другому строению. Чугунная баба проехалась по уцелевшей стене, прочертила с хрустом по кирпичу. К разрушению подключились два зеленых дизельных бульдозера, плюясь едким дымом из выхлопных труб. Трактористы были в респираторах и защитных очках, в непромокаемых брезентовых комбинезонах.
Ожье осмотрелась, пытаясь найти что-нибудь стоящее внимания.
– А давай проверим вон те здания. Может, среди них и есть номер пятнадцатый?
– У нас времени в обрез.
Они пересекли засыпанное обломками поле и подошли к нескольким уцелевшим строениям. Пустые оболочки фабричных корпусов, без крыш и верхних этажей, выглядели угрожающе, напоминали голые черепа. Сквозь зияющие дыры окон и трещины в обожженных стенах виднелось железно-серое небо. Ожье никогда не любила лазить без спроса по чужой собственности – даже в детстве, когда подобные поступки влекли риск серьезного наказания и считались испытанием храбрости. И сейчас больше всего ей хотелось уйти поскорее.
– Номер пятнадцать, – указал Флойд на покосившуюся табличку с еле различимыми цифрами. – Кажется, угроза скормить пингвинам возымела действие. Я запомню этот способ на тот случай, когда снова надо будет кого-нибудь прижать.
Невдалеке нашлась дверь. Внутри было темно – над входом уцелел участок крыши.
– Верити, смотри под ноги!
– Я смотрю, – ответила она и добавила: – А ты смотри сюда. – И протянула Флойду пистолет.
– Если у нас всего одна пушка на двоих, то лучше оставь себе. Я малость нервничаю, когда держу оружие. Знаешь, я верю – пусть слегка иррационально – в то, что если у тебя нет ствола, ты не попадешь в ситуацию, когда им нужно пользоваться.
– Сейчас именно такая ситуация. Бери.
– А ты?
Она достала из сумочки оружие, взятое у ребенка, застреленного в тоннеле близ станции «Кардинал Лемуан».
– Я хотел сказать, у тебя настоящее оружие есть? – спросил Флойд, глядя с сомнением на странные контуры.
Но спросил не слишком уверенно – уже понял, что Ожье не шутит. Совсем.
– Флойд, будь начеку. Эти люди хотят убивать и убивают.
– Я уже в курсе.
– А ты готов выстрелить в ребенка?
Флойд посмотрел на нее сквозь сумрак. Белки его глаз странно отсвечивали в темноте.
– Ты хочешь, чтобы я прямо сейчас занялся отстрелом детей?
– Он всего лишь будет выглядеть как ребенок.
– Я буду стрелять, чтобы ранить – но не убить. Ничего другого не обещаю.
Ожье огляделась, прежде чем пойти следом за Флойдом. Демонтажные машины расправлялись с убогим кирпичным строением, по очереди впиваясь в его останки, будто обезумевшие от голода волки. Когда бульдозеры развернулись и снова ринулись в атаку, их моторы зашлись яростным ревом. Казалось, машины обуяла слепая злоба, водители лишь сдерживают, а не направляют их.
– Флойд, давай поторопимся. Эти монстры все ближе!
Верити прошла в глубину здания, развернулась с оружием в руках, но не заметила никого ни спереди, ни сзади. Затем она прижала рукав к носу и рту, чтобы защититься от пыли. Глаза с полминуты приспосабливались к темноте. Вдоль обеих стен и посреди зала стояли рядами тяжелые станки – токарные, сверлильные и еще несколько разновидностей, Ожье не опознанных, но явно служащих для точной доводки изделий. Станки то ли слишком повредило пожаром, то ли они были чересчур массивными и объемными для вывоза и потому остались на разрушаемой фабрике.
– По мне, похоже на место, где и в самом деле могли работать над шарами, – сказала она.
– Смотри под ноги! – предупредил Флойд. – Я тут местами подвал вижу.
Ожье пошла за ним, ступая след в след. При каждом шаге половицы скрипели, выбрасывая облачка пыли. С подоконника сорвалась ворона – трепещущий молчаливый комок яростной черноты. Ожье проводила ее взглядом. Издалека птица показалась клочком горелой бумаги, уносимой ветром.
– Тут никаких документов. Вообще ничего. Мы попусту теряем время.
– У нас еще десять минут. Кто знает, может, и найдется что-нибудь.
Он подошел к дальнему краю мастерской, где на фоне потемневшей штукатурки выделялся проем двери.
– Посмотрим-ка, что там.
– Флойд, осторожней! – предупредила она, крепче сжав оружие детей.
Слишком маленькая рукоять больно врезалась в ладонь.
Но Флойд уже открыл дверь и ступил за нее. Послышался кашель.
– Тут лестницы и наверх, и вниз. Куда пойдем? Подбросим монетку?
Издали донесся приглушенный грохот – рухнуло очередное здание. Завыли дизели бульдозеров. Кажется, они приближались.
– Лучше остаться здесь!
– Вряд ли наверху осталось что-нибудь интересное, – заметил Флойд. – Чем выше, тем сильнее ущерб от огня. Но внизу что-то могло уцелеть.
– Мы не пойдем вниз.
– У тебя есть фонарь?
Ожье прошла за дверь. Одна бетонная лестница вела наверх, в столь же темную комнату, вторая шла вниз, в совсем уж кромешную мглу.
Флойд взял у Верити фонарь и посветил вниз.
– Это плохая идея, – заметила она.
– Как интересно слышать такое от женщины, в свободное время играющей в жмурки с поездами в тоннелях метро.
– То была необходимость. Теперь – нет.
– Давай заглянем. Пара минут, и все. Не для того я тащился сюда, чтобы убежать в самый последний момент.
– А я для того.
Флойд пошел вниз, Верити двинулась следом, держась в шаге от него. Луч фонаря высвечивал потрескавшиеся стены. Лестница развернулась под прямым углом, затем еще раз.
– Дверь внизу, – констатировал Флойд, пробуя ручку. – Похоже, заперта.
– Значит, все, – выдохнула Ожье, ощущая и разочарование, и облегчение в равной степени. – Придется возвращаться.
– Может, удастся выломать. Держи фонарь.
Она взяла, подумав ммоходом: «А может, пригрозить пистолетом, чтобы поднялся?»
– Побыстрее, – попросила она. – Меня серьезно беспокоят бульдозеры.
От удара дверь подалась, заскрежетала так, что у Ожье свело скулы. Полностью ее распахнуть Флойд не сумел, но образовалась щель, достаточная, чтобы протиснуться.
– Хочешь, подожди здесь. Я всего на минутку.
– Ты уж извини, но я хочу увидеть сама.
Сквозь дыры в потолке пробивался тускло-серый свет. За пределами пятна от фонаря трудно было разглядеть что-нибудь, но похоже, комната пустовала.
– Ничего нет? – спросила Верити. – Ладно, пойдем назад.
– Смотри, поручни. – Он посветил. – Похоже, мы на галерее, опоясывающей зал.
Пол находился куда ниже, чем ожидала Верити. А посреди него, усеянное тусклыми пятнами света, возвышалось нечто огромное, черное, почти сферическое.
– Вуаля! – присвистнул Флойд. – Наш знакомый шарик.
– Дай посмотреть.
Она взяла фонарь и направила луч. За ее спиной Флойд вернул дверь на место. Зачем? Ладно, пусть его.
Шар окружали многочисленные машины и детали. Похоже, он держался на специальном подвесе или раме.
– Значит, этим и интересовалась твоя покойная сестра? – спросил Флойд, подходя сзади.
– Да, – ответила Ожье, не обращая внимания на насмешливый тон. – Но я не понимаю, что эта штука здесь делает. Все шары предназначались для отправки в разные города.
– И в Берлин тоже.
– Да. Но шар должны были перевезти с фабрики куда-нибудь.
Флойд осторожно забрал у нее фонарь.
– Что ж, теперь ты знаешь: они на самом деле существуют.
– Эй, куда ты?
– Тут лестница. Хочу спуститься и рассмотреть.
– Нам к такси нужно, – напомнила она, но и сама поспешила следом.
Вблизи шар – похоже, как раз метра три диаметром – казался мощным, очень массивным. Хотя, конечно же, мог быть и пустым внутри. Поверхность местами была гладкой, местами шершавой и грубой; сверху донизу тянулась заметная трещина. Он висел на металлическом тросе, прикрепленном наверху к ушку. Сверху шар присыпало то ли тальком, то ли серой пылью – словно сахарная пудра на пудинге. В другом углу зала, не видном от верхней двери, стоял вертикально большой баллон – в таких обычно хранится сжатый газ. Напротив стояла форма с высокими стенками, с трехметровым отверстием наверху – будто детский бассейн с очень толстыми бортами. Как и шар, баллон и форму покрывали пепел и пыль.
Ожье коснулась сферы – твердой, холодной, но, несмотря на очевидную массивность, сдвинувшейся от легкого нажатия.
– И что это, по-твоему? – спросил Флойд.
– В письме говорилось, что скульптура. Само собой, версию о скульптуре придумали маскировки ради. Слишком уж высоки требования к точности. Думаю, «Каспар металз» попросили соорудить важную деталь большой машины.
– Секретного оружия?
– Похоже.
– Но что это за секретное оружие из гигантских металлических шаров?
– Не забывай: из трех гигантских шаров, разделенных сотнями километров. Для такого разноса тоже должна быть веская причина.
– Значит, три секретных оружия, – хмыкнул он и, подойдя к усыпанным мусором и инструментами верстакам, принялся искать, швыряя вещи на пол с равнодушной небрежностью взломщика.
Лопалось стекло, лязгало железо. Спустя пару секунд, выругавшись вполголоса, к поиску подключилась Ожье, надеясь заметить хоть что-нибудь, способное навести на след.
– А может, это одно колоссальное оружие, распространившееся на пол-Европы.
– Чепуха!
– Да, выглядит не очень осмысленно. Но не забывай: ради защиты этой чепухи от огласки убивали людей. И не только тех, о ком нам известно. Несомненно, многие погибли, пока это все замышлялось, планировалось и изготовлялось.
– Зачем тогда бросать такую ценность?
Она столкнула с верстака запертый чемоданчик. Он раскрылся от удара, по полу со звоном разлетелись тонкие гаечные ключи.
– Думаю, мы видим фальшивку.
– По мне, оно вполне настоящее.
– Я имела в виду, этот шар и не планировали передавать клиенту. Слишком грубо отделан, и в процессе вышел брак. А еще я не уверена насчет материала. Не похоже на алюминий или сплав алюминия и меди, упомянутый Альтфельдом. Скорее, простой чугун.
– Думаешь, это проба?
– Да. На заводе решили сделать черновую отливку и подвес, примериться, как обрабатывать изделие. А может, что-то пошло не так и пришлось бросить, не закончив отделку. Для нас это не имеет значения. Главное, что изделие осталось тут.
– Выходит, тот, кто поджег фабрику и распорядился ее снести…
Ожье услышала, как бульдозеры снаружи обвалили еще одну стену. Рев моторов все приближался, и он казался наполненным звериной злобой.
– Думаю, устроившие поджог не подозревали об этом подвале и пробном изделии. Они знали, что три заказанных шара изготовлены и отправлены. Фабрику подожгли, чтобы скрыть следы.
– Тогда следует поискать тщательнее, – предложил Флойд. – Если они не нашли шар, кто знает, что еще могли здесь оставить.
– Ты прав, – согласилась Ожье, чувствуя, как заколотилось сердце.
Ведь они уже вплотную приблизились к разгадке! Она совсем рядом, прячется на задворках рассудка, будто забытый подарок в яркой упаковке.
– Да, ты прав, и следовало бы прочесать здесь все, просеять через мелкое сито. Но мы не станем просеивать, а уйдем, пока еще можно уйти.
– Пять минут! Вдруг здесь есть адреса, по которым доставляли шары?
– Вряд ли, Венделл.