Приключения поручика гвардии Шестёра Юрий

– Это очень сложная процедура. А так как туземцы делали весь узор за один прием, то и очень болезненная. Поэтому четверо воинов крепко держали меня за руки и ноги. Едкая жидкость жгла раны, как раскаленное железо, и они сейчас же вспухали. Боль была столь нестерпимой, что я, стиснув зубы, еле сдерживал стоны.

Когда же все наконец-то было закончено, я почувствовал прикосновение мягкой влажной тряпочки к груди, смывающей кровь. Открыв глаза, увидел склоненное надо мной лицо девушки. Это была Эшти, дочь вождя, которая со временем стала моей женой.

– Почему же туземцы этого племени так благосклонно отнеслись к вам? – спросил Андрей Петрович.

– Дело в том, что корабли европейцев никогда не заходили в этот залив, и местные маори хоть и слышали о проделках белых, но не придавали этому особого значения. А использовать такого сильного человека, как я, в качестве раба было просто не выгодно.

– Хорошо. Но почему ваш вождь, когда мы прибыли сюда, решился лично сам вести переговоры?

– Конечно, были сомнения, но, во-первых, Рандога человек сам по себе очень смелый и решительный, а, во-вторых, он надеялся на мою помощь как своего родственника, которому он доверяет, и, ко всему прочему, знающему еще и европейский язык.

Он подумал некоторое время, а затем нерешительно спросил, обращаясь к Андрею Петровичу.

– Сэр, я могу задать вам несколько вопросов?

Тот утвердительно кивнул головой:

– Конечно.

– Вы русские? Я несколько раз видел ваш флаг в английских портах.

Андрей Петрович опять утвердительно кивнул.

– Ваш военный флаг отличается от торгового?

– Да. Наш военный Андреевский флаг представляет собой белое прямоугольное полотнище с голубым косым крестом по его углам.

– Но я не видел такого флага!

– Вполне возможно. Но за последние десять лет русские военные моряки совершили несколько кругосветных плаваний, и теперь он известен во всех странах.

Робсон недоверчиво посмотрел на него, но промолчал. А затем, явно смущаясь, но все-таки спросил, не глядя в глаза:

– А зачем вы пришли в Новую Зеландию?

Это был самый главный вопрос, и Робсон, задавая его, просто помог Андрею Петровичу, не подозревая об этом.

– Мы пришли на Южный остров, чтобы обследовать Кентерберийскую долину на пригодность ее для посевов зерновых и развития животноводства.

– А что ее обследовать, когда там черноземы, и растет все, что ни посади, а скот можно пасти круглый год, – буркнул англичанин. И затем уныло продолжил. – Значит, будете захватывать долину или весь остров?

– Вы же, Робсон, прекрасно знаете, что на Северном острове уже появились ваши соотечественники, и число их будет расти с каждым годом. А затем дойдет очередь и до Южного. Ведь англичане уже хозяйничают в Новой Голландии, заселяя ее колонистами из каторжан. То же самое будет и здесь. Ведь не зря же ваш бриг под военно-морским флагом появлялся у этих берегов.

Вы же говорили, что местные туземные племена постоянно враждуют друг с другом. Но много ли навоюешь с копьями и мэрами? А вот когда англичане станут сталкивать их, вооружая ружьями, то маори просто-напросто перебьют друг друга, освобождая земли для колонистов. Не так ли?

Робсон слушал, опустив голову.

– А чем русские лучше англичан? – все-таки решился спросить он, рискуя навлечь на себя гнев собеседника.

Но к его удивлению тот ответил на его явно провокационный вопрос совершенно спокойно:

– В состав Российской империи входят сотни малых народов, и русские стремятся не уничтожать их, а торговать с ними. Это выгоднее.

– Но ведь до России так далеко, – не сдавался англичанин.

– Гораздо ближе, чем до Англии, – и Андрей Петрович расстелил на столе карту, а Робсон жадно впился в нее глазами. – Чтобы приплыть из Англии, нужно пересечь весь Атлантический океан с севера на юг, затем Индийский с запада на восток и, только обогнув Новую Голландию и пройдя еще более тысячи миль, подойти к Новой Зеландии, – Робсон внимательно следил за карандашом в руке Андрея Петровича. – А чтобы добраться сюда из России, нужно всего-навсего пересечь Тихий океан с севера на юг. Ведь и Камчатка, и северо-западные земли Северной Америки уже давно принадлежат России.

Робсон смотрел на карту, как завороженный. У него, оторванного от цивилизации на добрый десяток лет, все, связанное с прошлой жизнью, вызывало мучительные воспоминания чего-то утраченного раз и навсегда. Но карта как сгусток знаний цивилизованного мира вызывала прямо-таки благоговейный трепет. И он, глядя на нее чуть ли не с детским восторгом, пытался восстановить в своей живучей, несмотря ни на что, памяти полузабытые контуры континентов, а также океанов и морей, их омывающих.

– Но ведь все эти земли пустые, там же никого, кроме аборигенов, нет.

– Судно, на котором мы с вами находимся, построено вот здесь, – и Андрей Петрович ткнул карандашом в Новоархангельск.

Пораженный Робсон словно онемел. Он никак не мог представить себе, что Россия, эта огромная и дикая, по представлениям большинства англичан, страна, раскинувшая свою территорию на трех континентах, уже освоила и эти такие далекие земли, которые видели, как он знал, только великие мореплаватели Кук и Лаперуз.

Наступил самый ответственный момент, ради которого, собственно, и был затеян весь этот длинный разговор. Ведь по его ходу Андрею Петровичу приходилось, хоть и в сокращенном виде, переводить сказанное англичанином, чтобы Осип Макарыч не терял нить беседы.

– Мне поручено не только обследовать Кентерберийскую долину, но и установить самые дружеские отношения с маори. Без этого теряется весь смысл нашего предприятия. Ведь мы, русские, как я уже говорил, не намерены воевать с туземцами. Но для этого мне нужен человек, который не только хорошо знает их язык, но и которого бы они знали и уважали.

Поэтому я, начальник экспедиции, официально предлагаю вам, господин Робсон, на время обследования побережья Южного острова стать нашим переводчиком.

При обращении к нему европейца с приставкой «господин», англичанин вздрогнул. Ведь это было впервые в его не такой уж и короткой жизни. Да еще такое неожиданное предложение… И он надолго задумался.

Однако Андрей Петрович не торопил его, понимая всю сложность принятия такого решения. Но когда пауза несколько затянулась, он добавил:

– Ко всему прочему, требуется не только ваше согласие, но и согласие вашего вождя. Как мне показалось, вы не собираетесь возвращаться в Европу?

– Нет, сэр! Здесь я уважаемый человек, приближенный главного вождя племени. У меня жена и дети, свой, хоть и неустроенный по европейским меркам, дом. Я свободный человек, признанный всеми храбрый воин. А в Англии я буду практически нищим, никому не нужным человеком. Нет, сэр, я буду доживать свои годы здесь, среди маори.

– Так каковым же будет ваше решение?

– В принципе я согласен. Без меня вам действительно будет трудно. А с Рандогой я договорюсь. Но если вы, например, подарите ему ружье с запасом пороха и свинцовых пуль, то вообще никаких проблем не будет. А я научу его обращаться с ним.

– Хорошо, а на каких условиях вы согласны поступить на службу в экспедицию?

– А что вы можете предложить? – вопросом на вопрос, хитровато прищурив глаза, ответил Робсон.

Андрей Петрович улыбнулся.

– Если бы вы были туземцем, то я бы отделался какими-нибудь безделушками для вас и вашей жены. А европейцу я бы предложил деньги. Но вы можете возразить, что здесь они ни к чему.

Робсон утвердительно кивнул.

– Могу вас заверить, что вы абсолютно не правы.

– ???

– Уже сейчас, как мы отмечали, на Северном острове появились ваши соотечественники, и лет через пятнадцать – двадцать, а то и раньше, Новая Зеландия неизбежно станет английской колонией, как и Новая Голландия. И вот тогда заработанные вами деньги помогут вам занять достойное место в новых условиях. Смотрите вперед, Робсон! Вам сейчас лет тридцать пять, не так ли?

– Да, сэр, – растерянно подтвердил он.

– Тогда уже в зрелые годы вы сможете организовать собственную ферму, разбогатеть и доживать свой век вместе со своей семьей в достатке и благоденствии.

– Если меня к тому времени не прихлопнут в очередной стычке с нашими врагами, – хмуро добавил Робсон.

– На все воля Божья! – перекрестился на образ Андрей Петрович.

Робсон опять погрузился в глубокое раздумье. Все вроде бы устоялось в его жизни. Но слова русского господина разбередили душу. В ее глубине просыпалось осознание того, что тот прав, но принятый им в связи с независящими от него обстоятельствами образ жизни упорно противился каким-либо переменам. «Попал в переплет!», – злился он. Но тем не менее принимать какое-то решение было необходимо. И притом срочно, именно сейчас.

– Я предлагаю вам десять пиастров жалованья в месяц, ружье с припасами по возвращении сюда и безделушки для вашей жены Эшти, которые столь ценятся среди туземок.

Робсон ошалело посмотрел на Андрея Петровича. Он был бы счастлив получить за свою работу одно только ружье! А тут еще и пиастры, за которые он должен был бы плавать матросом чуть ли не год…

– Согласен, – выдохнул он, боясь, как бы русский не передумал.

– Ну что ж, тогда по рукам! – подвел итог Андрей Петрович.

Снявшись с якоря, «Екатерина» с наполненными ветром парусами медленно направилась к выходу в океан. Шум водопада, ставший столь привычным за последнее время, постепенно стихал. Все бочки наполнены питьевой водой, в загородке на палубе по-домашнему похрюкивают свиньи. Прощай, бухта Водопадная! Мы еще вернемся сюда…

За мысом судно встретила целая флотилия пирог. На передней, выделяясь перьями на голове, с поднятым в руке ружьем стоял Рандога. И когда «Екатерина» подошла к проливу, он приложил ружье к плечу и выстрелил вверх. Воины ответили дружным боевым кличем.

Однако прощальный залп корабельных пушек застал их врасплох, и они от испуга даже присели в своих лодках – гром пушек они слышали впервые.

Чем дальше шли на юго-запад вдоль побережья Южного острова, тем более нервничал Робсон. Ведь они все ближе и ближе подходили к той бухте, где английский бриг расстрелял из пушек туземную деревню. Он не опасался, что жители этой деревни узнают, что он участвовал в нападении на нее, так как никто из туземцев его не видел, а нашедшим его воинам сказал, что он один остался в живых после крушения корабля у пролива Кука. И тем не менее беспокойство не покидало его.

Андрей Петрович понимал, что было бы более разумно пройти мимо этой деревни и остановиться у следующей. Но, по словам самого Робсона, сразу же за этой деревней начиналась Кентерберийская долина, и англичане со своего брига никаких деревень на ней не видели, потому что шли вдоль долины с юга. Таким образом, эта деревня занимала ключевую позицию, и начинать работы по обследованию долины, имея в тылу недружественных туземцев, было более чем рискованно. Выбора не было.

По расчетам штурмана подойти к бухте, на берегу которой находилась деревня, должны были к концу дня, и чтобы не рисковать, решили ночь провести в море, оставив на мачтах минимальное количество парусов и привести его к ветру.

Ранним утром вошли в бухту. На холме и за частоколом не наблюдалось ни малейшего движения. Однако мореходы были уверенны, что за ними напряженно следили сотни пар глаз. Поставив «Екатерину» на носовой и кормовой якоря таким образом, чтобы пушки правого борта были обращены в сторону холма, спустили на воду баркас, и Андрей Петрович с Робсоном в сопровождении матросов, заряженные ружья которых лежали на банках, на которых они сидели, на веслах направились к берегу.

Робсон показал на кусты, среди которых уже выросли деревья, куда он заполз после захода солнца, и лес, куда доковылял с помощью импровизированного костыля. На берегу бухты, чуть левее, лежало несколько десятков пирог. Это сюда посылал ядра мичман Памбург, когда английский десант был уничтожен на склоне холма. Лицо Робсона с ходуном ходившими желваками мышц на скулах было суровым, а в глазах светились недобрые огоньки.

– Успокойтесь, Робсон, у нас сейчас с вами совсем иная миссия. Иначе я буду вынужден повернуть назад.

При этих словах лицо переводчика моментально приняло обычное приветливое выражение, как будто он враз скинул с себя груз тяжелых воспоминаний.

– Да, сэр, я все понимаю. Я готов к работе.

Когда баркас уткнулся носом в берег, Андрей Петрович с Робсоном без оружия спустились на него. Однако по-прежнему никого не было видно. Переводчик помахал рукой и громко крикнул на их языке, чтобы кто-нибудь спустился к ним для переговоров. Прошло некоторое время, и из-за частокола вышли два туземца, тоже без оружия, и не спеша стали спускаться вниз, а Андрей Петрович с Робсоном стали подниматься к ним навстречу.

Они встретились на середине склона холма, настороженно глядя друг на друга. Кто-то должен был начать переговоры первым.

– Вы откуда знаете наш язык? – не выдержал туземец, который, судя по всему, был старшим.

– Я муж дочери главного вождя племени Рандоги и живу в его деревне. А этот господин – капитан русского корабля.

Туземцы быстро и многозначительно переглянулись.

– Русские друзья англичан?

– Нет, у них свой главный вождь и он не дружит с англичанами, – ни один мускул не дрогнул на лице Робсона.

– Это хорошо. Им нужна еда?

– Нет. Русские купили ее у Рандоги.

Опять обмен взглядами туземцев.

– Так что же нужно русскому капитану?

– Он хочет встретиться с вашим вождем и предложить ему дружбу.

Старший туземец задумался. Было видно, как он мучительно обдумывает сложившееся положение. Ведь они ожидали совсем другого, готовясь к отпору нападения белых, как много лет тому назад. Но им, оказывается, не нужна еда, и их капитан предлагает дружбу его вождю…

– Я сын вождя и передам ему вашу просьбу. Думаю, он не ответит отказом. Однако встреча может состояться позже, и мы сообщим вам об этом, когда он будет к ней готов.

Действительно, через день из-за частокола вышел туземец и стал махать над головой какой-то тряпкой. Глядя в подзорную трубу, Андрей Петрович узнал сына вождя, и стало ясно, что вождь приглашает их на переговоры. Баркас был у трапа, и матросы быстро заняли свои места. Андрей Петрович с Робсоном направились было к трапу, когда натуралист Георг Вильгельм стал просить взять его с собой. Андрею Петровичу не хотелось связывать себя лишней обузой, но натуралист с такой мольбой в глазах смотрел на него, что он просто не смог отказать. «Кто его знает, может быть, эта поездка на самом деле будет полезна ученому», – решил он.

На берегу их встретил сын вождя в сопровождении уже знакомого воина, и они впятером стали подниматься к вершине холма по извилистой тропинке. Примерно через полчаса они наконец-то достигли плоской его вершины и оказались перед высоким деревянным частоколом, окружающим деревню туземцев.

– Это и есть и-пу – крепость маори, – пояснил Робсон.

Пройдя через узкие ворота в крепость, они оказались перед толпой женщин и детей, которые громко кричали:

– Ай-маре! Ай-маре!

– Это значит «здравствуйте», – успокоил их переводчик.

Через проход расступившейся перед ними толпы они подошли к вождю с густыми перьями в волосах, за которым стояло полдюжины туземцев, головы которых также были украшены перьями, но более редкими.

– Старейшины родов, младшие вожди, подчиненные главному вождю племени, – пояснил Робсон.

Вождей полукругом обступали несколько сотен воинов.

Только теперь Андрей Петрович понял смысл задержки переговоров. Нужно было время, чтобы собрать младших вождей с их дружинами из соседних деревень, подчиненных главному вождю.

Он подошел к главному вождю и преподнес ему кинжал в кожаных ножнах. Глаза вождя засветились неподдельной радостью. Затем достал из сумки, переданной ему Робсоном, шесть железных топоров и вручил их младшим вождям. Воины зацокали языками. «Слава Богу, что топоров оказалось полдюжины. Молодец Робсон! Как будто заранее пересчитал младших вождей», – порадовался Андрей Петрович, и у него отлегло от сердца.

– Меня зовут Умангу. Приглашаю гостей к столу, – величественным жестом указал он на большую поляну, видневшуюся за несколькими десятками соломенных хижин.

Все расселись прямо на траве вокруг нескольких ям, вырытых в земле. Затем развели в них костры и набросали туда больших камней, а когда те раскалились, бросили на них нарубленные куски свинины и засыпали землей. Наступила пауза в ожидании, когда мясо будет готово.

– Скажите, Умангу, – воспользовался ею Андрей Петрович, – за вами в долине есть другие деревни маори?

– Есть, но далеко от моря. В долине вдоль берега нет холмов, удобных для строительства и-пу. А ведь море кормит, – и он показал на целую горку жареной рыбы. – Поэтому деревни есть только у подножия гор, покрытых лесом, – махнул рукой вождь в сторону гор, возвышавшихся над долиной.

Внимание Андрея Петровича привлекла высокая гора со снежной вершиной и крутыми склонами. Он заинтересовался ею еще с борта «Екатерины», сравнивая с Тенерифским пиком на Канарских островах. Они были очень похожи, только вершина этой горы вместо кратера имела форму седла.

– Аоранги, – перехватив его взгляд, пояснил Умангу, – а на нашем языке Большое Белое Облако. Самая большая гора нашей страны.

– Вы имеете связи с этими деревнями, – гнул свою линию Андрей Петрович.

– Нет, – нехотя ответил Умангу. – Их главный вождь Амаси мой враг, – и обрадовался, когда им поднесли куски жареного мяса.

«Это плохо, – прикинул про себя Андрей Петрович. – Нам нужны не враги, а надежные союзники».

Мясо оказалось хорошо пропеченным и вкусным. Его положили перед каждым на большие листья наподобие лопухов и ели руками, которые вытирали прямо о траву. Сразу было видно, что свиное мясо – редкое кушанье у туземцев, так как поедали они его с жадностью. «Стало быть, Умангу пришлось здорово потратиться, чтобы накормить такую ораву, – подумал Андрей Петрович. – Надо будет не забыть об этом», – отметил он про себя. Затем разнесли жареную рыбу.

Плотно поев, туземцы пришли в благодушное настроение, и напряженность, которая проскальзывала в их поведении, исчезла. «Надо воспользоваться этим», – решил Андрей Петрович.

– Почему же, Умангу, вы не помиритесь с Амаси? – как бы между прочим спросил он.

Тот непонимающим взглядом уставился на Андрея Петровича.

– Как я могу помириться с человеком, который угнал моих лучших воинов в рабство?!

– Как?!

И Умангу поведал печальную историю.

– После нападения англичан на нашу деревню лет десять тому назад, уже ночью мы подобрали на склоне холма убитых воинов и матросов. Однако один из них был только ранен, и я решил оставить его в живых до утра. А когда воины принесли тринадцать ружей убитых англичан, понял, что это богатство так и останется кучей железа, ибо никто не умел ими пользоваться. Тогда-то я и вспомнил о раненом английском матросе, которого звали Фридель.

Андрей Петрович почувствовал, как напрягся Робсон. Еще бы! Его друг воскрес из мертвых.

– Его вылечили, посвятили в воины, сделав татуировку на груди. И он обучил воинов обращению с ружьями. Я ликовал – теперь нам не страшен сам Амаси с его большой и хорошо обученной дружиной. Вот только Фридель жаловался, что мало пороха и свинцовых пуль, которых может не хватить даже на один хороший бой.

А Амаси, узнав, что англичане разгромили нашу деревню, неожиданно напал на нас со своей сводной дружиной. Мы же были одни, ибо не успели оповестить младших вождей о нападении. Но мы все-таки отбили атаку воинов Амаси, сделав несколько залпов из ружей. Грохот выстрелов и клубы дыма обратили нападавших в бегство. Как мы радовались нашей победе! – Умангу умолк, переживая события тех дней.

– Но Фридель оказался прав – у нас почти не осталось пороха и пуль. Тогда по его предложению мы спрятали уже ставшими ненужными ружья, оставив только одно с остатками пороха и пуль на несколько выстрелов. Его и отдали Фриделю как лучшему стрелку.

Но оказалось, что Амаси только отступил, но не ушел с нашей территории, как предполагали мы. А я не выслал разведку, чтобы убедиться в этом. Победа вскружила наши головы…

Учтя неудачу дневного нападения, когда мы могли прицельно стрелять из ружей, он предпринял новую атаку перед самым рассветом. Его воины подкрались к воротам, которые были со стороны леса, и ударами мэров перебили охрану. Но собаки учуяли неладное и с лаем всей стаей бросились на воинов Амаси. Это и разбудило всю деревню. Фридель собрал сотню воинов и с ними встретил врагов вон у тех сосен, – и он показал пальцем на противоположный край поляны. – Но воины Амаси, которых было гораздо больше, наверное, окружили их. Слышался лай и визг собак, которые хватали врагов за голые ноги, внося сумятицу в их ряды. Три раза бухнуло ружье Фриделя.

Я же с остальными воинами не мог пойти им на выручку, так как не имел права оставить без защиты сотни женщин и детей, сбившихся в плотную кучу у частокола со стороны бухты. Поэтому мы заняли оборону вдоль крайнего ряда хижин.

Когда же стало светать, мы увидели, что враги схватили несколько десятков наших воинов, оставшихся в живых, и уводили их в плен. Среди них был и Фридель. Мы бросились в погоню, так как со стороны леса послышался боевой клич одного из родов нашего племени. Это подоспела на выручку дружина младшего вождя из ближайшей деревни. Амаси, не зная численности подоспевших нам на помощь, стал отходить к подножию гор, выставив заслон. Поэтому мы так и не смогли отбить своих воинов, взятых в плен. Уж больно неравными были силы, – печально закончил свой рассказ Умангу.

Все туземцы сидели, подавленные горем, свалившимся на их племя.

– Господин капитан, а вы не можете дать нам порох и пули в обмен на свиней? – неожиданно спросил Умангу.

– Конечно, можем, но свиней нам не надо – они у нас уже есть.

– А что же вам тогда надо? – озадаченно спросил вождь. Ведь свиньи были самым большим богатством, которым он располагал.

– А ничего и не надо, – в тон ему ответил Андрей Петрович. – Это будет нашим подарком в знак нашей дружбы.

Лицо Умангу просияло. Ведь это был действительно царский подарок.

– А не объединиться ли нам для разгрома Амаси? – мечтательно произнес Умангу. – Часть моих воинов на пирогах поплывет за вашим кораблем вдоль берега, а другая часть направится вдоль гор, чтобы не дать ему возможности собрать все свои силы. Против наших и ваших ружей Амаси не устоит.

«Только этого нам и не хватало – ввязаться в междоусобную войну туземцев, – вспомнил Андрей Петрович печальную участь Магеллана, погибшего на Филиппинских островах в стычке между аборигенами, и Кука, убитого на Гавайях. – У нас свои задачи. Но как это объяснишь вождю, который весь смысл своей жизни видит в отмщении обидчику?»

– Русские не воюют с туземцами. Мы не англичане, – тонкая, еле заметная усмешка пробежала по губам Робсона, когда он переводил слова Андрея Петровича.

«А вдруг он переводит по-своему?» – вздрогнул Андрей Петрович и похолодел. Но переводчик, словно читая его мысли, дружески улыбнулся:

– Не бойтесь, сэр, я перевожу все дословно, даже то, что задевает мою национальную гордость.

«Да, не так ты и прост, Робсон!» – усмехнулся про себя Андрей Петрович.

– Жаль. Очень жаль, – грустно улыбнулся Умангу, прощаясь со своей мечтой. – Вместе мы могли бы изрядно намять бока Амаси.

Все встали. Чтобы хоть как-то сгладить неловкость, возникшую в конце разговора, Андрей Петрович попросил вождя показать им спрятанные ружья. Лицо Умангу опять засветилось радостью, и через некоторое время все ружья лежали рядком на траве. Андрей Петрович и Робсон взяли по ружью, и переводчик аж присвистнул. Вождь тревожно посмотрел на него.

– За эти годы каналы стволов покрылись ржавчиной, кремневые замки тоже поржавели, кремни частично раскрошились. В общем, – подвел итог Андрей Петрович, – ружья в таком виде к использованию не пригодны.

Лицо Умангу выражало полное отчаяние. Он в смятении переводил взгляд с Андрея Петровича на Робсона и обратно, ища какого-то выхода.

– Сделаем так, – предложил Андрей Петрович после некоторого раздумья. – На завтра я приглашаю вас, Умангу, с вашими приближенными к себе на корабль в гости. Возьмите с собой нескольких молодых воинов с этими ружьями. Наш оружейник осмотрит их и приведет в боевое состояние, а ваши воины будут помогать ему и заодно учиться обращению с ними. Затем вы получите бочонок с порохом и мешочки с пулями. Этих припасов вам хватит на несколько лет.

Умангу просто не знал, как проявить свою благодарность столь щедрому, по его мнению, гостю. Во всяком случае, он со своей свитой провожал их до самого баркаса.

«Екатерина» выходила из бухты в океан. Все население деревни высыпало за частокол крепости проводить русский корабль, среди которого выделялся Умангу с перьями на голове. Андрей Петрович приказал дать прощальный выстрел из пушки, и когда облако дыма рассеялось, над толпой провожающих взвилось небольшое облачко, и донесся звук ружейного выстрела. Все… Сюда они больше не вернутся.

Андрей Петрович, посоветовавшись с Осипом Макарычем, решил обогнуть гористый мыс, который он видел с вершины холма, когда посещал деревню туземцев, и стать на якорь за ним так, чтобы «Екатерина» не просматривалась оттуда с этого самого холма. Ему очень не хотелось, чтобы туземцы имели возможность наблюдать за ними. И только тогда начать работы по обследованию долины.

Времени до прибытия к намеченному месту стоянки было хоть отбавляй, и он предался воспоминаниям о посещении судна туземцами.

Сколько он ни читал о поведении туземцев на кораблях европейцев, потешаясь над их повадками, все произошло именно так. Как только Умангу с младшими вождями вошел в его каюту и увидел большое зеркало, стоящее у переборки, то забыл обо всем на свете. От удивления, что какой-то вождь смотрел на него и повторял все его движения, он пришел в неописуемый восторг. Подпрыгивать и строить гримасы он готов был до бесконечности. А ведь еще были и младшие вожди… Так что Андрей Петрович совершенно спокойно оставил их под присмотром вестового и вместе с Робсоном поднялся на верхнюю палубу.

В окружении любопытствующих матросов оружейник осматривал привезенные туземцами ружья. Увидев подошедшего Андрея Петровича, он воскликнул:

– Господин поручик, такого я еще не видывал!

– Я тоже. Тем не менее надо привести их в полный порядок. Помогать тебе будут вот эти ребята, – он показал на туземцев, робко стоявших в сторонке, – а переводить будет Робсон, пока он свободен. Научи их самому элементарному обращению с ружьями. Они способные парни.

Робсон стал заинтересованно перебирать ружья.

– Вот оно! – радостно воскликнул он. – Это мое ружье! – и он поцеловал его.

Андрей Петрович перевел его слова недоумевающим матросам и коротко объяснил им суть вопроса. Те одобрительно зашумели.

– Вот и займитесь им, пока есть время.

Робсон согласно кивнул головой и подозвал к себе туземцев.

Не успел он отойти в сторону, как к нему подошел Георг Вильгельм, держа в руках какие-то бумаги.

– Я сделал кое-какие наброски. Не соизволите просмотреть их, Андрей Петрович?

Андрей Петрович знал, что натуралист неплохо владеет карандашом, когда видел сделанный им рисунок открытого ими атолла. Но, увидев эти рисунки, был приятно поражен. Вот деревня туземцев с хижинами из тростника, вот вид и-пу со стороны бухты, вот вид бухты со стоящей в ней «Екатериной» с вершины холма. Но следующий рисунок прямо-таки обескуражил его. Подперев левой рукой подбородок, он, Андрей Петрович, внимательно слушает вождя Умангу с его экзотической «короной» из перьев. И, главное, оба узнаваемы с первого взгляда.

– Да вы, оказывается, еще и портретист, Георг Вильгельм? Не ожидал, – честно признался он.

– Да так, баловался этим в свое время, – заскромничал явно польщенный натуралист. – Для вас я сделаю копию на память.

– Это еще за какие такие заслуги? – удивился Андрей Петрович.

– За то, что взяли меня с собой в деревню туземцев.

– Но это же слишком дорогой подарок!

– Ничего подобного. Для меня это не составит особого труда. Ведь иначе не было бы и других рисунков.

– Большое спасибо, Георг Вильгельм! – и рассмеялся. – Теперь мне волей-неволей придется всегда брать вас с собой.

Место, намеченное для стоянки, оказалось очень удачным. Сразу за мысом была небольшая, но уютная бухточка, в которой «Екатерина» и стала на якорь.

Теперь главным действующим лицом экспедиции стал натуралист Георг Вильгельм. Он из приданных ему матросов организовал команду, распределив обязанности между ее членами таким образом, чтобы наиболее быстро и эффективно выполнить поставленные перед ней задачи. Андрей Петрович все больше и больше удивлялся его работоспособности и самодисциплине. Вполне благовоспитанный и, казалось бы, далекий от мирских сует человек, живущий в своем идеалистическом, придуманным им мире, оказался на самом деле очень деятельным, не щадящим ни себя, ни своих помощников, работником. «Не зря, значит, Компания платит ему значительные суммы вознаграждения», – с удовлетворением отметил он.

Каждое утро после раннего завтрака его команда, прихватив с собой необходимые инструменты, какие-то пакетики разных форм и размеров, а также продукты и питьевую воду, покидала судно чуть ли не до захода солнца. Они брали пробы грунта в разных местах долины, отмечая их на схемах, тщательно вычерченных натуралистом, собирали какие-то растения для гербария, а также ловили всяких разных бабочек и жучков-паучков.

– Андрей Петрович, да это же черноземовидные почвы! На них можно выращивать все от репы до пшеницы. И не просто выращивать, а получать превосходные урожаи! – восхищался Георг Вильгельм, показывая ему собранные в разных местах долины образцы почв.

В это время другие команды на шлюпках проводили замеры глубин вдоль побережья и брали пробы донного грунта, а штурман наносил их на морскую карту. Кроме того, он же тщательно исправлял все неточности, которых было множество, на глазомерно составленной карте моряками проходивших когда-то вдоль этого побережья кораблей.

Таким образом, их экспедиция носила комплексный характер, на чем еще в Новоархангельске настаивал Баранов.

Отработав участок побережья, они перемещались дальше вдоль него на юго-запад, обследуя следующий. Время быстро летело, уже наступила осень, и зачастили дожди, чего не было ранее. Но чем ближе они приближались к уже хорошо видимой горе Аоранги, тем тревожнее становилось на душе у Андрея Петровича. Ведь где-то у ее подножия находилась деревня вождя Амаси, который отличался не только агрессивным характером, но, по всей видимости, неплохо разбирался и в военном деле. И не было никаких гарантий, что он не попытается напасть на команду, обследующую долину. Вполне возможно, что его воины уже сейчас наблюдают за перемещениями «Екатерины», которая постепенно приближалась к его владениям. Ведь от предгорий их отделяло всего-навсего верст пятьдесят, а так как долина была не ровная, а с небольшим уклоном спускалась от предгорий к побережью, то хорошо просматривалась и с этого расстояния.

Поэтому, когда они сделали очередную остановку почти напротив Аоранги, Андрей Петрович решил принять меры предосторожности. Для прикрытия команды Георга Вильгельма со стороны предгорья он сформировал отряд из десяти вооруженных матросов, в который включил и Робсона, и лично сам возглавил его. При этом он исходил из того, что, во-первых, во всей экспедиции не было более подготовленного в военном отношении человека, а, во-вторых, могла возникнуть ситуация, когда нужно будет быстро принимать самостоятельные решения.

Теперь в долину вместе выходили команда Георга Вильгельма и отряд Андрея Петровича, распорядившегося не отходить от побережья далее двух верст, чтобы в случае необходимости успеть вовремя отойти под прикрытие пушек «Екатерины».

Был пасмурный, непривычный для этих мест день, и видимость была тоже скверной, хотя дождь, слава богу, пока не шел. Ввиду этого, к большому неудовольствию Георга Вильгельма, Андрей Петрович еще перед выходом предложил ему не отходить от берега далее версты. Натуралист же, показывая чертеж местности, пытался доказать, что ему как раз сегодня нужно обследовать именно вот этот участок, удаленный от прибрежной полосы более чем на две версты, потому как характер растительности на нем существенно отличается от остальных. Но Андрей Петрович был неумолим, и когда тот стал еще упорнее настаивать, он спокойно ответил:

– Георг Вильгельм, я как начальник экспедиции запрещаю вам отходить от берега далее версты. Если вас это не устраивает, то я отменю все полевые работы на сегодняшний день. Я отвечаю не только за научные результаты экспедиции, но и за безопасность ее членов.

Натуралист озадаченно посмотрел на него. Всегда корректный, начальник экспедиции впервые так жестко разговаривал с ним. Какая там еще безопасность? Ведь кругом пустая долина. Но пропускать целый рабочий день он тем более не собирался.

– Хорошо, Андрей Петрович, я вынужден подчиниться…

И вот теперь он, злясь на начальника, ковырялся со своими помощниками на участке, который считал уже обследованным. А Андрей Петрович занял со своим отрядом позицию саженях в ста впереди них, приказав матросам удвоить наблюдение за местностью. Но все было, как всегда, спокойно, и он уже стал подсмеиваться над своими страхами.

Вдруг раздался звук далекого выстрела, и все обернулись назад. Над палубой «Екатерины» таяло облачко ружейного выстрела, а матрос флажным семафором просил ответить ему. Сигнальщик, бывший в составе отряда, вскочил с флажками в руках, стал на открытое место и, увидев разрешающий кивок начальника, ответил, что готов принять сообщение.

– К вам… с веста… приближается… отряд туземцев… дистанция до вас… примерно… две версты.

– Передайте, – приказал Андрей Петрович сигнальщику, – приготовить пушки к открытию огня.

А затем прокричал команде Георга Вильгельма:

– Всем немедленно уходить к шлюпкам!

И, только убедившись, что его приказ выполняется, стал оценивать обстановку. Долина не была совершенно ровной, и в некоторых местах параллельно береговой полосе тянулись не высокие, но довольно длинные холмы. И как раз в направлении, указанном сигнальщиком, угадывался такой холм. Поэтому-то наблюдатели его отряда и не заметили приближающихся туземцев.

«Ай да Амаси! Использовал для нападения не только погоду с ограниченной видимостью, но и характер местности. Дал же Бог ума этому талантливому человеку. Чуть было не обманул меня, офицера гвардии!» – от души восхитился Андрей Петрович.

– Отходим к берегу без суеты, но поспешая. В случае нападения туземцев стрелять залпами с колена, тщательно прицеливаясь, но только по два человека, с некоторыми интервалами, чтобы обеспечить непрерывность стрельбы, – обратился он к матросам. – Вы же знаете, что на перезарядку ружья уходит около минуты.

Отходили широким шагом, оглядываясь назад. Когда же команда Георга Вильгельма подбежала к берегу, он громко приказал:

– Всем в баркас! Отваливайте к судну!

И в это же время раздались крики:

– Туземцы!

Они показались на гребне холма, затем быстро спустились с него, и, пройдя с полверсты, остановились. Их было человек двести, но Андрей Петрович небезосновательно предполагал, что за холмом в засаде могли находиться и главные силы.

Видимо, Амаси понял, что элемент внезапности утерян, а атаковать вооруженный ружьями отряд, находящийся почти у самого берега под прикрытием корабельных пушек, смертельный огонь которых был ему известен, было самоубийством. Поэтому он мучительно раздумывал над тем, как ему поступить. Ведь он не проиграл еще ни одного сражения, и его авторитет среди воинов, и не только его племени, был очень велик.

Конечно, неудачу можно будет попытаться списать на вооруженность белых воинов ружьями и корабельные пушки. Но ведь смог же Умангу, его главный враг, задолго до этого разбить отряд матросов английского брига, правда, поплатившись за это разгромом своей деревни. И никто из вождей не упрекнул его за это. Вот тогда-то он, Амаси, в бешеной злобе и напал на него, взяв в плен почти полсотни его воинов и утолив свою жажду мести.

И тогда он решил попытаться провести переговоры с капитаном корабля, стоящего недалеко от берега, предъявив ему заведомо невыполнимый ультиматум.

Отряд Андрея Петровича был почти у берега, а баркас с командой Георга Вильгельма уже подгребал к «Екатерине», когда от группы туземцев отделились двое и направились в их сторону. «Парламентеры. Хотят вести переговоры», – решил Андрей Петрович. В подзорную трубу он увидел перья на голове у одного из них. «Неужели сам Амаси?» Другой же был похож на европейца. Он молча передал трубу Робсону.

– Да это же Фридель, матрос с нашего брига, которого взял в плен Амаси у Умангу, – возбужденно воскликнул тот, только лишь приставив подзорную трубу к глазу.

Андрей Петрович быстро проиграл возникшую ситуацию.

– А он не может стать нашим союзником в переговорах? – с надеждой посмотрел он на Робсона.

– Кто его знает? – пожал тот плечами. – Скорее всего, навряд ли. Фридель, наверное, занимает такое же положение у Амаси, какое и я у Умангу, и ему нет никакого смысла занимать нашу сторону.

– Жаль, очень жаль, – задумчиво произнес Андрей Петрович. – А вдруг он захочет вернуться на родину? Вы как-нибудь не сможете прощупать его в этом направлении?

– Почему же нет? Постараюсь…

Этот разговор они вели уже на ходу, сближаясь с парламентерами. Андрей Петрович заранее определил рубеж, до которого они могли идти, находясь под прикрытием как корабельных пушек, так и ружейного огня своего отряда.

Однако еще задолго до подхода к этому рубежу Робсон крикнул:

– Привет, Фридель! Это я, Робсон. Я сопровождаю капитана судна, стоящего у берега.