Подвиги Рокамболя или Драмы Парижа Террайль Понсон дю
– То, что ты недурной исполнитель, но очень плохой сообразитель.
– Но?.. – спросил Рокамболь, кусая себе губы.
– Неужели ты предполагаешь, – начал внушительно сэр Вильямс, – что если какая-нибудь женщина любит мужчину, который не любит ее, а любит, наоборот, другую женщину, то достаточно убить эту женщину, чтобы он полюбил ту?
– Вы правы, дядя.
– Но пойми же, молодой повеса, что маркиз любит свою жену и что если бы его жена умерла, то он был бы способен убить себя. И тогда индианка потеряла бы все.
– Я понимаю, наконец, дядя.
– На самом же деле надо устроить дело так, чтобы маркиз не любил своей жены, когда она умрет, и вместе с тем не любил бы и другой женщины, кроме индианки.
– Черт побери!
– Так как индианка поняла это очень хорошо, то ей и не оставалось больше ничего делать, как обратиться ко мне и предложить мне пять миллионов.
.. – Где вы ее встретили? – спросил Рокамболь, заинтересованный рассказом баронета.
– В Нью-Йорке в прошлом году; о, это целая история, которую я тебе и расскажу.
– Послушаем, – пробормотал Рокамболь. Баронет закурил вторую сигару и продолжал:
– Это было за несколько дней до нашего отъезда из Нью-Йорка. Вообще, надо сказать, нам очень не посчастливилось в Америке, где наш баланс то поднимался, то опускался, так что я уехал в Европу всего со ста тысячами франков – как видишь, очень незавидной суммой, если принять во внимание наше трехлетнее пребывание в Соединенных Штатах.
Однажды вечером мимо меня проехала карета, запряженная четырьмя лошадьми. В этой карете сидела женщина лет двадцати пяти, но с такой странной физиономией, что я ее никогда не забуду. Эта женщина и я обменялись взглядами. Карета остановилась.
– Кого вы ищете? – спросил я ее.
– Твердого человека, – ответила она.
– Вы страдаете, верно, от любви, и вы подобны теперь игрушке, у которой отняли, ее тигра?
– Да, – ответила она. – Я ненавижу насмерть.
– Мщение стоит дорого.
– У меня двадцать миллионов, – ответила она холодно.
Я не нашел нужным расспрашивать больше и поместился около нее.
Она сделала знак, и наш экипаж проворно поехал и остановился вскоре за городом около небольшой виллы, находящейся в прелестном саду.
Я сошел первым и помог ей сойти.
Она посадила меня на диван и рассказала историю, которую ты уже знаешь.
– Я вас не знаю, – сказала она, – я не знаю, откуда вы, но я прочла в ваших глазах, что вы тот, кого я искала для моей мести.
– И вы не ошиблись, – ответил я. – Но что вы хотите сделать?
– Я люблю своего кузена и хочу быть его женой.
– Для этого нужно, – заметил я, – чтобы маркиза умерла.
–. Я это знаю, и нет ничего легче, как сделать это. У меня есть рабы, которые по первому моему слову закололи бы мою соперницу. Но он будет любить ее и мертвой. Я не хочу этого.
– Что вы дадите тому, кто уничтожит все препятствия и заставит вашего кузена полюбить вас?
– Все, что он захочет.
– В таком случае, – сказал я, – в тот день, когда вы сделаетесь маркизой Ван-Гоп, вы мне дадите пять миллионов.
– И она умрет?
– Да.
– Умрет и будет забыта?
– Умрет и будет проклинаема тем, кто ее обожал. Она пристально посмотрела на меня.
– Вы говорите, – промолвила она медленно, – что она умрет насильственной смертью?
– Да.
– От чьей же руки?
– От руки ее собственного мужа. Индианка радостно вскрикнула.
– О, – проговорила она, – разве это возможно?
– В Париже все возможно, когда я там.
– Но наконец…
– А! – сказал я. – Вы хотите узнать? Это бесполезно. Для вас довольно того, что через год маркиза будет убита и проклята своим мужем и. что через два месяца после этого вы выйдете замуж за вашего кузена, который и проведет остальное время своей жизни у ваших ног
Она молча встала и, подойдя к рабочему столу, отворила его.
– Вот вам и задаток, – заметила она, подавая мне листочек бумаги; я взглянул на него и прочел:
«Уплатить подателю сего пятьсот тысяч ливров. Моему банкиру г. Маршону в Лондоне.
Дай Натха Ван-Гоп»
Индианка понимала дело. Можно было безбоязненно начать свои услуги.
После этого она написала еще чек. Этот был написан в виде векселя.
«По предъявлении я уплачу подателю пять миллионов. Дай Натха, маркиза Ван-Гоп»
– Вы поставите число, – сказала она, – в день моей свадьбы, так как это обязательство будет действительно только с того дня.
– Сударыня, – сказал я, – я уезжаю завтра в Париж, где маркиз Ван-Гоп обыкновенно проводит зимы. Не думайте и не занимайтесь мной и будьте уверены, что я сдержу свои обещания. Если вы получите письмо из Буживаля, без подписи, в котором вас будут просить приехать, то не медлите.
Я простился с индианкой, и через два дня после этого мы были уже в открытом море.
– И… – полюбопытствовал Рокамболь, – виделись ли вы снова с Дай Натха, дядя?
– Вчера, – ответил баронет.
– Она в Париже?
– Два дня, она дожидается.
И при этих словах на губах сэра Вильямса показалась адская улыбка.
Рокамболь понял, что маркиза Ван-Гоп осуждена на смерть за пять миллионов пятьсот тысяч ливров.
Баронет пил кофе маленькими глотками, закуривая уже третью сигару.
– Дядя, – спросил Рокамболь, – можно спросить тебя еще об одном?
– Я сказал тебе все, что мог.
– Относительно маркизы: я понимаю ту ужасную драму, которую вы ей готовите. Но что это за госпожа Маласси?
– Это, – ответил баронет, – один из эпизодов этой ужасной драмы, как ты говорил. По виду госпожа Маласси не имеет ничего общего с маркизой Ван-Гоп, в сущности, – эти две дамы идут рука об руку.
– Как!? – вскрикнул Рокамболь.
– Маркиз Ван-Гоп связан с герцогом де Шато-Мальи.
– Он его банкир, кажется?
– Во-первых. Затем еще кое-почему.
– Но мадам Маласси любовница герцога.
– Я это знаю.
– Герцог женится на ней. Если ему это только дозволят сделать. И таким образом, он лишит наследства своего племянника.
– Вас, верно, интересует его племянник?
– Нет, но он заплатит пятьсот тысяч франков, если его дядя умрет от удара.
– Пятьсот тысяч франков не пять миллионов. Индианка гораздо великодушнее.
– Как смотреть на вещи. Но у меня еще много оснований, чтобы вести эти два дела одновременно.
– А! – вырвалось у Рокамболя, который был очень заинтересован делом.
– Во-первых, – продолжал сэр Вильямс, – маркиз Ван-Гоп и его жена положительно не знают, в чем заключаются требования госпожи Маласси, и знают только то, что герцог влюблен в нее и что он имеет намерение жениться на ней. Маркиза любит Маласси как свою родную сестру и считает ее самой честной женщиной и желает от всего сердца видеть вдову женой герцога.
Но маркиз имеет больше оснований. Маркиз любит свою жену и ревнует ее тень.
Племянник герцога был представлен к нему в дом два года назад и вздумал ухаживать за маркизой, через что и сделался смертельным врагом маркиза.
Маркиз Ван-Гоп, искренний друг старого герцога, и советовал ему жениться на госпоже Маласси.
– Это все? – спросил холодно Рокамболь. – До сих пор я, по правде сказать, не вижу еще основательных доводов вести и соединять эти два дела вместе.
– Это, пожалуй, верно. Но настоящая причина моих планов выясняется двумя словами: «Две женщины падают гораздо скорее, чем одна».
В тот день, когда Маласси полюбит, а она в таких годах, когда женщины не могут любить скрытно, она найдет нужным открыть о своей любви маркизе, которая, в свою очередь, будет так поражена этим, что откроется тоже госпоже Маласси.
– Все это очень верно, дядя, но…
– Но, – повторил баронет, наморщив бровь.
– Есть еще другая вещь.
– Может быть, только это последнее слово моего дела, и ты больше ничего не узнаешь.
И, сказав это, сэр Вильямс хладнокровно встал.
– После этого, – заметил Рокамболь, – имея в виду, что вы воплощенная мудрость, мне остается только просить вас извинить мне мою нескромность.
– Прощаю тебя, сын мой.
– А я прошу об одном слове. О пустяках… о цифрах.
– А ты хочешь знать о деньгах?
– Совершенно верно.
– Что ты хочешь знать?
– Дело в том, – начал негодяй, – что вы меня сделали вашим лейтенантом, и я управляю и даю после вас инструкции всем членам клуба червонных валетов.
Итак, было условлено, что половина всего поступает в вашу пользу, четверть мне и четверть членам клуба.
– То, что сказано, то уже сказано, мой сын.
– Будет ли то же самое и в деле Ван-Гоп – Маласси?
– Почти. То есть ты получишь миллион и миллион на остальных. Постой, знаешь, если хочешь, то мы не дадим ничего членам клуба.
– Идет. Но ведь это составляет только два миллиона?
– Потому что три миллиона я оставляю себе.
И баронет произнес эти слова таким тоном, что он не допускал противоречия.
Рокамболь молча опустил голову.
– Мой милый друг! – добавил баронет, – я рассчитываю через год жениться на вдове Армана де Кергаца и поднести ей достойную свадебную корзину.
Сказав эти слова, баронет застегнул наглухо свой сюртук.
– Позвони, – сказал он, – и вели отвезти меня.
Когда Рокамболь исполнил это приказание, сэр Вильямс распорядился, чтобы его отвезли домой.
Доехав до предместья Сент-Оноре, он отпустил кучера и дал ему шесть франков на чай, а сам отправился пешком по направлению к улице Валуа.
Здесь он позвонил у одного дома и, когда привратник отворил ему дверь, вошел в него и, поднявшись по лестнице до пятого этажа, постучал в маленькую дверь.
– Кто там? – спросил чей-то женский голосок.
– Тот, кого вы ждете, – ответил сэр Вильямс.
И при этом он подумал: «Положительно будущая соперница Баккара живет немного высоко. Но она находится теперь накануне перехода из своей мансарды на подушки коляски. Так-то все идет в этом свете».
Дверь отворилась, и сэр Вильямс очутился лицом к лицу с одной из прелестнейших нимф.
Комната, куда только что вошел баронет, служила помещением пороку.
А перед ним стояла молоденькая девушка замечательной красоты. Ей было не больше восемнадцати лет. Ее звали Женни, а история ее жизни была очень обыкновенна и проста.
Шестнадцати лет она вышла из пансиона и осталась круглой сиротой, что и вынудило ее выйти замуж за своего опекуна, который отобрал ее состояние и вручил ей вместо него свою руку и старость.
Подобная жизнь не могла быть приятна молодой женщине, которая только что начинала жить.
Она долго не раздумывала и бежала от мужа.
Но нужно было же жить.
Это заставило Женни попробовать сначала счастье на мелких чиновниках и постепенно подниматься все выше и выше.
Ей повезло.
Женни была молода, грациозна, красива и настолько ловка, что через несколько времени ее уже начали замечать в свете, результатом чего было то, что один очень красивый молодой человек нанял ей прехорошенький отель в улице Лаффит и отдал в ее распоряжение грума и коляску.
Но, увы, счастье ее продолжалось очень недолго.
Ее обожатель поссорился с одним господином, дрался на дуэли и был убит.
И с этого дня до самой встречи с сэром Вильямсом она влачила довольно незамечательную жизнь.
Она была одной из тех женщин, про которых обыкновенно говорят: «У нее есть все, чтобы быть замеченной, но… ей нет удачи». При таких обстоятельствах она встретилась с сэром Вильямсом, который искал женщину, необходимую ему для исполнения его адских предначертаний.
В день известного нам сбора членов клуба червонных валетов, утром, Женни получила следующую записку:
«Ждите сегодня ночью от двух до трех часов; может быть, вы получите состояние от человека, который встретил вас вчера.
Баронет».
И, как мы видим, баронет был точен и аккуратен в своих словах.
Сэр Вильямс извинился перед молодой женщиной, что он обеспокоил ее в столь поздний час, и, усевшись в кресло перед камином, начал внимательно рассматривать молодую девушку.
– Что бы ты сказала, моя крошка, – начал сэр Вильямс насмешливым тоном, – если бы я предложил тебе хорошенький отель, лошадей и грума?
У молодой женщины закружилась голова от этих слов.
– Вы мне даете это?! – вскричала она.
– Я еще не сказал этого, – ответил сэр Вильямс, я вообще деловой человек и не делаю ничего даром.
Но что же вы требуете от меня? – заметила живо Женни. – Вы, может быть, влюблены…
Она произнесла эти последние слова с глубокой иронией.
Сэр Вильямс невольно улыбнулся, и эта улыбка так осветила его лицо, что сразу выказала всю его адскую красоту.
– О, э, – проговорил он, – ты меня плохо разглядела, моя милочка, иначе бы ты не могла сказать таких слов.
– Извините, – прошептала Женни, – но вы так плохо одеты, что вам можно дать около пятидесяти лет, а может быть, вам всего каких-нибудь тридцать.
– Двадцать девять, – поправил спокойно баронет. – Но дело идет не обо мне, моя крошка, так как, если бы я захотел, ты бы полюбила меня только из-за меня.
– Без отеля?
– Да, без отеля.
Тон сэра Вильямса был так самоуверен и насмешлив, что Женни невольно вздрогнула.
– После этого, – прошептала она, – вы, может быть, человек очень могущественный. Кто знает?
– Я говорил тебе об отеле, лошадях и груме, продолжал сэр Вильямс.
Глаза молодой женщины сверкнули особенным блеском.
– Твоя прислуга состояла бы из горничной, кучера, повара и грума.
Женни боялась проронить хотя бы слово из его речи.
– Ах, да, я забыл, – добавил сэр Вильямс, – конечно, все твои расходы были бы уплачены и ты получала бы тысячу экю ежемесячно на булавки.
– Вы хотите, чтобы я сошла с ума! – вскричала опять молодая девушка.
– Итак, моя милая, как видишь, – проговорил важно сэр Вильямс, – я очень рассчитываю на твои услуги, если делаю подобные предложения.
– Значит, вы надеетесь получить обратно свои затраты? – спросила она.
– Конечно.
– Сколько же вы надеетесь взять через меня?
– Двенадцать миллионов.
– Двенадцать миллионов, – прошептала с удивлением молодая девушка, – если бы мне попался человек, имеющий такие громадные деньги…
– Я рассчитываю дать тебе его.
У куртизанки опять закружилась голова.
– Этот человек, – продолжал сэр Вильямс, – женат. Он любит безумно свою жену.
– Его заставят забыть свою страсть, – проговорила холодно Женни.
Я вручаю тебе его, – добавил баронет, придав тону своего голоса ужасное значение.
– И вам возвратят его в том виде, в каком вы того хотите.
– Я тебе даю на это три месяца сроку. Постарайся в это время развратить его и возврати мне его идиотом. Мне больше ничего не нужно.
– А двенадцать миллионов?
– А это другое дело, мы поговорим об этом в следующий раз. Я не тем теперь занят.
– Где вы мне представите голубка?
– Я не знаю сейчас. Мы это увидим еще.
– Можно узнать его имя?
– Конечно. Его зовут Фернан Роше, – ответил баронет и встал. – Ну, прощайте. До утра.
– Спокойной ночи, папа, – проговорила Женни, дрожа всем телом.
Сэр Вильямс сделал несколько шагов к двери и приостановился.
– Кстати, – сказал он, – у тебя нет другого названия, кроме Женни? Оно чересчур простонародно и вообще ничего не выражает.
– Так найдите мне другое имя.
– У тебя очень хорошенькие глазки, – проговорил баронет, – и очень похожи на бирюзу, а потому я тебя назову Бирюзой. Это будет очень мило и оригинально.
– Отлично! – вскрикнула Женни.
– Прощай же, Бирюза, – сказал сэр Вильямс. – До свидания.
И баронет вышел от молодой женщины и направился прямо в отель графа де Кергаца, куда он пришел уже на рассвете.
В то время, когда сэр Вильямс проходил двором отеля, он не мог не заметить света в одном из его окон.
– Постой, – прошептал он, – этот бедный Арман все работает. Вот еще представитель филантропии.
И вместо того, чтобы прямо подняться по лестнице в свою комнату, баронет принял на себя смиренный и убогий вид, с которым он всегда появлялся перед своим братом, и постучался в дверь его комнаты.
– Войдите! – крикнул удивленный граф. Он провел всю ночь в работе.
– Как, дорогой Андреа, – вскричал Арман, увидев перед собой баронета, – вы еще не ложились?
– Я только что вернулся, брат.
– Вы вернулись?
– Да, я провел эту ночь в Париже. Так как вы сделали меня начальником вашей полиции, – проговорил он, улыбаясь, – то ведь нужно же мне и выполнять свои обязанности.
– Уже?
– Да. Я напал уже на след, и червонные валеты, в моих руках.
– Как! – вскричал опять граф, – вы уже имеете доказательства?
– Но они еще так слабы, брат, что я ничего не скажу вам покуда.
И он вышел, опустив голову.
– Бедный брат, – прошептал Арман де Кергац, – какое глубокое раскаяние.
Войдя в свою комнату, сэр Вильямс запер за собой дверь, усевшись в кресло, вынул из своего письменного стола толстую книгу.
На заглавном листе ее красовалась надпись: «Журнал моей второй жизни».
Раскаявшийся Андреа писал ежедневно свой дневник.
– Да, это, право, великолепная выдумка с моей стороны, – шептал он, улыбаясь своей адской сатанинской улыбкой, – я оставлю когда-нибудь нарочно эту книгу на столе, братец мой, вероятно, заметит ее и прочтет этот, например, кусочек.
И баронет раскрыл одну страницу и прочел:
«3 декабря.
О, как я страдал сегодня! Как Жанна была хороша. Жанна, которую я люблю так безумно…» и так далее, и так далее.