Подвиги Рокамболя или Драмы Парижа Террайль Понсон дю

– А право, когда он прочтет эти строки, то будет готов убить себя, чтобы только доставить возможность своему братцу жениться на его вдове.

И сэр Вильямс, забыв об этом, задумался о своей первой жертве – Фернане Роше.

На углу улицы Сен-Жермен, при пересечении с улицей Сены, существовал во времена нашего рассказа старый дом особенной постройки, принадлежавший долгое время какому-то провинциальному семейству и проданный впоследствии с аукционного торга.

Он был долго необитаем и, вероятно, так бы и развалился, если бы в один день его не наняла госпожа Шармэ.

Хотя в Париже вообще не принято заниматься кем бы то ни было, но переезд госпожи Шармэ в этот дом вызвал в улице Бюсси известного рода волнение.

Госпоже Шармэ было еще не больше двадцати шести лет, но она отличалась еще замечательной красотой.

Она обыкновенно вставала очень рано и, выходя тотчас же из дому, возвращалась к себе только к двум часам. После этого времени ее посещали множество важных особ, духовных лиц и знатных дам.

Соседи ее не могли не узнать историю ее жизни.

А госпожа Шармэ была не кто иная, как бывшая Баккара.

Как мы помним из первой части нашего рассказа, она поступила в день свадьбы Фернана Роше послушницей в монастырь, где и пробыла около восемнадцати месяцев.

Однажды утром она получила следующую записку:

«Я дрался сегодня утром на дуэли в Медонском лесу и ранен пулей в грудь. Доктор А., которого вы знаете, сообщил, что мне остается прожить всего несколько часов. Не приедете ли вы пожать мне в последний раз руку?»

Письмо это было подписано бароном д’О.

Баккара поспешила на улицу Нев-Матурен и нашла барона уже умирающим.

– Дитя мое, – сказал он, когда молодая женщина опустилась перед ним на колени, – ты была честная и верная девушка; моя любовь довела тебя до порока и моя же любовь даст тебе возможность исправить мою ошибку против тебя и сделать хоть немного добра.

Умирающий вынул из-под своей подушки запечатанный конверт и передал его молодой женщине.

– Вот, – сказал он, – мое завещание. Я последний в своем семействе и роде, у меня нет никого, кроме дальних родственников, которые даже не носят моей фамилии и гораздо богаче меня. Я оставляю и завещаю тебе все свое состояние, чтобы ты могла быть полезной добру.

И при этом барон поцеловал прелестную руку Баккара.

Раскаявшаяся грешница не могла отказаться от такого состояния, при посредстве которого она могла сделать много добра, и тогда-то сестра Луиза оставила монастырь и сделалась госпожой Шармэ.

И с этой минуты она и поселилась на улице Бюсси, в этом мрачном, уединенном доме, о котором мы только что говорили.

Однажды вечером, то есть через два дня после свидания сэра Вильямса с Жённи, в среду, в тот день, когда, как мы знаем, у маркизы Ван-Гон должен был быть бал, раздался звонок: он невольно заставил вздрогнуть госпожу Шармэ, которая занималась в то время надписью какого-то адреса на письме.

Было около пяти часов.

Госпожа Шармэ вышла из своего кабинета в приемную, где лакей доложил ей, что приехала прелестная и добродетельная маркиза Ван-Гоп.

Но нам нужно сказать здесь несколько слов.

Маркиза делала много добра и раздавала бедным порядочные суммы денег.

Она много слышала о благотворительности и добрых делах госпожи Шармэ и вспомнила о ней в этот день по следующему обстоятельству.

Одна молодая девушка, жившая всего в нескольких шагах от маркизы, обратилась к ней е письмом и просила оказать ей какую-нибудь помощь, так как обстоятельства довели ее до того, что ей предстоял выбор между дорогой порока и смертью.

Госпожа Ван-Гоп тотчас же подумала о Шармэ.

Она поехала к ней просить содействия в этом деле и захватила с собой письмо бедной просительницы.

Через час после этого она вернулась в свой отель, где был назначен большой бал и где ей должны были представить Шерубена.

Через несколько часов после посещения маркизой Ван-Гоп госпожи Шармэ у одного из домов улицы Шоссе д’Антен остановился молодой человек и, войдя в него, позвонил в дверь квартиры № 45, где жил майор Гарде н.

– Как прикажете доложить о вас? – спросил его лакей, отворивший ему дверь.

– Шерубен, – проговорил вошедший, следуя за лакеем.

Это был тот член клуба червонных валетов, замечательная красота которого дала ему всеобщее название херувима.

Шерубен прошел через маленькую гостиную и приемную и вошел в кабинет майора, который полулежал в кресле.

Майор был человек лет пятидесяти, высок ростом и имел вполне воинственный вид и грудь, украшенную множеством орденов.

Он был очень странный человек, послуживший на своем веку в Пруссии, Испании и Португалии.

Он жил в Париже уже три года и проживал ежегодно около тридцати тысяч франков.

Был ли майор богат или беден? Этого никто не знал.

Но он жил очень весело и ни в чем не стеснял себя, а большего и требовать от него никто не мог.

Услышав доклад о вошедшем, майор полуобернулся и протянул ему руку.

– Здравствуйте, – тихо проговорил он, – вы аккуратны, а точность уже есть половина успехов. Садитесь-ка, у нас еще есть время выкурить сигару.

И при этом он посмотрел на часы.

– У маркизы соберутся все только около полуночи, а мы приедем в половине одиннадцатого, она будет еще почти одна, и это и будет лучшее время для того, чтобы представить вас.

Шерубен сел в кресло, которое майор подвинул к нему.

– Кстати, – спросил опять хозяин, – как вас зовут, мой уважаемый друг, так как, вероятно, Шерубен только ваше прозвище?

– Меня зовут Оскар де Верни, – ответил молодой человек.

– Вы служили?

– Нет, майор.

– Отлично. Это я вас спрашиваю для того, чтобы не сбиться. У вас такое лицо, которое как нельзя лучше удовлетворяет своей цели, когда нужно вскружить голову какой-нибудь женщине. Шерубен поклонился.

– Но, – продолжал майор, – для любви фигура не единственный ручатель успеха. Даже самому красивому человеку приходится преодолеть и побороться кое с чем в присутствии известных особ, а маркиза…

– Совершенно справедливо, – перебил его молодой человек, – но не беспокойтесь, я хорошо изучил свое ремесло.

Этот ответ, сделанный довольно сухим тоном, заставил майора прикусить язык и удовольствоваться легким наклонением головы.

– Кстати, – заметил опять Шерубен, – вы позволите, майор, задать вам один вопрос?

– Сделайте одолжение.

– Что вы думаете относительно нашего общества?

– Гм! Я думаю хорошо.

– Это не ответ.

– Что же вы хотите знать?

– Очень простую вещь: чем мы рискуем во всем этом деле? Так как, наконец, я должен сознаться вам, что я действую впотьмах.

– Извините меня, – ответил майор, – но я вас буду просить, господин Шерубен, объясниться более ясно.

– Хорошо, – проговорил молодой человек, – скажите, как[вы попали в наше общество?

– Как и вы. При посредстве господина Камбольха.

– И вы не знаете начальника?

– Нет, – ответил майор самым искренним тоном.

– И вы не находите, что мы поступаем чересчур легкомысленно?

– В чем, позвольте узнать?

– В том, что мы повинуемся невидимому могуществу.

– Нисколько! Если оно исполняет свои условия так хорошо, как оно исполняло их до сих пор.

– Но ведь мы играем в большую игру.

Я не нахожу. Наше ремесло не очень опасно, так как самая строгая полиция постоянно констатирует его. Мы любезны и нас любят.

Майор улыбнулся и посмотрел на Шерубена.

– Что же тут худого? – добавил он.

– Действительно, ничего.

– Посмотрим дальше. Случайно может быть, что наша любовь приведет к дурным последствиям и произойдет какая-нибудь катастрофа – так разве это уголовное преступление?

– Вы правы, – повторил еще раз Шерубен.

– Впрочем, – закончил майор, – я не знаю, какая роль выпала на долю наших собратьев, но я нахожу, что ваша совершенно безопасна. Кто может доказать, что я не был знаком с вами вчера или на днях? Мало ли, где мы могли встретиться с вами. На водах, в гостях. Мне всегда казалось, – .го вы очень порядочный человек, и я не затруднился нисколько представить вас маркизе. Положим, могло случиться, что вы полюбили маркизу и она вас тоже, ну чем же я-то тут буду виноват? Что я могу сделать? Следовательно, и маркиз не может быть недоволен мною.

– Вами-то, конечно, нет, но мною?

– И вами тоже. Вы ведь не его друг, а следовательно, и не изменяете ему. Он может вас убить, но дело никогда не дойдет до суда исправительной полиции.

– Вы правы. Мы можем ехать.

Майор позвонил и приказал подавать лошадей.

Ровно в половине одиннадцатого они уже были на улице Шоссе д’Антен.

У маркиза Ван-Гопа было еще очень немного гостей – не более тридцати человек окружали маркизу, сидевшую в своем будуаре, между тем как ее муж принимал гостей в зале.

Маркиз Ван-Гоп был человек лет сорока, хотя казался гораздо моложе своих лет.

Он был высок ростом, белокур и очень красив собой.

Маркиз Ван-Гоп был очень добр, честен, нежен и ужасно ревнив, хотя и ревновал свою жену не потому, что видел измену с ее стороны, но потому, что боялся ее.

И эта ревность отравляла спокойную, счастливую и роскошную жизнь богатого банкира, делавшего всевозможные усилия, чтобы скрыть свои мучения.

Летом маркиз выезжал на воды в Баден, на Пиренеи или в Виши.

В то время, когда вошли майор Гарден и Шерубен, маркиз разговаривал с высоким шестидесятилетним стариком – герцогом де Шато-Мальи.

Герцог и хозяин прогуливались вдоль залы, делая поворот у двери будуара, где сидела маркиза. Подле маркизы Ван-Гоп находилась особа, которая казалась даже издали дивной красавицей.

Эта обольстительная женщина, грациозно игравшая веером, была госпожа Маласси – искренний друг маркизы Ван-Гоп.

Войдя в залу, майор подошел прямо к хозяину.

Маркиз подал ему руку с видом бесцеремонности и любезности, ясно означавшей, что майор был очень коротко знаком с его домом.

– Маркиз, – проговорил майор, – позвольте представить вам моего друга, даже родственника, г. Оскара де Верни.

И при этом он указал на Шерубена, который вежливо поклонился.

Маркиз взглянул на молодого человека и невольно вздрогнул.

Шерубен действительно мог напугать своею наружностью такого ревнивого мужа, как г. Ван-Гоп.

Молодой человек обладал той дивной и убийственной красотой, которая соблазняет всех женщин с живым впечатлительным и романтическим воображением.

Шерубен, превратившийся теперь в Оскара де Верни, был типом молодого кутилы. Его взгляд был томен и носил на себе отпечаток бессонных ночей.

Странное предчувствие овладело сердцем маркиза Ван-Гопа, когда он увидел этого молодого человека.

Майор Гарден и Шерубен, поздоровавшись с хозяином, тотчас же отошли от него и прошли в будуар к маркизе.

Маркиза Ван-Гоп слушала в это время какой-то анекдот, который рассказывала госпожа Маласси.

Подле маркизы стоял высокий белокурый молодой человек лет двадцати шести или восьми и очень красивый собой. Это был племянник герцога де Шато-Мальи.

Молодой граф де Шато-Мальи слушал остроумный рассказ госпожи Маласси, не улыбаясь и не обнаруживая признаков одобрения, на его губах нельзя было не заметить легкого выражения презрения к словам рассказчицы.

Сзади молодого графа стоял человек, оригинальная физиономия которого и эксцентричный костюм оставались незамеченными только благодаря сосредоточенности всеобщего внимания на рассказе госпожи Маласси.

У этой личности лицо было кирпичного цвета, с ярко-рыжими волосами, спускающимися до плеч и завитыми на висках.

На нем был надет сюртук василькового цвета, – нанковые панталоны и громадный воротничок, в котором исчезла вся нижняя часть его лица. На его пальцах красовалось множество бриллиантовых колец. На вид ему было не больше "сорока – сорока пяти лет.

Нельзя было ошибиться в том, что он уроженец туманного Альбиона, тем более что его имя Артур Коллинс как нельзя больше шло к нему.

Сэр Артур явился к маркизу Ван-Гопу утром в день этого бала с рекомендательными и кредитными письмами от лондонского торгового дома Фли, Боуэр и К, самого богатейшего между всеми финансовыми домами Англии.

Маркиз выплатил сэру Артуру по переводу десять тысяч ливров и пригласил его к себе на бал. Сэр Артур приехал ровно в десять часов и долго говорил с маркизой, у которой еще тогда никого не было, и отошел в сторону, когда приехали другие гости.

Когда госпожа Маласси оканчивала свой рассказ, то граф неожиданно почувствовал, что до него слегка в дотронулись.

Он обернулся и очень удивился, увидев сзади себя оригинального господина.

– Извините, граф, – проговорил Артур по-французски, но с заметным английским произношением. – Но я бы желал поговорить с вами.

Граф молча последовал за англичанином в угол залы.

– Граф, – начал спокойно сэр Артур, – вы, вероятно, видите меня в первый раз и, верно, находите, что я нескромен.

– Нисколько, милорд, – ответил вежливо граф.

– Я не милорд, – заметил англичанин, – а просто джентльмен, но это безразлично. Я желаю, граф, поговорить с вами об особе, которая находится здесь и которая, по всей вероятности, интересует вас.

Граф казался очень удивленным.

– Я бы желал знать ваше мнение о той даме, которая только что забавляла всех.

– Решительно никакого, – ответил граф, слегка вздрогнув.

– Вы находите, что она умна?

– Как бывшая парфюмерша.

Сэр Артур таинственно улыбнулся.

– Она красавица, – заметил он.

– Ей сорок лет.

– Тридцать шесть, – поправил его англичанин.

– Положим, что так; но что же из этого?

– То, что герцог Шато-Мальи, ваш дядя…

При этих словах молодой граф невольно вздрогнул и пристально посмотрел на своего собеседника, которого он никогда прежде не видел и который разговаривал теперь с ним именно о его дяде и его страсти.

– Ваш дядя, – продолжал между тем хладнокровно сэр Артур, – совершенно противоположного с вами мнения, граф, и в доказательство этого…

– А! – заметил граф. – У вас есть даже и доказательства?

– Да.

– Какое же, например?

– То, что через месяц госпожа Маласси – эта вдова парфюмера и женщина сомнительного поведения – сде лается герцогиней де Шато-Мальи.

Граф побледнел и прикусил губу.

– Я знаю, – продолжал сэр Артур, – что вы давно уже ожидаете этого.

– Милостивый государь! – прервал его молодой граф.

– Позвольте, граф, – продолжал англичанин совершенно спокойно, – не угодно ли вам выслушать более терпеливо меня, потому что я имею очень важные причины говорить с вами об этом горестном деле.

Англичанин сел и пригласил графа последовать его примеру.

– Герцог де Шато-Мальи, – продолжал Артур, – имеет огромное состояние, которое должно было бы перейти к вам, но которое достанется все сполна госпоже Маласси по свадебному договору. Это почти неизбежно.

– Но, милостивый государь, – прервал его снова глухим голосом граф, – для чего вы предсказываете мне то, что я, к сожалению, уже давно угадал?

– Граф, – проговорил спокойно сэр Артур, – если я позволил указать на угрожающее вам несчастье, то это потому… – Он приостановился.

– Потому… – повторил в страхе молодой граф.

– Потому, – продолжал медленно англичанин, – что на этом свете существует только один человек, могущий воспрепятствовать браку герцога де Шато-Мальи и таким образом спасти вам ваше наследство.

Граф чуть не вскрикнул.

– Кто же он?

– Этот человек – я.

Но в эту минуту возвестили о приезде господина и госпожи Роше.

Сэр Артур не обратил ни малейшего внимания на входивших и продолжал также спокойно разговаривать с молодым графом. Вы?

– Я, – повторил еще раз англичанин, – я…

– Как?! Вы можете…

– Граф, я нарочно приехал в Париж. Но только…

– А! Следовательно, есть препятствие.

– Могут быть с вашей стороны, – пояснил этот вопрос сэр Артур.

– С моей стороны? – переспросил граф, удивляясь все более и более.

– Да. Вы можете не согласиться на некоторые условия.

– А, я теперь понимаю, – заметил граф, – вы предлагаете мне известного рода сделку,

– Может быть. Но дело идет не о деньгах. Этот неожиданный ответ поразил молодого графа.

– Объяснитесь, милостивый государь, – сказал он. – Я, право, не понимаю вас.

Сэр Артур наклонился к уху своего собеседника и тихо шепнул:

– Если бы от вас потребовали миллион из герцогского наследства, отдали бы вы его?

– От всего сердца.

– Успокойтесь же. Этого не нужно. Я уже предупредил вас, что дело идет не о деньгах. Мне нужно было узнать только, как могут быть велики жертвы, которые вы были бы способны сделать для достижения обещанных мною результатов.

Граф чувствовал некоторое беспокойство и смотрел с большим удивлением и любопытством на сэра Артура.

– Любезнейший граф! – продолжал сэр Артур тоном самого добродушного человека. – Ваш дядюшка – влюбленный старик, а у него организм, вполне располагающий к апоплексическому удару.

– Что вы этим хотите сказать? – прошептал граф, побледнев.

– Я хочу сказать, что если бы его брак не удался, то это могло бы вызвать удар.

И при этих словах англичанин так улыбнулся, что граф задрожал.

– Послушайте же, – продолжал сэр Артур, – герцог влюблен, а шестидесятилетние влюбленные всегда глухи и слепы.

Госпожа Маласси, хотя и была ветрена, но вместе с тем она действовала всегда так осторожно или смело, что не оставила никаких следов прошлого времени. Из этого выходит, что что бы ни говорили про госпожу Маласси, он ничему не поверит.

– Это верно, – ответил граф тоном глубокого убеждения.

А потому и выходит, что нужны осязательные, несомненные улики, перед которыми рассеялось бы всякое сомнение, и только тогда он мог бы уступить перед ними и оставить свое намерение, но таких улик нет или, вернее сказать, покуда еще не существует.

Эти слова вызвали со стороны графа резкое движение.

– Я этого не понимаю, – сказал он. – Итак, нужны улики. Подождите, вы сейчас все узнаете. Я говорю, что я могу довести дело до того, что эти доказательства ее ветрености будут существовать.

– Вы можете это сделать? – пробормотал граф.

– Да! И эти улики поразят герцога, как громом, а та, которую он мечтает теперь сделать своей женой, будет для него хуже всякой низкой твари. Граф задумался.

– Заметьте, – продолжал англичанин, – что вашему дядюшке уже целых шестьдесят лет, что он принадлежит к роду тех устаревших волокит, изнуривших свой организм, которых каждая безделица может убить. Разве вы можете отвечать за то, что через какую-нибудь неделю после свадьбы госпожа Маласси проснется утром и найдет его мертвым в постели?

Это, конечно, может случиться. – Тогда только вы спохватитесь, что ваша излишняя деликатность была причиной того, что, допустив его до этого неравного брака, вы сократили ему жизнь. Граф молчал.

– Итак, – продолжал сэр Артур, – решайтесь же. Я не могу предполагать, чтобы вы заботились о счастье госпожи Маласси.

Граф поднял голову и пристально посмотрел на своего собеседника.

– Извините, – проговорил он, – но я все-таки не знаю ваших условий. Вы не хотите денет… следовательно, я, право, не знаю…

Сэр Артур в свою очередь бросил на графа проницательный взгляд.

– Граф, – сказал он отчетливо, – в этом мире существует женщина, которая пренебрегла мною.

Граф покосился на англичанина и сознался, что рыжие волосы его оправдывают отчасти холодность и жестокость той особы, на которую он жалуется.

– Женщина эта, – продолжал между тем сэр Артур, – молода, прекрасна и вообще обладает всем тем, что может вскружить голову такого человека, как вы.

– Я не понимаю вас.

– Если вы поклянетесь мне честью вашего герба, что станете преследовать вашей любовью эту женщину и сделаете все возможное, чтобы она полюбила вас…

– Гм! Странное мнение, – пробормотал граф.

– Я англичанин, – ответил сэр Артур.

Этот ответ вполне удовлетворил графа, и он замолчал.

– С той минуты, как вас полюбят, – продолжал сэр Артур, – наследство герцога де Шато-Мальи будет ваше.

– Милостивый государь, – прервал его строго молодой граф, – вы предлагаете возвратить мне мое наследство посредством такого дела, за которое почти всякий возьмется, но женщина, о которой вы говорите…

– Настоящая добродетель, – ответил холодно англичанин, – я предлагаю вам далеко не легкое дело, но когда хочешь…

– Вы правы, но ведь может понадобиться терпение, может пройти полгода, наконец, год.

– Ничего, я терпелив.

– Ну, а если дядя женится в это время?

– Ведь вы честный человек?

– Конечно.

– Давая клятву, вы сдержите ее?

– Без сомнения.