Высокие ставки Фрэнсис Дик
Глаза у Джоди потемнели, точно грозовая туча. У меня, думаю, тоже.
— Убирайся с моей дороги! — рявкнул он.
— Послушай, Джоди, — сказал я, — мне нужна твоя помощь.
— Да я тебя скорее в задницу поцелую, чем стану тебе помогать!
Я не обратил на это внимания и сделал озадаченное лицо.
— Слушай, не был ли я у тебя на конюшне две недели тому назад?
Джоди мгновенно притих и насторожился.
— В смысле?
— Я знаю, что это глупо, но... Я как-то ухитрился надраться и получил сотрясение мозга от сильного удара по голове... Я думал... мне казалось, что накануне вечером я отправился к тебе, хотя, убей бог, не пойму, почему и зачем — мы ведь с тобой на ножах. Вот я и хочу знать: был я у тебя или все-таки не был?
Джоди пристально посмотрел на меня прищуренными глазами.
— Может, и был, — сказал он. — Я тебя не видел. Я с безутешным видом опустил глаза и покачал головой.
— Ничего не понимаю! Обычно-то я много не пью. Я с тех пор все пытался понять, что к чему, но не мог вспомнить ничего с шести вечера до того момента, как очнулся в полиции на следующее утро, с жуткой головной болью и весь в синяках. Я думал, может, ты мне скажешь, где я был и что делал, потому что у меня полный провал в памяти.
Я почти видел поток нахлынувших на него эмоций. Удивление — восторг — облегчение — и мысль, что ему неожиданно крупно повезло.
Джоди почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы вернуться к оскорблениям.
— А за каким это чертом тебе понадобилось бы ко мне приезжать? Ты ведь так торопился от меня избавиться!
— Не знаю, — угрюмо ответил я. — Может, ты мне позвонил и попросил приехать — но мне что-то не верится...
— Совершенно верно. Я тебе не звонил. И вообще, не попадайся мне на дороге. Я тобою сыт по горло. Я бы не взял твоих лошадей, даже если бы ты приполз ко мне на коленях Он посмотрел на меня исподлобья, развернулся и зашагал прочь. Если бы я не знал, о чем он думает, я бы и не заметил легкой торжествующей улыбки, которую Джоди не сумел скрыть полностью. Я ощущал примерно то же самое. Если Джоди так настойчиво требует, чтобы я не появлялся вблизи его конюшен, очень велика вероятность, что Энерджайз по-прежнему там, живой и здоровый.
Крепкий, коренастый Джоди пробирался через толпу. Я смотрел ему вслед и видел, как люди улыбались ему. Все видели в нем молодого способного тренера Я же видел беспринципного мошенника.
На Рождество я послал Элли открытку, написанную шифром номер четыре.
«Когда и где ты сможешь отобедать со мной? Двадцать долларов на такси прилагаются».
Наутро после скачек в Ньюбери я получил ответ, тоже разбитый на группы по пять букв, но не в шифре номер четыре. Элли зашифровала свое послание так ловко, что даже мне потребовалось минуты две, чтобы его прочесть. Очень короткие тексты расшифровывать труднее всего, а это письмо было очень коротким.
«Пятого января в Майами».
Я рассмеялся вслух. Двадцать долларов она оставила себе.
Той же почтой принесли «Календарь скачек». Я взял чашку кофе, сел в кресло у окна в гостиной и принялся его просматривать. Небо над зоопарком в Риджентс-парк было таким же свинцово-серым, как накануне, затянутым снеговыми тучами. Над бурой водой и поросшими травой берегами канала качались голые черные ветви деревьев, а текущие непрерывным потоком машины, как обычно, разбивали иллюзию деревенского покоя. Мне нравился этот вид из окна — он, как и моя работа, гармонично сочетал в себе седую старину и современную отточенную технологию. Вся штука в том, думал я, чтобы уметь черпать вдохновение в первой и пользоваться помощью второй. Если у меня и был языческий бог, это было электричество, падающее с небес и приводящее в движение машины. Таинственная, смертельно опасная сила природы, обузданная человеческим разумом и подчиняющаяся нажатию кнопки. Когда я был маленьким, мой дядя-сварщик приучил меня считать электрический ток живым существом. «Если ты не будешь осторожен, ток выскочит и укусит», — говорил он мне. И электричество представлялось мне этаким огненным чудищем, которое прячется в проводах и выжидает, чтобы наброситься на тебя.
Жесткие желтоватые страницы «Календаря скачек» знакомо похрустывали под пальцами. «Календарь скачек» — еженедельное официальное издание, где печатаются списки лошадей, которые должны участвовать в скачках на следующей неделе. Десятки страниц, по четыре столбца на каждой. Кличка лошади, имя владельца, тренера, возраст лошади, вес жокея и вес гандикапа.
Я принялся тщательно просматривать списки лошадей, участвующих в барьерных скачках, с карандашом в руках, чтобы случайно не пропустить строчку. Кличка лошади, имя владельца, имя тренера... Я занимался этим и на прошлой неделе, и за неделю до того.
"Грейпвайн (миссис Р.Уонтедж),
Б.Фритвелл... 61111
Пайрит-Бой (лорд Дресден),
Э.Дж.Бернс... 10 11 4
Хопфилд (мистер П. Хейтли),
К.Паундсгейт... 5 11 2"
И так далее. Я закончил просматривать списки лошадей, которые должны были участвовать в скачках в Вустере, и вздохнул. Триста шестьдесят восемь участников одних барьерных скачек для новичков, триста сорок девять — других, но той лошади, которую я искал, среди них не было.
Кофе почти остыл. Я все равно выпил его и принялся просматривать списки скачек в Тонтоне.
Еще сотни кличек — и снова ничего.
Аскот — ничего. Ньюкасл — то же самое. Уорик, Тиссайд, Пламптон, Донкастер — ничего.
Я на некоторое время отложил «Календарь» и вышел на балкон, подышать свежим воздухом. Воздух был отчаянно холодный, он резал легкие. Дикий полярный ветер, несущий городскую сажу. Та же смесь, что и всегда. Звери в зоопарке притихли, прячась в утепленных домиках. Летом они всегда шумят больше.
Вернемся к работе.
Хантингдон, Маркет-Рейзен, Стратфорд-на-Эйвоне... Добравшись до Стратфорда, я вздохнул и посмотрел, много ли там еще осталось. Ноттингем, Карлайл, Уэзерби. Вот и еще одно утро потрачено впустую...
Я вернулся к Стратфорду — и нашел его!
Я моргнул — и поспешно снова уставился на страницу, словно кличка лошади могла исчезнуть, если я отведу взгляд.
Где-то посередине списка шестидесяти четырех участников Шекспировской Барьерной для новичков.
«Паделлик (мистер Дж.Лидс), Дж.Лидс 5 10 7»
Паделлик.
Эта кличка впервые упоминалась рядом с фамилией Джоди. Я хорошо знал клички всех его прежних лошадей. Искал я новую, неизвестную. Которая, если мои догадки верны, должна принадлежать самому Джоди. И вот она!
О масти Паделлика в «Календаре» ничего не говорилось. Я чуть ли не бегом бросился к полке, на которой стояло несколько каталогов, и принялся разыскивать его во всех указателях.
Ну да, конечно. Черный или темно-гнедой мерин, полукровка от чистокровного производителя и кобылы породы гунтер. Тренировал его человек, о котором я никогда не слышал, четыре раза участвовал в скачках для четырехлеток, призовых мест не занимал.
Я тотчас же позвонил тренеру. Представился мистером Робинсоном и сказал, что хочу купить дешевого новичка.
— Паделлика? — переспросил он с сочным бирмингемским выговором. — Да я от этого урода избавился еще в том октябре. Совсем бестолочь. Скакал так медленно, что замерзнуть можно. Что, его снова выставили на продажу? Ну, не могу сказать, что меня это удивляет. Типичный тихоход.
— А... а кому вы его продали? — осторожно поинтересовался я.
— Выставил его на смешанные торги в Донкастере. Там у них была сплошная дрянь. Он пошел за четыреста фунтов. Это за него, пожалуй, дороговато. Покупатель нашелся только один, понимаете ли. Этот мужик, пожалуй, мог бы купить его и за триста, если бы постарался. Я был очень рад выручить за него целых четыреста, честно вам скажу.
— А вы не знаете, кто его купил?
— Че? — этот вопрос его, похоже, удивил. — Не могу сказать. Он заплатил аукционерам наличными и имени своего не назвал. Я только видел, как он торговался. Здоровый такой мужик. Никогда его раньше не видел. В темных очках. И потом он куда-то делся. Заплатил и забрал мерина. Честно говоря, я был рад от него избавиться.
— А какой он из себя, этот мерин? — спросил я.
— Я ж говорю, медлительный, как улитка.
— Да нет, я спрашиваю — какой он с виду?
— То есть? Вы же вроде покупать его собрались.
— Только на бумаге, так сказать. Я думал, — соврал я, — что он все еще принадлежит вам.
— А-а, понял. Черный он. Почти весь черный, только морда чуть коричневая.
— А белых метин нет?
— Ни волоска. Весь как есть черный. Черные часто ни к черту не годятся. Он от моей кобылы, понимаете? Думали, будет рыжий, а уродился черный. На вид-то он ничего. Смотрится. Но толку с него никакого. Резвости в нем нет.
— А препятствия берет?
— Ну да, берет. Когда в ударе. В общем, неплохо.
— Спасибо вам большое.
— Не берите его, — предупредил тренер. — Он никуда не годится. Если что — потом не жалуйтесь, что я не предупреждал.
— Не возьму, — заверил я его. — Еще раз спасибо за советы.
Я задумчиво повесил трубку. Конечно, возможно, на аукционах сшиваются десятки неуловимых здоровяков в темных очках, выкладывающих наличные за медлительных черных лошадей без отметин. А может быть, и нет.
Телефон зазвонил у меня под рукой. Я снял трубку после первого же звонка.
Стивен?
Этот голос, отдающий сигарами и портвейном, ни с чьим не спутаешь.
— Чарли!
— Ты уже завтракал? — осведомился он. — Я только что слез с поезда в Юстоне и подумал...
— Здесь или где? — перебил я.
— Сейчас заеду к тебе.
— Отлично!
Он явился, сияющий и экспансивный. Он успел вложить три миллиона долларов где-то в районе Регби. Чарли, в отличие от многих банкиров, предпочитал видеть все своими глазами. Он говаривал, что доклады на бумаге, конечно, штука хорошая, но они не передают оттенков. Если проект припахивает гнильцой, он, Чарли, не станет выкидывать деньги на ветер. Чарли верил своему чутью, и оно было его состоянием.
В данный момент он с удовольствием принюхивался к большой порции разбавленного виски.
— Как насчет той жратвы, которой ты угощал Берта? — поинтересовался он, выныривая из стакана. — По правде говоря, мне надоело обедать в ресторанах.
Мы отправились на кухню и дружно позавтракали ветчиной с хлебом, консервированными бобами и сосисками. Все это ужасно вредно для фигуры, тем более для фигуры Чарли. Он погладил себя по внушительному брюху.
— Надо будет как-нибудь сесть на диету. Но не сегодня.
Мы сварили кофе, перешли в гостиную и удобно устроились в креслах.
— Хорошо живешь, — сказал Чарли. — Тихо, спокойно... Прямо завидно.
Я улыбнулся. Через три недели такого спокойного существования Чарли угодил бы в психушку. Он нуждался в деловой суете, крупных сделках, молниеносных решениях, финансовых манипуляциях и власти. А меня, признался я себе, такая жизнь свела бы с ума значительно быстрее.
— Ты уже сделал этот замок? — спросил Чарли как бы между делом, закуривая сигару. Но я задал себе вопрос, не за этим ли он приехал.
— Наполовину, — ответил я.
Он потряс спичкой, чтобы затушить ее.
— Тогда дашь мне знать?
— Обещаю.
Он глубоко затянулся гаванской сигарой и кивнул Его взгляд говорил о том, что сейчас он действует в интересах своего банка.
— Ради чего ты пойдешь на большее, — спросил я. — Ради дружбы или ради замка? Он немного опешил.
— Ну, это зависит от того, что тебе нужно.
— Практическая помощь в контрнаступлении.
— Против Джоди? Я кивнул.
— Ради дружбы, — сказал Чарли. — Это проходит по статье дружбы. Можешь на меня положиться.
Его решимость меня удивила. Он заметил это и улыбнулся.
— То, что он сделал с тобой, — это верх свинства. Не забывай, я ведь был здесь. Я видел, в каком ты был состоянии. Видел все это унижение от обвинения в пьянстве и боль от бог знает чего еще. Ты был малость не в себе, это факт.
— Извини.
— Не за что. Если бы он ударил только по твоему карману, я бы помог тебе разве что трезвым советом, а так буду помогать всерьез.
Я не ожидал ничего подобного. Я полагал, что дело будет обстоять как раз наоборот, что потеря собственности разгневает его куда сильнее, чем потеря лица...
— Ты уверен?.. — осторожно спросил я.
— Конечно! — решительно ответил Чарли. — Так что надо сделать?
Я взял «Календарь скачек», лежавший на полу возле моего кресла, и объяснил, как я нашел Паделлика.
— Его купил в Донкастере за наличные крупный мужчина в темных очках, а выставляют его под именем Джоди.
— Это наводит на мысли.
— Ставлю этот дом против комариного чиха, — сказал я, — что Руперт Рэмзи из кожи вон лезет, пытаясь подготовить его к Скачке Чемпионов.
Чарли неторопливо потягивал сигару.
— У Руперта Рэмзи стоит Паделлик, а он думает, что это Энерджайз. Так? Я кивнул.
— А Джоди собирается выставить Энерджайза в Стратфорде-на-Эйвоне под именем Паделлика?
— Думаю, да.
— Я тоже так думаю.
— Только не все так просто.
— Почему?
— Потому что Паделлик записан в еще две скачки, в Ноттингеме и Лингфилде, — объяснил я. — До всех трех скачек — от десяти до четырнадцати дней. И неизвестно, какую из них выберет Джоди.
Чарли нахмурился.
— А какая разница, которую он выберет? Я объяснил.
Пока он слушал, глаза у него вылезли на лоб. Наконец он улыбнулся.
— Ну, и как же ты собираешься выяснить, в которой скачке он будет участвовать?
— Я подумал, — сказал я, — что мы могли бы мобилизовать твоего друга Берта. Он для тебя пойдет на многое.
— А на что именно?
— Как ты думаешь, сможешь ли ты убедить его устроиться на работу в одну из букмекерских контор Дженсера Мэйза?
Чарли расхохотался.
— И как много я могу ему сообщить?
— Только то, что надо узнать. Но не зачем.
— Стивен, ты меня убиваешь!
— И еще одно, — сказал я. — Что тебе известно об ограничениях рабочего времени для водителей грузовиков?
Глава 9
Когда я улетал из «Хитроу», шел снег. По земле мела поземка. Я оставлял за собой полузаконченную работу, полуотремонтированную машину и полуразработанный план.
Чарли позвонил и сообщил, что Берта Хаггернека взяли в одну из контор, прежде принадлежавших его боссу. А я осторожно навел справки у аукционеров в Донкастере, но безуспешно. Имя человека, который купил Паделлика, у них записано не было. Наличными платят многие. Они не могли вспомнить, кто именно купил дешевую лошадь три месяца назад. След оборвался.
Оуэн, как и Чарли, выразил готовность мне помогать. Он сказал, что тут дело даже не в личных отношениях. Мерзавец, который помял «Ламборджини», заслуживает смертной казни через повешение. И, когда я вернусь, он поможет мне соорудить эшафот.
Путешествие от снега к солнцу заняло восемь часов. В аэропорту Майами было семьдесят пять по Фаренгейту[1], а у отеля на Майами-Бич лишь чуть-чуть прохладнее. И это было чудесно. Внутри отеля благодаря кондиционерам было почти так же холодно, как зимой в Англии, но моя комната на седьмом этаже выходила прямо на послеполуденное солнце. Я отдернул занавески, отворил окно и впустил в комнату свет и тепло.
Внизу, вокруг блестящего на солнце бассейна, раскачивались на ветру высокие пальмы. Дальше бетонный пандус вел прямо к узкой полоске песка и белопенным волнам Атлантики. Миля за милей темно-синей воды уходили вдаль, к голубому горизонту.
Я ожидал, что Майами-Бич окажется чересчур ярким и кричащим, и не был готов к тому, что он так красив. Даже множество огромных белых многоэтажных отелей с однообразными рядами прямоугольных окон таило в себе некое величие, подчеркнутое и смягченное растущими между ними пальмами.
Вокруг бассейна лежали на лежаках загорающие, впитывавшие ультрафиолетовые лучи с таким тщанием и благоговением, словно исполняли некий религиозный обряд. Я стянул с себя липкую дорожную одежду и вышел поплавать в море. Я лениво шлепал по теплой январской водичке и сбрасывал с себя заботы, точно старую кожу. Джоди Лидс в пяти тысячах миль отсюда, в другом мире. Как легко — и как полезно — забыть о нем!
Вернувшись наверх, я принял душ, переоделся в хлопчатобумажную рубашку и свободные брюки, посмотрел на часы и позвонил Элли. После писем мы обменялись еще телеграммами — но уже незашифрованными: телеграфистам это не понравилось.
Я спрашивал:
«Где в Майами».
Она ответила:
«Позвони четыре два шесть восемь два после шести любой вечер».
Когда я позвонил ей, было пятое января, пять минут седьмого по местному времени. Голос в трубке был незнакомый. Я испугался, что на телеграфе что-то напутали и теперь я ее не найду.
— Мисс Уорд? Это, в смысле, мисс Александра?
— Погодите минутку, пожалуйста. И после паузы я услышал знакомый голос. Я помнил его, но внезапно заново ощутил всю его прелесть.
— Алло?
— Элли... Это Стивен.
— Привет! — в ее голосе звучал смех. — Ты знаешь, я побилась об заклад на пятьдесят долларов, что ты приедешь.
— Ты выиграла.
— Просто не верится!
— Мы же договаривались, — рассудительно сказал я.
— Да, конечно.
— Так где мне тебя искать?
— Садовый остров, двенадцать — двадцать четыре. Любой таксист довезет. Приезжай прямо сейчас, у нас будет коктейль.
Садовый остров оказался тенистым мысом, отделенным от земли каналами, достаточно широкими, чтобы его можно было называть островом. Такси медленно проехало по мостику длиной ярдов в двадцать, с затейливой кованой решеткой, и остановилось у дома 1224. Я расплатился с водителем и позвонил в дверь.
Снаружи дом казался небольшим. Беленые стены прятались в тени тропических растений, окна были затянуты сеткой от насекомых. Дверь была прочная, словно в банке.
Открыла Элли. Широко улыбнулась, чмокнула меня в щеку.
— Это дом моей двоюродной сестры, — объяснила она. — Заходи.
Внутри дом оказался светлым и просторным, отделанным в ярких, незамысловатых цветах. Синий, цвет морской волны, ярко-розовый, белый, оранжевый. Все яркое и блестящее.
— Моя сестра Минти, — представила Элли. — И ее муж, Уоррен Барбо.
Я пожал руки ее родственникам. Минти была аккуратная, темноволосая и очень уверенная в себе женщина, одетая в лимонно-желтый купальный халат. Уоррен был крупный мужчина с песочного цвета волосами, шумный и добродушный. Мне протянули высокий бокал с каким-то ледяным напитком и провели в просторную комнату с окном во всю стену, откуда открывался вид на закат.
Снаружи, в саду, желтеющие закатные лучи освещали пышный газон, ровную гладь бассейна и белые шезлонги. Покой и благополучие. Миллион миль от крови, пота и слез.
— Александра говорила, вы интересуетесь лошадьми, — сказал Уоррен, поддерживая светскую беседу. — Не знаю, надолго ли вы собирались остаться, но сейчас в Хайалиа идут скачки, каждый день в течение целой недели. А по вечерам, разумеется, аукционы. Я иногда сам туда езжу и буду очень рад захватить с собой вас.
Мысль мне понравилась. Но я решил спросил Элли:
— А у тебя какие планы?
— Мы с Милли разъехались, — сказала она с заметным сожалением. — После Рождества и Нового года она сказала, что хочет отдохнуть в Японии. Ну, и я решила пожить недельку у Минти с Уорреном.
— Так ты поедешь на скачки и на аукцион?
— Конечно!
— У меня четыре дня, — сказал я.
Она широко улыбнулась, ничего не обещая. В это время явились еще несколько гостей, и Элли сказала, что принесет бутербродики. Я пошел с ней на кухню.
— Тащи крабов, — сказала она, сунув мне в руки большое блюдо. — Ладно, скоро мы смоемся отсюда и поедем обедать куда-нибудь в другое место.
В течение часа я помогал подавать эти американские бутербродики, именуемые «канапе». Это было творчество Элли. Я сам съел две-три штуки и, как истинный мужской шовинист, подумал о том, как хорошо, когда жена умеет готовить.
Внезапно рядом со мной оказалась Минти. Она положила мне руку на плечо и проследила направление моего взгляда.
— Александра — замечательная девушка, — сказала она. — Она клялась, что вы приедете.
— Это хорошо, — сказал я с удовлетворением. Она быстро взглянула на меня — и улыбнулась.
— Александра говорила, что с вами надо держать ухо востро, потому что вы понимаете не только то, что вам говорят, но и все, что из этого вытекает. И, похоже, она была права.
— Но вы же просто сказали, что она хотела, чтобы я приехал, и думала, что она нравится мне достаточно сильно, чтобы я приехал...
— Да, но... — усмехнулась Минти, — но этого-то она как раз не говорила.
— Понимаю.
Минти взяла у меня блюдо корзиночек из теста, наполненных розовыми кусочками омаров и залитых зеленоватым майонезом.
— Можете считать, что свой долг вы выполнили и перевыполнили, — сказала она. — Поезжайте, куда собирались.
Она одолжила нам свою машину. Элли поехала на север, по Коллинз-авеню, главной улице города, и остановилась у ресторана, который назывался «Седло и стремена».
— Я подумала, что здесь ты будешь чувствовать себя как дома, — кокетливо сказала она.
Ресторан был набит битком. Все столики, похоже, заняты. Как и во многих американских ресторанах, столики были расставлены так тесно, что только тощие официанты могли проскальзывать между ними, ни за что не цепляясь. На стенах висели увеличенные фотографии со скачек, а между ними красовалось множество седел и подков.
Темная мебель, шум и, на мой вкус, слишком яркое освещение.
У входа нас перехватил измотанный метрдотель.
— Вы заказывали столик, сэр?
Я собрался извиниться и уйти — у бара уже толпились десятки людей, ожидающих своей очереди, — но Элли меня опередила:
— Столик на двоих, от имени Барбо. Метрдотель сверился со своим списком, улыбнулся и кивнул.
— Сюда, пожалуйста.
И, как ни удивительно, там все же обнаружился один свободный столик, в самом углу, но с хорошим обзором шумного зала. Мы уселись в удобные темные кресла с деревянными подлокотниками, а метрдотель отправился выпроваживать следующих посетителей.
— Когда ты заказала этот столик? — спросил я.
— Вчера, как только приехала. — Белые зубы блеснули в улыбке. — Я попросила Уоррена сделать заказ — ему тут нравится. Тогда-то я и побилась об заклад. Они с Минти говорили, что это сумасшествие, что ты не приедешь сюда через полмира только затем, чтобы пригласить меня пообедать.
— А ты сказала, что я достаточно сумасшедший, чтобы сделать что угодно.
— Ну да, конечно!
Мы ели устриц, ягнячьи ребрышки на вертеле и салат. На нас накатывали волны шума с соседних столиков, мимо то и дело проталкивались официанты с огромными нагруженными подносами. Жизнь била ключом.
— Тебе тут нравится? — спросила Элли, объедая ребрышки.
— Да, очень.
Она, похоже, вздохнула с облегчением. Я не стал добавлять, что предпочел бы тишину и свечи вместо этих ярких ламп.
— Уоррен говорит, тут всем лошадникам нравится, так же, как и ему.
— А сколько у него лошадей?
— Пара двухлеток. Он держит их у тренера, который живет в Айкене, в Северной Каролине. Он надеялся, что они будут участвовать в скачках в Хайалиа, но у них обоих оказались битые колени, и неизвестно, будут ли они вообще на что-нибудь годны.
— А что такое битые колени? — спросил я.
— А что, у вас в Англии такого не бывает?
Читать бесплатно другие книги:
