Месть смотрящего Сухов Евгений
Варяг, рассказывая, будто со стороны смотрел на все, что с ним произошло, и только теперь осознал, как нужно было ему выговориться, чтобы понять, где, на каком свете он находится, попытаться угадать, куда теперь поведет его сумасшедшая судьба. Он вдруг впервые по-настоящему ощутил, что остался совсем один, что все, кого он любил, либо мертвы, либо находятся неизвестно где. И понял, что с этого самого момента жизнь его начинается сначала, как это было уже не раз.
Закончив, он, сам потрясенный собственным рассказом, умолк. Дед тоже хранил молчание, и Елена, боясь пошевелиться, ждала, пока слезы, давно катящиеся по ее щекам, сами высохнут.
Стараясь разрядить возникшее напряжение, Платон кашлянул и спросил:
– Да так скажи мне, любезный, что же вообще происходит и кто же теперь без Егора направлять нас будет?
Варяг нахмурился.
– То, что обычно происходит в России в смутные времена, – круговерть вокруг трона. Стоит лишь царю-батюшке расчихаться, как уже придворная челядь бросается строить далеко идущие планы, а то и вовсе перекраивать страну по своей прихоти. Мы же с тобой, отец, Карамзина читали…
– Но ведь нынешний-то кремлевский… вроде здоров! – неуверенно вставил Платон.
Варяг усмехнулся:
– Да у него семь пятниц на неделе! Сегодня бодрячок, а завтра уже при смерти. Вот они и суетятся. А прошлой осенью такой шмон по всей России устроили, что до сих пор опомниться не можем. Решили всех наших людей повязать, перевербовать, а самых непокорных – угрохать. Помнишь, отец, путч девяносто третьего?
– Припоминаю.
– Вот тогда уже начали подкоп вести. А в прошлом году продолжили. Потому и меня сгноить решили в этой глуши, и подельников моих, и Егора Сергеевича.
Варяг осекся и взглянул на Елену. Она молча смотрела на него, в уголках рта пролегли две скорбные складочки. Девушка словно все понимала, хотя Варяг намеренно говорил околичностями, которые, как ему казалось, были понятны одному лишь Платону.
– Только поторопились они нас похоронить, – сдерживая прорывающуюся из горла злобу, продолжал Варяг. – Сделаем так, как должно быть по правде. Без Eгopa Сергеевича, конечно, трудно придется, но мы сумеем. Мне бы сейчас в общей ситуации разобраться. Я еще пока не в курсе всех дел. Вот вернусь – там видно будет. И чем скорее это произойдет, тем лучше. А потом у меня должники в Питере есть, нужно все сполна им вернуть. Рассчитаться с ними нужно. Время не ждет! Послушай, отец Платон, поможешь мне снарядиться в обратный путь, а?
Платон закряхтел.
– Спрашиваешь напрасно. Неужели и так не ясно? Конечно, помогу.
Утром Платона дома не оказалось. Он сам запряг лошадь и уехал в сторону райцентра. Варяг не знал, что и думать. С одной стороны, Платон был близким другом Нестеренко, и трудно было предположить, что он может чем-то навредить Варягу. С другой стороны, Варяг совсем не знал старика, кроме того – тот был священником, и кто знает, зачем ему вдруг так срочно понадобилось в райцентр. На мгновение усомнившись, Варяг даже подумал о том, чтобы сбежать, пока не поздно. Но все-таки остался, решив довериться судьбе, которая до сих пор заботливо оберегала его.
Днем он помогал Елене по хозяйству, они много разговаривали, а ночью она снова пришла к нему и снова заставила его забыть обо всем на свете.
Елена сразу поняла, что больной, которого они с дедом нашли в лесу, – беглый заключенный. Но страха к нему она почему-то не испытывала, может, потому, что он был слабый и беспомощный. А может, потому, что он как-то сразу пробудил в ней женский инстинкт – желание принадлежать и быть любимой. Он был красив, обаятелен, но главное – представлялся ей квинтэссенцией мужской силы и волевых качеств. И странное дело: как только она в первый раз увидела его сильное голое тело – мускулистую грудь с темно-синей наколкой, бицепсы на руках, подтянутый живот, – в ней сразу проснулась дремавшая страсть.
Елена давно уже не была с мужчиной. И в первую ночь, проведенную с Владиславом, боялась собственной робости, стыда, предчувствия боли. Но все случилось так естественно, нежно, романтично даже, что она окончательно растаяла.
И в эту ночь, впервые оставшись в доме вдвоем с Владиславом, без Платона, Елена совсем осмелела. Придя к нему в постель и устроившись рядом под его боком, она ощутила прилив возбуждения. Владислав обнял ее сзади, сильно прижав к себе. Его ладони легли на соски ее высоких грудей. Она с содроганием и волнением ощутила его нежное прикосновение, словно Владик боялся причинить ей боль.
– Нравится? – прошептал Владислав.
– Да-а, – едва слышно ответила Елена, сладостно морщась от накатившего чувства возбуждения.
– Я хочу тебя! Сразу! – Владислав хрипловатым шепотом заставил ее трепетать еще сильнее.
Елена лишь постанывала – сначала тихо, потом все громче. Владислав повернул ее лицом к себе. Девушка, поддаваясь его воле, легла на спину. Он оказался сверху, и тут же она почувствовала, как он легко вошел в нее, грозя пронзить насквозь, разорвать все внутренности. В какой-то момент ей стало больно, но тотчас неприятное ощущение переросло в острое мучительное удовольствие.
Она улыбнулась.
А еще через минуту Елена ощутила, как на нее накатывает волна удовольствия, грозя поглотить ее целиком, завертеть в бешеном танце, свести с ума. Ее тело вдруг оторвалось от земли, голова закружилась, затуманилась, и она – поплыла. Елена ничего не чувствовала – только щемящую сладкую бурю восторга, которая пронзила каждую клеточку ее естества. И она закричала. Истошно, дико.
Когда волна оргазма отхлынула, то она уже не чувствовала ни рук, ни ног, как если бы превратилась в облако.
Владислав тоже застонал, крепко сжав ее плечи, навалившись на нее всем телом. А Елена с восторгом ощущала эту тяжесть и исходящий от сильного мужского тела горьковатый запах пота, смешанный с тяжелым ароматом секса…
Глава 3
Телефонный разговор
Платон прибыл в Северопечерск после обеда. Кобылу с телегой он оставил на рыночной площади под забором бабки Дарьи, которая обычно торговала его картошкой и капустой. Сам же дед отправился прямиком на почту и заказал два разговора – с Петербургом и с Москвой.
Первым дали Петербург.
Платон плотно затворил дверь переговорной будки, снял трубку и тихо пробормотал:
– Слушаю!
На другом конце провода раздался недовольный мужской голос:
– С кем говорю?
Его, видно, разбудил междугородний звонок.
– Привет тебе, мил-человек, от Муллы, – произнес Платон ключевую фразу.
– Какие новости, как он?
– Живехонек, тебе привет передает. Обитает все в тех же краях. Просьбица у него к тебе небольшая имеется.
– Что за просьба?
– Надо одного хорошего человека приютить.
– Когда именно?
– Чем раньше, тем лучше.
– Я ждал раньше, сейчас возникли некоторые трудности. Нужно повременить. Что-то у нас сейчас неспокойно.
– А когда сможешь?
– В пятницу подходит?
– Можно и в пятницу, стало быть. А сегодня у нас… воскресенье. Погоди, куда же ему деваться?
– Это все, что смогу.
– Ага! Ну, благослови тебя бог.
Платон вышел из будки. В целом складывалось неплохо. Самое главное, что человек оказался на месте и теперь за Варяга можно не волноваться. Пристроят!
Соединения с Москвой пришлось ждать почти полчаса. Но Платон терпеливо сидел на продавленном стуле у телефонной будки, раскланивался с посетителями. Всех их он хорошо знал, кроме разве что самых молодых, многих из которых он крестил при рождении, но которые деда не признавали за давностью лет.
Наконец телефонистка крикнула:
– Токарев!
Платон вскочил со стула и заторопился в будку. Старик волновался, с неудовольствием отметил, что мелкой дрожью забили руки, когда он взял телефонную трубку.
Этому человеку он звонил впервые и совершенно не представлял, как сложится разговор. Телефон он получил от Егора давно, года три назад. Человек мог и квартиру поменять, и вообще уехать в далекие края, а может, и вовсе сменить профессию, так что никакой помощи от него теперь и не дождешься.
К тому же Егор предупредил его, что тревожить этого человека можно будет только в случае крайней необходимости.
Платону и на этот раз повезло.
– Да.
Уже по интонациям голоса – жестким, уверенным, начальственным – он понял, что попал на нужного человека. И начал так, как учил его Егор:
– Вам привет с Северной Печоры. Один ваш старый знакомый дал мне ваш телефон и наказал обращаться за помощью в крайних случаях.
Платон умолк и с трепещущим сердцем стал ждать ответа.
Человек недолго молчал, и его неожиданный ответ несказанно удивил старика:
– Вы… Платон?
– Да.
– Слушаю вас.
– Отец Платон. Батюшка, отзовись! – раздался за окном насмешливый крик.
Елена выглянула в окно и увидела Витьку Карасева, или просто Карася, как его звали во всей округе, – известного в Северопечерске гуляку и бабника. Он время от времени наведывался к Платону за травяными горькими настоечками, которые дед заготавливал на зиму. Но визиты Карася имели и еще одну цель – он не оставлял надежды охмурить лесную нимфу.
Вот и сейчас, завидев Елену, весь расплылся в самодовольной ухмылке.
– Здравствуй, голубушка, как живешь-поживаешь? Дед-то тут? Или одна домовничаешь?
Карась подошел к дому и, на руках подтянувшись к наличнику, заглянул в горенку через распахнутое оконце.
Заприметив незнакомого крепкого мужчину, сидящего на стуле, он испуганно встрепенулся и соскочил на землю.
– Ах, извините, барышня, вы заняты-с! – И, шутовски раскланявшись, Карась ретировался в лес.
Елена нахмурилась и села за стол с печальным видом.
– Ты что? – спросил Варяг, положив ладонь ей на локоть.
– Нехорошо, что Витька тебя видел. Опасаюсь, как бы чего не случилось.
– А что может случиться?
– Неприятный он, и язык у него без костей, вот что!
К вечеру второго дня приехал отец Платон. У него был усталый вид, но выглядел довольным. Скупо улыбнувшись, велел Елене накрывать на стол. Когда она поставила припасенную бутылку водки, точно угадав, что именно сейчас она может пригодиться, Платон удовлетворенно крякнул, открыл бутылку, налил всем по полстакана.
– Помянем, – произнес он, и они, не чокаясь, выпили за упокой Нестеренко Егора Сергеевича.
Старик закусил водку маринованным белым грибом. Прожевав, сказал:
– Вот что, сынок. Я позвонил кое-кому. Завтра тебя отвезут. За тобой пришлют вертолет и доставят тебя куда там тебе надо. В Ленинград, говоришь, надо?
Варяг кивнул:
– В Питер.
– Ну, в Питер так в Питер… Есть там кто-нибудь, кому довериться можешь?
– Пока не знаю, – честно ответил Варяг.
– Ну так я дам тебе адрес… Есть у меня парень один, он мне вроде сына. Поможет во всем. Ему можешь доверять, как мне.
Он посмотрел на Елену, которая молча, с покрасневшими глазами сидела за столом.
– Отец, – неожиданно прервал тягостное молчание Варяг, обратившись к старику с просьбой: – Исповедуй меня! И благослови…
Взгляд Платона посуровел. Он, видно, чрезвычайно серьезно воспринял эту просьбу.
– Ты и вправду хочешь исповедаться, сын мой?
– Да, отец Платон, – Варяг смиренно склонил голову.
– Хорошо, будь по-твоему. Пошли в часовню.
Варяг удивился, но виду не подал и последовал за стариком в лес. Часовня располагалась шагах в двухстах от дома, окруженная густыми кустарниками, она не была видна даже вблизи. Платон отомкнул большой черный амбарный замок, висевший на железных петлях, толкнул дверку и пропустил Варяга внутрь.
– Проходи, сын мой!
Пахло сыростью и застоявшимся ладаном. В углу в кромешной тьме теплилась тусклая лампадка. Платон зажег две свечи, осветившие маленькое помещение. На стене Варяг приметил две иконы и большой позолоченный крест.
Платон повозился во тьме и вернулся к Варягу облаченным в стихарь. Теперь было видно, что Платон – священник. Старик положил Варягу на голову епитрахиль и вполголоса прочитал разрешительную молитву.
– Слушаю тебя, сын мой.
– Я немало нагрешил в жизни, отче.
– В чем твой грех, сын мой?
– Я убивал. Из-за меня погибли люди.
– Ты убивал невинных и беззащитных?
– Нет, отче, я убивал, спасая свою жизнь.
– В чем еще заключаются твои грехи?
– Я хотел жить по правде.
– А в чем заключается твоя правда?
– Я хотел принадлежать избранным, отец.
– Зачем, сын мой?
– Чтобы потом помогать обездоленным и гонимым.
– И что же потом стало?
– Я помогал… Но все оказалось значительно сложнее, чем я предполагал. Я хотел, чтобы сильные и слабые жили по своим возможностям, а не по прихотям судьбы. Но на моем пути всегда было много трудностей, и много сил я потратил на то, чтобы преодолеть их. Часто получалось не так, как я рассчитывал.
Варяг задумался на мгновение.
– Пожалуй, да. Но в церковь не хожу.
– Важно, чтобы господь был у тебя в душе, – наставительно заметил отец Платон. – Но скажи мне, почему же ты не чтишь заповеди Христовы? Одна из них гласит: не укради!
– А разве можно считать за воровство то, что я забираю неправедно заработанное и потом раздаю это несчастным и нуждающимся?
– Кому же?
– Своим братьям, попавшим в беду. И к тому же я себе ничего не беру. Я всего лишь хранитель казны.
– Странно ты рассуждаешь, сын мой. Но, может быть, и в твоих словах есть правда, не мне судить, пусть тебя рассудит господь. В чем бы ты хотел еще покаяться?
– В том, что мало сделал для своих братьев.
Платон вздохнул. Похоже, ему было не по душе то, что он услышал от законного вора, но долг священника обязывал его принять покаяние.
– Понимаю твои благие помыслы, сын мой, – сдержанно сказал отец Платон и перекрестил кающегося.
Глава 4
Вы наглец, подполковник
На следующий день Александр Беспалый прибыл на коллегию, но оказалось, что ее перенесли на неопределенный срок. Всем участникам (тем более докладчикам) приказали ждать. Как это нередко случается, ожидание затянулось на несколько дней, но о вынужденном безделье Беспалый не пожалел ни разу – это время он провел с пользой: гулял по столице, а вечером, как на работу, шел в общежитие Института гражданской авиации. Заседание, состоявшееся через неделю, было посвящено состоянию исправительных учреждений России, и проводил его заместитель министра, курирующий ГУИН.
Все докладчики собрались в кабинете министра, который, как успел услышать Беспалый, находился где-то за границей. Доклад подполковника Беспалого был поставлен четвертым вопросом.
Беспалый чувствовал себя неуютно в большом холодном помещении с тяжелыми белыми портьерами на высоких окнах. Артамонов сидел за центральным столом и старательно делал вид, что с Беспалым незнаком. Он достал какие-то бумаги из папки, перебирал их, что-то черкал на них ручкой.
Когда очередь дошла до Александра Беспалого, его пригласили на трибуну. В течение пятнадцати минут подполковник прочитал свой рапорт и с тревогой стал ждать вопросов. Один из генералов поднял палец и помахал председательствующему, прося слова. В этот момент громко загудел телефон – это был не звонок, а именно зуммер.
Замминистра снял трубку и, ни слова не говоря, приложил к уху.
– Я попрошу присутствующих на несколько минут покинуть зал, – сообщил он с озабоченным лицом.
Генералы шумно поднялись и вышли через боковую дверь в приемную. Беспалый встал у окна и выглянул на улицу. По широкому проспекту неслись нескончаемые вереницы машин. В отдалении виднелась какая-то дымящая труба. «Мерзкий город, – подумал вдруг Беспалый. – И чего это сюда все лезут?»
Из-за спины к нему подошел генерал Артамонов. Он приветственно кивнул и тихо спросил:
– Написали?
– Так точно! – ответил Беспалый. – Сейчас можете передать?
Беспалый открыл портфель и вынул полиэтиленовую непрозрачную папочку. Артамонов взял ее и бросил в свой кейс.
– Хорошо. У меня к вам просьба. – Беспалый замер в ожидании. – Сегодня же отдайте приказ об организации усиленных поисков Варяга. Он вряд ли мог уйти далеко. Найдите его во что бы то ни стало – достаньте хоть из-под земли!
И тут Беспалого точно током ударило. Из-под земли! Ну как же он раньше не догадался! Подземный ход! Зэки вполне могли прорыть подземный ход, через который Варяг и ушел.
«Кроты» на зонах всегда пользовались большим уважением – они разрабатывали планы тоннелей, руководили землеройными работами и часто становились первыми, кто уходил на волю по свежевырытому «метро».
Стареешь, Александр Тимофеевич! Сначала позабыл татуировку на сомнительном трупе осмотреть, а потом не догадался поискать в окрестностях колонии выход из зэковской «подземки».
– Что это с вами? – встревожился Артамонов. – Вам нехорошо?
– Со мной все в порядке, – поторопился успокоить его Беспалый. – Просто я немного разволновался. Первый раз приходится выступать на таком высоком собрании. А почему председатель попросил всех выйти?
Артамонов пожал плечами.
– Такая, понимаете, есть негласная традиция. Когда по вертушке звонят – посторонние присутствовать при разговоре не должны.
Беспалый про себя хмыкнул: ну и ну! Когда ему из Москвы звонят – кто бы ни был у него в кабинете, хоть дежурный офицер, хоть зэк – тайный агент, он никого не выгоняет.
Через пять минут членов коллегии пригласили в кабинет министра.
– Нам придется сворачиваться, – с некоторой озабоченностью объявил замминистра. – Звонили из администрации президента. Мне надо срочно вылететь в Минводы… Мы только что заслушали подполковника Беспалого. Вопросы к нему есть?.. Все ясно?.. Бунт заключенных подавлен, порядок в колонии восстановлен. Да, подполковник, вы не сообщили нам о потерях.
Беспалый поднялся.
– Виноват, товарищ заместитель министра. – Чем он слушал, этот мудак в лампасах? Сказал же – убитых столько-то, раненых столько-то. – Потери среди заключенных составили…
– Извините, Михал Михалыч, подполковник упомянул о потеpях, но он не сказал о главном, – перебил его пожилой генерал-лейтенант с очень знакомым голоcoм. – Товарищ Беспалый, кажется, именно у вас в колонии находился опасный преступник Игнатов. Что с ним?
Беспалый чуть не ахнул: да это же Калистратов!
Как же он изменился: совсем в старика превратился, краше в гроб кладут! Беспалый бросил взгляд на Артамонова: мол, как отвечать?
Артамонов моргнул и незаметно для окружающих опустил большой палец вниз.
– Игнатов погиб. В перестрелке. Труп был похоронен на кладбище, – отчеканил Беспалый и снова глянул на Артамонова.
Тот слегка кивнул: правильно.
На присутствующих это не произвело никакого впечатления. То ли они не знали, кто такой Игнатов, то ли их мысли были заняты своими делами, и они совсем не слушали провинциального подполковника.
Замминистра встал и поднял руку.
– Все, товарищи. Давайте закругляться. А вы, подполковник Беспалый, переговорите с генерал-лейтенантом Калистратовым в рабочем порядке. Я вижу, у него к вам есть дополнительные вопросы. Ведь Игнатов проходил по Северо-Западному округу?
– Именно так, товарищ заместитель министра.
В приемной Беспалый подошел к Калистратову, который на расстоянии вытянутой руки и вовсе выглядел скверно, – видно, у старого генерала были неприятности.
– Товарищ генерал, вы же знаете, что произошло с Игнатовым, мы это с вами подробно обсуждали по телефону, – с едва скрываемой насмешкой произнес Беспалый. – Мне неясно, почему вы у меня при всех об этом спросили.
– Я не обязан вам докладывать, подполковник, о своих намерениях! – сурово повысил голос Калистратов. – Раз я спросил – следовательно, мне надо было спросить. При всех.
«Интересно, – подумал Александр Тимофеевич, – а знает ли он о моей встрече с Николаем? Похоже, что нет. А раз так – генерала нынче не всегда держат в курсе острых служебных дел».
И он с облегчением процедил:
– А я полагал, что вы всех, кого надо, проинформировали. Выходит, члены коллегии не в курсе… о вашем заботливом отношении к Варягу?
Калистратов при этих словах заметно побледнел.
– А вы, оказывается, наглец, подполковник! – выдохнул он и, резко развернувшись, удалился.
После обеда Беспалый, как и договаривались, позвонил Николаю по телефону. Номер почему-то начинался с восьмерки – как межгород. Выходит, Коля уже обретался где-то под Москвой.
Николай сказал, что выезжать в Ленинград – он почему-то упрямо называл Петербург по старинке – надо сегодня в ночь, что билеты уже доставлены к нему в общежитие на Фестивальную вместе с командировочным предписанием.
Беспалый чертыхнулся про себя: накрылось очередное свидание с московской шалуньей. Но делать нечего. С половыми изысками придется повременить.
Служебные интересы совпадали с личными, он и сам рвался в Питер – надеялся там разведать все, что сможет пролить свет на контакты Варяга. Тем более Николай намекнул, что человек, сидящий в Петербурге, выведет его на нужный след. При нынешних обстоятельствах, когда важна каждая минута, это особенно важно. Если Варяг все-таки жив и его не удастся взять в тайге по горячим следам, то он обязательно отыщется где-нибудь по старым адресам.
Глава 5
Классный любовник
– Знаешь, Марьяша, мне придется на несколько дней уехать. – Он провел рукой по ее голому плечу и скользнул ниже, к смугловатой выпуклости груди.
– Еще одна командировка, Витюша? – ласково пропела женщина, положив его сильную ладонь к себе на грудь.
– Командировка.
– И куда же?
– На этот раз в Германию.
– У твоей работы очень много положительных моментов.
Сержант невольно хмыкнул:
– Ты даже не представляешь, насколько много.
Марианна не стала мучить его расспросами. Не спросила даже, надолго ли. Она давно заметила, что Виктор Синцов – человек скрытный: о себе он рассказывает с большой неохотой, и за те дни, что он провел у нее, она практически ничего о нем не узнала. Но это Марианну не тревожило: она почему-то испытывала к нему подсознательное доверие. Наверное, оттого, что ее приворожила его мужская сила. От него просто веяло несгибаемой мощью – и не столько физической, сколько духовной.
Похоже, этот человек был наделен природой необычайной силой воли. Марианна видела, как бесстрашно он сцепился с тремя бандитами в ресторане и как подчеркнуто безмятежно он воспринял ее взволнованный рассказ о встрече в «Гостинке» с одним из тех бандитов.
При всей своей внутренней силе он оказался удивительно нежным и внимательным. Цветы он дарил каждый вечер, а за три недели их знакомства – три флакона французских духов, дорогое шампанское к ужину.
Правда, в рестораны выходили редко, но в их отношениях это было не главное.
На прошлой неделе Виктор принес – ну надо же! – несколько номеров «Криминального экспресса» и «Криминальной недели». Это ее удивило: странно, такой серьезный человек, бизнесмен, а читает какую-то бульварщину. Действительно, у каждого свои слабости. Или все-таки причуды.
Порой ее забирала настороженность, и, находясь на работе, она часто думала о нем и гадала, что он за человек. А воспоминания о ночах, проведенных в его объятиях, неизменно заставляли ее ощущать сладкий зуд, и волна возбуждения невольно пробегала по ее телу.
Возлюбленный он потрясающий!
Вот и сейчас она почувствовала, как его ласковые пальцы нежно притрагиваются к ее набухшему соску; другая рука, такая же непоседливая, устремилась к ее животу и дальше вниз, к самому основанию живота. Марианной овладела сладкая истома желания.
Классный любовник!
Она невольно хихикнула. В его-то возрасте! А сколько ему, кстати, лет? На вид лет сорок пять – сорок семь. Она провела рукой по его светлым волосам и стала всматриваться в спокойное лицо, изборожденное резкими овражками морщин. Обветренное многими ветрами лицо много пережившего и много повидавшего человека.
Кто же он, этот сильный, спокойный, нежный самец? В ее представлении таким мог быть… наемный убийца. Да-да, вот ведь какая дурацкая мысль!
Виктор властно откинул одеяло с ее обнаженного тела и, привстав на локте, стал жадно оглядывать ее груди, живот, талию, бедра. Потом так же властно просунул ладонь между ляжек и раздвинул их широко в стороны. Губы Марианны тронула робкая улыбка – хотя минуло уже три недели, как они стали любовниками, она все еще продолжала его стесняться. А он – нет.
Виктор принялся ласкать ее сам, сжимая и раздвигая медленно наливающиеся, набухающие губы, проскальзывая пальцами в скользкий податливый зев…
Она застонала. Боже, как же ей было приятно!
Марианна мысленно подгоняла этот момент. Вот он наконец лег на нее почти всей тяжестью своего сильного мускулистого тела…
Дыхание Виктора участилось и стало шумным, что ее только распалило. Женщина согнула ноги в коленях и расставила их пошире, обхватив обеими руками его могучую спину.
Вдруг он остановился, резко выскочив из нее, сел.
– Что такое? – с тревогой воскликнула она.
– Дай-ка я под тебя лягу – поднимись! – не попросил, а потребовал Виктор. Марианна, не говоря ни слова, послушно выполнила приказ.
– Давай, доярушка моя, – зашептал он, закрыв глаза. – Сядь на меня, подои меня, выдои до капли!
Марианна села на него верхом, а он обхватил ее за бока и принялся с силой насаживать на себя. Ей было хорошо как никогда.