Учитель Северюхин Олег

– Учу, – ответил Нечай.

– Заканчивай. Запрещено это, Афонька правду говорит. Надо сан иметь и разрешение получить у архиерея.

– А если не закончу? Что тогда?

– Ты меня не зли лучше, – Туча Ярославич глянул на него исподлобья, – сказал – заканчивай, значит – заканчивай!

Нечай промолчал в ответ: вот уж этого ему никто не запретит! Афонька архиерею писем писать не станет, если понимает, конечно, чему народ в Рядке учит.

Боярин распахнул дверь в кабинет и прошествовал за стол; Нечай, остановившись на ковре, снова почувствовал себя неуютно.

– Ну? Рассказывай. Кого видел, где видел, о чем говорил… – начал Туча Ярославич, откинувшись на спинку кресла.

– Они сказали мне… – Нечай помедлил и поднял лицо, – Когда потревоженный прах вернется в землю, убивать они перестанут. Не смогут, уснут.

Боярин нахмурился, метнул в Нечая красноречивый взгляд, и, помолчав, пробормотал:

– Вот как… Условия, значит, мне ставить будешь…

– Мне нечего больше сказать, – Нечай шумно вздохнул.

– Нечего, значит?

Нечай покачал головой.

– Ах ты смерд… – прошипел боярин, и Нечай снова не понял – сердится он или смеется, – и ведь дворовых позову – только стулья мне здесь переломаете да ковер испортите.

Нечай медленно кивнул.

– Ладно! – крякнул Туча Ярославич, – давай так. Я тебя оставляю в покое, живи себе, про Гаврилу помалкивай только и с ученьем завязывай. А ты в ответ говоришь мне честно все, что знаешь. От начала до конца: как нашел, где нашел, кто они такие и как мне их уничтожить. Но если соврешь – пеняй на себя.

Нечай глянул в окно и почесал в затылке: стоять посреди огромного кабинета ему нравилось ему все меньше и меньше. За окном слышался топот коней и крики – кто-то приехал.

– Хорошо, – вздохнул он, – расскажу.

– Вот то-то, – кивнул боярин, – начинай.

– Нашел я их по первому снегу, когда от тебя вышел, в понедельник. По следам. Они в крепости днюют.

– Кто они такие? А? Что это все они да они?

– Навьи. Мертвецы не похороненные.

Туча Ярославич заметно побледнел, рука его, лежащая на столешнице, дрогнула и сжалась в кулак.

– А ты не сочиняешь?

– Нет, – просто ответил Нечай.

– Ну и как они тебе показались?

– Как, как… Мертвецы они мертвецы и есть. Клыки изо рта торчат, а вместо рук – птичьи лапы, с когтями. Живое они издали чуют, кровь их притягивает. Кого не встретят – тому глотки рвут. Силища у них необыкновенная. Если вздумаешь крепость приступом брать – только людей напрасно потеряешь. Там вход в башню по узкой такой лестнице – один человек может протиснуться: они никого наверх не пропустят, по одному будут убивать.

– А тебя-то? Тебя почему не убили?

– Они меня к тебе послали. Рассказать, чтоб ты прах в землю вернул и больше мертвецов не тревожил.

– Ну и что ты предлагаешь? Как их можно победить? Есть против них оружие?

– А вот об этом они мне рассказывать почему-то не стали… А сам я в этих вопросах не силен, – Нечай усмехнулся.

– Не силен… Не силен… – повторил Туча Ярославич, постукивая пальцами по столу, – против мертвеца осиновый кол хорош. У меня их после охоты много скопилось. И, говорят, собак нечистая сила боится. А? Не знаешь?

– Не знаю, – Нечай посмотрел в потолок, – собак они тоже перережут, мне кажется. Они спать зимой должны. Если прах на кладбище вернуть, они уснут. И не надо никаких кольев и никаких собак. И людьми рисковать не потребуется.

– Поучи меня! – боярин хлопнул ладонью по столу, – прах вернуть! Без тебя разберусь, что мне делать!

– Зачем тогда спрашиваешь, если без меня можешь разобраться? – Нечай улыбнулся уголком рта.

– Пшел вон отсюда! – рявкнул боярин, – чтоб неделю мне на глаза не попадался!

Нечай пожал плечами, попрощался и направился к двери, но как только хотел дернуть ее к себе, она распахнулась ему навстречу.

– Нашел! Нашел, Туча Ярославич! – на пороге стоял молодой остроносый выжлятник, с которым Нечай неделю назад догонял свору, – в башне они, в крепости. Туда следы ведут!

– Стой! – велел боярин Нечаю, – погоди немного… Чьи следы-то? Большие, маленькие?

– Махонькие! – махнул рукой выжлятник, – будто детские. Только снегом их сильно припорошило, больше ничего не разобрал!

– Ну? И какие же это мертвецы, а? – спросил боярин у Нечая.

– У них копытца на ногах, как у козлов. Я разве не сказал? – Нечай поднял брови.

– Не похоже что-то на копытца… – проворчал выжлятник себе под нос.

– Проваливай, – фыркнул Туча Ярославич, – толку с тебя… Врешь на каждом шагу. Ведь врешь, а?

Нечай сделал честное, равнодушно-обиженное лицо и пошел обратно к двери.

– Смотри, – Туча Ярославич покачал головой и кивнул выжлятнику, – а ты вели седлать коней боярам, и собак выводи, и псарей с ними всех троих, вообще – всех охотников. Засиделись. Осиновые колья разбирайте, которые Рядковские загонщики тут побросали. Щас и поедем, пока они из крепости не ушли!

– Ты зря людей положишь, боярин! – Нечай оглянулся – внутри натянулась струнка, готовая вот-вот лопнуть: тоска вперемешку с отчаяньем.

– Тебя не спрошу!

Выжлятник шустро побежал на задний двор – выполнять приказ, и толкнул Нечая, прыгая по лестнице. Потом опомнился, вернулся и, помявшись, спросил:

– Слушай, а ты откуда знаешь, что это мертвецы, а?

– Я их видел, – ответил Нечай.

– И… и что? – выжлятник раскрыл рот – помнится, именно он говорил, что чует их запах, и никогда не сомневался в их существовании.

– Страшные. Злобные. Я боярину сказал – они в башню никого не пустят, всех по одному перегрызут. Глаза у них в темноте светятся – от одного взгляда жуть берет. Вместо рук – птичьи лапы, с когтями. Они этими когтями, как крюками железными, тело на куски разорвать могут.

– Мать честна… – выжлятник тряхнул головой, – куда ж гончаков-то на таких чудовищ… Пойду, псарям расскажу!

Он, не попрощавшись, побежал своей дорогой. Нечай угрюмо хмыкнул. Неужели боярин на самом деле сунется в башню? Впрочем, ему-то что? На живца навий ловить он не побоялся, в усадьбе сидел. Может, мужики откажутся? Ну не сумасшедшие же они, в самом деле! Страшно ведь!

– Седлай коней боярских! – услышал он звонкий голос выжлятника с заднего двора, – на охоту едем.

– На кого охотиться-то будете? – раздался голос с другой стороны.

– На мертвецов, что Фильку загрызли!

– На мертвецов? – расхохотались в ответ.

Нечай остановился и прислушался. Нет, одного выжлятника мало – не поверит ему никто. Нечай подумал и свернул на задний двор. Пока Туча Ярославич соберется, он успеет рассказать байку о мертвецах половине дворовых, и доберется до крепости раньше них. Но тут он ошибся: оседланные лошади стояли у боярского дома через четверть часа, не больше! Свора, ведомая псарями, тявкала и рвалась с веревок у тропинки на кладбище, дворовые, подхватив остро отточенные колья, толпились за нею. Нечай потолкался между ними – лезть в башню никому не хотелось, но и ослушаться боярина они не смели.

А он-то хотел пройти в крепость по кромке леса, в обход! Так можно и опоздать! Нечай собирался незаметно проскользнуть мимо боярского дома к лесу, как на широкую его лестницу вышел Гаврила, а вслед за ним – Туча Ярославич. Нечай выругался, и остался за углом, в нише – не могут же они выехать прямо сейчас!

– Ну? Где твои други, а? – спросил Гаврила с сарказмом, – мужики и те уже готовы!

– Успеем, – протянул боярин, – на лошадях быстро свору догоним. Эй, Ерема! Выдвигайтесь потихоньку! Не бегите только!

Ничего себе! Нечай осмотрелся по сторонам: не успел! Не успел!

– Говорю тебе, боярин – не дело ты затеял, – проворчал расстрига, – этот твой колодник наврал тебе с три короба, а ты и поверил.

Собаки залаяли громче – им не терпелось бежать вперед, псари тронулись с места, удерживая гончих, за ними пошли дворовые мужики, переговариваясь, с опаской посматривая по сторонам и оборачиваясь на боярина.

– Выжлятник следы нашел, и Бондарев тоже про крепость говорил. Так что – вперед. Распятие с собой взял? Если оно не поможет – в самом деле поверю, что это Князя проделки.

Хлопнула дверь – на крыльцо вышли двое «гостей», судя по голосам.

– Долго собираетесь, – проворчал боярин, – лошади раньше вас поспели. Остальные где?

– Идут…

Нечай еле дышал, прижимаясь к тесовым стенам. Не успел! Не успел! Дурак, самонадеянный дурак! Надо было сразу двигать к крепости, а не разводить разговоры с мужиками! Они и без его рассказов все понимали! Мало, что ли, народу перерезали в округе?

– Медленно идут, сбегай, поторопи.

Он потихоньку выглянул из-за угла – лошади стояли у коновязи, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, хлопали большими ушами, хвосты их взмахивали и рассыпались по гладким, блестящим крупам. Рядом с ними никого не было – конюхи уходили вместе со всеми остальными.

– Да ладно, успеем… Куда спешить-то!

Нечай пригнулся, прячась за лошадиными спинами: нет, к лесу не проскочить! Боярин сразу его увидит. Увидит, и вмиг догонит – куда уж соперничать с конным! Да и бегун из Нечая был никакой. Впрочем, мало ли зачем он задержался в усадьбе? Отболтаться всегда можно. Только пока он будет болтать, мужики дойдут до крепости.

На крыльце шел неторопливый разговор: Гаврила показывал распятье, спрятанное за пазухой, «гости» рассматривали его, похохатывая, Туча Ярославич хмурился и глядел то на дверь, то по сторонам.

Молодая резвая кобылка, на которой Нечаю доводилось ездить, стояла с краю, узнала его и повернула морду в надежде на лакомство. Нечай вернулся за угол: шальная мысль пришла ему в голову. А что если… Он развязал пояс – от спешки пальцы плохо гнулись – и принялся расстегивать пуговицы. Руки задрожали от возбуждения, застучало сердце: он еще успеет. Успеет!

Нечай надел полушубок мехом наружу, но пояс затягивать не стал – руки не слушались, и времени почти не осталось. Снова хлопнула дверь – вышел кто-то еще из молодых бояр. Нечай вывернул мурмолку ударом кулака и нахлобучил ее на лоб задом наперед. Может, не узнают? А если и узнают…

– Ну сколько ждать-то можно! Ондрюшка, сбегай-ка за ними!

Повод захлестывал коновязь свободным, мягким узлом: Нечай, приседая, отвязал лошадь, всего лишь дернув его к себе. Дверь хлопнула опять, Нечай приподнялся, глядя на крыльцо – от коней отвернулись все. Рука, сжимавшая повод, ходила ходуном – Нечай волновался. Конокрада из него не получилось бы – хладнокровия не хватало. Да и ловко вскочить на коня он не умел. Кобылка почувствовала его волнение, всхрапнула и тонко заржала, едва он развернул ее боком к себе. Нечай тряхнул головой, прогоняя дрожь, и сунул ногу в стремя.

– Куда! – раздался крик с крыльца. Похоже, кричал Гаврила.

Нечай дернул кобылку за гриву, поднимаясь в седло, ухватил поводья одной рукой и со всей силы вдарил пятками в бока лошади.

– Поехали! – шепнул он, и едва не вывалился из седла, так шустро она взяла с места.

– Куда! Стой! Стой!

– Кто это? Мохнатый-то!

– Да это Бондарев! Вот подлец!

– Лови его! Стой, сволочь, жив не будешь!

– Догоню – убью!

Узнали… Нечай помчался по тропинке через кладбище, быстро нагоняя свору и дворовых. Кобылка под ним летела вперед, словно впервые в жизни вырвалась на свободу; копыта взрывали снег и отбрасывали назад широким веером.

– Держи его!

– Собак пускай!

– Пускай собак!

– Ерема, пускай собак!

Нечай повернул в сторону, обходя свору – поневоле пришлось замедлить бег, чтоб лошадь не переломала ноги на замороженных холмиках могил. Сзади стучали копыта – бояре сели на коней: так они на самом деле догонят его в два счета! Нечай плюнул на собак: героев, способных остановить его на скаку, среди дворовых он не разглядел. Он вывел кобылку обратно на тропинку, поддал ей пятками, и она снова понеслась во весь дух: Нечай качнулся назад и рявкнул во весь голос:

– С дороги! Прочь с дороги!

Мужики шарахнулись, поскальзываясь и спотыкаясь на могильных горбах, кто-то растянулся посреди тропы, но его за шиворот оттащили в сторону: Нечай пронесся мимо них снежным вихрем – расстегнутый полушубок хлопал полами, как крыльями. Собаки, сначала растерявшиеся, быстро опомнились и рванули следом.

– Ату!

– Возьми его!

– Ату!

Топот копыт сзади приближался, собаки захлебывались лаем, и кобылка сама пошла быстрей – лошади чувствуют азарт погони…

– Давай! Давай, милая! – Нечай пригнулся к ее шее, чувствуя, что мешает ей толкаться вперед, и приподнялся в стременах – она полетела птицей, аж ветер засвистел в ушах! Куда тяжелому коню Тучи Ярославича! Страх и неуверенность превратились в восторг: Нечай едва им не захлебнулся. Вот это скачка! Ельник мчался навстречу, из непроходимой стены превращаясь в пустячное препятствие.

Кричали бояре, гикали мужики, брехали гончие, копыта за спиной стучали так быстро, что сливались в монотонный, вибрирующий рокот – Нечай чувствовал, как под чужими конями дрожит земля. Собаки не могли бежать по снегу так быстро, и начали отставать, но кони бояр их еще не догнали, когда Нечай врезался в ельник, рискуя убить и себя, и лошадь. Но кобылка пропорола его насквозь – только ветки жиганули по лицу – и, заржав, поднялась на дыбы, оказавшись перед спуском в ров. Нечая бросило вперед, он обхватил ее шею и удержался.

– Вперед, родная!

Лошадка ударила копытами, изогнув шею, и поскакала вниз – мотая головой и поддавая задом. Перед подъемом Нечай хлопнул ее по крупу ладонью, и она взлетела на вал в три прыжка. Собаки, догнавшие их было на спуске, снова отстали, разбивая лапы об обломки кирпичей. Нечай дернул поводья перед развалинами крепости, но не рассчитал силы: кобылка снова встала на дыбы. Ноги выскользнули из стремян, и Нечай слетел назад – впрочем, довольно удачно приземлившись на задницу. Собаки бежали наверх, и он, не чувствуя боли, вскочил на ноги и бросился ко входу в башню, поскальзываясь и перемахивая через обломки стен.

Свора едва не хватала его за пятки: гончие – у них в крови догонять того, кто убегает. Нечай влетел в башню и схватился рукой за стену, чтоб тут же свернуть на лестницу, в полную темноту. Вожак с разбегу промахнулся, но быстро опомнился и неуклюже полез по ступеням вверх, увлекая за собой остальных. Нечай преодолел первый пролет, перепрыгивая через ступеньки и обдирая макушку о потолок, повернул, поднялся немного вверх и остановился, тяжело дыша. Ну, теперь пусть Туча Ярославич попробует взять башню приступом!

На лестницу не проникало ни лучика света, Нечай не увидел выжлеца, который догнал его через секунду, но слышал его рык и шумное дыхание. Бесстрашный пес! Нечай поймал его за горло и отшвырнул от себя вниз, в стену. Выжлец взвизгнул, но его товарищ уже впился Нечаю в лодыжку: Нечай отпихнул его ударом ноги в сомкнутые челюсти, услышал третьего, и отправил вслед за вожаком. Атака гончаков захлебнулась, а внизу уже слышались голоса людей – до башни они еще не добрались, но им оставалось всего несколько шагов.

– Дядя Нечай? – услышал он сверху, – Дядя Нечай!

– Я это, я.

– Мне нельзя сюда. Иначе…

– Идите в ту комнату, где темно! И не выходите на свет!

– Держи!

По ступенькам скатилось что-то и глухо звякнуло у Нечая под ногами. Он нагнулся и нащупал обломок сабли – ржавый, зазубренный, но вполне крепкий, чтоб отбиваться от осиновых кольев.

– Держи еще!

На этот раз Ероша кинул кинжал – тоже ржавый, с обломанным кончиком, но из крепкого, толстого железа.

– Тут больше ничего нет! Нам же не нужно… – словно извиняясь, сказал мальчик.

– Спасибо! Уходи отсюда! В комнате закройтесь, засов задвиньте, столом дверь подоприте!

Обломок сабли Нечай сунул за пояс рубахи, а нож зажал в руке, когда снизу послышалась ругань и крики:

– Ату! Ату его! Пошел, Желтобрюхий! Пошел! Ату!

Вожак, изрядно стукнутый об стену, скулил и подвизгивал.

– Пошел! Ну? Пошел!

– Не умеешь! – громко крикнул Туча Ярославич, и выдал длинную и оглушительную матерную тираду. Собаки залаяли ему в ответ и рванулись по лестнице вверх. Вслед за ними, подбадривая их руганью, начал подниматься кто-то из людей.

На этот раз псы были смелей, чувствуя за спиной человека: два выжлеца с рыком кинулись Нечаю в ноги, но одного он отбросил сапогом, а второго, подняв за шиворот, снова кинул в стену, только на этот раз с гораздо большей силой: вместо визга раздался странный звук, похожий на короткий выдох.

– Туча Ярославич, тут вообще ни черта не видно, и узко – еле пролезаю! – сквозь лай донеслось до Нечая.

Собаки напирали друг на друга, но ничего, кроме сапог, достать не могли – ступени оказались для них слишком крутыми. Нечай отшвыривал их вниз – ржавый нож в руке только мешал: он и его затолкнул за пояс. Влажно щелкали зубы, рык сливался с лаем, визгом и тяжелым дыханием.

– Давай, пролезай! – крикнул снизу боярин, – Ату! Ату, вашу мать!

Его крик придал собакам уверенности: и те, что успели скатиться вниз, снова кинулись в атаку. В темноте псы видели лучше Нечая – пару раз клыки достали его голые руки, один повис на мохнатом рукаве, но Нечай избавился от хватки, шарахнув собаку о ступеньки под ногами. У гончаков не было ни единой возможности прорваться: он просто перегородил собой проход и пинал их в рычащие, оскаленные морды. Стоило им подняться на одну ступеньку с ним, и он хватал их руками за холки, за уши, за брыли, и бросал вниз. Их тут же сменяли другие, толкавшиеся сзади: и Туча Ярославич, и молодой боярин, стоявший за их спинами, подзадоривали псов криками, да те и сами злобились, оттого что не могли достать добычи.

– Пусти меня, боярин! – послышался срывающийся, задыхающийся крик: к башне подоспел выжлятник, – ну куда, куда гончаков на этих чудищ! Перережут! Всю свору перережут!

– Не твоя свора! – рявкнул в ответ Туча Ярославич.

– Жалко ж! Хорошие собаки!

Боярин только гикнул, посылая псов вперед. Тут Нечай поднял собаку за уши, и та оглушительно завизжала: он хряпнул ее о ступени под ногами, и визг сменился хрипом.

– Я сам, я сам вместо них пойду! Ну что ж ты делаешь, боярин! Пусти меня! Им одним не справится!

– Да не пройти там вдвоем!

– Пусть Елисей Петрович спустится!

– Лешка! Слезай! Ерема пойдет! С тебя там никакого проку.

Собаки тут же ослабили натиск, стоило молодому боярину развернуться к ним спиной, некоторые устремились за ним. Нечай шикнул на остальных, и те в нерешительности замерли на пару ступеней ниже, продолжая заливисто лаять.

– Желтобрюх! Желтобрюх! – крикнул выжлятник, – черт, тут с колом не развернуться!

Раздался треск сломанной палки – Ерема укоротил кол. Нечай немного передохнул и собрался с силами: выжлятник ему не соперник, даже вместе со сворой. Не резать же его ножом?

Ерема не уськал собак, а проталкивался между ними, дыша так шумно, что Нечай знал о каждом его шаге. Но псы почувствовали в нем любимого хозяина и сами пошли вперед. Теперь Нечай ждал удара колом и не нагибался, отбиваясь от них ногами. Какая-то тварь впилась в коленку, и он оглушил ее ударом кулака в лоб, сверху вниз.

– Убью! – прошипел выжлятник, развернувшись на площадке лицом к Нечаю. Не боец – не предупреди он Нечая, тот мог бы и пропустить в темноте удар, нацеленный в грудь. А так ему оставалось только прижаться к стене и ухватить мелькнувший в темноте кол обеими руками. Он с легкостью вырвал его из рук Еремы и с хрустом сломал об колено.

– Убью! – повторил тот и прыгнул вверх. Нечай наугад ударил кулаком в темноту и не промахнулся: выжлятник повалился навзничь, на спины собак. Клыки снова достали ногу повыше сапога – пес, рыча, мстил за своего хозяина. Нечай и его оглушил кулаком. Выжлятник, кряхтя, поднялся и опять пошел на Нечая, хлюпая носом, и собаки рванулись наверх. На этот раз Нечай ударил сильней – его разозлили собачьи укусы и упрямство парня. Тот отлетел к стене и, похоже, стукнулся головой. Псы снова нерешительно замялись и заскулили.

К башне подтягивались дворовые – Нечай слышал шум голосов внизу, и, наконец, боярин догадался отозвать свору, убедившись, что толку в ней нет никакого. Выжлятник оклемался со стоном: за ним пришлось подняться кому-то из мужиков. Двоим на лестнице было не разойтись, и Нечай отдыхал, пока они разбирались с псами и расчищали дорогу: похоже, он серьезно зашиб не одну собаку. Зато он успел запахнуть полушубок и подпоясаться, переложив оружие за пояс полушубка.

Гораздо тяжелей пришлось, когда боярин послал наверх дворовых. Конечно, подойти вдвоем они не могли, но пропихивали колья над плечами друг у друга, и толпились так тесно, что сбросить их вниз у Нечая не хватало сил – те, что стояли на площадке, подпирали верхних, не позволяя устроить свалку. Нечай рвал колья у них из рук и раздавал увесистые зуботычины: колья передавали снизу по цепочке, а от зуботычин еще ни один мужик не умирал. Они нажимали, и заставили его подняться вверх на две ступеньки: как бы ни была удачна его позиция, а устоять против скольких человек он не мог. Ударить колом с сильным замахом у мужиков не выходило, полушубка они не пробивали, но ушибы наносили ощутимые: Нечай пожалел, что вывернул его наизнанку, без этого полушубок служил бы более надежным щитом.

Глаза привыкли к темноте, но он все равно почти ничего не видел, кроме неясных движений, да и те он скорей угадывал по шевелению воздуха. Убивать дворовых в его планы не входило, он пользовался обломками кольев, как дубинками, иногда со свистом швыряя их вниз, в головы стоящих на площадке, но никого оглушить ему не удалось: мужики только матерились.

Его оттеснили еще на одну ступеньку вверх – кол, который он заклинил между полом и потолком, хрустнул под их напором – и тогда Нечай почувствовал странную тревогу и страх. Он никогда не испытывал страха в драках, даже безнадежных, наоборот, сам удивлялся, насколько бесшабашно мог кидаться в любую заваруху. Он снова заклинил проход колом, и добавил к нему второй, когда снизу пронесся ропот: предвестник паники.

Нечай вытащил из-за пояса нож скорей инстинктивно – он никого не хотел убивать, а в темноте он, и не желая того, мог нанести серьезную рану. Но рука сама потянулась к ржавой рукояти: страх. Непонятный, смертельный страх возник откуда-то из-за спины. И когда сверху донеслось тихое и отчетливое рычание испуганной куницы, Нечай понял, что случилось, и почему никто не напирает на выставленные им колья. Впрочем, внизу тут же началась свалка: мужики с площадки с криками кинулись вниз, но те, что стояли в нижнем пролете, загородили им дорогу, не понимая, что произошло. Масса тел всколыхнулась – дворовые пытались развернуться в узком проходе, и тот, что стоял впереди, качнувшись назад, начал заваливаться на Нечая, ломая колья. Нечай полоснул его тупым, ломаным ножом, надеясь оттеснить: мужик вскрикнул так страшно, словно Нечай его смертельно ранил – крик утонул в воплях дворовых. В давке кто хрипел, кто-то матерился, кто-то, чертыхаясь, поминал божье имя, кто-то звал на помощь богородицу.

Нечай думал бежать вниз вслед за ними – его, как когда-то в лесу, охватила паника, но проход был плотно заткнут орущими мужиками: он присел на ступеньку боком и вжался в стену, обхватив руками голову – между молотом и наковальней!

Толпа медленно сползала вниз, а ему не хватало смелости взглянуть наверх. Тонкое рычание повторилось гораздо отчетливей и ближе: они спускались. Их босые пятки медленно шлепали по холодным каменным ступеням, и Нечай кожей чувствовал их жажду. Их было четверо – видимо, мальчики. Надтреснутые колья, на которые он опирался, со стуком вывалились в пролет, Нечай не удержал равновесия и завалился набок, головой вниз. Нож вывалился из разжавшегося кулака и звякнул где-то на площадке. Почувствовав свободный путь к отступлению, он оттолкнулся от ступеней ногами, сползая на площадку и пересчитывая их спиной, развернулся лицом к опасности и увидел глаза: жидкое, мутное свечение. Белые рубахи и блестящие обнаженные клыки.

– Уходите! – Нечай хотел крикнуть, но вместо крика горло выдавило жалкое сипение, – уходите на свет! Не надо этого!

Он приподнялся на локтях и пополз назад, толкаясь ногами, пока не уперся головой в стену: один прыжок мертвого мальчика, один бросок, сверху вниз… Он ощущал возможность этого броска, он чуял чужое непреодолимое желание прыгнуть, вонзить зубы в плоть, рвать, грызть, пить…

– Уходите… – прошептал он беспомощно, – уходите на свет…

И в этот миг за спинами детей с воем полыхнуло высокое пламя: яркое после тьмы, осветившее неровную кладку стен с черными потеками, выщербленные, продавленные ступени из крупных желто-серых камней, круглый свод низкого кирпичного потолка… И худые, хрупкие фигурки мальчиков: искаженные, оскаленные лица, в которых не было ничего человеческого, острые клинья клыков, оранжево блестевшие в метавшемся свете, и руки, на самом деле похожие на скрюченные лапы огромных хищных птиц, с твердыми как железо ногтями…

– Назад! – крикнул сверху детский голос, – назад, она сейчас погаснет!

Горела тряпка, всего лишь кусок белой ткани… Нечай не знал, сколько времени им нужно, чтоб прийти в себя, на всякий случай подтянул ноги и попытался сесть, цепляясь ногтями за шершавый пол.

Они повернули: он увидел, как разглаживаются их лица, как расслабляются стянутые судорогой руки. И наверх побежали обычные мальчишки, шустро перескакивая со ступеньки на ступеньку, словно только что воровали яблоки в чужом саду и теперь спасались от погони.

Нечай выдохнул и почувствовал нечеловеческую усталость и боль во всем теле: заныли ушибы, загорелись собачьи укусы, ободранные костяшки пальцев… Горящая тряпка сморщилась и погасла, осыпалась на пол светящимися нитками золы: темнота ударила по глазам расплывающимися желтыми пятнами.

Крики внизу из нечленораздельных постепенно становились осмысленными:

– Мертвецы!

– Клыки!

– Глаза светятся!

– Копыта!

– Когти железные!

– Не пойду, батюшка Туча Ярославич! Не пойду больше! Хоть режь меня!

– Боярин, миленький! Вон как когтем меня чиркнул, посмотри! Еще б немного – и до тела достал. Тогда б все, сразу смерть!

Кто это его когтем чиркнул? Они, вроде, и близко подойти не успели… Нечай едва не рассмеялся – это ж он ножом! До тела, значит, не достал? Копыта, значит… У страха глаза велики.

– Мертвецы, говорите? – услышал он низкий хриплый голос Гаврилы, – а не привиделось вам?

– Ей-богу!

– Вот же, когтем!

– Глаза!

– Пойду-ка я сам посмотрю… А, боярин? – Гаврила захихикал.

– Сходи, отец Гавриил… – рассеяно и задумчиво проговорил Туча Ярославич. Похоже, встретить мертвецов он не ожидал.

– Крестной силой их, а? – Гаврила снова хохотнул.

– Давай. Крестной силой… – боярин не разделял его веселья.

– Шубу держи, – это, наверное, расстрига сказал кому-то другому.

Нечай опомнился, только когда услышал тяжелые шаги на лестнице. Из огня да в полымя! Он шустро поднялся и подобрал нож, звякнувший под сапогом. Потом подумал и скинул полушубок. Нет, Гаврилу не обманешь, он ждет нападения из-за угла и так просто не дастся. Нечай отступил на прежнюю позицию, с опаской поглядывая назад.

Каково это, подниматься наверх в кромешной темноте, он и сам отлично понимал: Гаврила же не торопился, прислушивался, словно зверь, дышал медленно и старался ступать как можно тише. Но малейший шорох стены разносили по всей лестнице, так же как и голоса снизу. Говорят, раньше строили с умом – недаром Нечай отчетливо слышал даже шепот.

– Гаврила! Погоди! – неожиданно крикнул Туча Ярославич, – не ходи! Я сейчас за факелами пошлю и за веревками. С огнем туда надо входить! И не по лестнице, а со стены залезать!

Нечай скрипнул зубами: а боярин умен! Видел ли он отсветы пламени или слышал, что кричал детям Нечай?

Но Гаврила не остановился и боярину не ответил. Нечай замер, надеясь не выдать своего присутствия, и расстрига встал за поворотом лестницы – наверное, хотел, чтоб глаза привыкли к темноте. Бесполезно! В тишине вдруг отчетливо раздался звук, с которым нож выскальзывает из ножен, и снова на лестнице стало тихо, только внизу дворовые продолжали рассказывать о встрече с мертвецами: их облик обрастал все новыми и новыми деталями.

Нечай постарался дышать беззвучно, но в груди все равно что-то посвистывало и клокотало. Оставалось надеяться на шум снизу, который помешает Гавриле прислушаться. Нечай сглотнул и сжал в кулаке обломанный нож – ничего, неплохое оружие, если, конечно, не сломается от удара об нож расстриги.

Гаврила сделал шаг наверх и прижался спиной к стене на площадке – Нечай уловил еле слышный шелест рубахи об неровную кладку. Боится, готовится к нападению из-за угла. Дыхание расстриги смолкло – он не шевелился. Нечай не двигался тоже, задержав дыхание. Однако перед схваткой делать этого не стоило – потом не хватит воздуха. Он потихоньку вдохнул неглубоко, надеясь, что Гаврила этого не заметил. Надо было брать кол, а не нож, сейчас можно было бы ткнуть им в стену напротив – Нечай будто видел силуэт расстриги под собой. Он вдохнул еще раз: от напряжения натянулись жилы: лучше бы ему напасть первым! Но тогда он потеряет преимущество…

Прошла минута – долгая и неподвижная. Нечай начал сомневаться в том, что Гаврила стоит на площадке. Может, тот звук ему примерещился? Может, Гаврила потихоньку спустился вниз? Или наоборот… Нечаю вдруг показалось, что он чувствует тепло большого тела рядом с собой, и влажное дыхание прямо себе в живот. Надо нападать первым, сверху! Но на площадке, в ближнем бою, он долго не продержится – расстрига сильней, тяжелей и выше.

– Гаврила, спускайся! – крикнул снизу боярин, и Нечай вздрогнул, как от неожиданного удара – так громко прозвучал его голос, – спускайся, я тебе говорю, ничего у тебя не выйдет! Или тебя там уже мертвецы сожрали?

Туча Ярославич не успел договорить, как тяжелое тело кинулось Нечаю в ноги – Гаврила долго примеривался, вычислял и не промахнулся! Он с силой дернул сапоги Нечая к себе, и тот навзничь повалился на каменные ступени, разбивая голову и спину: как бы он ни был готов к нападению, такого шага он не ждал. Темнота сменилась чередой ослепительных золотых вспышек, боль тупо разлилась по всему телу, на секунду лишив Нечая воли, и Гавриле хватило этой секунды, чтоб оказаться сверху, прижимая правое запястье Нечая к ребру ступени. Кость едва не хрустнула, и ржавый обломок вывалился на камень.

Нечай не видел ножа, он почуял движение, направленное ему в бок, под ребра, и подставил руку, в последний миг ухватив расстригу за локоть. Тот мгновенно избавился от захвата и замахнулся сверху, в грудь. Нечай выставил руку и поймал широкое запястье: руку отбросило назад, локтем в камень, но на этот раз взялся он крепко – вырваться Гавриле не удалось. Нечай попытался ударить головой в лицо – он чувствовал дыхание расстриги, но от этого движения они вместе поползли по ступеням вниз: Нечай – обдирая спину, а расстрига верхом на нем. Стоило поучиться у бывшего надзирателя, как преимущества врага обращать в собственное.

Рука, сжимающая правое запястье Нечая немного ослабла – пальцы расстриги проехали по камню – и Нечай успел освободиться, тут же выбросил руку вперед и вверх, хватая Гаврилу за широкое, мощное горло. Но Гаврила этого даже не заметил, продолжая давить правой рукой вперед – острие ножа едва не касалось груди Нечая. Левый кулак расстриги ударил по зубам, но замах оказался жидким.

Что-то произошло: Гаврила дал слабину, но и Нечай не смог ею воспользоваться. Сначала появился страх – ватный страх, сковавший тело. Нож выпал из руки расстриги, ткнувшись в ребра легким уколом. И только потом Нечай услышал знакомый звук – звук невидимого ревущего пламени. А потом в голове все перемешалось: Нечай чувствовал, как ударяется плечом об стену, и что-то тащит его вдоль этой стены, переворачивает через голову – и его, и Гаврилу – крутит, бьет о камни, швыряет со стенки на стенку, волочит, колотит, обдирает кожу.

Лестница словно выплюнула их наружу: напоследок Нечай врезался спиной в стену у ног Тучи Ярославича и в лицо ему влетел его собственный полушубок, небрежно брошенный наверху. Тусклый свет нижнего яруса ослепил глаза, удар на минуту оглушил и перехватил дыхание. Гаврила растянулся у подножья лестницы, но тут же вскочил, развернулся, отбегая назад, и выхватил из-за пояса свое сатанинское распятье.

Звук ревущего пламени двигался сверху, навстречу Гавриле, но перед тем, как он стал различимым, внизу началась паника: и мужики, и молодые бояре, хватаясь за головы, бросились к выходу – ужас шел впереди призрака и разгонял их со своего пути. Крики, топот, давка в дверях – кто-то споткнулся о ноги Нечая и шмякнулся на пол, и по распростертому телу немедленно протопали чьи-то сапоги; кто-то колотил кого-то в спину, надеясь протолкнуть через узкий выход; под стеной башни заметались и заржали кони, взвыли псы, срываясь с привязи; вопли людей бились между каменных стен и множились, снаружи стучали удаляющиеся шаги, и крики неслись над болотом.

Мужики разбегались на своих двоих, молодые бояре запрыгивали на рвущихся лошадей, и вскоре Нечай услышал удаляющийся топот множества копыт. Туча Ярославич, бледный, но уверенный в себе, прижимался к стене и держал руку на рукояти охотничьего ножа, торчащего из ножен. В глубине башни молча замер выжлятник, стоящий на коленях над неподвижным псом, а рядом с ним еще один псарь мелко крестился и шептал то ли молитву, то ли ругательства.

Грохот пламени приближался, и в узком арочном проходе на лестницу, наконец, появился бледный силуэт в островерхом шлеме с мечом в руках. Нечай невольно потянул к себе полушубок: нижняя челюсть ходила ходуном, и пальцы судорожно стиснули овчину. Боярин медленно потянул лезвие из ножен, а Гаврила выставил сатанинское распятие перед собой.

– Мы служим одному повелителю, – голос расстриги прозвучал тихо, сухо и надломлено.

Призрачное лицо воина исказилось ненавистью и отвращением, он легко взмахнул мечом – трепещущим сгустком воздуха – и с силой обрушил его на голову расстриги. Нечай был уверен, что тот разрубит тело Гаврилы пополам, но Гаврила мешком рухнул на пол – у него всего лишь подкосились ноги: через секунду он приподнялся и начал медленно отползать в сторону выхода, молча и быстро, пока не поднялся и не бросился прочь, закрыв лицо руками.

– Я не боюсь ни веревок, ни факелов, – голос призрака напоминал бьющий в лицо ветер, – всякий, вошедший сюда, навсегда останется здесь, живьем замурованный в эти стены.

Медленно сполз по стене боярин, и оказался сидящим на полу рядом с Нечаем, из горла выжлятника вырвался громкий всхлип, Нечай не мог шелохнуться, с приоткрытым ртом глядя на воина, когда тот ударил мечом в крепкую кладку: она осыпалась к его ногам, словно песок. Призрак шагнул в образовавшийся проем: гул пламени немного стих, и стена задрожала, затряслась от его шагов. Он уходил вниз – дрожь передалась земле, словно под ней теперь бушевало невидимое, холодное пламя.

Луч заходящего солнца проколол полутьму и холодно коснулся руки Нечая. Никто не шевелился и не говорил, пока луч не распустился веером: земля оставалась неподвижной, и ужас медленно уходил прочь, вслед за воином-призраком.

Громко, надрывно вздохнул выжлятник, хрипло втянул воздух пес, лежащий у его ног, псарь шевельнулся, но тут же нерешительно замер, и кашлянул Туча Ярославич. Нечай зябко повел плечами: хорошо боярину – он закутан в длиннополую шубу. Первое же движение напомнило об ушибах, ссадинах и укусах: Нечай поморщился и втянул воздух сквозь зубы. Туча Ярославич повернул к нему голову, долго смотрел ему в лицо, словно приходил в себя, а потом спросил, тихо и равнодушно:

– Зачем ты это сделал, мерзавец?

Нечай подумал немного, помолчал и ответил:

– Веселая потасовка лучше кровавого месива, а? Как тогда, в лесу, с егерями…

– Веселая потасовка… – хмыкнул боярин, – сукин ты сын… Как ты мне надоел сегодня, если б ты знал!