Новая любовь Розамунды Смолл Бертрис
– Я ничего не боюсь, – призналась Розамунда. – Когда-то боялась, но теперь это прошло. Я пережила трех мужей. Я всю жизнь только и делала, что угождала другим и выполняла все, что мне скажут, потому что родилась всего-навсего женщиной. Но я дала Фрайарсгейту трех маленьких наследниц, и я хорошо управляла своими землями и буду управлять ими впредь с помощью моего дяди Эдмунда. А теперь я хочу пожить для себя – хотя бы недолго.
– Расскажи мне про Фрайарсгейт, – попросил Патрик.
– Это прекрасная и щедрая земля. Мой дом стоит на берегу озера. Я развожу овец. Мы стрижем с них шерсть, сами делаем пряжу и сами производим сукно. Оно пользуется большим спросом у торговцев из Карлайла и из долин. Кроме того, у меня есть молочная ферма и конюшня. Мы не боимся нападений со стороны соседей, потому что наша долина окружена неприступными скалами. Ни один вор не уйдет отсюда с добычей. Он заблудится и будет схвачен на горных тропинках. Я всем сердцем привязана к своему дому. Это самое лучшее место в мире, Патрик. Ну а теперь ты расскажи мне о Гленкирке.
– Он построен на восточном краю нагорья, между двумя реками, – начал свой рассказ Патрик. – Мой замок совсем маленький. И до тех пор пока Яков не отправил меня в Сан-Лоренцо, я был просто лордом Гленкирком. Королю было угодно оказать честь герцогу Сан-Лоренцо и назначить к нему послом титулованного аристократа, вот я и стал графом Гленкирком. Мы разводим овец и нашу породу коров. У меня двое детей: дочка Жанет и сын Адам.
– Однако ты говорил только о сыне, – заметила Розамунда.
– Когда мы были в Сан-Лоренцо, мою девочку похитили работорговцы. Она должна была стать женой герцогского наследника. Мы едва успели отпраздновать их помолвку, когда она пропала. Мы пытались найти ее и выкупить, но не смогли. – Граф поморщился, словно от боли. – Я не могу рассказывать об этом, Розамунда. Пожалуйста, пойми меня и не расспрашивай больше.
– Я понимаю, – проговорила Розамунда и поцеловала Патрика в лоб.
В комнате повисла напряженная тишина.
– Расскажи мне об этом Логане Хепберне, который не дает тебе проходу, – попросил граф.
– Самый настоящий приставала, – ответила Розамунда. – Он уверяет, что влюбился в меня, когда мне исполнилось только шесть лет, увидев нас с дядей на сельской ярмарке в Драмфи. Он приехал во Фрайарсгейт как раз перед нашей свадьбой с Оуэном и имел наглость заявить, что явился просить моей руки. Я сказала ему, что выхожу за другого, и тогда этот наглец притащился к нам на свадьбу со своими братьями и волынками! Они привезли с собой виски и копченую рыбу. Я готова была дать им от ворот поворот, но Оуэн нашел их забавными. После смерти Оуэна королева Екатерина вызвала меня обратно ко двору. Она хотела поддержать меня, хотя отлично знала о том, что я не люблю надолго уезжать из дому и буду думать только о том, как бы поскорее вернуться. А когда я наконец вернулась – Логан Хепберн был тут как тут! Он сказал, что мы поженимся и что он приедет за мной.
– Ему не откажешь в отваге, – задумчиво произнес граф.
– Он настырный и грубый! – горячо возразила Розамунда. – Слава Богу, ваша королева вовремя пригласила меня на Рождество! Иначе мне пришлось бы превратить свой дом в крепость, чтобы отвадить этого налетчика! Он желает, чтобы я родила ему сына-наследника! Ну так пусть потрудится найти кого-то посговорчивее. – Тут она в испуге зажала ладонью рот. – Ох, Патрик! А вдруг…
– Это невозможно, милая, – сказал он. – Перед тем как вернуться домой из Сан-Лоренцо, я перенес тяжелый недуг. Мое лицо разнесло, как овечье вымя, и в паху все болело так, будто жгло огнем. Старая знахарка, которая пользовала меня, сказала, что после этой болезни мое семя останется бесплодным. За прошедшие годы у меня было множество любовниц, и ни одна не сказала, что понесла от меня.
Розамунда смущенно хихикнула и произнесла игривым тоном:
– Однако, милорд, вы наделены весьма впечатляющими достоинствами! – Она осторожными движениями стала поглаживать у Патрика в паху.
Он закрыл глаза, явно наслаждаясь этой дерзкой лаской, и в тон ей проговорил:
– А мне говорили, будто англичанки – сухие и холодные!
– И кто же это посмел внушить вам такую глупость, милорд? – проворковала Розамунда и слегка стиснула в руке набухший от желания член, заставив Патрика застонать от удовольствия.
– Я и сам не помню, мадам, но для меня большое облегчение узнать, что это ложь, – ответил он.
– Подозреваю, что это мог сказать сам король. Я слышала, что у вашего Якова чрезвычайно горячий нрав. И кстати, у королевы тоже. Если вспомнить об их потомстве, это должно быть правдой.
– Да, но среди их потомства нет ни одного живого наследника, – заметил граф.
– На этот раз все будет по-другому, – убежденно заметила Розамунда. – Будущей весной королева родит здорового сына. Мы все молимся об этом.
– Значит, ты тоже наделена lang eey, как наш король? – хриплым от возбуждения голосом произнес Патрик и положил руку Розамунде на грудь. Маленький сосок моментально затвердел и поднялся, приветствуя его. Он наклонил голову и поцеловал розовый бутон.
Розамунда глубоко вздохнула. Каждое прикосновение его рук, его губ доставляло ей райское наслаждение. И хотя она искренне любила Оуэна, с ним ей никогда не было так хорошо, с ним Розамунда ни разу не испытала такого восторга. А заодно и с ее королем, ненадолго сделавшим Розамунду своей любовницей во время ее последнего пребывания при дворе. Нет. Генриха Тюдора всегда интересовало лишь одно: его личная прихоть. Однако этот мужчина, Патрик Лесли, граф Гленкирк, с которым Розамунда была едва знакома, за одну короткую ночь сумел открыть ей глаза на то, какой должна быть настоящая любовь.
– Кажется, я умру, если вдруг ты сейчас меня оставишь, – прошептала Розамунда.
Патрик нежно поцеловал ее в губы:
– Пока нам не грозит разлука, любовь моя, но рано или поздно это случится, потому что твое сердце отдано Фрайарсгейту, а мое Гленкирку. Так и должно быть, ведь мы храним верность нашим людям и нашей земле. Но на какое-то время, мне кажется, мы можем забыть об ответственности перед другими ради нашей любви. Нам предоставили шанс исправить то, что когда-то было недоделано. Ты ведь понимаешь меня, Розамунда?
– Нет, – отвечала она. – Не понимаю.
– Любимая, то, во что я верю, может показаться ересью, но тем не менее я верю в это. Я считаю, что мы жили другой жизнью в другие времена и в другом месте. Я вспоминаю, что, когда только приехал в Сан-Лоренцо, у меня возникло невероятное чувство, будто я уже был в этом месте. Я мог без провожатых найти любое место в этом городе. И так было со мной всю жизнь. Старая колдунья из наших мест обладает lang eey, и она объяснила мне, что я уже жил прежде, как и большинство человеческих душ. Я ей верю. Сегодня, когда мы впервые встретились в этом времени и в этом месте, мы оба как будто узнали друг друга, как будто уже давно были знакомы. Тебя никак не сочтешь женщиной легкого поведения, и тем не менее мы лежим вместе в этой кровати, и я готов заняться с тобой любовью во второй раз за эту ночь. Теперь ты понимаешь меня, Розамунда?
– И да и нет, – замявшись, ответила Розамунда.
– Можешь ли ты принять это волшебство, что привлекло нас друг к другу, или лучше нам расстаться и сделать вид, будто ничего не было? – спросил граф.
– Разве мне хватит сил отказаться от такого чуда?! – с чувством произнесла леди Фрайарсгейт. – Нет, ни за что! Я выслушала тебя, но то, что ты сказал, кажется совершенно невозможным. И все же я лежу в твоих объятиях и чувствую, что не хочу с тобой расставаться. Я умру от тоски, если ты отошлешь меня силой!
– Я не стану отсылать тебя, Розамунда. Но как я уже сказал, придет время, когда мы поймем, что должны разойтись ради других людей. Но это время еще не пришло. Судьба подарила нам короткий промежуток счастья, и мы должны быть благодарны за это.
– Неужели ты не мог найти меня раньше, милорд? – спросила Розамунда совершенно серьезно. Патрик улыбнулся. Во взгляде его зеленых глазах читалась чистая и нежная любовь.
– Помолчи, любимая, и позволь мне снова насладиться нашей близостью, – шепотом проговорил он и вновь прильнул поцелуем к ее губам.
– Да! – выдохнула она, с обожанием глядя на своего шотландца.
Они вновь отдались страсти. Его копье легко скользило в тугих и упругих ножнах. Ее тело выгнулось ему навстречу. Он ударял снова и снова, пока их обоих не подхватил на свои крылья ослепительный волшебный вихрь.
– Я умираю! – выдохнула Розамунда, содрогаясь от острой до боли вспышки блаженства, порожденной его сильным и глубоким рывком. Оба рухнули на кровать, совершенно обессиленные, обливаясь жарким потом.
– Ты самая невероятная женщина на свете, – прошептал Патрик. Его голова покоилась на молочно-белой груди Розамунды.
– А ты просто потрясающий мужчина, мой дорогой граф. Ты сказал, что прожил уже полвека, а занимаешься любовью со страстью юноши, – с восторгом произнесла Розамунда. Он хмыкнул.
– Только юноши хвастаются своей неутомимостью и готовы загнать себя до смерти, чтобы поддержать этот миф, – слегка улыбнувшись, заметил Патрик. – В мои годы мужчины уже знают пределы своих возможностей, хотя сегодня я удивил даже самого себя, любовь моя. Но это скорее всего твоя заслуга. Ты меня вдохновила.
– Тогда советую тебе унять свой пыл, милорд, потому что скоро тебе придется проводить меня к себе в комнату. Я совсем не соображаю, где сейчас нахожусь, – со смехом призналась Розамунда.
– Ты находишься в моих объятиях, где тебе и полагается быть, и я непременно провожу тебя до твоей комнаты, – пообещал Патрик. – Но прежде давай немного отдохнем, Розамунда.
Она согласно кивнула и закрыла глаза, чувствуя себя спокойной и довольной впервые за много месяцев. Вот что значит быть по-настоящему любимой! Если бы только остальные понимали, какое это счастье!
Они немного вздремнули, не размыкая объятий и наслаждаясь близостью друг друга. Наконец граф осторожно поднялся и оделся, а затем передал Розамунде ее одежду. Когда она привела себя в порядок, граф вывел ее из своей каморки в темные переходы замка. Через несколько минут они уже были у дверей ее комнаты. Жадно поцеловав Розамунду, граф повернулся и вскоре исчез, растворившись во тьме коридора.
Розамунда неслышно проскользнула в свою комнату. Энни дремала в кресле у потухшего очага. Она сразу проснулась, как только услышала шаги хозяйки.
– Я рада, что ты не беспокоилась, – сказала ей Розамунда.
– Лорд Кембридж заходил ко мне, миледи. Он сказал, что вы можете прийти очень поздно. – Энни поднялась с кресла, зевая и потягиваясь, и, выглянув в щелку между тяжелыми бархатными занавесями на единственном окне, сказала: – Скоро уже будет светать! Вы бы лучше ложились, миледи, если хотите хоть немного отдохнуть перед утренней мессой.
– Разожги огонь, – приказала Розамунда, – и согрей воды. От меня слишком пахнет мужчиной, и я не могу в таком виде показаться перед королевой. Да и в кровать не хотелось бы ложиться не помывшись.
Энни удивленно посмотрела на свою госпожу.
– Граф Гленкирк стал моим любовником, Энни, – без обиняков завила Розамунда. – И ты не будешь обсуждать это с другими слугами, даже если они пристанут к тебе с расспросами. Ты поняла меня, девочка?
– Да, миледи, – ответила Энни. – Но разве это хорошо для такой приличной дамы, как вы? – не удержавшись, спросила она.
– Я вдова, Энни, и разве ты не была моей доверенной подругой, когда я была с королем? – вопросом на вопрос ответила Розамунда.
– То совсем другое дело, – возразила Энни. – Вы всего лишь подчинялись своему королю. И в том не могло быть никакого вреда, пока не узнает королева Екатерина или кто-то еще!
– Нет, Энни, это было не другое дело. Такой была вся моя прежняя жизнь, – возразила Розамунда. – Я делала то, что требовали от меня другие. Что они ожидали от меня. Однако теперь я собираюсь делать то, что хочу сама. Я буду жить только ради собственного удовольствия, а не ради других! Ты понимаешь?
– А как же лорд Клевенз-Карн? – не унималась Энни. – Вряд ли он возьмет в жены такую даму, которая готова задрать юбки перед первым встречным!
Розамунда отвесила Энни оплеуху.
– По-моему, ты забыла, с кем разговариваешь! Или тебе не терпится быть отосланной обратно во Фрайарсгейт? Учти, я сделаю это без труда, потому что на твое место найдется немало желающих, причем таких, кто будет держать рот на замке! А тебе я скажу то же, что сказала Логану Хепберну. Я не желаю снова выходить замуж! И не позволю принудить меня к этому силой. У Фрайарсгейта есть наследница и еще две ее младших сестры. Однажды я так выдам замуж своих дочерей, что знатность и богатство нашего рода приумножатся. Логан Хепберн мечтает о сыне. Ему нужен наследник для Клевенз-Карна. Вот и пусть ему рожает наследников какая-нибудь молоденькая девчонка, которая станет обожать его и будет ему преданной женой. Я не из таких женщин. Матушка нашего короля Генриха была моей наставницей и говорила, что однажды женщина должна выйти замуж ради семьи. Может быть, дважды, но не больше. А после этого, говаривала достопочтенная Маргарет, женщина имеет полное право выходить замуж по собственному усмотрению. Дядя Генри Болтон дважды выдавал меня замуж по своему усмотрению. Третий муж достался мне по решению короля. Теперь моя очередь делать выбор, и я выбираю свободу! Ты поняла меня, Энни? Теперь я буду жить ради себя!
– Да, миледи, – буркнула Энни с обиженным видом, потирая покрасневшую щеку.
– Хорошо. Теперь, когда мы с тобой договорились, ты готова служить мне без лишних вопросов?
– Да, миледи.
– Ну так ступай и займись делом, – приказала служанке Розамунда и присела на кровать, дожидаясь, пока Энни разведет в очаге огонь и согреет воду для умывания.
Какая это была ночь! Она едва успела прибыть ко двору, и сегодня, накануне Сочельника, ее переполняет счастье. Она понятия не имела, к чему это приведет, но, к собственному удивлению, обнаружила, что совершенно не испытывает страха перед будущим. За свои двадцать три года она впервые влюбилась по-настоящему и готова идти по этой дороге до конца, а потом… ну вот тогда она и будет думать, что сделает потом. А сейчас она собиралась жить настоящим, и все ее настоящее сосредоточилось в Патрике Лесли, графе Гленкирке.
Глава 2
Король Яков внимательно посмотрел на своего друга, графа Гленкирка.
– Черт побери, Патрик, у тебя такой вид, будто ты влюбился!
– А почему ты считаешь, что я не могу влюбиться? – спросил Патрик с улыбкой. – Или я не такой же человек, как все?
– Человек-то человек, но чтобы как все? Нет, Патрик, ты не похож на других. Ты был послом в Сан-Лоренцо. Это слишком значительная должность для незначительного землевладельца из горной глуши. Я сделал тебя графом, чтобы оказать честь герцогу Сан-Лоренцо. И ты служил мне верой и правдой, пока не случилось несчастье с твоей дочерью Жанет. После чего ты даже не соизволил дождаться моего разрешения, а просто уложил вещи и вывез семью обратно в Шотландию. Ты задержался при дворе ровно настолько, чтобы отчитаться передо мною, и снова пропал в горной глуши на целых восемнадцать лет. Ты до сих пор был бы там, не вызови я тебя обратно на службу. Я не знаю другого человека, настолько преданного моей короне и способного сделать это, Патрик. Ты всегда был моим другом, настоящим другом с самого начала – в отличие от многих других, кому я вынужден милостиво улыбаться и кого вынужден осыпать незаслуженными похвалами и почестями. Ты по-прежнему тверд и неподкупен. Ты человек слова. И я могу на тебя положиться.
– То же самое ты говорил мне, отправляя в Сан-Лоренцо, – сухо заметил граф. – И вдруг снова пожелал видеть меня при дворе. С чего бы это?
– Прежде ты должен признаться, кто эта леди! – Хитро прищурившись, король посмотрел на своего старого друга.
– Джентльмен не опускается до сплетен, как простая крестьянка, – отвечал Патрик с добродушной улыбкой. – Ты наделен завидным терпением, и со временем я тебе скажу, но не сейчас.
– Ага, значит, ты влюбился не на шутку! – воскликнул король. – Учти, я теперь глаз с тебя не спущу! – И тут же, уже всерьез, добавил: – Патрик, ты должен ради меня снова побывать в Сан-Лоренцо.
– Там у тебя есть прекрасный посол, – ответил граф.
– О да, Йен Макдафф отлично справляется со своей ролью, но все же он не такой дипломат, как ты, Патрик! А мне отчаянно требуется дипломат. Ты знаешь, что папа собирает армию, именуя ее «Священной лигой». Он хотел бы отобрать у Франции северные итальянские провинции, но не справится с этим в одиночку. И тогда он объявил им войну, назвал ее освободительной и призвал другие страны поддержать его в обмен на вечное спасение, не говоря уже о более материальных благах. Мой неугомонный шурин, Генрих Английский, сделался его сторонником. Мне тоже предложили встать в их ряды, но я не могу так поступать. И не буду. Эта агрессия неоправданна, Патрик!
– А Франция – наш главный союзник. Ты всегда был человеком чести, и я знаю, что ты не предашь старого друга без серьезной на то причины. А тут нет и не может быть такой причины, верно?
– Только стремление Генриха Тюдора заслужить поддержку папы и тем самым увеличить свое влияние в Европе, – отвечал Яков Стюарт. – Испания, конечно, присоединится к папе и Англии. Венеция и Священная Римская империя тоже не отстают, но пока это не зашло слишком далеко, я попытаюсь их остановить. Я должен проделать это в величайшей тайне и в таком месте, о существовании которого никто не догадается, даже если они прознают о моих планах. Я не хочу смотреть на то, как величайшие государства Европы сражаются друг с другом, вместо того чтобы объединенными силами выдворить турок из Константинополя. И кроме того, как известно моему шурину, я действительно человек чести. Я не предам своего союзника даже ради собственной выгоды, как это мог бы сделать он. Он знает, что я не могу вступить в этот союз против Франции. Он ищет повода натравить Святой престол на меня – то есть на Шотландию. Патрик, в Сан-Лоренцо ты должен встретиться с доверенными лицами венецианского дожа и императора Священной Римской империи. Ты должен убедить их в том, что вся эта затея со «Священной лигой» не более чем происки Англии, рвущейся к мировому господству. В обеих странах есть партии, разделяющие мое мнение. Я наладил с ними контакт, и они готовы послать своих представителей в Сан-Лоренцо, на встречу с тобой. Инстинкт подсказывает мне, что у нас практически нет надежды на удачу, но мы обязаны попытаться.
– И рано или поздно начнется война с Англией, – со вздохом произнес граф.
– Знаю, – отозвался король. – Мне сказал об этом мой lang eey, и тем не менее я должен сделать все, что считаю необходимым. Я делаю это для Шотландии, Патрик.
– Да, и еще никогда у нас не было такого короля, как ты, Яков, четвертый из Стюартов. Но ты зря женился на англичанке. Лучше бы ты выбрал Маргариту Драммонд. Драммонды дали Шотландии уже двух королев, и обе были хорошими королевами, – со вздохом заключил граф Гленкирк.
– Ты прав. Я знаю, что зря женился на англичанке, и как мог оттягивал этот брак. Но когда мою возлюбленную Маргариту и ее сестер отравили, у меня больше не осталось причин отказываться. Многие хотели соединить узами брака дома Стюартов и Тюдоров в надежде укрепить мир между нашими народами. Однако этот мир оказался лишь перемирием. И теперь, когда не стало моего тестя и на троне сидит его сын, я все больше боюсь за всех нас. Брат моей жены – упрямый человек, а богатство, созданное усилиями его отца, наделило его вдобавок огромной властью.
– Но Шотландия уже многие века не знала такого процветания, как под твоей рукой, – заметил граф. – И всякому должно быть ясно, что мы не желаем ничего, кроме мира, чтобы продолжать жить в достатке.
– Да, только боюсь, что это не отвечает честолюбивым планам Генриха Восьмого, – ответил король. – Ему не дает покоя тот факт, что я нахожусь в лучших отношениях со Святым престолом, чем он. Он старается поссорить меня с папой, изображая его преданного союзника в войне с Францией, и похоже, что это ему удается. Ты ведь слышал о том, что стало с фамильными драгоценностями моей жены, не так ли?
– Нет, я ничего об этом не знаю, – покачал головой Патрик.
– Конечно, – сказал король. – Ты едва успел вернуться ко двору. Бабушка моей жены, достопочтенная Маргарет, и ее мать, покойная Елизавета Йоркская, разделили принадлежавшие им фамильные драгоценности на три равных доли: для моей жены, для ее сестры и для супруги ее брата, королевы Екатерины. Но король Англии отказался отослать своей старшей сестре ее долю, придумав для этого множество самых различных причин. Наконец моя жена написала своему брату, что ей нужны были не драгоценности, а просто вещи, дорогие ей как память о любимых матери и бабушке, поскольку я, ее супруг, с радостью преподнесу ей в дар украшения во много раз дороже. Могу представить себе, как разозлился король Хэл[1]. Маргарита рассказывала мне, что еще в детстве он постоянно жульничал в играх и терпеть не мог проигрывать. Судя по всему, эти замашки у него сохранились до сих пор.
– Когда мне следует отправляться? – спросил Патрик.
– Не раньше, чем закончатся рождественские гулянья, – отвечал король. – Я хочу, чтобы это выглядело так, будто мне захотелось в знак памяти о старых добрых временах провести с тобою вместе Рождество и Святки. И ты не посмел отклонить мое приглашение, потому что уже давно не являлся ко двору, чтобы выразить свое почтение и преданность. Тот факт, что ты сблизился с какой-то дамой, только нам на руку. Праздники кончатся, ты исчезнешь, и все решат, что ты снова вернулся в Гленкирк. Ты ведь знаешь, что при дворе всегда полно шпионов, Патрик, и если они узнают о моих планах, то непременно донесут англичанам, испанцам или, чего доброго, самому папе. Твоя миссия должна оставаться в тайне. Я понимаю, что на успех почти нет надежды, но прежде чем все окончательно смешается, мне хотелось бы попытаться остановить это безумие. Три года назад Святой престол заключил союз с Францией, чтобы поставить на колени Венецию. Теперь Франция стала его врагом. Мне тошно смотреть, Патрик, как сильные мира сего играют в эти кровавые игры. И ведь никому не дано одержать полную победу! Эти политиканы готовы весь мир стереть в порошок!
– Итак, моя задача – убедить кого-то из игроков в безнадежности их затеи? – спросил граф. – Кто же это? Кого ты считаешь слабым звеном в этой цепи?
– Венецию, которая всегда и всех подозревает в измене, и, возможно, Священную Римскую империю, которая никогда не доверяла Испании до конца. Испания будет поддерживать папу во что бы то ни стало, особенно если помнить о том, что английская королева родилась и выросла в Испании. Если мне удастся ослабить этот союз, у папы появятся новые заботы и меня перестанут вынуждать к тому, чтобы присоединиться к ним и разорвать старый договор с Францией. Кроме того, как только туркам станет известно о новом союзе, они тоже поспешат что-то предпринять, а значит, отвлекут на себя внимание папы. В конце концов, он глава всей христианской церкви, – добавил король с язвительной усмешкой.
– Значит, представители Венеции и императора приедут в Сан-Лоренцо? – спросил Патрик.
Король утвердительно кивнул.
– Ну что ж, – продолжал граф, – мой сын Адам уже взрослый и сумеет самостоятельно распоряжаться нашими землями в мое отсутствие. И хотя я не думаю, что плавание по зимним морям можно считать большим удовольствием, если мне не изменяет память, в Сан-Лоренцо самыми приятными месяцами были как раз январь и февраль. Давненько я не наслаждался зимой на берегу теплого моря!
– И ты без сожалений расстанешься со своей дамой? – поддразнил его король.
– Расстанусь? Я не расстанусь с ней ни за что! Я намерен взять ее с собой в Сан-Лоренцо. Ты угадал, когда назвал меня влюбленным. Я действительно влюбился. Я обожал мать моей дочери. Я был женат на матери моего сына, милой и скромной девушке, и полюбил ее всей душой, потому что хотел иметь сына и наследника. Ее внезапная смерть разбила мне сердце. Мне кажется несправедливым то, что Агнес ушла из жизни так же, как и мать Жанет. Она была чертовски хорошей женой и даже пообещала по всем правилам удочерить Жанет, когда родится наш сын. И я никогда, никогда с тех пор не любил никого по-настоящему. Я давно вышел из юношеского возраста. У меня уже есть внуки. И тем не менее я влюблен и чувствую себя молодым.
– Если эта дама покинет двор, это привлечет к себе внимание? – спросил король.
Граф Гленкирк долго думал, прежде чем ответить.
– Скорее всего да. Она близкая подруга королевы.
– У нее есть муж, о котором нам следовало бы позаботиться? – продолжал свои расспросы король. – Или у нее слишком влиятельная родня?
– Она вдова и не может похвастаться большими связями, – отвечал Патрик. – Про нее подумают, что она просто вернулась домой.
– Если только, – заметил король, догадавшись, о ком идет речь, – моя жена не пожелает иметь ее при себе весной, когда придет время рожать.
– Ты понял? Черт бы побрал этот твой lang eey! – с недовольной гримасой заметил граф. – Или ты просто тычешь пальцем в небо?
– Ты влюбился в милую леди Фрайарсгейт, Патрик, не так ли? – ответил король вопросом на вопрос.
– Мы познакомились два дня назад, – кивнул граф.
– Всего-то? – Король не скрывал своего удивления.
– Со мной никогда не происходило таких странных вещей. Я увидел ее на другом конце тронного зала и почувствовал, что непременно должен с ней познакомиться. Лорд Грей представил нас друг другу через свою приятельницу, Элсбет Хьюм. И как только наши взгляды встретились, мы оба поняли, что были знакомы где-то в другом времени и в другом месте и что судьба нарочно свела нас здесь и сейчас. У меня нет более вразумительного объяснения. Найдется немало таких, кто сочтет нас сумасшедшими, но я знаю, что ты не из их числа, Яков Стюарт.
– Верно, – подтвердил король, – потому что я сам испытал нечто подобное, когда встретил Маргариту Драммонд. Должен признать, что Розамунда Болтон на редкость хороша собой. Но она англичанка, Патрик! И вдобавок, согласно имеющейся у меня информации, недолгое время состояла в любовницах у моего шурина.
– Вот как? – спросил граф, явно удивленный услышанным. Розамунда не говорила ему об этом, да и с какой стати? – Тем не менее я не думаю, что она вовлечена в политические игры. Розамунда не из тех, кто готов на все, лишь бы выслужиться перед своим королем. Во всяком случае, мне она такой не кажется. И ей вовсе не обязательно знать, зачем мы едем в Сан-Лоренцо. Достаточно одного желания любить друг друга без помех, подальше от завистливых глаз твоих придворных и назойливых друзей. Аркобалено, столица Сан-Лоренцо, самое романтическое место в мире. Я уверен, что Розамунда, никогда не покидавшая пределов Англии вплоть до этой поездки в Шотландию, будет в восторге от него.
– Все должно оставаться в строжайшей тайне, – напомнил король. – О твоей миссии не знает ни моя жена, ни королева Екатерина. Братец Генри пытался соблазнить эту леди, еще когда она была совсем молоденькой девушкой и жила при дворе. Ему не позволили это сделать, и по решению короля Розамунду выдали замуж. А когда она снова оказалась при дворе, уже овдовев, Генри явно сделал все, чтобы наверстать упущенное. Как я уже говорил, он терпеть не может проигрывать.
– Твоей информированности можно только позавидовать, – почтительно заметил граф.
– Королям редко удается сохранить в полной тайне свои поступки, – ответил король. – Всегда найдутся любопытные глаза и уши. В данном случае это был слуга лорда Кембриджа, готовый продать сведения щедрому покупателю. Полагаю, он вообразил, будто я и сам не прочь отведать прелестей этой леди. Однако сейчас мне вполне хватает услуг Изабеллы Стюарт, дочки моего кузена, графа Бакена. Да и моя жена снова беременна. Я не хотел бы ее расстраивать, поскольку знаю, что весной она родит мне сына и что он останется жив – в отличие от остальных слабых и больных младенцев, рожденных ею прежде.
– Королева не так отчаянно нуждается в присутствии Розамунды, как я, – продолжал Патрик. – Я самый преданный твой слуга, и ты это знаешь, но я не поеду в Сан-Лоренцо без моей милой. Я поговорю с Розамундой, когда будет нужно, и она убедит королеву, что обязана вернуться домой, в милый ее сердцу Фрайарсгейт. А весной она вернется, чтобы присутствовать при родах. Говоришь, это будет мальчик?
– Да, дружище! – Король Яков тяжело вздохнул. – Как бы я хотел верить, что увижу, как он станет взрослым! Но мне этого не дано.
Патрик не стал возражать, поскольку вовсе не желал знать того, что знал король. Яков Стюарт славился удивительным даром предвидения. Патрик понимал, что если король просит его соблюдать тайну – значит, эта миссия для него чрезвычайно важна.
– Я успею состариться, но все равно буду служить твоему сыну, – попытался утешить старого друга граф.
Король вдруг рассмеялся:
– Ты уже переспал с нею!
– Не прошло и пары часов после нашего знакомства. Черт побери, Яков! Когда я с ней, то снова чувствую себя тридцатилетним! Господь свидетель – у меня было множество любовниц, но ни одной не удалось взять надо мною такую власть, как эта девочка!
– Кажется, у нее есть жених, – заметил король.
– Да, кузен графа Босуэлла, Хепберн из Клевенз-Карна. Розамунда мне говорила, – Патрик усмехнулся, – будто он собирается приехать за ней в День святого Стефана, чтобы сыграть свадьбу. Представляю, какая у него будет физиономия, когда он поймет, что невеста вовсе не собиралась покорно идти с ним под венец!
– День святого Стефана? Так ведь это сегодня! – воскликнул король и расхохотался: – Да, с такой выдумщицей не соскучишься! И ты уверен, что именно такая женщина тебе нужна?
– До тех пор, пока судьба снова не разлучит нас, – заверил старого друга граф.
– Ага, – заметил король, – стало быть, ты не собираешься быть с ней до конца. И не женишься на ней.
– Я бы женился, если бы она сама захотела. Она хочет, чтобы я был ее любовником, а в качестве мужа я ее не устраиваю, – пояснил Патрик. – Она не желает снова выходить замуж, и я знаю, что она не покинет дорогой ее сердцу Фрайарсгейт, – точно так же, как я не расстанусь со своим Гленкирком. Но однажды я сделаю ей предложение, – с загадочной улыбкой добавил граф. – Пока же нам вполне довольно того, что мы искренне любим друг друга. Вот почему она постаралась отделаться от Хепберна из Клевенз-Карна. Мне жаль этого малого. Ибо что он может сделать, чтобы убедить Розамунду в своей любви? Если он действительно ее любит.
– Патрик, я не сомневаюсь, что, когда он обнаружит пропажу невесты, тебе предстоит встретиться с ним здесь, при дворе. Хепберны – известные упрямцы. Вдобавок он уговорит своего кузена, графа Босуэлла, явиться ко мне с просьбой о помощи.
– Розамунда – подданная английского короля, и ты не вправе выдать ее за своего человека, – нерешительно проговорил граф Гленкирк. – Или я ошибаюсь?
– Такова будет моя линия защиты, но Мег наверняка не останется равнодушной. Моя маленькая англичанка чрезвычайно романтична. Между прочим, весьма необычная черта для женщины из дома Тюдоров. Розамунде придется поделиться своей тайной с королевой, иначе та не успокоится, пока не обеспечит свою дорогую подругу новым мужем. Королева считает, что ни одна женщина не может быть по-настоящему счастлива – или хотя бы просто довольна жизнью, – если не состоит в законном браке. И уж если она решает устроить чье-то счастье, то может стать попросту опасной, Патрик! Может дойти до того, что о вашей связи узнает весь двор.
– Может, так оно и лучше, – задумчиво проговорил граф. – Это наверняка остановит королеву, а заодно и графа Босуэлла с его Хепберном из Клевенз-Карна. Но сперва мне нужно посоветоваться с Розамундой. Она не из тех женщин, кто любит, чтобы решали за нее.
– Ах какой ты счастливчик, Патрик! – улыбаясь, воскликнул король. – Ты снова влюбился! После Маргариты Драммонд я позабыл, что это за чувство!
– А я нет, – отвечал граф с довольной улыбкой.
Двое мужчин сидели в личном кабинете короля Якова в замке Стерлинг, удобно устроившись возле камина и грея в ладонях серебряные бокалы с темным виски. Они проговорили всю ночь, а все считали, что король провел время в постели у своей любовницы.
– Французский корабль перевезет вас через море к берегу Франции, – давал Яков последние наставления. – Оттуда вы по суше доберетесь до Сан-Лоренцо. Я не хочу рисковать твоей жизнью, заставляя пересекать в это время года Бискайский залив. Однако из-за женщины твое путешествие может затянуться.
– Розамунда – сельская жительница, как и ее служанка. Карета с дамским багажом наверняка привлечет к себе внимание. Мы поедем верхом. Моя девочка уверяет, что созрела для приключений после того, как всю жизнь только и делала, что выполняла свой долг. – Патрик хмыкнул. – Для нее такая поездка наверняка покажется настоящим приключением!
– А как же ее наряды и прочее барахло, столь милое женскому сердцу? – иронично заметил король.
– Мы захватим лишь самое необходимое, а когда прибудем на место, я обеспечу Розамунду новым гардеробом! – ответил Патрик.
– Хотел бы я посмотреть, так ли уж твоя леди будет готова к приключениям, когда ты ей все расскажешь, – с усмешкой заметил король.
– Она поедет со мной, – негромко, но убежденно промолвил граф. – Мы пока не сможем расстаться.
– Мы еще поговорим с тобой перед отъездом, Патрик. А пока иди спать. Мне тоже пора, – заключил король.
Мужчины встали, пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны. Яков Стюарт отправился проведать свою очередную любовницу Изабеллу, а граф Гленкирк пошел искать леди Фрайарсгейт.
Розамунда решила, что ее комната хоть и мала, но зато там есть камин и им с Патриком будет удобнее расположиться в ней. Энни волей-неволей пришлось перебраться на ночь в общую спальню для женской прислуги. Когда личная служанка, делившая по обычаю ложе со своей хозяйкой, перебиралась в общую спальню, это считалось верным признаком того, что у леди завелся любовник. Энни строго-настрого приказали помалкивать, но держать уши открытыми, чтобы не пропустить ни одной сплетни, важной для Розамунды.
Розамунда спала, когда граф осторожно вошел в ее комнату. Он неслышно разделся и забрался в постель, обняв Розамунду и поцеловав в шею. Она прошептала что-то невнятное.
– Ты уже проснулась, любовь моя? У меня есть новости. – Патрик положил руку на пышную грудь Розамунды и слегка потеребил пальцами сосок.
– Какие новости? – сонным голосом спросила она и придвинулась ближе, волнующе подвигав бедрами.
– Ах ты, негодница! – шутливо воскликнул Патрик, чувствуя, как быстро просыпается в нем желание. Что за чары эта женщина напустила на него?
– Потому что я тебя хочу? – лукаво спросила Розамунда, поворачиваясь к графу лицом и стаскивая с себя ночную рубашку. Она обхватила его за шею, и ее тугие набухшие соски уперлись в его широкую грудь.
Патрик обхватил Розамунду ладонями за ягодицы и привлек к себе.
– Потому что твое тело и твоя ненасытность зажигают меня так, как это не удавалось ни одной другой женщине, Розамунда! Потому что теперь, когда ты так неосторожно разбудила во мне желание, мне придется сперва удовлетворить нас обоих и только потом поделиться с тобой новостями, маленькая проказница! – Его губы прижались к ее рту в жарком, требовательном поцелуе, и она ответила с таким же пылом. – Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, милая, не так ли? – выдохнул граф, ненадолго прервав поцелуй.
– О да, милорд, я это знаю. Но и ты не будешь удивлен, если услышишь, что я отвечаю взаимностью на твои чувства. Я схожу по тебе с ума, Патрик! У меня такое чувство, будто вся моя жизнь была лишь подготовкой к тому, что происходит между нами. И как, скажи на милость, такое возможно? Я любила Хью, ибо он был для меня как отец. Я любила Оуэна, ибо он любил меня и Фрайарсгейт. Но с тобой все по-другому. Это сумасшествие не имеет к Фрайарсгейту никакого отношения. Это наше и только наше! Я готова остаться с тобой в этой комнате навсегда!
Патрик осторожно опустил Розамунду на подушки и положил ей на грудь свою большую руку. Их пальцы немедленно сплелись. Это стало у них привычкой. Их взгляды встретились в тот миг, когда он вошел в нее, и у Розамунды вырвался глубокий вздох. Он ненадолго замер совершенно неподвижно, наслаждаясь тем, как она принимала его. Это было так чудесно, что он готов был рыдать от восторга. А потом он снова стал двигаться, и Розамунда закрыла глаза и глубоко вздохнула, когда их близость завершилась восхитительной разрядкой.
– Ох, Патрик, я так сильно тебя люблю! Пожалуй, даже слишком сильно! – прошептала она, как только снова обрела дар речи.
– Мне кажется, что мы никогда не насытимся нашей любовью, – эхом отозвался граф. – А ты говоришь – слишком! – Его большая рука медленно скользила по волосам Розамунды. – У тебя такие мягкие волосы.
– Энни считает меня ненормальной, потому что я мою их не реже раза в неделю. Она говорит, что рано или поздно я простужусь до смерти, если постоянно буду ходить с мокрой головой, – смеясь, проговорила Розамунда.
– Она сильно обиделась из-за того, что спит теперь в общей спальне? – спросил Патрик.
– По-моему, она втихомолку радуется возможности побыть вместе с остальными служанками, – ответила Розамунда.
– А как ты считаешь, любовь моя, ей понравится путешествовать? – осторожно поинтересовался граф.
– Понятия не имею, – ответила Розамунда. – А почему ты спрашиваешь?
– Мне вдруг захотелось провести зиму в более мягком климате. И я хочу взять тебя с собой, Розамунда.
– А это значит плыть по морю в самое отвратительное время года, – заключила она. – Патрик, ты действительно считаешь меня круглой дурой?
– Это нужно королю, милая, – честно признался граф, поняв, что скрывать от Розамунды что-либо бесполезно. – Я не могу сказать больше, но знаю, что ты меня поймешь. Даже то, что я сказал, отдает мою судьбу в твои маленькие ручки, Розамунда.
– Тогда зачем ты мне это сказал? – удивилась леди Фрайарсгейт.
– Затем, что однажды ты была любовницей короля Генриха, – без обиняков ответил Патрик.
– Но кто тебе об этом рассказал? Ведь знали только Том и Энни! Наверняка проболтался кто-то из слуг. Надеюсь, не из моих! Нет. Это не могла быть Энни, потому что тогда ты не стал бы спрашивать, любит ли она путешествовать, поскольку заранее рассчитывал бы на то, что она отправится со мной. А твой король, учитывая этот факт, испугался, что я могу тебя предать. Ради Бога, скажи мне скорей, что Мег ничего об этом не знает!
– Она ничего не знает. И королева Екатерина тоже, – поспешил заверить Патрик.
– Я вовсе не строила глазки Хэлу, – вновь заговорила Розамунда после некоторой паузы. – Но он все равно добился бы своего. И ради интересов нашей семьи мне пришлось быть с ним любезной – насколько это было возможно, Патрик. Ни о какой любви и речи не было, и, хотя я предана Англии, мне не кажется, что ты делаешь для своего короля что-то такое, что может навредить моей стране. Король Яков проявил себя мудрым правителем, для которого главное – мир и процветание его подданных. Я достаточно хорошо знаю Генриха Тюдора. Этот человек крайне честолюбив и жаден. Он обзавелся весьма неприятной привычкой постоянно делать вид, будто сам Господь на его стороне. Это могло бы показаться забавным, если бы не было так опасно. И я ни при каких обстоятельствах не предам тебя, Патрик, – с пылом заключила Розамунда.
– Знаю, – проговорил граф и снова поцеловал ее в губы. – Так ты поедешь со мной, моя милая Розамунда?
– Я поеду с тобой, Патрик Лесли, куда бы ты ни отправился. Ибо боюсь, что разлука разобьет мне сердце, – с готовностью ответила Розамунда.
– А как же Логан Хепберн?
– Логану нужен сын и наследник. И ему давно следовало бы жениться, а не морочить себе голову дикими фантазиями о ребенке, которого он увидел в шесть лет. Да, впервые он увидел меня ребенком, но я уже давно выросла. И не хочу выходить замуж только потому, что доказала свою плодовитость.
– Мужчина вправе ожидать – а особенно если он носит титул, – что жена наградит его потомством, – заметил Патрик.
– И я вполне с этим согласна, – отвечала Розамунда, – но для него это единственная причина для нашего брака – если не считать всей этой чепухи о том, как он впервые увидел меня. Он болтает о любви, но любит ли он меня на самом деле, я не знаю, и не хочу полагаться на удачу. Мне вовсе ни к чему становиться его женой, чтобы выяснить, что во мне его привлекает лишь здоровая утроба, способная вынашивать жизнеспособных детей. Я никогда не знала любви, Патрик, пока не повстречала тебя. И не хочу отказываться от нее ради так называемой приличной партии. Не хочу и не буду!
– Нам следовало бы пожениться, тебе и мне, – задумчиво проговорил граф.
– Только в том случае, если ты согласишься покинуть свой Гленкирк, а я – Фрайарсгейт, – повторила Розамунда слова, сказанные не так давно Патриком.
– И как тебе удалось узнать меня так хорошо за столь короткое время? – добродушно усмехнулся он.
– А тебе – меня… – эхом отозвалась Розамунда. – Ох, Патрик! Меня совершенно не интересует, кто что скажет и подумает! Я люблю тебя! И мне вовсе не обязательно быть для этого твоей женой. Так же как и тебе вовсе не обязательно предлагать мне честь носить твое имя, чтобы я верила в твою искренность. Мы и так знаем, что любим друг друга. Для этого нам было достаточно посмотреть друг другу в глаза.
– Да, – согласился граф. – Это так, милая.
– Когда мы покидаем двор? – спросила она.
– После Крещения, – ответил Патрик. – Пусть все подумают, что я вернулся в Гленкирк, поскольку меня тяготит жизнь при дворе. И твое отбытие, Розамунда, также должно выглядеть как возвращение домой. Скажи, это будет очень трудно – получить разрешение королевы покинуть двор?
Розамунда ненадолго задумалась, а затем сказала:
– Да, это будет нелегко, но мне придется сказать, что заболела одна из моих дочерей и Мейбл прислала за мной. Конечно, королева обидится, но ей придется с этим смириться. Она хотела, чтобы я оставалась с нею до самых родов. Она ужасно боится, что так и не сможет родить королю здорового сына.
– Lang eey сказал королю, что родится крепкий мальчик. Он сожалеет лишь о том, что не увидит, как его сын станет взрослым, – добавил граф.
– Тогда мне будет не так стыдно за мою маленькую ложь, – сказала Розамунда.
– А твой кузен, лорд Кембридж? Весьма приятный во всех отношениях джентльмен, но я боюсь, что под добродушной внешностью кроется острый ум и сильный характер! – заметил Патрик.
– Том очень умен, но мне придется рассказать ему всю правду о нашем путешествии. Он самый лучший друг, какой у меня был в этом мире, и никто, даже мои мужья, не заботился обо мне так, как Томас Болтон. Честно говоря, он наверняка обидится, что мы не позвали его с собой, – усмехнулась Розамунда. – Однако мне придется просить его вернуться во Фрайарсгейт. Он объяснит Мейбл, куда я отправилась и почему. А кроме того, он присмотрит за девочками и позаботится о том, чтобы никто не попытался оспорить мою власть. Мой дядя Генри все еще не потерял надежду завладеть Фрайарсгейтом через одного из своих сыновей. Эдмунд уже стар и может попасться на какую-то его уловку, но моего драгоценного Тома так просто не проведешь. И пока он будет во Фрайарсгейте, я могу не бояться, что вернусь домой и обнаружу свою дочь Филиппу замужем за кем-то из ее жутких кузенов. – Розамунда наклонилась и нежно поцеловала графа в губы. – Мне будет очень стыдно оставлять Тома одного. К тому же он всегда умеет скрасить своими шутками самый долгий путь.
– И тем не менее я бы не хотел, чтобы наша идиллия превратилась в семейное путешествие к морю, – заключил Патрик.
– А в Гленкирке сумеют обойтись без тебя? Ты уже известил своего сына?
– Адам давно взрослый. Он даже чуть-чуть старше тебя, моя маленькая возлюбленная. У него есть голова на плечах. Рано или поздно он все равно станет хозяином Гленкирка, вот пусть и привыкает справляться сам. – Патрик крепко прижал Розамунду к себе и чмокнул в макушку.
– Он женат? – спросила она.
– Да, хотя я до сих пор не могу взять в толк, как его угораздило жениться на Анне Макдональд. Они познакомились летом, на сельской ярмарке. Она знала, что он наследник графа, а он не устоял перед ее кокетством. Адам очень похож на свою мать, хотя никогда не знал мою милую Агнес. Он добрый и уступчивый. Его спасает только то, что он унаследовал от Лесли здравый смысл. Тем не менее мы с ним очень разные. Он совсем не имел опыта общения с девушками, и Анна без труда покорила его невинное сердце. Она родом из хорошей семьи. И у меня не было повода запретить им жениться. Только после свадьбы стало понятно, что мой сын женился на настоящей стерве. Однако она боится меня, и благодаря этому жизнь их остается сносной. Как это ни странно, иногда мне даже жаль Анну, и Господь свидетель – она честно исполнила свой долг. У меня есть два крепких внука и совсем крошечная внучка. Она родилась этой весной, и ее окрестили в честь матери Адама, милой Агнес. Малышка совсем не похожа на свою мать. А Анне нет до нее дела: она вполне довольна тем, что за девочкой присматривает няня. Думаю, что моя невестка чрезвычайно довольна, получив возможность хозяйничать в замке в мое отсутствие, – заключил граф с грустной усмешкой.
– Значит, никому из нас не надо беспокоиться о своих землях в то время, пока мы будем в Сан-Лоренцо, – сказала Розамунда.
– Мы заслужили провести это время вдвоем, милая. – Патрик снова заключил ее в объятия. – А теперь давай спать. Отложим планы до завтра. С собой можно будет взять совсем мало вещей. Как только мы доберемся до Франции, нам придется путешествовать верхом. Карета и все, что с этим связано, наверняка привлечет ненужное внимание тех, кто привык добывать деньги в обмен на информацию, тогда как небольшая кавалькада могла бы проскочить незамеченной. Тебя не слишком пугает долгий путь в седле?
– Нисколько. Я даже подумала, что будет лучше, если я переоденусь юношей, да и Энни тоже. Ехать в мужском платье намного проще, да и внимания мы привлечем гораздо меньше, – заметила Розамунда.
– Да, милая, это верно, – согласился граф. – Ты умеешь ездить в мужском седле?
– И еще как! Даже в юбках, милорд! Как ты думаешь, из меня получится достаточно симпатичный мальчик в лосинах и дублете[2]? – смеясь, спросила леди Фрайарсгейт.
– О да! – усмехнулся Патрик. – Пожалуй, даже слишком симпатичный! Ну а теперь спи, Розамунда! До утра осталось совсем немного, а тебе еще придется слушать мессу с королевой.
Розамунда положила голову графу на грудь, прижавшись ухом к тому месту, где сильнее всего было слышно, как бьется его сердце, и не заметила, как уснула. Когда же она проснулась, Патрика в постели уже не было, а Энни суетилась рядом. За окном все еще было темно, значит, месса еще не началась.
– Доброе утро, Энни, – сладко потянувшись, проговорила Розамунда.
– Утро доброе, миледи, – отвечала Энни. – Граф уже ушел и велел передать, что увидится с вами позднее. А еще он сказал, что вы о чем-то хотели со мной поговорить. Ох, миледи, только не говорите мне, что я снова не угодила ему или вам! – Энни не могла скрыть, как ее пугает хозяйская немилость.
– Нет, дело не в том, что ты кому-то не угодила. – Розамунда села в кровати. – Энни, подкинь в камин дров и принеси мне тазик, чтобы умыться. – Она осторожно спустила ноги с кровати и зябко поежилась – голый каменный пол казался ледяным после теплой постели.
Розамунда вымылась, насколько это было возможно, имея в своем распоряжении тазик с водой и кусок фланели. Ей ужасно не хватало ежедневных ванн, но слуги в Стерлинге едва способны были обеспечить ей ванну раз в неделю, да и то постоянно ворчали и жаловались, таская по лестницам тяжелые бадьи с водой. Однако не смели отказаться, поскольку знали, что эта избалованная англичанка – близкая подруга детства их королевы.
– Что вам угодно надеть к мессе, миледи? – спросила Энни.
– Приготовь темно-рыжее платье из бархата, – приказала Розамунда. – Тому оно всегда нравилось, хотя мне кажется, что на нем слишком много золотого шитья.
– Оно очень красивое, миледи. Я выну его из сундука и расправлю, чтобы разгладились все морщинки. – Энни полезла в сундук, а Розамунда юркнула обратно в кровать.