Уроки тьмы Митрохина ЛюдМила

Умозрение

Монографический очерк о творчестве незрячего художника Олега Зиновьева

Какая потребность побуждает людей заниматься творчеством, несмотря на жизненные препятствия, неимоверно тяжёлый труд, непризнание, нищету и болезни? Сколь долго существует искусство? Ответ, видимо, может быть только один – сколько существует человек, столько и существует искусство. Лев Толстой в своём известном труде «Что такое искусство?» нашёл образное определение творческим людям: «Они шли непреклонно, как идёт рыба – через пороги, через препятствия в извечные места нереста, погибая в пути, лишь бы выполнить заложенную природой высокую обязанность».

Каждый творец окружён реалиями жизни, создавая при этом своими произведениями собственное Зазеркалье постигаемого мира. Подтверждением этого служат многие судьбы состоявшихся в искусстве личностей разных времён и народов.

Но совершенно особо такой путь преодолевает незрячий человек, одарённый художественным мировосприятием, достигая определённых результатов благодаря напряжённой умственной работе, развивая при этом обострённое внутреннее видение.

Речь пойдёт об уникальном человеке, о самобытном петербургском художнике Олеге Зиновьеве, полностью потерявшем зрение в 90-е годы, но преодолевшем всепоглощающий мрак и поднявшемся на непостижимую для многих духовную высоту.

Олег Зиновьев «бредил» искусством с самого раннего детства. Рисовал постоянно, везде и на чём придётся. Семья жила трудно, можно сказать, бедствовала, и на его увлечение рисованием никто особо не обращал внимания. Немного занятий во Дворце пионеров и затем в Доме пионеров и школьников. Затем война и блокада.

Пережитая ленинградская блокада подорвала здоровье мальчика, из-за чего он стал быстро терять зрение, а после окончания средней школы не смог попасть в высшие художественные заведения. Но желание учиться рисунку и живописи было сильнее его физических возможностей. В 18 лет Олег Зиновьев переписал в толстые общие тетради весь текст попавшего в его руки фундаментального учебного тома по академическому рисунку и живописи, проштудировал его самостоятельно и скопировал из учебника рисунки Перова. Чтобы приобрести художественную специальность, Олег Зиновьев поступил на двухгодичные курсы художественных мастеров росписи по фарфору на Ленинградский Фарфоровый завод им. М.В. Ломоносова. Закончив курсы, получил специальность мастера-живописца по фарфору и стал работать на заводе. Но работа на заводе не прошла бесследно – блеск фарфора и золота, палитра, краски, порошки, масло, скипидар ещё более усугубили и так слабое зрение. Олегу Зиновьеву врачи поставили окончательный диагноз по зрению – «синдром Ушера» и невроз слухового нерва.

Но художник не сдавался. С 1962 года стал работать на киностудии «Леннаучфильм», а затем на Ленинградской студии телевидения, создавая с большим интересом серии мультипликационных образов, участвуя в подготовке ряда телепередач, в том числе детской передачи «Ребятам о зверятах». Работа была по душе. Проработал Олег Зиновьев на этом месте много лет.

Скрывал, как мог, потерю своего зрения, которое таяло не по дням, а по часам.

Вскоре, как и предупреждали врачи, наступила беспощадная слепота. Наступило время отчаяния и борьбы с чёрными мрачными мыслями. Преодолеть настигшую беду помогло неистребимое желание творчества и поддержка самого близкого, любящего и верного друга – жены Валентины Фёдоровны Зиновьевой.

На адаптацию к слепоте, к вхождению в новую жизнь, к поиску себя в ней и к преодолению самого себя ушёл не один год. Но это уже был процесс возрождения, так как художник уже ясно представлял себя в этой новой жизни, рвался к независимому творчеству как к единственной предопределённой кем-то свыше цели. Точкой отсчёта рождения художника явилась, как ни парадоксально, его полная слепота.

Всё, чем ранее занимался Олег Зиновьев, – роспись по фарфору и мультипликационные рисунки, несомненно, дало определённые художественные навыки, но не более того. Серьёзные творческие произведения не по заказу, а по потребности души, ждали своего часа, рождаясь яркой вспышкой в напряжённо работающем мозгу, окружённом вечной темнотой.

Как говорит Олег Зиновьев, он познал: «Незрячий художник имеет преимущество перед зрячим – он постоянно находится в состоянии сосредоточения. Образы из подсознания входят в сознание, будят мысль и рождают импульс к созиданию». В чём с ним абсолютно солидарен великий философ Эллады Демокрит (ок. 470 до н. э. – ?), который сознательно выжег себе глаза, дабы чувственное зрение не мешало внутреннему умозрению. Ибо, не различая чёрное и белое, он с ещё большей остротой стал различать «хорошее и дурное, справедливое и несправедливое, благородное и позорное, полезное и вредное, великое и малое». Ибо, оставаясь слепым, он, по словам Цицерона, «странствовал по всему бесконечному пространству, не задерживаемый каким-либо пределом».

У Олега Зиновьева появилась непреодолимая потребность рисовать в тишине. Иногда состояние погружения переходило в высшую стадию – медитацию. После чего бегущей мониторной строкой возникает информационная мысль, которая требует немедленного воплощения на чистом листе бумаги, при этом воспроизведение увиденного в мозгу должно происходить в течение трёхпяти минут, не отрывая руки с карандашом от бумаги, положенной на резиновую пластину, окантованную рамкой.

Если говорить о графике художника, то можно заметить, что каждая зарисовка как бы вычленяется художником из окружающего мира, осмысливается её эмоциональное состояние, в результате чего возникает графический образ, не зависящий ни от места, ни от времени его создания, который сегодня удачно иногда называют «образами-существительными». Такое явление созвучно древнеегипетскому пиктографическому рисуночному письму, отображающему содержание в виде последовательных рисунков.

Графические портреты художника разные по композиции и настроению. Это может быть и старец со скорбным выражением лица, изумлённое лицо с поднятыми ладонями, светлая печаль или задумчивый образ человека с опущенными веками, женские миловидные лица в разных ракурсах, а также трио слитых в единой композиции образов. Часто художник изображает два совмещённых образа – один в профиль, другой в фас с различным выражением. Это могут быть и мужчина с женщиной или старик с молодым человеком, или две женщины. Интересна работа – женщина перед зеркалом, изображённая со спины. Фигуры людей или обращены друг к другу лидом или стоя вплотную спинами, как сросшиеся стволы деревьев. Тема слияния душ волнует художника, и обращаться к ней он будет постоянно, используя разные технические приёмы и материалы. Что удивительно – все эти живые зарисовки наполнены разнообразными состояниями и неповторимы по художественным замыслам. Также изображаются городские пейзажи: «Вид из окна», «Одинокий домик», композиция которых более насыщена объектами и планами.

Во многих рисунках художника не наблюдается глубины пространства, точно так же, как и у древнеегипетских мастеров на остраконах – своеобразных «листках из альбомов» рисовальщиков, отличающихся свободой и непосредственностью. Может быть, где-то в тайниках нашего подсознания на генном уровне хранится этот кладезь восприятия виденного, который неожиданным образом в экстремальной ситуации проявляется в творчестве.

Рассматривая акварельные работы Олега Зиновьева, поначалу чувствуешь недоумение и сомнение, что это выполнил незрячий человек. В пейзажах присутствует «верный» цвет, соответствующий предметам и деталям в жизни, логика построения планов и выдержанные пропорции. Однако при внимательном изучении замечаешь, что на одной работе может быть совмещено разное количество точек зрения – ортогональных проекций. Показ предметов с наиболее выразительной запомнившейся точки зрения присущ, видимо, нашей памяти.

Внутреннее зрение «отпечатывает» объект таким, каким он запечатлелся навсегда. Примером может служить линогравюра художника «Дорога к храму» (2003).

Работа незрячего художника с цветовой палитрой требует огромного напряжения внутренних сил, так как достичь художественной реалистичности, не видя своей работы, почти невозможно. И здесь, на мой взгляд, Олегу Зиновьеву иногда помогает Его Величество Случай – удачно выстроенная композиция с предельно скупым цветовым решением и… вдохновение. Такими отличительными работами в тональном решении от белого до чёрного цвета, с некоторыми цветными вкраплениями, являются зимние пейзажи, дорога мимо погоста, околица деревни, два наклонённых ветром колоска на фоне неба, сумеречные пейзажи со старыми церквушками, деревья и небосвод.

Небо у художника, надо отметить, и в цветных работах неповторяющееся, живое, подвижное, определяющее в передаче настроения. Удачными акварельными работами можно назвать пылающий осенний лес с полем на первом плане, белую церковь на высоком зелёном холме, ветви с багряными листьями, пейзаж с большим красным закатным солнцем на обширном фиолетовом небе и двумя маленькими лошадками, виднеющимися на низком горизонте.

Трудоёмкий процесс выполнения акварельных работ требует от художника огромного терпения и развитой памяти. Художник создал собственную уникальную методику, которая сама по себе может служить инструментом для слабовидящих и незрячих людей по развитию пространственного мышления, моторной памяти и, конечно, для создания художественных работ.

Первое, что делает художник, – лепит из пластилина множество «червячков», из которых будет выкладывать поэтапно «сюжетные линии» картины. Нанеся первую конфигурацию на черновой лист бумаги, он накладывает сверху ватман, вырезает по нему наошупь рельеф, получая, таким образом, трафарет первого плана задуманной картины. Затем делает вторую конфигурацию из пластилина, накладывает ватман, вырезает второй рельеф, получая трафарет второго плана и так далее. По выложенным рельефам получаются трафареты того, что должно быть изображено, будь то небо, горизонт, лес, дом, облака и т. д. Полученные трафареты, сложенные по порядку, закрепляются клеем или булавками в необходимой последовательности на акварельной бумаге и заполняются нужной краской. Кстати, все акварельные краски (цвета) имеют свои метки, что позволяет художнику варьировать оттенками и тональностью по памяти. В завершение вся работа покрывается необходимым тоном для создания единства колорита.

Олег Зиновьев от природы наделён высоким интеллектом. С потерей зрения обострилась умственная работа, результатом которой явилось рождение произведений символического плана. Одна из таких акварельных работ – «Мир вокруг меня» – выглядит так: в центре чёрного квадрата изображен белый круг с рваными краями, в котором помещён белый глаз слепого человека с голубым зрачком. Вокруг глаза на белом фоне изображены картины зримой жизни – дома, деревья, облака. Поверх изображённых картин от глаза по кругу расходятся тонкие животворные нити пульсирующих глазных сосудов. Слепой глаз как бы проникает сквозь окружающую тьму к внешнему миру, разрывая черноту. Красота и гармония мира живёт в ослепшем человеке, в его памяти и душе, вырываясь творческими искрами и озарениями на художественные полотна и пластические изображения.

Видеть умом, ощущать нервами, выстраивать памятью, передавать чувства цветом и формой – всё это достигается Олегом Зиновьевым огромным трудом и является его великой духовной победой над поглотившим его мраком.

Есть у художника акварельные этюды, создаваемые спонтанно, по своей технологии, без использования трафаретов. Эти работы делаются почти механически с помощью стекла и задуманного колорита, отличаются раскованностью, непредсказуемыми цветовыми эффектами и напоминают некую гармонию хаоса растекающихся многоцветных живописных линий, размывов, переходов и оттенков.

Интересно, что эта игра переливов и слияний цветов притягивает глаз, вызывает радостное созерцание вихревых красочных узоров. Здесь отсутствует заданный художественный порядок. Волнообразные цветовые потоки как бы втекают и вытекают из картины, оставляя на ней свой художественный отпечаток.

Беспорядочный режим обтекания набегающего потока красок создаёт картину неожиданной цветовой гармонии хаоса. Художник такие работы считает баловством. Но именно это целенаправленное движение красочного потока притягивает и завораживает взгляд.

Олег Зиновьев многогранен в своих творческих интересах и поисках. В том, что художник давно знаком с искусством классического силуэта, легко убедиться, взглянув на портрет его жены Валентины, вырезанный из чёрной бумаги без малого 43 года назад. Искусство вырезания из бумаги, по легенде, родилось в Китае во

II веке до н. э. Силуэт был популярен в России в XVIII–XIX веках. Профильные портреты, фигуры людей, животных и птиц изображаются в выгодных узнаваемых ракурсах, напоминающих наскальную живопись. Художник, уже потерявший зрение, не забросил ни одного из своих профессиональных навыков, в том числе вырезает силуэты по своей методике, участвуя в фестивалях и выставках. Олег Зиновьев изобрёл специальный инструмент. Уникальное устройство выглядит очень просто. Изготовить его может даже ребёнок: картонка в виде рамки и прикреплённая к ней линейка помогают незрячему ориентироваться на бумаге. В 2007 году на выставке, организованной ДК «Суздальский», посвящённой 225-летию Российского классического силуэта, работы Олега Зиновьева «Слепой музыкант», «Балет», «Ночь», «Цветы» и другие заняли достойное место в ряду представленных на фестивальных выставках силуэтов. Театр чёрных теней слепого художника потрясает графическими образами, пластикой и воображением.

Во все времена, от наскальной живописи до полотен Сальвадора Дали, человек был и остаётся главной темой изобразительного искусства. Влечение к искусству объёмной пластики к Олегу Зиновьеву пришло с полной потерей зрения. Пальцы художника стали его глазами. Они по мере работы с разными материалами стали приобретать сенсорную чувствительность и обострённое осязание. Мозг рождает образы – пальцы воплощают их в материале. Фактура, объём, форма делают творчество незрячего художника более смелым, раскованным и реальным. Пространственная композиция воплощается в материале и оживает под руками скульптора. Постижение искусства объёмной пластики, будь то малые формы, фигуры или портреты из дерева, терракоты, шамота или глины, у Олега Зиновьева проходит своими индивидуальными этапами познания и выработки мастерства.

Самым любимым материалом художника было и остаётся дерево. Работы в дереве наполнены живым теплом, трепетной фактурой, мягкой пластикой, живительной силой и притягательностью.

От таких работ, как «Грибной царь» с изображением приземистого мужичка со шляпой на голове, «Единство душ» – две слитые воедино фигуры, «Серафим Саровский св.» – идущий старец с посохом в руках и с мешком за спиной, «Последний из могикан» – женская фигура дворника с метлой в руках, «Весна» – портрет молодой женщины, обрамлённый волнистыми волосами, и «Неугасимая свеча» – чуть наклонённая вперёд женская фигура в простой одежде, с платком на голове, прикрывающая собой горящую в руках свечу, символизирующую неугасимое божественное начало, – веет русскими народными образами из преданий, былин и сказок, созвучными живому материалу, из которого они изваяны.

Скульптор самоотверженно вырезал свои творения из дерева. Следы израненных рук мастера окрашивали при этом работы в розовый цвет. Пальцы одной руки фиксируют нужную линию, следуя мысли автора. Другой рукой с острым ножом мастер вырезает форму, беспощадно раня пальцы рук. Инструмент к материалу он прижимает так, чтобы пальцем одновременно чувствовать и жало, и поверхность дерева.

Работы из дерева Олега Зиновьева имеют в основном духовное направление. Кроме красоты, постигаемой чувствами, есть и другая красота, познаваемая разумом. Своё воплощение эстетического идеала художник находит в образах ангелов, святых, верующих, несущих в себе знаменитое триединство истины, добра и красоты.

К таким работам относится удивительный по исполнению погрудный портрет святой Ксении Петербургской. Образ настолько выдержан по всем церковным изобразительным канонам, что кажется сошедшим с древней иконы. Впечатление усиливает спокойный глубокомысленный взгляд много пережившей сострадательной души. Каким образом незрячий скульптор смог воплотить своё видение образа в материале – остаётся непостижимой тайной его космического творчества.

Интересен абсолютно канонический образ святого Моисея (дерево) – красивая голова старца, правильные черты лица, одухотворённость во взгляде, мудрость и спокойствие мыслящего человека.

Образ ангелов привлекает Олега Зиновьева постоянно. Художник высекал из дерева ангелов в разных ипостасях, возрастных категориях и с меняющимися атрибутами. Это человеческий образ с крыльями за спиной. Ангел может быть с крестом в руках или стоять неподвижно-молящимся, или держать в руках карающий меч. Незрячий художник видит внутренним оком и заставляет верить в определённый контекст, наработанный душевной силой подобной молитве.

Но Олегу Зиновьеву пришлось отказаться от работы с деревом из-за усугубляющихся незаживающих кровавых ран на пальцах рук. Резьба по дереву выработала у Олега Зиновьева свои технические приёмы и характерный стиль, который он удачно перенёс на работу с глиной.

Произведения художника, выполненные из глины, терракоты, шамота или смешанного по собственной технологии шамота с другими материалами, можно условно разбить на малую пластику, объёмные композиции, лесные образы, а также на портретную галерею и философские образы. Шамот – это всегда ручная работа.

Он выгодно отличается от таких материалов, как гипс и цемент, своей долговечностью, удобством обработки, стойкостью к перепадам температур и просто визуальной привлекательностью. Изделия из шамота имеют сходство с природным состаренным камнем с его шероховатой текстурой, с трещинками, сколами, как бы выветренными ветрами и вымытыми водой на протяжении веков.

Начало постижения мастерства пластического изображения было положено Олегом Зиновьевым в малой пластике под руководством художника Марины Яковлевны Розен, которая продолжает интересоваться творчеством Олега Зиновьева по настоящее время, периодически обсуждая с ним его новые работы в мастерской. Малая пластика Олега Зиновьева обладает рядом привлекательных свойств – это жанровость композиций, непосредственность изображаемых образов, простота восприятия и лиризм обыденности.

Работа «Утренний туалет», выполненная из шамота, вызывает тёплое чувство и лёгкую иронию. Сюжет, близкий каждому – малыш сидит на горшочке и ковыряет в носике. Удивительно ясно передана живая пластика детского тельца, несмотря на неровности и явную диспропорцию ручек и ножек.

Произведение «Рыбак» выполнено из терракоты, убедительно и хорошо скомпоновано пластически. Это мужичок, сидящий на льдине на своём ящичке, в валенках, в ушанке, в толстых варежках и напряженно смотрящий в прорубь в ожидании клёва.

«Осеннее настроение» (терракота) представляет собой символический образ Осени – грустное лицо, погруженное в воспоминания, окутанное лирическим настроением, выполненное в форме горельефа, несколько отличается от других работ этого периода современным пластическим решением и отсутствием декоративных деталей. В таком же ключе исполнена работа «Грусть» (шамот), выполненная в форме облака.

В композиции «Поэт» мы видим полулежащую мужскую фигуру, одетую в косоворотку, прислонившуюся к дереву, с раскрытой тетрадью на коленях.

В «Друзьях», выполненных из шамота, мы видим голову мужчины с бородой и длинными волосами, к лицу которого тянется маленькая карликовая собачка, похожая на пуделька, которую он поддерживает ладонью.

Впечатляют «Военные вдовушки» (шамот), где представлены три сидящие вплотную на лавочке женские фигурки в платочках. Удачное композиционное решение – фигуры как бы слиты воедино, их объединило родство душ, одиночество и горькая печаль. Художник пластическими методами, не углубляясь в детали, выразил мысль художественно точно и с глубоким чувством.

Есть ряд произведений духовного плана: «Монах» (терракота) – старый монах с длинной бородой, на фигурке которого явственно различимо лишь его лицо, «Святая Мария» (терракота) – молящаяся фигурка со склонённой головой обтекаемой пластической формы, «Прилёт Ангела» (шамот) – скульптурная композиция Ангела с крыльями, склонённого над головой человека, «Серафим Саровский св.» (шамот) – фигурка молящегося старца, стоящего на коленях, «Святой Клемент» (терракота) – горельеф святого, держащего крест в руках, с хорошо прописанным ликом, «Странник на камне» (шамот) – сидящий на камне усталый и задумчивый старец с палочкой в руках, «Иисус Христос возвращает зрение слепому» (шамот) – сюжетная сценка, в которой

Христос дотрагивается до глаз слепого, стоящего перед ним на коленях (музей Всесоюзного Общества слепых в Санкт-Петербурге). Каким образом скульптор достигает пронзительной живости образов с различными оттенками состояния души, не видя своих персонажей, остаётся загадкой.

Приметы фольклорного решения наблюдаются в работах «Главный грибник», «Медведь с рыбой» и «Кот в сапоге» (шамот). Привлекает мелкая пластика оригинальных фигур (шамот с глиной), выполненных из пластин, свёрнутых в фантазийные формы. Все свои произведения художник обжигает, выполняя все технологические требования к материалу. А затем широким жестом дарит друзьям, близким, просто чужим людям и, конечно, с радостью оставляет безвозмездно в музеях, которые проявляют к его творчеству интерес.

Те скульптурные изображения Олега Зиновьева, которые можно отнести к барельефам и горельефам, воспринимаются пластическими композициями или объёмными картинами, в которых присутствует несколько планов, предметные детали, лица или лики и, конечно, всё это объединено мыслью, от которой исходит сильный эмоциональный поток. К таким произведениям можно отнести несколько композиций со свечой, в которых художник излагает свои мысли о круговерти бытия, используя принцип изображения жития Иисуса в древнерусских канонических иконах. Горящая свеча для незрячего художника становится божественным символом, несущим надежду и радость мироощущения. Этот трепещущий огонёк свечи словно озаряет мрак, в котором очутилась душа скульптора, и дарит нам, зрячим, мир, озарённый светом, без черноты мирских суетных дел и неблаговидных поступков.

В работе «Лесная фея» (шамот) изображено красивое женское лицо в обрамлении буйных волнистых волос, символизирующих густую зелень леса, откуда загадочно смотрят глаза лесной феи. Портрет умозрительно как бы вырастает, выходит из ограниченного пространства, оставляя контуры рамы позади лица.

Из этой серии особо хочется остановиться на произведении Олега Зиновьева «Блокадная Мадонна» (музей Городской скульптуры Санкт-Петербурга). Удивительная по художественному решению пластическая композиция, в которой каждая деталь: и разрушенная стена дома, и огромная дыра, в которой виднеется символ блокадного времени – репродуктор, и измождённое женское лицо, смотрящее из глубины трагического прошлого, содержит определённый посыл к состраданию и, в целом, усиливает эмоциональное воздействие от композиции. Скульптор даже предусмотрел место для свечи, символизирующей неугасимый божественный источник света, которая горела перед лицом изображённой блокадной Мадонны на открытии выставки в музее Городской скульптуры.

Олег Зиновьев – поклонник леса. С огромной радостью ходит по нему, поглаживая стволы деревьев, запоминая их фактуру, собирая кору и интересные сухие корни, даже ища грибы лёгким прикосновением ног к земле. Своё ощущение любимого леса скульптор воплощает в фантазийные лесные образы. Результатом прогулок по лесу является серия оригинальных лесных образов, выполненных из шамота, глины или терракоты. Это может быть старый морщинистый леший, болотное чудище, образ эха (работа «Крик»), лесная красавица Весна или просто лукавый Пан. В каждом из них живёт одно ему присущее настроение и скрыта своя вековая тайна.

Портретная галерея Олега Зиновьева насыщена работами разного плана. В неё входит серия женских портретов из шамота и погрудный портрет старой женщины в платке, с морщинистым лицом, прищуренными глазами и ироничной полуулыбкой, олицетворяющей образ Мудрости (терракота).

Порой художник «превращает» графический рисунок в пластическое изображение. Это может быть скульптура двух слитых воедино головок, женской и мужской, в разных ракурсах. Таковы работы «Раздор любящих» и «Разрыв» (шамот). Портрет «Певец» (шамот) выделяется цельностью исполнения и подвижной пластикой лица.

Интересен портрет Моисея (шамот), с характерными иудейскими чертами лица, с живым выражением больших умных глаз. Образ Святой Марии (шамот) будто взят с иконы – лёгкий наклон головы, покрытой шалью, большие глаза, строгие черты лица, – весь облик наполнен чистотой и лиричностью. Голова «Хранителя вечности» (шамот) с символическим треугольником на ладони, как на фронтоне Казанского собора, символизирующим вечность, также стоит в ряду удачных образов, созданных скульптором.

Следует отметить, что Олег Зиновьев критически относится к своему творчеству, чувствуя пробелы в познаниях, стремится их восполнить. С большой благодарностью он относится к другу семьи, соратнику по цеху, скульптору Тамаре Викторовне Дмитриевой, которая с дружеским участием делится своими знаниями и опытом. Благодаря такой поддержке художник стал изучать и лепить череп, чтобы профессиональнее подходить к созданию портретов, что, несомненно, сказалось на качестве последующих работ. Что удивительно, в творческих приёмах Дмитриевой и Зиновьева нашлись общие точки соприкосновения – лепка с закрытыми глазами и процесс возникновения художественных образов.

Особой удачей портретного исполнения скульптора является одна из первых его работ – портрет Александра Невского (шамот), выполненный в 1995 году. Красивое мужественное лицо в воинском шлеме впечатляет открытым взглядом, русским обликом и благородством. Лепка образа настолько выразительна и совершенна, что с трудом верится, что это выполнил незрячий художник, делая первые шаги в профессиональном мастерстве. Работа по праву занимает одно из почётных мест в музее Всесоюзного Общества слепых.

Любопытен по своей трактовке портрет «Петербургский пенсионер» (шамот) – простое залихватское лицо мужичка с сигаретой в зубах, зимняя шапка-ушанка и замотанный вокруг шеи шарф.

Оригинален погрудный портрет Дениса Давыдова (шамот). Перед нами молодой мужчина навеселе, с курчавой головой, одной рукой подпёр голову, другой держит большую пивную кружку. Работа вызывает тёплое чувство и улыбку. «Дениса Давыдова», не задумываясь, выкупил хозяин небольшого ресторанчика, куда он с радостью и «переселился».

В музее Всесоюзного Общества слепых находится автопортрет Олега Зиновьева (гипс). Работа выполнена в классических традициях, никаких дополнительных декоративных деталей, лишь лёгкая улыбка нарушает строгость образа и придаёт ему некую загадочность. Глядя на этот портрет, хочется сказать, что этот человек знает то, чего мы не знаем, видит то, чего мы не видим.

К сожалению, не все работы скульптора документально зафиксированы и запечатлены. Многое отдавалось без учёта и также пропадало бесследно. Так, городу Кириши было передано в дар 56 работ с целью создания музея незрячих художников, что, к сожалению, не реализовалось. Судьба этих работ неизвестна. Но благодаря удивительной работоспособности Олега Зиновьева рождаются всё новые и новые произведения искусства.

Портретная галерея скульптора обширна и не может вместиться в узкие рамки этой статьи. Незрячий художник Олег Зиновьев выполнил непостижимую для понимания зрячего человека задачу – создание галереи исторических портретов личностей, которые внесли свою лепту в развитие системы государственного попечения над слепыми и оказания реальной благотворительной помощи. В эту галерею входят: Константин Карлович Грот (1814–1897) – российский государственный и общественный деятель, самарский губернатор, основатель и создатель системы попечения над слепыми в России; Анна Александровна Адлер (1856–1924) – просветительница, книгоиздатель, педагог, впервые в России выпускавшая книги для слепых по системе Брайля и открывшая читальню для слепых на собственные средства; Луи Брайль (1809–1852) – французский тифлопедагог, который впервые разработал рельефно-точечный шрифт для незрячих (шрифт Брайля); Александр Васильевич Суворов (1953 года рождения), доктор психологических наук, слепоглухой.

Именно с этих образов Олег Зиновьев приступил к созданию своей галереи, которую дополняет по настоящее время. В ходе работ скульптор вырабатывает авторскую методику исполнения, которая бы позволила ему добиться максимума схожести образов, их реалистичности и узнаваемости. Все эти портреты принял музей

Всесоюзного Общества слепых, где каждая работа Олега

Зиновьева считается ценностью как в художественном плане, так и в общечеловеческом. Личность Олега Зиновьева является для многих, зрячих и незрячих людей, своего рода аттрактором, точкой притяжения возможных траекторий человеческих судеб и жизней.

В Библии проводится различие между двумя типами красоты – красота чувства и красота разума. Для каждой красоты Библия находит своё слово: слово «hen» обозначало красоту видимого осязаемого мира, красоту чувства, а слово «hadar» – красоту невидимого божественного духа, красоту разума. Эти два понятия нер аз делимы. Олег Зиновьев успел «вкусить» видимую чувственную красоту мира и «прикоснуться» к невидимой божественной красоте разума. Согласно «философии вечности» художественные образы должны были вбирать в себя всё непреходящее и наиболее устойчивое. В голове художника всё чаще рождаются мысли, требующие оригинального пластического воплощения в материале. Такие работы приобретают знаковый характер, в них всё зримее проступает мысль и лаконичнее художественный образ.

К таким работам, условно отнесённым к направлению «философия образа», относится композиция «Замкнутый круг» (дерево) – под полукруглым сводом проходит с тросточкой слепой человек, подняв к небу голову. Ему уже не выйти из объявшей его темноты, он до конца своих дней будет идти по замкнутому чёрному кругу своих горестей и радостей, побед и поражений, отчаяний и надежд (музей Всесоюзного Общества слепых).

Вызывает интерес «Кольцо блокады» (шамот): в пространство символического разорванного блокадного кольца скульптор вместил измождённое лицо-маску, то ли женщины, то ли ребёнка, с большими трагическими глазами-пустотами, пронизывающими глубокой скорбью. Единство мысли и чувства достигнуто за счёт оригинальности композиции и удачного пластического воплощения (музей Всесоюзного Общества слепых).

К абсолютной творческой удаче можно причислить работу Олега Зиновьева «Взгляд в себя» (шамот). Скульптурная композиция представляет собой объёмную пластическую фигуру сидящего человека без лица, держащего в руках перед собой лицо, как бы оторванное от головы, в которой на месте лица виднеется пустота. Композиция симметрична. Пропорции произвольны. Всё внимание сосредоточено на лице в руках фигуры, отдалённо напоминающей каменные африканские скульптуры минтади XVI века.

Наклонённая голова с чёрной пустотой вместо лица производит странное мистическое воздействие. Художественный образ символизирует застывшее мгновение глубокого погружения человека в себя. Работа скульптора «Взгляд в себя» поражает оригинальностью композиционного решения и лаконичностью пластического изображения.

Профильная конфигурация скульптуры, как может показаться, отдалённо напоминает мудрый и красивый древнекитайский символ гармонии Тайцзи-ту, который выражает сущность бытия, существо всего живого, состоящее в неразрывном единстве двух противоположных первоначал мироздания Инь и Янь. А маленькие круги противоположного цвета на символе ассоциируются в произведении Олега Зиновьева с «кругами» лица и пустоты, что напоминает о том, что в каждом начале имеется элемент противоположного: даже добро содержит крупицу зла, во всяком зле есть частица добра; даже безобразное может быть привлекательным, а всякая красота может иметь что-то отталкивающее; даже в истине содержится что-то от заблуждения, а во всяком заблуждении имеется элемент истины. Все эти мысли извечно будоражат человека, и он ищет в себе ответ, погружаясь в себя, как во Вселенную.

Работа имеет философский характер, отражая вечную общечеловеческую тему глубины самосозерцания всех ипостасей человеческого духа. Философская мысль обрела пластическое изображение, достигнув высшей цели – создания произведения искусства, ставшего символом духовного полёта человеческой мысли, органично слитой с эмоциональной сферой.

Скульптура Олега Зиновьева «Взгляд в себя» (I вар.) приобретена Государственным Русским музеем и находится в галерее Современного искусства в Сургуте (II вар.).

Начиная с 1994 года появляются выставки работ художника в музее Ф.М. Достоевского, Этнографическом музее и в музее Всесоюзного Общества слепых в Санкт-Петербурге. Организуется постоянная экспозиция в картинных галереях городов Кириши, Брянска и Тюмени. С 1997 по 2003 год Олег Зиновьев постоянно участвует в осенних и весенних выставках Союза художников Санкт-Петербурга, а также в ежегодных отчётных выставках петербургских художников в Манеже. На своих выставках и семинарах художник охотно проводит мастер-классы и делится своим опытом со всеми, кто проявляет интерес к его творчеству или к проблеме незрячих.

В 2006 году Олега Ефимовича Зиновьева приняли в Союз художников Санкт-Петербурга по рекомендациям скульпторов Тамары Викторовны Дмитриевой,

Светланы Анатольевны Мельниченко и Евгения Никитовича Ротанова при поддержке председателя Союза Альберта Серафимовича Чаркина. На слепоту никто скидок не давал, требования были выдвинуты общие для всех вступающих.

Для каждого творца крайне важны новые впечатления. А для этого надо обладать талантом видения, даже не имея полноценного зрения. Единственная привилегия, которой когда-то обладал Олег Зиновьев, – это особое разрешение музеев «осматривать» экспонаты руками, что для слепого художника является единственным информационным полем, пополняющим его творческий багаж. Отмена разрешения лишила его последней возможности обогащать свой духовный мир и совершенствовать своё мастерство. Слепота души страшнее реальной слепоты, так как омертвляет всё живое, делает мир безумным, людей чёрствыми, детей жестокими.

Колоссальное количество работ скульптора разбросано по музеям страны и зарубежья, в том числе в Санкт-Петербурге: музей Всесоюзного Общества слепых, музей Рериха, музей Блокады, Центр реабилитации незрячих, музей Городской скульптуры и Государственный Русский музей. Солидное количество работ передано в музей Преодоления имени Н.Островского в Москве. Несколько работ находятся в Чехословакии в городе Брно в Техническом музее истории незрячих.

Олег Зиновьев мечтает о двух-трёх учениках из числа слабовидящих молодых людей, чтобы передать им свой опыт. Творческие планы не покидают его ни на секунду, в своих тревожных рваных снах он часто видит новые композиции, которые старается удержать в памяти до мельчайших подробностей, чтобы успеть добраться до мастерской и приступить к их созданию.

Несмотря на возраст и слепоту, Олег Зиновьев активно занимается спортом. Особенно преуспел в беге. Регулярно участвует в традиционных петербургских марафонах со спортивными лидерами. В его творческом «ковчеге» висит множество медалей за спортивные достижения.

Так пожелаем нашему удивительному художнику, Олегу Зиновьеву, держаться своего избранного пути, преодолевая темноту человеческих заблуждений пламенем своего пронзительного сердца, чтобы вновь и вновь свободно странствовать по бесконечному пространству своей души, радуя нас творениями своего разума.

Цветы для Марии

Собираясь зайти к Марии, чтобы поздравить её с днём рождения, Мила задумалась над подарком. Марии исполнится девяносто восемь лет, сорок лет из которых она живёт в тотальной слепоте и одиночестве, не считая редких контрольных приходов далёкой родни и работников собеса. Только немногочисленные подруги и служители церкви по-настоящему скрашивали её долгую жизнь. В чёрном пространстве своей обширной однокомнатной квартиры на Большой Московской Мария, словно крупная белая птица, неслышно скользила по дому, грациозно расставив руки, словно крылья, чутко прикасаясь к твёрдым выступам родного жилища.

Несмотря на свой возраст, на пережитую Ленинградскую блокаду, Мария выглядела необычайно молодо благодаря лёгкой подвижности, крепкому телосложению и удивительным небесно-голубым глазам, по-детски распахнутым навстречу звукам, шорохам и словам. Короткая мальчишеская стрижка белых лебединых волос делала её облик безвозрастным и неземным. Мария обладает чистым звонким молодым голосом и, если с ней говорить по телефону, не зная её, то будешь уверен, что имеешь дело с молодой доброжелательной женщиной.

Иногда, когда звонок в дверь резко выдирал её из чуткого сна или забытья, она от внезапной тревоги могла потерять свои ориентиры в пространстве дома и тогда начинала метаться по квартире, взволнованно кричать тому, кто ожидал за дверью, что она не может найти дверь, не понимает, куда бежать, и в панике с разбега наталкивалась на стены, косяки открытых дверей комнат, старую немногочисленную мебель, разбивая своё лицо о молчаливые равнодушные преграды, словно отчаявшаяся птица, попавшая в клетку.

Свой дом Мария видела внутренним памятным зрением и ощущала его тончайшими обострёнными нервными струнами. Все вещи стоят или лежат на своих местах годами, начиная от иголок с нитками, воткнутых в своём порядке на толстых портьерах, – слева иголки с белыми нитками, справа – с чёрными, кончая шкафами, столом, стульями и цветочными горшками. Вся необходимая для быта мелочь – ключики, булавочки, ножницы, нитки, верёвочки, лампочки – аккуратно уложены в разные по величине, форме и материалу коробочки. Мария своими красивыми изящными руками проходит по ним миллионы раз, осязая сенсорными пальцами их материальную предметность, беря и кладя всё точно на то же место, понимая, что без этого памятного порядка она попросту пропадёт.

Слепота упала на благодатную почву, обострив все внутренние резервы. Мария в груде ключей молниеносно находит нужный, ощущая конфигурацию ключей кончиками пальцев, воссоздавая в памяти их рельефность и принадлежность. Без этого не обойтись, так как комод, шкаф, сервант и полочки закрываются для порядка, в которых также существует свой внутренний порядок, который необходим Марии для выживания. Мария, как ребёнок, с гордостью показывает ею пришитые пуговицы и залатанные вслепую вещи.

Слух у Марии стал зримым. По звукам жизни её воображение воссоздаёт в памяти знакомые образы и очертания, одновременно делая их видимыми внутренним зрением. Слух её способен проникать в суть явления. Ему не стало мешать зрение, которое насыщено яркими красками жизни, путающими сознание и блуждающими в лабиринтах ложной действительности.

Мария по человеческому голосу безошибочно определяет его сущность и настроение, тонко ощущая по неуловимой для нас вибрации, дыханию, логике изложения мыслей неискренность, затаённость или коварство. Голос для Марии – как открытая книга для зрячего человека. Обмануть божественный слух невозможно. Речь льётся через её утончённое ухо и оседает в её сердце самым верным ощущением, окрашенным безмерным великодушием и жалостью к людским слабостям и порокам.

Милу поражало, как Мария с ювелирной точностью, смело и безошибочно орудует на кухне, справляясь с опасной газовой плитой и колонкой, делая себе немудрёные каши, винегреты и салаты. Но эта немудрёная еда, выполненная «от и до» по наитию, вслепую, – есть высший пилотаж победоносного человеческого духа, виртуозности разума, осязательной памяти и гениальной интуиции.

Своей чуткой женской ладошкой Мария бесстрашно проверяет силу огня в горелках, регулируя их, иногда обжигаясь. Спички лежат в коробочке из двух ячеек. В одной – коробка спичек, в другой – сожжённые спички. Тряпичные ухватки, полотенца, фартук лежат всегда под рукой в нужном месте. Каждая баночка, кастрюлька, сковородка, тазик имеют своё единственное место, не мешая друг другу. Отходы убраны, прикрыты аккуратно и разумно, что редко бывает у зрячих хозяек. На кухне протянуты верёвочки, на которых Мария ежедневно сушит простиранное руками бельё, вешая его ловко, при этом вставая на табурет в пространстве без опор.

В доме отсутствуют ненужные для жизни человека вещи. Мила у Марии всё чаще задумывалась о рабской привязанности зрячих к излишествам и о прямой зависимости богатства с ущербностью души.

Каждый день с шести до девяти вечера, переделав тысячу дел, Мария, предвкушая удовольствие человеческого общения, с радостью садится за круглый стол к старенькому приёмнику и завороженно слушает любимые литературные и религиозные передачи по «Православному радио». Это самые счастливые часы её бытия. Мария не просто прослушивает весь информационный поток радиоволны, она с напряжением внимает каждому льющемуся из скрипучего приёмника слову с карандашом в руках, сопереживая услышанным событиям, делая на листочках бумаги памятные заметки: кому позвонить, чтобы успокоить, кому выслать на лекарства, кого пригласить к себе домой, кому устроить доброе дело. Мария в самозабвении, забывая о своём глухом тёмном одиночестве, начинает действовать разумом и душой, находя при этом ответный сердечный отклик, делающий её жизнь значительной, праведной и не пустой. Таким образом, она приобрела от прикованного к постели инвалида в дар для своей сестры Юлии инвалидную коляску. Она приобретает виртуальных друзей, посылая свои скромные средства несчастным на лекарства, жертвует солидные суммы церкви, встречается со священнослужителями, которые с благодарностью освящают её дом, поражаясь истинной вере этой стойкой женщины. Потребность в благодетельстве, как и в вере, пришла к ней с годами, с потерей зрения и после кончины мужа-фронтовика, с которым уже в позднем браке они не могли иметь детей.

Заходя к Марии, Мила забывала, что имела дело со слепым человеком, не замечала, как говорила ей такие слова, как «посмотрите», «вы это видели». Мария совершенно естественно реагировала на это, точно передавая своё внутреннее представление о ком-либо или о чём-нибудь. Они легко понимали друг друга. Мария искренне сострадала человеческому горю, слыша о трагических событиях, происходящих в мире, по радио. Её волновали землетрясения, голодные африканские дети, жертвы насилия и продажность чиновников. Однако гораздо отстранённее относилась к просьбам тех, кто был рядом. Не имея детей, она доверчиво вручила свою судьбу родным своей умершей сестры, давно отписав им своё единственное пристанище в центре города. Мария надеялась, что они дадут ей дожить в нём до её кончины, не требуя и не получая от них достойной материальной и моральной поддержки, что она принимала безропотно, сетуя на их нескончаемые семейные проблемы.

Каждый день Мария неустанно молилась обо всех, кого знала, прощая и жалея их одновременно, желая им здоровья, благополучия и покоя. Ей везло на хороших людей со стороны. Так у неё появилась подруга Валентина, глубоко верующий человек, которая бескорыстно трудилась во Владимирской церкви и часто приходила к ней, чтобы помочь по дому, попить вместе чайку, погулять по улицам, а самое главное – сводить Марию в родную петербургскую Владимирскую церковь, где венчались её отец и мать, чтобы причаститься, помолиться, вдохнуть небесный запах ладана и остаться один на один с господом Богом, светясь внутренним светом и чистотою помыслов.

Закрыв на минуту глаза, Мила пыталась представить свою жизнь в полной тьме. Ей показалось, что тело её растворилось, так как она не видела его. Прозрачная душа, незримая для зрячего глаза, возникла в темноте и стала её сутью, плотью и духом. Возникло ощущение обнажённости и беззащитности перед миром, будто находишься на исповеди перед тем, от кого не скрыть ничего сокровенного и тайного. Космическое одиночество было безмерным.

«Чем можно хоть на малую долю порадовать слепую Марию? Чего бы захотела я в своём каменном, вечно ночном жилище? – размышляла Мила. – Конечно, запаха свободы и свежести незримых красок природы. Только цветы с естественным чудодейственным ароматом могут подарить Марии короткое наслаждение, но и ностальгическую боль».

Поставив себе целью подарить аромат природы,

Мила обошла все цветочные магазины в округе и с ужасом обнаружила, что стоящие многоярусными рядами согласно ценовой субординации бесчисленные яркие, большие, красочные садово-парниковые цветы не источают ни малейшего запаха от своих увесистых застывших бутонов. Пахли корзины, прилавки, упаковки, вымытые ароматизатором полы, но только не цветы. Ей стало дурно, как в морге.

«Человек выхолостил всё нежное, трепетное, ароматное из цветов, сделав их прочными, увесистыми, долговременными, дорогими – и, увы, мёртвыми», – подумала она, но вспомнила про аромат чудесных лилий. Ей вынесли ведро жёлтых и оранжевых лилий, но они были тоже мертвы. Человек ввёл цветам убийственную инъекцию дурного вкуса во имя наживы.

– Пахнут только естественные белые лилии, – робко призналась молодая продавщица и с усиленной энергией помчалась искать пахнущую белую лилию. О радость! Она нашла долгожданную крупную ветвь белой лилии с девятью бутонами, три из которых были раскрыты и источали нежнейший аромат.

Мила гордо несла большую ветвь лилии по улице, которая заполнялась её ароматом, забивая запахи бензина

многочисленных автомобилей, и видела, как прохожие с восторгом и улыбкой смотрели на чудо природы, судорожно вдыхая источавшуюся от цветка божественную свежесть.

Счастье переполняло её душу – она мечтала скорее подарить небесный запах белой лилии своей белой, почти неземной Марии.

Юличка

Беда пришла к Юличке невзначай – дома на ровном месте она рухнула на пол, как срубленное дерево, и потеряла сознание. Придя в себя, превозмогая острую боль в бедре, как большая раненая птица, крича и царапаясь, стала подползать к входным дверям. В голове билась только одна мысль – сын вышел из дома без ключей, надо открыть двери, чтобы не ломать их. Соседи, услышав крик, вызвали милицию. Одновременно подошёл сын. Выбили двери. Вызвали «скорую». А когда врачи увозили Юличку в больницу, сын сунул им материнский паспорт и тихо сказал, что он неизлечимо болен и к матери ходить не будет. После этого он позвонил Миле и спокойно известил, что мать не жилец, в Александровской больнице, а самое главное, если выживет – ни в коем случае не привозить её домой: «Некому тут ходить за ней». Мила опешила от его слов, ей показалось, что она оглохла, как от резкого звука медной трубы, приставленной к уху, на которой он когда-то громко разминался дома перед халтурами на свадьбах и похоронах.

Номер телефона Милы отпечатался в памяти Юлички намертво. Всех проходящих мимо неё в больнице она хватала за одежды, требуя позвонить по этому номеру.

Она знала – наверняка оттуда придёт помощь. И была права. Сына не ждала, более того, боялась стать ему обузой, упорно веря в то, что она выберется из очередной беды и опять будет ему необходима.

Прошёл год. С великими мытарствами Мила перевезла лежачую Юличку в Павловский дом ветеранов войны сразу после смерти её спившегося сына, который так и не починил выбитую входную дверь. По воле случая и по Юлиному желанию, она неожиданно оказалась её доверенным лидом и девять лет выполняла то, что должны были выполнять для неё близкие – заботиться. Близкие – делали то, что должны были выполнять хорошие знакомые – общаться. При этом они не отказывались от Юлиной нарастающей благодарности в денежном выражении, в которой теплилась надежда на возвращение в собственную долгожданную отдельную двухкомнатную квартиру, выстроенную, вернее, выстраданную ею под конец жизни для себя и сына, для которой она годами гробила себя сверхурочной бухгалтерской работой, устало таская ворохи ненавистных отчётов в коммуналку, где они ранее жили в одном доме с Милой.

И вот – звонок из дома ветеранов. Умерла Юличка, она же Юлия Георгиевна Розова, девяносто семи лет. В свой последний день рождения, месяц тому назад, она ещё могла, извернувшись своим скукоженным тельцем, присесть на высокий металлический край необъятной интернатовской кровати, оперевшись на руку, чтобы свободной рукой обшаривать тумбочку в поисках завалявшегося печенья или конфетки.

В один из дней, войдя в палату, Мила увидела Юличку, деловито простукивающую ладошкой тумбочку. Её единственный к тому времени голубоватый настороженный глаз сразу повернулся в её сторону, не видя её, так как реагировал только на свет и тень. «Кто там?!» – сказала она голосом Галчонка из мультфильма «Трое из Простоквашино». «Это я, почтальон Печкин!» – трижды прокричала Мила ей в ухо, вызвав радостный вопль: «Милочка пришла!» В этот момент принесли обед, но

Юличка знала, что она не с пустыми руками и с вызовом скомандовала: «Собакам!» В последний год она стала быстро глохнуть – приходилось с каждым разом кричать всё громче и громче, что вполне устраивало двух соседок, из-за скудности впечатлений жизненных событий. Чтобы не пугать Юличку, когда она спала, свой приход Мила обозначала ласковым поглаживанием, по которому та узнавала её. Она подарила ей мягкую игрушку-собачку для ощущения, пусть игрушечного, но всё же тепла её бывших любимцев. Юличка ликовала как ребёнок, смеясь от восторга, ласкала и целовала собачку, определяя наошупь, где у неё хвостик, где ушки, а где мордочка. Теперь она оставалась не одинокой на своей необъятной для неё кровати – преданный дружок лежал у подушки, охраняя её суверенный покой.

Юличку Мила уже воспринимала как малое дитя, приносила ей то, что она хотела и могла есть – детское питание в баночках, любимую красную икру, немного сливочного масла, наисвежайшую булочку, пакетики кофе с молоком и обязательно плитку шоколада. Она ела, как птенец в гнезде, доверчиво открывая беззубый рот, как клюв, куда Мила периодически клала вкусненькое и осторожно вливала чайной ложечкой тёплый кофеёк. Потом, поддерживая её за спину, торопилась скормить протёртые фрукты и только потом давала самое желанное – кусочки шоколада, с которыми Юличка в блаженном состоянии заваливалась на бочок, прося поднять её невесомые ноги и укрыть одеялом. Горка наломанного шоколада продлевала ей удовольствие и на следующий день. После ухода Милы она прятала вожделенные кусочки под подушку, чтобы смаковать их в одиночестве, с тайным мстительным удовлетворением пачкая шоколадом всё вокруг себя слабой дрожащей рукой.

Через месяц после последнего дня рождения наступило резкое ухудшение. Девять дней Юличка погружалась в воронку небытия, сопротивлялась дыханию смерти, яростно размахивая цепкими руками, не принимая воды и пищи. Но судьбу не объедешь по кривой, не оттолкнёшь руками. Дома от каждого телефонного звонка Мила внутренне вздрагивала, предчувствуя печальное известие. На девятый день сопротивление было сломлено – Юлички не стало.

Войдя в её затихшую палату, Мила вспомнила, как Юличка рьяно охраняла свои вещи, словно сторожевая собака, пряча на груди рядом с простым крестиком ключик от крохотного замочка в шкафу, который Мила повесила для её спокойствия после длительного согласования с медперсоналом. Все у Юлички были воры. Она не верила никому. Да и во всех окружающих её малочисленных родных и знакомых подозревала корыстный интерес, выстраивая сценарий взаимоотношений в свою пользу, думая, что всё в её руках. Всевышний и заинтересованные лица знали, что это не так. Одни, подыгрывая ей, помогали облегчать её тощий кошелёк, другие, надеясь на больший куш, мечтали о её скорейшем отлёте в вечность.

В течение первых семи лет Юличка держала обслуживающий персонал в постоянном напряжении. С самого утра из её палаты раздавался громкий требовательный голос. Отказавшись от коляски, Юличка, сжав от боли рот, каждое утро вставала за ходунки и гордо ковыляла в холл на лечебную физкультуру. Почти во всём она была исключением из общих правил. Одно то, что после жестокого перелома бедра, без операции, только благодаря неимоверным усилиям воли, она встала с постели к ходункам и пошла, поразило даже медперсонал, повидавший немало на своём веку. Во время лечебной гимнастики Юличка задавала тон, делала едкие замечания, громко хохотала, кокетливо выделывая руками кренделя, пытаясь грациозно повторять упражнения за медсестрой.

Её холерическая натура упорно сопротивлялась устоявшемуся режиму и казёнщине. Мир у Юлички состоял из белых и чёрных красок, люди были или превосходные, или отвратительные. И эти краски могли меняться молниеносно в ту или иную сторону в зависимости от настроения. Бездействие для Юлички было невыносимо. Даже заведующая отделением, терпимая и доброжелательная женщина с налётом профессионального цинизма, выходила из себя из-за её громких театрализованных звонков в милицию, прокуратуру или в квартиру, где она ранее жила с сыном, которую теперь снимали гастарбайтеры с разрешения, по словам Юлички, «незаконной собственницы-авантюристки, получившей завещание у нетрезвого сына за бутылку». Только угроза заведующей, что она переведёт её в ПНИ, где живут психи, могла её утихомирить на короткое время. Юличка решительно отвергала жестокую правду о свершившемся факте, направляя всю свою энергию на восстановление попранной справедливости. Только быстро слабеющая память притупляла острую боль, помогала забывать о страшной потере единственного любимого сына, дозволяя жить только вспышками далёких воспоминаний о пережитой бурной молодости. К счастью, Юличка была великой фантазёркой – она до глубокой старости жила иллюзиями о будущей красивой жизни, упорно ожидая своё придуманное счастье, которое временами маячило ярким светом из огромного интернатовского окна.

Начались печальные хлопоты. Известие о кончине Юлички не вызвало у её старшей бездетной девяностовосьмилетней слепой сестры Марии никаких эмоций. Глубокая старость довольно бодрой Марии охраняла её хрупкий организм от стрессов, которые Мария воспринимала за неизбежность, свершившуюся волю божью и счастливое путешествие в царствие небесное. Надо признать, что к судьбе своей сестры Мария была равнодушна всю жизнь. «Делай, что хочешь. Да и что я могу, кроме молитвы», – сказала Мария Миле после смерти Юлички, переходя с улыбкой на интересующие её темы, касающиеся церкви и быта. Ах, знала бы Юличка, впервые встретившая Милу, двенадцатилетнюю девочку, кормящую бездомных кошек на лестнице, что именно эта девочка и будет провожать её в последний путь в полном одиночестве…

Стоял холодный моросящий март. Картина ледяной земли, погружённой в слякоть многослойного серого снега, с чёрной ямой, наполненной жижей, наводила тоску и отторжение. Мила представила, как со стуком, а иначе не выйдет, опускают в это месиво Юличку, а с ней, может быть, и её ещё не отлетевшую душу, которой предстоит выкарабкаться из этого омута на небо, и решение созрело иное – кремировать и подхоронить к сыну на Охтинском кладбище.

Свидетельство о смерти получала в пушкинском загсе, расположенном в небольшом старинном особнячке. Сначала она вошла в парадные двери, где навстречу ей рванули аккорды «Свадебного марша» Мендельсона. Непривычно тихо стояли две пары и малочисленные гости. «Почему здесь?» – подумала она. Может быть, это ошибка? Но ей подсказали, что это здесь, только с чёрного входа. Обежав здание, она вошла с другого крыльца, там увидела очередь из озабоченных лиц со скорбными или иными не очень радостными делами, которые входили в служебную комнату под отдалённо звучащий «Свадебный марш». «И жизнь, и слёзы, и любовь» жили как дружные сёстры под одной крышей. А Юличкины родители венчались во Владимирской церкви, вспомнила Мила. Теперь туда водят слепую Марию, которая много лет жертвует церкви блокадную пенсию, ни разу не протянув Юличке руку помощи в трудные времена.

Затем больница Семашко. Первая инстанция – «судебка». В судебке сидел немолодой мужчина со стеклянным выражением умных волчьих глаз, с отработанной невыразительной монотонной речью. Чистый стол. Сигарета в зубах. Голос робота. Вид загнанного в угол усталого хищного зверя. Он пронзает взглядом как рентгеном. Чётко видит, кто перед ним – бедняк, середняк, богач, скупой, безголовый, страдающий или равнодушный. Он – основная инстанция, определяющая, что, почём, куда и когда, чующая всю подноготную правду по отношению к покойному, наблюдая за деланными скорбными лицами или глубоко запрятанным тихим горем разных посетителей. И всегда попадает в точку! Неизвестно, как эта лавина мёртвых тел воздействует на него в этих страшных для живых залах морга, в которых он остаётся с ними сутками, как мы с коллегами на работе. Быть может, близость смерти делает его ум пронзительней и зорче.

Получив установку и разрешающие визы, Мила направилась к агенту. Агент, он же санитар, потрясающе красив, силён и молод. От него, ещё не высосанного мертвечиной, веет здоровой неукротимой плотью, кипучей энергией, приправленной жаждой огромных денег, так как большие он уже имеет. Ей представилось, как женщины слетаются на него, словно мухи на мёд, награждая его вздохами и деланными криками оргазма от желания сладкой жизни или благодарности за неё. Санитар уже не робеет – он гордится своей работой.

Это даже престижно и внушает окружающим определённый страх и уважение перед его навыками в устойчивом бизнесе.

«Интересно, как эти мужчины воспринимают своих жён, любовниц или родных?» – подумала Мила. И стала представлять, как они смотрят на женщин, гладят, трогают их, а сами невольно, даже мучаясь от этого, видят их мёртвыми, прикасаясь к их ещё желанному телу. Вероятно, они ищут забвения в тёплых и подвижных телах. Им надо подзарядиться энергией после многочасового пребывания вблизи холодной неподвижности. А забыться, видимо, очень трудно. С годами эти крутые мужики становятся внутренне теми же покойниками с окаменевшими ледяными душами. Но есть и такие, кто чувствует себя на этом поприще как рыба воде, не теряя чувства юмора и аппетита…

Наконец она всё оформила и смогла выбраться из этих удушающих, с характерно-специфичным запахом, коридоров и комнат на свежий воздух. Завтра – прощание и отпевание в часовенке при больнице.

На прощание к Юличке Мила ехала одна. Перед глазами навязчиво стояла картина Перова – деревенская дорога, хилая лошадёнка с телегой и простым гробом, за которым сквозь снег и ветер плетутся двое сирот. Сын умер, сестра слепа, племянница стара, а её дети заняты, – проносилось в голове. Внук давно отрёкся от Юлички и от своего отца из-за незаживающих обид, нанесённых ему в отрочестве. Так получилось. «Нам всем не хватает великодушия и времени для покаяния при жизни. Зато хорошо умеем каяться скопом в церкви после кончины тех, кого проклинали», – подумала Мила, приближаясь к месту.

В часовенке должны были отпевать двоих – рабу божью Юлию и раба божьего Валерия. Когда всех впустили, то Мила поначалу растерялась, увидев ещё два гроба вдоль стен. Ей показалось, что все усопшие на одно лицо, в одном возрасте, бесполые, как из инкубатора. Через некоторое время поняла, что это из-за наложенного грима. Лица были гладкие в одной тональности – будто все группой недавно отдыхали на Канарах. Она стала судорожно искать свою измученную, изуродованную потерей одного глаза Юличку, ту Юличку, к которой уже привыкла и жалела. Что-то внутри неё оборвалось. Ей показалось, что Юлички здесь нет. Тогда она решила найти её по одежде, виднеющейся из-под одинаковых белых атласных покрывал. Всё это промелькнуло молниеносно.

Конечно, она её узнала. И была потрясена! Перед нею, гордо подняв красивую голову, лежала необыкновенная женщина с волевым лицом, выразительным драматическим профилем, с сурово сжатыми губами, с решительным, она бы даже сказала, вызывающим видом, как бы говорящим: «Вы меня не сломили! Никогда и никто. Ни в этом, и ни в том мире». Отсутствие правого глаза было совершенно не заметно. Юлина плоть олицетворяла её сильную и неукротимую натуру. Боже! Какая порода высветилась из этой почти истлевшей материи! Просто княгиня из «Пиковой дамы». Редкая метаморфоза смерти.