Прелюдия к убийству. Смерть в баре (сборник) Марш Найо

– Вот уж точно, что наводит, – заметил Фокс. – При этом я не могу отделаться от впечатления, что и у вас все завязано на этих чертовых стрелках.

– Увы, – согласился Аллейн. – Пока так. В любом случае в центре всего дела – игра в дартс, и от этого факта не отмахнешься. Впрочем, пока все мои умозаключения – всего лишь спекуляции, так сказать, рассуждения на тему. А между тем нас ждет работа. О! Кажется, я слышу в общественном баре голос Помроя-старшего. А из этого следует, что молодой Помрой, возможно, получил на время свободу. Так что нам пора возвращаться в гостиную.

– Хотите, чтобы я привел туда молодого Помроя?

– Через минуту. Кстати, попросите его принести нам пару пива. Но предлагать ему выпить с нами, по-моему, не стоит. Похоже, он не слишком нас любит и от подобного предложения почти наверняка откажется, а чье-то решительное «нет» – не самое лучшее начало для любого разговора.

Аллейн снова зашел в каминный закуток, чтобы выбить трубку, увидев что-то, он склонился над деревянным ящиком, в котором Абель хранил дрова, куски плавника и газеты для растопки.

– Знаете что, Фокс! – позвал он.

– Что, сэр?

– Думаю, вам тоже стоит взглянуть вот на это.

Аллейн вытащил из кучи мятых газет какой-то старый номер и поднес его к свету.

– Кажется, газета влажная, сэр, – заметил Фокс.

– А была мокрой насквозь. С нее, возможно, даже капало. И кто-то швырнул ее в ящик с дровами. Не хотел, должно быть, разводить сырость в кармане. Кстати, понюхайте ее.

Фокс с шумом втянул носом воздух.

– Бренди? – спросил он.

– Не уверен. Но обращайтесь с ней с большой осторожностью, братец Фокс. Отнесите к себе в комнату, положите в какой-нибудь пакетик, а уж потом отправляйтесь за Помроем-младшим.

Аллейн вернулся в гостиную, включил лампу под красным абажуром и уселся за стол.

Через некоторое время в гостиную вошел Фокс в сопровождении Уилла Помроя. Последний держал в руке две большие кружки с пивом, которые и поставил на столешницу.

– Благодарю, – сказал Аллейн. – У вас найдется минутка свободного времени?

– Найдется.

– В таком случае присаживайтесь.

Уилл некоторое время колебался, выбирая, куда сесть – в кресло или на стул. Наконец остановил свой выбор на стуле и опустился на самый краешек сиденья. Фокс достал блокнот. Аллейн выложил на поверхность стола три ключа.

– Полагаю, мы можем их вернуть, – сообщил он. – Надеюсь, вас обрадует известие о том, что «Плюмаж» снова имеет право функционировать в прежнем режиме?

– Спасибо. – Уилл протянул руку, сгреб со стола ключи и сунул в карман.

– Тема, которую мы хотим с вами обсудить, – продолжил Аллейн, – касается возможности нанесения на стрелку «дартс» крысиного яда, который хранился в угловом шкафчике частного бара. Итак, ваш отец…

– Да знаю я, что наговорил вам по этому поводу отец, – перебил детектива Уилл. – И в корне не согласен с его мнением. Ему, знаете ли, иногда приходят в голову весьма странные мысли.

– Это какие же? – поинтересовался Аллейн.

Уилл одарил детектива внимательным взглядом, но промолчал.

– Быть может, вы хотите сказать, что у вашего отца имеются кое-какие весьма странные идеи относительно мистера Роберта Леджа?

– Совершенно верно. Просто у отца зуб на Боба Леджа из-за его политических взглядов. И в том, что он говорит, нет ни правды, ни здравого смысла. Богом клянусь, что Боб Ледж не имеет никакого отношения к этой чертовой отравленной стреле. И я знал об этом наверняка еще до того, как кончилось дознание.

– Но откуда у вас такая уверенность в его непричастности к смерти мистера Уочмена?

– Потому что я наблюдал за Леджем. Стоял в углу между стойкой бара и мишенью и не сводил с него глаз.

– Все время? С той минуты, когда стрелки распаковали, и пока он не начал метать их в мишень?

– Да, – подтвердил Уилл, упрямо выпятив подбородок. – Все это время.

– Почему?

– Извините, не понял…

– Почему вы за ним наблюдали – да еще так внимательно?

– Потому что тогда все на него так смотрели. Из-за того, что он собирался сделать.

– Предположим, – произнес Аллейн, – что в полемическом задоре я бросил бы вам: «Мистер Ледж, держа стрелки в левой руке, на минутку сунул правую руку в карман пиджака». Что бы вы на это сказали?

– Сказал бы, что это ложь. Потому что он этого не делал. То есть не совал правую руку в карман, как вы позволили себе предположить.

– А почему вы так в этом уверены?

– Да потому что он был без пиджака, а главное – закатал рукава рубашки.

– И что с того? Разве это могло помешать ему сунуть руку в карман жилета или брюк?

– Жилетку он тоже снял, а рукава рубашки закатал до локтя. И я все время следил за его руками. Ну так вот: его правая ни разу не прикоснулась к брючному карману, да и вообще не опускалась ниже талии. Поскольку ему требовалось целиться перед каждым броском, его правая рука постоянно находилась в возвышенном положении, сжимая стрелу, а указательный палец лежал на ее острие. А еще он все время нахваливал новый комплект стрелок «дартс». Говорил, что они хорошо сделаны и отлично сбалансированы.

Уилл наклонился и устремил на Аллейна испытующий взгляд.

– Сами посудите, сэр, – сказал он. – Если бы Боб Ледж хотел нанести какой-либо вред своими стрелками, то он вряд ли стал бы привлекать к ним внимание. Ведь всякий раз, когда он расхваливал эти штуковины, мы все невольно переводили на них взгляд.

– Пожалуй, вы правы, – согласился Аллейн. – Вряд ли при подобных обстоятельствах он стал бы привлекать к ним внимание.

– А я о чем говорю?

– Хорошо. С этим, кажется, разобрались. Потом, насколько я понимаю, он начал метать стрелки в цель и бросил одну за другой шесть штук. Их ведь было шесть, а не две или три, как утверждают некоторые?

– Точно так. Всего он метнул шесть стрелок, и все они были из новой упаковки. Обычно в игре «Вокруг циферблата» каждый игрок бросает всего три штуки, но на этот раз он тренировался перед демонстрацией особого трюка, для которого требовались все шесть.

– Все понятно. А что он сделал, когда закончил бросать?

– Отметил, что стрелки показали себя с лучшей стороны. И результат об этом свидетельствовал, поскольку все брошенные стрелки попали туда, куда нужно. Помню, после этого мистер Уочмен вытащил их из мишени и осмотрел. А потом приложил левую руку к мишени, передал правой стрелки Леджу и сказал: «Можете открывать огонь», – или что-то в этом роде.

Аллейн издал удивленный возглас, и Уилл быстро на него глянул.

– Кажется, на дознании вы об этом не говорили, – заметил Аллейн.

– О чем именно, сэр?

– О том, что мистер Уочмен вытащил стрелки из мишени и передал их Леджу.

– Только сегодня об этом вспомнил. И хотел при следующей встрече рассказать об этом мистеру Харперу.

– Странно, что вы вспомнили об этом только через две недели после инцидента.

– Неужели? – скривился Уилл. – Человек не обязан все помнить. Кроме того, после происшествия мы думали совсем о другом. Но поговорите со свидетелями, с моим отцом – и они, ручаюсь, тоже вспомнят об этом эпизоде.

– Хорошо, – кивнул Аллейн. – Будем считать, что вы действительно об этом забыли.

– Между прочим, – быстро сказал Уилл, – это очень важный эпизод. Когда мистер Уочмен передавал Бобу Леджу стрелки, они наверняка перемешались у него в руке, и если бы Ледж действительно отравил одну из них, то как, спрашивается, он бы ее нашел?

– Действительно. Ему было бы очень непросто это сделать. Что произошло потом?

– Боб взял стрелки, отошел на несколько шагов от мишени и начал метать. Он даже не смотрел на них. Брал одну за другой – и бросал. За ним трудно было уследить – очень быстро все делал.

– Пока четвертая стрелка не пробила палец жертвы, не так ли?

– Да, – мрачно подтвердил Уилл. – Вплоть до этого момента.

Аллейн некоторое время сидел в полном молчании. Фокс же поднялся с места, подошел с блокнотом в руке к окну и посмотрел поверх крыш Оттеркомби на море.

– Я вам скажу, в чем тут дело, – неожиданно произнес Уилл.

– В чем же? – с интересом осведомился Аллейн.

– Мне кажется, яд, обнаруженный на одной из этих стрел, – уловка преступника. Боба Леджа хотели подставить.

Уилл произнес это нарочито резко, как будто твердо знал, что его заявление встретит протест со стороны детективов. Но Аллейн на удивление спокойно отреагировал на его слова.

– Что ж, – ответил он. – И такое возможно.

– Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду? – с большим чувством воскликнул Уилл. – Убийца решил отравить мистера Уочмена и бросил в его стаканчик яд, как только ему представилась такая возможность, а когда Боб Ледж проколол своей стрелой Уочмену палец, решил: вот редкий шанс свалить вину на другого. У убийцы был при себе яд, который он бросил в стаканчик мистера Уочмена, поэтому, когда все стали квохтать над распростертым телом, он незаметно намазал ядом нужную стрелку. Потом стаканчик разлетелся на мелкие кусочки, зато был обнаружен яд на стреле. Вот как все обстояло в реальности. И я не сомневаюсь, что убийца мистера Уочмена намеренно сделал все так, чтобы следствие сосредоточило внимание на Бобе Ледже.

Аллейн посмотрел на молодого человека в упор.

– У вас есть хоть какие-нибудь улики, подтверждающие вашу теорию?

Уилл некоторое время переводил взгляд с Аллейна на Фокса, словно хотел им что-то сказать, но потом, похоже, изменил свое мнение.

– Надеюсь, вы понимаете, – объяснил ему Аллейн, – что я не собираюсь вытягивать из вас информацию клещами? Но если вы действительно знаете что-то важное, я посоветовал бы рассказать нам об этом.

– Я твердо знаю только одно: Боб Ледж не имеет никакого отношения к отравленной стреле.

– Когда все закончилось и констебль начал искать эту стрелку, кажется, именно Ледж нашел ее?

– Совершенно верно! И мне представляется, это и есть то самое свидетельство, о котором вы говорили. Ведь если бы убийцей был он, то наверняка не упустил бы возможности стереть с нее яд, не так ли?

– Думаю, не упустил бы, – согласился Аллейн. – Так что в этих рассуждениях определенно есть рациональное зерно. Но в вашей теории также присутствует стаканчик для бренди. У кого, по-вашему, имелась возможность капнуть в этот стакан цианид?

Уилл покраснел до кончиков своих ярко-рыжих волос.

– У меня нет ни малейшего желания обвинять кого-либо в убийстве, – заявил он. – Зато я совершенно точно знаю, кто к этому не причастен, и выступаю в его защиту. У Боба Леджа из-за его политических взглядов могущественных покровителей нет, и никто, кроме меня, не замолвит за него словечко. Так что я буду и впредь отстаивать его невиновность, а свои догадки оставлю пока при себе.

– Послушайте, – мягко произнес Аллейн, – любая теория нуждается в подтверждении, но то, что сказали вы, меня до конца не убедило, хотя я понимаю вашу мотивацию. Так что мы, как это ни прискорбно, не станем полностью снимать подозрения с мистера Леджа – даже после столь пылкой речи в его защиту. И запомните одну вещь: лучший способ обелить Леджа – указать на того, кто действительно совершил это преступление.

– Я ничего об этом не знаю.

– Неужели?

– Точно так.

– Понятно, – протянул Аллейн. – Тогда скажите: далеко ли от этого пресловутого стаканчика стоял мистер Ледж, когда метал свои стрелки?

– Он и близко к нему не подходил. Стол, на который Уочмен поставил свой стаканчик, располагался рядом с мишенью. А Ледж находился от нее на расстоянии нескольких шагов. Практически в другом конце комнаты.

– А вы помните, кто стоял около этого стола?

Уилл сжал губы в нитку и промолчал.

– Хорошо. Давайте поставим вопрос иначе, – продолжил после небольшой паузы Аллейн. – Как вы думаете, мистер Пэриш мог при желании дотянуться до стакана?

– Думаю, что мог, сэр, – ответил Уилл.

– А теперь, Фокс, – произнес Аллейн, – нам нужно поговорить с мистером Себастьяном Пэришем. Если, конечно, он сейчас на территории гостиницы. Но мне почему-то кажется, что слишком далеко от нее он уйти не мог. Так что не сочтите за труд – прогуляйтесь по участку и найдите его.

Когда Фокс удалился, Аллейн основательно глотнул пива и принялся просматривать записи, сделанные его коллегой во время разговора с Уиллом Помроем. Между тем солнце окончательно скрылось за горизонтом, за окном сгустились сумерки, и деревушка Оттеркомби начала готовиться к благословенному вечернему отдыху. На пристани раздавались голоса рыбаков, вытаскивавших на берег свои лодки, а затем по каменным плитам дорожек протопали тяжелые сапоги возвращавшихся домой мужчин. Но скоро стихли и эти звуки, и до слуха Аллейна теперь доносился лишь приглушенный расстоянием шум прибоя.

Впрочем, в отличие от Оттеркомби, в «Плюмаже» никто, похоже, отдыхать не собирался. Во всяком случае, обслуживающий персонал. Тут время зря не теряли и, пользуясь временным затишьем в деревне, мыли и приводили в порядок частный бар, чтобы как можно скорее открыть его для посетителей. Так что по прошествии четверти часа покой Аллейна то и дело стали нарушать чьи-то голоса, взрывы смеха, скрип ступеней на лестнице и звяканье ведер. Неожиданно Аллейн услышал Фокса, обменивавшегося с кем-то репликами, потом разговор оборвался, и в наступившей тишине явственно прозвучали два слова: «разумеется, приду».

«Это наш актер», – подумал Аллейн.

В следующее мгновение боковая дверь частного бара с шумом распахнулась и захлопнулась, а еще через секунду в гостиную вошли Фокс и Себастьян Пэриш.

Так как вечер стоял теплый, Себастьян надел шорты и синюю рубашку, которые носил с таким шиком, что все производители летней одежды должны были, по идее, выстраиваться в очередь, чтобы упрашивать его как можно чаще показываться на людях в подобном виде. Помимо вышеупомянутого легкого гардероба, Себастьян обладал парой изумительно стройных загорелых ног, отливавших золотистым блеском, и в меру мускулистым загорелым торсом юного античного бога, украшенным обесцвеченными солнцем нежными завитками волос, проступавших на груди сквозь тончайшую ткань сорочки. В целом он производил впечатление чрезвычайно ухоженного, холеного и великолепно причесанного молодого человека, за которым вечно таскаются толпой массажисты, гримеры и парикмахеры, готовые в любой момент привести в порядок его внешность, даже броситься вслед за ним в море, если ему вдруг захочется искупаться. Иными словами, Себастьян Пэриш являлся идеальным образчиком особого типа мужской привлекательности, который так нравится женщинам, но мужчинам может показаться чуточку приторным. Пришедший с ним рыхлый полноватый Фокс, одетый в добротный шерстяной костюм, казался в сравнении с Себастьяном представителем иной человеческой породы или даже выходцем с другой планеты.

– Добрый вечер, инспектор, – поприветствовал детектива Пэриш.

– Добрый вечер, – кивнул Аллейн. – Прошу прощения за беспокойство.

Пэриш ответил ему выразительным взглядом из серии: «какие могут быть счеты между джентльменами?», после чего сделал шаг вперед и с выражением самого искреннего дружелюбия протянул руку.

– Всегда рад оказать посильную помощь, – заверил он.

Затем, присев на подлокотник стоявшего в комнате массивного кресла, стал с нескрываемым любопытством рассматривать детективов, переводя взгляд с одного на другого. Потом добавил:

– Мы все очень надеялись, что вы приедете. Остается только сожалеть, что вы не оказались здесь с самого начала.

– Мне кажется, – произнес Аллейн, – что местные полицейские тоже очень неплохо тут поработали.

– Разумеется, они сделали все, что смогли, – сказал Пэриш. – Не сомневаюсь, что все они очень приличные люди, но как полицейские, позволю себе заметить, наверняка оставляют желать лучшего. Между тем, если принять во внимание положение, которое занимал мой кузен, представляется очевидным, что это дело должен был расследовать именно Скотленд-Ярд.

Потом Пэриш посмотрел на Аллейна в упор и воскликнул:

– А ведь я вас знаю!

– Правда? – вежливо спросил Аллейн. – Признаться, я что-то не припомню…

– Я точно вас знаю, – повторил Пэриш, подпустив в голос драматизма. – Погодите минутку… Где же я вас видел? Ну разумеется! В книге «Знаменитые судебные процессы».

Он повернулся к Фоксу и одарил того взглядом, которому бы позавидовал принц-регент.

– Как его зовут? – осведомился Пэриш.

– Мистер Аллейн, сэр, – ответил Фокс и едва заметно подмигнул своему шефу.

– Аллейн! Господи! Ну конечно, Аллейн!

– Фокс, – произнес медоточивым голосом Аллейн, – не сочтите за труд подняться с места и закрыть дверь. – Затем подождал, когда его распоряжение будет выполнено, и приступил к непростой работе, заключавшейся в попытке извлечь максимум из сложившейся ситуации. – Мистер Пэриш, – сказал Аллейн. – Нас послали сюда провести изыскания, связанные со смертью вашего кузена. Местный суперинтендант предоставил в наше распоряжение весьма полный и достоверный отчет относительно обстоятельств, имеющих отношение к его смерти, но мы считаем своим долгом лично проверить все детали этого крайне прискорбного происшествия.

Пэриш взмахнул руками, будто крыльями, и, продемонстрировав детективам свои ладони, сказал:

– Ну конечно. Разве может быть иначе?

– Мы также подумали, что нам прежде всего следует переговорить с вами…

– Минуточку, – бросил Пэриш, перебивая детектива. – Для начала я должен узнать одну вещь. Скажите, мистер Аллейн, мой кузен стал жертвой несчастного случая или его все-таки убили?

Аллейн некоторое время рассматривал свои сложенные на столе руки, потом перевел взгляд на Пэриша.

– Мы не можем дать вам сейчас ответ на этот вопрос, но пока не обнаружили ничего, что указывало бы на несчастный случай.

– Это ужасно, – пробормотал Пэриш, и его голос впервые за время встречи показался детективам искренним и исполненным подлинного чувства.

– Но при этом надо иметь в виду, что свидетельства, говорящие в пользу инцидента, могут еще выплыть на поверхность.

– Очень на это надеюсь.

– Теперь, полагаю, вы понимаете, почему мы хотим прояснить все события, так или иначе связанные со смертью вашего кузена?

– А вы разговаривали со старым Помроем?

– Да.

– Надеюсь, он уже сообщил вам свое мнение относительно парня по фамилии Ледж?

Аллейн проигнорировал прозвучавший в словах Пэриша намек и ответил:

– Мы разговаривали с ним относительно местоположения, которое занимал в тот вечер каждый из гостей, когда мистер Ледж метал свои стрелки. Быть может, вы сообщите нам…

– Господи! Я уже тысячу раз прокручивал эту сцену в голове, но сомневаюсь, что смогу вспомнить что-то новое.

– Ну что ж, – сказал Аллейн. – Вам придется сообщить то, что вы помните.

Рассказ Пэриша очень походил на отчет Помроя, но актер, похоже, имел обыкновение дополнять собственные впечатления показаниями других свидетелей.

– Честно говоря, – произнес он, – я тогда выпил пинту пива и два стаканчика очень крепкого старого бренди, и по этой причине запечатлившаяся у меня в мозгу картина кристальной ясностью не отличается. Скорее она напоминает некий ночной кошмар, и это все, что я могу вам сказать.

– Вы помните, где стояли, когда мистер Ледж начал метать стрелки?

Аллейн заметил, как при этих словах непроизвольно дернулась красивая рука актера.

– Боюсь, что не помню точно… – ответил Пэриш после довольно долгой паузы.

– Можете, к примеру, сказать, приближались ли вы к столу, находившемуся рядом с мишенью?

– Возможно, приближался. Чтобы лучше видеть Леджа.

– Сохранился ли у вас в голове ясный образ Леджа, готовившегося бросать стрелки?

На лице у Пэриша появилось весьма эмоциональное выражение, которое Аллейн посчитал отражением усиленной работы памяти. Детектив быстро произнес:

– Наверняка помните. Сами же сказали, что смотрели на него. Просто в калейдоскопе сменяющих друг друга картин это изображение временами теряется. Тем не менее вы смотрели на него. И это главное. Кстати, он стоял к вам лицом?

– Он – да.

Аллейн пододвинул ему по поверхности стола листок бумаги.

– Здесь, как вы можете видеть, схематическое изображение бара, вид сверху. – Пэриш повернул голову и посмотрел на рисунок через плечо. – Вот мишень, которая находится не так далеко от стойки, как можно подумать. Ледж должен стоять вот тут. Как видим, этот сектор не слишком велик, и в углу за стойкой есть место только для одного человека, и этим человеком был Уилл Помрой. Стало быть, чтобы видеть лицо Леджа, вы должны находиться рядом со столом.

– Очень хорошо, – сказал Пэриш, успокаиваясь. – Я же не говорю, что меня там не было. Просто я малость перебрал и не слишком отчетливо это помню.

– Мы все понимаем. Но вот что я хотел бы узнать. Если вы смотрели на Леджа, то почти наверняка видели, каким образом у него в руках оказались стрелки после того, как он завершил серию тренировочных бросков.

– Да, видел. Мой кузен вытащил их из мишени и передал Леджу. Я это точно помню.

– Отлично, – сказал Аллейн. – Это важный момент, который мы хотели до конца прояснить с вашей помощью. Так что спасибо за содействие. И еще: если вы стояли там, где стояли – согласно нашему общему выводу, то, по идее, должны были видеть всю комнату. Могли бы вы указать местоположение прочих фигурантов этого дела?

– Насколько я помню, все они сгрудились за спиной у Леджа. За исключением Абеля, находившегося за стойкой бара. Ах да! Уилл, как вы совершенно верно заметили, скрывался в углу за стойкой. Да, кажется, все именно так и было.

– Значит, никто из этих людей не смог бы незаметно для вас подойти к столу, стоявшему рядом с мишенью?

– Думаю, никто не смог бы. Но какое это имеет значение?

– А разве вы не помните, – мягко сказал Аллейн, – что на этом столе находился стаканчик мистера Уочмена? Тот самый, куда мисс Мур налила бренди, когда жертве стало плохо?

Пэриш не относился к типу румяных молодых людей, тем не менее после вопроса Аллейна его лицо порозовело, а зрачки – расширились.

– Но ведь отравленной оказалась стрела, – пробормотал он. – И экспертиза показала это. Именно стрела – и ничто другое.

– Да, это так… Скажите, а к столу в это время кто-нибудь подходил?

– Не думаю.

– А после инцидента?

– Что вы имеете в виду?

– Какое положение вы лично тогда занимали?

– Ну, Люк, мой кузен, рухнул на диван, а я… устремился к нему. То есть не то чтобы устремился, но наклонился так, чтобы лучше его видеть. Помню, тогда я что-то сказал… но, как мне кажется, это к делу не относится.

– А вот нам очень бы хотелось знать, что вы тогда сказали.

– Кажется, предложил ему взять себя в руки. Я, видите ли, в тот момент не придал большого значения происходящему, поскольку Люку почти всегда становилось дурно, когда он видел собственную кровь. Подобная слабость замечалась за ним с детских лет.

– Кто-нибудь еще, кроме вас, знал его слабости?

– Не имею представления. Возможно, Норман знал. Я Нормана Кьюбитта имею в виду. Незадолго до смерти Люка мы с ним болтали и, в частности, обсуждали недостатки и слабости моего кузена. Кажется, я упомянул и об этой. Он мог запомнить.

– Мистер Пэриш, – сказал Аллейн. – Постарайтесь вспомнить, что произошло после того, как мистер Уочмен рухнул на диван. Нам хотелось бы узнать все до мелочей. Надеюсь, вы поможете нам в этом?

Пэриш поднялся на ноги и начал прогуливаться по комнате. Аллейну и до этого приходилось иметь дело с актерами, и он знал, что все их движения шире и выразительнее, чем у обычных людей. Это вошло у них в привычку, так что подобную демонстрацию эмоций, связанную с языком тела, нельзя рассматривать как реакцию на неудобный вопрос, просьбу или предположение. Во всяком случае, Пэриш передвигался по комнате так, как если бы делал это среди декораций по указке режиссера. Движения Пэриша, помимо всего прочего, были еще и очень изящными, но, по мнению Аллейна, он мог этого и не осознавать.

– Кажется, у меня в мозгу начинает что-то прорисовываться. – Пэриш внезапно остановился. – При этом не могу отделаться от впечатления, что пытаюсь вспомнить дурной сон. Хорошо помню, что мигали лампы, освещение было неровным, и это здорово мне мешает, не говоря уже о том, что тогда я несколько перебрал. Постараюсь думать об этом как о некой мизансцене с участием актеров, которую мне необходимо восстановить.

– По-моему, отличная мысль, – поддержал его Аллейн.

Неожиданно дверь распахнулась, и в комнату заглянул человек с взлохмаченными волосами.

– Прошу извинить за вторжение, – произнес гость.

– Мистер Кьюбитт? – осведомился Аллейн. Пэриш мгновенно повернулся в сторону двери. – Рад вас видеть. Заходите, пожалуйста.

Кьюбитт вошел в гостиную и поставил к стене небольшое полотно, которое принес с собой. Пэриш же по всем правилам светского этикета представил его детективам.

– Очень приятно познакомиться, – кивнул Аллейн. – В данный момент мистер Пэриш пытается воссоздать сцену событий после инцидента со стрелкой.

– Ясно, – бросил Кьюбитт, расплываясь в улыбке. – Что ж, Себ, продолжай! Извини, что помешал.

С этими словами он опустился на стул у камина и закинул одну тощую ногу на другую под таким острым углом, что оставалось только удивляться, как это у него получилось.

– Продолжай, Себ, – повторил он.

Пэриша, казалось, эти слова сбили с мысли, но он тем не менее начал рассказывать, и с каждой минутой все увереннее, словно находя поддержку в звуках собственного голоса.

– Итак, – сказал он, – Люк распростерся на диване, стоявшем у левой стены.

– Левой со стороны актеров или публики? – с ухмылкой уточнил Кьюбитт.

– Левой со стороны публики. Я специально рассматриваю эти события как своего рода мизансцену, следовательно, в данный момент нахожусь в воображаемом зрительном зале…

– Понятненько.

– …а инспектор Аллейн хорошо знает помещение частного бара… Ну так вот: поначалу никто к Люку не прикасается. Его лицо становится белым как мел, и кажется, будто он потерял сознание. Я нахожусь недалеко от изголовья дивана, а Ледж стоит в том месте, откуда метал свои стрелки, и что-то говорит, похоже, выражает сожаление в связи с травмой. Вот теперь, кажется, я вижу все очень ясно. Странно, но подобный «театральный» подход все-таки приносит свои плоды. Ты, Норман и Децима пасетесь в баре. Децина сидит на высоком стуле в дальнем конце стойки. Уилл делает шаг из своего угла, чтобы приблизиться к месту событий, а Абель наклоняется над стойкой. Минуточку… Мисс Дарра чуть в стороне ото всех – сидит в закутке возле камина. Пьяный в стельку старый Джордж Нарк что-то говорит ей, опираясь о каминную полку. Похоже, картина была именно такой.

– Продолжайте, прошу вас, – призвал Аллейн.

– Как я уже говорил, лампочки мигают, и освещение неровное. Иногда фигуры почти полностью скрываются во мраке, а потом снова выступают на передний план, как если бы на них упал свет софита. Или… – Тут Пэриш посмотрел на Кьюбитта.

– Да, – сказал Кьюбитт. – И бренди тут ни при чем. Ты все говоришь правильно.

– Ну вот. Опять меня сбили с мысли, – с раздражением проворчал Пэриш. – И снова все будто затянуло сумраком. Может, ты продолжишь?

– В самом деле, мистер Кьюбитт, – произнес Аллейн, – почему бы вам не продолжить?

Кьюбитт достал трубку и начал набивать ее табаком. Его пальцы с тупыми, словно обрубленными кончиками были, как обычно, измазаны масляной краской.

– По-моему, многие на дознании говорили то же самое, – сообщил он. – Короче, у Себа и меня сложилось впечатление, что Уочмену просто стало дурно при виде крови. И насчет неровного освещения все правда. Лампочки часто мигали, и комната, если можно так выразиться, как бы пульсировала светом и тенями. Я почему-то запомнил руку Люка. Она лежала у него на груди так, словно он потянулся к носовому платку в карманчике рубашки. Ледж что-то сказал типа: «Господи, мне очень жаль, что так вышло. Неужели ему так плохо?» Что-то вроде этого. А потом он добавил: «Вы только посмотрите на его лицо! Похоже, у него сводит челюсти!» А ты, Себ, ответил на это: «Да ничего подобного», – и пустился в привычные рассуждения о чрезмерной чувствительности Люка.

– Откуда мне было знать, что с ним? А тебя послушать, так я прямо…

– Конечно, ты ничего не знал. Кто спорит? Но вот Ледж выглядел как в воду опущенный, а когда сказал про сведенные челюсти, Абель вышел из-за стойки, направился к угловому шкафчику и достал из аптечки бинты и бутылочку с йодом. Тут встрепенулась мисс Дарра и взяла у Абеля бинты. Абель же стал наносить на ранку йод, а когда сделал это, Уочмен содрогнулся всем телом, как если бы его ужалила оса. Тогда мисс Дарра сказала что-то про бренди. Децима Мур взяла со стойки бутылку и налила немного в стаканчик, стоявший на столе рядом с Люком.

– А мистер Пэриш находился близко от этого стола?

Кьюбитт затянулся и посмотрел на Аллейна.

– Близко, – сообщил он. – Ну так вот: Децима поднесла бренди Люку, а тому, похоже, стало в этот момент совсем плохо. Даже, кажется, конвульсии начались. – Кьюбитт сделал паузу. – Зрелище, короче, было ужасное, – добавил он изменившимся голосом. – Потом стаканчик отправился в полет, а мисс Дарра устремилась к Люку с бинтами. А потом в комнате погас свет.

– Все ясно, – сказал Аллейн. – Значит, начиная с того момента, когда Абель отправился за бинтами и йодом, и кончая тем, когда мистер Уочмен умер, все присутствующие находились вблизи дивана, на котором он лежал?

– Да. И для этого не надо было слишком далеко идти. В частности, Ледж, Уилл и мы с Себом почти не изменили своего положения в пространстве. Только Абель и обе женщины сделали несколько шагов.

– А когда освещение включилось снова, – произнес Аллейн, – эта картина не изменилась?

– Практически. Но…

– Слушаю вас?

Кьюбитт посмотрел на Аллейна в упор. В зубах у него торчала трубка, а руки ощупывали карманы в поисках не то спичек, не то кисета с табаком.

– Странное дело: как только погас свет, до моего слуха неожиданно донеслись многочисленные приглушенные звуки. Словно кто-то специально ждал этого момента, чтобы начать действовать.