Прелюдия к убийству. Смерть в баре (сборник) Марш Найо

Так и вышло, но в кабинете оказалось пусто. Как только дверь за дворецким закрылась, инспектор начал искать коробку, о которой рассказывал сержант Ропер. Он нашел ее на столе под одним из окон. Аллейн поднял крышку и увидел, что там пусто. Он внимательно посмотрел на табличку с надписью «ЗАРЯЖЕНО», затем аккуратно закрыл крышку и подошел к распахнутому французскому окну. Сквозь него виднелся край посыпанного гравием изгиба дороги, дальше можно было рассмотреть верхушки деревьев, растущих внизу, в долине Пен-Куко, а впереди – Чиппинг и его окрестности.

Инспектор пытался мысленно проследовать по дороге Вейл-роуд, петляющей по всей долине, когда в кабинет вошел эсквайр.

Джослин был бодр и спокоен, но его глаза блестели больше обычного, выделяясь на бледном лице. Однако он выглядел как человек, принявший решение. В манере держаться чувствовалось достоинство.

– Рад вас видеть, – сказал он, пожимая инспектору руку. – Садитесь, пожалуйста. Это ужасное происшествие.

– Да, – согласился Аллейн. – Это жутко и очень запутанно.

– Боже мой, да! Это самое сложное, непонятное преступление, о котором я когда-либо слышал. Полагаю, Блэндиш предупредил вас о том, что в отсутствие Диллингтона я буду исполнять его обязанности?

– Как главный констебль? Да, сэр, он сказал мне об этом. Отчасти по этой причине я и пришел к вам.

Эсквайр некоторое время с важным видом смотрел на огонь, а затем произнес:

– Понимаю.

– Старший офицер полиции сообщил мне, что вы были там в момент трагедии.

– Боже праведный, да. Я не знаю, почему это произошло, точнее как. Только мы решили вам позвонить, Блэндиш велел все оставить на своих местах, как есть. Буду признателен, если вы мне все объясните.

Аллейн все рассказал. Джослин выслушал его с широко открытыми глазами.

– Ужасный, коварный, изобретательный замысел! – воскликнул он. – Больше похоже на женскую работу. Я не хочу говорить, что женщины особенно хитры, вы понимаете. Но если их разозлить или обидеть, то они начинают вынашивать коварные замыслы.

И он неловко засмеялся.

– Именно, сэр. Теперь первое, с чем нам необходимо разобраться, – кто владелец «кольта». Я не знаю…

– Подождите, – прервал его Джернигэм.

Он встал, засунул руки в карманы бриджей и подошел к французскому окну. И затем признался:

– Он мой.

Старший инспектор ничего не ответил. Джослин повернулся и посмотрел на него. Не увидев в лице своего собеседника ничего, кроме вежливого внимания, он подошел к столу, стоявшему около окна, и открыл коробку.

– Убедитесь сами, – добавил эсквайр. – «Кольт» был в этой коробке последние двадцать лет. Он был здесь еще на прошлой неделе. А теперь оружие пропало.

Аллейн подошел к нему.

– Чертовски неприятно, – заметил Джослин. – Я обнаружил это только сегодня утром. Мой сын, размышляя о случившемся, вспомнил, что «кольт» всегда лежал здесь заряженный. Он спустился сюда и проверил, а потом пришел ко мне в комнату и все рассказал. Теперь я думаю, может, мне следует сложить с себя полномочия главного констебля?

– Я не стал бы так поступать, – посоветовал Аллейн. – При любом раскладе мы обязательно должны выяснить, каким образом пропало оружие.

– Случившееся потрясло меня до глубины души, и я не боюсь в этом признаться.

– Да, понимаю. Кстати, я привез сюда «кольт», чтобы вам показать. Мне нужно за ним сходить, вы не против? Я пройду прямо отсюда.

Аллейн вышел через французское окно, очень похожее на дверь, и вернулся с портфелем, в котором лежал пистолет, завернутый в шелковый носовой платок.

– На самом деле во всех этих предосторожностях нет никакой надобности, – пояснил инспектор, разворачивая сверток. – Оружие было очень тщательно обследовано. Мы искали отпечатки пальцев, но ничего не нашли. Хотя мой эксперт специально привез для нас в чемодане пол-лаборатории. Судя по всему, все отпечатки стерли после того, как поставили его внутрь пианино.

Он положил «кольт» в коробку. Оружие точно вошло в углубление с зеленой байковой обивкой.

– По-моему, подходит идеально, – сказал Аллейн.

– Сколько выстрелов из него произвели? – спросил Джослин.

– Три, – ответил инспектор.

– Я сделал первые два в тысяча девятьсот семнадцатом году, – сообщил эсквайр. – Клянусь Богом, к третьему не причастен.

– Надеюсь, что в итоге нам удастся выяснить, кто именно стрелял. Сэр, это вы написали «Заряжено»?

– Да, – подтвердил Джослин. – А в чем дело?

После короткой паузы инспектор ответил:

– Просто установленный порядок. Мне необходимо узнать, всегда ли крышка была закрыта?

– Конечно.

– Вы не возражаете, если я заберу коробку с собой? На ней могут быть отпечатки. Но боюсь, ваши слуги очень хорошо делают свою работу.

– Я очень надеюсь, что с Божьей помощью вы что-нибудь найдете. Обязательно берите. Скажу честно, я до смерти взволнован этой ситуацией. Это настоящее оскорбление, что этот проклятый убийца…

Дверь открылась, и в комнату вошел Генри.

– Это мой сын, – представил Джослин.

Из окна своей комнаты Генри видел, как приехал служащий Скотленд-Ярда. После того как он обнаружил пропажу оружия и все рассказал разбуженному отцу, юноша уже был не в силах мыслить последовательно, сохранять спокойствие или что-то делать. Он позвонил Дине и договорился о встрече у нее дома. Потом принялся бесцельно и уныло слоняться по дому. Иногда он пытался успокоить своего отца, который был сильно потрясен и взволнован. Генри не мог решить, как вести себя с Элеонор, когда та появится. По возвращении из церкви она сразу же прошла к себе в комнату. Слуги сообщили, что у нее головная боль.

Когда Джослин спустился, чтобы встретить Аллейна, Генри встревожился. Он представил, как его отец наделает глупостей в этой истории с револьвером, загонит себя в угол, а потом сорвется. Человек из Скотленд-Ярда, безусловно, окажется опытным и жестким. Генри четко представил, как он сидит на краю стула, пристально смотрит на его отца суровым непроницаемым взглядом, лишенным каких-либо эмоций. «Он обязательно будет в котелке и в этих невыносимых ботинках», – подумал Джернигэм-младший.

В конце концов безделье стало невыносимым, и он спустился вниз, в кабинет.

Генри слышал громкий голос отца, в котором как будто звучал протест. Юноша открыл дверь и вошел.

– Это мой сын, – представил его Джослин.

Поначалу Генри подумал, что какой-то незнакомец или приятель отца приехал навестить его в самый неподходящий момент. Перед юношей предстал очень высокий человек, хорошо одетый, державшийся с достоинством.

– Это мистер Аллейн из Скотленд-Ярда, – представил гостя Джослин.

Генри в знак приветствия поклонился.

Ему показалось, что он уже где-то видел мистера Аллейна.

Очертания глаз, разлет бровей, поднятые вверх уголки губ, выражение упрямства – все это казалось знакомым.

– Генри! – раздался резкий голос отца. И тут Генри понял, что инспектор уже некоторое время что-то говорит.

– Прошу прощения, – спохватился он. – Боюсь, что я не… Мне очень жаль.

– Я только спрашивал, – повторил Аллейн, – не могли бы вы нам помочь в этой истории с «кольтом»? Ваш отец говорит, что оружие было в коробке еще на прошлой неделе. Может, у вас есть другие данные на этот счет?

– Пистолет был на месте в пять часов вечера в пятницу, – сообщил Генри.

– Откуда тебе это известно? – потребовал объяснений эсквайр.

– Ты в это наверняка не поверишь. – Молодой человек начал рассказывать: – Только что об этом вспомнил. Это было перед твоим приходом. Я был здесь с кузиной Элеонор, ожидая, когда все придут на прогон ролей, назначенный Диной. Все пришли одновременно, ну или с небольшим интервалом в две-три минуты. Кто-то, кажется, доктор Темплетт, рассказывал о кражах со взломом в Сомерсете на прошлой неделе. Мы боялись, что взломщики сюда тоже придут. Мисс Кампанула сказала, что для этого есть сигнализация, и принялась рассуждать, как бы она повела себя, если бы услышала, что ночью кто-то пробрался в дом. Я рассказал им о твоей военной реликвии, отец, и мы все стали ее рассматривать. Миссис Росс сочла небезопасным держать в открытом доступе заряженное огнестрельное оружие. Я показал ей, что револьвер поставлен на предохранитель. Потом мы обсудили еще что-то. Ты пришел, и мы начали репетицию.

– Это очень важная информация, – прокомментировал услышанное Аллейн. – Время сокращается до двадцати семи часов. Это был вечер пятницы. А теперь скажите мне, кто-нибудь из вас ходил в ратушу в пятницу после полудня?

– Я охотился, – ответил Джослин, – и вернулся домой как раз к пяти часам, к началу репетиции.

Аллейн посмотрел на Генри.

– Я был на прогулке, – сказал молодой человек. – Вышел из дома примерно в половине третьего. Да, помню точно. Было два часа тридцать минут.

– Вы далеко уходили?

Генри смотрел прямо перед собой.

– Нет, я прошел примерно половину пути до церкви.

– Как долго продолжалась ваша прогулка?

– Около двух часов.

– Значит, вы где-то останавливались?

– Да.

– Общались с кем-то?

– Встретил Дину Коупленд. – Сын взглянул на отца. – Случайно. Мы немного поболтали. Затем появилась моя кузина Элеонор Прентис. Она возвращалась из церкви. Если это важно, то я помню, как часы пробили трижды в момент нашей с ней встречи. После этого Дина пошла к дому, а я вернулся сюда по той дороге, что идет с холма.

– В котором часу вы возвратились домой?

– К чаю. Примерно в половине пятого.

– Спасибо. Теперь давайте вернемся опять к пяти часам пятницы. Нам важен момент, когда вся компания была в сборе и вы показали им револьвер. Все ли ушли вместе?

– Да, – ответил Генри.

– В котором часу?

– Вскоре после шести часов.

– Никто не оставался здесь один, прежде чем все ушли?

– Нет. Репетиция проходила именно здесь. Все вышли через французское окно. Это очень экономит время.

– Хорошо. Оно постоянно открыто?

– В течение дня да.

– Я закрываю его перед сном, – пояснил Джослин, – и ставни тоже.

– В пятницу вечером вы тоже это сделали, сэр?

– Да. Я тогда весь вечер был здесь, читал.

– Один?

– Некоторое время я находился тут, – пояснил Генри. – Были неполадки со штепселем от Дининой лампы в ратуше. Я принес ее сюда, чтобы починить. К ремонту приступил здесь, а затем пошел в свою комнату, где была отвертка. Попытки позвонить ей были неудачными, так как у нас не работал телефон. На Топ-Лейне ветка упала на провода.

– Я понял. А как насчет вчерашнего дня? Приходил ли кто-нибудь?

– Темплетт заходил утром, чтобы одолжить мой старый галстук-самовяз[9], – рассказал Джослин. – Видимо, он собирался надеть его на спектакль. Кроме того, доктор решил взглянуть на больной палец моей кузины, но она не спустилась.

– Она очень переживала, что врач запретит ей играть эту надоевшую всем «Венецианскую сюиту», – объяснил Генри. – Кстати, мистер Аллейн, нравится ли вам творчество композитора Этельберта Невина?

– Нет, – ответил инспектор.

– Его произведения набили всем оскомину, – мрачно посетовал Джернигэм-младший. – Боюсь, мы будем слушать их всю жизнь. Но это не значит, что прелюдия нравится мне больше. Вам известно, по какому поводу она была написана?

– Думаю, да. Это не…

– По случаю похорон, – сказал Генри. – Предполагается, что эту музыку слышит похороненный заживо человек. Бум, бум, бум по крышке гроба. Разве не так?

– Может быть, – согласился Аллейн с Генри. – Что вы можете сообщить о вчерашних посетителях?

Но Джернигэмы не могли ничего сказать по этому поводу.

Эсквайр уехал утром в Грейт-Чиппинг.

– А мисс Прентис? – поинтересовался инспектор.

– Она ушла вместе с нами и была в ратуше весь день. Все были там.

– Все?

– Ну, кроме Темплетта, – пояснил Генри. – Как мы уже сказали, он зашел сюда в десять часов. Мой отец одолжил ему галстук-самовяз. Полная безвкусица, на мой взгляд.

– Были времена, когда они были в большой моде, – раздраженно заметил Джослин. – Я помню, как надевал этот галстук…

– Ладно, в любом случае, – перебил отца Генри, – он забрал этот галстук. Я его не видел, так как готовил свой костюм к выступлению. Мы все ушли из дома после его ухода. Папа, вроде ты его провожал?

– Да, – подтвердил эсквайр. – Странный парень этот Темплетт. Вначале дворецкий мне сообщил, что доктор здесь и ждет галстук. Я отправил Тейлора на поиски нужной вещи, а сам спустился к гостю. Мы говорили довольно долго, и я готов поклясться, что, когда мы подошли к машине, миссис Росс сидела там. Все это чертовски интересно, – добавил Джослин, подкручивая усы. – Честное слово, этот парень хочет, чтобы она была с ним.

Аллейн задумчиво посмотрел на него.

– Как доктор Темплетт был одет? – поинтересовался инспектор.

– Не знаю. Хотя знаю. Донегольский твид.

– Пальто?

– С оттопыренными карманами? – с усмешкой поинтересовался Генри.

– Да вроде нет, – откликнулся Джослин. – Почему? Боже праведный, неужели вы думаете, что он взял «кольт»?

– Мы должны рассматривать все варианты, сэр, – ответил инспектор.

– Боже! – воскликнул эсквайр. – Это значит, что они все под подозрением? Да?

– Включая и нас, – уточнил Генри. – Видите ли, теоретически это мог быть и доктор. Элеонор уже вся изошла ядом по поводу его связи с миссис Росс. Заметьте, мистер Аллейн, как я себя защищаю.

– Боже праведный! – воскликнул Джослин. – Как ты можешь говорить такое? Это очень серьезное дело. А ты очерняешь в глазах мистера Аллейна человека, который…

– Я же сказал, что рассуждаю теоретически, вспомни, – начал оправдываться Генри, – я ни в коем случае не считаю Темплетта убийцей. А что касается мистера Аллейна…

– Я обо всем стараюсь составить свое мнение. Очернения людей не происходит, – объяснил свою позицию инспектор.

– И в конце концов, – продолжил Генри, – ты так же можешь высказаться и против меня. Если бы я знал, что у меня получится незаметно убить кузину Элеонор, то, говорю честно, я бы так и поступил. И можно представить, какое сильное искушение испытывал мистер Коупленд после того, как она…

– Генри!

– Но, дорогой отец, мистер Аллейн собирается выслушать все местные сплетни, если он уже этого не сделал. Безусловно, инспектор будет подозревать каждого из нас по очереди. Даже дорогая кузина Элеонор попадает под подозрение. Может, она сделала себе нарыв на пальце специально? Или могла сымитировать все. Почему бы нет? Грима было достаточно. Конечно, в таком случае она немного перестаралась. Но это может быть чистой воды обман.

– Бесполезное и опасное пустословие! – закричал Джослин. – Ей было невыносимо больно. Я знаю ее с детства и ни разу не видел, чтобы Элеонор плакала. Она же Джернигэм.

– Если она и ревела, то больше от досады, потому что не могла сыграть свою любимую «Венецианскую сюиту», если хотите знать мое мнение. Из ее глаз можно выжать исключительно слезы гнева. Она плакала, когда ей удаляли желчный пузырь? Нет. Она Джернигэм.

– Перестаньте, сэр! – резко сказал Джослин.

– Насколько я понимаю, единственный человек, который точно не мог это совершить, – несчастная Идрис Кампанула.

Аллейн, наблюдая за Генри, заметил, как тот побледнел и отвернулся.

– Хорошо, – произнес сын эсквайра, глядя в окно. – Надо что-то предпринять. Нельзя все время думать об ушедшей от нас старой деве. В конце концов, в этом есть даже что-то забавное.

– Похожие чувства я испытывал на войне, – поделился Аллейн. – Как говорят в водевилях, надо смеяться. Это довольно распространенная реакция на шок.

– Значит, я был просто банален, – едко заметил Генри.

– Получается, вы не знаете, заходил ли кто-нибудь вчера утром в ваше отсутствие? – спросил инспектор после продолжительной паузы, пока отец и сын Джернигэмы пытались собраться с мыслями и найти в себе силы продолжать разговор.

– Спрошу у прислуги, – важно ответил Джослин и вызвал Тейлора.

Но, как и ожидал Аллейн, показания дворецкого были весьма туманными и неточными. В парадную дверь никто не звонил. Но в то же время любой человек мог войти в кабинет и делать там все, что угодно. Также дворецкий вспомнил, как мисс Прентис вернулась домой в четыре часа дня в пятницу.

Когда ушла последняя служанка, инспектор поинтересовался, как давно все эти люди работают в Пен-Куко.

– Нет-нет! – воскликнул эсквайр. – Эти люди никоим образом не причастны к убийству. У них нет никакого мотива.

– Да и ума маловато, – съязвил юный Джернигэм.

– Вдобавок ко всему вышесказанному, – продолжил Джослин, – у них у всех алиби до семи часов тридцати минут, когда они вместе пошли в ратушу.

– Вы сказали, – вмешался Аллейн, – что вчера утром никто не смог бы поменять водяной пистолет на револьвер?

– Только если это было бы сделано под щебетание и хохот девушек из Молодежного общества и в присутствии артистов, – ответил Генри.

– А после полудня?

– Все было закрыто, а ключ был спрятан за наружной туалетной комнатой, – сообщил сын эсквайра. – Дина придумала этот тайник и рассказала о нем на репетиции. Кузина Элеонор была слишком уставшей, чтобы возражать. Никто, кроме артистов труппы, не знал об этом. Насколько мне известно, днем туда заходили только Темплетт и миссис Росс.

– Генри, а вы что делали? – спросил Аллейн.

– Я отправился на прогулку на Клаудифолд. По дороге мне никто не встретился, – ответил он. – И я не могу доказать, что был там.

– Спасибо, – мягко поблагодарил инспектор. – А что насчет вас, сэр?

– Я обходил конюшни с Румбольдом, моим помощником, – отозвался Джослин. – Потом я вернулся и пошел вздремнуть в библиотеку. Кузина разбудила меня в пять. В шесть тридцать у нас было что-то вроде позднего чаепития, и мы пришли в ратушу где-то в четверть седьмого.

– Все трое?

– Да.

– Теперь, если вы не возражаете, – сказал Аллейн, – хотелось бы побеседовать с мисс Прентис.