Заказ Семенова Мария

Аня заглянула в комнату, чтобы предложить ему подкрепиться, но услышала ровное сонное дыхание и вышла на цыпочках, плотно притворив за собой дверь. Это она сделала весьма вовремя, поскольку на кухне заверещал телефон. Аня бросилась к нему опрометью, чтобы истошные звонки не разбудили Сергея.

На часах было полвосьмого утра.

– Анечка? Извини, Бога ради, за беспокойство, – раздался в трубке голос Антона. – Ну как вы там? Как Серёжка?

– Ой… – Будущая жокейская жена еле удержалась, чтобы не всхлипнуть. – Пластом лежит… А врача – ни в какую… Говорит, и так оклемается…

– А два слова с ним можно?

Аня оглянулась на дверь:

– Да он… он уснул только что. А что такое случилось?

– У меня, – похвастался Антон, – кажется, концы с концами стали сходиться. Если вкратце, то надо бы в одно местечко сгонять, коня глянуть. Определить, похож или не похож на Заказа…

– А далеко это?

Панама назвал место и добавил:

– Говорят, где-то под Выборгом…

Аня только охнула в трубку. Она очень хорошо понимала: ради Заказа Сергей в Выборг не то что на автомобиле поедет – пешком побежит. Что в его нынешнем состоянии означало – на четвереньках. Антон правильно истолковал молчание девушки и спросил:

– А если не Сергей, то кто бы со мной мог?..

– Любаша, – ответила Аня, не раздумывая. – Она же была у Заказа в деннике, видела… И специалист, каких мало… Она сейчас либо дома, – Аня продиктовала телефон, – либо уже в «Юбилейном». Там ты её точно найдёшь… – И забеспокоилась: – А нам без тебя что делать?

– Сидеть на… попе ровно, – ответил Антон очень серьёзно. – Если Серёжа сегодня полежит, так и хорошо. А встанет… ну, соревнования досматривайте… Только, ради всего святого, никакой самодеятельности! Хорошо?

Аня растерянно пообещала…

Разговоры о свадьбе подействовали на Сергея вдохновляюще. Часам к одиннадцати он проснулся и без посторонней помощи сел в постели, а потом встал и потребовал, чтобы Аня обмотала его по рёбрам эластичным бинтом. За этим делом она рассказала ему о звонке Панаморева. Сергей сперва страшно возмутился и уже открыл рот, чтобы отчитать Аню за самоуправство… но резкий вздох мигом вернул его на грешную землю, и он скрепя сердце был вынужден признать, что поступила она совершенно правильно. Тем не менее лечь обратно в кровать он отказался категорически. Накинул Анин махровый халат – тот самый, с васильками под цвет его глаз – и начал потихонечку ползать по квартире, придерживаясь за бок правой рукой. Кошмар перелетал с насеста на насест, изумлённо следя за происходящим. Сперва Сергей еле передвигал ноги, согнувшись в три погибели и временами кряхтя. Потом начал мало-помалу разминаться, обретать нормальную человеческую осанку. И наконец поинтересовался:

– А соревнования сегодня во сколько?..

В девять утра Антон был на Исаакиевской. На площадке стояла машина, а внутри… После ночного разговора с Плещеевым Панама уже не особенно удивился, увидев за рулём Семёна Фаульгабера. Правда, в отличие от вчерашнего великан выглядел весьма хмурым. Наверное, из-за того, что пришлось в воскресенье работать. Как такой громила умудрялся втискиваться в маленькие белые «Жигули», составляло тайну, покрытую мраком.

Услышав название посёлка, Семён молча кивнул: видимо, шпаргалка в виде карты ему давно уже не требовалась. Антон оставил его наедине с мировой скорбью, сам же поднялся в пустой кабинет Смирнова и уселся за телефон. В машине на приборном щитке торчал сотовый, но переговоры предстояли слишком масштабные. А время ещё было…

Сначала он позвонил в Сайск – в прокуратуру. Несмотря на воскресное утро, ему ответил бодрый голос Олежки Березина:

– Антон Григорьевич, приветик! А я фоторобот вам выслал…

Андрей покосился на аппарат. Действительно, на факсе лежал небольшой рулончик бумаги. Антон оторвал и развернул его. С плосковатого, сделанного на компьютере портрета смотрел скуластый, в меру длинноволосый парень с большими, чуть навыкате, глазами. Чернявый предъявитель липовой доверенности на перевозку имущества по кличке «Заказ»…

– Спасибо, Олежек. Сегодня на ипподром собираетесь?

– А как же… Может, денег выиграю! Совместю… совмещу полезное с приятным…

– Смотри только, тыщу баксов не выиграй!.. – испугался Панама. – А то грохнут, как того пенсионера…

План похода оперов на ипподром по делу об убийстве был обсуждён и одобрен, и Антон спросил:

– Что-нибудь по нашему делу ещё? О коне?..

– Мы сообщили Цыбуле, что кровь питерского коня отправляется на экспертизу в Москву. Ну, как вы просили… Так теперь в Москве такой дым коромыслом, что аж душа радуется. Цыбуля всех на ноги поднял! Директору Росплем-объединения звонил. Директору института, при котором лаборатория… Самому начальнику лаборатории… То есть люди там и вчера как настёганные бегали, и сегодня. Суббота не суббота, воскресенье не воскресенье…

– Лихо, – удивился Антон. Легенды о Цыбуле оборачивались удивительной правдой.

А Олежек продолжал:

– Василий Никифорович вообще, я вам доложу… Сам, даже без их просьбы, выслал в лабораторию кровь бабки Заказа. И очень даже кстати, как оказалось. Мать-то у Заказа при родах погибла, а мать матери, бабка стало быть, жива… Одна проблема – с отцом. В лаборатории, в банке данных, не то что генетического кода – вообще никаких сведений нет: жеребец-то английский. Так начальник обещал через Интернет с англичанами… В общем, есть надежда. Если английские коллеги наших не подведут, не сегодня завтра…

– Олежек, а ты телефон лаборатории?.. – Олег тут же продиктовал, и Панама продолжал: – У меня тоже новости неплохие. Похоже, клиент нарисовался… – Он услышал, как хмыкнул в трубку Олежек. – Чего доброго, не сегодня, так завтра всё и закончу. Вот бы сегодня ещё результат из Москвы… Олег, а по второму описанию вы фоторобот не делаете?

– Колюня сегодня дискетку подвезёт, ну, из «Свободы». Мы её вечером с анисимовским роботом состыкуем – и к вам… Помните, я рассказывал про двести баксов? Про жокея Анисимова? Мы с ним тут хорошо-о-о поработали…

– Олежек, а хоть принтерной распечатки анисимовского варианта?..

– Ну… если минут через двадцать вы ещё будете на месте… Или факс включённый оставьте!

– Добро, высылай… – Антон посмотрел на часы: стрелки бежали с катастрофической быстротой. Кажется, начиналась гонка со временем…

Его следующий звонок был в лабораторию иммуногенетики. К трубке долго не подходили. Потом ответил недовольный женский голос. Антон попросил начальника. Ему сообщили, что начальник сейчас считывает реакцию (тон подразумевал, что спрашивающий о тонкостях науки не имеет представления) и к аппарату подойти просто не в состоянии. Антон представился. В трубке помолчали, затем послышался вздох:

– Подождите…

Ждать пришлось минут восемь: Антон, топчась на месте от нетерпения, засекал по часам. Наконец возле уха раздался бодрый мужской голос:

– Слушаю вас. Здравствуйте…

Антон ещё раз представился и поинтересовался промежуточными результатами анализов.

– Вообще-то, мы промежуточных не сообщаем… – замялся было начальник. Но, похоже, Цыбуля здорово накрутил всем хвосты – после секундной паузы учёный продолжал как ни в чём не бывало: – …Но у меня есть чем вас обрадовать. Англичане на мой запрос любезно выслали нам генный код названного Василием Никифоровичем производителя…

Антон отметил, с каким уважением было произнесено имя Цыбули.

– …Так вот, я только что считал результаты реакции: сходство генных кодов по отцу… Только представьте себе, девяносто два процента! Я почти с уверенностью могу сказать, что жеребец, чью кровь мы исследуем, является сыном указанного производителя…

– А почему только девяносто два? – насторожился Панама. – Почему не сто?

– Ничего себе «только», – засмеялся начальник. – Все сто вам один Всевышний даст. А мы люди смертные… Мы обычно сразу процентов двадцать скидываем на погрешность. На особенности условий постановки реакций, на нестабильность сывороток-реагентов… Хоть и тестируем их постоянно по международным стандартам, но, сами понимаете… Тут на самом деле целая теория, так что вы мне лучше просто поверьте: девяносто два – это высочайший процент…

– Ну спасибо, утешили. – Панама довольно потёр затылок. – А когда можно будет получить окончательное экспертное заключение?

– Как бы мы ни старались, но раньше чем к вечеру… – Московский учёный помедлил. – Давайте договоримся: крайний срок к шестнадцати—семнадцати часам. Вам его факсом выслать?

– Да, будьте добры… – Антон продиктовал номер. – И заказным в Сайскую городскую прокуратуру. А если бы получилось к шестнадцати… вы себе представить не можете, как нас выручите… Но и в любом случае преогромнейшее вам спасибо. И девочкам вашим… Скажите им, пусть уж не сердятся. Такого коня спасаем…

Панама поймал себя на том, что заговорил почти как Сергей.

– Да зачем же сердиться. Не в первый раз… – улыбнулся в трубку начальник. И посетовал: – Жаль, крови маловато… Мы бы повторы провели… чтобы с максимальной достоверностью…

Антон распростился с ним и положил трубку.

Было похоже на то, что дело заканчивалось. В четыре придёт факс результатов экспертизы – и можно к прокурору за ордером. Соревнования раньше четырёх все равно не закончатся… Панама снова посмотрел на часы и пришёл к выводу, что вернётся из визита к «породистому неустановленной породы» никак не позже двух. Если, конечно, «Жигуль» не пропорет колесо и не утонет на раскисшей дороге…

Он позвонил Боре Смирнову, попросил подстраховать с ордером – доложить начальству заранее, – и, быстро заперев дверь, азартно помчался по лестнице вниз. Запрыгнул к Фаульгаберу в белого «Жигуля», внешне ничем, кроме номеров, не отличающегося от собратьев… Взвизгнул стартёр, заработал мотор… машина понеслась по улицам города.

В кабинете из факса поползла бумажная лента. Колючие светлые глаза человека с портрета, удивительно похожего на Андрея Полякова, скользнули невидящим взглядом по стенам пустого помещения, по потолку… Лента свернулась в трубочку, факс пискнул и остановился, и в кабинете воцарилась прежняя тишина…

Фаульгабер только молча пожал плечами, когда Панама попросил его для начала завернуть к «Юбилейному» – надо, мол, подхватить с собой человечка.

Антон попытался разговорить его:

– В машине-то курят?..

– В моей?.. – Семён заложил на перекрёстке крутой поворот, и Антон заметил, что кисти рук с тыльной стороны у него были сплошь в пятнах недавно отболевших ожогов. – А всё делают, – продолжал Фаульгабер. – Даже водку пьют… Только просьба – пепел и хабарики за окошко. Запах этих… потушенных… терпеть ненавижу!

Антону понравилось колоритное выражение, которого он, если по совести, от молчуна-водилы никак не ожидал. Он ещё смаковал его про себя, примеряя к подходящим жизненным ситуациям, когда машина свернула с моста на подъездные дорожки и остановилась возле служебного входа дворца.

– Я быстро… – Панама бросил на сиденье ремень безопасности, никак не желавший убираться в гнездо.

– Валяй, – флегматично донеслось сквозь приспущенное окошко. – Лично я не спешу…

Гигант комфортно откинулся за рулём и сунул лапищи под затылок. Похоже, ему не привыкать было к долгому ожиданию.

«Терпеть ненавижу», – подумал Антон, показал омоновцу пропуск и побежал внутрь. Судя по тому, что Любаши дома не оказалось (телефон, во всяком случае, не отвечал), она была где-то здесь. Но вот где конкретно? В ветеринарке?.. Панама устремился знакомым путём, заранее прикидывая, что делать, если её не будет на месте. Искать Александра Владимировича, давать объявление…

К счастью, отыскивать директора-распорядителя и терять драгоценное время, вдаваясь в объяснения, не пришлось. Дверь веткабинета сама распахнулась навстречу, и на пороге возникла Любаша. Свежая и цветущая. Дома она отмылась и даже часок поспала, а теперь двигалась к «Андрюше Борисычу». Предварительно завернув на минутку к девочкам в «Юбилейный»…

– Антон, какими судьбами? – удивилась она.

Она была в джинсиках и плотном спортивном свитерке, который не очень подходил к пышно взбитой причёске, зато создавал общую иллюзию бодрости и энергии. Антон взглянул в искрящиеся глаза девушки и невольно смутился. Она широко улыбнулась, и он, естественно, не мог ей не ответить. Как же она была сейчас хороша…

– Я-то по делам, – пояснила Любаша. – А тебе что с утра пораньше не спится?

Парик даже с самого близкого расстояния был на ней незаметен.

– А я за тобой. – Панама подхватил её под руку и повлёк в сторону выхода. – Честное пионерское. Едем за город на машине. В дивное местечко под Выборг… Шашлыков, врать не буду, не обещаю, но воздух… воздух…

Это было сказано весьма неуклюже: Любаша сразу вспомнила его рассуждения о солнце, фруктах и воздухе. Она сразу остановилась и рассерженно попробовала выдернуть руку:

– А ну пусти!..

– Любочка, милая, спасай, не то пропаду, – Панама заговорил совершенно серьёзно. – Мне эксперт нужен. Зооветеринарный. А лучше тебя…

Он испытал величайшее облегчение, увидев, как уходит из её взгляда болезненная настороженность.

– Ну вот, все вы такие, – сказала она наконец. – Как уши бедной девушке мылить, так быка жареного сулите, а до дела дойдёт, и шашлычка несчастного не допросишься… Что стряслось-то? Выкладывай уж.

Антон рассказал ей в двух словах о коне-найдёныше и о том, почему «породистого неустановленной породы» жизненно важно было немедленно осмотреть. Любаше не понадобилось ничего объяснять. И уговаривать – тоже:

– Момент, только сумку схвачу…

Когда они вышли к машине, лениво покосившийся Фаульгабер сразу ожил, оторвал руки от затылка и многозначительно приподнял рыжую бровь. Антон напустил на себя великолепно-непроницаемый вид и, в душе хохоча, подчёркнуто галантно захлопнул за девушкой дверцу. Уселся на переднее сиденье и коротко бросил:

– Вот теперь всё. Повихрили…

Машина мигом завелась и… действительно «повихрила» по мокрым питерским улицам. То ли Фаульгабер наконец проникся ответственностью поездки, то ли просто решил блеснуть перед дамой… Он ехал очень корректно, не нарушая без надобности правила, но при этом всё новые и новые машины почему-то оставались далеко позади. Да и эгидовский «Жигулёнок» был весьма шустрый. Внешне неброский, не первой свежести, но с форсированным двигателем и кучей разных полезных хитростей под капотом. Как раз такой, на каком и следует сыщику ездить по очень важным делам…

Соревнования в этот последний день начинались в тринадцать часов.

Серёжа и Аня подъехали к «Юбилейному», когда всадники уже вовсю прыгали. Дома, размявшись и расходившись, Сергей стал чувствовать себя очень даже прилично и категорически настоял на поездке, хотя Аня его отговаривала. Когда они вышли из дома и «Тойоту» тряхнуло на первом из тысячи неизбежных ухабов, он горько раскаялся в своём упрямстве и чуть не запросился обратно. Однако мужской гонор победил, и он промолчал. Теперь он сидел на трибуне и больше делал вид, что смотрит на поле, а сам прижимал к боку локоть и заново учился дышать.

По жеребьёвке сегодня первыми прыгали финны. Случай свёл всех четырёх финских всадников в одной десятке, и, наверное, невыгодная ситуация здорово попортила им нервы – спортсмены волновались, делали ошибки и, соответственно, в перепрыжку никто из них не попал. В одном десятке с ними оказался и Бенгт Йоханссон на своей рыжей кобыле. Когда его вызвали на манеж, Сергей сразу стал ждать, чтобы лошадь снова выкинула какой-нибудь фортель и лишила своего хозяина всех надежд на победу. Сегодня Сергей ожидал этого почти со злорадством. И Слипонз Фари не подвела. То ли ей самой что-то не нравилось, то ли всадник выехал прыгать не с тем настроением и она это почувствовала… Ни о какой гармонии у них с Бенгтом нынче речи не шло. Могучая кобыла мотала головой и откровенно взбрыкивала, всячески выражая человеку своё недовольство… и с неотвратимостью злой судьбы снесла жердь на одном из первых же препятствий. Если не везёт – это надолго!..

Выбравшись на загородную трассу, белый «Жигуль» перестал обращать внимание на знаки ограничения скорости. Инспектора ГАИ вскидывали было жезлы, но, рассмотрев номера, успокаивались. Когда автомобиль взбирался на горки, за кормой в сплошной сетке дождя ещё возникали высотные силуэты города, но по бокам уже мелькали то крохотные домики садоводств, то нарядные кирпичные особнячки. И чем дальше, тем реже становились сады-огороды, а участки дивной лесной красоты – всё продолжительней…

Присутствие Любаши обратило хмурого Фаульгабера в учтивого кавалера. Когда девушка поинтересовалась, далеко ли ехать, он ответил незамедлительно:

– Километров девяносто… Слава Богу, почти до места асфальт, так что часика за полтора долетим. Если старушка, конечно, не закашляет… – Он трижды постучал по рулю. – Вы поспите, если устанете. А то радио можем послушать… – И похвастался: – У меня их ажно два. Одно цивильное, другое наше – милицейское.

Крутанул ручку на панели – и в маленьких динамиках сдавленно засипело, послышались голоса, близкие и далёкие. В это время мимо эгидовского автомобиля как раз проплывала сине-белая патрульная «Вольво», ехавшая ещё быстрей. За рулём сидел подтянутый гаишный майор. Он внимательно заглянул внутрь «Жигулей», и Фаульгабер поднял руку, здороваясь. Майор кивнул ему, мощная «Вольво» легко умчалась вперёд, и через минуту в эфире прозвучало:

– Четырнадцатый, прими белого «Жигуля», «шестёрку». Не тормози – свои едут…

Фаульгабер поднёс к губам маленький микрофон:

– Спасибо, Иван Анатольевич! А то нам туда-обратно почти две сотни мотать…

– Пожалуйста, – отозвался майор. Его «Вольво» уже нигде не было видно.

– Я четырнадцатый, – раздался молодой голос. – Понял! Слышь, браток, только ты поаккуратней… места всё-таки дачные, не задави никого. Лады?

– Лады, ребята. Спасибо!

– Свояк свояка видит издалека?.. – понимающе спросила Любаша.

– А то как же, – впервые за всю дорогу улыбнулся Семён. – Работа такая… Ладно, я вам обычное лучше включу. А то ужастей всяких наслушаетесь… «Эльдорадио» как? Устроит?

В салоне зазвучала негромкая мелодичная музыка: передавали золотые старые песни. Кого-то приглашали зайти в отель «Калифорния», кто-то брал билет до города Одиночество, кто-то искал дом, у которого солнце встаёт…

Машина миновала развилку, где шоссе «Скандинавия» превращалось в настоящий европейский автобан, широченный и гладкий. Даже официально разрешённая скорость была здесь сто десять, а уж неофициально… Фаульгабер разогнал «Жигули» до весёлого посвистывания за окнами, но мокрый асфальт всё равно стлался под колёса мягко и гладко. Умеем же, когда захотим…

Дождь горизонтальными струями устремлялся в лобовое стекло, щётки работали не переставая. «Эльдорадио» передало новости, потом рекламу, потом прогноз погоды… Потом опять пошла музыка. Болотными огоньками во тьме проявлялись и угасали аккорды, сплетаясь в неосязаемую мелодию, и наконец приглушённо и призрачно зазвучал голос певицы… Антон эту песню слышал, естественно, не впервые, и никогда она ему особо не нравилась, но на сей раз он ощутил, как внутри что-то сладко и больно отозвалось, удивился и… вспомнил. Это была та самая песня из фильма «Твин Пикс», под которую на вечеринке он танцевал с Аней.

Картины позавчерашнего вечера тотчас поднялись перед глазами, начисто заслонив тёмно-серую ленту шоссе и мелькающие километровые столбики. Вот он подаёт Ане руку, и она поднимается ему навстречу из-за стола. Вот его ладони осторожно ложатся на её талию… а её руки касаются его плеч… Уже знакомая электрическая волна пробежала по всему телу, от макушки до пят. А ведь каких-то три дня назад он кормил в подворотне котов, умилялся доверчивой ласке Анжелки и понятия не имел, что переживёт нечто подобное!..

Пока длилась мелодия, «Жигули» успели намотать на колёса ещё несколько километров. Но вот песня кончилась, и Панама медленно вернулся к реальности. Взглянул на часы и подумал, что надо бы позвонить Ане, волнуется же небось… Уже протянув руку к мобильному, он покосился в зеркальце на Любашу. Потом повернулся всем телом, насколько позволил ремень.

Девушка дремала, убаюканная тихой музыкой и плавным покачиванием автомобиля. Должно быть, она в самом деле теперь легко уставала… Сон стёр с её лица жизнерадостную весёлость, и Антон рассмотрел бледную до прозрачности кожу, впалые щёки, страдальческую складочку между бровей… «Полгода, – вспомнилось ему, – в лучшем случае годик…» Тут она чему-то улыбнулась во сне, чуть подвинулась, устраиваясь удобней… И Панама осознал, что она накинула на себя его кожаную куртку, и та обнимает и греет её, как объятие, и…

Антон с трудом заставил себя отвернуться и невидяще уставился в лобовое стекло. Он сам не понимал, что с ним творилось. В душе неведомо откуда поднялась такая волна нежности и тепла, что стало трудно дышать. Некая часть его существа пребывала сейчас на заднем сиденье и бережно обнимала спящую девушку, следя, чтобы ей было хорошо, тепло и покойно, чтобы ничто не потревожило её сон. А зачем нужна железная шея, как не затем, чтобы её обняли такие вот слабенькие, хрупкие руки, зачем крепкое плечо под кожаной курткой, как не затем, чтобы Любаша могла прижаться щекой и почувствовать, что он рядом, а значит, будет всё хорошо…

Фаульгабер мельком взглянул на него. Потом в зеркальце на Любашу. И шепнул:

– Спит?..

– Спит, – тоже шёпотом отозвался Панама.

Минут через пятнадцать Семён высмотрел впереди указатель. Плавно сбросил скорость и свернул на дорогу, ведущую в животноводческое хозяйство, так аккуратно и мягко, словно вёз детскую коляску по садовой тропинке.

Музыка по радио сделала паузу. Смолкли электронные ритмы, остался лишь приглушённый стук дождя по металлической крыше, да ровный гул двигателя, да изредка – плеск воды, ударявшей в днище из-под колёс…

А потом где-то в недрах студии поменяли компакт-диск, и над промокшими соснами, над быстро бегущей машиной началось величавое шествие простой и царственной в своём благородстве мелодии. Музыка рвала облака и впускала в серый мир солнце и молнии, она проникала в самые глубины души, изгоняла из неё всё мелкое и недостойное, рассказывала о несбыточном и высоком, о гибели и надежде, о последнем бое и о бессмертной любви…

Мелодия «Романса» Свиридова.

…Баталия на манеже «Юбилейного» развернулась нешуточная. В последний день разыгрывался самый престижный и значительный приз, а потому кипение страстей достигло предела. Желание выиграть толкало спортсменов на риск – и одним адреналин в крови помогал мобилизоваться и выдать максимум возможного, других заставлял нервничать и совершать всё больше ошибок. Летели наземь жерди и уносили с собой чьи-то шансы на выигрыш. Более удачливые и хладнокровные показывали высочайшее мастерство, до предельной резвости разгоняли коней, «на одной ноге» выполняли казавшиеся невыполнимыми повороты… Лошади выпрыгивали из немыслимых положений – причём всадники некоторым чудом умудрялись не помешать им – и снова мчались вперёд. Раздувались ноздри, блестели внимательные глаза, реяли, как боевые знамёна, пышные ухоженные хвосты…

Трибуны ликовали, приходили в отчаяние, замирали в безмолвном сопереживании – и опять ликовали. Азарт спортсменов заражал зрителей и возвращался обратно усиленным в тысячу крат. Судьи несколько раз призывали гостей дворца к сдержанности, опасаясь, как бы аплодисменты или дружный стон зала не помешали всадникам на маршруте. Всё бесполезно! На энергетической карте города «Юбилейный» определённо сиял как большая, мерцающего блеска звезда!..

Среди таких протуберанцев страстей лишь последнее бревно осталось бы безучастным. Даже Сергей время от времени забывал, что сегодня был самый что ни есть решающий день, когда всё должно было окончательно проясниться. То есть вечером ему предстояло либо целовать вызволенного Кузьму… либо вешаться, под вопли Кошмара, на Анькиной импортной люстре. Приблизить развязку или повлиять на неё Серёжа не мог (попробовал вот, так чем кончилось! Даже вспоминать больно…), и потому изо всех сил старался не думать ни об уехавшем куда-то Антоне, ни о генах в пробирке, ни о «коренастых и русоволосых» или, наоборот, «темноголовых и рослых»…

Иногда ему это удавалось. Например, когда серебристый жеребец под молодой немкой прямо-таки лебедем проплыл над всеми препятствиями, а после финиша, словно приветствуя зрителей, явно в порыве чувств вскинулся на дыбы и пробежал несколько шагов на задних ногах…

Однако следом яркие краски манежа вдруг меркли у Сергея перед глазами, он заново осознавал, что где-то в недоступных для него сферах решалась – вот прямо сейчас и решалась! – судьба лучшего на всём свете коня… и в животе становилось мерзко и холодно…

Он в который раз посмотрел на часы: «Блин, где же Антон? В лесу заблудился? Мог бы и позвонить…»

Аня, как это у них порою случалось, ответила на его невысказанные мысли:

– Это же деревня, Серёжа. Маленькая деревня в лесу… Два коровника и телефон на центральной усадьбе. А у него и так счёт на минуты…

На самом деле Панамореву многое могло помешать отзвониться Ане на сотовый. В том числе авария на шоссе.

Сергей решительно отогнал от себя сперва видение перевёрнутой и сплющенной машины в кювете, потом – этой же машины, безнадёжно застрявшей в глубокой, танку не вылезти, колее…

Рыжий Рейсфедр вынес на манеж элегантную москвичку Наташу, взял два первых препятствия, и стало понятно, кто сегодня главный претендент на победу. Сергей снова подался вперёд, во все глаза наблюдая за всадницей и конём…

Аня же больше смотрела на его локоть, плотно прижатый к правому боку. Мужчины, чёрт бы их взял!.. Будто она не видела, как он вздрагивал, забираясь в «Тойоту»… а потом после каждой рытвины зеленел… Того не может понять, что у неё у самой от его вида правый бок уже начал болеть!

Она ощутила, как к глазам снова подступила никому не нужная влага, и поспешно отвернулась, чтобы Сергей не заметил. А когда вновь посмотрела на него, то увидела, что он осторожно ёрзает в пластиковом кресле, собираясь с духом для усилия, потребного, чтобы подняться.

– Ты куда? – сразу испугалась она. – Тебе плохо?..

– Умирать поползу, – буркнул Сергей. – В тихом уголке… – У Ани запрыгали губы, и он объяснил, почти извиняясь: – В сортир наведаться надо. Кто меня всё утро куриным бульоном накачивал?..

Серёжа отсутствовал долго, гораздо дольше, чем требовалось для похода в туалет и обратно. Он вернулся, когда на манеже сражался с препятствиями рослый поляк на маленьком, но невероятно прыгучем коне. К этому времени Аня на всём серьёзе собиралась отправляться на поиски. Оглядываясь, она наконец-то увидела Сергея в проходе: он махал ей рукой, требуя немедленно подойти. Жесты были совершенно отчаянные, а лицо – перекошенное и белое, как бумага. Аня испуганно вскочила и почти бегом поспешила к нему под раздражённое шипение зрителей, которым она наступала на ноги и мешала смотреть.

– Анька, беда! – встретил её Сергей. – Заказа увезли…

– Как?.. – ахнула девушка.

– А вот так. Прохожу я по коридору, в окно, конечно, смотрю, а двери обоих шведских боксов – нараспашку…

Я в конюшню… Там Вовчик с лошадью возится… Я к нему: «Где кони?» Он: «А откуда я знаю… Одно видел – минут сорок назад выехал из ворот шведский коневоз… „Паджеро“ с прицепом. А что там и как…»

Сергея натурально трясло, он чуть не плакал. По крайней мере, возле глаз надулись предательские упругие бугры. Челюсти были плотно сжаты, а на обтянутых скулах под кожей перекатывались желваки.

– Ань, что же теперь? Увезли коня… Сволочи… А куда следак, мудозвон хренов, запропастился?!

Он старался говорить шёпотом, но мало что получалось. Зрители, сидевшие у прохода, начали недовольно коситься.

Анна растерянно молчала. Пыталась что-то сообразить, но в голове было пусто. Подобный поворот не входил даже в худший из возможных сценариев, которые она всё это время мысленно прокатывала. Какое расследование, какие вещдоки, какое международное право?! Увезли!.. Вот так просто взяли и увезли…

Чувство полной беспомощности… Унизительное и страшное чувство, когда хоть в стену головой – и то лучше, чем ничего не делать и просто молча кипеть…

В огромный пустой холл дворца они вышли с такими лицами, словно у них на глазах только что кого-то убили. Или сами они запланировали убийство и наконец-то шли исполнять…

Неудивительно, что к ним сразу направился милиционер. Жутко бдительный после вчерашней истории с бомбой.

– Что случилось, молодые люди?

– Что, что!.. – сорвался Сергей. – Такую лошадь прошляпили!

«Чокнутые они, эти конники, – подумал сержант. – Насмотрелись…»

– Может, помочь чем?

Сергей невежливо развернулся и зашагал к выходу: оставаться здесь и тем более возвращаться в зал сделалось физически невыносимо. Аня побежала за ним.

– Жалостливый нашёлся… участливый… – зарычал Сергей, когда они оказались на улице. – Все они такие!.. И этот, и следователь сайский!.. Блевать от них тянет!.. Сострадают, сочувствуют… пока ничего делать не надо… а как делать, так ни хера не могут и не хотят!.. Что им Заказ, им хоть всю страну вывези… Законники… Пофигисты, мать их… Ну где этот Панаморев? Куда провалился?!.

…Телепатия, как это иногда бывает, сработала. «Пи-пи-пи-пи!» – донеслось из чехольчика на Анином поясе. Она поспешно схватила мобильную трубку:

– Да?

– Анечка, как дела?.. – долетело оттуда. Сергей узнал голос и выдернул у девушки телефон. Аня успела припомнить, как он матерился минуту назад, и испугалась – не наговорил бы чего. Но жокей ответил с негаданно вернувшимся самообладанием:

– Дела самые блестящие. Мы сейчас в «Юбилейном» и только что выяснили, что швед коня увёз…

– Так!.. – Чувствовалось, что Панама на том конце напряжённо соображает. – Давно?

– Минут сорок назад. – И Сергей почти сорвался: – Делать-то что будем?

– Я сейчас в машине, – ответил Антон. – Надеюсь скоро нужные данные получить… И из Москвы, и ещё кое-откуда…

– Так до тех пор они!.. – заскрипел зубами Сергей. И тут его осенило: – Из машины звонишь?! А если мы шведа аккуратно догоним? И с тобой связь будем держать?.. Чтобы он опять какой фортель не выкинул?..

Панаморев, наверное, понял, что запрещать бесполезно. Он продиктовал номер фаульгаберовского автомобильного сотового и строго добавил:

– Только без глупостей! Обещаешь?

– Обещаю!!! – воспрянул Сергей. И так помчался к машине, словно у него разом зажили все болячки. Аня бросилась следом, на ходу вытаскивая ключи.

Они выехали со стоянки и помчались по улице, не заметив «Мерседес» цвета мокрый асфальт, тихо выползший из подворотни неподалёку…

– Похож! – констатировала Любаша. – Очень похож!

Паффи стоял в чистом маленьком деннике ветеринарного лазарета и любознательно принюхивался к человеческой руке, гладившей его ноздри. Нашествие незнакомых людей не встревожило и не испугало его. Он сразу распознал в Любаше опытную лошадницу и безропотно дал себя осмотреть, а теперь наслаждался лаской и заслуженным угощением.

– Очень похож, – продолжала девушка. – Только этот старичок, а тот молоденький. Лет пятнадцать разницы. А так – и ростом, и экстерьером… И, главное, оба чисто гнедые, нигде ни белого волоска. И порода та же, по-видимому. Здорово наш найдёныш на чистокровного смахивает. Смотри, какая голова, какие длинные бабки…

Панама добросовестно посмотрел на ноги коня, но ничего особенного не увидел. Ноги как ноги… Он даже был не очень уверен, где эти самые бабки находятся.

Паффи внимательно смотрел на людей. Он не отстранился, когда мужчина нерешительно поднял руку к его морде. Пальцы человека тронули его нос, осторожно почесали бугорок под нижней губой… Конь издал еле слышный звук и легонько потянулся вперёд. Антон невольно улыбнулся. Трогать, гладить большое доверчивое животное оказалось необыкновенно приятно. Он посмотрел Паффи в бездонные переливчатые глаза и подумал о том, что осталось лишь позвонить по телефону. Всего делов: набрать пальцем плещеевский номер и сказать в трубку три слова. Но эти три слова поднимут и пограничников, и местное ФСБ… долетят до шведского консульства, до Генпрокуратуры… Оторопь берёт, как представишь, какие силы придут в движение. А железных прямых доказательств у Антона Григорьевича Панаморева как не было, так и нет, и минимум до четырёх вечера (он взглянул на часы) не будет. А если в московской лаборатории «провернут» кровь кобылы, заботливо присланную Цыбулей… и выяснится, что Сирокко – никакой не Заказ, а всего лишь его родственник по отцу?.. Мало ли какие встречаются совпадения, мало ли кто с кем похож, мало ли кто мог купить замороженную сперму английского жеребца…

«Только смотри не отмочи что-нибудь, как тот раз, – эхом отдался в ушах ларионовский голос. – Снова заступиться за тебя я уже не смогу…»

Рядом с Паффи суетился дядя Коля:

– А я им о чём?.. Как есть чистокровный!.. Не верили, шельмы… Что, мол, ты, деревенский дед, могёшь понимать… Так вы, товарищ следователь, его теперь заберёте? Неужто хозяева отыскались? Мы-то рассудили сперва, он от этих сбежал… ну, у кого усадьбу спалили. Хотя видел я тамошних коней-то… Рыжий мерин и кобыла гнедая. Только не как этот, а много темнее. Почти чёрная…

«Мне бы, дядя, твои заботы», – подумал Панама. Почесал Паффи за ухом и усмехнулся:

– Я бы с его хозяевами и сам был рад познакомиться… Очень у меня вопросов к ним много… – И насторожился: – А вы про каких коней сейчас говорили?

– Да тут у нас одни… Усадьбу отгрохали – как с ВДНХ павильон. Прямо в лесу. Бога-а-атые… Гости на вертолёте к ним прилетали, на водных мотоциклах по озеру шастали… Охранники с автоматами за версту не пускали… А на днях всё равно их спалили. Да не просто пожгли, а ещё и постреляли всех. Во страсти-то!.. Кони бедные от дыма чуть умом не рехнулись… Они-то при чём?

Любаша на всякий случай заново оглядела тщательно ухоженную шерсть Паффи, его гриву и хвост… Нет, на выскочившего из пожара конь ни в коем случае не был похож!

Панама же про себя удивился: «Почему Борис не сказал?.. Может, сам не знал? Надо будет с местным участковым потолковать, да и в отделение заскочить… Вдруг он вправду всё же оттуда…»

Придя к выводу, что звонить куда надо и ставить всех на уши ещё рано, он испытал некоторое облегчение. А вот с ребятами надо бы связаться. Как они там…

Старый конюх стоял рядом с Паффи и трепал его за гриву.

– Да, девонька, вот ведь как бывает… молодые, богатые, вроде живи себе… – Он вздохнул, призадумался и опять похвалил коня: – До чего ж ласковый… Уважает… Товарищ следователь, а может… если хозяева, конечно, не обнаружатся… вы его у нас насовсем оставите? Я его никому в обиду не дам… Честное слово! – Дядя Коля деловито поправил на переносице очки. – И пацан директорский его как родного… гулять с утра выводил… кормит, поит… Вы подумайте. А?

– Посмотрим. Всё может быть, – пожал плечами Антон. – А пока просьба есть. Вы уж присмотрите тут за ним как следует. Чтоб в лучшем виде… в целости и сохранности…

– Да само собой, – дядя Коля вроде даже обиделся. – Уж прокормим… никого небось не объест. Как у Христа за пазухой свой срок доживёт… Верно, гнеденький?

Паффи не возражал. Ипподромные и прочие страсти для него давно отгорели. Ушла даже исступлённая любовь к юной хозяйке, кончившаяся предательством… Здесь был покой. Тихий тёплый денник, в котором он не чувствовал себя одиноким… Заботливый, казавшийся знакомым старик… И серьёзный мальчик, что сегодня утром вывел его на лужайку и примерил на всё ещё крепкую спину латаное-перелатаное седло… Чего больше желать?

Любаша на прощание обняла голову Паффи, прижалась лицом к его храпу… Что понял о девушке мудрый старый конь, осталось навсегда его тайной, но длинный розовый язык вдруг высунулся наружу и прошёлся по её щеке, как благословение всего лошадиного рода.

– Ах ты… Лизотто! – вытираясь платком, засмеялась она. И в свою очередь чмокнула коня в мягкий нос: – Ну, бывай, вежливый ты наш! Как-нибудь ещё загляну…

У Лахтинского КПП, памятного по безоблачной позавчерашней поездке, Аня притормозила:

– Ну-ка, справочки наведём…

Выскочила из машины и бегом поспешила к сержанту, весьма удивлённому её ничем не спровоцированной остановкой. Сергей видел, как гаишник, выслушав Аню, недоумённо передёрнул плечами. Что-то переспросил у своих – и снова развёл руки: ничем, мол, помочь не могу…

Аня вернулась в машину.

– Слушай, – озадаченно проговорила она. – Сержант вот божится, что здесь никакая похожая машина не проходила… Уж он бы на коневоз обязательно внимание обратил. Штуковина-то приметная… И остальные не видели…

– А куда ж подевался? – облизнул сухие губы Сергей. – Может, в Пулково – и на самолёт погрузились?.. Или какая другая дорога есть?

– Н-ну… – задумалась Аня. И подпрыгнула, осенённая внезапной догадкой: – Ой, блин! Другая дорога!.. Я-то здесь всегда езжу, вот и… А они через Осиновую Рощу небось… Там по городу дольше и фуры одна за другой, зато потом ограничений не…

– Ну так поворачивай!..

Она быстро что-то прикинула и решительно тряхнула головой:

– Поворачивать незачем: больше времени потеряем… – И воткнула передачу, сорвав с места взвизгнувшую «Тойоту». – Трассы впереди сходятся!.. – сквозь рёв двигателя прокричала она. – Никуда не денутся, догоним!..

Сергей не ответил, лишь вцепился в сиденье и подлокотник, уберегаясь от неизбежных толчков. Он ни за что не сознался бы, но временами его начинало мутить.

Сержант невольно обернулся им вслед и даже потянулся было к рации… но потом махнул рукой и поднял жезл, останавливая очередную машину.

От Ольгина до Лисьего Носа «Тойота» долетела на едином дыхании. Но после виадука, взметнувшегося над железной дорогой, Аня вынуждена была опять снизить скорость. Курортный район, сплошные ограничения!.. Серёжа беспокойно заёрзал:

– Анютка, а побыстрее?.. Уедут… потом ветра в поле…

Аня, страдая, мельком глянула на него. Она знала, что впереди до самого Сестрорецка – везде шестьдесят. Дачно-санаторные посёлки смыкаются так, что указатели окончания одного и начала другого висят чуть не на одном и том же столбе. Да притом ещё воскресенье – кто за отпрысками на дачу, кто, наоборот, с дачи… И гаишников с радарами – за каждым кустом. Остановят – греха не оберёшься, уж всяко больше времени потеряешь…

Она начала постепенно наращивать скорость… и в это время между нею и Сергеем на приборной панели запищал телефон. «Антон!» – подумали оба. Аня поспешно ткнула зелёную кнопку:

– Алё!.. Слушаю!..

Индикатор сигнала стоял на вполне приличном делении, но телефон ответил жутким шумом и треском, заставившим вспомнить карту сотового охвата с её «лысыми» пятнами примерно в этих местах. На миг сквозь сплошные помехи вроде бы прорезался голос Антона… и связь прервалась. Аня тоже надавила отбой и стала ждать, чтобы звонок повторился. Однако маленькая «Нокия» хранила молчание. Сергей досадливо заворчал и, не спрашивая разрешения, набрал панаморевский номер. Трубка трижды пискнула – звонок не прошёл.

– Ань, останови на секунду…

Он сказал это так решительно, что Аня просто повиновалась. Мигнув указателем поворота, машина затормозила и остановилась на песчаной обочине. Сергей открыл свою дверцу, вылез наружу и заявил:

– Давай я за руль сяду. Хоть отвлекусь…

– А можно тебя на председательское место пускать? – усомнилась она. – Ты у нас не социально опасный?

Сергей уже сидел слева и, морщась, пристёгивал ремень безопасности.

– А вот сейчас и увидишь… Так сколько, говоришь, стоит у вас проезд на скоростном участке?