Орден Шидловский Дмитрий
Работой над стойками они прозанимались минут двадцать. Потом Питер показал Артему шесть разных стоек на одной ноге и предложил простоять в каждой по три минуты. Эти стойки тоже были знакомы Артему, и опять же из занятий восточными единоборствами. Откуда Питер взял эти методики обучения, все больше интересовало его.
— Питер, кто научил тебя этому? — спросил он.
— Барон, — коротко ответил Питер.
— А его?
— Не знаю, кто-то на Востоке, — пожал плечами Питер. — Что же, со стойками мы на сегодня закончим. Передвижение.
Питер расставил березовые чурбачки квадратом на приличном расстоянии и предложил Артему ходить по ним. На каждый из чурбачков полностью могла поместиться только одна нога, и Артем постоянно вынужден был балансировать, временами соскакивая на землю.
— Ничего, — успокоил его Питер, — у меня тоже вначале не получалось. Давай теперь попробуем поработать с оружием.
— Погоди, ты говорил, стойки, передвижение, дыхание. Где дыхание? — остановил его Артем.
— Пока правильно не научишься дышать, у тебя эти упражнения все равно не получатся, — засмеялся Питер и кинул Артему длинный шест. — Нападай, — произнес он, поднимая свой посох.
Артем перехватил шест на лету и ринулся в атаку. Конец шеста, направленный в грудь Питера, провалился в пустоту, Питер на мгновение исчез из поля зрения и тут же под колени Артему ударило что-то жесткое. Артем рухнул на землю и больно ушибся. Падать он умел, но сейчас Питер обрушился на него так внезапно, что Артем ничего не успел предпринять.
— Поднимайся, — засмеялся Питер, подавая Артему руку. — Смотри, шестом можно атаковать следующими способами.
Дальше потекло обучение приемам боя с шестом. Питер просил Артема атаковать себя с полным усилием, впрочем, отражая атаки ученика без видимых трудностей.
Когда они закончили, солнце уже садилось. Как только Питер объявил, что тренировка окончена, обессиленный Артем рухнул прямо на траву. Питер опустился рядом.
— Послушай, Питер, а мечом мы заниматься не будем? — спросил Артем.
— Обязательно будем, — ответил Питер. — Только сейчас еще рано. В ополчении тебе показали достаточно приемов боя с мечом. Форма у тебя есть, а вот содержания не хватает. Ты недостаточно твердо стоишь, плохо передвигаешься. Этим и займемся. А освоишь палку, к мечу перейдешь без труда. Он сам тебе подскажет, что и как делать.
Глава 20
Покушение
На следующий день они с бароном шли через мост от подворья к кремлю, где у барона был длинный разговор с посадником. Рункель, как всегда погруженный в некие мысли, шел впереди, а Артем с Питером двигались чуть поодаль. Мост был наплавной, деревянный и очень широкий, и по нему двигалось много народа. Вдруг Артем увидел идущих им навстречу трех ополченцев из его «гвардейской» сотни. Один из них был его десятником, второй — Герберт, третий — еще «дин ополченец из его десятки. Выразительный взгляд Герберта, направленный на Артема, говорил: «Ты нас не видишь». Ополченцы были не в ополченческой униформе, а наряжены как наемные охранники купцов. Мечи были при них. У Артема по позвоночнику пробежал холодок. Он понял, что сейчас случится нечто страшное.
Барон тоже увидел эту троицу. Откуда-то сверху пришло понимание, что эти люди явились убить его. Каким-то неуловимым ощущением они слились в одно существо с теми, кто много лет назад убил его семью. Он знал: это не те. Он знал: даже посылали их разные люди. Но все эти существа вдруг слились в некоего спрута, тянущего к нему свои щупальца. И одно из этих щупалец он сейчас обрубит. До убийц осталось шагов десять, когда Рункель резко ускорил шаги — и так всегда мягкие, они стали напоминать поступь крадущегося тигра. Барон шел прямо навстречу убийцам.
Все произошло настолько быстро, что ни Артем, ни Питер не успели как-либо среагировать. Когда барона и убийц разделяло около трех шагов, идущий первым десятник выхватил меч и бросился на жертву. Барон шагнул навстречу и чуть сместился вправо. Мгновенно выхваченная сабля, вылетая из ножен, скользнула под руки атакующего и рубанула его по животу, так что на мост вывалились внутренности ополченца, а меч нападающего по инерции рубанул воздух в том месте, где должен был бы быть барон. Но сабля уже описывала сложную дугу, и делающий следующий шаг барон обрушил ее на шею Герберта, который еще только наполовину сумел вытащить меч. Голова, отделенная от туловища, покатилась в реку. Не прекращавшая движение сабля ринулась вперед как копье, и делающий следующий шаг барон насквозь пронзил третьего нападающего, который еле успел схватиться за рукоять своего оружия. Через мгновение сабля с отвратительным чавкающим звуком вышла из пронзенного тела, описала еще одну дугу, стряхнув кровь убийц на доски моста, и вернулась в ножны еще до того, как рухнуло последнее из тел, лишенных ею жизни. Весь бой занял не более двух секунд. Барон повернулся к стоящему с обнаженным кинжалом Питеру и оторопевшему Артему:
— Чего встали? На аудиенцию к митрополиту опаздываем. Быстрее!
Барон скорым шагом направился к кремлю. Артему захотелось закричать ему вслед: «Кто же вы, черт побери, барон фон Рункель?»
Они сидели с Питером в людской в резиденции митрополита. К ним никто не подходил, но по взглядам сновавших вокруг людей было ясно видно, что все в кремле уже знают о бою на мосту. Питер погрузился в абсолютное молчание и явно не собирался как-либо комментировать происшедшее. Артем же был под таким глубоким впечатлением от увиденного, что даже не мог сформулировать вопросы. Хотя он впервые видел смерть столь близко, сам по себе вид крови и трупов был делом обыденным для этого времени. Публичные казни случались не часто, но уже на памяти Артема их было три. Артем не ходил на них, но ратушную площадь нередко украшали тела повешенных воров или разбойников. Смерть была с этими людьми всегда рядом. Пожары, эпидемии, войны, голод постоянно уносили сотни и тысячи жизней. Кровь и трупы были естественным фоном жизни. Той жизни, которая уже прочно стала жизнью Артема.
Но то, как были убиты эти люди, по-настоящему потрясло его. Здесь был виден не просто великолепный фехтовальщик, опытный воин. Это был мастер высочайшего уровня. Давным-давно Артем читал о самураях, добившихся такого уровня владения оружием — рассказы эти больше походили на легенды. Видел японский фильм с мастером меча. Но увидеть такое воочию… Артем понимал, что перед ним человек уровня, какого в мире единицы. Достичь этого класса в боевом искусстве, не изменив сознания, не став личностью иного плана, невозможно. Как говорилось в том японском фильме: «Бросить вызов такому человеку, все равно что продать душу дьяволу ради бесполезного боя». Точнее не скажешь. «Зачем он пришел сюда? Что ему надо? И если ему нужно что-то, горе тому, кто встанет у него на пути, — думал Артем. — Но самое главное, что стоять у него на пути не хочется не из страха за себя, а потому, что даже ошибка такого мастера стоит больше, чем правота десяти таких, как отец Паоло и Цильх. А я-то как раз служу тем, кто только что пытался убить его. Погано как-то на душе».
— Здрав будь, друже. — Артема отвлек голос незаметно подошедшего ратника из охраны митрополита. Тот поклонился в пояс и продолжал: — Зовут меня Матвеем Тимофевичем, и Ольга дочь мне.
— Какая Ольга? — спросил растерянно Артем.
— Та девка, за какую ты вчера вступился здесь. Долг платежом красен. Уважь, друже, приди в мой дом сегодня к вечере. Я провожу тебя после смены стражи.
Глава 21
Ольга
Дом ратника Матвея был большой, с двором и подсобным хозяйством. Не чета питерским германизированным жилищам. Жил он там с женой и многочисленными чадами и домочадцами. Жили в доме два сына, уже обзаведшиеся семьями, а также еще две дочери на выданье, одной из которых была Ольга, и третий сын, мальчик лет двенадцати. Все многочисленное семейство приветствовало Артема земным поклоном, а Ольга сама поднесла ему чашу с вином. У Артема снова захватило дух. Хороша девка. Хотя по глазам ее было видно, что плакала она теперь немало. Под взглядом Артема Ольга снова стушевалась и покраснела. Впрочем, повинуясь грозному взгляду хозяина дома, накрыв на стол и поприветствовав гостя, женщины вышли. С Артемом остались лишь сам Матвей Тимофеевич да два его старших сына, Иван и Глеб.
Дверь открылась, и, перекрестившись и поклонившись образам, в комнату вошел еще один родич. Василий, муж старшей дочери ратника. Чинно расселись по лавкам. Начали неспешный разговор. Собственно, разговор состоял в том, что ратник спрашивал, а Артем отвечал. Православный ли? А как в Петербурге оказался? А почему у немца на службе? Легенда Артема о купеческом обозе, ограбленном под Петербургом, и необходимости найти службу ради пропитания «прошла». Особо понравилось, что остался Артем православным.
Далее началась неспешная беседа «за жизнь». О ценах на хлеб да о поборах тяжких, что люду новгородскому жизни не дают. Поохали, покряхтели, сыновья и зятек поддакнули. Было ощущение, что сбор этот не ради знакомства, а чтобы подчеркнуть значимость собравшихся. Сидят, мол, почтенные мужи, все в жизни знающие да понимающие да неразумный мир осуждающие свысока. Угощали, однако, знатно, напоили и накормили и в пояс поклонились. Спасибо, добрые люди. Выходя из дома, Артем окинул взглядом окна. Показалось, что в одном из них мелькнуло девичье личико. «Хороша девка», — проскочила мысль. И следом: «Сватов бы заслать». — «Тихо ты, — одернул он себя, — каких сватов? Ни кола, ни двора. Того и гляди, на каторгу загремишь, а то и удавку на шею накинут — если Питер поймет, на кого работаю, или отец Паоло догадается, что работать на них не хочу и сбегу при первой возможности. Молчи». И следом: «Хороша девка».
Нетвердым шагом он направился к кремлю.
А на следующий день Артем снова увидел Ольгу. Как обычно, около полудня она с узелком пришла в палаты ратников митрополита. Когда она выходила, Артем «случайно» встретился с ней в воротах, ведущих из двора.
— Здравствуй, Ольга, — окликнул он ее.
— Здравствуй, добрый молодец. — Ольга заметно смутилась.
— Зови меня Артем. Не страшно ли после того случая одной по городу ходить?
— А чего такого? — озорно подняла брови Ольга. — Никого я не боюсь.
— Смелая ты. Ну если тебя до дома провожу, не рассердишься?
— Чего сердиться-то? Иди, если ног не жалко, — произнесла Ольга и почему-то еще больше зарделась.
…Они шли по новгородским улицам к дому Матвея Тимофеевича. Артем мучительно подбирал тему для разговора. Ольга упрямо смотрела в землю.
— А что, жениха у тебя нет? — неожиданно сам для себя, спросил Артем.
— Вот еще, — передернула плечами Ольга, — пока сама не захочу, замуж не пойду.
— А за кого бы пошла? — продолжал развивать тему Артем.
— За красивого, да молодого, да смелого, да доброго, да веселого, да богатого, — с ходу выпалила девушка.
— А такое бывает? — спросил Артем.
— Пока не появится, замуж не пойду, — отрезала Ольга и хитро посмотрела на Артема.
— Да уж, батюшка с тобой, верно, мучается.
— Батюшка на службе обычно, матушка по хозяйству. Я сама себе голова.
— Понятно. А чем ты любишь заниматься?
— Как это?
— Ну, в игры играть, учишься ли чему?
— В лапту люблю играть, в прятки. Грамоте матушка учила. А ты, сказывают, волшебством владеешь. — Глаза ее заблестели.
— Каким таким волшебством?
— Сказывают, хозяин твой, барон, чародей. Сабля у него волшебная, и одним ударом он три головы срубает. И слуг своих, сказывают, он искусству чародейскому обучил. Ратник, сказывают, немецкий тебя мечом рубил, кольчуги на тебе не было, а он тебя не повредил.
— Да нет, обычный он человек. Брешут люди. И мы обычные. Барон просто опытный воин. Он хорошо владеет саблей. А сабля у него хорошая, но не волшебная. А я служу у него совсем недавно, и ничему он меня не учил. Ландскнехт в меня мечом не попал, а я победил его приемом, который может любой выучить. Это несложно.
— А еще сказывают, что барон летать умеет и что… — она опустила глаза, — он с женщинами на сеновале и ночь, и день, и другую ночь без устали проводить может. Правда ли это?
— Да нет ничего такого, обычный он человек.
— Врешь ты все, — топнула ножкой Ольга. — Ну да Глеб всегда говорил, что те, кто с чародейством связаны, завсегда от людей хоронятся. Ты меня дальше не провожай. Вот моя улица. Не хочу, чтобы братья тебя видели. До свидания, Артем.
— Свидимся, Оля.
Она одарила его острым озорным взглядом и заспешила вдоль по улице, стараясь идти настолько прямо и величаво, насколько могла. Артем понял, — эти вышагивания и гордая походка сейчас — игра для него. Он проводил ее долгим взглядом и поймал мысль: «Хороша девка».
Глава 22
Кто вы, барон фон Рункель?
Через три дня они отправились в Москву. Теперь уже шли обозом. Барон, Питер и Артем ехали верхом. Ландскнехты шли пешим строем, сопровождая две телеги с багажом посольства. При выборе лошади на торгу Питер пропустил мимо ушей все заявления Артема о том, что он наездник малоопытный. Пробурчав: «Если малоопытный, стань многоопытным», он приобрел для Артема весьма резвую лошадку. Так что теперь весь отряд потешался, наблюдая за тем, как Артем осваивал верховую езду. Он уже претерпел несколько весьма болезненных падений, хотя Питер и помогал ему справиться с характером лошади, которая явно была не против поиздеваться над неумелым седоком. Слава Богу, обошлось без переломов, а необходимость передвигаться с общим обозом способствовала быстрейшему освоению верховой езды. Через несколько дней Артем уже пробовал галоп и рысь.
До отказа наполнены были теперь и свободные часы, поскольку Питер вплотную занялся обучением Артема боевому искусству. Как и предполагал Артем, палкой Питер владел виртуозно, гоняя его до семнадцатого пота. (Седьмой сходил с Артема еще на стадии работы над стойками.) Ни ушибы от верховой езды, ни усталость от предыдущей тренировки в расчет не принимались, и выкладываться приходилось до предела. Впрочем, Питер владел шестом блестяще, постоянно останавливая его в сантиметре от жизненно важной точки или нанося «по мягким поверхностям» ощутимые, но не травмирующие удары.
После одной из таких тренировок, когда ландскнехты разбили лагерь на ночь — а до Москвы оставалось уже не более двух дневных переходов, — Питер с Артемом отдыхали, лежа на траве, к ним неожиданно подошел барон. Сделав знак не подниматься и не кланяться, барон присел рядом на траву и некоторое время молча глядел на закат. Потом, не отрываясь от созерцания, как бы невзначай обронил:
— Артем, расскажи о своем мире.
— Что вы имеете в виду? — опешил Артем.
— Я всего лишь прошу тебя рассказать о мире, из которого ты попал сюда, как я понимаю, случайно, — спокойно сказал барон, поворачиваясь к Артему.
Артем понял, что рассказать он должен все.
Когда Артем окончил рассказ, солнце уже зашло и над ними сияли звезды. Барон некоторое время молчал, потом произнес:
— Интересная версия развития мира. Впрочем, здесь события уже пошли по-другому. Хотя, как знать. Варианты развития иногда переплетаются и образуют причудливые формы. А как ты думаешь, кто я?
— Я думаю, что вы не барон фон Рункель и вы обладаете куда большей силой, чем любой из ваших современников, — отважился Артем.
— Здесь ты ошибаешься, — спокойно произнес барон, — я действительно Генрих фон Рункель, родившийся в замке Рункель на берегу реки Лан и воевавший в Палестине. Только лет мне много больше, чем принято думать, и много необычного произошло со мной с тех пор, как в пятнадцать лет я попал в плен к сарацинам. То, что я умею и знаю, доступно любому человеку, вопрос лишь в желании добиться этого, и счастье обрести таких учителей, которые были у меня. Я должен сразу огорчить тебя, Артем, я не могу отправить тебя в тот мир, из которого ты прибыл. Мы знаем о существовании множества миров в разных измерениях. Но мы не умеем в них перемещаться. Но даже если бы умели, вычислить, какой из миров твой, нам неподвластно.
— Ну что ж, господин барон. Честно говоря, я и не ожидал этого от вас. Но расскажите, пожалуйста, кто это «мы»?
— О, это очень длинный разговор, впрочем, я думаю, мне стоит рассказать. Мы знаем, что ничего в этом мире не происходит случайно. Человеческая цивилизация развивается непрерывно, и есть некоторые задачи, которые она должна решить в своем развитии. Очень давно, еще до того, как началась известная тебе история, на Земле существовала цивилизация, достигшая в своем развитии куда больших высот, чем та, из которой ты пришел, — не говоря уже о нашем мире. Эта цивилизация погибла в глобальной катастрофе. Выжили единицы. Большая часть населения Земли погрузилась в первобытную дикость. Однако уцелели и некоторые представители ученого сословия, обладающие высокоразвитым разумом и сохранившие знания исчезнувшей цивилизации. Эти люди составили орден, который поставил себе целью способствовать развитию цивилизации людей до максимально высокого уровня, но позволил бы избежать ошибок прошлых веков. Вначале этот орден был закрытым. Постепенно он стал пополняться представителями внешнего мира, наиболее готовыми, по уровню сознания, работать на эти задачи. Однажды и я имел честь присоединиться к нему.
— Где расположен этот орден? — спросил Артем.
— Центр ордена имеет определенное место и хорошо укрепленную базу. Но если бы наш орден имел некие границы, форму, он бы не выжил столь долго. Все, что имеет форму, может быть разрушено. Но невозможно победить то, что не имеет ни формы, ни места. Мы везде и нигде. Это касается ордена. Его члены находятся в определенных точках, действуя с определенной целью, как я. Здесь и сейчас я выполняю задание нашего ордена. Земная цивилизация допускает отклонения и ошибки, тормозящие ее развитие. Наша задача помочь преодолеть их. То, что должно случиться, — случится. Но отклонения могут привести к большим потерям времени и людей. Если мы допустим формирование злокачественных опухолей на теле Земли, целые столетия и миллионы жизней могут быть потеряны на их залечивание. Мы хотим избежать этого. В то же время наша миссия должна быть тайной. Тысячелетия назад мы пытались выступить открыто, и результат был отрицательный.
— Это когда?
— Официальная история сильно отличается от реальной. Это было еще до того, как началась история, известная нашим историкам. Впрочем, я не знаю, насколько глубоко проникла в те века ваша история. С тех далеких времен остались легенды о богах, ходивших по земле. Там было, конечно, много преувеличено. Люди склонны объяснять непонятное мистикой и чудесами. Куда как проще объяснить простейшую химическую реакцию волшебством, подвластным лишь богам, чем самому учить химию. Нам сейчас важно то, что орден решил на несколько тысячелетий скрыться из поля зрения людей. Я не знаю, есть ли нечто подобное в вашем мире. Но, похоже, есть, раз до тысяча двести сорок первого года наша история шла параллельно. Ведь влияние нашего ордена сказалось даже в том, как рухнула Римская империя. Так что, полагаю, для вас это все еще тайна. Или вы что-то знаете?
— Есть легенды, гипотезы. В последнее время об этом пишут много книг и статей. Большинство людей не верит.
— Ну вот видишь. Наши мудрейшие решили действовать незаметно. Они сказали, что это необходимо с точки зрения готовности сознания людей этой эпохи. Раз это тайна для вас, значит, в корне еще ничего не поменялось. Это совпадает со словами наших мудрейших о том, что еще долгое время деятельность ордена не должна быть открытой. Впрочем, если легенды о подобном ордене получили широкое распространение, значит, в общественном сознании вашего мира произошли кое-какие сдвиги, раз вам позволили узнать.
— Позволили? — Артем взвился. — В конце концов, может же человек познать нечто своим разумом.
Даже в темноте он почувствовал, как улыбается барон.
— Ты просто не осознаешь, что есть развитый разум. Нам известно, что у обычного человека нашей эпохи активно работает только десятая часть сознания. Представь себе человека, у которого задействовано хотя бы две десятых. Я лишь один из стоящих на низшей ступени ордена, слуга, агент для поручений. Сознание тех, кто возглавляет орден, превышает разум обычного человека во много раз. Поверь мне, если бы они намерены были сохранить полную тайну, они бы это сделали. Если бы даже в открытый мир попадали какие-то знания, которые мы хотим скрыть, у нас тысячи способов добиться, чтобы этому просто никто не поверил, обратить все это в сознании людей в сказку. По крайней мере, в этом мире дальше чертей, ангелов и демонов обычный человек представить себе ничего не может.
— Ну хорошо, — сказал Артем, — положим, вы ошиблись во мне. Допустим, я перескажу все это отцу Паоло. Или просто начну болтать на базарной площади. Что вы будете делать? Убьете? Но информация-то уже просочится…
— Во-первых, ты никому ничего не скажешь. Если останешься с нами, то довольно скоро научишься понимать поступки и логику людей, как понимаю их я. Во-вторых, даже если бы и сказал, никто не стал бы за тобой гоняться с саблей или ядом. В считанные дни ты оказался бы в доме умалишенных или на костре. Твои рассказы были бы восприняты как байки или как происки Тевтонского ордена — даже таким человеком, как отец Паоло. Сознание людей этого мира еще не готово воспринять этих знаний, а значит, они будут отвергнуты.
На поляне воцарилось молчание. Наконец Артем произнес:
— Хорошо, но зачем все это вашему ордену? Почему просто не взять власть и не организовать все правильно и разумно? Я так понимаю, что возможностей у вас для этого достаточно.
— Ты поймешь это сразу, как только будешь обладать развитым разумом, — усмехнулся барон. — Я не знаю.
— Хорошо, а какое поручение здесь выполняете вы?
— Ответ на этот вопрос зависит от того, как ты ответишь на мой. А я хочу знать, будешь ли ты помогать мне в моей миссии или нет.
— Что произойдет, если я захочу быть с вами?
— Тогда я посвящу тебя в задачи своей миссии и ты будешь помогать мне, в меру своих сил. Когда же миссия будет выполнена, наши мудрейшие предложат тебе выбор дальнейшего пути.
— А если я откажусь?
— Мы переправим тебя на центральную базу ордена.
— Но ведь мое сознание еще не готово для того, чтобы я был членом ордена? Что же будет со мной там?
— Не знаю. Могу лишь сказать, что без необходимости вреда мы не причиняем. Возможно, тебя поселят и помогут адаптироваться на какой-то территории вдали отсюда. А возможно, ты сможешь работать в качестве технической обслуги в центре. В любом случае у тебя будет выбор. Это принцип ордена — давать возможность выбора и время на раздумье. Мы оставим сейчас тебя с Питером, а завтра на рассвете ты дашь ответ.
— Подождите еще минуту. Вы согласовали мое привлечение к миссии с мудрейшими?
— Конечно.
— Но каким образом?
— Позволь мне на этот вопрос не отвечать.
— Хорошо, но все-таки не уходите. Мне нужно лишь пять минут, чтобы решить.
Собеседники затихли, и Артем погрузился в раздумья. Вначале мысли беспорядочным роем носились в голове. Но потом вдруг все их выбросила одна. Ведь ему предлагают выбор: участвовать в работе или нет. Если нет, то, наверное, поместят в райский уголок, где-нибудь на Таити, или позволят вытирать пыль с какой-нибудь машины на центральной базе. Что бы сделали в его мире, если бы к ним попал человек из этого? Показывали бы как обезьянку в цирке. Хорошо бы кормили, может быть, даже дом дали.
Он бы смог там жить, но своим бы не стал до конца жизни, пока бы не изменился внутренне. А внутренне он бы мог стать «своим», только работая вместе с ними наравне, а не вытирая пыль с компьютеров. Он может попасть в центр ордена. Он может даже остаться в том коммунизме и довольстве, который они наверняка организовали. Но кем? Обезьянкой, невольно занесенной течением, снова убогим? Нет, спасибо. Он не хочет прийти туда как спасенный с затонувшего корабля. Он хочет, чтобы его туда пригласили как достойного члена команды. А раз так, он пойдет с бароном. И он сделает все, что нужно, чтобы достичь того уровня на лестнице эволюции сознания, на котором стоит сам Рункель.
— Я остаюсь с вами, — твердо произнес он.
— Хорошо, — коротко бросил барон, — тогда слушай. Много лет назад наши мудрейшие определили, что чрезмерное развитие западной цивилизации и ее распространение на новгородские и псковские земли может привести к крайне отрицательным последствиям. Они решили, что наилучшим будет возникновение на этом месте государства, которое бы не входило в западную цивилизацию, но служило бы мостом между Западом и Востоком. Кроме того, они предвидели появление большого государства, которое разовьется из одной из земель центральной России. Сейчас мы видим, что это будет княжество Московское. Этому государству предстоит сыграть большую роль в дальнейшей истории. Впрочем, это ты знаешь не хуже меня. Возможно, в твоем мире лучшим, действительно, было бы присоединение этих земель к княжеству Московскому. Но здесь, после основания Петербурга и его столетнего существования, мудрейшие сочли это неприемлемым. Притязания западной цивилизации на эту территорию никогда не прекратятся, и эта земля станет постоянным местом войн и раздоров, которых мудрейшие и так видят немало в грядущих веках.
— На какой период вы прогнозируете историю?
— Сейчас мудрейшие действуют исходя из предвидения на три с половиной тысячи лет вперед. Возможно, есть и более долгосрочное предсказание, но мне о нем неизвестно.
— А почему было не прогнать рыцарей с этих земель до основания Петербурга?
— Мы не действуем своими силами. Мы лишь направляем усилия государств и народов в то русло, которое наиболее соответствует потребностям развития цивилизации. После падения Новгорода в этих землях было две реальные силы. Князь Олег, ставший диктатором, и орден. Мы решили не противодействовать укреплению ордена, поскольку установление диктатуры Олега могло погубить те зачатки нового государства, которые мы будем культивировать сейчас.
— Но отец Александр говорил, что был момент, когда из-за междоусобицы рыцари были слабы.
— Русские к тому моменту все равно были многократно слабее. В лучшем случае здесь началась бы постоянная смена мелких диктаторов. Они бы привели Северную Русь к окончательному краху и новому порабощению.
— Сейчас русские сильнее?
— Да. Сто лет назад заканчивался цикл существования великой славянской цивилизации, частью которой была Русь. Ее крушение было вопросом времени. А сейчас начинается новый цикл существования нового народа, выросшего из того старого, славянского. Но мы вынуждены жить с существующей реальностью. Орден правит в новгородских землях. Сейчас это опасно.
— Какой же выход из этой ситуации предложили мудрейшие?
— Мудрейшие решили, что наилучшим будет создание здесь нового государства. Оно не должно быть ни западным, ни восточным, но должно нести в себе черты обеих культур. И на Западе и на Востоке его должны воспринимать как «почти свое». Именно это и позволит использовать его для предотвращения и сдерживания ненужных отклонений в развитии того государства, которое создается вокруг Москвы. Позволит, когда настанет час, проложить мост между Востоком и Западом.
— Вы хотите править в нем?
— Мы не намерены брать власть над какой-либо из стран. Достаточно нашего участия в создании систем противовесов в политике.
— Но как люди найдут предназначенный для них путь?
— Давай не будем углубляться в теорию. Время уж больно позднее. Ты сам говорил о том, что человеческий разум способен на многое. Мы не поводыри. Мы лишь создаем условия, наиболее благоприятные для того, чтобы цивилизация могла развиваться, а человеческое сознание расти. Мы не должны допустить возникновения силы, способной поставить под контроль весь мир, поскольку это отрицательно скажется на развитии цивилизации. В настоящее время — и еще на протяжении минимум шести известных тебе веков — такую угрозу будет представлять именно западная цивилизация.
— Да, у нее, пожалуй, нет конкурентов.
— Ошибаешься. Сейчас наиболее вероятным претендентом на мировое господство является Китай. Это самая сильная, самая богатая и самая развитая империя. Но по ряду причин нас не устраивает перспектива ее доминирования. Поэтому через несколько столетий Китай начнет отставать.
— Не без вашей помощи?
— Это несущественно. Но с Европой чуть сложнее. А сложность здесь состоит в том, что именно через эту цивилизацию в мир должны прийти многие достижения культуры и техники, развиться общественное самосознание, поэтому разрушать и даже тормозить ее развитие мы не должны. Но мы и не должны допустить ее полного преобладания на планете.
— В моем мире, кажется, допустили.
— Не все является таким, каким выглядит. Вспомни, сколько раз, во время сегодняшней тренировки, тебе казалось, что ты достал Питера шестом, а на самом деле оказывалось, что бил в пустоту.
— Хорошо, а что мы должны сделать сейчас?
— Всего лишь прекратить войну на уничтожение между русскими и немцами и заставить их вместе начать строить новое государство.
— Ничего себе задача. Но даже если это так, ведь это новая, другая война. И не одна. И на века вперед.
— Я уже говорил тебе, что всегда есть выбор. В данном случае это выбор между войной на уничтожение двух народов и войной за создание хоть чего-то конструктивного.
Глава 23
Милейший граф Чиани
Ласковый ветерок, прилетевший с запада, ласкал волосы отца Паоло, гладил его кожу. «Господи, — подумал священник, — конец сентября, в Петербурге сейчас промозглая серость, моросящий дождь и холод. Какой злой рок загнал меня из этой благословенной страны в те ужасные северные болота?» Он шел по узкой римской улочке и уже в который раз восхищался красотами своей родины. Вообще-то родился он не в Риме, а в Вероне. И скажи кто-нибудь в те годы юному Паоло, что Рим — его родина, он бы вспыхнул быстрее сухой соломы. Верона и Рим — что может быть общего? Но сейчас, после многих лет, проведенных в далекой варварской стране, вся Италия — от заснеженных Альп на севере до выжженных полей южной оконечности полуострова — казалась ему не менее родной, чем веронский отчий дом.
Попав в Рим, он чувствовал себя дома. Он ходил по Вечному городу, мерил его шагами. Гладил камни построек времен цезарей, благоговейно молился в прекрасных храмах с ажурной резьбой по камню и прекрасными фресками. Он был счастлив. Он мог бы быть счастлив, если бы его миссия имела бы хоть какой-то успех.
В Риме он обнаружил, что Папе Урбану VI вовсе не до него. Не до него — это мягко сказано. Папа и его двор вступили в жесткую схватку с римскими сеньорами и кардиналами. До далекой холодной Ингерманландии ли им было? Он добился аудиенции у Папы. О, он умел добиваться того, чего хотел. Но он не был всесильным. Урбан смерил его взглядом и потребовал коротко изложить дело. Коротко! Как можно изложить это коротко? Сверлимый взглядами десятка глаз, отец Паоло сумел, как мог, спокойно и рассудительно изложить суть своей миссии. Каждую минуту Папа произносил: «Быстрее». Он отвлекался, тихо переговариваясь со своими советниками о чем-то, явно не имевшем отношения к Ингерманландии. Стоило несчастному Паоло перейти к сути дела, к невозможности далее нести свет истинной веры в землях северных руссов при сохранении орденского правления. Папа оборвал его резкой фразой:
— Я не собираюсь ничего менять в системе правления Ингерманландии и в землях, подвластных Ингерманландскому ордену. Более того, я не поддержу любых изменений, касающихся системы его правления. Гроссмейстер Альберт фон Бюлоф — верный сын Церкви и отважный воин Господа нашего. Возможно, в его деятельности и есть некоторые упущения, о которых вы говорили. Но вы на то и направлены в Петербург, чтобы с помощью Божьей указать Гроссмейстеру Ингерманландского ордена на те вещи, которые, за занятостью своей, он разглядеть не может. Идите.
Это был полный провал. Паоло решил остаться в Риме еще на некоторое время, чтобы постараться убедить Папу изменить свое мнение. Однако через несколько дней из папской канцелярии ему пришло извещение, что Папа направляется в Авиньон и следование за папским кортежем отца Паоло «крайне нежелательно». Более того, отцу Паоло настоятельно рекомендуется вернуться в Петербург для продолжения своего пасторского служения. Понимая, что здесь больше ничего не добиться, Паоло начал упаковывать вещи, когда юный паж принес ему приглашение отобедать с неким графом Николо ди Чиани. Наведя справки у своих знакомых в Риме, Паоло выяснил, что это весьма влиятельный сеньор, один из участников антипапской партии. «Возможно, это мой последний шанс», — подумал Паоло и отправился во дворец графа.
Палаццо ди Чиани поражал своей роскошью и великолепием. Граф принял священника за столом в тени ажурной колоннады, во дворике, увитом виноградом, с небольшим фонтанчиком. Граф был высок и статен. На вид ему было лет сорок. Его лицо, казалось, имело классический римский профиль, а волосы были черны как смоль. Одет он был в малиновый, богато расшитый золотом камзол, а на руках блестели несколько перстней с крупными драгоценными камнями, разных цветов и оттенков.
Встретил граф отца Паоло как дорогого гостя. Поил вином высшего качества и интересовался здоровьем и трудностями дороги. Выразил чрезвычайный интерес к положению в Ингерманландии.
— Мы, — говорил он, — увязли в политических дрязгах, ограничив интересы Римом, императорским двором и Авиньоном, и совершенно перестали заботиться о несении света истинной веры в земли язычников. Это недопустимо.
Отец Паоло с удовольствием рассказал о положении дел в землях Ингерманландского ордена, намекнув о сути той миссии, с которой он прибыл в Рим. «Если кто и может мне помочь сейчас, то именно этот человек», — думал он.
— Итак, — закончил рассказ отец Паоло, — мы видим большие перспективы в распространении католичества на Русь из ингерманландских земель. Но только после установления подлинно христианского порядка и благочестия на землях самого ордена.
— Мне очень близки ваши устремления, — улыбнулся, сверкнув сапфировым перстнем, граф. — Думаю, Урбан совершил большую ошибку, не поддержав вас. Впрочем, я бы не советовал вам покидать Рим в ближайшее время. Многое может измениться, и то, что казалось невозможным вчера, вполне может быть легко доступным завтра.
На этом разговор окончился. Нельзя сказать, что Паоло совсем не понимал, о чем речь. При таком накале политической борьбы, которая царила сейчас в солнечной Италии, он прекрасно понимал, что готовится свержение Урбана. Но как скоро это произойдет?
Ответ был получен через считанные дни. В отсутствие Урбана в Риме собрался совет кардиналов, поддерживаемых влиятельными римскими сеньорами, и провозгласил избрание нового Папы Климента VII.
Поняв, что это его шанс, Паоло бросился испрашивать аудиенции нового главы Католической церкви. Однако понятно, что в первые, суматошные дни двоевластия никто не мог принять малозначительного священника из дальней страны, с самой окраины христианского мира. И вот на пятый день после избрания второго Папы, или, как его называли недруги, антипапы, Паоло снова был приглашен во дворец к Чиани. И сейчас он шел именно на эту встречу.
«Милейший человек этот Чиани, — думал Паоло, — интриган, конечно, но сколь блистательный. Впрочем, похоже, судьба всей моей миссии сейчас зависит от него. И от этой встречи. Интересно, что я сегодня услышу?» Паоло остановился. Дорогу ему перебежала черная кошка. Вообще-то Церковь осуждала суеверия. И Паоло был верным слугой Церкви. Но сейчас, перед такой встречей, ожили все кошмары, пересказываемые ему в детстве. Бой колокола на соседней церкви напомнил ему, что он опаздывает. Украдкой перекрестившись, Паоло продолжил свой путь.
Граф снова принял его как лучшего гостя, снова проводил к обильно накрытому столу, укрытому в тени от итальянского палящего солнца. Несколько вежливых вопросов о самочувствии, и граф вынул и положил на стол свиток, украшенный огромной папской печатью.
— Это булла его святейшества Папы Климента VII о создании королевства Ингерманландского на землях Ингерманландского ордена.
— Что? — не выдержал отец Паоло.
— Бог внял вашим мольбам, милейший Паоло, а Папа — тем вашим доводам, которые передал ему я. Папа благословляет Великого Инквизитора Иоахима фон Гатсбауэра короноваться королем Ингерманландским и вступить в управление подданными на этих землях. Ингерманландский орден святого Михаила не упраздняется, но я надеюсь, вы знаете, что делать с ним. Ваша миссия увенчалась успехом, милейший Паоло.
— Я не верю своим ушам.
— Поверьте скорее. Тем более что, я так понимаю, вам надлежит быстрее отбыть в Петербург. Но перед этим, прежде чем я передам вам этот свиток, нам надлежит прийти кое к каким соглашениям. Вы достаточно сказали о том, что Ингерманландское королевство могло бы сделать для святейшего престола. Настало время обсудить ваши практические действия. Насколько я понимаю, вы полномочный представитель нашего будущего короля.
— Именно так, ваше сиятельство.
Их разговор закончился, когда сумерки уже начали опускаться на Вечный город и вечерняя прохлада, столь приятная после жаркого дня, наполнила дворик палаццо ди Чиани. Выходя из дворца и прижимая к себе долгожданный свиток, Паоло подумал: «Ну вот, теперь мы можем приступить к новой шахматной партии».
Допив вино из золоченого бокала, граф Чиани отправился по витой лестнице вверх, в свои покои. Там его ждала юная марокканка, захваченная венецианцами и купленная им у капитана галеры. «Восточные женщины много приятнее в постели, чем наши, — думал он. — Они не так зажаты и прекрасно знают, как удовлетворить мужчину, покорны и ласковы как никто».
От приятных мыслей о предстоящей бурной ночи его отвлек слуга, низко поклонившийся и произнесший:
— Господин, вас ожидает господин де Вильбер.
— Что? Давно он прибыл?
— Около часа назад. Я сказал, что вы очень заняты, просил обождать и проводил в ваш кабинет. Он потребовал, чтобы я сообщил вам, как только вы освободитесь.
— Тебе следовало мне сообщить сразу. Ну ладно, принеси нам вина, — бросил граф, спешными шагами направляясь в кабинет.
Гость был еще в дорожной одежде, густо покрытой дорожной пылью, и нетерпеливо мерил шагами пространство кабинета.
— Что случилось, дорогой Жюльен? — произнес граф, входя. — Я так понимаю, дело срочное.
— Чрезвычайно, по дороге сюда я загнал двух коней. И причиной тому ваше сообщение об этом попе из Петербурга.
— Он только что был у меня. Я вручил ему папскую буллу о создании королевства. Думаю, я создал новую пешку для нашей партии с Папами.
— Боюсь, что эта пешка может стать ферзем совершенно в иной партии.
— Что вы имеете в виду?
— Наши люди в ставке хана Золотой Орды сообщили, что в Москву прибыл барон Генрих фон Рункель. Вам ничего не говорит это имя?
— Совершенно ничего.
— А вот бедный Юй уже много лет залечивает раны, нанесенные монгольским набегом, организованным этим человеком. Наша работа в Китае до сих пор не может восстановиться по-настоящему.
— Этот человек связан с горцами?
— Нет, он один из них. И один из опаснейших. Но самое интересное, что прибыл он в Москву в качестве посла Гроссмейстера Ингерманландского ордена.
— Тогда положение действительно серьезно. Интерес горцев проявлен к Московии или Ингерманландии?
— Это пока не ясно. То, что они давно уже действуют в Московии, нам известно. Мы противодействуем им там. Но вот то, что им интересна Ингерманландия, мы не подозревали. Возможно, конечно, что это всего лишь их новый способ воздействовать на Дмитрия. Но если это не так… С этого дня вы должны заниматься только Ингерманландией. И в первую очередь узнать, что там делают горцы. Такова воля нашего Гроссмейстера. И не спешите вступать в открытое противоборство с бароном. У него хорошая реакция и быстрая сабля.
— Такая уж быстрая? — криво усмехнулся граф.
— Я знаю, что вы великолепный фехтовальщик, милейший Чиани, — без улыбки отозвался гость, — но поверьте, наш опыт борьбы с этим человеком показывает, что, если вы промахнетесь с первой попытки, второго шанса он вам не даст. Ваша задача сейчас — сбор информации. Впрочем, если вы сочтете, что ситуация складывается для нас очень неблагоприятно, вы можете действовать сообразно обстоятельствам, используя все доступные вам средства. Это приказ.
— Слушаю и повинуюсь, — склонился граф.
Глава 24
Расстановка фигур на шахматной лоске
— Я бы все-таки хотел, чтобы ты встретился с ним.
— О чем я могу говорить с немцем? Я бы с куда большим удовольствием назначил ему свидание где-нибудь под Тихвином, с мечом в руке.
— Брат мой, ты по-прежнему остаешься хорошим воином, но плохим политиком. Правда, и здесь ты явно спешишь. Хотя ты и прекрасный боец, то, что я знаю о нем, говорит, что во встрече с ним на мечах успех тебе вовсе не обеспечен.
Говоривший был не кто иной, как Великий князь Московский Дмитрий. Он продолжал наставлять своего собеседника:
— Если ты не хочешь выслушать Великого князя, выслушай хотя бы старшего брата. Я сам был удивлен и озадачен его предложениями. Но, поразмыслив, пришел к выводу, что это лучший для нас путь на севере. И ты знаешь, и я знаю, что одолеть силой ни татар, ни рыцарей мы сейчас не можем. На наше счастье, князь Литовский Ягайло не столь мудр и не столь силен, как отец его Ольгерд. Но и Литву забывать нельзя. Иначе против нас может встать союз татар, рязанцев, литовцев и немцев. Против такого напора нам не выстоять. И тогда княжество московское будет поделено между Рязанью и Литвой, к удовольствию хана Мамая. Да и орден себе кусок урвет.
— В чем же выгода этого Рункеля от падения ордена? И уж не ловушка ли это?
— Чужая душа потемки, брат мой, может, жажда славы и власти гложет его, а может, затаенная обида. Только знай, отец Сергий всецело на его стороне. Он утверждает, что этот немец послан нам Всевышним, — Дмитрий перекрестился на образа.
— Ну, что могут сказать священники о политике да ратных делах?
— Брат мой, когда же ты поймешь, что мудрость человеческая не меряется тем, носит человек на голове шлем, боярскую шапку или клобук. Выслушай его. Может быть, с его помощью мы сможем все же одолеть одного из грозных врагов.
— Хорошо, брат, я встречусь с ним.
— Ну что ж, Боброк проводит тебя к нему. Кстати, все ли в неведении о том, кто такой князь Андрей?
— В полном, брат. Давеча даже прибыл ко мне священник от Великого Инквизитора и предлагал мне, то есть князю Андрею, престол московский, если оставлю набеги на земли ордена.
— Во как. И что же ты ответил?
— Сказал, что подумаю. Мне надо было собрать рать на Старую Ладогу.
— Слава Богу, что ты стал думать, а не бросаться с мечом на каждого встречного немца. Ну, ступай.
В жарко натопленной избе холодок ноября практически не ощущался. Сидели в ней три человека. Барон фон Рункель, одетый в непривычную для него русскую одежду, с уже достаточно солидной, выращенной по всем правилам московской моды бородой, при своей знаменитой сабле, приставленной рядом к лавке. Боярин Дмитрий Боброк, ближайший советник Великого князя Московского, одетый, впрочем, без особого изыска, в простую, добротную одежду. Князь Андрей был одет, как и Боброк, и тоже при оружии. Переговоры, тянувшиеся уже несколько недель, подходили к концу. За это время первое отчуждение прошло. Сейчас могло показаться, что встретились добрые знакомые. Но все-таки это была политическая сделка. Серьезнейшая.
— Итак, барон, прежде чем вы покинете нас, — начал Боброк, — скажите еще раз, действительно ли вы убеждены в скорой усобице между рыцарями?
— Я хорошо знаю ситуацию в ордене, — спокойно сказал барон, — и знаю рыцарей. Дни Гроссмейстера сочтены. Слишком многим вновь прибывшим рыцарям не хватает хороших земель и холопов. И сейчас они готовы пойти за новой силой, чтобы добиться всего этого. Рыцари же из семей, давно обосновавшихся в Ингрии, так просто земель и привилегий не отдадут. Да и Гроссмейстер пользуется среди них огромной популярностью. Они будут защищать его и свои привилегии до конца. Я лишь надеюсь успеть расставить фигуры так, чтобы вспышка не ограничилась убийством Гроссмейстера или его заточением. Тогда его рыцарей будет организовать много сложнее. Они ослабеют, и наш с вами план потребует значительно больших усилий и жертв.
— Что ж, я знаю, вы не теряете времени даже сидя в Москве. Удачно ли Питер вернулся из своей поездки? Он, кажется, ездил в Псков? — осведомился Боброк.
— Чрезвычайно удачно. Ему удалось обойти всех орденских шпионов, не говоря уже о ваших. Ведь за мной здесь наблюдают четверо людей, посланных вами, и аж шестеро соглядатаев из ордена. Это не считая шпионов из сопровождавших меня ландскнехтов.