Война: Журналист. Рота. Если кто меня слышит (сборник) Подопригора Борис
Граната, извлеченная из кармана чеченца, не взорвалась. Панкевич покрутил головой и сипло бросил Аре:
– Назаретян, сбегай туда, где дух был… Смотри осторожнее.
Ара отбежал, нашел брезентовую сумку от противогаза…
К Панкевичу побежали старший лейтенант Орлов и лейтенант Завьялов. Рыдлевка махнул им рукой:
– Духа взяли… Ара, сумку не трожь…
Чеченца отволокли все в ту же штабную палатку и поставили на колени – руки в пол. Ротный, пока Левка копался в сумке, спросил:
– Ты как здесь нарисовался?
– Бараны пас, корови пас… Хозяин далеко… – не поднимая глаз, простонал чеченец.
– Февраль месяц, мудак, – не выдержал Примаков. – Кого ты пас? Стадо где?
– Хозяин велел Алхан-Юрт гнать… Заблудился.
– Сумка твоя? – Это уже вклинился Рыдлевка, раскладывая содержимое брезентухи на стол. Задержанный начал мелко дрожать – бушлат с него сорвали еще до того, как втолкнули в палатку.
– Нэ моя… Здэсь нашел… Клянусь хлэбом…
Самохвалов с Примаковым начали разглядывать багаж: сухари, мешочек с гречкой, какао-сгущенка, россыпь сухого спирта со спичечным черкашом, расписание намазов, какие-то пометки на листках из блокнотов и трубка «Кенвуд» с новыми батарейками… Примаков взвесил «Кенвуд» на руке:
– В кармане твоя граната была?!
– Нашел граната… Бандиты защищаться…
– Да-а-а?!
Панкевич между тем тщательно ощупывал снятый с чеченца бушлат, на котором выделялись не выгоревшие следы от споротых масхадовских нашивок. В кармане нашлось несколько шести-семисантиметровых свежезаточенных колышков. Рыдлевка хмыкнул и передал их ротному. Самосвал взял колышки в лапищу и поднес их к самому носу задержанного:
– А это что? Что это, японский городовой твой папа?
– Палачкы… В костре нашел… Разжыгат…
– В костре ты нашел?! Почему чистые?! Сволочь… Это не палочки, морда… Это для «растяжек»… Панкевич! Сегодня не надо уже, темно… А завтра с утра организуй саперов… Гранаты он, сука, либо повыкидывал, либо успел… Пидарас… Александр Васильевич, заберете красавца?
– Возьму, – кивнул Примаков. – Чтоб вам меньше возни было. Главе этому… Султану… не хер сообщать… Панкевич!
Левка поднял голову. Полковник улыбнулся:
– Молодца. Вот где молодца, там молодца. Ладно. Считай, что я твой фокус с телефоном… Короче, проехали… Самохвалов, не дрочи его.
Рыдлевка сглотнул и робко улыбнулся:
– Спасибо, товарищ полковник.
– Спаси-ибо… – передразнил его Примаков. – Ты прям как из того анекдота: «Оргазм был?» – «Так точно!» – «Чего так точно?! Сказать что надо?!» – «Спа-а-си-ибо…»
Все, кто был в палатке, рассмеялись. За исключением, конечно, задержанного чеченца. Он и юмора не понял, и вообще ему было не до смеха. Утром проводили на выезд разведвзвод под командой капитана Числова. Вся группа погрузилась в «Урал» и под прикрытием бэтээра тронулась. Лейтенант Завьялов провожал свой взвод глазами несправедливо обиженного щенка. Ему, конечно, было хреново…
…Они ехали медленно, тряско, долго. Числов не стал занимать «командирское» место рядом с водилой, посадил туда прапорщика Валеру Кузнецова по кличке Квазимодо, а сам устроился с бойцами в кузове. Муторно было на душе у капитана. В Хаттаба он особо не верил, но на душе почему-то было все равно нехорошо. «Дух этот еще, которого вечером взяли… С чего он тут вдруг нарисовался… Значит, какая-то группа боевиков действительно близко. Вот только эти – которые „пастуха“ послали – вряд ли к прорыву готовятся… Зачем им перед прорывом о себе так заявлять. А тем более – Хаттаб… Хаттаб – не фраер…»
От невеселых мыслей Числова оторвало всеобщее оживление – Витя Крестовский травил анекдоты. Байки и анекдоты – это солдатское всё. Выражаясь пафосно – духовная надстройка жизни. Так вот анекдотов Крестовский знал великое множество. Причем девяносто девять процентов этого множества, так или иначе, сюжетно крутилось вокруг альковно-плотских отношений. И лишь одна сотая процента могла считаться условно-непошлой.
– …Один старый еврей очень любил смотреть порнофильмы задом наперед, – интригующе выдал очередной зачин Крестовский и обвел слушателей лукавым взглядом. – А знаете почему?
– Потому что извращенец, – высказал предположение Квазимодо.
– Ну это само собой… Нет, просто уж очень ему нравилось, как проститутка деньги назад отдает.
На немудреную шутку все грохнули хохотом. Это давали себя знать нервы. Да и вообще на тему баб все завсегда и пошутить, и потравить готовы. Это всё, конечно, от дефицита этих самых баб. Разговоров разных и легенд гораздо больше, чем их самих. Есть распространенный солдатский миф о больших гарнизонах, куда «артисточки приезжают, и вообще, телки ходят необъезженными табунами». Кто-то уверял, что там для актрис-певичек даже сооружают высокие подмостки, чтобы во время выступления наслаждаться не только музыкой. Но какие конкретно имеются в виду гарнизоны – никто не знает. Да это и неважно. Есть такие места, и все тут. Страна Лимония, где бабы просто так всем отдаются. Солдатский рай… Что касается чеченок, то о них травят мало, они в массе своей морально-неуступчивые. Последнее время, правда, пошел слушок, что в Шалях уже чуть ли не двадцать проституток, но – эта история все равно не для федералов… Отдельная байка с вариациями – это про то, как какие-то пацаны поймали сообщницу духов! И СНАЧАЛА… оставили ее в живых! Ух! Аж дух захватывает… И никто не думает про то, что уж если где-то что-то и было, то никто из участников-очевидцев не стал бы трепать языком – желающих повторить судьбу полковника Буданова найти трудно… Раньше еще много о «белых колготках» травили – тема полулегендарная, можно сказать заслуженная… Прибалтийские симпатичные снайперши в беленьких колготочках… ммм… очень возбуждает. Хотя, конечно, на войне колготки – не самый практичный вид одежды, да и не самый верхний. Снайперши, конечно, бывали. Пока тетенька жива, что она там носит внизу – вопрос, конечно, интересный. Но вживую-то – чаще всего камуфляж, на худой конец – брюки. Только живыми снайперш мало кто видел. А труп… Брезгливость сильнее любопытства. Найти такого «поисковика», чтобы проверил, какие на мертвой тетеньке колготки, – непросто…
Живыми, в отличие от снайперш, часто видят журналисток. И в штанах, и в колготках разных цветов. Всяких. О них, соответственно, чуть ли не половина солдатских баек: то тут, то там «оба-алденные журналистки» остаются ночевать на блокпостах после принятия универсального средства от простуды. И – та-акое вытворяют!.. Ой…
В жизни, правда, все чуть-чуть наоборот. «Та-а-акое вытворяют» в основном как раз офицеры и солдаты. Больше, конечно, офицеры. Приедет какая-нибудь фря со съемочной группой, так для нее и постреляют куда угодно трассерами, и гранату бросят, и из миномета жахнут, и попозируют там где не надо – чтобы у девки красивая «картинка была»… А все из-за глупой и, как правило, абсолютно нереальной надежды «за сисечку подержаться». Хотя, впрочем, одна такая история с «а-абалденной журналисткой» и, кстати, небезызвестной, случилась на самом деле. Пропала девка в Чечне. Через неделю родная редакция спохватилась, достучалась до самого верха, выше не бывает: «Вы что?! Похищен журналист, а командование и рылом не ведет!!!» Такая тут кутерьма началась. В итоге нашел ее замкомандующего группировкой. Нашел случайно, и как раз на одном из блокпостов. Девка была пьянющей в дымину, а из одежды оставалась на ней лишь одна только аккредитационная карточка – что интересно – правильно оформленная и не просроченная. Одеться сама журналистка не могла – не получалось. Когда у прапора, начальника блокпоста, полковник, заикаясь, спросил, как она тут оказалась, тот почесал в затылке:
– А куда ж её девать? Она с утра уходит «за живым материалом», потом возвращается уже «датая».
– А почему ж не доложили?!
– …
Да, «тему» та девка – кстати, вполне патриотичная – задала хлопотную. Не хотела с блокпоста уходить. Замкомандующего прямо с блокпоста отзвонился в Ханкалу: нашлась, мол, доложите тому, тому и еще этому тоже… Увезли её уже официально. Доставили в Ханкалу под вечер, а вертолеты на Моздок – только с утра. Куда ж её девать? Пошел замкомандующего по женским контейнерам – мол, приютите на ночь. А бабы ухмыляются: мол, где взял, туда и отдай… Неудобно. С грехом пополам нашли-таки пустой контейнер. Попрощался с ней замкомандующего… А через полчаса она заявляется к нему в том виде, в котором ложатся спать, и просит взаймы бутылку. Иначе, дескать, не уснёт. Полковник аж взопрел. Стакан наливал ей с «понятыми» – чтоб не говорили потом, мол, журналистов спаивают… А она стакан хлобыстнула и, как в «Осеннем марафоне»: «А поговорить?» А у замкомандующего в этот вечер работы выше крыши выдалось – через каждые полчаса то посыльный, то порученец самого командующего заглядывают: «Вас, товарищ полковник, к правительственной связи». Ужас. Расстался полковник с барышней в итоге только утром, подарил новый камуфляж, лично посадил на «вертушку» до Моздока. Аккредитацию, правда, отобрал, но без дискредитирующих девушку последствий. Самое смешное было потом. Хоть стой, хоть падай. Ее «чеченские» публикации признали лучшими на каком-то там серьезном журналистском конкурсе.
…Числов, трясясь в кузове «Урала», слушал солдатский треп о бабах вполуха. Все эти истории он, во-первых, уже слышал-переслышал, а во-вторых, рассказчика толкового среди пацанов не было. Такого, как Серега Воронин, – служил у них такой почти сорокалетний «контрабас». Вот тот травил, так травил… И про то, как сам Брежнев его на руках нянчил, и что хоккеист Старшинов – его дядя, и что у Гагарина в гостях бывал… Попутно живописал, кто из звезд как себя с какими женами вел, – так излагал, что и порнухи не надо. Пацаны ржали – во дает! Не верили, но все равно переспрашивали: «И чего Гагарин?.. А она чего?..» Потом закончился у Сереги контракт, и он уехал. А через месяц переслал с пацанами копии некоторых фотографий. Действительно оказался родственником хоккеиста Старшинова, вот и отирался вокруг культовой по тем временам хоккейной сборной… Отсюда и Брежнев с Гагариным…
…При приближении к «рубежу спешивания» треп прекратился сам собой. Не до хохм стало. Все немного насупились, внутрь себя заглянули.
Так всегда бывает перед «выходом»…
…Идти им предстояло километра два да с приличным гаком. И почти все время вверх, пусть и по достаточно пологому подъему. И у каждого груза – хватает. Холодно, а при такой прогулке потом-то быстро прошибает. А по этому поту – холодный ветерок… Для слабенького сравнения: попробуйте зимой взять на закорки хотя бы семилетнего пацаненка и подняться-спуститься пешком – опять-таки ХОТЯ БЫ – раз семь на десятый этаж… Дубленка-то быстро потом пропитается…
Капитан пустил дозор по гребням скал – они и обнаружили первых духов на тех же гребнях. Духи вели себя сдержанно, особо не приближались, просто «вели» взвод, и всё. Числов, конечно, доложился на базу. Там информацию приняли к сведению… Духов засекли всего человек шесть, но это-то и не радовало Числова, понимавшего, что если шесть человек – это только дозоры, то… Про это «то» думать не хотелось, но приходилось…
…Они не дошли до площадки метров семьсот, когда дозорные доложили, что впереди снизу метров на двести «живая пещера». Остановились. Понаблюдали. Засекли духов, которые хорошо обустроились – с гранатометом АГС, с противотанковыми «фаготами». Пока еще все было тихо. Числов облизнул губы и спросил у Квазимодо:
– Квазик… Ну что… попробуем тихонечко…
Вот тут сбоку и ударил первый выстрел – слава богу, сразу никого не зацепило, душары по флангам далековато были. Пещеру атаковали с двух направлений – Числов с фронта и группа Квазимодо с фланга. Капитана не покидали самые дурные предчувствия, но в горячке боя реагировать на них уже было некогда… «Пещерных» боевиков выбили довольно легко и без своих потерь. Двух духов положили перед самым входом в пещеру, остальные ушли по склонам. Пропали и те, кто шел за взводом по пятам, но на почтительном удалении. Эти расклады сильно беспокоили капитана, что-то шло не так, не правильно. Слишком легко взяли пещеру… Слишком…
А сама пещерка-то оказалась с сюрпризом. Да не с одним… Сначала были обнаружены ящики с оружием и боеприпасами – с маркировками, естественно, на русском языке. С заводскими маркировками. Числов стоял, разглядывал их и тупо повторял:
– Суки… ну суки… суки…
Сергей больше всего бесился, когда находил вот такие зримые подтверждения того, что в него, российского офицера, чеченские духи стреляют из оружия, заботливо предоставленного им другими русскими офицерами. Когда Числов сталкивался с такими вот вещами, он, взрослый и битый жизнью человек, испытывал что-то вроде детской обиды…
Из ступора его вывел крик Квазимодо из глубины пещеры:
– Кэп! Тут херня какая-то… Еще духи… не стреляют… привязанные… Что-то тут… Блядь, да это наши!
…О том, что в каждом втором чеченском селе периодически находят так называемых «работников», Числов, конечно, знал. Это ни для кого не было секретом.
При проверках хозяева представляли «работников» по-разному, но чаще деликатно: «Вот Муса, мой родственник. Скажи, Муса, хорошо у меня жить?» – «Очень хорошо». – «Иди, Муса, иди. Это – беженец. Помощник мой. Документы сгорели. Отец-мать-брат нет…» Вот так. А у Мусы славянская рожа… Летом «работников» прячут на дальних кочевьях, они в кошарах скот пасут. Зимой их держат в пещерах, иногда в хлевах, бывает – в подвалах домов, чаще брошенных. Смирных просто запирают. Буйных иногда пристегивают наручниками к открытой двери: внутри тепло, а когда по нужде потребуется – можно из помещения «выйти»… Рабы – чаще всего мужчины, вопреки распространенным мифам об огромном числе похищенных славянских девушек для сексуальных игр. То есть такое тоже бывает, но… Дело в том, что для чеченца раб – это прежде всего показатель «экономической состоятельности». А девушки – да, бывает, но это – баловство, одобряемое далеко не всеми. А рабы-мужчины – это нормально. Это хорошо и правильно. И даже те, у кого рабов нет, прекрасно знают, у кого они есть. «Работники» – это настоящий уклад, это – менталитет…
…Квазимодо вывел из пещеры шестерых оборванных людей. Собственно говоря, на людей они походили мало. Грязная, почти черная кожа, все кашляют. У некоторых на головах какие-то подозрительные плешки. Одежда… Это была не одежда, а неописуемая рвань – засаленные штаны, какие-то женские кофты поверх остатков осенних курток, дырявые свитера, замызганные столетние ботинки. Глаза почти у всех – с конъюнктивитом, у кого-то тупо-безразличные, у кого-то – с шизофреническим блеском, у кого-то – бегающие.
– Кто вы? – тихо спросил Числов, хотя уже и так все понял.
– Свои, все свои, – отозвался один. – Я – Виноградов Василий…
Виноградов глянул на остальных, и они начали по очереди представляться:
– Чистяков Валера…
– Лыбуненко Мыкола…
– Аркадий Фомин…
– Одинцов Саша…
Шестой промычал что-то нечленораздельное, и Виноградов «перевел»:
– Это Штиль Володька, немец из казахстанских.
Числов помотал головой:
– Откуда тут взялись?
Виноградов ответить не успел – запричитал тот, что назвался Мыколой:
– На хозяина робылы… Саламбэк оставив, тай нэ прийшов… Нэ быйтэ нас, люды добри…
Числов уперся взглядом уже конкретно в Виноградова:
– Как сюда попали?
Виноградов натужно откашлялся и прохрипел сквозь мокроту:
– Рабы мы, гражданин начальник, ну… Я с девяносто первого… Остальные – кто когда. У Саламбека работали. Баранов пасли. Потом баранов забрали, а нас оставили до весны. Сначала там, у села. Потом сюда привели. Нас племянники Саламбека охраняли. Мы им пещеру рыли…
Числов помолчал, потом спросил тихо:
– Жрать хотите?
– Очень, – зачастил назвавшийся Чистяковым. – Очень. Очень и пить. Очень… Только вы не бейте, послушайте: если хозяин скажет, что мы у его собаки хлеб брали, вы не верьте. Это мы у другой брали. У Резвановской. Она – добрая. У Резвановской, правда.
Капитан вгляделся – глаза Чистякова были безумны до того, что Числов чуть не вздрогнул. Сергей ругнулся и обернулся к сержанту:
– Дать им воды… Жрать тоже, но когда до площадки дойдем.
Стоявший рядом Квазимодо чуть напрягся:
– А мы что, их с собой потащим?
Числов вздохнул:
– А что, есть другие предложения? Квазя, ты предлагаешь их тут бросить? Их тогда сразу…
Квазимодо засопел. Он, конечно, был согласен с капитаном, но с этими бомжами темп движения снизится резко. И это было очень плохо…
Числов снова повернулся к Виноградову:
– Ты когда родился? Откуда сам?
Виноградов с готовностью закивал:
– Это, сейчас… 23 ноября 1950 года. С Казахстана…
– Откуда «с Казахстана»?
Виноградов поскреб черной пятерней голову с проплешинами, напрягся:
– Ну, это… У элеватора жили… Там еще автобусная остановка… Заберите нас… Мы вещи нести можем.
Его перебил самый молодой, назвавшийся Аркадием:
– Погоди, а как же… А водка? Помнишь, этот, как его… брат Мусы? Сегодня принести обещал…
Квазимодо выругался сквозь зубы. Виноградов обернулся к Аркадию и постучал кулаком по своей голове:
– Ты чё?! Совсем?!
Числов вздохнул и скомандовал прапорщику:
– Подхватывай… пополнение. Дотащим до площадки, а там… Там видно будет.
Квазимодо кивнул и ткнул большим пальцем себе за спину:
– А с оружием что? Взрываем? Один черт, тихо уже не дошли.
Капитан махнул рукой:
– Пещеру и оружие взорвать. Давай, Квазик, по-быстрому…
К нему сунулся Виноградов, по-собачьи заглядывая в глаза:
– А можно я с вами пойду? А? Я в армии служил. В 59-м полку в Новосибирске… И к границе ходили…
Числов кивнул, и Виноградов обрадованно продолжил уже на ходу:
– Тут еще дядя Николай был… Но у него ноги распухли… И блевать начал… Его Муса позавчера убил… А правда, что Горбача тоже убили?..
– Какого Горбача?
– Ну, Горбачева. За то, что водка по талонам?
От Виноградова пахло псиной, плесенью и мочой. Числов сглотнул ком в горле:
– Идем…
Но Виноградов не унимался, возбуждаясь все больше:
– А вы что, с чеченцами воюете? Вы кто?
– Русские, – Числов усмехнулся. – Тебе достаточно?
Виноградов хотел спросить что-то еще, но его вопрос потонул в сильном взрыве, от которого вздрогнула земля…
…До площадки они дотащились, вымотавшись основательно, но без боестолкновений. Собственно говоря, площадка эта была обыкновенной пологой поляной, окаймленной скалами.
Передохнуть Числов никому не дал:
– Так, живо разошлись по периметру… Кузьмин – ставь дозоры. Гриша, поляну прошерстить метр за метром. Феофанов, ты куда пулемет ставишь? Левее давай, там сектор обстрела шире. Шевелись, братва, шевелись…
Сергей нутром чуял, что времени у них почти не осталось. И тут по короткой связи доложился Квазимодо, шедший с рабами в арьергарде:
– Енисей – первый… Сзади – духи… Вижу пятерых. Метрах в трехстах… За нами крадутся… Шугануть?
Числов закусил губу:
– Погоди, Валера, дай обустроиться… Подтягивайся быстрее и займи рубеж на подходе.
– Понял тебя…
– Гущин! Рацию давай!
Пока Дима включался, Числов разглядывал скалы. Они казались безжизненными, но капитан знал, что это не так. Ротный связист отозвался мгновенно, и у него сразу же перехватил «матюгальник» Самохвалов:
– Енисей-первый, я – Кама-первый… Что там у тебя?
Числов не переставал оглядывать скалы:
– Кама – первый, я – Енисей… Площадку занял. По дороге популяли – у духов минус два, у нас чисто. Взял шесть непонятных. Вроде рабы, кажется, все славяне. Тащим с собой… Сзади – пять хулиганов… В милицию пока не сдаю… Когда тушёнка?
Рация захрипела помехами, искажая голос ротного, который и так-то был трудноузнаваем:
– Тушенка готова. Ящиков пока нет… Что за непонятные? Какие арабы?
– Кама – первый, я – Енисей… Не арабы, а рабы, рабы! Как понял!
– Ни хрена не понял.
– Рабы, рабы! Что с ящиками для тушёнки?
– Енисей, не дергайся, работай по плану, ящики ждем… Ждем…
«Ящики», то есть вертолеты, они ждали зря. О напрасности ожидания, конечно, не знал Самохвалов, не знал даже Примаков. Более того, сам командующий узнал об этом примерно тогда, когда взвод Числова разбирался с духами у пещеры… Никто ничего плохого, конечно, не хотел. И никто разведвзвод, разумеется, не предавал. Так вышло – неожиданно изменил свой маршрут лорд Джадд, прибывший в Чечню как глава официальной делегации ПАСЕ, то есть Парламентской ассамблеи Совета Европы.
Совет Европы, как известно, был очень обеспокоен событиями в Чечне, и особенно случаями массовых нарушений там прав человека. Вопрос был серьезный, у России могли возникнуть крайне неприятные проблемы, да, собственно говоря, они уже возникли… Поэтому на визит лорда Джадда возлагалось много надежд. Лорд Джадд, вообще-то, в этот день должен был работать в Ингушетии.
Черт его знает почему, но у лорда изменились планы, и он вознамерился прибыть в группировку. Свободных вертолетов просто не было, но Москва надавила – командующему русским языком объяснили, что «под лорда надо ложиться, и всё…». Генерал честно пытался сделать что мог, но Москва его даже слушать не стала. И вертолетная группа – та, которая должна был перебрасывать роту Самохвалова и «вертушки прикрытия», – ушла на Моздок… Никто ничего плохого не хотел, тем более милейший лорд Джадд. Он-то уж никак не мог знать, что своим изменением маршрута фактически обрекает на гибель взвод совершенно неведомого ему капитана Числова…
…Почти сразу же после сеанса связи с ротой к Числову подбежал боец от сержанта Кузьмина, у которого, как на грех, «ёкнула» короткая связь. Сергей напрягся и вспомнил – кажется, фамилия рядового была Кныш. Капитан подмигнул ему:
– Ну, Кныш?! Ты чего, как на кочерге, зенки выпучил? Чего там? Разъезд конных водолазов?
Кныш юмора не понял, видно было, что его поколачивает от избытка адреналина:
– Товарищ капитан… Там… Кузнецов наблюдает духов… Много… Человек пятнадцать… Движутся по направлению к ним.
– Я же говорил – конные водолазы, – хмыкнул Числов и гаркнул: – Занять оборону, живо. По секторам разбились! Витя, Крестовский! Дуй на гребень, поработаешь оттуда, когда поближе подойдут!
Бойцы мгновенно начали выполнять распоряжения – теперь подгонять уже не надо было никого. Людей подгоняло желание жить… Числов между тем предупредил по короткой связи Квазимодо:
– Валера, Валера… Прячь гостей, сам держи задних хулиганов… У нас, кажется, дискотека начинается. Подтягивайся живее, как понял?
– Понял тебя, Енисей – первый…
И тут уже Числов сам заметил боевиков. Они перли со скал быстрыми перебежками и казались крупными тараканами…
– Вот они!
Капитан не понял, кто это сказал, то ли он сам, то ли Живчик, лежавший рядом и уже приготовившийся к стрельбе.
– Огонь!
Разведчики начали первыми. Витя Крестовский удачным выстрелом снял духа. В ответ пошел плотный огонь – из пулеметов и автоматов.
– «Зенит» – чемпион! – заорал Живчик и засадил очередь.
Числов откатился от него в сторону и закричал, стараясь перекрыть стрельбу:
– Кузьмин, Кныш! Держите тропку! Феофанов – налево поработай! Живчик, ебенц, не высовывайся, нарвешься.
Боевики пёрли плотно. При желании они могли обойти взвод Числова, но духи этого делать явно не собирались. Они сжимали полукольцо вокруг поляны и вели плотный огонь…
Бывший раб Виноградов жался к Числову, как собака. В горячке боя капитан даже не сразу понял, что освобожденный ползает за ним, как пришитый. Матюгнувшись, Числов крикнул «работнику»:
– Наблюдай за склоном слева, хоть какое-то с тебя молоко.
– Есть, гражданин начальник.
– Ты что, зэк?
– В девяносто первом откинулся… потом в поезде ехал… Черные сняли… теперь здеся…
– Понятно.
Капитан по короткой связи потеребил Квазимодо, потому что с его стороны тоже началась стрельба:
– Валера, ты что молчишь? Как дела?
Квазимодо отозвался сразу:
– Мы задних шуганули, они огрызнулись и куда-то потерялись… У меня одного гостя зацепило – Мыколу. Жгут наложили…
– Возьми рубеж вдоль скалы.
– Уже взял…
Числов перебежал к Гущину, прятавшему рацию в расщелине между крупными валунами.
– Дима, роту давай…
Стрельба со скал снова усилилась, с правого склона начал бить тяжелый пулемет, который сумели подтащить боевики.
– Кама… Кама… Я – Енисей!
– Слышу тебя, Енисей!
– Кама, веду бой! У меня, один трехсотый, из гостей. Карандаши целы. Но могут поломать. Цепляют грамотно. Духов от тридцати, может, больше… Еще сзади… Давят меня назад, тем же бульваром. Там – засада. Выжимают основными силами на нее. Когда тушёнка? Когда тушенка?
– Енисей, я – Кама… Держись… Тушёнка готова, ждем ящики… Ждем.
– Кама, потеребите их там, у нас жарко.
– Потеребим, Серега, держись…
Ротный ушел со связи. Дима еще зачем-то повертел ручкой настройки, и вдруг в мембранах возник чужой вкрадчивый голос с характерным акцентом:
– Ваня… Ваня, слышишь мэня? Хочешь, я тебе яйца атрэжу?
Гущин дико глянул на Числова и вдруг, сорвавшись, заорал в «матюгалку»:
– Блядь, сука, пидор, душара потный! Я тя самого саперной лопаткой кастрирую!!!
– Ваня, – укоризненно сказал голос, – зачэм ругаешься? Хочешь, я тваей МАМЫ позвану? У мыня – мабыла! Скажы ее тылефон… Сейчас убъём – с мамой не прастышься…
– Пшел ты на хуй, пидор!
Гущин, тяжело дыша, вырубил рацию и поднял глаза на Числова. Капитан прочитал в этих глазах страх.
– Товарищ капитан… Что же там с вертолетами?
Числов через силу улыбнулся – как мог ободряюще:
– С вертолетами там хорошо. Вот без вертолетов – плохо. Не ссы, Капустин, отъебут – отпустят.
– Я не ссу, – сказал Дима и опустил голову.
Стрельба со склонов на какое-то время стала чуть менее плотной. Воспользовавшись этой «паузой», Числов связался с Квазимодо:
– Валера, слышишь меня? У нашей тетушки могут быть задержки с родами… Держись…
– Блядь! – отозвался прапорщик. – Что у них не так?
– Почему «не так»? Как раз наоборот! – зло сказал Числов. – Всё в строгом соответствии с житейской мудростью: «Чем дальше в лес, тем хуже вылез».
Гущин смотрел на капитана широко открытыми глазами.
– Не ссы, Валера. Противник – слабее и глупее нас, просто он еще об этом не знает, – подмигнул ему Числов. – Прорвемся… Давай-ка смени позицию. Левее перебирайся. Але, как понял?
– Понял, – прошептал Дима. И, подхватив рацию, метнулся к валунам покрупнее…
…Через несколько минут боевики, словно осатанев, поперли так, что все предыдущее показалось легкой увертюрой. Они начали жать со всех сторон и со стороны Квазимодо – тоже.
…Первым убили Кныша. Кузьмин еле успел оттащить его уже неживое тело в периметр. Духи подошли совсем близко, и к их пулеметным и автоматным очередям добавились гранаты из подствольников и гранатометов.
…Потом доложился Квазимодо – у него бойца Петрова грохнули прямо в переносицу…
Числов метался внутри периметра, меняя позиции. Пережидая разрывы гранат, он вжимался в скалистый грунт, и земля, несмотря на февральскую погоду, казалась ему теплой… Следующим погиб снайпер Витя Крестовский – он не успел сменить позицию, его зажали из двух пулеметов сразу, пока Числов увидел и начал прикрывать его пулеметом Феофанова и своим автоматом, пули уже успели искромсать парня. А потом еще духи засадили уже по, наверное, мертвому Крестовскому, парочку гранат из подствольников – для надежности…
…Стреляя, Числов почти не видел результаты своих попаданий. Один раз ему, правда, показалось, что он срезал очередью бородатого духа в зеленом армейском бушлате и портупее…
…Еще несколько раз Числов и Гущин выходили на связь с ротой. «Ящиков» для «тушёнки» не было. Самохвалов умолял – держаться и что-то говорил о поддержке со стороны «вованов»… Капитану стало совсем тяжело. Пока кто угодно из самых близких соседей доберется своим ходом – будет… В общем, понятно, что будет…
Числов не знал, что майор Самохвалов уже замучил всех, кого только мог, – и Примакова в том числе. Примаков же извелся почти до инфаркта – он просто прорвался к командующему, и тот сказал, как приговор:
– Александр Васильевич, хоть ты душу не рви. «Вертушки» будут, когда с лордом разберемся… Пару часов еще пусть продержатся твои ребята. Ну нечего мне сейчас дать, понимаешь?!
Примаков ничего не ответил. А что он мог сказать? Что еще на пару часов такого боя у взвода Числова просто не хватит боезапаса? Командующий и сам это должен был понимать прекрасно.
…Когда осколками гранаты посекло Феофанова, Числов сам схватил пулемет. Раненых стаскивали вглубь периметра, там, где крупные валуны образовывали хорошее естественное укрытие. Свой автомат капитан бросил Виноградову:
– На! Умеешь?