Развал/схождение Константинов Андрей

В приемную неожиданно проскользнул господин Нарышкин и, профессионально протискиваясь между просителями, проложил себе путь к столу и телу секретарши:

— Здравствуйте, Танечка. Я смотрю, у вас тут сегодня прям аншлаг какой-то.

— Здравствуйте, Станислав Аркадьевич. Ага, форменный «Аншлаг». Только Петросяна не хватает.

— Танюш, мне необходима пара минут привата. Устроишь? Иначе я потом уеду в Смольный, и твоей шефине придется уже самой разыскивать меня там.

Секретарша сурово наморщила хорошенький лобик:

— Ну, если только «пара минут»… Хорошо, сейчас от нее выйдет посетитель, и я вас сразу проведу.

Станислав Аркадьевич удовлетворенно кивнул, распрямился и только теперь выцепил в толпе просителей несчастную фигуру Брюнета.

— Ба, Виктор Альбертович! — Старые знакомые обменялись крепким рукопожатием. — Какими судьбами?

— Да вот, принес проект строительства на подпись.

— Расширяетесь?

— Расширяемся, — мрачно подтвердил Брюнет. — Вот только в свете последних событий не очень понятно: на кой?

— Ну, не стоит смотреть на вещи так мрачно. Как говорится: бог не выдаст…

— …а ежели и выдаст, то всяко не нам, — докончил Виктор Альбертович.

— Смешно. Да, а что ж вы сам-то сюда? А не через…

— Да у меня юрист четвертую неделю на больничном. Вот, приходится, как распоследнему… самолично в очередях выстаивать. А тут еще, ко всем прочим напастям, спина разболелась — жуть.

Нарышкин понизил голос и заговорщицки предложил:

— Выйдем на минутку? Пошепчемся?

Мужчины покинули приемную, вышли в просторный холл.

— Там по моей теме ничего нового?

— Парни активно работают. Сегодня вечером доложат первые результаты.

— Обязательно держите меня в курсе. Если потребуется какая-то помощь…

— Само собой. Как здоровье Елены Ивановны?

— Вчера выписалась из клиники.

— Слава богу.

— «Слава», да не совсем, — помрачнел лицом Нарышкин.

— А что так?

— Сегодня с самого утра потащилась на прием к Серафиму.

— Ку-уда?!

— К белому магу. Кудеснику и целителю. Бабы ей знакомые нашептали. Дескать, снимает порчу и все такое… А знаешь, Виктор Альбертыч, сколько этот Серафим за один сеанс берет?

Чиновник озвучил сумму, вызвав у Голубкова реакцию искреннего потрясения:

— Ни ху… Хм… М-да… Однако…

Из приемной вышел посетитель, и Нарышкин засуетился:

— Всё, я пошел к мадам. А ты давай протискивайся поближе к секретарше и будь наготове: попрошу, чтобы тебя приняли вне очереди.

— А вот за это — премного.

— Ерунда. Свои люди — сочтемся…

— Огромное спасибо за ликбез, Людмила Петровна. Ваша лекция была в высшей степени познавательной. Не правда ли, инспектор?

Прослушавшие получасовую «консультацию» решальщики, едва умещаясь в клетушке прихожей, в данный момент синхронно зашнуровывали ботинки. Сию немудреную процедуру они осуществляли под бдительным оком маячившей в дверном проеме хозяйки. Нежданно-негаданно, а главное — абсолютно в легкую поднявшуюся на три тысячи денежных единиц. Словом, кому понедельник — день тяжелый, а кому — как.

— Истинно, — подтвердил Леонид. — Кстати, Людмила Петровна, как поживает ваша сестрица?

— Померла Ксюха.

— Что? Когда?!

— В июле схоронили, — с болью, непривычно-искренне отозвалась Гусева. — Я потому и решила гореловскую квартиру сдавать. Куда мне одной теперь две комнаты? И дорого. И вообще… давят стены… Аура там страшная…

Перед глазами Леонида отчетливо, с потрясающей прорисовкой деталей всплыла картинка из казалось бы такого недавнего прошлого.

Начало июня. Белая ночь. Двор-колодец в каменных джунглях Коломны. Девушка-наркоманка…

— А, может, все-таки полечишься?

— Не, не вставляет. Да и смысла нет… СПИД у меня нашли.

— Понятно… Жаль…

— А мне — нет… Устала я… Хочу, чтобы поскорее… Сколько уже вокруг народу зажмурилось… Вот и Клюв… — Оксана болезненно прикусила губу. — А меня все никак черт не приберет. Но теперь уж скоро. Чувствую. Ну… бывайте, что ли?.. Как меня найти — вы знаете… Не бойтесь, не сбегу… Куда бежать-то?..

— Примите мои соболезнования, — сглотнув подступивший к горлу ком, хрипло сказал Купцов.

— Да, жаль. Совсем молодая девка была, — безо всякой интонационной жалости, дежурно подтвердил Дмитрий. — Да, и самый последний вопрос, что называется «на ход ноги». Скажите, разлюбезная, не известен ли вам, часом, такой персонаж как белый маг Серафим?

— Сука он! — лаконично, ни на секунду не задумываясь, откомментировала бонус-вопрос гадалка.

— Как-как?

— Тебе по буквам разжевать?

— Нет, нам с товарищем желательно в красках и подробностях, — заинтригованно попросил Петрухин. — Да, если эта информация требует… хм… дополнительного финансирования…

— Если вы прижучите этого урода и отберете у него лицензию, я вам сама приплачу. Денег соберу со всего нашего… э-э…

Здесь госпожа Гусева застопорилась в подборе правильного термина.

— Цеха? — подсказал Леонид.

— Кагала? — предложил свою версию Дмитрий.

— Профсоюза! — огрызнулась гадалка.

— Очень интересно. Ну что ж, с удовольствием послушаем. Инспектор Купцов!

— Я!

— Рассупониваемся обратно!..

«И они посидели еще немного. А потом еще немного… и ещё немного… пока, увы, совсем ничего не осталось».[6] В данном конкретном случае «не осталось» во внутримозговых информационных массивах ворожейки-надомницы. Но кое-что любопытное там, судя по всему, сыскалось. Так как, когда решальщики окончательно покинули адрес Гусевой, стрелка на часах перевалила далеко за полдень.

— И что ты обо всем этом думаешь?

— Покамест я думаю, что визит к мадам Маргарите оказался крайне пользителен, — отозвался Дмитрий. — А вот всё остальное нужно всесторонне обкашлять. Ну чего, заедем куда-нить пожрать и двинем в контору?

— Может, ну его на фиг? Это я не про еду, разумеется. Про контору.

— Здрасьте! У нас же вечером заслушивание. У товарища Брюнета. Забыл?

— Блин, точно, — поморщился Купцов. — Совсем из башки вылетело.

— Да у вас, инспектор, налицо все признаки прогрессирующего склероза. Смотри, дружище: запустишь — может оказаться чревато.

— Чревато чем?

— Не то худо, когда забываешь застегивать ширинку. Гораздо хужее, когда забываешь ее расстегнуть.

— Слабовато. На гомерический хохот не тянет.

— Извини, чем богаты. Так куда направимся питаться?

— Димк, а давай ты лучше меня возле метро выкинешь? — немного смущаясь, попросил Леонид.

— На кой?

— Пока ты обедаешь, я как раз успею к Яне проскочить — ей сегодня гипс снимают. Да не криви рожу-то! Я ненадолго.

— Плавали — знаем. Это ты другим звени про «ненадолго», — заворчал напарник. — А не мне, человеку долга.

За разговорами решальщики добрели до микроавтобуса и, загрузившись, покатили в сторону центра. Впрочем, всего через каких-то сто метров встали, упершись в «пробочку».

— Слушай, «человек долга», помнишь, я как-то просил тебя аккуратненько опросить Брюнета?

— На предмет?

— На предмет Янкиного мужа.

— А-а. Было дело под Полтавой.

Ярко-малиновые пятна стоп-сигналов стоящего впереди «жигуленка» погасли — вереница машин медленно тронулась. В образовавшуюся перед «Фердинандом» брешь тотчас попытался влезть «мерс» из неподвижного левого ряда, однако Дмитрий резво газанул вперед. «Мерс» возмущенно засигналил в адрес «ржавого ведра». В ответ Петрухин поставил локоть правой руки на клаксон и замер в позе роденовского «мыслителя». От оригинала его сейчас отличало разве что выражение лица да выставленный в приоткрытое окно средний палец. Остальные, разумеется, оказались поджаты.

— Прекрати, — скривился Купцов, которого все эти американские штучки страшно раздражали.

— А че он борзеет? — буркнул Дмитрий.

Но локоть с клаксона снял. И убрал из окна палец.

— Так ты спросил у Брюнета? — нетерпеливо напомнил Леонид.

— Допустим.

— Ну и? Есть чего сказать?

— Кое-что есть, — неохотно подтвердил Петрухин.

— Блин! Хорош уже издеваться! Рассказывай!

— Экий вы пылкий. Влюбленный… Короче, если в двух словах — Асеева вдова. Так что все пути тебе открыты.

— А если в трех?

— А если в трех: покойный муж Яны Викторовны работал на Брюнета и был известен под кличкой Сева Осетинский. Его застрелили пять лет назад.

— Фига се! — обалдело выдохнул Купцов. — А… а почему «осетинский»? Типа, кавказец?

— Нет, типа славянин. Просто обожал осетинские пироги. Остальную жизненно-важную информацию об этом человеке вы, инспектор, можете получить от своих друзей из ОРБ. Или ознакомиться с ней в цельно-стыренной и растиражированной на дисках базе данных РУБОП.

— А с чего ты вдруг со мной таким тоном?

— А с того, друг мой, что я, конечно, обожаю собирать сплетни. Но! Очень не люблю их пересказывать, — отчеканил Дмитрий. — И на этом всё… Проехали… Вернее — поехали. К метро… И учти — чтоб к семнадцати нуль-нуль был как штык. Я в одиночку за всех и вся отдуваться не собираюсь. Невзирая на твои героические «заслуги выходного дня».

Болезненно морщась, Федор Николаевич потянулся за трубкой радиотелефона и по памяти плохо слушающимися пальцами набрал номер.

Снова безрезультатно: абонент продолжал пребывать вне зоны доступа.

В принципе, в этом не углядывалось бы никакой трагедии, кабы не странный утренний звонок из банка. Скорее всего, позвонивший — судя по голосу, совсем еще зеленый «клерчонок», — банально запутался в цифрах счета, но спокойствия пущего ради хотелось убедиться в этом лично. Вот только Лощилин, как назло, куда-то запропастился.

«Наверное, накануне перебрал со шведами, обмывая сделку. С него станется», — неприязненно подумал Федор Николаевич и, совершив над собой очередное усилие, сделал новый вызов:

— Алло! Оленька, это я. Тебе сегодня случайно Лощилин не звонил?.. Понятно… Да так, ерунда. Хотел кое-что уточнить… Когда вернешься?.. А побыстрее никак?.. Да я понимаю, котенок. Просто, похоже, у меня снова начинается… Таблеточку бы мне… Поторопись, солнышко, поторопись…

Глинский сбросил звонок и в бессилии откинулся на подушки, продолжая сжимать в ладони телефонную трубку.

— …Вот на этой оптимистической ноте позвольте закончить доклад о магических обрядах и не менее магических разводках и перейти к прениям. Слово предоставляется инспектору Купцову.

Приватное совещание в кабинете Брюнета, в ставшем уже традиционным формате «1 + 2» началось с получасовым (здесь — по вине босса) опозданием. И это обстоятельство персонально для Купцова оказалось весьма кстати, поскольку возвратиться из больницы к озвученным «17:00» он не успел. Причины тому имелись самые уважительные — с Яны Викторовны действительно сняли гипс. И, отмечая столь важное событие, они, улучив межпроцедурный момент, умудрились экстремально заняться экстремальной любовью. Так что по приезду в контору Леонид внутренне сиял как начищенный до блеска пятак, хотя внешне продолжал поддерживать повседневное «лица необщее выраженье».

— Версию о сопричастности к нашим мистическим событиям шофера Нарышкиных можно задвинуть обратно, — перехватил эстафету доклада Купцов. — Я смотался в зубодробильную клинику и выяснил, что Миша действительно оба раза был у стоматолога. О чем имеются соответствующие записи в медицинской карте. У него пародонтоз.

— А как ты получил доступ к персональным медицинским сведениям? — ревниво поинтересовался Петрухин. Прекрасно понимающий, что таковой процесс сопряжен с немалыми трудностями.

— На личном обаянии, — честно признался напарник.

И… тут же пожалел о своей врожденной щепетильности. Так как в схожей ситуации Димка в легкую бы соврал о всученной медперсоналу взятке и слупил с Брюнета пару-другую иностранных сотенок «оперрасходов».

— Понял тебя, Леонид Николаевич. А что по второй версии? Что показали записи камер слежения на парковке?

— А записи не показали ровным счетом ничего, — кратко отчитался за свое направление Дмитрий.

— Это как?

— А вот так. Отчего-то не сохранились записи за те дни, когда магазин своим вниманием осчастливила гражданка Нарышкина.

— И что на это говорят сотрудники ихней СБ?

— А сотрудники ихней СБ разводят руками: мол-де, мистика какая-то. За все остальные дни архивы сохранились, а вот именно в эти…

— Не нравится мне такая мистика, — нахмурился Брюнет. — А может, там и в самом деле какая-то… хм… чертовщина с магией? Кстати, вы в курсе, что Елена Ивановна вчера выписалась из клиники?

— Нет.

— Что-то они слишком быстро ее того… подлечили, — подивился Купцов.

— Да там ведь какое лечение? Таблетками пичкают да беседами задушевными, — с видом знатока пояснил Петрухин. — Тревожность седуксенчиком или чем-то другим подобным сняли, и — хорош, до свидания. Будем рады видеть вас снова.

— В части снятия «магического шока» таблетки еще куда ни шло. Но ведь там до кучи и клептомания?

— А клептомания, друг мой, она — в принципе не лечится. Разве что вытесняется подобным.

— Это как?

— Мне Натаха из личной практики рассказывала, что обычно такого рода… хм… увлечения всего лишь замещаются. Не более того.

— ??!

— Допустим, вот бухал себе человек, а в какой-то момент подшился. Дабы восстановить внутренний душевный баланс, он находит для себя замену и заделывается, скажем, игроманом. Предположим, вскоре его опять излечили, на этот раз от игры. Он немного пострадал-пострадал, да и переквалифицировался в клептомана. Словом, замкнутый круг пороков и страстей.

— Надо же? А я и не знал про такое, — явно заинтересовался Петрухинской лекцией Виктор Альбертович. — А «Натаха» — это кто?

— Да так, одна знакомая.

— Телефончиком поделишься?

— А тебе зачем?

— Хочу проконсультироваться. По одному вопросу.

— За личные «пороки» и «страсти»?

— А вот это — не твое дело, — посуровел Брюнет. — Короче, подгонишь?

— Подгоню. Только учти — ее услуги недешевы!

— Я постараюсь. Сдюжить, — огрызнулся Виктор Альбертович. — Да, и еще одно. Не знаю, насколько эта информация может оказаться полезной, тем не менее возьмите на заметку: после выписки госпожа Нарышкина обратилась за помощью к белому магу.

— Это который Серафим? — осведомился Купцов.

— Них…! А откуда вы?! Я ведь сам только сегодня узнал.

Инспектор Петрухин наградил босса снисходительно-самодовольным:

— Ты мы ж работаем, господин начальник. Это только ваши подчиненные считают, что мы плодовые деревья, знамо чем, околачиваем. Между прочим, мы даже знаем, кто именно надоумил мадам Нарышкину обратиться к этому кудеснику.

— И кто же?

— Некто Ольга Глинская.

— КТО-КТО? — странно неадекватно среагировал на озвученное имя Брюнет.

— Ольга Глинская. Ты чего, знаешь ее, что ли?

— Немного, — нехотя подтвердил Виктор Альбертович и поспешил сменить тему: — Так и что за фрукт этот Серафим?

— Позиционирует себя специалистом широчайшего профиля. Якобы волокёт и в тантре, и в фэншуе, и в приворотах, и в наворотах, — объяснил Леонид. — В общем, толчет черта в ступе.

— И небезуспешно. Толчет, — подтвердил Петрухин. — Вся клиентура — сплошь випы. Запись — на месяцы вперед. При этом никакой рекламы, принимает исключительно по рекомендациям. Ценник, соответственно, запредельный.

— За ценник я в курсе. Когда старик Нарышкин мне цыфири озвучил, я инда не прослезился. Подумал: «Во люди работают! А я тут, блин, с какими-то трубами. В каждый бакс зубами вгрызаюсь». Ладно, бог с ним, с Серафимом, хрен ему между… Что намереваетесь предпринять дальше?

— Мы тут с Дмитрием Борисычем, пока тебя, Виктор, дожидались, малость покумекали и решили, что лучше оперативного эксперимента в подобной ситуации ничего не придумать.

— Какого еще эксперимента?

Тут в брюнетовскую дверь постучали, и в кабинет заглянула секретарша Алла.

— Виктор Альбертович, извините. В приемной Лобков. Очень просит принять.

— Я ведь предупредил, что мы заняты.

— Я ему так и сказала. А он говорит: «Срочное и важное».

«Хозяин Всея Магистрали», хотя и скорчил в ответ недовольную гримасу, но тем не менее поднялся из-за стола и со словами «обождите, мужики» вышел в приемную.

А там, в приемной, томился нервный менеджер отдела сбыта.

Нервно сминающий в ухоженной ладошке прозрачный файловый кармашек с нервно же отпечатанным десять минут назад документом.

— Что у тебя, Владислав Антонович? Только покороче.

— Вот. Докладная.

Лобков достал из полиэтилена бумагу, протянул боссу и застыл в выжидательной стойке/позиции.

— Ты же видишь, что я без очков! Что это?

— По вине сотрудника службы экономической безопасности Петрухина сорван контракт с нашими поставщиками из Ростова, — чеканно выдал отскакивающую от зубов фразу менеджер.

— Сумма контракта?

— В районе полутора миллионов. Рублей.

— Я понимаю, что не баксов… Хм, прелестно… Да, а какова могла стать персонально твоя откатная доля?

— Виктор Альбертович! Да как вы могли такое подумать! Да я! Да я никогда не был замечен!

Праведному возмущению Лобкова, казалось, не было предела.

— Ты, наверное, хотел сказать «был», но «не замечен»?.. Хорошо, я на досуге изучу. Сей тугамент. Слушай, а у тебя какая официальная зарплата в конторе?

— А причем здесь?.. — растерялся менеджер. — Ну, где-то примерно пятьдесят пять. Грязными.

— Знаешь, сколько берет за один сеанс белый маг Серафим?

— Какой Серафим? Извините, я не…

— Ладно, это я так. О своем, — отмахнулся Брюнет. — Всё, Владислав Антонович, свободен.

Виктор Альбертович возвратился в кабинет и максимально осторожно опустился в начальственное кресло. Прислушался к ощущениям, тяжело и шумно вздохнул.

— Что, опять спина? — посочувствовал Купцов.

— Она. Хрен ей между…

— А чего от тебя хотел Владислав Антонович? — как бы между прочим поинтересовался Дмитрий.

— Да так, ерунда.

— И все-таки?

— Донос на тебя, Борисыч, подтащил.

— Даже так? Шустрый мальчонка, далеко пойдет.

— «С почином вас, Глеб Егорыч», — выдал глумливое Леонид.

— Если ты думаешь, Леонид Николаич, что это первый — то глубоко заблуждаешься. На тебя, к слову сказать, пишут не меньше.

— Оба на! А на меня-то за что?

— Был бы человек, а статья найдется, — расхохотался Петрухин. — Вот оно, бумерангом возвращающееся наше с тобой доблестное служивое прошлое. Как аукнулось, так и…

— Ладно, поржали и будя, — погасил смехострасти хозяин кабинета. — На чем мы остановились?

— На оперативном эксперименте.

— Ну, и что там у вас за эксперимент?

— Помнишь, Витя, финал «Собаки Баскервилей»? Когда сэра Генри ночью, после пьянки у Стэплтонов, заставили прогуляться по болотам?

— Допустим. И чего?

— Нам потребно, чтобы мадам Нарышкина еще раз скаталась за покупками в универсам «Всячина». Для чистоты эксперимента в гордом, разумеется, одиночестве. А мы это дело на свою камеру запишем, раз уж местные, эсбэшные, подвержены воздействию магических сил. А там — чем черт не шутит? Вдруг еще какая мистическая фигня приключится?

Виктор Альбертович задумался и озадаченно покачал головой:

— Даже не знаю, братцы… Нарышкина всяко может не согласиться. Ее ведь только-только в клинике в порядок привели. А тут — опять… А без Конан-Дойля никак нельзя обойтись?

— Нельзя, — убежденно сказал Петрухин. — Поэтому, давай, Витя, звони. Вот прямо сейчас. Только не мадам, разумеется, а Самому. Мужик он или кто? Пусть там… не знаю… пусть кулаком по столу стукнет, что ли? В конце концов, кому это нужно — ему или нам?

— Но если Станислав Аркадьевич предпочитает отныне спускать всю свою чиновничью зарплату на шестикрылого Серафима, тогда, конечно, можно обойтись и без спецэффектов, — смиренно докончил Купцов.

Брюнет снова шумно выдохнул, еще более шумно выругался и…

…и протянул руку за мобильным телефоном.

Санкт-Петербург, 26 октября, ср.

На проработку операции, на техническое оснащение «фердинанда», а самое главное — на уламывание мадам Нарышкиной в общей сложности ушло чуть больше суток. Так что приступить к реализации оперативного эксперимента решальщики смогли лишь утром среды.

К универсаму «Всячина» они подъехали загодя, с немалым временным запасом, дабы выбрать оптимальное место для ведения скрытой съемки. В итоге таковое сыскалось практически впритирку к невысокому заборчику, отделяющему вип-парковку от площадки, на которой оставляли машины все прочие, то бишь «земные» посетители и покупатели.

За двадцать минут до озвученного Елене Ивановне времени появления Петрухин затушил сигарету, достал из походной сумки термос и завернутые в фольгу бутерброды с котлетами. Последние выглядели непривычно аппетитно.

— Неужто магазинные? — невольно усомнился Купцов.

— Обижаешь! Натаха с утра нажарила. Самый свежак. Угощайся.