Поединок крысы с мечтой Арбитман Роман

Паштет из сэра Забияки

В истории литературы был случай, когда мелкого киевского жулика занесло в один список с титанами мировой словесности. Произошло это в популярном романе Ильфа и Петрова «Золотой теленок», когда Великий Комбинатор, желая высмеять самое неудачливое дитя лейтенанта Шмидта, невольно его возвысил. В очевидном перечне «Балаганов, Козлевич и Паниковский» последний выглядел бы пожилым пройдохой, не более того. А вот в ряду «Гомер, Мильтон и Паниковский» даже скромный Михаил Самуэлевич сразу превращался в нечто куда более солидное. Значительное. Респектабельное. Старикашку-гуселюба выгодно подсвечивал контекст – чудесный феномен, способный уравнять в правах все минимально подобное: хоть резиновый шарик «уйди-уйди» с творением братьев Монгольфье.

Мысль о живучести метода «Гомер—Мильтон—Паниковский» (ГМП) невольно приходит в голову, когда перелистываешь страницы первых четырех книг пятнадцатитомной «Антологии мировой фантастики», выпускаемой «Авантой+» и опекаемой ведущим редактором Дмитрием Володихиным. До сих пор автору этих строк казалось, будто антологичность – да еще с эпитетом «мировой» во главе угла – предполагает тщательный выбор текстов, проверенных временем и оцененных миллионами читателей. То есть должны быть явлены лучшие из лучших, Выставка Достижений Фантастического Хозяйства. Однако на деле под обложками детищ «Аванты»...

Нет, аннотация, которая обещает «звездную галерею зарубежных и отечественных мастеров», покупателей обманывает не полностью. Всего процентов на десять. Как если бы ушлый продавец на рынке тихо допилил килограммовую гирю до девятисот граммов. Составитель тома, где речь идет о путешествиях во времени, легко объединяет классиков Уэллса («Машина времени»), Уиндема («Хроноклазм») и Брэдбери («И грянул гром») в одну компанию с нашими В. Генкиным и А. Кацурой, авторами повести «Лекарство для Люс», третьестепенность которой, по-моему, никто не оспаривал еще в 1983 году, когда текст благополучно вышел в альманахе «НФ».

В другом томе, долженствующем, по идее, объять все мировое богатство жанра fantasy, за один столик к подлинным грандам – Толкиену, Мерриту и Желязны – шустро подсаживается самозваный мэтр Дмитрий Володихин со своей ученической, о-о-чень мягко говоря, повестушкой «Сэр Забияка в Волшебной стране». В послесловии к книге, подписанном все тем же ДВ, заслуги указанного автора ДВ перед мировой фантастикой скромно упомянуты только дважды. Становится ясно, отчего автор данного послесловия здесь сознательно отступает от выдержанного во всех прочих томах принципа общего обзора и выбирает лишь одни российские примеры: воображаемая эволюция fantasy от Толкиена к Володихину слишком явно свидетельствовала бы о полной деградации жанра – что никак не вписывалось в оптимистическую концепцию редактора-составителя.

В еще одном томе, где обещаны отборные фантастические боевики, в кильватер к авианосцам класса «Гаррисон», «Андерсон», «Саберхаген» пристраиваются сразу две шлюпки типа «Алексей Калугин». Каждая из вышеупомянутых величин, кроме нашей, представлена одним наименованием, зато Калугин – аж двумя рассказами, столь же беспощадными, сколь и бессмысленными.

Наконец, в томе, посвященном литературе катастроф, к произведениям импортных мастеров Азимова, Балларда и Бестера лихо подверстываются повесть Александра Громова «Погоня за хвостом» (мало того, что вполне проходная, так еще и связанная с темой тома лишь по касательной), а также текст Эдуарда Геворкяна «Путешествие к Северному пределу». С сочинением почтенного Эдуарда Вачагановича – вообще какая-то загадка. Насколько известно, указанное «Путешествие» есть всего лишь фрагмент из незаконченного романа «Времена самозванцев», и включать этот полуфабрикат на правах цельного произведения, а тем более лучшего в своем роде... М-да. У нас был, кажется, единственный прецедент подобного свойства – когда в 25-й том клюевской «Библиотеки современной фантастики» попала первая глава «Пикника на обочине» Стругацких. Но там и вещь была этапная (к тому времени уже полностью, между прочим, написанная), и случай исключительный (Стругацким в редакции «МГ» вот-вот должны были перекрыть кислород). Вообразить всерьез, что какие-то темные силы помешают Геворкяну напечатать свой роман целиком – когда автор его таки допишет – просто невозможно. И времена не те, и масштабы не те.

Кстати уж о других временах и об антологиях фантастики советского периода. Заведомая пестрота в содержании, к примеру, томиков «ЗФ» объяснялась идеологическим прессингом, когда буржуазных писателей следовало уравновешивать друзьями из соцлагеря. Составителям упомянутой «БСФ» в «Молодой гвардии» тоже приходилось лавировать и слегка разбавлять двадцатипятитомник ребятами-демократами. Однако серия была выстроена так грамотно, что лучшие наши отечественные авторы (представленные почти сплошь достойными вещами) не казались бедными родственниками на фоне западных коллег, а те не выглядели гуингнгнмами среди йеху. И уж, конечно, не пришло бы в голову Белле Клюевой запихивать в обойму с признанными западными мэтрами кого-нибудь из здешних литературных микроцефалов – с целью поднятия его рейтинга. Главным тогда было найти и донести до читателя максимально возможное (по тем временам) число текстов высокого уровня. Удовлетворение чьих-то конкретных писательских амбиций в задачу редакторов не входило. Это потом, при Медведеве и Щербакове, авторы-графоманы вели себя в антологиях по-хозяйски, а переводным профи отводили тесные гостевые номера. Так, в рубрике «Гости “Фантастики”» ютились Азимов, Шекли и Брэдбери – по одному мэтру на сборник, по одному рассказику на рыло...

Однако, боюсь, в случае с «авантовской» Антологией дело не только и не столько в амбициях. Похоже, принцип ГМП задействован из соображений более глобального свойства: речь идет о намеренной дезинформации массового читателя – на которого, собственно, и рассчитан проект (читатель, что называется, «квалифицированный» предпочтет потратить деньги не на «братскую могилу», а на авторский сборник). Не секрет, что русскоязычная фантастика сегодня суть явление сугубо «внутреннее», что почти никого за пределами СНГ и Балтии (и Израиля отчасти) она не интересует, а ее сегмент в мировом пироге скукожился до нескольких символических процентов. Для мира фантастики Россия, увы, глубокая провинция, и наши тексты (за редким исключением, вроде Стругацких) лишь экзотика. Причина этого – не в какой-то нашей фатальной невезучести и не в происках врагов, но в том, что ныне отечественные science fiction и fantasy, в массе, либо подражания западным образцам вкупе с минимальным местным декором (и потому стороннему потребителю логичней обращаться к оригиналам), либо крикливое выпячивание своей «особости» в пику соседям (а кого из соседей увлечет такое мазохистское чтение?). «Аванта» же вместе с Володихиным занимаются сознательной фальсификацией реальности, пристраивая к чужим небоскребам свои кривые времянки и делая вид, будто все вместе – единый архитектурный комплекс. При этом я даже не исключаю, что издатели Антологии полагают свой обман возвышающим и весьма патриотическим. Однако лукавство никогда еще не помогало национальному престижу. Лучше медленно, по шажку в год, наращивать реальный литературный потенциал, чем позориться перед всем миром. Ведь тексты в сборниках говорят сами за себя. Попробуйте-ка убедить едока, что в паштете из вальдшнепов с добавлением конины вальдшнеп по вкусу ничем не лучше лошади.

2003

Двуглавые, но не орлы

На прошедшем недавно в Киеве очередном ЕВРОКОНе – ежегодном Европейском конвенте фантастики – лучшим писателем-фантастом Европы признан харьковчанин Генри Лайон Олди. Для тех, кто не знает, поясню: под этим двойным псевдонимом давно уже не скрываются Дмитрий Громов и Олег Ладыженский, которые работают в соавторстве уже, наверное, лет пятнадцать.

Примечательно, что годом раньше награды ЕВРОКОНа удостоился еще один тандем – киевлян Марины и Сергея Дяченко. Вообще, согласно статистике, нынче в жанре фантастики (и генетически близком ему жанре технотриллера) подобных творческих тандемов наблюдается больше, чем где-либо. Тут соавторство потихоньку становится чуть ли не знаковым явлением: кажется, что все пишут вместе со всеми. Иногда это, как видим, приносит успех. Но далеко не всегда...

«Как вы пишете вдвоем?» – такой вопрос традиционно задавали супругам Голон и Дяченко, братьям Гонкур и Стругацким, Ильфу с Петровым, Емцеву с Парновым, а также упомянутым выше Генри Лайону с Олди и всем остальным, кто пожелал разделить ответственность за одинокое писательское ремесло с братом-женой-мужем-сыном-племянником-другом-собутыльником. Интересно, что вопрошающих, как правило, занимает технология парного катания авторов (сочиняют они вместе или каждый по отдельности, а потом результат складывают? кто именно диктует и кто фиксирует на бумаге? кто имеет право вето и кто ставит окончательную точку? кто сторожит рукописи и кто бегает по редакциям? и тому подобное).

Куда реже авторам задается вопрос гораздо более важного свойства: почему, собственно, они пишут вдвоем? Каковы побудительные мотивы? Да и сами допрашиваемые литераторы, рассказывая о процессе сочинительства с явным удовольствием, об истинной подоплеке соавторства редко любят распространяться вслух. Дело-то деликатное. Тандем, он ведь, чаще всего, вынужденное взаимодополнение двух писательствующих субъектов. Кому же охота публично распинаться о том, чего именно и в каком месте ему не хватает, где конкретно ему нужна подпорка и почему без нее нельзя? Особо неразговорчивыми фантасты становятся в тех нередких – а в последнее время прямо-таки частых! – случаях, когда сквозь полупрозрачную завесу творческого императива грубо просвечивает финансовый профит, писательский или издательский.

Сузим тему. Выведем за рамки наших теперешних заметок кровно-родственные или супружеские дуэты, надежно проверенные временем (Стругацкий—Стругацкий, Дяченко—Дяченко, Каттнер—Мур и пр.) и те неродственные, которые тоже доказали с годами литературную эффективность (Войскунский—Лукодьянов, Брайдер—Чадович и пр.) А для конъюнктурных или безусловно коммерческих тандемов попробуем сформулировать пять элементарных правил, которые почти не знают исключений. Быть может, правила эти уберегут читателей от ненужных трат времени, нервов и денег.

Вот правило первое. В тех случаях, когда в паре задействованы автор-звезда (имеется в виду не обязательно талант, но обязательно высокие сборы) и автор иного ранга (ранг определяется степенью популярности и градиентом оплаты), результат по литературной шкале всегда будет ниже, чем если бы то самое произведение писала сама звезда. К примеру, «Талисман» Стивена Кинга и Питера Страуба является, наверное, лучшей вещью Страуба и наверняка наихудшей – Кинга. «Король Стивен», быстренько совершив акт благотворительности в отношении к менее раскрученному автору, одновременно нанес сильный удар по собственной репутации.

Если же перенестись с американской на российскую территорию, то, допустим, факт издания – а уж тем более массового позднейшего тиражирования! – повести Сергея Лукьяненко и Юлия Буркина «Остров Русь» ничего, кроме вреда (ну и гонораров, естественно), будущему главному «дозорному» Всея Руси не принес. Фантаст Лукьяненко в пору написания данного опуса не набрал еще нынешнего веса, а его соавтор не способен был его набрать в принципе.

Общий итог оказался печальным. Слабенькая, натужно-веселая и откровенно тусовочная вещь двух разноранговых авторов была взвешена на весах пристрастного читательского внимания и найдена слишком легкой. Фирма «АСТ», заработав на переиздании лишнюю копеечку, слегка подпортила имидж одному из основных своих «делателей кассы»... В выигрыше оказался разве что ваш обозреватель, по загадочному стечению обстоятельств возведенный двумя фантастами в ранг Кощея Бессмертного (о чем авторы не поленились специально поведать в примечании).

Теперь правило второе. В тех случаях, когда на обложке книги автор-звезда соседствует с автором абсолютно неизвестным, можно не сомневаться: звезда тут необходима только как носитель кассового брэнда (либо как собственник литературных героев, либо как хранитель темы) и степень реального участия мэтра в литературном проекте варьируется от долей процента до нуля. Соответственно и качество совместного продукта не идет ни в какое сравнение с тем, что бы изготовил мэтр, взявшись реально писать.

Когда Джентри Ли, например, подпирает дряхлеющего Кларка в проекте под кодовым названием «Артур моет Раму», их «совместные» романы-кирпичи («Сад Рамы», «Рама явленный» и др.) уже совершенно нечитаемы: там нет даже наукообразной основательности, присущей одному Кларку. Когда маститый Том Клэнси для «Игр власти» берет в соавторы Мартина Гринберга, а для цикла «Оперативный центр» задействует Стива Печеника, читатель смело может не раскошеливаться: якобы-общий итог оказывается вялым, анемичным, переполненным разжижающей мозги банальщиной. Когда в пандан к умирающему Роберту Ладлэму берется Гейл Линдс (роман «Фактор “Гадес”», в русском переводе – «Дом Люцифера»), можете быть уверены, что полученный продукт и близко не лежит с «Рукописью Ченселлора» или «Идентификацией Борна». Кстати, примерно такой же продукт получился, когда компанию к тому Ладлэму, уже покойному, навязался более-менее знакомый читателю Эрик Ван Ластбадер, сочинивший жуткое «Возвращение Борна» (по-русски издан в «Эксмо»)... Однако стоп: о компании усопших – в правиле пятом.

Пока же мы добрались только до правила третьего. Итак, вот оно. В тех случаях, когда авторами фантастического романа значатся два мэтра, то результат, скорее всего, будет не в пользу обоих: как правило, такие тандемы возникают либо если два тяжеловеса решают побаловаться и пошалить, либо если издатели желают привлечь внимание (хоть какое) к закатывающимся мастерам.

Скажем, произведения вроде «Принеси мне голову прекрасного принца» Шекли—Желязны (само название уже пародийно отсылает к известному фильму Сэма Пекинпа) оказываются даже не постмодернистской шалостью, а просто китчевой шуточкой в весе пера. Кажется, был всего один случай, когда два самодостаточных автора объединили векторы усилий в нужном направлении – так родился своеобразный, пусть и не без издержек, роман Успенского—Лазарчука «Посмотри в глаза чудовищ». Однако их следующий роман «Гиперборейская чума» доказал, что возможно лишь единичное исключение из правил: «чумное» творение оказалось не романом, но лишь «собраньем пестрых глав», не смешных и не печальных...

Правило четвертое. В тех случаях, когда надпись на корешке возвещает об уникальном соавторстве забугорной звезды с нашей восходящей, читатель может не сомневаться: гадость будет первостатейная. Насколько западные мэтры дорожат российскими помощниками, думается, объяснять не надо. Достаточно вспомнить, что практичный Гарри Гаррисон, разрешивший – за малую зеленую денежку – трудолюбивому Анту Скаландису пририсовать еще несколько приключений своему Язону ДинАльту, оговорил важное условие проекта. Полученные опусы ни в коем случае не должны переводиться на английский (Гарри, в отличие от Анта, понимает, что значит литературная репутация)...

Прежде чем назвать последнее, пятое, правило, напомним один анекдот. Не в меру любознательный профессор литературы спрашивает на экзамене у замороченного студента: «Если бы у вас была возможность, с каким бы великим писателем, живым или мертвым, вы бы хотели встретиться?» Вздрогнув, студент отвечает: «Лучше бы, конечно, с живым». В отличие от героя анекдота, современные тандемщики скорее предпочтут себе в соавторы маститых покойников – благо усопший не спросит и не накажет... Итак. В тех случаях, когда на титульном листе книги соседствуют фантасты живой и мертвый (будь то Роберт Говард или Эдмунд Гамильтон), российским читателям, совершив крестное знамение, следует поскорее бежать от подобной чичиковщины. Читателям таких откровенных «новоделов» не позавидуешь. Хотя, если загробный мир все-таки существует, то соавторам и их издателям не позавидуешь тем более: рано или поздно с них обязательно спросится строго.

2003—2006

Поединок крысы с мечтой

Происхождение русских фамилий, в основе которых оказываются слова с отрицательно-оценочными значениями (Дураков, Золотухин, Поганкин и т. п.), этимологи объясняют, по большей части, древними языческими верованиями, согласно которым даже всесильных богов можно обмануть: если назвать свое чадо какой-нибудь уничижительной кличкой, то силы добра, глядишь, и помогут убогонькому, а злые силы не станут связываться с этакой дрянью и оставят младенца в покое. Напротив же, если родитель занесется в гордыне своей в гибельные выси и даст ребенку имя с большими претензиями, то каверзам ревнивых богов не будет конца. Этим, кстати, и объясняется гибель «Титаника»: силы небесные, углядев в красивом имени опасный намек на пересмотр итогов незапамятных битв богов с титанами, от души жахнули по кораблю огрызком айсберга... Так о чем это я? Ах да: о названиях фантастических книжных серий, сочинителям которых (и серий, и названий) уроки далекого языческого прошлого явно не пошли впрок.

Для начала, однако, – краткий экскурс в прошлое недавнее. Подобно тому, как в повседневной советской покупательской практике сортов, за ненадобностью, никто не различал (имели место просто «сыр», просто «колбаса», просто «пиво»), в названиях книжных серий царил редкий аскетизм: в «Молодой гвардии» наличествовала «Библиотека советской фантастики», в «Мире» – «Зарубежная фантастика» (сознательно не упоминаю тут смешанные серии и нумерованные подписные собрания, которые, впрочем, именовались так же безыскусно – типа детлитовской «Библиотеки приключений и научной фантастики»). В те времена читателя можно было не обманывать и не заманивать, благо проблем с распространением тиражей не было никаких. Мудрые редакторы понимали, что для нашего потребителя содержимое книг куда важнее их упаковки, а безликость и неброскость – основа крепкого здоровья и долголетия.

И верно! Первая из вышеназванных серий, как известно, просуществовала четверть века, вторая – и того дольше. Обе тихо угасли, лишь когда слово «советский» перестало быть нейтрально-географическим термином (сделавшись понятием сугубо идеологическим) и когда совсем по-иному начало восприниматься слово «зарубежный»: с распадом Союза Нерушимого минчанин Николай Чадович или, допустим, рижанин Сергей Иванов юридически угодили в один ряд с краковчанином Станиславом Лемом и бангорцем Стивеном Кингом; автомобиль «Запорожец» приобрел высокое звание иномарки, а фантаст Сергей Лукьяненко, перебравшийся из Алма-Аты в Москву и поменявший тенге на рубли, – солидный статус писателя-политэмигранта...

Отмена цензуры и наступление рынка вызвали к жизни, помимо ярких кислотных обложек и нагло-зазывных аннотаций («С вами играет гроссмейстер фабулы, повелитель метафор, любимый ученик Эдгара Райса Берроуза и Уильяма Гибсона – Иван Петрович Пупкин!»), еще и великое множество новых фантастических серий. На наше счастье, Гомеостатическое Мироздание, покровительствующее Стругацким, сурово пресекало любые попытки примазаться к славе этих наших мэтров: серия «Сталкер» в Саратове просуществовала меньше года, «Далекая Радуга» в АСТ довольно скоро зависла и была секвестирована, а идеи двух межиздательских серий – «Гадкие лебеди» (фантастика молодых) и «Пикник на обочине» (фантастика провинции) – и вовсе коллапсировали еще на стадии прикидочного бизнес-проекта.

Силы небесные перво-наперво стирали в порошок серии с амбициозными наименованиями: после второй книжки сгинула «Фантастическая проза» в столичном «Тексте» (издателей сгубило заносчивое словцо «проза»!), серия «Элитарная фантастика» у их коллег схлопнулась, едва раскрывшись. Посягнувшие на какую-то особую новизну «Новая фантастика» (Рига: Латвийский детский фонд) и «Новая русская фантастика» (Харьков: Фолио) вскорости накрылись медным тазом – им не помогла даже удаленность от суровых ветров метрополии. Попытки же приватизировать пространство и время тоже вышли боком. Исчезло «Четвертое измерение» («Терра»), оставив нераспроданные залежи книг в обложках. Улетучились «Космические приключения» (Москва: Армада). Потерялось на картах «Иноземье» (Екатеринбург: Тезис). За претензии же к глобальному, не по чину, охвату пострадали от богов кировоградская «Отечественная фантастика» (изд-во «Онул») и московская «Современная российская фантастика», изделие «Локида» (вторая из серий умирала долго, мучительно; после «Тени Сатаны» Зеленского-Рясного раненого пришлось пристрелить, чтоб не мучился).

Кстати говоря, игры в поддавки с Темной Стороной успеха не имели: тоскливо мяуча, улепетнул в никуда московский «Black Cat» (изд-во «Джокер» – и даже Глеба Жеглова вместе с Шараповым и Полиграф-Полиграфычем Шариковым на подмогу звать не понадобилось!). Всяческая мистика-эзотерика на титулах и переплетах обернулась для самих серий черным траурным крепом. Нижегородская «Галерея мистики» (изд-во «Деком») не пережила зимы; разбился вдребезги нижегородский же «Хрустальный шар», вытерлись «Числа и руны» (питерская «Лань»), улетело со среднего пальца заветное «Кольцо Мариколя» (питерская «Terra Fantastica»), пропали питерско-саратовские «Меч и посох» (изд-во «Тролль»), потерял силу киевский «МАГ» (фирма «А. С. К. Ltd»). Впрочем, наивные попытки взять в аренду звездное небо или заслужить покровительство богов и мифологических героев пресекались еще более жестко. Погасли «Млечный путь» (Минск: Арт Дизайн) и питерский «Орион». Истекли мгновения московского «Хроноса» (изд-во «Аргус»). Закатился тульский «Гелиос». Погиб в пасти крокодила столичный «Осирис» (изд-во «Центрполиграф»). Питерский «SFинкс» (фирма «Мир и Семья») через десяток-другой выпущенных книг холодно рассмеялся, и серия моментально прекратилась...

Боги-наблюдатели не были снисходительны и к тем, кто намеревался превратить книжную серию в музей или ювелирную лавку: блеск «Сокровищницы боевой фантастики и приключений» (Смоленск: Русич) ослеплял читателя ненамного дольше, чем блеск «Жемчужины авантюрного романа» (Москва: Змей Горыныч). Новосибирские «Шедевры фантастики» (изд-во «Тимур») и другие «Шедевры фантастики» (Москва: Селена) быстро уценились. «Зал славы Всемирной фантастики» (Киев: Альтерпресс) был закрыт на вечный переучет гениев.

Недолго прожили и те серии, которые вводили в заблуждение слишком явно. К примеру, «армадовская» серия «Замок Чудес» рассыпалась потому, что в замке этом, кроме легкого мордобития, не нашлось никаких чудес. А на один «Волшебный фонарь» («Текст») претендовало так много Диогенов, что светильник разума просто затоптали в кооперативной давке...

Ладно, все это – в прошлом. А что в будущем? Нетрудно предположить скорый закат серий, в чьих названиях – чересчур много золота. Издательству «АСТ», выпускающее ныне «Золотую библиотеку фантастики» и «Золотую серию фэнтази», следует помнить о незавидных судьбах «Золотой библиотеки fantasy» (Москва: Культура), «Золотой полки фантастики» (нижегородский «Флокс») и «Клуба “Золотое перо”» (М.: Ретенс ЛТД).

Зато другие серии «АСТ» не пропадут. Будет и впредь зиять черными провалами окон «Темный город», никуда не денутся «Заклятые миры», будут вечно кашлять «Хроники Вселенной»...

Ну и, разумеется, «Стальная крыса» («Эксмо») благополучно переживет всех – в отличие от канувшей «центрполиграфовской» серии «Стальная мечта». Потому что в битве крысы с мечтой всегда побеждает крыса.

2003

Гамлетовский призыв sciece fiction

В 1606 году Гамлет, принц Датский, впервые встретил призрака во время ночного дозора и даже побеседовал с ним. Наличие этого эпизода в начале шекспировской пьесы дает нам сегодня основание причислить упомянутый текст к жанру фантастики. Но дело, собственно, не в жанре.

Дело в том, что главный сюжетный ход произведения (ученый притворяется безумцем) предопределил вектор направления литературной фантастики. Позднее одержимыми были и Виктор Франкенштейн у Мэри Шелли, и Гриффин в «Человеке-невидимке» Герберта Уэллса, и его же Кейвор из «Первых людей на Луне», и его же доктор Моро, и еще один печально знаменитый ученый, доктор Джекил. Компания предтеч подбирается солидная.

С точки зрения традиционной русской грамматики вербальные конструкции «сойти с ума» и, допустим, «сойти с лошади» или «сойти с трамвая» вполне сопоставимы: при наличии одного и того же устойчивого предиката сами объекты легко заменяемы, как патроны в обойме. Иными словами, получается, что ум человеческий – никакая не роскошь, но всего лишь средство передвижения. Одно из. Вам тесно в трамвае? Ходите пешком. Вас сковывает ум? Летайте на фотонном звездолете или на помеле.

Мировая культурная традиция издавна посылала нам сигналы о том, что Фантастика и Психушка есть вещи не просто совместные, но даже исторически глубоко взаимосвязанные, порою почти неразделимые. Как Иголка и Нитка, как Аверс и Реверс, как Серп и Молот, как Хлеб и Рама. Норма всегда была предсказуема, уныла и строго конечна – в то время как аномалия имела репутацию субстанции бурлящей и неисчерпаемой, как Вселенная, хотя и чреватой сюрпризами (иногда довольно неприятными, вроде лемовских «ужасных чудес», предсказанных в «Солярисе»).

Приземленные люди, не способные выдумать пороха, благополучно произрастали в просторных кабинетах с видами на карьеру. Напротив, люди с фантазией высокого полета готовы были – при наличии точки опоры и рычага – быстренько поставить весь мир на уши; но им-то приходилось коротать дни в запертых снаружи кельях с небьющимися окнами, низкими потолками и стенами, обитыми тремя слоями мягкого поролона. Правда, до того, как угодить под замок, фантазеры успевали капитально наследить в сайенс-фикшн, саспенсах и хоррорах: на целую свору затейливо сбрендивших докторов Калигари, Мабузе, Стрейнджлавов, Шульцев, Хассов и Но приходился всего один штатный доктор-психиатр – где уж ему, бедному, было уследить за всеми будущими пациентами!

Число литературно-киношных психов, и без того немалое, особенно умножилось в середине минувшего столетия. Опасный афоризм гениального Нильса Бора («Эта идея недостаточно безумна, чтобы быть верной») дал толчок массовому призыву в фантастику разномастных типажей Безумного Ученого (Mad Scientist). Самой деликатной ипостасью БУ явился седой всклокоченный изобретатель автомашины времени Эммет Браун из кинотрилогии Роберта Земекиса – всеми остальными следовало попросту набивать палаты для буйных.

При этом законы фантастического жанры оставались строги и неумолимы. Героям произведений, суровым адептам чистого знания, вменялось в обязанность иметь какой-нибудь бзик, сдвиг, крен, прибабах, заморочку в мозгах. На творца, лишенного хотя бы малюсенькой мании, господа редакторы поглядывали косо. Лучшим пропуском в бессмертие молчаливо признавалась постоянная прописка в Кащенко; без ученой степени борцу научного фронта еще кое-как разрешалось существовать, но вот без крупных тараканов в голове нечего было и пытаться изобрести что-то посложнее сковородки с антипригарным покрытием.

Впрочем, не научниками едиными полнились психбольницы. Давняя «Кукушка» Милоша Формана была лишь первой ласточкой: к началу третьего тысячелетия нас захлестнула волна политкорректной западной моды на милых безумцев со справкой – моды, которая уже принесла солидные кинонаграды американским «Играм разума» Рона Хауарда и нашему «Дому дураков» Андрея Михалкова-Кончаловского. То, что в девятнадцатом веке для грибоедовского Чацкого выглядело злой сплетней («В горах был ранен в лоб, сошел с ума от раны»), для какого-нибудь полковника Буданова из века двадцать первого века становилось не только удобной отмазкой, но и знаком приобщенности к сонму героев времени.

У проблемы открывалось второе дно. Избушка-психушка поворачивалась к творцам передом, а к врачам задом. Линейных безумцев – так сказать, психов «а натюрэль» – теперь могло не быть по определению. За каждым маячила своя сермяжная правда. Согласно упомянутым выше законам жанра фантастики, любой патентованный сиделец в доме скорби мог вдруг оказаться либо хранителем-сеятелем достоверных сведений о грядущем Апокалипсисе (Сара Коннор в «Терминаторе-2» Джеймса Кэмерона), либо тихим гостем из космоса (Прот в «Планете Ка-Пэкс» Йена Софтли), либо визитером из будущего (Коул в «Двенадцати обезьянах» Терри Гиллиама), либо уж, на худой конец, автором романа про Понтия Пилата.

Право же, мамаше из «Шестого чувства» М. Найта Шьямалана не стоило печалиться о душевном здоровье сыночка, утверждавшего, будто он видит мертвецов: он ведь действительно общался с потусторонним миром. Да и дочку из «Экзорсиста» Блэтти-Фридкина не следовало терзать томографом, электрошоком и амфетамином: она по-настоящему была одержима Дьяволом, грубияном и матерщинником. «И тебя вылечат!» – обещала супруга булгаковско-гайдаевскому Ивану Васильевичу Бунше, хотя неясно было, от чего тут надо лечить? Управдом-то на самом деле путешествовал в эпоху Ивана Грозного, был искушаем царицами, но не отдал шведам Кемскую волость.

Кстати, самая знаменитая в России шведка, домомучительница фрекен Бок, тоже зря бормотала мантру «Тра-ля-ля-ля-ля-ля! А я сошла с ума!» Поскольку лучшее в мире привидение с мотором и потушенными габаритными огнями (модель «Карлсон-1» на вареньево-тортовом приводе) и впрямь летало над крышами Стокгольма, пугая ночных похитителей мокрых пододеяльников.

Фантастика отняла у честных психов выстраданное ими право городить настоящую полновесную чушь – без всякой там примеси Тайного Знания или Божественного Прозрения, без намека на Нобелевку или «Оскара». Простодушный Швейк из книги Гашека, ненароком попав в эпицентр безумия, не подозревал, что все подсмотренные им людские мании и мозговые перекосы будут со временем уворованы и каталогизированы фантастами; каждая обретет новое толкование.

Человек считает себя Кириллом и Мефодием? Ничего страшного: нормальный результат клонирования (или неудачного переноса матрицы чужого сознания). Беременный господин? Ну это вообще классика – грустец Шварценеггер в «Джуниоре» Айвена Райтмана проделывал такое на раз. «Одного держали в смирительной рубашке, чтобы он не мог вычислить, когда наступит конец света»? Это явно про математика Коэна из фильма «Пи» Даррена Аронофски. Кто-то «выдает себя за шестнадцатый том Научного энциклопедического словаря»? Читайте финал романа Рея Брэдбери, «451 градус по Фаренгейту».

Знаменитый топологический парадокс («внутри земного шара имеется другой шар, значительно больше наружного») давно объяснен д-ром Коровьевым (фокусы с пятым измерением!); тех, кому этого мало, отсылаем к рассказу знаменитого американского фантаста Роберта Энсона Хайнлайна «Дом, который построил Тил». И так далее.

Отдадим должное самим фантастам: многие из них старались соответствовать своим сюжетам и персонажам. Вспомним, к примеру, американца Филипа Дика, уходившего в сумеречную зону с помощью коктейля из психоделиков. И хотя наш Сергей Снегов в романе «Люди как боги» тоже давал коллегам-соотечественникам совет, как эффективнее снести себе крышу (с помощью песенки о сереньком козлике – метод Андрэ), не стоит считать безумие советских фантастов благоприобретенным.

Всего два примера из недавней истории советской фантастики. Писатель А. П. Казанцев, признанный патриархом НФ, с юности баловался электронной пушечкой и искал в бороде зелененьких тунгусских инопланетян без помощи ЛСД. Писатель В. И. Щербаков, несколько лет руливший выпуском 90% фантастики в СССР и тоже вроде не замеченный в поедании псилобициновых грибочков, на старости лет застенчиво признавался в кровном родстве с этрускопришельцами и сообщил миру о своих беседах с Богородицей... В общем, не исключено, что некоторый спад интереса к фантастическому жанру объясняется сегодня просто: в фантастику пришли тихие авторы-бухгалтеры с калькуляторами в головах, а настоящих буйных, как водится, мало. Современная политика, увы, отбирает у литературы самые лучшие больные на голову кадры.

2003—2006

Еще о сдвигах

Что было раньше – страус или яйцо? В прежние годы, когда книга предшествовала кинокартине, марьяж Печатного Текста с Целлулоидной Лентой старомодно звался экранизацией. В новейшую эпоху, когда издатели петушком бегут за кассовым фильмом, процесс превращения 24-кадров-в-секунду в пухлый том именуется новеллизацией. Российская фантастика не осталась в стороне от обоих названных процессов. Так на книжном лотке столкнулись два литературных продукта: первичный и вторичный. Какой из них хуже? Казалось, ответ напрашивается, но не будем делать поспешных выводов...

Всюду рекламируемый мистический фильм «Меченосец» режиссера Филиппа Янковского поставлен по мотивам одноименной повести (назвать романом эти 120 страниц крупным кеглем язык не повернется) Евгения Даниленко. Первоисточник вместе с иными произведениями автора оперативно растиражирован питерской «Амфорой».

О самом г-не сочинителе известно немного. 47 лет, омич, учился во ВГИКе, автор сценариев «Зрелище сельской местности, усеянной трупами громил», «Кровавый лабиринт», «Прогулки в стойке каратэ» и пр. Эти заглавия настраивают читателя на то, что «Меченосец» окажется честным трэшем: то гульба, то пальба, то немножко нервно, то прозрачная мистика в духе комиксов. Однако совы, как проницательно заметил Дэвид Линч, – это не только ценный мех...

О главном герое повести сведений еще меньше, чем об авторе. Героя зовут Саша и у него было детство. Еще у Саши есть бонус: в минуты гнева из его ладони высовывается клинок (откуда сие чудо? не родич ли Саша голливудским Росомахе или Терминатору-2? Ах, оставьте, противные! не знаем, не знаем!). Клинок рубит в капусту окружающих. Кого именно? Да тех, кто подвернется под холодную металлическую руку. Зачем? Затем, что жизнь – борьба, мир – бардак, люди – гады. Ну как же после этого не резать людишек?

Про свойства Сашина ручного меча-кладенца читатель с грехом пополам догадается к середине произведения. Для особо тупых имеется подсказка в виде заглавия книги и ее обложки: на ней из руки актера Артема Ткаченко (он в фильме и играет Меченосца) действительно ползет что-то тускло-железное. На фоне туч и полной Луны.

Кроме меча, в одном комплекте с кровавым мизантропом Сашей прилагаются его любовь Ольга (в фильме – Катя с лицом Чулпан Хаматовой) и его преследователь-спецназовец Сергей. Ближе к финалу эти двое тоже попробуют себя в роли повествователей. Поскольку смена нарратора происходит спонтанно, а причесаны все герои под одну стилистическую гребенку, читателю будет долго мерещиться, что Саша-с-мечом меняет то свой пол на женский, то свой природный меч на казенный «Калашников» – и гоняется сам за собой.

Читать Даниленко – мука мученическая. Любой трэш, самый дубовый, предполагает более-менее внятный распорядок действий (кто? куда? зачем? почем?). Но поскольку наш автор учился не на сценарном, а на режиссерском факультете ВГИКа, про понятие «сюжет» ему, видимо, не удосужились растолковать. Смысл буксует. Логики нет. Где-то до середины фабула вообще плавает в густом вязком тумане, время от времени натыкаясь на странных персонажей (почти без речей). Те стонут и плачут, и бьются о борт повести – чтобы затем умереть насильственной смертью, сгинув в пучине слов.

Словам тут просторно. Стиль замысловат: «водоросли воздетых коричневых рук», «с какой-то торжественностью, будто совершая нечто такое, чего от меня ждут», «с людоедской грустью начали опускаться сумерки». Или вот еще: «Притащили и положили в меня вон тот заплесневелый кусок хлеба, который, подрагивая хвостиком, нюхает мышь...» Кто что нюхает? Хлеб – мышь? Мышь – хлеб? Едят ли мошки кошек? Автор не затрудняет себя никакими объяснениями.

Финал повести столь же прозрачен, сколь и процитированная выше фраза. Короче, в конце лес типа рубят. Щепки как бы летят. Видимо, все персонажи погибают. Или кто-то уцелел? Или ничего не было и все (меч, девушка, кровь, вертолет) привиделось герою? Нет ответа. Любопытно, что после выхода фильма писатель на пресс-конференции сердито попенял на «ляпы, нестыковки и глупости» картины. Режиссеру Филиппу Янковскому от автора досталось за то, что он «убил всю литературную основу» повести.

Надо признать: местами фильм и впрямь далеко ушел от книги; появились минимальные связки между эпизодами и хоть хлипкие, но все-таки мотивировки отдельных поступков отдельных персонажей. Однако несмотря на эти старания лента Янковского-младшего, по мнению одного из кинокритиков, производит впечатление «тяжелого бреда, осмыслять который – как спорить с сумасшедшим». Ох, даже страшно представить, что получилось бы в итоге, вздумай постановщик картины точно придерживаться первоисточника!.. И вдобавок Янковскому наверняка пришлось бы на роль Мыши приглашать Константина Хабенского, а на роль Хлеба – Гошу Куценко...

Вот пример иного рода. Детективно-фантастический роман Дмитрия Грунюшкина «Сдвиг» (М.: Гелеос, 342 с.), навязчиво мелькающий на всех книжных прилавках, написан по мотивам одноименного фильма: сценарий Владимира Кильбурга, Игоря Порублева, Александра Велединского, Марата Хисяметдинова; режиссеры – Владимир Кильбург и Анна Кельчевская.

По сюжету, миру грозит масштабный заговор. В числе заговорщиков – гнусного вида ученый очкарь Миша (в фильме его сыграл Михаил Горевой, патентованный злодей из предпоследнего «Бонда», из «Зеркальных войн» и пр.) и мрачный громила Володя (русско-голливудский борец Олег Тактаров вновь талантливо изобразил крепко задумавшуюся гирю). Главный супостат, экс-генерал ФСБ Беликов, до поры в тени. За деньги, полученные от Международного Синдиката, злодеи решают покуситься на пятерку мировых лидеров, которые назначили саммит на берегу Каспия. Согласно коварному плану, в районе саммита должно произойти рукотворное землетрясение. В результате чего вип-персоны номер один сотрутся в порошок, а Беликов и его кунаки встанут у руля осиротелых государств.

Поскольку научное светило академик Харитонов оказывается сотрудничать со злодеями (Михаила Козакова позвали в фильм, чтобы шлепнуть на двадцатой секунде), те прессуют столь же гениального, но житейски неискушенного сейсмолога, кандидата наук Сергея Лодыгина (его сыграл Дмитрий Ульянов). Героя выманивают из Нидерландов, куда ученый слинял на ПМЖ, – и устраивают ему для поднятия тонуса то незаконный арест, то роковую любовь.

Преодоление препятствий способствует научным озарениям. Пару-тройку оплеух судьбы – и формула Сдвига выведена. После чего Лодыгина долго везут на машине в сторону Каспия. Кроме него и эфэсбэшников, в салоне автомобиля присутствует еще бомба. Едет ли герой спасать мир или окончательно его угробить? Это прояснится сразу после Торжествующего Монолога Недобитого Злодея и примерно в миллиметре от неизбежного, как смерть, хэппи-энда.

Г-н Кильбург, продюсер обоих «Антикиллеров», поначалу пиарил свой проект как крутой блокбастер со спецэффектами. Однако на полпути смекнул, что отечественный «Идеальный шторм» получается далеко не идеальным и бедненьким на прибамбасы – после чего засуетился, поменял режиссера на переправе, сам встал за камеру и под конец объявил urbi et orbi, что вместо фильма о природной катастрофе будет картина о катастрофе «интеллектуальной, происходящей в нашем сознании». То есть на экране не заметной.

Поскольку в сюжете двухчасовой картины остались не просто логические лакуны, но зияющие провалы, книга-новеллизация была призвана минимизировать потери. На должность райтера нашли человека с опытом: ранее Дм. Грунюшкин уже превращал в романы фильм «9 рота» (совместно с Ю. Коротковым) и телесериал «Карусель».

Чтобы полнометражный фильм стал полнометражным романом, мало дописать ремарки к диалогам и расставить эпитеты. Райтеру приходится закачивать в текст кубометры долгоиграющих описаний и авторских отступлений. Заплатив за книжку сто рублей, читатель даром получает много ценных сведений. Например, о том, что брошенный в унитаз окурок может стать причиной аварии авиалайнера; что таджикские гастарбайтеры сами виноваты в своей незавидной судьбе (не фиг было предавать русских братьев!), что Нью-Йорк – «это город, брошенный к ногам золотого тельца». И еще, кстати, о том, что «злобной галиматьи в прорвавшемся на волю самиздате было значительно больше, чем действительно талантливых произведений».

Впрочем, и по поводу своего таланта Дм. Грунюшкин не обольщается. В отличие от творца «Меченосца», автор «Сдвига» лишен мессианских комплексов и настроен сугубо прагматически. «Не буду лукавить – пишу именно массовую литературу, – признается он на своем форуме. – Я не писатель... И кроме как выразить свои мысли еще имею в виду, когда пишу, хорошо “продаться”...»

Видимо, издателей привлекла сходная цена и высокая продуктивность автора. Упомянутую «9 роту» он, например, превратил в пухлую книгу всего за месяц – хотя, по его собственным словам, «такие сроки сказались на качестве. Не в том смысле, что получилось плохо, а в том, что могло бы быть еще лучше».

Срок изготовления «Сдвига» автором не афишируется, но, судя по качеству текста, он едва ли был чересчур долог. «Глаза распахнулись сами собой», «мысли... стройно лились на бумагу», «голос с корявым акцентом», «клочки логики в разрывающейся от страха голове» – эти и подобные перлы могли возникнуть на лету и на скаку, когда пальцы по клавиатуре бегут быстрее мыслей.

Справедливости ради заметим: сюжетных нелепостей в книге стало на порядок меньше, чем в фильме. Ясно, для чего главный злодей преследует сам себя. Ясно, куда подевалась коварная соблазнительница-журналистка и какого черта в финале возник бомжеватый выпускник Бауманки. Хотя главную фишку сюжета – фантастическую наивность международных мафиози, уверенных во всесильности таинственного генерала Беликова, – объяснить по-прежнему трудно.

Собственно, и сама тема тектонического оружия для боевика, мягко говоря, давно заезжена. На этом скудном сюжетном пятачке оттоптались не только голливудские ремесленники, но и советские халтурщики со студии им. Довженко (достаточно вспомнить унылое 5-серийное телемочало «Оружие Зевса», 1990 год, по роману Евгения Велтистова, режиссер Микола Зaceeв-Pудeнкo). Однако создатели «Сдвига» азартно наступают на старые ржавые грабли, как на новенькие, – а вдруг случится чудо?

Но рукоятка граблей вновь неумолимо движется по заданной траектории. Без чудес. Без сдвигов. Точно в цель.

2006

Бы или не бы?

«Если бы у бабушки были тестикулы, она была бы дедушкой», – так звучит (в несколько приглаженном варианте) известная пословица. «Чтобы изменить настоящее, надо слетать в прошлое и убить дедушку», – так выглядит (в самом общем виде) знаменитое определение хроноклазма. У авторов зарубежных книг в жанре альтернативной истории выбор modus operandi невелик и, строго говоря, укладывается в одну из вышеназванных формул: либо это созидание дедушки, либо это убиение дедушки.

Что я имею в виду? Авторы могут делать скромный литературный бизнес либо на мастерском конструировании невиданных прежде всяко-разно-цветных миров, возникших, к примеру, после того, как древний конек Буцефал сбросил своего седока до положенного Историей срока (а, напротив, конек Боливар выдержал двоих). Либо сюжет может держаться на деконструкции – не менее мастерской! – миров, известных нам до болтика (из-за сбоя на конвейере в патрон чуть переложили пороха, Освальд промазал и попал в Жаклин, ДФК спятил от горя и жахнул термоядерной по своему же Тексасу... оттого, что в кузнице не было гвоздя). Так или иначе, великие гранды жанра (будь то Ф. Дик или П. Андерсон) исполнят свою работу качественно.

Что англо-американцу здорово, то нашему – фигня. Для авторов отечественных, молодо-нагло пробующих забацать альтернативку (она же – фантастика-бы), упомянутая выше дихотомия абсолютно не проканает. Дедушку не жаль. Дедушка старый, ему все равно. Нашим проще сломать, чем сделать. Созидание миров есть процесс долгий, вязкий, затратный, а результат всякая сволочь норовит охаять. И даже когда магическая формула Ушастого Че («Мы строили-строили и, наконец, построили») произнесена и можно полюбоваться на Brave New World, тут же выясняется: больше снесли, чем возвели. Едва придумаешь себе мир, где плохих людей нет (а есть лишь хорошие и очень плохие, подонки однозначно), едва расставишь пограничные столбики на голландско-китайской границе, – как некоторые слабонервные людишки начинают вопить: куда Россия подевалась? И как им, дурням, объяснишь, что нет на карте никакой России? Что Россию мы давно потеряли, это факт (и даже в кино г-ном С. С. Говорухиным отражен), а юный цесаревич, прилетев на гравилете в речную провинцию Уг-Лич, дернул за веревочку и упал на ножик. В общем, все умерли. И мертвые с их мертвой не-о-бо-ри-мой свободой стали счастливее живых...

К слову сказать, вовсе не зарубежные гранд-мастера типа вышеназванных Ф. Дика и П. Андерсона вдохновили родимых умельцев фантастики-бы на создание отечественных сценариев альтернативного убиения дедушек. У нас, как известно, особый путь. Другое дело, что изыскания в нашем литературном позавчера тоже ни к чему путному не приведут. Ибо не из «Александра Филипповича Македонского», не из «Бесцеремонного Романа», не из «Пугачева-победителя» выросли нынешние альтернативки: ростки не могут полезть из почвы, слежавшейся настолько плотно. Элементарно силенок не хватит. Думается, нынешних авторов побудила к активности засевшая в мозгах советская литература не отдаленного прошлого – причем отнюдь не фантастическая. Имею в виду рассказы «Горячий камень» Аркадия Петровича Гайдара, «Бы» Виктора Юзефовича Драгунского и «Билетик на второй сеанс» Василия Макаровича Шукшина.

Напомню их сюжеты, если кто подзабыл. У Драгунского сопливый шкет Дениска фантазирует, как он, ставши вдруг главным среди своих домочадцев, будет строить папу-маму-тетю-бабушку, припоминая бедолагам все обиды (типа: манную кашу заставляли есть, изверги? ну я щас устрою вам манную кашу!). У Шукшина пьяненький Тимоха, воображая, будто встретил самого Николая-угодника, рисует идиллию своей альтернативной жизни: женился бы на другой, стал бы прокурором, засадил бы в тюрягу своего предыдущего тестя и т. п. В рассказе Гайдара – наиболее «правильного» писателя среди всех трех – присутствует четко сформулированная мораль в финале. Малому Ивашке справедливый старик объясняет: да, мол, я хром, дряхл и уродлив, но мне вторая жизнь не надобна, поскольку первая была прекрасна-яростна... В общем, при взгляде на отечественную фантастику-БЫ, быстро понимаешь, что наши авторы, какого бы дедушку им ни выпало деконструировать, все равно обречены на блуждание вокруг этих трех сосен. Вслед за героем Драгунского они упиваются внезапной чехардой иерархий (слабых делают сильными, побежденных в войне – победителями и т. д.). Вслед за героем Шукшина они с удовлетворением готовы «переиграть» биографию своей страны (в следующий-то раз мы не встанем под стрелой, не рванем на красный, не пойдем по газонам и пр.). И, конечно, все они борются с детерминизмом, навязанным читателю персонажем Гайдара-деда: горячий камушек из рассказа не только можно, но и нужно грохнуть. Таким образом, формируются три колонны российских альтернативщиков. В первой идут «войнушники», во второй – «мстители», в третьей – «мессианцы». Термины условные, можете придумать другие.

«Войнушники» из всех – самые безобидные. Вместо идеологии в них играет недобитое детство и недосмотренное кино про «наших и немцев». Этим интереснее пульнуть в белый свет и лишь потом глянуть, кому не повезло. Даже если «войнушник» затеет бучу с перестановками (типа: въедет верхом на Третьем рейхе в Третий Рим, как Андрей Геннадиевич Лазарчук со «всеми, способными держать оружие»), то лишь потому, что он по-подростковому балдеет от рунических прибамбасов а-ля Штирлиц. Подлинного «войнушника» можно узнать по любовным, вплоть до оттенка цвета спусковой скобы, описаниям разнообразных модификаций оружия (лучше всего – немецко-фашистского); а уж если кто из авторов решит украсить свои тексты рисунками С. Мартыненко – диагноз ясен. Эти не улыбнутся при слове «чи-из», но на слово «шмайссер» их можно ловить тепленьких.

«Мстители» опаснее. Именно им предназначался лемовский конструктор «Сделай книгу сам» и именно они, не имея возможности поглумиться над «реальной» реальностью, экспериментируют с реальностью выдуманной. Этой категории авторов раз плюнуть – взять и приставить голову профессора Доуэля майн-ридовскому Всаднику Без Головы. Но еще сильнее мстители любят отрывать головы историческим личностям, желательно первого ряда и поближе. Жанр позволяет авторам творить беспредел, ни за что не отвечая. Когда, например, Михаил Иосифович Веллер («Москва бьет с носка») укокошил не какого-нибудь абстрактного дедушку, а конкретного дедушку Ельцина, никакая «Альфа» на крышу писательского дома в Таллинне не выпрыгнула.

Третьи, «мессианцы» – самый тяжелый случай. Отягощенные воспоминаниями о временах, когда был «фантаст в России больше, чем поэт», авторы этой категории обожают «пасти народы», поучая их, «как надо». Альтернативка для таких – лишь инструмент, вроде кочерги; тут уже пахнет убийством не одного дедушки, а целой их грибницы, чтоб под корень. «Мессианцы» опаснее прочих еще и потому, что их литературная активность позволяет, при желании, сделать неплохую административную карьеру. Один пример. После выхода повести Сергея Александровича Абрамова «Тихий ангел пролетел» (где автор прямо упивался бла-а-лепием после победы фашистской Германии во второй мировой и явлением «патриотической» идиллии) прошло не так много времени – и ее автор получил весьма ответственный пост в Администрации Президента, где пребывает поныне. А мы еще удивляемся, когда наш гарант вдруг что-нибудь отмочит эдакое: разные люди готовят ему экспромты, ох разные...

2003

Пожиратели вчерашнего дня

«Господин Иванов, а что случилось с “Атлантидой”?» – «Она утонула...» Примерно такой гипотетический диалог мог бы, наверное, состояться между Ларри Кингом и руководителем московского элитарного издательства «Ad Marginem». Имеется в виду книжная серия, возникшая в российской столице менее трех лет назад.

Любопытно, что хотя названный выше Александр Иванов о принципе серийности отзывался с пренебрежением (в интервью прошлогоднему «Эксперту» он, например, иронизировал над «необыкновенной, болезненной любовью к созданию книжных серий – как патентованной защите от всех бед, от ошибок в анализе читательской аудитории, от неумения правильно позиционировать книгу»), это не помешало «Ad marginem» с большой помпой запустить в 2003 году специализированную фантастико-детективную серию «Атлантида».

Серийные глянцевые томики активно выпускались и весь следующий год, но уже в 2005-м «Атлантида» заметно захирела и еле тлела, подпитываясь, разве что, книжками О. Шмелева и В. Востокова про резидента Тульева (который сперва ошибся, а потом возвратился с открытыми картами). Похоже, в 2006-й проект не перешел. Исчезновение серии читатель, в массе своей, не заметил вовсе, а книгорговцы восприняли новость скорее с облегчением. Поскольку и прежде не очень понимали, что с этой серией делать и где ее выставлять: то ли рядом с Александрой Марининой или Василием Головачевым, то ли рядом с Петром Проскуриным или Анатолием Ивановым. То ли в окрестностях мусорных корзинок.

Озадаченность книгопродавцев понять можно. Книги, издаваемые в рамках серии, вопреки ожиданиям, не имели никакого касательства к воспетому Платоном древнему островному государству. Ибо для инициаторов серии подлинной Атлантидой являлась окаменевшая, плотно слежавшаяся груда советской чекистско-шпионской фантастики 30—50-х годов прошлого века, погребенной в глубокой пучине читательского забвения. И если, скажем, маститое «АСТ» в свою голубенькую серию «Классика отечественной фантастики» стремилось отбирать то, что составители полагали сливками советской НФ (насколько эталонны вкусы господ из «АСТ» – вопрос отдельный), то издательство «Ad Marginem», напротив, вполне сознательно ориентировалось в данном случае на трэш, мусор, копеечное дрянцо, чья протухшая плоть вдобавок ко всему изъедена трихинами коммунистической идеологии. Тухлятина была запланирована априори. Собственно, в ней-то и был весь главный смак.

С первых же выпущенных в серии книг даже неспециалисту в массовой литературе становилось ясно, что для издательства проект «Атлантида» – отнюдь не художественный (право эстетских игрищ с советскими архетипами было тут зарезервировано Владимиром Сорокиным, пока тот не ушел к более мобильному Захарову). Не являлся проект также и коммерческим: солидные граждане старшего поколения, еще терзаемые остатками советской ностальгии, готовы были приобрести, в крайнем случае, «Судьбу», «Вечный зов» или стихи Агнии Барто, но никак не тогдашнюю фантастику. Обычных любителей дешевого чтива проект также не затронул, поскольку ветхий, не «резонирующий» с нынешней реальностью трэш не выдерживал никакой конкуренции с новым, псевдоактуальным, рыночно-глянцевым трэшем (той же, «трэш-коллекцией», к примеру, в которой публично обнажала сокровенное «дрянная девчонка» Леночка Трегубова).

Руководители «Ad Marginem» Александр Иванов и Михаил Котомин, переиздавая «Тайну подводной скалы» (вариант 1955 года) Г. Гребнева или «Прочитанные следы» (1952 год) Л. Самойлова и Б. Скорбина, или полдюжины книг Л. Овалова – про майора Пронина, – изначально не собрались существенно пополнить свой бюджет за счет сбережений анпиловских старух или сбрендивших фэнов. Трудно вообразить десятки тысяч человек, которые бы в начале XXI века кидались закупать давным-давно забытые «Тайну “Соленоида”» В. Цыбизова или «Гипнотрон профессора Браилова» Н. Фогеля – книги, которые даже в те годы воспринимались как провинциальное недоразумение («Соленоид» изобретен на Смоленщине, «Гипнотрон» – на Херсонщине). Главными адресатами акции были – во-первых, любопытствующие масс-медиа (это сработало), а во-вторых – зеленая безбашенная молодежь, для которой Сталин и ГУЛАГ казались примерно такой же мирной седой древностью, как Иоанн Грозный и опричнина. Иными словами, издательский проект оказывался сугубо политическим актом. Фантастический трэш становился лишь паровозиком, тянущим вагончики с конкретным идеологическим мессиджем.

Собственно, Иванов и Котомин даже не собирались скрывать своих намерений. В год, когда типографские машины выплюнули на прилавки первые выпуски «Атлантиды», упомянутые выше товарищи откровенно рассказали газете «Завтра»: «Серия делается для того, чтобы люди на нее подсели. Пусть изначально будет ирония, улыбка. Когда кто-то подсядет и увидит, что это высказывание большое, серьезное, касающееся разных жанров, сюжетов, историй, тогда и контуры самой затонувшей Атлантиды станут более ясными... “Атлантида” – не литературный памятник, с ней можно и нужно работать. Серию можно рассматривать как противоядие от активно навязываемого чувства советской вины».

Бросается в глаза это назойливое «подсесть», «подсадить». Издатели выражались как опытные драгдилеры, а собственная книжная продукция воспринималась ими как род наркотика, который (по странной логике) одновременно должен служить и противоядием. Второй момент был еще интереснее: деятели из «Ad Marginem» всерьез предлагали молодым (так вытекает из контекста) гражданам изучать историю родной страны не просто по советской литературе, но по идейно выдержанному трэшу – то есть литературе, где уровень вранья попросту зашкаливает. Советские газеты тупо указывали на то, что СССР находится в кольце врагов и одновременно впереди планеты всей; обычная литература вяло пыталась найти в строках сталинских декретов хоть какую живинку, зато мусорная фантастика на лету, взахлеб бросалась иллюстрировать пропагандистские тезисы, обостряя их донельзя, невольно доводя до абсурда. Книги Казанцева, Гребнева, Овалова, Павленко, Розвала, Винника, Дашкиева, Кнопова, Ванюшина, Мугуева, Тушкана и многих-многих других (и тех, которых успели выпустить в «Атлантиде», и тех, до которых не дотянулись) способны сегодня «прояснить контуры» происходившего в стране с той же степенью исторической достоверности, что и «Краткий курс истории КПСС», сочинения академика Фоменко или исторические штудии фантаста Бушкова.

Заслуживают внимания процитированные слова издателей о «чувстве советской вины», каковую книги серии «Атлантида» должны-де окончательно избыть. Что же именно, по мысли деятелей из «Ad Marginem», должно было вернуть читателю любовь к отечественным гробам? Отозвавшиеся лагерями и расстрелами партийно-чекистские бредни о врагах народа, подстрекаемых коварным Пентагоном (ЦРУ, «Джойнтом», «Интеллидженс Сервис» и др.)? Отозвавшиеся военными поражениями шапкозакидательские милитаристские бредни вроде шпановского «Первого удара»? «Русский трэш всегда имел большой привкус народности, даже сказки», – процитируем еще один разок то интервью в «Завтра». Да уж, те еще были сказочки. Каждая попытка сделать их былью стоила стране миллионов жертв.

Кстати, в гитлеровской Германии тоже существовал пласт низовой пропагандистской трэш-литературы, где истинные арийцы с нордическим характером и квадратными челюстями крушили унтерменшей в джунглях или в космосе. Вообразить сегодня, будто кто-то из немецких издателей в здравом уме и трезвой памяти пожелал бы вытащить из архивов этот вредный мусор и републиковать массовым тиражом, немыслимо. И дело даже не в угрозе судебного преследования (хотя оно бы наверняка настигло шутничков): просто в Германии понимают, что было в ее прошлом нечто, чего следует стыдиться при любых подвижках конъюнктуры. Для «Ad Marginem» прошлое – удобный объект политических манипуляций и не более того.

Любопытно, что лучшая фантастика хрущевско-брежневской поры, даже не являясь формально диссидентской и включая в себя некий неизбежный минимум советских заклинаний (вроде упоминания о коммунарах в «Трудно быть богом» Стругацких), все равно была вызовом заскорузлому и догматическому совку. Проект Иванова—Котомина апеллировал к литературе принципиального иной – той, что была идеологически рептильной априори, каждой своей корявой строчкой прославляя и поддерживая режим...

Приятно, что «Атлантида», благополучно булькнув, затонула. Но почему она так долго оставалась на поверхности? Зачем вообще возникала горизонте? Какими бы политически невменяемыми ни были ее издатели, они были обязаны понимать: если вдруг исполнится их мечта и в результате какого-либо катаклизма чекистско-гэбэшная Атлантида всплывет, они первые будут сметены кровавым потопом. Да, можно говорить о свойственной некоторой категории левых интеллектуальных недоумков склонности к истерическому суициду. Но у автора этих строк есть объяснение получше. Кстати сказать, в год, когда серия только-только набирала обороты, эта точка зрения была высказана и, между прочим, до сих пор не опровергнута.

Быть может, все дело в том, что хозяева «Ad Marginem» – вовсе не люди? А что, если видимая их антропоморфность – возможно, лишь обман утомленного зрения? В этом случае реальные занятия этих существ давно описаны известным фантастом (не из числа издававшихся в серии «Атлантида»): «В их поведении было что-то зловеще игривое... Они сжирали все на своем пути, выгрызая тоненькие полоски реальности... Огромные куски мира, лежащего к востоку от рулежной дорожки, огромные, неправильной формы фрагменты самой реальности проваливались под землю, оставляя на своем месте большие бессмысленные ломтики пустоты...»

Узнали? Ну разумеется. Лангольеры Стивена Кинга. Опасным прожорливым тварям день сегодняшний не по зубам, а потому они питаются вчерашним днем, смакуя каждый его кусочек. В названном романе Кинга людям с трудом удавалось ускользнуть от чудовищ. В реальности дело обстоит проще: достаточно помнить, что бытовой мусор обычно выбрасывают, а не коллекционируют.

2006

Меч, магия и компакт-диск

И без мониторинга содержимого книжных лотков сегодня очевидно, что традиционная научная фантастика, НФ (science fiction) в общем «фантастическом» объеме издаваемого сдает позиции и, напротив, фантастика ненаучная, фэнтези (fantasy), она же литература «Меча и Магии», бьет все рекорды по массовости.

Хорошо это или плохо? Критики сердятся, педагоги хмурятся, а издатели потирают ручки, открывая новые серии (только у грандов типа «Эксмо» и «АСТ» их с десяток) и вербуя легионы отечественных авторов. Автор этих строк не принадлежит к числу горячих поклонников жанра «Меча и Магии», но впадать в алармизм не собирается. Во-первых, гневаться по поводу обвальной экспансии фэнтези – на наш взгляд, занятие массовое и пошлое. Во-вторых, страстно ругать неизбежный завтрашний литературный мейнстрим и его разнообразных адептов столь же нелепо и унизительно для ругающего, сколь в последних числах ноября выходить на митинг против наступления зимы. Проще примириться и купить теплую шапку. Помните анекдот? «Маэстро, как вам музыка молодого N? – Омерзительна, но за ней будущее».

Писатель с мало-мальскими задатками – традиционно чуткий механизм, не хуже барометра. Даже известный спец в жанре ненаучной фантастики Ник. Перумов, который разок-другой выходил-таки за рамки fantasy (ради чудовищного «Черепа на рукаве», например) и пытался отринуть эльфов и гоблинов, возвращался назад: инстинкты все равно брали свое. Как и зима в декабре, как и дождь осенью, тотальное наступление «Меча и Магии» ныне объективно обусловлено законами природы – в данном случае, законами эволюции человеческой цивилизации. Так что зря историки усматривают в этом процессе лишь голое следствие спада интереса к популярному жанру именно советской эпохи. И зря конспирологи видят в происходящем только результат хитрого заговора корыстных издателей фантастики. Тот очевидный факт, что сегодня по тиражам и по названиям драконы и гномы перевешивают роботов с космонавтами, не укладывается в простую политику или простую экономику. Все еще проще.

Ну да, разумеется, освобождение от тоталитарных идеологем не могло не уронить в глазах продвинутого читателя литературу крылатой мечты – всю эту оловянно-деревянно-картонную дребедень про завоевание Марса в одной отдельно взятой стране (не США!) и высокодуховный обогрев Северного полюса газовыми форсунками. На этом жутком фоне и полузапретный прежде фэнтезийный гном мог показаться великаном. Однако вслед за справедливым негодованием ко многим явилось чувство ностальгии и умиления прошлым – но «Меч и Магия» никуда при этом не сгинули, а НФ своих позиций не вернула.

Такая же ерунда – и с потенциальным межиздательским заговором. Да, литературу жанра фэнтези писать быстрее, чем НФ. Да, найти сотню-другую свежих дешевых волонтеров для перекачки семисотой воды на толкиновском киселе издателям проще, чем рыскать в надежде обрести одного никем не перекупленного создателя приличной НФ (для нее нужно иметь, как минимум, техническое – или хотя бы любое выше ПТУ – образование плюс склонность к системному мышлению). Однако даже самое массированное наступление орков-гоблинов-троллей-ведьм-колдунов рано или поздно неизбежно захлебнулось бы, несмотря на все команды книжных боссов не сдавать позиций и стоять насмерть – не будь у нынешнего читателя глубокой внутренней потребности в «Мече и Магии». Полагать, будто книжный рынок сам, путем нехитрых рекламных манипуляций, сформировал спрос на подобного рода литературу, – все равно, что, допустим, считать, будто механическая замена в хлебных магазинах булок на кирпичи приведет к тому, что потребитель включит кирпичи в свое меню. Реклама может многое, но не все...

Дело в другом. Отступление научной фантастики и торжество фэнтези – первый знак того, что человечество возвращается (конечно, на новом витке спирали эволюции!) в догутенберговскую эпоху. У нас в стране это происходит заметнее, потому как нам теперь приходится нагонять окружающий мир и в России многие процессы (и со знаком «плюс», и со знаком «минус») идут быстрее и конвульсивнее, чем на Западе. Как известно, в дописьменные и допечатные времена литература существовала в аудиоварианте – ее сеяли и хранили аэды, рапсоды, сказители, и речь они вели о событиях вполне сверхъестественных, по нынешним меркам. С изобретением печатного пресса слово печатное вытеснило устное и письменное. Это был коммуникативный взрыв невиданной силы, и литература во «внебумажном» виде практически перестала существовать. Слово перестало быть сакральным, уйдя в массы. Научную же фантастику породила, по большому счету, богоборческая эпоха Просвещения, которая остро нуждалась в литературе о рациональных чудесах, отчетливо «параллельных» библейским (в этом смысле опыт д-ра Франкенштейна был только аналогом воскрешения Лазаря; труп одушевлялся не командой «Встань и иди!», но умением хирурга и электрическим разрядом).

Технический прогресс НФ литературу возвысил – он же ее и загубил. Труд чтения механизировался настолько, что ныне убивает чтение. Форматы VHS и DVD, переводящие печатное слово в видеоряд, возвращают человечество к первобытному синкретизму, Интернет – к безбумажной литературе, аудиокниги – к литературе вообще бесписьменной, к аэдам и рапсодам. Между творцом, способным «наговорить» свое сочинение на компакт-диск, и потребителем, включающим аудиоплейер в своей машине, нет посредника в виде букв. А эдакой форме обязано отвечать и содержание – вот здесь-то литература «Меча и Магии» незаменима. Она несложна по сюжету, она подчиняется еще более жестким, чем даже волшебная сказка, законам композиции (а потому еще легче усваивается), содержит необходимую толику чуда и неизбежный хэппи-энд... В общем, пора бы нам, критикам, перестать издеваться над убогостью и малограмотностью большинства нынешних фэнтези. Авторы просто готовят нас и себя к будущему. В конце концов, вещий Баян тоже не знал грамоты – и ничего, прекрасно обходился.

2003—2005

Красиво уйти

Программное заявление писателя Стивена Кинга (Бангор, штат Мэн, США), опубликованное в СМИ некоторое время назад, уже давно перестало быть сенсацией, но продолжает тихо обсуждаться в кулуарах. И, вероятнее всего, обсуждаться будет еще долго – читателями, с одной стороны, и коллегами-писателями, с другой. Общая реакция тех и других негативна и, в целом, схожа: «Зачем ты это делаешь, сволочь?» Однако мотивы у пишущих и читающих принципиально различны. В том и фокус.

Для тех, кто подзабыл перипетии, кратко напомню суть дела. Пятидесятипятилетний автор «Мертвой зоны», «Темной башни» и еще десятков полновесных бестселлеров сообщил urbi et orbi, что, исполнив ряд обязательств по уже начатым романам и сценариям, новых писать не будет, а уйдет из фантастики. И не «куда-то» (например, на телевидение или в кино), а вообще. На покой. Свое экстравагантное решение Кинг объяснил в том духе, что не хочет портить себе некролог. Мол, фантаст обязан непрерывно фантазировать, а с годами ни у кого таланта не прибавляется: всяк автор впадает в возрастную шизу, сбивается на самоповторы, генерирует вздор, гонит пургу, пускает пузыри, – так что он, Стивен Кинг, не хочет остаться в памяти читателя маразмирующим мэтром, чье сенильное убожество будут печатать из уважение к сединам и заработанному брэнду. Лучше он, Стивен Кинг, уйдет сейчас с высоко поднятой головой и с незапятнанной репутацией живого классика жанра... Такие дела.

Положим, в заявлении писателя из г. Бангора можно было усмотреть элемент кокетства коронованной особы, которая нарочно пугает приближенных возможностью отречения от престола и провоцирует подданных периодически бросаться королю в ноги с приятными его уху воплями: «Не покинь нас, батюшка!» (Заметим в скобках, что такого рода кокетство, с ощутимой финансовой подкладкой, свойственно многим из Кингов. Телеведущий Ларри, к примеру, пугал руководство своего канала добровольной отставкой – но передумывал за очень отдельные деньги. Кинорежиссер Залман долго отнекивался от съемок «Дикой орхидеи-2» – но, в конце концов, дал себя уговорить. И так далее.) Однако какими бы тайными мотивами ни руководствовался писатель Стивен, он создал прецедент, прискорбный для фантастов всего мира и убийственный для фантастов российских.

В этой связи вспоминается рассказанная Сергеем Довлатовым байка о литературной конференции советских еще времен, на которой пожилому писателю-докладчику, клеймившему Байрона за пессимизм, возразили: «Байрон был молодой, талантливый, красивый – и пессимист. А ты старый, бездарный, уродливый – и оптимист!» Смешно? Грустно. Потому что похоже. Увы, в России мало что меняется. Забугорный фантаст, с возрастом ни чуточки не потерявший формы (недавние «Сердца в Атлантиде» – сильная, глубокая вещь, ничуть не уступающая шедеврам 80-х), изъявляет готовность уйти из жанра. А наши отечественные писатели-фантасты, с каждой новоизданной книгой подтверждающие степень своего творческого бессилия, зубами цепляются за жанр-кормилец. Этим гражданам демарш американского коллеги – что нож вострый.

Не трогаю Булычева. Не трогаю Крапивина. Автора этих строк с таким воодушевлением раз и навсегда записали в ненавистники творчества Игоря Всеволодовича и Владислава Петровича, что метать на потеху публике новые стрелы в пожилых мэтров (далеко не худших, между прочим, российских фантастов!) – очевидная пошлость. К тому же речь идет не о конфликте «отцов и детей» – не в возрасте тут дело. Большинство наших авторов, которым следовало бы побыстрее уйти из фантастики, еще и близко не подошли к стивен-кинговской возрастной отметке. В «отцы» ли записывать, например, Владимира Николаевича Васильева, которому относительная молодость не помешала раз и навсегда похоронить российский киберпанк? Перспективное ответвление жанра было им тупо сведено к гибриду дубовых по стилю новеллизаций импортных компьютерных стрелялок с пустопорожней болтовней в чате. («Враг неведом», говорите? Да в зеркало поглядите, господин абордажник в киберспейсе! Ряд «Гибсон, Стерлинг и Воха Васильев» смотрится так же дико, как «Гомер, Мильтон и Паниковский».) А два петербургских столпа – Вячеслав Рыбаков и Святослав Логинов? Первого жалко, за второго – совестно. «Очаг на башне» давно погас на чужом пиру, былой лиризм отвердел до триумфа воли, а сам Вячеслав Михайлович превратился в питающегося газетами сердитого ворона, сменившего «Неверморррр!» на «Фореверрр!» и «Имперррия!» Что же до покровителя сверхмалой формы графомании Святослава Владимировича, то его недавний «Картежник» – зримый аргумент в пользу немедленной пенсии и тихого разгадывания кроссвордов на печи: даже в гнилые брежневские времена сюжеты типа «Сантехник дядя Вася и пришелец» годились лишь для одноразовых «крокодильских» фельетончиков; изготовить из этого силоса десятилистовый роман – верх бесстыдства... А есть еще бывший милиционер с острова Итака, Василий Дмитриевич Звягинцев, из года в год аккуратно шинкующий острым казацким бластером палача Галактики Генриха Ягоду (от палача уже остался один огрызок, но фантаст неутомим). А есть еще другой бывший милиционер, Сергей – не помню отчества – Синякин, жертва территориальной снисходительности (отсвет волгоградца Евгения Лукина немножко падает на соседа, славного лишь тошнотворным совковым морализаторством да незамысловатым детсадовским юмором; от такого ядовитого соседства подувял, потерял блеск и сам Евгений Юрьевич). А есть еще бывший охранник АО «Титул» Василий Васильевич Г. – ох, не помню фамилии (что-то там у него с головой), – изготовляющий свои новые кирпичи с помощью своих же предыдущих кирпичей, ножниц, клея и изрезанной до лохмотьев «Розы Мира»... В общем, список фантастов, которым сам бог велел уйти на покой, велик и простирается в дурную бесконечность...

Слышу сердитый хор голосов: «Неча на Кинга пенять! Ему можно эффектно уходить – он за одну дебютную “Кэрри” получил столько, сколько нашему брату-фантасту, пашущему на дядю (даже на доброго дядю Колю Науменко), за всю жизнь не заработать! Не уйдем! Нам надо деток кормить...» С последним грех спорить. Детки – святое. Но так и не фантастикой единой можно зарабатывать малым на пропитание. Можно торговать мандаринами. Можно заниматься частным извозом. Можно писать хорошие экономические статьи для «Новой газеты». Можно устроиться подмастерьем к американскому детективщику – дело прибыльное, если прикуп знать. Главное, помнить: фантаст, начисто потерявший квалификацию (либо вовсе не имевший оной), так же опасен для общества, как и пьяный водитель автофургона. Один из этих горе-водителей, между прочим, три года назад попался на пути Стивена Кинга. Да так, что великий фантаст чуть было не ушел совсем. Некрасиво и навсегда.

2002