Тайна Тихого океана Чубаха Игорь

Глава 17. Здравствуй… Новый год!

— Ветер, скорость которого достигала двухсот километров в час, принес разрушения практически во все страны Западной Европы. Сотни рек вышли из своих берегов. Из-за наводнения больше всего пострадала Бельгия. Там под водой оказались десятки деревень, жители которых были срочно эвакуированы. В эти минуты ураган еще продолжает бушевать в Восточной Германии, но его сила постепенно идет на спад.

Проливные дожди с ураганным ветром бушевали в течение последних двух суток во многих странах Западной Европы, что привело к гибели более шестидесяти человек. Ураганный ветер разрушал дома, вырывал из земли деревья, из-за чего произошло множество дорожных происшествий, — вещал телевизионный диктор, а телевизор для пущей убедительности транслировал то торчащие из воды дорожные знаки, то поваленные деревья на фоне Эйфелевой башни.

Лидия Матвеевна с трудом оторвала взгляд от экрана и с пущей энергией стала размешивать оливье в тазике.

— Сильнее всех пострадала Франция, где погибло более тридцати человек. Рождественская неделя оказалась для французов вовсе не праздничной. Ветер срывал крыши с домов, валил деревья и линии электропередачи: больше миллиона французских семей остались без света. В одном из городков крышу церкви унесло в тот момент, когда прихожане слушали проповедь. Два человека погибли, когда в доме, где семья собралась на рождественский обед, рухнула крыша. Французская столица выглядит весьма неприглядно. Тротуары и мостовые Парижа завалены сучьями, сорванными вывесками и битой черепицей. Досталось и зданию российского посольства. К счастью пострадавших среди наших сограждан не было…

Алексей Константинович вышел из ванной, выпячивая повязанный галстук и за версту воняя одеколоном для маскировки, поскольку не утерпел и тяпнул рюмашку до прихода гостей. Вышел и тут же был пущен в оборот. Лидия Матвеевна выставила перед Алексеем Константиновичем банку сардин, которую следовало открыть, и буханку хлеба, который следовало нарезать. И тут в дверь требовательно позвонили.

— Семенцовы? — предсказала супруга, — Рановато. Будет кому помочь накрыть на стол. Иди, отпирай, — а сама понесла на стол хрустальную селедочницу и вазочку с хреном.

Как был, с кухонным ножом в руке, Алексей Константинович зашаркал домашними тапочками в прихожую и справился с замком одной рукой.

— Алексей Константинович Мазин? — сумрачный субъект сунул ботинок в дверь, чтоб разговор не прервался раньше времени.

— А в чем собственно дело?

— Сотрудник отдела кадров Санкт-Петербургского музея артиллерийских войск?

— А с кем имею честь?

Тут незваный гость заметил в руке Алексея Константиновича нож, профессионально ловко выдернул хозяина из дверного проема на лестничную площадку, хитрым приемом выбил оружие, заломил руку и, зажав рот, поволок Алексея Константиновича вниз по ступеням.

Улица встретила пленника порывом ледяного, кусающего за босые пятки в отслаивающихся тапочках ветра. Унижение пленника не видел никто из соседей, зато во всей красе наблюдал водитель черной «Волги», куда Алексея Константиновича бесцеремонно втолкнули на заднее сидение к равнодушно сосущему сигарету гражданину. Тощему, сутулому, с круглыми зелеными глазами, с большими оттопыренными ушами, в нелепой куртке до колен, лысому, как попка… Чтоб пленник не рыпался, с другой стороны его подперли еще одним седоком, а конвоир устроился на переднем сидении рядом с шофером, и «Волга»[136] резво рванула в арку.

— Алексей Константинович Мазин? — сурово спросил лопоухий, теряя взгляд где-то впереди, будто сейчас больше всего опасался дорожно-транспортного происшествия, — Расскажите-ка нам, Алексей Константинович, какое вы имеете отношение к принятию на должность начальника финансовой службы музея гражданина Штольца Германа Юрьевича?

— Я?..

— Не отпирайтесь. По нашим безупречно достоверным сведениям именно вы свели Штольца с директором музея.

— Ни сном, ни духом!

— Может быть, гражданин Мазин, вы станете утверждать, что совершенно не причастны и к внедрению в бухгалтерию музея граждан Петрушкинд и Фон Тишина?

— Это вообще не моя компетенция!

— Значит, и к заключению договора подряда с охранным агентством «Норд» вы не имеете никакого отношения? И — с турецкой строительной фирмой «Сезам инк»?

— Ни сном, ни духом. Это все Штольц!

— А как вообще у вас, гражданин Мазин, с общечеловеческими ценностями? С чувством долга, с патриотическим мировоззрением, с любовью к Родине?

— Я — с сорок девятого года! — стал хватать губами першащий воздух Алексей Константинович.

Вонючий табачный дым колол ноздри Мазина. Ноги в тапочках, не смотря на стужу, прели от гаденького страха. Встречная машина осветила фарами лица окружающих, суровые и недоверчивые это были лица.

— Гражданин Мазин, вы будете запираться и утверждать, что не замечали ничего подозрительного во внутримузейной работе?

— Почему же? Мне многое не нравилось. Эти неожиданно свалившиеся спонсоры… Я не верю в бескорыстность меценатов, особенно если они — иностранцы.

— И в силу каких же тогда причин, вы, гражданин Мазин, как патриот, как «с сорок девятого года», наконец, как простой и честный россиянин, не сигнализировали о своих подозрениях куда следует?

— Мне не хватало фактов, я боялся, что меня не станут слушать!

Тревожно морзянили светофоры на Литейном проспекте. Поземка придиралась к редким прохожим. Литейный мост скупо освещался сиреневыми льдинками фонарей. «Волга» бесшумно затормозила у главного подъезда хмурой громадины Большого дома.

— Нет уж, мы вас внимательно выслушаем, гражданин Мазин, — процедил лопоухий.

Пленника подхватили под руки и чуть ли не понесли внутрь самого серьезного здания в Петербурге. Гражданин Мазин не успел опомниться, как оказался в огромном, выстуженном, будто отказали батареи, кабинете, прокуренном, аж глаза щипало. А еще пленника слепил болезненно яркий после сумрачных улиц свет. И в этом свете сидящие вокруг длинного, как тюремный срок, стола люди казались на одно лицо. Причем, большинство от холода куталось в уставные овчинные тулупы караульной службы.

— Александр Константинович? — устало кивнул сидящий в торце стола человек, — Проходите, садитесь, извините, у нас кошмарный холод, чаю хотите? Извините, что вырвали вас буквально из-за праздничного стола, но такова наша работа, — голос был ласков до приторности, но лицо говорившего казалось вытесанным из могильного камня. И только брови, этакие кустики седого мха на камне, шевелились в такт словам.

Мазин несмело оглянулся на доставивших его бодигартов. Те же отчужденно растворились за не скрипнувшей дверью. Мазин покосился на сваленный прямо на стол свободный тулуп, но музейному работнику не предложили. Очевидно, берегли для кого-то повыше рангом.

— Надеюсь, наши люди, насколько это позволяет конспирация, ввели вас в курс дела. Теперь мы ждем от вас, Александр Константинович, как можно более полного рассказа о том, что творилось в Музее артиллерии в последнее время. — Говоривший хлебнул кипятку из граненого стакана в мельхиоровом подстаканнике. Показал редкие зубы, попытался улыбнуться, но улыбка не удалась, так улыбаются патологоанатомы, обнаружив, что покойничек представился от лошадиной дозы мышьяка.

— Мое имя не Александр, а Алексей Константинович… — Мазин запнулся, потому что только сейчас разглядел, какая именно карта вывешена во всю стену. Это была аэрофотосъемка территории музея. Причем, большая часть музейных экспонатов находилась не на своих местах. Будто пришел гигантский ребенок, поиграл танками и гаубицами, и бросил.

— Но вы ведь являетесь кадровиком упомянутого выше, так сказать, музея?

— Являюсь. — Робко примостившийся на краешек свободного стула Алексей Константинович чересчур шумно попытался спрятать под себя зябнущие ноги.

— Ну?

— Надо бы проверить, почему в досье переврано имя этого типа, — шушукались в другом конце стола, — А рожа-то у него… Ну, какой он кадровик? Типичный лектор общества «Знание».

— Ну, за последние полгода к нам на работу поступило достаточно много людей, — по мере выступления голос Мазина креп, будто он оправдывается перед супругой, — Можно сказать, штат изменился на половину. Можно отметить, что в музейное дело снова потянулась молодежь. И ничего я про нее плохого сказать не могу, все очень исполнительные, дисциплинированные. Что еще? Начата перестройка экспозиции, кардинальная, можно сказать, перестройка. Нашему новому финансовому директору чем-то не понравилась прежняя охрана, и он заключил договор с другой охранной фирмой…

— Так мы до утра не разберемся! — раздраженно высказался кутающийся в шинель человечек за дальним углом стола. Единственный здесь в военной форме. Кажется, прапорщик. — А может быть, кому-то выгодно, чтобы мы не разобрались до утра?

— Действительно, — сдвинул брови главный, — попробуем задавать вопросы. Александр… Простите, Алексей Константинович, о том, что сменился штат, мы уже в курсе. Нас интересует реконструкция. И, прежде всего, поставщики. Не замечали ли вы в сопроводительных документах чего-нибудь подозрительного?

В другом конце стола шушукались:

— Потехин[137] уже в курсе?

— Вроде бы пока Бог миловал.

— Филатов, Константинов, Воробьев, Курицын?

— Вроде бы пока нам удается перекрыть возможные каналы утечки.

— Ну, я однажды случайно заглянул в накладные по запчастям для строительной техники. Видите ли, по условиям договора с турками текущий ремонт должен производиться за наш счет. — Мазину казалось, что все с презрением косятся на его ноги в драных тапочках.

— И?..

— У турок экскаваторы итальянские, фирмы «Лебройча», а закупались к ним детали от наших тракторов. Но это-то понятно, наши дешевле и даже лучше. Но странно, что у турок техника однотипная, а закупались детали и от «Кировца», и от «Харьковчанки».[138]

— Не понял? — громыхнул стаканом прапорщик.

— Ну, вы представьте себе «Кировец» и представьте «Харьковчанку»? Это ж по габаритам совершенно разные машины. Но я молчал в тряпочку. Вот Денис Иванович высказал замечание, так в двадцать четыре часа работы лишился. Наш новый финансист с этим очень строг, а у директора Штольц — первый человек, после того, как привел спонсоров.

— Очень интересно. А не помните ли вы, у какой фирмы закупались детали для строительной техники? — задумчиво цыкнул сквозь редкие зубы сидящий в торце стола.

— У «Строймашсервиса».

В другом конце стола шушукались:

— Любопытно, почему он в тапочках? Что он хочет этим сказать?

— Не спроста.

— Явно, за этим что-то кроется…

— Похвальная память. А теперь, прежде чем ответите, прошу вас хорошенько подумать. Возможно ли, что некие люди с преступным умыслом тайком от верной Родине части коллектива, по ночам, или в какое-то другое время, отреставрировали находящуюся на территории музея военную технику и привели ее в состояние боевой готовности?

Мазин оглянулся, не шутят ли с ним? И только теперь понял, что не прапорщицкие погоны топорщатся на плечах единственного здесь человека в военной форме, а генеральские.[139] Мазин откашлялся и зачем-то пригладил волосы.

— Это невозможно! — хрипло начал он, — Технику невозможно отреставрировать, потому что потребуется закупить много различных деталей… Хотя в последнее время расход машинного масла резко возрос… Все равно не возможно, потому что пришлось бы приобретать боеприпасы… Хотя вроде бы наш музей взял шефство над какими-то пороховыми складами в Кронштадте… Невозможно, потому что нужны специалисты… Впрочем, новые штатные работники, кто их знает… Все равно не возможно, потому что на глазах у охраны… Впрочем, охрану-то сменили…

— Что и требовалось доказать, — удрученно причмокнул старший, и его кустистые брови съехались к переносице.

Караульные тулупы вокруг стола удрученно поникли.

— Похоже, все-таки не блеф, — тяжело вздохнул генерал, из фляжки плеснул чего-то в стакан и сочно прихлебнул.

— А тут еще этот самолет! — зло расплющил окурок в пепельнице кто-то.

— А можно мне объяснить, в чем дело?

— Уже можно, — безнадежно махнул рукой старший, — Только предупреждаю, все, что вы сейчас услышите, ни в коем случае не должно выйти за эти стены. Вы меня понимаете?

Мазин шмыгнул носом и кивнул. Старший, не глядя, ткнул в кнопку лежащего перед ним устаревшего бобинного магнитофона. Раздался неприятный, будто бы механический голос:

— Ахтунг, Ахтунг! Уважаемые господа, я много времени затратил на изучение русского языка только для того, чтобы произнести эту речь, и надеюсь, что вы выслушаете меня очень внимательно. Уверяю, я не сумасшедший, во всяком случае, в том значении, которое вы вкладываете в этот термин. Просто у меня бывают маленькие причуды. Поэтому готов превратить в пыль любого, кто попытается мне помешать. Надеюсь, вы мне мешать не станете. Хотя бы потому, что в данный момент я держу под прицелом весь Ленинград, простите, Санкт-Петербург. Ленинград снова в блокаде, ха-ха-ха!..

— Маниакальная идея, возведенная в квадрат прогрессирующим старческим маразмом, — отчеканил товарищ в круглых очках. Из-под наброшенной на плечи бобровой шубы у него выглядывал накрахмаленный белый халат.

— … Батарея из пяти отреставрированных орудий нацелена на Смольный, из трех орудий на Большой дом, под прицелом Генеральный штаб и ближайшие воинские части. И главное, оказавшиеся в моем распоряжении ракетные минометы «Катюша» и дальнобойные гаубицы нацелены на все ближайшие аэродромы. И я требую, нет, я приказываю отказать в посадке самолету «Боинг», приближающемуся сейчас к городу, иначе всем вам капут. Ну и естественно, я открою огонь, если вы предпримите хоть какие-нибудь действия против меня.

Главный вырубил звук и стал отматывать бобину назад.

— Как вы считаете, уважаемый Алексей Константинович, угрозы реальные?

— Я в мечах и катапультах еще понимаю, а здесь не спец, но… К сожалению, да, — еле смог выдавить Мазин.

— Большое спасибо, что нашли время ответить на наши вопросы. Я вас больше не задерживаю. Надеюсь, не нужно повторять, про режим глубокой секретности. Извините, что держали в таком холоде.[140]

Рядом с Алексеем Константиновичем объявился давешний лопоухий провожатый и увлек за дверь.

— Вколите ему ЛСД и отправьте в дурдом, а вы доктор, позаботьтесь, чтоб попал в хорошую палату и через неделю выписался здоровым, но чтоб в голове «мечи с катапультами» перемешались, и не мог отличить наркотический бред от яви. И этому, как его, апостолу, который магнитофонную бобину из музея принес, тоже вколите.

Стоящий рядом с пепельницей вполне обычный, только без наборной панели, телефон проснулся. Звонок был мелодичный, но заскреб по нервам собравшихся не слабей циркулярной пилы.

— Дежурный ФСБ по городу полковник Стерхов, — без прежней усталости в голосе представился главный, — Назовите ваш позывной!

— Адъютант генерала Гулина подполковник Бердников говорит! Позывной «Комикс»!!! — рявкнул Кучин в сотовик, прижав его плечом к уху. Руки на штурвале. — Товарищ генерал интересуется, что за ядрена вошь у вас там в Питере творится?! — на миг оторвав правую руку от штурвала, Илья приложил палец к губам в надежде, что Мисс Голландия поймет интернациональный жест и проникнется.

Полковник вскочил со стула и вытянулся в струнку, тулуп стек по плечам на пол, но полковнику и так уже было жарко. Сегодня ОТТУДА дежурному еще не звонили, хотя за вечер он успел наслушаться и от своих командиров обещаний — от «сослать военным атташе в Эстонию» до «наградить медалью „За оборону Ленинграда“».

— Так мы же отправили семь рапортов и пять сводок… — пробормотал полковник.

— А теперь товарищ генерал спрашивает лично!

— Ситуация пол контролем, в настоящий момент разрабатывается план контроперации, — полковник начал драить платком вспотевший затылок.

— А если точнее?

— На улицах техника музейная, некие лица, по косвенным данным не чеченской национальности, захватили Артиллерийский музей. Зачем — на данный момент выясняется. Пока в качестве угрозы запустили в молоко ракеты, и вывели часть отреставрированной в предельно короткие сроки музейной техники к Московскому вокзалу. Требования от террористов пока не поступали, число заложников выясняется. Также проверяется информация…

— Значит, музей и вокзал, — оторвав руку от штурвала, поскреб небритый подбородок Кучин. — Ясно. По нам, видишь, тоже из этого музея ракетами палят.

— Не понял, — честно признался полковник.

Мисс Голландию пробило на смех. Этот смех не смогли заглушить ни статическое электричество, ни атмосферные помехи. Не прощаясь, Кучин отключил галантно позаимствованную у дамы трубку.

— Штабные сволочи с бабами жируют, а мы тут за них отдувайся!!! — с благородным негодованием выпалил полковник Стерхов окружающим.

С высоты Питер выглядел бело-ржаво-коричневым украшенным язычками свечек тортом. Зыкин вернулся в кабину с перекошенной от отчаяния миной:

— Отказываются, а мы тут за всех отдувайся, — обречено развел он руками, — Прижимают сумочки к груди и царапаются.

— Ракеты уже на подлете, а у нас треть бортовых систем ежиком накрылась! Смерти моей хочешь? — Илья еле удержался от крепких выражений при даме, — Так ты, зема, никогда настоящим «мего» не станешь! А ну-ка принимай штурвал! — Кучин отстранил с дороги крепко завороженную миганием лампочек мисс, и вихрем помчался по салону.

Будто сами собой в руках фотомоделей лопались и выворачивали нутро сумочки, из них словно пылесосом вытягивало зеркальца, шпильки, заколки, патрончики губной помады и прочую бижутерию, срывало серебристые ленты «Мисс…» и по воровски слизывало часики с золочеными браслетами. Прижимающий к груди россыпь трофеев Илья ворвался в туалет и ссыпал богатство в унитаз. Не мешкая, смыл и побежал обратно. А вышвырнутые долой девичьи радости закружили в забортной турбулентности и отразились в радиолокационных приборах самонаведения стремящихся к «Боингу» ракет «земля-воздух», сводя смертоносные снаряды с электронного разума.

И вот уже обманутые ракеты нашли «свои» цели далеко за хвостом «Боинга». Новогодний Питер веселился и наслаждался необычайно щедрыми салютами. А возвращающегося Кучина в салоне встретил негодующий визг. И грубо выставленная Зыкиным Мисс Голландия даже исхитрилась достать щеку мегатонника бритвенноострым маникюром. Плюнув на царапину, Кучин запрыгнул на кресло посреди салона:

— Гражданки красавицы! — гаркнул он, перекрывая натужный стон двигателей и всяческие несознательные «Фак ю!!!», — вы сейчас пожертвовали самое дорогое, что есть у вас не ради какой-нибудь прихоти. Так надо. Я не стану вам врать, потому что женщин не обманешь. Я скажу вам чистую правду. Именно сейчас и именно здесь решается, какой будет наша планета Земля в наступающем году. Будут ли в ресторанах подавать омаров, будут ли выпускаться французские духи «Клима», будут ли мужчины дарить вам норковые манто, откроет ли Карлоф Белуши бутик в Сорбоне. Даже — будет ли в следующем году проводиться конкурс «Мисс Вселенная» или нет!

Девицы оторопело заткнулись.

— Вы и только вы можете спасти этот мир. Разберите парашюты и оденьте их в строгом соответствии с прилагаемой инструкцией. Прыгать надо по моей команде. Больше от вас ничего не требуется, прыгайте и отважно визжите со страха. Мировое зло хочет разрушить нашу цивилизацию, но ваша красота спасет мир!!!

И тут салон основательно встряхнуло. Одна зловредная ракета не купилась на амальгаму десантировавшихся через унитаз дамских зеркалец и погналась за аэробусом, у которого уже успела вырубиться половина бортовых систем. Зыкин покрепче перехватил штурвал…

На миг в двери командирской каюты нарисовалась красная физиономия старшины:

— Уйдешь из под огня, ставь автопилот на Петропавловскую крепость, и за мной!

Давешняя дива в шортах цвета ягеля дернула Кучина за руку:

— Америке плохо!

— Опять Бен Ладен?

— Нет, мисс Америке!

— Дыхание рот в рот пробовали? Попробуем! — с энтузиазмом утер губы тыльной стороной ладони старшина и исчез.

Разминувшись с последней самонаводящейся дрянью, Зыкин врубил автопилот и прибежал искать соратника.

— Помните, что если приземление на воду неизбежно — начните к нему готовиться заблаговременно! — уже в багажном отсеке вещал и метался Илья среди красоток, примеривающих поверх норковых манто парашютные мешки, — Измените конфигурацию подвесной системы, чтобы легче стало выбраться из нее после приводнения. Освободите грудной обхват и ослабьте ножные обхваты. Грудной обхват не несет нагрузки под куполом и, расстегнув его, вы не выпадете из подвески. — Кучин на собственном парашюте показывал, где надо рассупонить, а где подтянуть, — В случае с ножными обхватами следует быть осторожнее и не ослаблять их слишком сильно. С ослаблением ножных обхватов вы «опуститесь» в системе. Поэтому если переборщите, потом не дотянетесь до ручек управления. Чуть не забыл, заблаговременно надуйте спасательный жилет.

Выслушав инструктаж, супермодели застряли полюбовались собственными отражениями в иллюминаторах.

— Такие дела, — сказал, пользуясь секундной передышкой, старшина. — Твой черед прыгать первым, земеля. Расклад кондовый: находишь этого ирокеза со шрамом, нейтрализуешь и отбираешь сапоги. Чутье подсказывает, наш Чинганчгук окопался где-то в районе Московского вокзала, не зря там самоходная артиллерия кучкуется. Победим, там и встретимся: в Москву поедем докладываться. Только технику музейную не курочь почем зря, — Илья бдительно засек, что девушки мешкают, — Так, красавицы, по ранжиру становись!!!

— На самолете быстрее, — позволил себе возразить Зыкин. — Только не на этом. Трем четвертям бортовых систем кранты.

Но вот выстроить дам в шеренгу по росту не получалось: самые красивые барышни планеты толпились возле завывающего ветром и норовящего тем же ветром сшибить с ног распахнутого грузового люка, попискивали, охали и испуганно хватали друг друга за плечики, однако подчиняться Кучинской команде не желали ни в какую.[141]

— А у тебя деньги на билеты есть? — перекрикивая ветер, логично спросил молодого бойца Кучин. — То-то. А я пока нашим герром Борманом займусь.

— А почему ты — Борманом?

— Надо, — серьезно ответил Кучин, набрасывая на плечи парашют. — Хочу за деда отомстить — он на войне погиб. Ну что, готов? Первый пошел, второй приготовиться…

Расставшись с Зыкиным, старшина Кучин стал деловито хватать самых красивых девушек планеты по одной за талию и вышвыривать в люк без церемоний. Девушки визжали так, что закладывало уши, однако ни одна из них — убежденных повторенной Ильей на восьми языках лекцией, на тему того, что главное в случае непосредственной угрозы «красиво сдаться в плен» — не сопротивлялась.

Когда мисс Таджикистан последней ухнула камнем в ночь, Кучин довольно потер руки:

— Сорок девять, — и швырнул следом в воздушное пространство несколько расстегнутых чемоданов, авось в них тоже найдется достаточно штучек для отвлечения РЛС, — Черт, чуть не забыл! — хлопнул старшина себя по лбу и метнулся к бару.

Здесь, сунув в карман банку сгущенки, он развязал двух штатных пилотов «Боинга».

— Можете поворачивать в свою Португалию, — дружески выколотил он пыль из их плеч.

— Эй, русский, — восторженно поедая героя глазами, взмолился командир корабля, — Научи «кобре»!

— Смотри внимательно. Показываю один раз, — Илья высоко вздернул правую руку к потолку, крутнулся в фуэте и, оказавшись вплотную к разминающему затекшие руки летчику, резко хлопнул того ладошкой сверху вниз.[142]

Капитан лайнера брыкнулся без сознания.

— Ты не понял! — захныкал штурман, — Он просил научить «Кобре Пугачева»!

— А это военная тайна, — Илья снизу пальцем закрыл распахнутый рот штурмана, по военному четко развернулся на каблуках и, насвистывая «Гимн холестерину» собственного сочинения, отправился в грузовой отсек. — Кстати, я бы на твоем месте, коллега, поторопился в кабину. Сдается мне по шуму моторов, что у самолета не пашет восемьдесят процентов бортовых систем, — бросил старшина через плечо.

И вдруг ему навстречу, кто бы вы думали?

— Эй, чехол, а куда все скипнули? Я не поняла…

— Потанцуем? — Илья галантно приобнял девушку и покинул «Боинг», не выпуская голландское диво из объятий, — Только не вздумай больше царапаться!

Глава 18. Алес!

Голодное дуло снятой с шасси тридцатимиллиметровой автоматической зенитной пушки целилось пальцем в небо. На руках втащившие орудие на крышу Артиллерийского музея Ганс и Андреас отфыркивались, будто подравшиеся коты. Шишковатые кевларовые шлемы норовили сползти на носы, камуфляжные куртки прели на поясницах, в мышцах сворачивалось кислое молоко, концентрированный рассол слюны разъедал языки. Где-то там, в непроглядных чернилах выси, хоронился вражеский самолет с самыми страшными в мире бойцами — «мегатонниками».

Оранжевые указки двух фонариков, иногда скрещиваясь, зашатались по небесам. Лично от Мартина Ганс и Андреас получили почетное право нафаршировать пятидесятимиллиметровыми латунными червями алюминиевое брюхо лайнера, лишь только «Боинг-747» окажется в зоне прямой видимости. Но ни видимости, ни наводящего сигнала от развернувшегося внизу радиолокационного поста не было. Ганс и Андреас получили приказ в случае отсутствия видимости палить на звук приближающихся моторов, но не слышалось и характерного зудящего нытья турбин. Вместо этого воздух вибрировал от леденящего душу воя, словно с неба падает стая волков.

— Эти русские всегда так по идиотски празднуют Новый год? — Ганс отпустил одолженный в залах полевой призменный бинокль образца сорок третьего года, и тот повис на сыромятном ремешке через шею. Приходилось пользоваться подобным старьем, поскольку все приборы ночного виденья отказали из-за мороза — сделано в Бразилии.

А в черной, клубящейся снегом бездне парили чаровницы, на высоте семисот метров датчик давления автоматически распахивал парашют, и красотки благополучно опускались вокруг и на площадку Кронверка. Правда, визжать и вопить на разные голоса с раскрытием парашютов дамы не переставали — и это было только на руку Кучину. Психологическая атака, как во время Великой Отечественной, когда летчики сбрасывали на врага дырявые бочки и рельсы, которые в полете издавали такой жуткий свист, что враг терял всяческий боевой дух.

На голову Ганса коршуном спикировала тряпка и превратилась в капюшон. Ганс замолотил пудовыми кулаками воздух вокруг себя. Оранжевые зайчики фонариков затеяли чехарду.

— Держись, я помогу! — испуганный до стелек в ботинках рванулся на выручку Андреас, и эхо заиграло этим криком в пинг-понг. Умом понимая, что заведомо опаздывает, соратник елозил ногами по коварно скользкой поверхности изо всех сил, чуть не уехал вправо, где тень скапливалась, будто грязь в луже.

Но Ганс уже справился сам и очумело уставился на трофей цвета куриной желчи:

— «Кензо»… — растерянно прочитал он вышивку на лейбле, — «Кензо»! — восторженно фыркнул он, засовывая тряпку за пазуху. Было вздувшиеся бугры мышц счастливо опали, — Будет сувенир из заснеженной России для Гретхен!

Вторая тряпка — цвета маренго — несвоевременным кленовым листом опустилась на снарядный ящик.

— А это для официантки из…

Но к трофею первым успел жилистый, будто виноградная лоза, Андреас.

— «Армани»!

— Зачем тебе «Армани»?! Уступи, у тебя ведь нет подружки!

— Теперь будет! — отрезал Андреас, — Смотри, какая большая падает, хватит на всех!

С неба на крышу опустился парашют из прекрасного розового шелка, к которому в нагрузку прилагалась длинноногая красавица, расфуфыренная в кольца и браслеты с византийской роскошью, но в джинсовых блеклых шортах под норковым манто. По горсти колючих снежинок беспрепятственно попало и растаяло во ртах немцев.

— Здравствуйте, мальчики. Не подскажете, какой это город? — по-чешски спросила небожительница. Первая ее мысль на твердой земле машинально посвящалась тому, что тушь, наверняка, потекла, на голове — черти что, и хорошо бы горячую ванну…

— Хальт! — направил на девушку Ганс ствол винтовки Мосина.

— Хенде хох! — рявкнул Андркас, целясь в красотку ППШ[143] — естественно, вся Бормановская группа захвата музея не тащила с собой оружие через десяток границ, а вооружилась на месте отреставрированными трофеями.

— Я требую чешского консула! — возмутилось явление. Лучи фонариков впились в гостью, и оставшиеся без присмотра брусничные тени со всех сторон плотней прижались к зенитной точке.

— Может, ее пристрелить?

Девушка испугалась всерьез и покорно приняла позу «руки вверх». Но это оказалась фальшивая покорность. Возбужденно дыша, вроде бы от страха, чешскоязычная девушка сделала один робкий шажок вперед, затем второй. Затем, обворожительно улыбаясь влажными губами, оказалась на лафете зенитной пушки. Затем начала изгибаться, ерзая, будто на цепочке, вокруг дула, настолько недвусмысленно и откровенно, что у Ганса и Андреаса по второму разу отвисли челюсти.

Чешке не нужна была музыка, музыкой стала сама девушка. Казалось, что ее молочно-белые зубки фосфоресцируют в амбразуре многообещающей улыбки. Раз, и плавно-пылкие движения бедер, отдались сладким звоном в предстательных железах зенитчиков, а лучи фонариков обернулись радужной подсветкой прожекторов в стриптиз-клубе.

Два, и легким движением руки, что-то там расстегнув, милашка выскользнула из креплений парашютного мешка. Нежно-розовый шелк, переливаясь, заструился по скату крыши вниз, туда, где ворчали лишь ракетные тягачи, да неприкаянно молчал «Шерман», с мотором которого не совладали импортные умельцы. Да и никому не было до парашюта дела, глаза зенитчиков-амбалов намертво примагнитились к безупречно вылепленным природой бедрам танцовщицы. Сейчас она сбросит манто, следом…

Три, и спикировавший рядом Илья Кучин первым делом с рук на руки всучил обалдевшему Гансу мисс Голландию. Оброненный фонарик тюкнул Ганса по ноге, винтовка Мосина вообще делась непонятно куда.

— Я не вкурила… — сонно проворковала мисс Голландия.

В мгновенье ока освободившийся от парашюта Илья натянул лямки через голову на глубоко деморализованного Андреаса, дернул за резервное кольцо… ППШ запутался в стропах, как чижик в силках, раздался приглушенный хлопок… и раскрывшийся запасной парашют слизал не имеющего подружки дюжего немца с крыши и с глаз долой. Вниз, где сыто урчала подлатанная техника, и откуда после стартовавших ракет приторно шмонило копотью.

— Я из-за тебя оставила в самолете сумочку с сигаретами! — вдруг вспылила оттягивающая руки Ганса мисс Голландия и без лишних причитаний вспахала его лицо ногтями.

Мимо крыши, метрах в сорока слева, прошуршал парашют с Мисс Таджикистан, визжащей монотонней акына. Немец отшвырнул от себя вспыльчивую голландку и, жалобно скривившись, стал глазами нащупывать винтовку. При этом тряпица цвета куриной желчи вывалилась из-за пазухи.

— Мое «Кензо»!!! — Мисс Голландия в свирепом неистовстве саданула Ганса двумя пальцами по глазам, носком высокого сапога под коленную чашечку правой ноги, шпилькой сапога отвесно со всего маху по ступне левой ноги. Последний удар — коленом в пах — оказался лишним.

Тут мисс разглядела, что озлобилась за сигареты не на того мужчину, и по-военному браво развернулась к Илье. Ее ноздри красиво и гневно вздымались, брови изогнулись, как арки Александровского моста, будто перикисью водорода обесцвеченные губы вытянулись в линию, напоминающую мост через Гудзон. В ладошках красотки объявилась пресловутая винтовка Мосина мгновение дива, как никогда, заслуживала титул «Мисс Вселенная», но Кучина рядом уже не было, он скользил вниз по серо-зеленой водосточной трубе.

Глупая темень, изредка ободряемая букетами фейерверков, заглядывала в высокие полукруглые окна третьего этажа. Бригада навербованных по горячим точкам бойцов спешила от одного окна к другому. Подхватывалась очередная пушка, подкатывалась, слепо тыкалась дулом в стекло, осколки сыпались вниз, у пушки оставался заряжающий, а тающий отряд под предводительством мистера Сельпуко торопился дальше.

Попискивали навешенные на пояса детекторы пространства, шуршал эфир в гарнитурах связи, навешенные на торсы приборы ночного видения стучали в сердца. Острые углы нагроможденной музейной техники безжалостно задевали бока воинов, пухлые шины норовили отдавливать ноги, казенные части клацали, пытаясь откусить пальцы, но бойцы трудились проворно и слажено. Только воровато стреляли глазами из-под ободков кевларовых шлемов.

«При наведении по нуль-индикаторам согласуй стрелки сначала Г.О., затем Т.О» — отсвечивали латунные подсказки на станинах, — «При отклонении стрелки влево, вращай маховик вправо». Но бригаде мистера Сельпуко не требовались подсказки, это были профессионалы из профессионалов.

Мистер Сельпуко с 7,62 миллиметровым ручным пулеметом Дегтярева наперевес терся чуть в стороне, в руке зажимал красный сигнальный флажок, которым с превеликим удовольствием даст отмашку открыть огонь, чуть что.