За пригоршню астрала Чубаха Игорь

— «Прости, мать сыра земля, в чем я тебе досадил.» — с предельной серьезностью сказал Игорь.

К могиле вышел очередной докладчик, поправил прилипшую ко лбу седину:

— Я, как когда-то нарек себя и Данилевский в великой книге «Россия и Европа», всего лишь рядовой член союза преклоняющих колени перед Солнцем. Но сегодня не побоюсь взять на себя право говорить от имени всех, почитающих Светило. Георгий… По роду выполняемых мной операций…

Майор с помощником, отступив в скорби, оказались перед Светой.

— Ты что ж, козел, пожмотничал, тайваньскую Барби приволок?! — сквозь зубы зашипел майор на помощника, не отводя сочащихся трагизмом глаз от могилы. — Не мог настоящую?

— А ему не один хрен? А бундосовская в четыре раза дороже кусается, — запыхтел отчитываемый. Его куцая кожаная куртка норовила собраться в гармошку.

— Ему-то, может, и до балды. А мне перед людьми стыдно. Теперь язычники из «Зарницы» станут тыкать пальцем, что в «Свече» одни жмоты!

— Вась, притормози. От «Зарницы» никто на похороны не пожаловал.

— Как не пожаловал?

— Так. Я вчера на телефон сел, хотел узнать, каким даром они собираются Георгича провожать. Ну, ясен пень, чтоб накладки не вышло. Так никого не застать. Как вымерли. — Шея, далеко выдвинувшаяся из куртки, имела остаточный загар, выдающий причастность к работе в торговой палатке.

На увлекшихся зашикали, а оратор у могилы продолжал витийствовать:

— Да, он был хакер. Но сам немного играл на гитаре. Я ведь знал ушедшего еще по клубу самодеятельной песни. Вы слышали, как он исполняет Висбора!?.. Простите, исполнял. Георгий, слышишь ли ты нас? Мы еще неоднократно встретимся в астрале. И я верю: не хуже знаменитого Вальтера Шубарта ты будешь оттуда помогать нам советами, как бы далеко не забросило тебя в страну теней! Да обратится твоя душа в первый луч утреннего Солнца или в крик петуха, распугивающего нечисть. Или в толику водицы из великой Волги, как ее назвал Хлебников — «реки индоруссов»!

У этого провожающего оказался не один, а двое помощников. Освободив от картонного короба, они представили взорам толпы компьютер с монитором. Обвязанный, будто от зубной боли, рунным платком, прибор тяжело ухнул вниз. И было слышно, как на глубине квакнул расколовшийся монитор и жалобно рыпнула деревянная доска. Наверное, крышка гроба.

— А модем? Как же Георгий без модема? — заерзал кто-то в толпе. Но робко.

Распорядитель выбрал ком земли посуше, кряхтя нагнулся и бросил tuj в могилу со словами:

— Когда наш песок взойдет, тогда и нам смерть придет! — затем властно зыркнул на мужичков при лопатах. Те просочились сквозь толпу, держа лопаты на плечах как ружья.

— Вась, а что на рушниках пишется? — выдал Светлане официальное название платков переминающийся помощник предыдущего оратора.

— «Всяк человек земля есть, и в землю отойдет» — важно ответил выступавший от центра «Свеча». И в его голосе угадывалось не меньше апломба, чем у прежде отвечавшего на тот же вопрос Игоря.

— Сверх земли не положить даже нищего и бездомного, — потянулся осенить чело крестным знаменем тот, кто беспокоился насчет модема. Спохватился и свирепо зачесал темя под кепкой.

Кажется, на сим церемония благополучно завершилась. Один за другим участники стали разворачиваться и, не сбрасывая печать скорби, осторожненько, боясь поскользнуться или угодить в грязь, на носочках, разбредаться. Игорь, не выпуская Светин локоть, тоже повернул в сторону выхода с кладбища. В процессии помаленьку завелись посторонние разговоры:

— Тут в одной газетке прочитал. Оказывается, в первом тысячелетии нашей эры каждый век состоял не из ста, а из шестидесяти лет. После 659-го года наступал не 660-й, а сразу 700-й. Потом 701-й,702-й, вплоть до 759-го. И только в 1040-ом году тогдашний Папа Римский созвал специальный Собор и постановил отныне считать века не по шестьдесят, а по сто лет. Так что не было никогда 988-го года, когда якобы окрестили Русь!

— Фильм «Голод» смотрела?

— Да, конечно, там же Боуи играет.

Света повернула лебединую шею и с легкой иронией проворковала:

— Ты бы хоть предупредил, яхонтовый, куда приглашаешь. Я бы что траурное надела.

— А я тут «Туманность Андромеды» перечитал после детства, — бубнил кто-то кому-то за спиной. — Так оказывается, большинство озарений Ивана Ефремова один в один совпадает с тезисами, начертанными в четвертой книге «Агни-Йоги» Елены Рерих.

— Разве это эзотерическая живопись!? — горячился кто-то в самом хвосте пробирающейся к выходу с кладбища группы. — Вот в туалете Московского вокзала!.. — Света не стала оглядываться. Света с неудовольствием призналась себе, что замерзла. Что присутствие на необычной церемонии, мягко говоря, не доставило ей никакого удовольствия. И что впившийся в локоть гусар никак не тянет на камер-юнкера. В лучшем случае унтер-офицер.

Наконец они вышли за пределы промозглого кладбища, и унтер-офицеру повезло быстро отловить сговорчивого таксиста.

— Сейчас мы отправимся еще в одно место, — излишне бодро заулыбался Игорь и двумя пальцами ритуально поправил русую прядь.

Света промолчала, глядя в боковое стекло, за которым по лужам вновь поплыли циркульные круги дождика. Она гадала, не послать ли все к черту и отправиться восвояси? Потом решила, что ведет себя слишком напряжно. Подумаешь, на тайном ритуале поприсутствовала и раскисла. И подарила господину Магниеву короткую улыбку. Не лучшую из арсенала, но и не худшую.

И опять кавалер принял такой важный и самодовольный вид, словно давеча со Светой переспал. С точностью до наоборот такси повторило дорогу. Только при подъезде к площади Восстания свернуло налево, промчалось мимо череды магазинов и остановилось через проспект от бывшего кинотеатра «Титан». Проспект уже на мигающий зеленый глаз светофора они с Игорем за руку форсировали на своих двоих.

Было что-то около трех-четырех часов дня, уточнять Прекрасная Дама не рвалась. Швейцар в дверях обрадовался неурочным посетителям. Дверь отворил и шаркнул подошвой. Предупредительно поддерживаемая под локоть Светлана поднялась белым мрамором ступеней. Сдала на руки кавалеру плащ, переложив общение с гардеробщиком целиком на мужские плечи. В гастрономических экскурсиях с Сережей они как-то данное заведение упустили, отпугнула вывеска «казино». Ведь чего-чего, а азарта и риска ей с супругом хватало по работе. И сейчас девушка, стараясь слишком уж не вертеть головой, с любопытством озирала интерьер.

— Ресторан был открыт еще в 1806-ом году. Купцом первой гильдии Павлом Палкиным, — щегольнул эрудицией зануда Игорь. — А еще здесь когда-то играл румынский оркестр.

Девица за конторкой с полутакта оценила социальный статус господина Магниева. Взглядом разъяснила охраннику, что обычные охранные процедуры неуместны. Неизменно поддерживаемая под руку Света чинно прошествовала в оживленный старорежимными фикусами и низкими абажурами из зеленого плюша зал. Абажуры источали рассеянный свет. Был занят только один стол, и именно к этому столу Игорь повел девушку. Итак, второй раунд. Суперигра с усложнившимися правилами. Отпустившее после кладбища напряжение нахлынуло с новой силой.

Света утонула в светлой кожи пухлостях дивана и предпочла сначала оглядеть не перегруженный лишними сюжетными фантазиями витраж по правую руку, а уж потом встретиться глазами с теми, чьей гостьей поневоле оказалась. Во-первых, огромный, широкий в кости дремучий мужик лет сорока-пятидесяти. Если бы не струящийся без складок костюм и шейный платок — лесоруб лесорубом. А так — светский лев, точнее — медведь. Света постеснялась долго таращиться на покрытый крупными порами нос над ощетинившимися седыми усищами и отвела взгляд. Рядом с великаном, церемонно зажав в кулачках вилку и нож, приторно улыбалась тридцатилетняя мадам (или мадмуазель), что называется — в увядающей стадии жгучей красоты. Еще годик-другой, и формы под обтягивающим муаровым платьем расплывутся, кожа на открытых плечах потеряет атласность, прямой нос еще пуще заострится и нарушит гармонию.

Возникла юная официанточка и всучила Игорю меню. Парень уже собрался его распахнуть, но опомнился и преподнес Светлане. Книжка меню по оформлению была на меню похожа меньше всего. Выглядела она как килограммовая коробка шоколадных конфет. И не каких-нибудь «Праздничных», а чуть ли не от поставщика двора их императорского величества.

Платье мадам оставило в душе девушки двойственное впечатление. При всей его крутости Светлана не была уверена, что желала бы обнаружить такое же в собственном шкафу. Излишняя помпезность не красит даже английских королев. Впрочем, сейчас не до платья. Не расслабляться!

— Я бы порекомендовал «Роял Флэш», — неожиданно пророкотал светский медведь и, как бы подчеркивая вескость изложенного мнения, качнул утвердительно старообрядной бородищей.

— Не навязывай свой вкус, Герасим, — мягко одернула его спутница. — Я бы посоветовала вам, девушка, если не боитесь маринованного лука, шашлык «Три карты». Дивное мясо. Говядина, свинина и птица. И, кстати, Игорь — чудесный молодой человек — но рассеянный с улицы Бассейной. Он забыл нас представить. Меня зовут Диана. Просто Диана. — Мадам относилась к тому типу женщин, у которых вечные проблемы с не на месте растущими волосами. Но что важнее — действительно ли она выделила слово «боитесь» или Свете показалось?

Игорь виновато заерзал, поправил русую прядь, взмыл:

— Герасим Варламович, позвольте представить — Света! Светлана — это Герасим Варламович! Можешь проще, без церемоний — гроссмейстер.

Светский медведь взглянул на Игоря. Не гневно, не возмущенно, а как-то… словно с любопытством. Так смотрит биолог на букашку, которая вдруг вместо того, чтобы ползать по стеклышку под микроскопом, взлетела. Игорь вмиг сник, глупо улыбнулся, дескать шутка была, признаю — неудачная, больше не повторится, кровью искуплю. Опустил правую руку в карман и зачем-то вынул очки, и… уронил под стол.

— Герасим Варламович Передерий. — Встал, поклонился и сел крупномасштабный сосед. Действительно преогромный. Никак не менее двух метров в высоту.

Как Света должна была отреагировать, чтобы в ее роль обыкновенной девушки поверили? Она должна была возмутиться. Унизили ее кавалера, значит, унизили и ее. Ей должно захотеться тут же уйти, «громко хлопнув дверью». С другой стороны, «гроссмейстер» должен бы сразить ее наповал. Заинтриговать, и как заинтриговать! Авантюристка? Еще какая! Короче, будем играть «еще какую авантюристку».

— Светлана, — постаралась достойно кивнуть девушка, с удовольствием отмечая, что и сюда Игорь увлек ее не для пустого времяпровождения. Предъявить и получить дальнейшие инструкции. И если все сложится тип-топ, если Светланину кандидатуру одобрят, она продвинется на следующую шахматную клетку. — Чтобы вас не обидеть, я не выберу ни то, ни другое, — сказала, искусно не заметив возникшего за столом напряжения, Света и повернулась к выбравшемуся из-под стола спутнику. — Меня привлекло филе «Премьер». — И вернула изрядно тяжелое меню.

— Прекрасный выбор, — двусмысленно откоментировал, шевельнув густыми бровями, Герасим Варламович. — Вы ведь здесь впервые? Начинать знакомство с ресторацией надобно с фирменного блюда! — взглянул на Свету и пристально изучал полновесных три секунды. Не взгляд мужчины, заинтересовавшегося женщиной. Взгляд карася, узревшего упавшую в воду муху.

Игорь поманил официантку, стал делать заказ. Себе выбрал то, что рекомендовал господин Передерий — осетрину «Роял Флэш». Вмешалась Диана с требованием обязательно брать не французское, а грузинское вино:

— Здесь эксклюзивные поставки! — несколько экзальтированно подсказала она.

Игорь покорно заказал грузинское вино. Герасим Варламович протянул через стол длань. Ему даже не понадобилось наклоняться вперед, чтобы поймать Светину руку. Господин Передерий внимательно осмотрел ее ладонь, и во взгляде мелькнуло что-то цыганское. Однако предсказывать будущее не стал. Потом перевернул ладонь тыльной стороной к свету:

— На вашей руке, Светлана, уместно бы смотрелось серебряное кольцо, — пробасил господин Передерий. — Причем без лишних выкрутасов. Чем проще кольцо, тем больше бы оно вам шло.

Светлана вежливо улыбнулась и попыталась вернуть руку. Но Передерий не отпустил:

— Вы говорили Игорю, что у вас что-то приключилось с мужем? — голосом человека, от которого ежеминутно ждут откровений, и посему смертельно уставшего, полюбопытствовал «гроссмейстер».

— Да, случилось, — улыбка ушла с лица девушки. Вы хотите допрос? Вы его получите! — Он исчез.

— Выскочил за сигаретами и не вернулся?

— К сожалению, вот уже год мы с супругом не посвящаем друг друга в подробности, кто, куда и зачем выходит из дому. Однако это не мешает нам оставаться приятелями. Так что, если бы он планировал исчезнуть навсегда, то предупредил бы.

— Светочка, — проявила женское любопытство Диана. — А зачем же вы продолжаете жить в одной квартире?

— Мы снимаем две разные комнаты. Просто такой выгодный во всех других отношениях случай подвернулся. И кроме того нас связывает совместная работа. На этом, я надеюсь, ваше любопытство удовлетворено? — Светлана мысленно зааплодировала себе. Надо же так завернуть! Вежливо и непреклонно.

— Действительно, зря мы на вас набросились, — нехотя согласилась Диана.

Официантка убрала лишние приборы, предъявила Игорю бутылку непроглядного красного вина и, дождавшись согласного кивка, наполнила бокалы. Потом она собралась наполнить рюмки и Герасима с Дианой, те пили кальвадос. Однако господин Передерий отослал официантку властным шевелением брови и разлил сам. Левой рукой.

— Вы — гости. Тост за вами, — как бы предложил он, но получилось чуть ли не приказ.

И Игорь с вознесенным бокалом послушно выпрямился. Парень явно тушевался, как поэт на рауте у императора. И начал лепетать что-то столь высокопарное и заумное, что господин Передерий остановил тостующего небрежным взмахом левой руки.

— Игорь, возможно, еще под впечатлением похорон, — водя рюмкой по скатерти, сказала как бы в сторону Диана. — Наверное, нам стоит почтить память Георгия?

— Да. Георгий… — глядя в рюмку, глухо согласился Герасим Варламович. — Хороший был парень. Шебутной. Верил во всякую ахинею вроде сакрального значения водки для русского народа, с цигунятами якшался. Но парень был хороший. — И содержимое рюмки прыгнуло в разверзшуюся на миг и захлопнувшуюся пропасть между усищами и окладистой бородой.

Это послужило как бы сигналом для Дианы и Игоря. Света последней поднесла бокал к губам.

— А мне показалось, что вы, Герасим Варламович, и госпожа Диана, принадлежите к кругу присутствовавших на кладбище. — Вкус вина Света не чувствовала, зато чувствовала, как медленно и испуганно сердечко отстукивает время.

— Принадлежать-то принадлежу, — не воспринял вопрос как щепетильный господин Передерий. — Да только чепухой не занимаюсь.

— Расскажи ей о Блаватской. — Скривила в трудно расшифровываемой улыбке губы гоняющаяся вилкой за остатками гарнира Диана.

— Что рассказать? — не понял Герасим Варламович, то и дело возвращающийся к разглядыванию лишенной кольца руки девушки. — А… Ну конечно! Знаменитая Елена Петровна фон Ган-Роттенштерн родилась в 1831-ом году в Екатеринославе. В 1848-ом вышла замуж за генерала Блаватского. Разведясь, путешествовала по Америке и Европе, Египту и Индии. Надеюсь, не скучно?

— Я вся во внимании, — пригубила пресное вино Светлана.

— В 1875-ом году Елена вместе с полковником Генри Олькоттом основала знаменитое «Теософическое общество». Это присказка, сказка впереди. В ее «имении» под Мадрасом, это в Индии, свершались всяческие чудеса. С потолка падали послания гималайских мудрецов-махатм. А однажды гостям лично явился дух одного из гималайцев. Только любой сказке приходит конец. Объявились обличители — некие супруги Кулом, которые прежде тайно подсобляли Елене Петровне вершить незамысловатые факирские фокусы. Был архипревеликий скандал. Так что, любезнейшая Светлана, прежде всего опасайтесь шарлатанов.

Официантка принесла блюда. Суетливо звякнули ножи и вилки.

— И вы хотите сказать, что на кладбище?.. — прикрылась девушка наколотым на вилку ломтиком филе.

— Здесь «шарлатаны» — не точное понятие, — снова налил кальвадос себе и спутнице Герасим Варламович. — Лучше подходит определение «непосвященные».

Вроде слегка кокетничая — почему же «обыкновенной» девушке слегка не пококетничать? — Светлана продолжала допытываться:

— А Игорь — посвященный?

— Игорь в нашей иерархии занимает… Попробуйте отгадать, — неожиданно перепасовал вопрос господин Передерий.

Игорь наконец посмел вставить слово:

— Света присвоила мне чин камер-юнкера.

— Ну, у молодых еще все впереди, — загадочно смежила ресницы Диана. И как бы для смены темы предложила: — За это можно выпить. За то, что у нас впереди! — и не дожидаясь остальных, приговорила рюмку.

Опять Света оказалась последней.

— Я рассказал про Блаватскую. Но ведь был еще великий Гарри Гудини, — Герасим Варламович многозначительно пригладил левой рукой бороду. — Человек, которому «удавалось освобождаться из любой тюрьмы, как бы прочна она ни была». И хотя Гудини никогда публично не заявлял, будто обладает сверхъестественными способностями, отчасти его трюки не разгаданы до сих пор. Например, такой: в Нью-Йорке в зале собирал у зрителей несколько носовых платков в бумажный пакет и пакет сжигал. Затем на загодя поданных к крыльцу автобусах зрители мчались к статуе Свободы и на самом верху, возле головы, находили ящик с сожженными платками. Причем сторожа в один голос заявляли, что за последние шесть часов никто на острове не появлялся.

— Чудеса, — прервала пережевывание безвкусного ломтика Светлана. Впрочем, она успела отметить, что не одна она равнодушна к еде. Почти не нарушил мозаику из осетрины, янтарной икры и ломтиков лимона Игорь. Нетронутой осталась и приготовленная в шампанском осетрина на блюде «гроссмейстера». Ясное дело — не жрать они сюда заявились. Только Дианино блюдо было аккуратно подметено.

— А не хотите ли попробовать свои силы в сотворении чудес? — неожиданно предложил Передерий. И поднялся. Встала и Диана, ничуть не удивившаяся. Светлане пришлось опереться на поданную Игорем руку — не оставаться же одной за столом.

Они прошли в следующий зал, где не было кресел, зато за рулеточными и карточными столами переминались с ноги на ногу одинаково нарядные дилеры. И столы, и люди, и наборный надраенный до блеска паркет отражались в зеркалах. Зеркала отражались в слепяще бликующем паркете. Над зеленым сукном столов навязчиво плыл разбавленный табачным серпантином гул голосов.

Господин Передерий повернулся к Светлане:

— Обратите внимание, паркет клали специально приглашенные из Эрмитажа мастера, — и хотя он стоял лицом к девушке, и хотя его слова предназначались именно ей, глаза Герасима Варламовича неожиданно перестали пронизывать Светлану, теперь они цепко перебегали с одного дилера на другого. Не со стола на стол, а именно на тех, кто за этими столами маячил. — Подумать только, в этих стенах когда-то прошла премьера фильма «Чапаев», — господин Передерий, руководствуясь какими-то неясными соображениями, выбрал стол и, взяв под руки Свету и Диану, двинул туда. — Кстати, — вдруг вернулся он к предыдущей фразе, — давно ли вы, Светлана, бывали последний раз в Эрмитаже?

Света не успела ответить, впрочем, ответа от нее не ждали. Подобравшийся, как новобранец на плацу, слегка нервничающий дилер вопросительно смотрел на Передерия и на выглядывающего из-за его могучей спины Игоря. Господин Передерий, глядя сотруднику казино глаза в глаза, левой рукой извлек из внутреннего кармана пять сотенных купюр и протянул Диане. Та поменяла их на фишки. Ярко зеленые пластиковые кругляшки.

— Тройка, семерка, зеро, — распорядился Герасим Варламович и остался стоять, словно и не заметив окружавших стол высоких стульев.

Две фишки Дианиной рукой были поставлены на тройку, две на семерку, и одна на зеро. Дилер оглянулся на крупье, одернул белоснежные манжеты и сказал ритуальное:

— Ставки сделаны, — и запустил шарик по колесу. Шарик поплясал, поплясал по черным и красным долькам и успокоился в шансе «двадцать один».

— Выиграло двадцать один, красное, — как вызубривший урок школьник, доложился дилер и сгреб проигравшие фишки. — Делайте ваши ставки. — Парень слегка покраснел. Неожиданно решившись, бросил второй ищущий оценки и поддержки взгляд в сторону крупье. Тот пока вроде был доволен, но не спешил убирать с лица попечительскую суровость.

— Тройка, семерка, зеро, — равнодушно скомандовал Герасим Варламович.

Диана послушно поставила фишки. Три на «тройку», три на «семерку» и две на зеленое.

— Кстати, Диана, — пророкотал Передерий, — не вернешься ли ты за Светиным бокалом? Попробуем. Если у девушки счастливая рука, это дело придется обмыть.

— Ставки сделаны, — дилер со тщательно играемым отсутствующим видом запустил шарик. Парню было не больше двадцати двух. И не требовалось становиться Шерлоком Холмсом, чтобы догадаться — паренек работает первый, максимум, второй день.

Диана протянула оставшиеся фишки Свете. Света растерянно спрятала руки за спину:

— Я не умею!

— Тут особого умения не надо, — недовольно свел брови явно непривыкший к отказам Передерий.

— Спасибо, — напустив на лицо прохладную вежливость, так и не вынула руки из-за спины девушка. — Уважаемый Герасим Варламович, честно говоря, азартные игры не рождают в моей душе никакого пыла. Так что с вашего позволения я воздержусь. — Она так напряглась, потому что уже было поверила, будто прошла проверку. Вроде «гроссмейстер» потерял к ней интерес. И вдруг — нате такое.

Шарик успокоился на «четверке» рулеточного круга.

— Выиграло четыре. Черное, — подчеркнуто сочувственно доложил дилер и конфисковал лопаткой проигрыш. И снова покосился на жадно вострящего уши крупье. Пусть клиент благополучно продувался, происходящее за столом ушлому крупье начинало не нравиться. Что-то тут было не так. Однако формального повода взять игру под личный контроль крупье не находил.

Чтобы нейтрализовать возникшую неловкость, Диана всучила оставшиеся фишки Игорю и зацокала высокими каблуками в обеденный зал. Дилер переступил с ноги на ногу и предложил неизменное:

— Делайте ваши ставки, господа. — Белоснежные манжеты еще раз одернулись. Работник казино малость подуспокоился, он больше не царапал ногтем лопатку, и румянец волнения сошел со щек. Он не просек, что крупье происходящему не рад. В душе дилер наивно благодарил бестолкового клиента, поскольку тот ничуть не походил на монстра из казиношных былей. На подготовительных курсах дилера застращали, что есть такие проницательные завсегдатаи, которые, присмотревшись к манере бросать шарик, легко просчитывают, в какой сектор шарик угодит. Ан, ничего подобного!

Крупье шестым нюхом чуял в громадном бородаче прожженного игрока. А когда опытный игрок ведет себя не по понятиям, жди беды. Пока было ясно, что бородач не выстраивает ни «три шанса», ни «эволюцию», ни какую-либо иную из знакомых крупье системных игр. Пока было ясно, что бородач строит неподвижную прогрессию, очевидно нащупывая Большую Серию. А если его цель в чем-то ином?

Господин Передерий недовольно пожевал губами и после паузы смилостивился над окончательно скисшим от Светланиной строптивости, бессмысленно пересыпающим пластик из руки в руку Игорем:

— Тройка, семерка, зеро.

Игорь, торопясь исполнить поручение, даже не стал поправлять русую прядь на лбу, залез половиной столбика из четырех фишек на территорию соседней с «тройкой» «шестерки» — вместо плейна получился шеваль — но кавалер спешно исправил оплошность. Еще четыре фишки водрузил на красную «семерку» и три на зеленое поле «зеро». Только после этого поправил сползшие на нос очки и промокнул платочком каплю пота на лбу.

— Ставки сделаны. Ставок больше нет, — паренек заучено выполнил манипуляции с шариком.

Вернулась Диана с наполненным красным вином бокалом. Ее шаги были совершенно неслышными, словно подкрадывалась. Света приняла бокал, но неловко. Стекло скользнуло между пальцев, перевернулось в воздухе, выплеснув красный цвет на юбку девушки. И громко лопнуло об зримо отразивший падение паркет.

— Ой, простите! — самым искренним образом жалобно всплеснула руками Света.

Игорь и Диана, словно ожидая дальнейших приказаний, стали ловить взгляд Передерия. Герасим Варламович только зашевелил усами пуще прежнего.

— Ой, знаете, я наверное пойду. Сегодня какой-то неудачный день, — девушка, склонив лебединую шею, виновато принялась растирать по юбке-брюкам пятно поданным Игорем платком. — Не стоит дальше портить вам настроение…

Передерий смерил ее с головы до ног тяжелым взглядом, качнулся на носках и решил:

— Игорь, проводи даму. За стол не беспокойся, сам рассчитаюсь.

— Что вы? Не надо! — залепетала Света.

— Игорь, проводи, — непреклонно отчеканил Передерий.

Игорь покорно вернул Диане остаток фишек и принял Свету под локоть. И они, провожаемые взглядами крупье и незадействованных дилеров, покинули зал.

— Зеро, — кивнул Диане Передерий на зеленое сукно игрового стола.

Дилер играющего стола спохватился, и, прежде чем Диана поместила все оставшиеся, кроме одной, фишки на банковское число, успел вставить неизбежное:

— Делайте ваши ставки, господа, — а спустя несколько секунд: — Ставки сделаны, ставок больше нет.

С костяной барабанной дробью шарик закружил по вращающейся окружности. Диана принялась разглядывать прозрачные, почти не видимые на паркете осколки бокала. Шарик замер на окруженной черным цветом цифре «одиннадцать».

— Ну-с, на сегодня хватит, — громко определил Передерий. — Разменяй оставшуюся фишку на кэш. В следующий раз доиграем.

Крупье облегченно вздохнул. Кажется, он зря мандражировал. Принял лоха за зубра.

Диана без слов протянула последний зеленый кружек крупье, и тот взамен выдал синюю с желтыми радиальными полосками фишку. Не дожидаясь завершения акта обмена, Передерий вернулся в обеденный зал. Пару столов уже успели занять новые посетители. Садиться Передерий не стал, выловил левой рукой в кармане бумажник, окинул взглядом стол и зашевелил губами, приблизительно подсчитывая истраченную сумму. Ловко, не прибегая к помощи правой руки, выудил из бумажника тонкую стопочку сторублевок и небрежно бросил рядом со смятой салфеткой.

Позволил поухаживать за собой гардеробщику, подавшему кашемировое длиннополое пальто, огромное, как плащ-палатка. На ведущих вниз на улицу ступенях принял под руку догнавшую его, запахивающую легкое бежевое пальтецо Диану. Не отреагировал на почтительное шарканье швейцара.

Снаружи уже блистали неоновые логотипы и фонари, провожая рано истекший световой день. Дождя не было. Невский проспект гудел и рычал автомобильными глотками. Герасим Варламович, обтекаемый пешеходными парами, заскучал. Но Диана, проголосовав, будто туза из колоды, извлекла из автомобильного потока такси. Как министра, устроила Передерия на заднее сидение, сама же поместилась на переднем.

Таксер, оправдывая завышенный тариф, свернул с Невского не в самом выгодном месте. Лукаво поплутал по переулкам вокруг Владимирского рынка и вывернул на тесный от машин Загородный проспект.

— Как думаешь, это она? — полуобернулась к развалившемуся на обоих задних сидениях черному силуэту Диана.

— Ежели бы кольцо в наличии, тогда бы точно она.

— А как она фишки отказалась брать… — зло хохотнув, напомнила из салонного мрака Диана.

— И бокал, небось, специально крякнула, — скрежетнул зубами на секунду ставший видимым в свете встречных фар Передерий. — Непроста, ой, непроста кобылка.

Больше они за дорогу не проронили ни слова. Выбрались из такси на безлюдной улице Бронницкой перед скупо освещенным, чуть отступившим назад из строя жилых домов, коробом кинотеатра. Таращась под ноги, чтоб не угодить в частые лужи, перешли дорогу и подождали, пока довольный кушем таксист уберется восвояси.

Целью поездки оказалось маленькое восточное кафе (в кооперативном прошлом), а ныне заброшенный полуподвал. С навесом и железными прутьями, ограждающими вход. С ржавыми пегасами из гнутых полосок стали, приваренными к прутьям «для красоты». Со ржавым навесным замком, запирающим эту импровизированную клетку. С тремя задохнувшимися под набросанным детьми мусором ступенями вниз.

Замок открылся без сопротивления. Передерий пропустил вперед Диану и кинул вдоль улицы и на противостоящие трех-четырехэтажные дома угрюмый взгляд из-под наехавших бровей. Вроде бы все тихо. Потом, стараясь издавать как можно меньше шума, запер изнутри калитку. Но калитка все равно скрипнула оглушительно. Ну и бес с ней!

Передерий поспешил вниз за спутницей, поскользнулся на раздавленной пластиковой бутылке из-под «Тархуна» и еще раз на картонном пакете от дешевого вина. И оказался в узком и низком для огромной фигуры Передерия помещении. Здесь стояла помоечная вонь и была слышна игра воды в трубах отхожего места. Диана нашарила выключатель, и стал виден задрапированный гремучими деревянными висюльками проход в зальчик. В зальчике все столы давным-давно сдвинули в угол. На грязной стойке пылились простенькие граненые пивные кружки. Посетители прошли на бывшую кухню, освещенную одинокой лампочкой без плафона.

Здесь тоже весь кухонный скарб был отодвинут в угол. В притулившейся к отключенному холодильнику ржавеющей мойке покоились тарелки. А освобожденное пространство заняли два советских сейфа. Даже не сейфы, а несгораемые металлические шкафы — и предлинная грубо струганная лавка-лежанка.

Передерий позвенел ключами и отпер ближайший шкаф. Взору открылась: на одной полке — алюминиевая кастрюля-ветеран с выведенной на боку масляной краской надписью «Общ.», а на другой — пунктиром блеснувшая вплетенная в кожаные полоски серебряная струна. Там хранилась миниатюрная, но вполне настоящая нагайка, брошенная поверх школьной замусоленной тетрадки. Ручка наборная, как у сработанных на зоне ножиков.

Диана, глупо хихикнув, под протяжный скрежет стащила кастрюлю, пробралась к раковине через завалы демонтированного оборудования. Кукарекнул отворачиваемый кран и об дно кастрюли зажаловалась выплевываемая порциями вода. Передерий помял нагайку в левой руке, как бы привыкая. Диана с полной кастрюлей, задев, но не обрушив мойку, выбралась из нагромождения кухонных атрибутов. Дважды вода выплеснулась на пол и на рукав бежевого пальтеца, но даму, кажется, это нисколько не озаботило.

Передерий взвизгнул нагайкой в воздухе, как бы примериваясь. Косматая тень кувыркнулась от стены к стене. Струна на излете хищно чиркнула по распахнутой дверце несгораемого железного ящика. Диана установила тару с водой на пол у края скамейки и легла на скамейку животом. Так, чтобы голова свободно свешивалась над кастрюлей.

— Чуть не забыла, — виновато спохватилась дама, неловко порылась в одежде, и в кастрюлю на дно ракушкой опустилась казиношная фишка. Синяя, с желтыми радиальными полосками.

— Ну-с, приступим, — глухо определил Передерий. Сделав полшага вперед, высоко взмахнул левой рукой, и нагайка пришлась по вороху одежды на невысоко оттопыривающемся заду Дианы.

Дама не взвизгнула, не взмолилась о пощаде. Она лежала колода колодой, отрешенно глядя в успокоившуюся, поймавшую желток лампочки воду.

Передерий вошел в ритм. Высокий замах, цыканье разорванного воздуха, затяжной удар — и на исполосованном пальтеце, на платье, на женской коже новый разрез. Болезненный скрип лавки, синусоидальная пляска теней. Наконец из глаз Дианы потекли слезы. Они промыли тропинки в макияже и, добегая до подбородка, стали капать в водопроводную воду, раскачивая яичное отражение лампочки.

Взмахе на двадцатом Передерий вдруг остановился и склонился над кастрюлей. Хотя кроме покоящейся на дне фишки и облачка смытой слезами косметики в воде вроде бы ничего не просматривалось, что-то ожидаемое истязатель углядел и остался доволен. Вернувшись на исходные, он отпустил еще пяток ударов, но без запала, и устало выдохнул:

— Ну, полно на сегодня, — утирая рукой с зажатой нагайкой пот со лба (все таки запарился в теплом-то пальто), Передерий отступил к несгораемому шкафу. Положил орудие на прежнее место. Бережно.

Диана, кряхтя, но не жалуясь, сползла с лавки, качнулась, но устояла на ногах.

— Молодцом, — ободрил Передерий. — Ты свободна. Завтра мне не нужна. А послезавтра к восьми утра чтоб как штык!

И вот вроде бы только что перед двухметровым мужиком стояла высеченная женщина, на излете молодости, прилично одетая, с бороздками слез по пудре — и нету. Не стало Дианы. Не рассыпалась, не развеялась, а водопадом утекла на пол, где обернулась серой помоечной крысой с черным голым хвостом. В бусинках глаз блеснули два микроскопических желтка от лампочки, и крыса бесшумно шмыгнула в руины кухонного оборудования. А в воздухе — словно кто-то невидимый тряхнул колокольчиком — раздался недолгий звон.

Передерий еще раз утер пот. Постоял, пережидая привычно нахлынувшую волну тошноты. В этот момент ему привычно казалось, что в жилах вместо черной проклятой крови запузырилась нефть. Подумал-подумал и расстегнул тяжелое и душное пальто. Еще поколебался и неловко сбросил пальто поперек на лавку. Следом и пиджак. Сдернул шейный платок и расстегнул ворот. Тень повторила эти движения. Маг неодобрительно покосился на пятна пота под мышками — ничего не поделаешь — запарился.

Кряхтя склонился и приподнял кастрюлю одной рукой. Тяжело ступая, «гроссмейстер» пробрался к раковине и, вытягивая по гусиному шею, чтоб не обрызгать бороду, слил воду. Когда отступал назад, таки зацепил мойку коленом, и на этот раз она грохнулась со всем смаком обиженной вещи.

Черный Колдун негромко выматерился, выбрался на обжитую площадь и опустил легкую теперь тару на лавку. Теперь стало видно, что казиношная фишка лежит на дне не сама по себе, а словно бы вплавленная в парафиновую фигурку человечка. Передерий, довольно урча под нос, зачем-то потыкал фигурку пальцем. Отступил ко второму железному шкафу, звякнул ключами, отпирая. И сладко потянулся, заслонив огромным торсом содержимое шкафа полностью.

— Ох, как я похудел, — неожиданно обратил он внимание на сползший под брюхо ремень брюк. — Негоже, — он оглядел помещение. Приметил у обрушенной мойки на полу среди расколотых тарелок шашлычный шампур и побрел туда. Осколки жалобно запищали под подошвами.

Однако одной действующей рукой провертеть в ремне новую дырку не удалось. Ремень ускальзывал и извивался, как живой.

— А, чтоб тебя!.. — плюнул Передерий и зашвырнул шампур в кухонные дебри. В падении тот высек пару бенгальских искр. Ничего не оставалось, как вернуться к прерванному занятию.

Во втором шкафу на полках ждали своего часа ряды полупрозрачных фигурок-вольтов.[8] Одинаковых, только внутри каждой кэшная фишка другого цвета. Под каждой фигуркой обыкновенный листок из школьной тетради, на котором, где ладным почерком, а где и каракулями — после утери правой руки чародей не мог похвастать чистотой написания — название казино и имя будущего соучастника. Попадались и женские имена.

— Ну что, кормильцы, готовы верой и правдой послужить? — обратился «гроссмейстер» к болванчикам. — Что, Валентин Валентинович Навроцкий, будем на пару бомбить казиношку «Морган»? — почти не касаясь, маг ласково погладил по головке одну из фигурок. — А вы, Альберт Васильевич, — маг ногтем осторожно пощекотал под ребро следующую отливку, — небось не догадываетесь, что вам предстоит на пару со мной снять золотую стружку с «Конти»? — Еще Передерий мимолетно подумал, что пора в скором будущем завязывать разорять игорный бизнес. Люди там серьезные, того и гляди, примут адекватные меры. Он и так уже обидел восемь казино.

Неловко — одной рукой — выдрав в первом шкафу из тетради чистый лист, Черный Колдун склонился над лавкой. Пальто съехало на пол и собрало добрый урожай грязи с пола. Передерий дорогой чернильной ручкой вывел кособокие буквы: «Казино „Премьер“, Шаповалов Антон Ильич».

— Ну, милок, через месячишко и ты мне против своей воли подсобишь обобрать «Премьер» тысяч на десять-двадцать зеленых, — подмигнул маг школьной странице в манере одинокого и привыкшего разглагольствовать с самим собой анахорета. Прислушался к себе. Вроде тошнота отпустила без следа. Можно продолжать.

Лист был положен на свободное место во втором шкафу. Свежая парафиновая куколка была поставлена на школьную линейку. Дорогая чернильная ручка спрятана. Оба то ли скрипящих, то ли стонущих допотопных сейфа заперты на ключ. Передерий оделся, не отряхиваясь, поерзал плечами, как человек, скинувший тяжелый груз, и на выходе вырубил свет. В зальчике он перегнулся через стойку, стряхнул нечаянно на пол по ту сторону «Желтые страницы» за 95-й год и достал из внутреннего барменского закутка древний угловатый телефонный аппарат с круглым диском. Оттарахтев цифрами, чародей прижал холодную трубку к уху.

— Алло? Игорь?.. Ну как, проводил? До квартиры проводил?.. Как она себя вела по дороге?.. А на кладбище?.. А муженька ее беглого не вспомнил?.. А приятелей, которые тогда были, не поспрошал?.. Меньше надо пить!.. Ты вот что, Игорь. Ты поосторожней с ней. Непростая цаца… Да я все понимаю… Я говорю, что понял тебя! Только секи: играть наотрез отказалась; пить из бокала, который не на ее глазах наполнили, тоже не стала… Может, и нечаянно… Ради Бога, не объясняй любую фигню божьим велением! Ладно, не ершись. Я сказал — быть поосторожней, значит — быть поосторожней! КАМЕР-ЮНКЕР!!!

Та, которой был посвящен этот разговор, в это самое время сидела на корточках на полу в квартире на проспекте Большевиков. И с двухметрового расстояния на нее, не мигая, пялилась всамделишная гремучая змея. А на хвосте у змеи нервно дрожала трещотка.

ФРАГМЕНТ 8 ГЕКСАГРАММА ЦЗИН «КОЛОДЕЦ» КОЛОДЕЦ ОБЛИЦОВАН ЧЕРЕПИЦЕЙ

Четверг. Соединение Нептуна с Луной. Протонная энергия Нептуна — планеты крайностей — создает эмоциональную неустойчивость. Утром женщинам старше 30 лет не рекомендуется загадывать желание. Если в грядущую ночь прогремит гром — следует ожидать кораблекрушения, и на борту корабля окажется кто-то из близких.

Илья посчитал, что сказано достаточно. Что его новый знакомый — пухлый человечек с сиреневыми губами по имени Толик все понял, как надо. А недокикиморенное правильно домыслил — ведь не зря у пухлого человечка пантакль запуржило жуликоватой алчной поволокой.

— Тут есть одна проблема, — задумчиво промямлил новый знакомый Ильи, не глядя в глаза и склонившись над столом так низко, что чуть медными кудрями в чашку от кофе не угодил. — Если собираешься стать обычным чародеем, то тебе не я нужен, а рекламный отдел. Конечно, и я тоже, чтоб фотографию клево поместить, чтоб читатель глянул и сразу сомлел от любви и доверия. А остальное — все-таки в рекламный, с оплатой по полной схеме. И со всеми налогами, — понятно, новый знакомый не собирался терять заказ, он набивал цену.

— А нельзя ли так, — Илья тоже наклонился вперед, и его волосы цвета моли рассыпались. Он прекрасно сознавал, что халяве не бывать, но конспирация требовала. — Сначала вы печатаете обо мне просто статью. И если статья принесет клиентов, я заплачу за нее и несколько следующих.

Новый знакомый призадумался. Он выбирал между двумя фразами и не мог выбрать, какая красивее: «И думать не смей!», или «Даже не думай об этом!»? Наконец Толик выбрал:

— Э-э-э, дорогой! — пухлое красное, но не от загара, лицо всплыло на уровень глаз. Толик расцвел в циничной улыбке, и брезгливо отодвинул пустую кофейную чашку, за которую не платил. — Если у тебя нет денег на раскрутку, иди в поле снег косить. Начинать карьеру публичного колдуна следует, имея за душой как минимум тонн двадцать зеленых. Ты мне прямо скажи, есть у тебя такие деньги, или я зря время потерял?

— Деньги, положим, есть, — сказал Илья, не моргнув глазом. — Но как-то не очень понятно… — нового знакомого «язык не поворачивался» звать по имени-отчеству даже мысленно. Даже осовремененная форма «Толян» казалась неуместной. «Толик» — и все тут. Новый знакомый вызывал у Ильи лишь одно чувство — бесконечное презрение. Тем легче Илье удавалось корчить из себя тленника и дарить собеседника нежным вниманием.

— Да что тут непонятного?! — свысока заявил Толик. — Ты, как неглупый человек, ущучил, что колдуны классно живут. И сам решил так жить. Но здесь можно свернуть или горы, или шею. На самом деле это серьезный бизнес, невозможный без серьезных капиталовложений. На рекламу — святое дело отстегивать. И побольше, побольше, чтоб мало не показалось. Аренда зала — тысяч пять-десять…

— Баков? — еще у Ильи висела задача привлечь внимание как можно большего числа посторонних. Чтобы волна пошла. Но пока мессага никого не оторвала от еды. Журналисты — а это происходило в буфете на третьем этаже «Лениздата» — равнодушно коцали алюминиевыми гнутыми вилками по многоразовым до вечности тарелкам.

— Последними трусами шелестеть тоже не надо. Зачем баков? Рублей. Но вынь да положь. Книжку иметь обязательно. А это тоже неслабые полиграфические расходы на пути к неизбежным высотам.

— Трудовую книжку? — сделал наивные глаза Илья. И тут же их отвел, на свежевыкрашенные в кисленький салатный цвет стены, на еще не успевшие обтереться столы и стулья. Здесь недавно отгрохали ремонт, и к гастрономическим запахам примешивались невкусные запахи строительные. Впрочем, пуще всего горло драл духан из типографских цехов.

Толик ответил подозрительным каре бровей:

— Книжку, в которой ты, или аноним-соавтор, вещает, что все остальные колдуны тебе в подметки не годятся. Что в пятилетнем возрасте тебя на вокзале увидела старая цыганка. Взялась погадать, и у нее инфаркт случился. Что юность ты провел среди балалайских лам…

— Далайских лам, — проявил Илья некоторое знакомство с предметом и оглянулся, краем глаза охотясь за невольными слушателями. Нет, он продолжал быть никому не интересен. За одним столиком мыли косточки губернатору, за другим обречено шутили по поводу цен на оргтехнику. Даже буфетчица, дама с безжалостно накрашенными губами, не отрывалась от прямых обязанностей. Терла меланхолично тряпкой стакан, словно ковырялась в носу.

— Или малайских лам, — походя принял Толик подсказку. — Или камерунских колдунов, или тунгусских шаманов. Где ты провел юность?

— Еще кофе? — Илья обратил внимание, что чашка Толика пуста. Таким дрянным кофе Илье было не жалко угостить даже Толика еще раз. И как Илья ни старался, ему опять попал в глаз скрашенный четырьмя крученными рыжими волосинами рыхлый треугольник кожи, поскольку рубашка на новом знакомом была недозастегнута на две пуговицы.

Толик подумал-подумал и отрицательно качнул головой. Дался ему этот жест нелегко, но четвертая доза кофе за час — это уж слишком. Илья покосился на свой нетронутый и остывший кофе и пустился в слегка подкорректированные воспоминания:

— Молодость я провел в Кронштадте. Есть такой город трех «Б». Первая и вторая «Б» — это «булыжники» и «бескозырки»… — внимание Ильи привлекла севшая на дерево напротив заляпанного белилами окна ворона. Далее взгляд попутешествовал вниз, во внутренний двор, где двое работяг скатывали с откинувшей борта фуры дебелые рулоны газетной бумаги. Двойные рамы не пропускали пролетарский мат.

— Все ясно. Лошадям подковы счастья не приносят. Тогда лучше бы за тебя книгу написал кто-то другой. А еще в твоей книжке должно быть обязательно указано, что или старый лама, или дряхлый шаман именно тебе на смертном одре передал тайные знания. И еще не худо бы намекнуть, что ты племяш выжившего царевича. А еще запиши в расходы оплату труда менеджера. Баков четыреста… триста ежемесячно.

— Выжившего из ума царевича? И какого такого менеджера?

— Царевича — сына невинно убиенного большевиками причисленного к лику святых государя Николая. Имя в библиотеке найдешь. Дескать, верноподданные крестьяне укрывали. А менеджером — меня, — скромно дохнул на ногти и начал полировать их рукавом Толик. — По-твоему, я задаром здесь битый час уму-разуму учу? Знающий все ходы и выходы менеджер нужен однозначно. И грамотно тебя раскручивающий. ТЫ не представляешь, как ТЕБЕ повезло, что в редакции ТЫ попал именно на МЕНЯ.

Илья от подобного нахальства растерялся и даже проглотил свою порцию холодного невкусного кофе, как пилюлю от смущения. Впрочем, будущий идол сам мостился на перст божий.

— Ну тогда, мой уважаемый менеджер, слушай первое задание: мне нужна рекламная статья в «Третьем глазе» за полцены.

— Увы, нету того понту: отдаваться кому-то в койке, где спала собака, — вновь приступил к поучениям ерзающий Толик. — Или ты обыкновенный колдун, гадающий на таро, снимающий сглаз и порчу и заговаривающий языки пропойцам. И тогда ты банально покупаешь в газете определенную площадь. А уж мое менеджерское дело — найти журналиста, который распишет твои подвиги так, чтобы читателя зацепило. Или…

— Ну, договаривай, — нацелил острый нос на собеседника Илья, усилием воли не пуская на лицо гримасу презрения.

От стойки к ним за стол направился местный обыватель с двумя окропленными кетчупом сосисками на тарелке. Стандартная миниатюрность черт лица и не по-американски проросшие зубы. Сел без спросу. И принялся тупым ножом пилить уворачивающуюся сосиску:

— Что в редакции творится, просто хана! — сообщил «незнакомец» Толику. Пальцы подсевшего будто язвочками были усыпаны чернильными точками и запятыми.

— Это Дима. Который будет писать и статью, и книгу, — без энтузиазма представил Толик отправляющего в рот четверть сосиски соседа. — А это Илья. Будущий колдун. А его менеджер — я, — придал Толик последнему предложению особую значимость.

— Маг Сидоров объявил, что завязывает, — пропустил мимо ушей сообщение жующий Дима. — Было ему видение, чтоб не дурил народ. Собирается теперь липовые противопожарные сигнализации по офисам устанавливать. А что? Настоящая не меньше трех тонн, а пустой корпус для галочки подвесить — всего баксов за четыреста. Все равно пожарники не проверяют, лишь бы сигнальная лампочка мигала. — Дима приговорил еще четверть запачканной кетчупом сосиски — А наши разодравшиеся пифии подтащили крыши разбираться. Баба Галя тамбовцев, а баба Тома — ментов. И каждая требует, чтоб в газете остались статьи только про нее. Колдун в России больше чем поэт. Сейчас вся толпа у редактора. Я еле сбежал.

Илья сек, что вроде бы не проявивший к нему интереса гость, упиваясь новостями, тем не менее цепко ощупал взглядом и надетый по такому случаю опером костюм, и выставленное убогое угощение. И сделал выводы.

Илья бессмысленно крутил в руке кофейную ложку. Про мага Сидорова он уже знал. Про конфликт целительниц тоже. А вот что у бабы Томы крышей менты — было новостью, достойной занесения в личное дело. И самое важное — подсевший Дима являлся именно тем догматиком, ради которого опер травил себя здесь кофейной бурдой и запахом типографской краски. Не Толика получил задание Илья захимерить по сырому, а Диму. Родившегося в год Белой Крысы Овна Дмитрия Петровича Соломенкова. Впрочем, две гнилые рыбьи головы всегда воняют больше, чем одна.

— Кстати, — на правах менеджера порекомендовал Толик Илье. — У тебя обязательно должна быть крыша. Если хочешь, я подсуечусь.

— У меня уже есть, — загадочно улыбнулся уголками бескровных губ исаявец, и Дима одарил будущего колдуна более заинтересованным и уважительным взглядом. Поплавок нырнул и вынырнул — поклевка началась.

— А ты колдуном будешь или магом? — покатил Дима первый, пробный, шар, с остаточным подозрением косясь на костюм исаявца, не скошенную щетину на щеках и ногти.

— А что, это важно? — прикинулся невинным соловком Илья, и не собираясь как-нибудь изворачиваться, чтобы стало не заметно жирное пятно на лацкане.

— Среди серьезных людей не очень. А для твоих будущих клиентов это первостепенный вопрос. Ты на чем собираешься специализироваться? — выглядел Дима в противовес оперу прилично. Аккуратный костюмчик, стрижечка недешевая. И говорил без Толикового панибратства, хорошо поставленным голосом, содержащим уважение к клиенту, но и себя не забывающим. И даже улыбался экономно, чтоб зубы не очень-то распускать.

Оттертый Толик ревниво уточнил:

— Здесь я менеджер, а не ты, — и подумал, не рассказать ли легендарную историю про коллегу. Однажды тот решил подшабашить в медицинской газете. И интервью с венерологом начал вопросом: «Что вам больше нравится лечить — гонорею или сифилис?».

Страницы: «« « 23456789 » »»