Ходячие мертвецы. Дорога в Вудбери Киркман Роберт

Глава пятнадцатая

В западной части города, за стенами, в своей квартире на втором этаже недалеко от почтового отделения Боб Стуки услышал стук. Сидя на кровати, прислонившись к спинке, он отложил потрепанную книгу в мягкой обложке – вестерн Луиса Ламура под названием «Бандиты мескитовых деревьев» – и скользнул ногами в стоптанные тапки. Натянув штаны, он повозился с молнией – руки его дрожали.

Тем вечером он напился до бесчувствия и до сих пор ошущал слабость и опустошение. Голова кружилась, взгляд не фокусировался, живот свело. Шатаясь, он вышел из комнаты и через всю квартиру прошел к боковой двери, которая выходила на темную деревянную площадку лестницы. Боб толкнул дверь, одновременно отрыгнув и сглотнув желчь обратно.

– Боб… случилось кое-что ужасное… О боже, Боб, – причитала Меган Лафферти, стоявшая в тени лестничной клетки. Лицо ее было мокрым и осунувшимся, глаза опухли и покраснели, и выглядела она так, словно в любой момент готова была разбиться, как стеклянная статуэтка. Она дрожала от холода и придерживала руками поднятый воротник своей джинсовой куртки, спасаясь от пронизывающего ветра.

– Заходи, дорогая, заходи, – сказал Боб, открыв дверь шире. Сердце его забилось чуть быстрее. – Ради всего святого, что произошло?

Меган прошла в кухню. Боб взял ее под руки и подвел к стулу, стоявшему около загроможденного обеденного стола. Меган опустилась на стул и попыталась заговорить, но рыдания душили ее. Боб опустился рядом с ней на колени и погладил ее по плечу. Она спрятала лицо у него на груди и разревелась.

Боб обнял ее:

– Все хорошо, дорогая… что бы там ни было… мы со всем разберемся.

Она гортанно стонала, мучительно и жутко, и слезы ее насквозь пропитали его безрукавку. Он погладил ее по голове, провел рукой по влажным локонам. Прошли томительные секунды, и наконец она взглянула на него:

– Скотт мертв.

– Что?!

– Я его видела, Боб. – Она говорила отрывисто, всхлипы то и дело прерывали ее. – Он… он мертв, и… он обратился в одну из этих тварей.

– Тише, тише, дорогая. Вдохни поглубже и попытайся рассказать мне, что стряслось.

– Я не знаю, что стряслось!

– Где ты его видела?

Она подавила всхлипы и в нескольких обрывочных, неоконченных предложениях рассказала Бобу об отрезанных головах, болтавшихся в темноте.

– Где ты это видела?

Меган глубоко дышала.

– Там… в… в квартире Губернатора.

– В квартире Губернатора? Ты видела Скотта у Губернатора?

Она часто кивала и пыталась объяснить все, но слова застревали у нее в горле.

Боб погладил ее по руке:

– Дорогая, а что ты делала у Губернатора?

Она снова попробовала что-то сказать. Рыдания вернулись. Она закрыла лицо руками.

– Давай я принесу тебе воды, – наконец предложил Боб.

Он подошел к раковине и налил воды в пластиковый стаканчик. В половине домов в Вудбери теперь не было никаких удобств: ни отопления, ни электричества, ни водопровода. Счастливчики, которые по-прежнему располагали этими преимуществами, входили в ближний круг Губернатора – им импровизированная власть даровала всяческие блага. Боб стал своего рода фаворитом, и апартаменты отражали его статус. Забросанная пустыми бутылками и упаковками от еды, жестянками от трубочного табака и порнографическими журналами, теплыми одеялами и электрическими приборами, эта квартира напоминала запущенную холостяцкую берлогу.

Боб принес воду Меган, и она стала жадно глотать из пластикового стаканчика. Струйки стекали с уголков ее губ и впитывались в куртку. Как только девушка осушила стакан, Боб аккуратно помог ей снять куртку. Увидев наспех застегнутую блузку, распахнутую в районе пупка, Боб отвернулся. Вся ложбинка между бледными грудями Меган была испещрена красными пятнами и глубокими царапинами. Бюстгальтер сидел криво, наружу выглядывал один из сосков.

– Вот, дорогая, – сказал Боб, подойдя к платяному шкафу в коридоре.

Он достал оттуда одеяло, вернулся на кухню и нежно завернул в него Меган. Она постепенно взяла себя в руки, и в конце концов рыдания сменились резкими, судорожными вдохами. Она смотрела в пол. Ее крошечные руки безвольно лежали на коленях с повернутыми кверху ладонями, словно она забыла, как пользоваться ими.

– Я не должна была… – начала было она, но запнулась. Из носа потекли сопли. Утерев их, она закрыла глаза. – Что я наделала… Боб… да что, черт возьми, со мной не так?

– С тобой все в порядке, – сказал он мягко и обнял ее одной рукой. – Теперь я с тобой, милая. Я о тебе позабочусь.

В его объятиях она постепенно успокоилась. Вскоре она уже опустила голову ему на плечо и задышала ровнее, а затем ее вдохи стали медленными и глубокими, словно она погружалась в сон. Боб узнал симптомы шока. Руками он почувствовал, как холодна она была, и обернул одеяло плотнее. Она уткнулась носом в его шею.

Боб глубоко вздохнул, его захлестнули чувства.

Прижимая к себе девушку, он подбирал слова. В его голове роились противоречивые мысли. История Меган об отрезанных головах и расчлененном трупе Скотта Муна, а также сам факт, что она нанесла Губернатору такой сомнительный визит, вызывали у него отвращение. Но также Боба переполняло безответное желание. Близость ее губ, тихий шорох ее дыхания у его ключицы и блеск ее отливавших краснотой темных кудрей, щекотавших ему подбородок, – все это опьяняло Боба быстрее и глубже, чем ящик бурбона двенадцатилетней выдержки. Он боролся с желанием поцеловать ее в макушку.

– Все будет в порядке, – тихо пробормотал он ей в ухо. – Мы со всем разберемся.

– О, Боб… – Голос ее звучал немного нечетко, возможно, она все еще была слегка одурманена наркотиками. – Боб…

– Все будет хорошо, – сказал он ей на ухо, погладив волосы Меган своей грубой рукой.

Она подняла голову и поцеловала его в покрытую седой щетиной щеку.

Боб закрыл глаза и позволил волне поглотить его.

Той ночью они спали вместе, и поначалу Боб запаниковал из-за перспективы провести так много времени в такой явной и интимной близости с Меган. Боб не занимался сексом с женщиной одиннадцать лет, с тех самых пор, когда они с его покойной женой Брендой прекратили соития. Десятилетнее пьянство положило конец мужской силе Боба. Но желание все равно нарастало внутри него, как разгоравшаяся искра, и той ночью он хотел Меган так отчаянно, что в томлении этом чувствовал вкус водки в горле и ощущал, как что-то толкало его в основание позвоночника.

Они беспокойно спали в объятиях друг друга, завернувшись в провонявшие потом одеяла двуспальной кровати в задней комнате. К огромному облегчению Боба, они и близко не подошли к тому, чтобы заняться сексом.

Той ночью мысли Боба лихорадочно метались от полусна, в котором он видел, как они с Меган Лафферти занимались любовью на необитаемом острове в окружении кишащего зомби океана, к неожиданным пробуждениям в темноте спальни на втором этаже. Боб поражался чуду слышать неровное дыхание Меган рядом с собой, чувствовать тепло ее бедра, лежавшего поверх его живота, ощущать ее волосы на своем лице. Ее сладкий, мускусный запах переполнял его. Как ни странно, он впервые с начала этой чумы чувствовал себя невредимым. Он чувствовал живительную надежду. Тревожные подозрения и смешанные чувства по отношению к Губернатору растворились в темной пустоте этой спальни, и сиюминутное умиротворение, спустившееся на Боба Стуки, в конце концов погрузило его в глубокий сон.

Едва рассвело, он, вздрогнув, проснулся от истошного вопля.

Сперва он решил, что еще спит. Крик доносился откуда-то снаружи и в ушах Боба звучал призрачным эхом, словно бы отголосок кошмара еще не растворился наяву. В полубессознательном оцепенении он протянул руку к Меган и обнаружил, что ее сторона постели была пуста. Одеяла сгрудились в ногах. Меган пропала. Боб резко сел.

– Меган, милая?

Он вскочил с кровати и босиком пошел к двери по ледяному полу. Тут на зимнем ветру за пределами квартиры раздался еще один вскрик. Боб не заметил перевернутый стул на кухне, открытые ящики, болтавшиеся двери шкафа – все признаки того, что кто-то рылся в его вещах.

– Меган?

Он побежал к боковой двери, которая была наполовину открыта и хлопала на ветру.

– Меган!

Он выскочил за дверь и замер на лестничной площадке второго этажа, моргая от резкого серого света и холодного ветра, бившего в лицо.

– МЕГАН!!!

Сперва он не понял, почему все суетились около здания. Он видел, как у лестницы, на противоположной стороне улицы и около почтового отделения собирались люди – около дюжины, – и все они указывали на Боба или, возможно, на что-то на крыше. Понять было сложно. Сердце Боба заколотилось, он начал спускаться вниз. Он не заметил катушку с буксирным канатом, прикрепленную к перилам лестницы, пока не сделал последний шаг на землю.

Обернувшись, Боб похолодел и замер, словно окаменев.

– О боже, нет, – пробормотал он, глядя на тело, висевшее под лестницей, которое покачивалось на ветру и медленно вращалось. – О нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет…

Меган болталась в самодельной петле, надетой на шею. Лицо ее было бледным и безжизненным, как старинный фарфор.

Лилли Коул услышала переполох за окнами своей квартиры над прачечной и вылезла из постели. Отодвинув жалюзи, она увидела горожан, которые группками стояли у своих подъездов. Некоторые из них с тревогой на лицах указывали на почтовое отделение и что-то шепотом говорили. Лилли почувствовала, что случилось нечто ужасное. Заметив Губернатора, который быстро шел по тротуару в своем длинном плаще в сопровождении неизменных Гейба и Брюса, вставлявших магазины с патронами в винтовки, Лилли поспешила одеться.

Ей понадобилось менее трех минут, чтобы натянуть одежду, сбежать вниз по задней лестнице, пройти по узкому переулку между двумя домами и пересечь два с половиной квартала до почты.

Небо было затянуто жуткими облаками, ветер швырял в лицо снежную крупу. К тому моменту, как Лилли увидела толпу, толкавшуюся у подножия лестницы в квартиру Боба, она поняла, что смотрит на последствия чего-то кошмарного. Она видела это по выражениям лиц наблюдателей и по тому, как Губернатор разговаривал с Бобом, отведя его в сторону, как оба мужчины, тихо беседуя, смотрели под ноги и как их лица исказились от беспокойства и мрачной решимости.

Внутри кружка зрителей Гейб и Брюс склонились на тротуаре около завернутого в простыню предмета, и при виде этого свертка Лилли остановилась как вкопанная. Она стояла в отдалении и смотрела на происходящее, а по телу ее расползался леденящий душу ужас. Вид еще одного обернутого саваном тела на углу улицы отозвался внутри нее жутким эхом.

– Лилли?

Обернувшись, она увидела рядом с собой Мартинеса, поверх кожаной куртки которого крест-накрест были надеты пулеметные ленты. Он положил руку на плечо девушки.

– Она была твоей подругой, да?

– Кто это?

– Тебе никто не сказал?

– Это Меган? – Лилли стала пробиваться сквозь толпу, оставив Мартинеса позади и оттолкнув несколько зевак. – Что случилось?

Боб Стуки встал у нее на пути, загородив ей дорогу и мягко взяв ее за плечи:

– Лил, постой, ты ничем не сможешь помочь.

– Что случилось, Боб? – Лилли моргала. Глаза ее щипало, в груди встал тяжелый ком. – На нее напал ходячий? Дай мне пройти!

Боб крепко держал ее за плечи.

– Нет, мэм. Случилось другое. – Лилли заметила глаза Боба, холодные и покрасневшие, выжженные печалью. Его лицо подергивалось от боли. – Эти ребята о ней позаботятся.

– Она…

– Она мертва, Лил. – Боб посмотрел под ноги и медленно покачал головой: – Сама лишила себя жизни.

– Что… что случилось?

Не поднимая глаз, Боб пробормотал, что он точно не знает.

– Дай мне пройти, Боб!

Лилли протолкнулась сквозь толпу зевак.

– Эй! Эй! Помедленнее, сестренка! – Дорогу Лилли перегородил Гейб. Коренастый мужчина с толстой шеей и армейской стрижкой схватил девушку за руку. – Я понимаю, вы дружили…

– Дайте мне на нее взглянуть! – Лилли выдернула руку, но Гейб сгреб ее в охапку и заключил в крепкий захват. Лилли неистово брыкалась. – ПУСТИ МЕНЯ, ЧЕРТ ТЕБЯ ДЕРИ!

В десяти футах от них, на поникшей траве тротуара, Брюс, высокий чернокожий мужчина с бритой головой, стоял на коленях перед обернутым в простыню телом и вставлял новый магазин в свой полуавтоматический пистолет 45-го калибра. Лицо его было серьезным и угрюмым, он глубоко дышал, готовясь выполнить неприятное задание, и не обращал никакого внимания на переполох за своей спиной.

– ПУСТИ!

Лилли продолжала извиваться в руках коренастого охранника; взгляд ее был прикован к телу.

– Успокойся, – прошипел Гейб. – Ты все только усложняешь…

– Пусти ее!

Низкий, прокуренный голос раздался из-за спины Гейба. И Лилли, и охранник замерли, словно услышав ультразвуковой свисток.

Они посмотрели через плечо и увидели внутри круга зевак Губернатора, который стоял, уперев руки в бока. Два его одинаковых армейский пистолета 45-го калибра с перламутровыми рукоятками висели по обе стороны его ремня, как у заправского бандита, а длинные, будто у рокера, иссиня-черные волосы были забраны в хвост и развевались на ветру. Морщины вокруг его глаз и на впалых щеках углубились и становились все заметнее, по мере того как мрачнело его лицо.

– Все в порядке, Гейб… Дай девушке попрощаться с подругой.

Лилли подбежала к лежавшему на земле трупу, опустилась на колени и посмотрела на сверток, прижав ладонь ко рту, словно пытаясь сдержать ураган чувств, поднявшийся внутри нее. Брюс поставил свой пистолет на предохранитель и неловко отошел, посматривая на Лилли. Стоявшая вокруг толпа притихла.

Губернатор подошел ближе, но из уважения остановился в пяти футах от Лилли.

Девушка откинула уголок простыни и сжала зубы, увидев пурпурно-серое лицо женщины, которая когда-то была Меган Лафферти. Глаза ее были плотно закрыты, челюсти свело трупным окоченением. Бескровное лицо фарфоровой куклы, казалось, было испещрено миллионами тонюсеньких трещин. Темные капилляры проступали сквозь кожу на ранних стадиях разложения. Лицо было мертвенно-бледным, но все же мучительно живым для Лилли, воскрешая в ее памяти воспоминания о безумных деньках в школе «Спрейберри», когда девчонки курили травку в туалете, залезали на крышу школы и швыряли оттуда камушки в спортсменов, нарезавших круги за баскетбольной площадкой. Меган много лет была лучшей приятельницей Лилли, и, несмотря на разногласия между девушками – а их было немало, – Лилли по-прежнему считала ее своей лучшей подругой. И теперь Лилли не могла отвести глаз от неузнаваемых останков своей веселой приятельницы.

Опухшие глаза Меган с пурпурными веками неожиданно открылись, обнажив молочно-белые зрачки, и Лилли вздрогнула.

Она не сдвинулась с места, когда чернокожий мужчина с бритой головой подошел, навел свой пистолет и приготовился выстрелить прямо в голову трупу. Но, прежде чем был спущен курок, раздался громкий голос Губернатора:

– Не стреляй, Брюс!

Брюс обернулся. Губернатор подошел ближе и очень тихо сказал:

– Позволь ей сделать это.

Лилли посмотрела на мужчину в длинном плаще, моргнула, но ничего не ответила. Сердце ее было выжжено дотла, кровь застыла в жилах. Где-то далеко по небу прошел раскат грома.

Губернатор сделал еще шаг ближе.

– Ну же, Брюс. Дай ей пистолет.

Через пару бесконечных секунд пистолет каким-то образом оказался в руке Лилли. У ее ног подергивалась и извивалась тварь, которая прежде была Меган Лафферти. Ее нервная система перезапускалась, обнажались гниющие серые зубы. Глаза Лилли застилали слезы.

– Убей свою подругу, Лилли, – тихо, но требовательно сказал Губернатор из-за спины девушки.

Лилли подняла пистолет. Шея Меган изгибалась в попытках поднять голову ближе к добыче, подобно младенцу, появляющемуся из околоплодной жидкости; зубы кровожадно клацали. Лилли наставила дуло на лоб чудовища.

– Давай, Лилли. Окончи ее страдания.

Лилли зажмурилась. Спусковой крючок жег ей палец, как сосулька. Когда она снова открыла глаза, тварь на земле уже дернулась к ней, и гнилые зубы нацелились на шею девушки.

Все случилось так быстро, что мозг Лилли едва смог уловить события.

Раздался выстрел.

Лилли отшатнулась и упала на задницу, пистолет выскользнул у нее из руки, а верхняя часть черепа Меган скрылась в темно-красном тумане, забрызгав прилегающий тротуар мозговым веществом. Оживший труп обмяк и замер в сбившейся простыне, а мутные глаза уставились в затянутое тучами небо.

Пару секунд Лилли лежала ничком на мостовой и смотрела на тучи, пребывая в замешательстве. Кто выстрелил? Лилли так и не нажала на курок. Кто сделал это? Сморгнув слезы, Лилли смогла разглядеть Губернатора, возвышавшегося над ней. Его мрачное лицо было обращено куда-то вправо.

Над трупом Меган Лафферти стоял Боб Стуки, по-прежнему сжимавший в опущенной руке револьвер 38-го калибра, из ствола которого поднимался дымок.

На обветренном, испещренном морщинами лице Боба читалось душераздирающее отчаяние.

В следующие несколько дней никто не обращал особенного внимания на менявшуюся погоду.

Боб так налег на выпивку, что не замечал ничего столь тривиального, как атмосферные фронты, а Лилли занялась устройством достойных похорон для Меган на участке рядом с Джошем. Губернатор в основном готовился к следующей крупной битве на арене гоночного трека. У него были большие планы на грядущие представления: теперь он хотел задействовать в гладиаторских боях и зомби.

Гейб и Брюс выполняли грязную работу – разрубали на куски мертвых гвардейцев на временном складе под треком. Губернатору нужно было мясо, чтобы кормить растущую толпу зомби, которую держали в тайной комнате под катакомбами из шлакоблоков. Гейб и Брюс привлекли нескольких молодых парней из команды Мартинеса, чтобы они распиливали бензопилой гниющую, пористую плоть рядом с моргом, превращая человеческие останки в корм.

Тем временем наступил январь, который принес с собой незаметно и очень медленно подкрадывавшуюся опасность.

Первые вестники надвигавшегося шторма не вызвали паники: прошло несколько ливней, канализация переполнилась, и вода разлились по улицам, застыв, когда упала температура. Но далекие молнии и сгущавшиеся облака на западе обеспокоили людей. Никто не знал с какой-либо степенью уверенности – и уже никогда не мог узнать, – почему эта зима стала аномальной для Джорджии. Обычно зимы в этом штате были относительно мягкими: порой шли проливные дожди, или обрушивалась пара снегопадов, или время от времени налетали холодные ветра. Однако никто не был готов к тому, что приближалось к плодовым зонам вместе с областью пониженного давления, двигавшейся со стороны Канады.

Национальная служба погоды в Пичтри-Сити, которая все еще потихоньку работала на генераторах и коротковолновых радиостанциях, сделала штормовое предупреждение на всех частотах, которые смогла покрыть. Но не многим слушателям новости пошли на пользу. Только несколько человек услышали обеспокоенный голос метеоролога Барри Гудена, твердившего о метели 1993 года и наводнениях 2009-го.

По словам Гудена, холодный фронт, который все еще господствовал на американском Юге, в течение следующих двадцати четырех часов должен был столкнуться с влажным, мягким и теплым фронтом Центральной Джорджии, скорее всего, заставив тем самым все остальные зимние шторма казаться просто мелкими дождиками. По прогнозам, скорость ветра должна была возрасти до семидесяти миль в час, а также ожидались крупные молнии и дождь со снегом. Этот шторм, вероятно, готов был нанести беспрецедентный урон охваченному чумой штату. Опасно было не только то, что столкновение температур могло обернуть проливные дожди метелями, но и то, что – как штат узнал только несколькими годами ранее и вспомнил теперь, с приходом эпидемии, – жители Джорджии, как ни печально, были совсем не готовы к наводнениям.

Несколько лет назад в ходе серьезного шторма из берегов вышла река Чаттахучи, разлившаяся на плотно населенные области вокруг Розуэлла, Санди-Спрингс и Мариетты. В результате оползней дома сошли с фундаментов. Шоссе были покрыты водой, и в итоге катастрофа вылилась в десятки смертей и сотни миллионов долларов ущерба. Но этот год обещал побить все рекорды: над Миссисипи формировался монстр, и скорость его приближения ужасала.

Первые признаки погодных аномалий обрушились на город в пятницу после обеда.

К наступлению темноты дождь шел под углом в сорок пять градусов и на скорости в пятьдесят миль в час, заливая баррикаду Вудбери и заставляя отключенные высоковольтные провода в центре города завывать и щелкать, подобно кнутам. Вспышки молний превращали темные переулки в мерцающие серебром фотонегативы, а сточные канавы вдоль Мейн-стрит переполнились. Большинство жителей Вудбери спряталось в своих домах, чтобы переждать этот ливень, и тротуары и заколоченные фасады магазинов были безлюдны…

…почти безлюдны: группа из четырех горожан не побоялась дождя, чтобы тайно собраться в комнате под гоночным треком.

– Не включай свет, Элис, если не возражаешь, – сказал голос из темноты позади стола. Доктора Стивенса выдавал лишь тусклый отблеск очков в тонкой оправе. В тишине слышалась приглушенная дробь дождя.

Элис кивнула и встала рядом с выключателем, нервно потирая холодные руки. В темном кабинете без окон, который Стивенс использовал в качестве склада, ее лабораторный халат светился призрачной белизной.

– Ты созвала нас, Лилли, – пробормотал Мартинес из противоположного угла комнаты, где он сидел на табурете, куря тонкую сигару, горевший кончик которой напоминал светлячка. – Что думаешь?

Лилли шагала туда-сюда вдоль ряда металлических каталожных шкафов. На ней был один из запасных армейских дождевиков Джоша, который был ей так велик, что она выглядела как ребенок, одевшийся во взрослые вещи.

– Что я думаю? Я думаю, что так больше жить не собираюсь.

– И что это значит?

– Это значит, что место это прогнило до самой сердцевины. Тут всё ненормально, а этот Губернатор – самый ненормальный из всех. И вряд ли хоть что-то улучшится в обозримом будущем.

– И?..

Она пожала плечами:

– Я рассматриваю варианты.

– И каковы они?

Лилли сделала еще несколько шагов, осторожно подбирая слова.

– Собрать вещи и уехать одной – это самоубийство… но я бы попытала свою удачу за стенами, если бы это был единственный шанс выбраться из этого дерьма.

Мартинес посмотрел на Стивенса, который сидел в другом конце комнаты, протирая тряпочкой очки и внимательно слушая девушку. Мужчины обменялись серьезными взглядами. В конце концов Стивенс произнес:

– Ты сказала, есть варианты.

Лилли остановилась и повернулась к Мартинесу:

– Эти ребята, с которыми ты работаешь на стене… Ты им доверяешь?

Мартинес затянулся сигарой и выпустил дым, образовавший кольцо вокруг его лица.

– Более или менее.

– Каким-то более, а каким-то менее?

Он пожал плечами:

– Можно и так сказать.

– Но те ребята, которым ты доверяешь больше остальных… они бы тебя прикрыли в случае чего?

Мартинес внимательно посмотрел на нее:

– О чем мы тут говорим, Лилли?

Лилли сделала глубокий вдох. Она понятия не имела, могла ли доверять этим людям, но они при этом казались единственными разумными жителями Вудбери. Она решила раскрыть карты. После долгой паузы она очень тихо сказала:

– Я говорю о смене режима.

Мартинес, Стивенс и Элис снова тревожно переглянулись. В напряженной тишине слышался только шум шторма. Ветер усилился, а гром сотрясал фундамент здания с опасной частотой.

Наконец доктор сказал:

– Лилли, не думаю, что ты понимаешь, о чем…

– Нет! – перебила она, смотря под ноги и говоря холодным, монотонным и безжизненным голосом. – Хватит уроков истории, Док. Все это в прошлом. Хватит перестраховываться. Этот Филип Блейк должен уйти… и вы понимаете это не хуже меня.

Над их головами эхом разнесся раскат грома. Стивенс горестно вздохнул:

– Продолжишь эти речи – и обеспечишь себе выступление на арене гладиаторов.

Лилли невозмутимо посмотрела на Мартинеса:

– Я тебя не очень хорошо знаю, Мартинес, но ты кажешься мне довольно рассудительным парнем… таким парнем, который может возглавить восстание и вернуть все на свои места.

Мартинес уставился на нее:

– Угомонись, девочка… ты же сама себе навредишь.

– Как хотите… Можете не слушать меня… Мне уже неважно. – Она по очереди посмотрела в глаза каждому из них. – Но вы все знаете, что я права. Если мы ничего не сделаем, все станет гораздо хуже. Захотите выдать меня за измену – ладно, валяйте. Как знаете. Но нам может больше не выпасть шанса свергнуть этого психа. И лично я не собираюсь сидеть сложа руки и ничего не делать, пока этот город охватывает пламенем и пока погибает все больше невинных людей. Вы знаете, что я права. – Она снова опустила глаза. – Губернатор должен уйти.

Очередной раскат грома сотряс все кости здания. На складе повисло молчание. В конце концов голос подала Элис:

– Она права, и вы знаете это.

Глава шестнадцатая

На следующий день шторм, теперь превратившийся в постоянную бомбардировку из проливного дождя с холодным снегом, со всей силой обрушился на юго-восток Джорджии. Телефонные столбы не выдерживали натиска и падали на дороги, забитые брошенными машинами. Дренажные канавы переполнились, и вода из них залила покинутые фермы, в то время как более высокие места покрылись толстым слоем льда. В одиннадцати милях к югу от Вудбери, в поросшей деревьями ложбине, примыкающей к шоссе 36, шторм налетел на крупнейшее общественное кладбище на юге США.

Кладбище и колумбарий имени Эдварда Найтингейла растянулись на целую милю на склоне к югу от природного парка «Спрюуэлл» и были полны исторических памятников. В восточной оконечности кладбища стояли готическая часовня и посетительский центр, а оттуда было рукой подать до Вудлендского медицинского центра – одной из крупнейших больниц штата. Комплекс его зданий – включая морг в Вудленде, а также гигантский лабиринт погребальных контор кладбища Найтингейла в подвалах – был покинут персоналом в первые недели эпидемии, как только в коридорах появились вновь обратившиеся зомби. Теперь вся территория полнилась ожившими мертвецами: часть из них была покойниками, подготовленными ко вскрытию и погребению, другие – скончавшимися пациентами, прикованными к каталкам. Но все они до этого момента были заперты в своих ловушках.

В субботу, в 16 часов 37 минут по стандартному восточному времени, протекавшая неподалеку река Флинт вышла из берегов. Под вспышками молний неистовые потоки устремились через край во все стороны, смывая фермы, роняя рекламные щиты и двигая покинутые автомобили на проселочных дорогах, как детские игрушки.

Оползни начались через час. Весь северный склон вдоль границы кладбища заскользил вниз, к реке, рыхлой и вязкой коричневой волной, разрывая могилы и разбрасывая по холму старинные гробы, которые раскрывались и выкидывали свое жуткое содержимое в океан грязи, снега и ветра. Большинство иссохших скелетов рассыпалось на части, но многие из откопанных трупов – особенно те, которые все еще были свежими и невредимыми и могли карабкаться или ползти, – начали пробираться наверх, к суше.

Богато украшенные окна на первом этаже посетительского центра кладбища треснули и рассыпались под напором воды, а штормовой ветер расколол на кусочки готические шпили, обрушив их и оставив здание без крыши. В четверти мили к востоку оттуда стремительные потоки воды налетели на медицинский центр и хлынули внутрь вместе с обломками через ослабленные двери и окна.

Запертые в морге зомби ринулись к образовавшимся отверстиям, и многие из них тотчас же оказались под водой, не выдержав жуткого ветра и атмосферного давления.

К пяти часам того дня огромное количество мертвецов, достаточное, чтобы заселить целый город мертвых, оказалось вынесено на сушу, подобно косяку рыб, выброшенному на берег, в соседних фруктовых садах и табачных полях. Они один за другим падали, вылезая из водных потоков; некоторые застряли в деревьях, другие запутались в плывущих фермерских инструментах. Кое-кто из них проплыл под водой несколько миль, увлекаемый в прорезаемую молниями темноту непроизвольным инстинктом и зарождающимся голодом. Тысячи и тысячи мертвецов застряли в канавах, долинах и укромных местечках к северу от шоссе, пытаясь вырваться из грязи и гротескно извиваясь при этом, словно древние люди, вылезающие из первобытного бульона.

Прежде чем проливной дождь закончился той ночью и тучи ушли к восточному побережью, численность мертвецов, заполнивших окрестные фермы, уже превзошла численность населения близлежащего города Харрингтон, которая до эпидемии, судя по знаку на шоссе 36, составляла 4011 человек.

После этого величайшего шторма почти тысяча неуправляемых трупов начала сбиваться в самое большое стадо, которое видели с момента начала эпидемии. В дождливой темноте зомби медленно и неуклюже сходились вместе, пока в полях между Крест-хайвей и Роланд-роуд не собралась огромная толпа. Мертвецы стояли так плотно, что издалека макушки их прогнивших голов можно было принять за темную, землистую, медленно двигавшуюся волну наводнения, расползавшуюся по земле.

Без каких-либо определенных причин, помимо не поддающегося объяснению поведения мертвых – будь то под действием инстинкта, запаха, феромонов или слепого случая, – все это стадо начало ковылять по грязи в северо-западном направлении прямо к ближайшему населенному пункту на их пути – городу под названием Вудбери, который лежал от них чуть более чем в восьми милях.

После шторма фермы и поля Юго-Восточной Джорджии были залиты огромными черными лужами грязной стоячей воды. Неглубокие участки превратились в черный лед, холмистая местность покрылась илом.

В окрестностях по-прежнему шел холодный дождь, теперь значительно ослабший, который покрывал леса и холмы вокруг Вудбери прозрачным инеем, превращая их в волшебную страну сверкающих ветвей, увешанных сосульками проводов и обледеневших тропинок, что было бы невероятно красиво в любом другом месте в любое другое время – там, где не было ни эпидемии, ни отчаявшихся людей.

На следующий день жители Вудбери упорно старались привести город в порядок. Губернатор приказал своим рабочим командам съездить на близлежащую молочную ферму за соляными блоками. Их привезли оттуда на грузовиках и распилили цепными пилами на небольшие кусочки, которые затем разбросали по дорогам и тротуарам. В южной части города, у затопленных железнодорожных путей, в попытке сдержать стоячие воды сложили мешки с песком. Весь день под черным, как сажа, небом жители Вудбери скребли, вытирали, просаливали, чистили и укрепляли затопленные ямы и трещины.

– Шоу должно продолжаться, Боб, – сказал Губернатор ближе к вечеру, стоя на площадке грунтового трека. Яркий свет прожекторов прорезал туманный воздух; тарахтение генераторов напоминало нестройный оркестр фаготов. Пахло выхлопными газами, щелочью и горелым мусором.

Ветер гнал рябь по поверхности гоночного трека, которая напоминала море густой, как каша, грязи. Дожди сильно ударили по арене, и теперь в центре нее под стадионными прожекторами поблескивало два фута мутной стоячей воды. Покрытые льдом трибуны были в основном пусты, только в одном месте собралась небольшая команда рабочих, вооруженных лопатами и скребками.

– А? – Боб Стуки тяжело опустился на скамью в двадцати футах позади Губернатора.

Рассеянно отрыгивая, Боб выглядел как потерявшийся маленький мальчик. Голова его завалилась набок в пьяном ступоре. На покрытой инеем стальной скамейке рядом с ним лежала пустая бутылка «Джима Бима», другая – наполовину полная – покоилась в его грязной окоченевшей руке. Он пил без передышки последние пять дней, с того самого момента, как отправил на тот свет Меган Лафферти.

Неисправимый пьяница мог поддерживать уровень опьянения лучше, чем средний человек. Большинство обычных пьянчуг достигают оптимальной степени опьянения – этого безболезненного, притупленного, компанейского состояния, которое дает стеснительным людям силы общаться, – всего за несколько мгновений до того, как провалиться в небытие. Боб, однако, мог забыться примерно после кварты виски и целыми днями оставаться в этом забытьи.

Но теперь, в этот самый момент, Боб Стуки вступил в сумеречную зону своего запоя. Выпивая по галлону в день, он стал время от времени засыпать, терять связь с реальностью, галлюцинировать и на несколько часов отключаться.

– Я сказал, что шоу должно продолжаться, – повторил Губернатор немного громче, подойдя к сетке, которая отделяла его от Боба. – Люди дошли до ручки. Им нужен катарсис.

– Чертовски верно, – заметил Боб пропитым хриплым голосом.

Едва держа свою голову, Боб глянул сквозь сетку на Губернатора, стоявшего теперь всего в нескольких футах от него и сердито смотревшего через решетку на своего собеседника.

В воспаленном взоре Боба Губернатор в холодном свете стадионных прожекторов выглядел дьявольски. Вокруг прилизанных и собранных в хвост иссиня-черных волос мужчины распространялось серебристое сияние. С каждым выдохом изо рта его вылетали облачка пара, а усы Фу Манчу задвигались, когда он продолжил:

– Небольшой зимний шторм не остановит нас, Боб. Я кое-что придумал, люди просто улетят. Ты только подожди. Ты еще ничего не видел.

– Вот и… хорошо, – пробормотал Боб. Голова его завалилась набок, на глаза упала темная тень.

– Завтра вечером, Боб. – Лицо Губернатора расплывалось перед расфокусированным зрением Боба. – Это обучение. С этого момента все здесь будет иначе. Закон и порядок, Боб. Это будет величайшая возможность для обучения. И прекрасное шоу вдобавок. Встряхнем их чертов мир. Все свершится здесь, в этой мерзкой грязи. Боб? Ты еще здесь? Боб, с тобой все в порядке? Не отключайся, приятель.

Боб сполз со скамьи и свалился на землю, снова потеряв сознание, и последним перед его внутренним взором запечатлелось лицо Губернатора, рассеченное на ромбики ржавой сеткой ограждения.

– И куда, черт возьми, запропастился Мартинес? – Губернатор оглянулся через плечо. – Уже несколько часов не видел этого засранца.

– Слушайте, – сказал Мартинес в железнодорожном ангаре, переводя взгляд с одного заговорщика на другого. Пятеро мужчин сидели полукругом в дальнем углу затянутого паутиной сарая, в котором было темно, как в могиле. Мартинес запалил сигариллу, и дым окутал его приятное мужественное лицо. – Не ослабляйте ловушки на чертову кобру – ударяйте как можно сильнее и как можно быстрее.

– Когда? – прошептал самый молодой из всех, по имени Стиви. Этот высокий худощавый парень-метис с пушком над верхней губой, одетый в черную шелковую короткую куртку, сидел на корточках рядом с Мартинесом и встревоженно моргал серьезными глазами, обрамленными длинными ресницами. За внешней невинностью Стиви скрывалась дикая страсть к уничтожению зомби.

– Скоро. – Мартинес затянулся. – Сообщу сегодня вечером.

– Где? – спросил другой заговорщик, мужчина постарше, в пальто и шарфе, который отзывался на прозвище Швед. Его лохматые светлые волосы, открытое лицо и широкая грудь, постоянно пересеченная пулеметными лентами, придавали ему сходство с бойцом французского Сопротивления времен Второй мировой войны.

Мартинес взглянул на него:

– Я сообщу.

Швед раздраженно вздохнул:

– Мы тут рискуем своими задницами, Мартинес. Мог бы хоть намекнуть нам, во что мы ввязываемся.

В разговор вступил чернокожий мужчина в пуховом жилете по имени Бройлс:

– У него есть причины не вдаваться в детали, Швед.