Ходячие мертвецы. Дорога в Вудбери Киркман Роберт
– Да? И почему это?
Тот смерил Шведа взглядом:
– Предел ошибки.
– Не понял?
Чернокожий взглянул на Мартинеса:
– Слишком многое на карте. Кого-нибудь схватят, пока не дойдет до дела, будут пытать и все такое.
Мартинес кивнул, снова затянувшись.
– Что-то вроде того… да.
– А что с громилами? – вставил четвертый человек, бывший механик из Мейкона по имени Таггерт.
– С Брюсом и Гейбом? – переспросил Мартинес.
– Да… Думаете, сможем их подговорить?
Мартинес еще раз затянулся.
– Что сам думаешь?
Таггерт пожал плечами:
– Мне кажется, они никогда на такое не согласятся. Блейк их так привязал к своей заднице, что они без него и шагу не сделают.
– Именно. – Мартинес глубоко вздохнул. – Поэтому сначала нужно убрать их.
– Как по мне, – пробормотал Стиви, – большинство людей в этом городе вообще не парится по поводу Губернатора.
– Он прав, – согласился Швед, нервно кивнув. – Я бы сказал, девяносто процентов людей вообще любят этого сукина сына и спокойно относятся к тому, как здесь все устроено. Кладовые не пустеют, стена стоит, шоу продолжается… Это как немцы в 1930-х, когда чертов Адольф Гитлер…
– Так, хватит! – Мартинес швырнул окурок на забросанный шлаком пол и затушил его носком своего армейского сапога. – Слушайте… все. – Говоря низким и монотонным голосом, в котором слышалось напряжение, он встретился взглядом с каждым из мужчин. – Все случится, и случится быстро и решительно… Иначе все мы закончим свои дни на бойне, будучи разрубленными на куски для пропитания зомби. Он попадет в аварию. Больше вам знать сейчас не нужно. Хотите выйти – дверь там. И без обид. Выбор за вами. – Он несколько смягчился. – Вы, ребята, хорошие работники, честные люди… а доверие здесь заслужить нелегко. Хотите попрощаться и разойтись на этом, вопросов нет. Но уходите прямо сейчас. Потому что, как только все начнется, спрыгивать будет поздно.
Мартинес подождал.
Никто ничего не сказал, и никто не вышел.
Той ночью температура резко упала, с севера налетел ветер. Из труб вдоль главной улицы Вудбери шел дым, генераторы работали без остановки. На западе по-прежнему горели дуговые лампы гоночного трека, где шли последние приготовления к грандиозной мировой премьере, намеченной на следующий вечер.
Лилли Коул была одна в своей квартире над прачечной. Она разложила на кровати оружие и запасные боеприпасы: два полуавтоматических пистолета «ругер лайт» 22-го калибра, дополнительный магазин и коробку патронов «Стингер» на 32 грана. Пистолеты ей дал Мартинес, кратко объяснив при этом, как их перезаряжать.
Отступив от кровати и сузив глаза, Лилли посмотрела на золоченые пистолеты. Сердце ее забилось сильнее, в горле пересохло; она почувствовала давно знакомые ей панику и сомнения в себе. Она замерла, зажмурилась и отогнала свой страх подальше. Снова открыв глаза, она подняла правую руку и осмотрела ее, словно она принадлежала кому-то другому. Рука ее не тряслась. Она была тверда, как скала.
Этой ночью, а может и следующей, Лилли не собиралась спать ни минуты.
Вытащив из-под кровати большой рюкзак, она сложила в него пистолеты, патроны, мачете, фонарик, нейлоновую веревку, снотворное, изоленту, банку «Ред Булла», зажигалку, скатанный пластиковый тент, перчатки без пальцев, бинокль и запасной пуховый жилет. Затем она закрыла рюкзак на молнию и запихнула его обратно под кровать.
До миссии, которая должна была изменить весь ход ее жизни, оставалось менее двадцати четырех часов.
Лилли утеплилась, надев на себя пуховик, непромокаемые ботинки и вязаную шапку, а затем посмотрела на заводные часы, стоявшие на прикроватной тумбочке.
Пять минут спустя, в 23 часа 45 минут, она закрыла дверь в свою квартиру и вышла на улицу.
Было по-вечернему морозно. Город казался пустынным. В воздухе витал едкий запах серы и замерзшей соли. Лилли приходилось очень осмотрительно шагать по тротуарам: лед под ее ботинками громко хрустел. Она то и дело оглядывалась. На улицах никого не было. Она прошла мимо почтового отделения к дому Боба.
Деревянная лестница, на которой повесилась Меган, покрылась льдом после шторма, и ступеньки трещали при каждом осторожном шаге Лилли.
Девушка постучала в дверь Боба. Ответа не последовало. Она постучала снова. Ничего. Она шепотом позвала Боба по имени, но не услышала ни отклика, ни вообще каких-либо звуков. Проверив дверь, Лилли обнаружила, что она не заперта, и вошла внутрь.
В темной кухне царила тишина, пол был забросан осколками тарелок и другой посуды, тут и там виднелись лужи. На какую-то секунду Лилли подумала, не стоило ли ей захватить с собой пистолет. Она осмотрела гостиную справа от себя и увидела там перевернутую мебель и груды грязного белья.
Заметив на кухонной стойке работающий от батареек светильник, она взяла его, включила и пошла в глубь квартиры, позвав:
– Боб?
В свете фонаря на полу коридора поблескивали осколки стекла. На ковре лежал перевернутым один из медицинских саквояжей Боба, все его содержимое было разбросано вокруг. На стене мерцало что-то липкое. Лилли сдержала страх и пошла дальше.
– Есть кто дома?
Взгляд ее устремился в спальню в конце коридора, и там она заметила Боба, который сидел на полу, прислонившись спиной к незаправленной кровати. Голова его упала на грудь. На нем были надеты грязная майка и семейные трусы, его худые ноги были белы, как гипс. Он сидел совершенно неподвижно, и на краткий миг Лилли подумала, что он мертв.
Но затем она заметила, что грудь его медленно поднималась и опускалась, и увидела полупустую бутылку «Джима Бима», которая покоилась в его обмякшей правой руке.
– Боб!
Подбежав к нему, Лилли аккуратно подняла его голову и откинула ее на кровать. Его редеющие сальные волосы были взлохмачены, глаза с тяжелыми веками налились кровью и остекленели, и он бормотал что-то вроде:
– Их слишком много… они сейчас…
– Боб, это Лилли. Ты меня слышишь? Боб? Это я, Лилли.
Его голова снова упала.
– Они сейчас умрут… если мы не отсортируем самых тяжелых…
– Боб, проснись. Тебе снится кошмар. Все хорошо, я здесь.
– По ним ползают личинки… слишком много… ужасно…
Лилли поднялась на ноги, развернулась и спешно вышла из комнаты. Зайдя в грязную ванную на другой стороне коридора, она налила воды в немытую чашку и вернулась к Бобу. Аккуратно вынув бутылку с выпивкой из руки Боба, она швырнула ее в сторону, и та разбилась о стену, забрызгав обои с розами. Боб вздрогнул от грохота.
– Вот, выпей, – сказала Лилли и влила немного воды ему в рот. Боб закашлялся, руки его беспомощно взметнулись. Он попытался сфокусировать свой взгляд на Лилли, но глаза его не слушались. Она прикоснулась к его горячему лбу. – Я знаю, ты страдаешь, Боб. Все будет хорошо. Теперь я здесь. Давай.
Она подхватила его под мышки и с трудом затащила повисшее мертвым грузом тело Боба на постель, положив его голову на подушку. Накрыв одеялом его ноги, она подтянула другой конец прямо к его подбородку, тихо говоря при этом:
– Я понимаю, как тяжело тебе было потерять Меган, да и все остальное… Но теперь просто нужно держаться.
Он наморщил лоб; страдания исказили его потрепанное, испещренное морщинами лицо. Глаза его шарили по потолку. Он напоминал человека, которого похоронили заживо и который пытался дышать. Говорил он невнятно:
– Я не хотел… никогда… это не я предложил…
– Все в порядке, Боб. Не надо ничего говорить, – спокойно, мягко произнесла Лилли, гладя его по голове. – Ты все сделал верно. И все будет хорошо. Здесь все изменится, все станет лучше.
Она провела рукой по его щеке и почувствовала, как холодна была его заросшая щетиной кожа. Лилли негромко запела ему The Circle Game Джони Митчелл, прямо как в старые добрые времена.
Голова Боба откинулась на пропитанную потом подушку, дыхание его начало выравниваться. Веки отяжелели. Как в старые добрые времена. Он засопел. Лилли пела, пока он не отключился.
– Мы свергнем его, – очень тихо сказала Лилли уснувшему мужчине.
Она понимала, что он уже не мог расслышать ее слов, если вообще мог раньше. Лилли говорила сама с собой. Она обращалась к глубоко погребенной части своей личности.
– Теперь уже слишком поздно поворачивать назад… мы свергнем его…
Голос Лилли оборвался, и она решила найти одеяло и провести остаток этой ночи у постели Боба в ожидании рассвета судьбоносного дня.
Глава семнадцатая
На следующее утро Губернатор рано приступил к последним приготовлениям к большому представлению. Он поднялся еще до рассвета, быстро оделся, сделал кофе и покормил Пенни остатками человеческих органов. К семи утра он уже вышел на улицу, направляясь в квартиру Гейба. Соляная команда уже была на ногах и работала на тротуарах, а погода была на удивление тихой, учитывая события прошлой недели. Температура поднялась чуть выше пятидесяти, небо посветлело, возможно даже стабилизировалось, и теперь было затянуто бледно-серыми, цементного цвета облаками. Ветра утром почти не было, и расцветающий день представлялся Губернатору идеальным для устройства нового, усовершенствованного боя гладиаторов.
Гейб и Брюс руководили перемещением зомби, которых держали в заточении в подвальных помещениях гоночного трека. Понадобилось несколько часов, чтобы привести этих тварей наверх, в подсобные комнаты арены, и не только потому, что ходячие были неуправляемыми чудовищами, но и потому, что Губернатор настаивал на полной секретности. Открытие «Арены смерти» невероятно возбуждало инстинкты шоумена, таившиеся в Губернаторе, и он хотел, чтобы откровения этого вечера ослепили зрителей. Большую часть этого дня он провел на треке, проверяя и перепроверяя занавес, систему громкоговорителей, музыкальные сигналы, свет, ворота, замки, безопасность и – последними по очереди, но не последними по значению – участников состязаний.
Двое оставшихся в живых гвардейцев, Зори и Мэннинг, все еще прозябали в подвальной камере, лишившись практически всей своей жировой и мускульной ткани. Они несколько месяцев существовали на объедках, залежалых крекерах и воде, круглыми сутками прикованные к стене, и теперь напоминали скелеты с жалкими остатками разума. Единственным, что сохранилось в них, была военная подготовка, а также ярость, которая за долгие недели их мучительного заточения усилилась и углубилась, превратив их в большеглазых призраков, жаждавших мщения.
Другими словами, если уж они не могли вцепиться в глотку своих тюремщиков, они с радостью готовы были сцепиться друг с другом.
Гвардейцы были финальным кусочком мозаики, и Губернатор ждал до последнего, чтобы переместить их наверх. Гейб и Брюс привлекли троих из своих самых крепких рабочих и отправили их в камеру ввести узникам теопентал натрия, чтобы смягчить их для перехода. Идти было недалеко. Шеи, рты, запястья и лодыжки гвардейцев были стянуты кожаными ремнями, за которые их и тащили на уровень арены по нескольким пролетам железной лестницы.
Когда-то любители гонок бродили по этим бетонным коридорам и покупали футболки, корн-доги, пиво и сахарную вату. Теперь тоннели были постоянно темны, заколочены и закрыты на замки и использовались как временный склад для всего: от топливных канистр до запечатанных картонных коробок с ценностями, снятыми с мертвецов.
К половине седьмого вечера все было готово. Губернатор приказал Гейбу и Брюсу занять позиции на противоположных концах арены, внутри ведущих к выходам тоннелей, чтобы они могли перехватить непредсказуемых бойцов – или отбившихся от рук зомби, если придется, – при попытке сбежать. Довольный всеми приготовлениями, Губернатор отправился домой, чтобы переодеться к представлению. Он оделся во все черное: черный кожаный жилет, кожаные штаны, кожаные мотоциклетные ботинки – и завязал свой хвост кожаным шнурком. Он чувствовал себя рок-звездой. Последним штрихом его ансамбля стал фирменный плащ.
Вскоре после семи более сорока жителей Вудбери начали заполнять стадион. Все афиши, ранее на этой неделе развешанные на телефонных столбах и приклеенные к окнам магазинов, указывали, что представление начиналось в половине восьмого, но каждому хотелось занять хорошее место впереди и по центру, устроиться там, взять что-нибудь выпить, разложить свои одеяла и подушки.
Погода располагала, и к моменту начала шоу зрители уже гудели в предвкушении.
В 19 часов 28 минут толпа, сосредоточенная на первых рядах трибун, притихла. Кое-кто стоял в проходе, прижав лица к сетке ограждения. Самые молодые из мужчин заняли ближайшие к арене места, в то время как женщины, пары и пожилые обитатели города свободно расселись на верхних рядах, завернувшись в одеяла, чтобы не мерзнуть. На каждом из лиц было написано отчаянное желание, все они напоминали жаждущих травки наркоманов в завязке – изможденные, измотанные, взволнованные. Они чувствовали, что вот-вот должно случиться что-то невероятное. Они ощущали в воздухе запах крови.
Губернатор не мог разочаровать их.
Ровно в 19.30 – по наручным часам Губернатора марки «Фоссил» с самозаводом – по стадиону вместе с бесконечными стонами ветра стала разноситься музыка. Сначала она тихо, едва слышно заиграла в громкоговорителях – и низкие аккорды были глубоки, как подземная дрожь.
Увертюра эта была знакома многим, хотя далеко не каждый смог бы сказать, как называлась симфоническая поэма: «Так говорил Заратустра» Рихарда Штрауса. Большинство знали эту композицию как тему из фильма «Космическая одиссея 2001 года». Звучные ноты валторн раздавались одна за другой, подводя к драматическим фанфарам.
В свете дуговых ламп показался тонкий слой снега, ослепительный луч ударил прямо в центр грязной арены, осветив ярчайший бассейн размеров лунного кратера. В конусе света вперед вышел Губернатор, и толпа издала коллективный вопль.
Как только музыка дошла до своего грандиозного финала, Губернатор поднял руку в царственном, мелодраматичном жесте. Полы его плаща развевались на ветру. Ботинки его на шесть дюймов погрузились в грязь – арена была настоящей трясиной, пропитанной дождевой водой. Но Губернатор полагал, что грязь только добавит драматизма.
– Друзья! Жители Вудбери! – прогремел он в микрофон, подключенный к стойке системы громкой связи позади него. Его баритон взвился в ночное небо, а эхо разнесло слова по всем пустым трибунам по обе стороны арены. – Вы упорно работали, чтобы поддерживать жизнь в этом городе! И вы вот-вот будете вознаграждены!
Три с половиной дюжины голосов – когда голосовые связки, как и психика, напряжены до предела – могут устроить тот еще шум. Воздух прорезал настоящий кошачий концерт.
– Вы готовы к сегодняшнему ударному представлению?
Трибуны взорвались какофонией звериных рыков и дикого ликования.
– Приведите соперников!
По сигналу, зашумев, как гигантские разгоравшиеся спички, вспыхнули огромные прожекторы, установленные на верхних рядах, и лучи скользнули вниз, на площадку Один за другим серебристые пятна света сфокусировались на громадных черных брезентовых занавесях, скрывавших пять выходов на арену.
В дальнем конце стадиона поднялась гаражная дверь, и в тени прохода появился Зорн, младший из двух гвардейцев. На нем были надеты самодельные подплечники и щитки, в руках он, дрожа от дремлющего безумия, сжимал мачете. С диким выражением на лице он пошел через поле к центру, двигаясь скованно, порывисто, словно военнопленный, впервые обретший свободу после нескольких недель заточения.
Практически одновременно на противоположном конце стадиона, как в зеркальном отражении, резко поднялась вторая гаражная дверь, и из тени вышел Мэннинг, старший из гвардейцев, с растрепанными седыми волосами и налитыми кровью глазами. Держа в руках гигантский боевой топор, Мэннинг ковылял по грязи, сам при этом напоминая зомби.
Как только соперники встретились в центре ринга, Губернатор прокричал в микрофон:
– Дамы и господа! С огромной гордостью представляю вам «Арену смерти»!
Занавеси по бокам трека – опять же по сигналу – неожиданно взвились вверх, и толпа испустила коллективный вздох. В проходах стояли группы хрипевших, разлагавшихся, голодных зомби. Кусачие начали выходить из арок на арену, протянув руки к человеческому мясу, и некоторые из зрителей на трибунах вскочили на ноги, инстинктивно пожелав убежать.
Кусачие, шаркая, неловко прошли половину расстояния до центра поля, застревая в грязи, и тут их цепи натянулись. Некоторые из мертвецов, не ожидавших ограничения свободы, не удержались на ногах и комично распластались в грязи. Другие сердито зарычали, замахав мертвыми руками в сторону толпы в знак протеста против несправедливости своего заточения. Толпа разразилась криками.
– ДА НАЧНЕТСЯ БИТВА!
В центре поля Зорн наскочил на Мэннинга, прежде чем тот успел подготовиться – и даже прежде чем Губернатор смог спокойно удалиться с арены, – и старший гвардеец едва умудрился парировать рассекающий удар своим оружием.
Мачете соскользнуло и высекло из обуха топора целый дождь искр.
Толпа возликовала, увидев, как Мэннинг отшатнулся и поскользнулся в грязи, пройдя всего в нескольких дюймах от ближайшего зомби. Ходячий, округливший глаза от жажды крови, щелкнул зубами в непосредственной близости от лодыжек Мэннинга. Цепь едва удержала эту тварь. Мэннинг с трудом поднялся на ноги. Лицо его пылало яростью и безумием.
Губернатор ушел с поля через одни из ворот, улыбаясь сам себе.
Гвалт толпы эхом отражался от бетонных стен темного тоннеля, по которому он шел, усмехаясь себе под нос и представляя, как здорово бы получилось, если бы одного из гвардейцев укусили на глазах у зрителей и он бы обратился прямо в ходе битвы. Вот это было бы настоящее зрелище!
Он повернул за угол и заметил одного из своих людей, который вставлял магазин в «АК-47» у заброшенного продовольственного лотка. Парень – фермер-переросток из Мейкона, одетый в драный пуховик и вязаную шапку, – поднял глаза от оружия.
– Привет, Губернатор… Как там дела?
– Азарт, Джонни, настоящий азарт, – ответил Губернатор, на ходу подмигнув. – Пойду проверю Гейба и Брюса у выходов… Смотри, чтобы ходячие оставались на поле и не уходили обратно к воротам.
– Будет сделано, шеф.
Губернатор пошел дальше, повернул за очередной угол и зашагал по пустынному тоннелю.
Приглушенный шум толпы волнами раздавался в темном коридоре, по которому Губернатор продвигался к восточному выходу Он принялся насвистывать, ощущая себя на вершине мира, но вдруг затих и замедлил шаг, инстинктивно потянувшись к короткоствольному револьверу 38-го калибра, висевшему у него на ремне. Что-то неожиданно показалось ему нечистым.
Он резко остановился посреди тоннеля. Восточный выход, только что показавшийся за углом в двадцати футах впереди, был совершенно пустынен. Гейба нигде не было видно. Сквозь внешние ворота – вертикальную створку из обрезков досок, прислоненную к арке, – просачивался яркий свет фар заведенного автомобиля.
В этот момент Губернатор заметил ствол винтовки «М1» – оружия Гейба, – которая без присмотра валялась на полу за углом.
– Что за дерьмо! – воскликнул Губернатор, схватив револьвер и развернувшись обратно.
Голубая вспышка «тазера» ударила ему в лицо, заставив его отшатнуться.
Мартинес подошел быстро, с «тазером» в одной руке и тяжелой кожаной дубинкой в другой, и заряд в пятьдесят киловольт вынудил Губернатора попятиться, врезавшись в стену. Револьвер выпал у него из руки.
Когда Мартинес резко ударил дубинкой в висок Губернатора, послышался тупой звук, подобный звону глухого колокола. Губернатор дергался у стены и отчаянно извивался, не желая падать. Он заорал с безумным неистовством жертвы удара, вены на его шее и висках напряглись, и он напрыгнул на Мартинеса.
Позади Мартинеса, на каждом из флангов, стояли Швед и Бройлс, державшие наготове веревки и изоленту.
Мартинес еще раз ударил Губернатора дубинкой, и в этот раз орудие сделало свое дело.
Губернатор обмяк и соскользнул на пол, глаза его закатились. Швед и Бройлс подошли к подергивавшемуся и подрагивавшему телу, свернувшемуся на бетонном полу в позу эмбриона.
Они связали Губернатора и заклеили ему рот изолентой менее чем за шестьдесят секунд. Мартинес коротким свистком дал сигнал людям за воротами, и деревянная дверь неожиданно распахнулась.
– На счет три, – пробормотал Мартинес, убирая «та-зер» и засовывая дубинку за ремень. Он взял связанные лодыжки Губернатора. – Раз, два… три!
Бройлс взял Губернатора за плечи, Мартинес поднял ноги, и Швед повел их за ворота на холодный ветер, за заведенный грузовик.
Задняя дверца кузова уже была открыта нараспашку. Они впихнули тело внутрь.
За несколько секунд все мужчины залезли в грузовик без окон, все двери хлопнули, и машина начала сдавать задом, прочь от ворот.
Затем грузовик резко остановился, коробка передач переключилась на нормальный ход, и машина, заревев, поехала дальше.
Через пару секунд у входа на гоночный трек осталось лишь облако угарного газа.
– Вставай, чертов урод!
Лилли дала Губернатору пощечину, и глаза его резко раскрылись. Он лежал на полу фургона, направлявшегося к выезду из города; вокруг было полно народу.
Связанные Гейб и Брюс сидели в грузовом отсеке, во рту у каждого был кляп, сверху заклеенный изолентой. Швед держал мужчин на мушке «смит-вессона» 45-го калибра. Глаза их были расширены и шарили по сторонам. Вдоль стенок кузова стояли коробки с военными боеприпасами, где было все: от бронебойных патронов до зажигательных бомб.
– Полегче, Лилли, – предупредил Мартинес, сидевший на корточках в передней части грузовика. В затянутой в перчатку руке он сжимал рацию. Лицо его было серьезным от напряжения, как у еретика, восставшего против церкви. Отвернувшись, Мартинес нажал переключатель и негромко сказал: – Просто следуй за джипом, фары не включай и дай знать, если увидишь бродяг.
Сознание постепенно возвращалось к Губернатору. Он моргал и смотрел по сторонам, проверяя крепость своих оков: эластичных наручников, нейлоновой веревки и обернутой вокруг рта изоленты.
– Послушай-ка, Блейк, – обратилась Лилли к человеку, лежавшему на рифленом полу. – «Губернатор»… «Президент»… «Пуп земли» – как бы ты себя ни называл. Ты думаешь, что ты этакий великодушный диктатор?
Глаза Губернатора все еще шарили по кузову грузовика, ни на чем не фокусируясь, – он напоминал животное, запертое в убойном зале.
– Мои друзья не должны были умереть, – продолжила Лилли, склонившись над Губернатором. Ее взгляд на мгновение затуманился, и она возненавидела себя за это. – Ты мог превратить этот город в прекрасное место… в место, где люди смогли бы жить в гармонии и безопасности… а не в этом извращенном, ненормальном шоу уродов, которым он стал.
В передней части кузова Мартинес снова нажал на переключатель:
– Стиви, что-нибудь видно?
В рации затрещал голос молодого парня:
– Нет… пока ничего… Погоди! – Послышались помехи, потом что-то зашуршало. Голос Стиви произнес не в микрофон: – Это еще что за черт?
Мартинес нажал на переключатель:
– Стиви, повтори, я не принял.
Помехи… Шуршание.
– Стиви! Ты на связи? Я не хочу уезжать слишком далеко от города!
Сквозь шум и помехи долетали обрывки речи Стиви:
– Стоп, Таггерт… Стоп!.. Что за черт! ЧТО ЗА ЧЕРТ!
В задней части фургона Лилли утерла слезы и устремила свой взгляд в глаза Губернатора:
– Секс за еду? Да? Правда? И это твое прекрасное общество…
– Лилли! – перебил ее Мартинес. – Остановись! У нас проблема! – Он нажал на переключатель: – Бройлс, останавливай фургон!
К этому моменту глаза Губернатора встретились с глазами Лилли, и мужчина полностью очнулся, уставившись на девушку в молчаливой ярости, прожигавшей дыры в ее душе, но Лилли это было неважно, она даже ничего не заметила.
– Все эти драки, самоубийства, страх, который загнал всех и каждого в настоящий ступор?.. – Она словно плевала на Губернатора. – Ты так себе представляешь чертову ОБЩИНУ…
– Лилли! Черт тебя дери! – Обернувшись, Мартинес посмотрел на нее: – Ты не могла бы…
Грузовик резко остановился, и Мартинес спиной налетел на перегородку между кузовом и кабиной, а Лилли упала на Губернатора и ящики с патронами. Коробки опрокинулись, и Лилли растянулась на полу. Рация, завертевшись, отлетела к брезентовой сумке. Губернатор перекатился с одного бока на другой; изолента у его рта начала отклеиваться.
Бройлс прокричал в передатчик:
– Вижу ходячего!
Мартинес подполз к рации, схватил ее и нажал на кнопку:
– Что за черт там творится, Бройлс? Зачем было так резко тормозить посреди…
– Еще один! – протрещало в крошечной колонке. – Еще пара приближается с… О черт… о черт… О ЧЕРТ!
Мартинес нажал на переключатель:
– Бройлс, какого черта там творится?
По рации:
– Их больше, чем мы…
Помехи перекрыли голос, а затем сквозь шум вклинился Стиви:
– Господи Иисусе, да здесь целая толпа, они идут из… – Треск и помехи. – Они выходят из леса, боже, все идут и идут…
– Стиви, сообщи! – проорал в микрофон Мартинес. – Выбросить их и вернуться?
Снова помехи.
– Стиви! – крикнул Мартинес. – Ты на связи? Нам поворачивать?
Раздался голос Бройлса:
– Их слишком много, шеф! Никогда не видел столько сразу…
Шум помех, звук выстрела и звон разбитого стекла, эхом разнесшиеся по кузову, заставили Лилли вскочить на ноги. Она поняла, что происходит, и потянулась к своему ремню за «ругером». Достав его, она передернула затвор и посмотрела через плечо:
– Мартинес, отзывай своих людей, выводи их отсюда!
Мартинес нажал на кнопку:
– Стиви! Ты меня слышишь? Убирайтесь отсюда, давайте назад! Поворачивайте! Найдем другое место! Ты слышишь меня? СТИВИ!
По рации донесся мучительный крик Стиви, а прямо вслед за ним громыхнул очередной выстрел… затем раздался громкий скрежет металла… и оглушительный треск.
Голос Бройлса:
– Слушайте! Они перевернули его! Их здесь просто до черта! Слушайте! Мы в заднице! МЫ В ЗАДНИЦЕ!
Фургон содрогнулся. Двигатель переключился на задний ход, и грузовик стремительно рванул назад, а центростремительная сила бросила всех вперед, на перегородку. Лилли ударилась плечом об оружейную стойку, разом уронив полдюжины карабинов. Гейб и Брюс покатились по полу, натыкаясь друг на друга. Незаметно для остальных Гейб смог просунуть пальцы под наручники Брюса и начал стягивать их. Кляп Брюса ослаб, и он жутким голосом проорал:
– ВЫ ЧЕРТОВЫ ИДИОТЫ, ТЕПЕРЬ МЫ ВСЕ ПОГИБНЕМ!
Фургон наехал на какой-то предмет, затем на другой и еще на один – под колесами послышались приглушенные чавкающие звуки. Лилли схватилась свободной рукой за боковую стяжку, осматривая кузов.
Мартинес на четвереньках полз к выпавшей у него из рук рации, Брюс плевался и сыпал проклятиями, а Швед навел на него ствол своего пистолета 45-го калибра:
– ЗАТКНИСЬ К ЧЕРТЯМ!
– ВЫ, УРОДЫ, ДАЖЕ НЕ…
Грузовик задом въехал во что-то и застопорился, колеса прокручивались на чем-то скользком и липком, от перегрузки всех швырнуло в угол. Оружие упало со стоек, а Губернатор врезался в стопку коробок, которые посыпались на него. Он свирепо закричал – изолента теперь болталась у него на подбородке – и затем затих.
Все молчали. Фургон на мгновение замер.
Затем машина содрогнулась. Все заметили боковые удары. Из валявшейся на полу рации сквозь треск доносился голос Бройлса, который сказал что-то вроде «слишком много» и «выхожу», и тут внезапно тишину прорезал рев «АК-47», донесшийся из кабины, за которым последовал звон стекла и человеческий крик.
Потом все снова успокоилось. И стихло. Слышались только низкие, монотонные, жуткие стоны сотен мертвых голосов, которые сквозь стенки фургона без окон звучали подобно гигантскому турбинному двигателю, работавшему снаружи. Что-то снова ударило по машине, сильно качнув ее.
Мартинес схватил со стены винтовку, передернул затвор, подошел к задней дверце и уже взялся за ручку, когда услышал из-за спины низкий, пропитый голос:
– Я бы на твоем месте этого не делал.
Лилли посмотрела вниз и увидела Губернатора, кляп которого ослаб. Он кое-как сел, откинувшись на стену; его темные глаза горели. Лилли наставила на него свой «ругер».
– Ты больше не отдаешь приказов, – сообщила она сквозь сжатые зубы.
Фургон снова покачнулся. Повисло молчание.
– Ваш план пошел коту под хвост, – произнес Губернатор с садистской ухмылкой. Лицо его подергивалось из-за последствий травмы.
– Заткнись!
– Думали, бросите нас тут, скормите кусачим, никто и не заметит?
Лилли навела дуло своего пистолета на лоб Губернатора:
– Я сказала, заткнись к чертовой матери!
Фургон опять содрогнулся. Мартинес замер в нерешительности. Он повернулся и начал было что-то говорить Лилли, но тут всех застало врасплох быстрое движение в передней части кузова.
Брюс сумел освободить руки и неожиданно набросился на Шведа, выбив оружие у него из рук. Пистолет 45-го калибра отлетел, упал на пол и выстрелил с таким грохотом, что у всех зазвенело в ушах. Пуля задела пол и зацепила левый ботинок Шведа. Мужчина вскрикнул и откинулся на стену.
Одним быстрым движением, прежде чем Мартинес или Лилли смогли выстрелить, чернокожий здоровяк схватил горячий пистолет и выпустил три пули в грудь Шведа. Рифленую боковую стенку кузова позади мужчины забрызгала кровь; он резко выдохнул, дернулся и соскользнул на пол.
Мартинес в задней части фургона развернулся к Брюсу и сделал два быстрых и точных выстрела в его направлении, но к этому моменту Брюс уже нырнул в укрытие за стопками коробок, и пули увязли в картоне, металле и стеклопластике, запустив серию приглушенных взрывов внутри коробок, из-за чего в воздух, подобно метеорам, полетели деревянные щепки, искры и обрывки бумаги…
…и все пригнулись к полу, Брюс потянулся к охотничьему ножу, который был спрятан у него на лодыжке, рассек наручники Гейба, и все в кузове стало происходить слишком быстро: Лилли навела свой «ругер» на двух громил в передней части фургона, Мартинес подскочил к Брюсу, Губернатор проорал что-то вроде «НЕ УБИВАЙТЕ ИХ!», Гейб освободился и потянулся к одному из упавших карабинов, Брюс сделал выпад с ножом в сторону Мартинеса, отразившего удар, а затем сшиб Лилли, которая впечаталась спиной в задние дверцы…
…и под тяжестью тела Лилли щеколда на двойных дверях соскочила.
Створки внезапно распахнулись настежь, пустив толпу ходячих трупов в грузовик.
Глава восемнадцатая
Гигантский полуразложившийся кусачий в изодранном больничном халате потянулся к Лилли и едва не вонзил свои черные зубы ей в шею, когда Мартинес сумел выстрелить и снести макушку этой твари.
Черная, гнилая кровь фонтаном ударила в потолок и забрызгала лицо Лилли, пока девушка пятилась прочь от открытой двери. Внутрь через зияющий пустотой проем залезало все больше кусачих. Ничего не слыша – в ушах у нее звенело от шума, – Лилли добралась до перегородки.
Губернатор, все еще связанный, отползал назад, спасаясь от натиска, а Гейб поднял заряженный карабин и начал стрелять. Пули пробивали мертвые ткани и гниющие черепа, мозговое вещество плескало во все стороны, грузовик шатался, кузов заполнялся дымом и вонью мертвечины. Несмотря на пальбу, все больше и больше кусачих лезло внутрь.
– БРЮС, ОСВОБОДИ МЕНЯ!
Голос Губернатора, едва не потонувший в грохоте, практически не слышный Лилли сквозь звон в ушах, заставил Брюса подскочить с ножом к своему боссу. Мартинес и Лилли тем временем без остановки стреляли. Мелькали вспышки, стоял невероятный шум, опустошались целые магазины, удачные выстрелы поражали глазницы, челюсти, скользкие лысины и прогнившие лбы, от распахнутых дверей во все стороны летели черные ткани, кровь и прочие выделения.
Нож Брюса скользнул по наручникам Губернатора, и через несколько секунд тот уже освободился и схватил карабин.
Поднялась пальба. Вскоре пять выживших человек в фургоне сбились вместе у передней перегородки, и каждый из них остервенело стрелял, посылая пулю за пулей в сторону задних дверей. Усиленный металлической обшивкой фургона, шум был жутким, поистине оглушительным. Некоторые выстрелы не достигали цели и рикошетом отлетали от дверной рамы, высекая снопы искр.
Изуродованные зомби валились на пол фургона и сшибали друг друга. Некоторые соскальзывали с задней площадки, другие собирались в груду. Пальба продолжалась еще десять секунд, и за это время брызги крови и частицы материи с ног до головы покрыли стрелков. В Лилли попал стальной обрезок, зарывшийся глубоко в ее плоть, и от резкой боли девушка очнулась.
Читать бесплатно другие книги:
