Крысолов Тропов Иван
— Бл-лин!
Если они ищут не баскеров…
Белоснежка опять вспрыгнула на подоконник. Встала на задние лапы, нервно постукивая хвостом. Сунула мордочку к самому лицу. Словно собралась по-собачьи лизнуть в губы.
Но она не стала лизать. Она шумно втянула воздух.
Ну да, верно. С чутьем у нее все в порядке. Почуяла запах адреналина. Запах страха.
— Уйди, прелесть, только тебя не хватало…
В доме вспыхнул свет — сначала одно окно, потом соседнее. И пошло-поехало, окна светлели одно за другим, пока не осветился весь дом.
Минут через пять охранники вышли. Доложили, о чем-то Бавори, нервно постукивавшей хлыстом по ботфорту сапога. Она кивнула. Словно знала, что они ничего не найдут. Обернулась… всего на миг обернулась, и толком не понять, куда она кинула взгляд. Может быть, что-то послышалось за спиной, может быть, что-то еще…
Руки в тонких резиновых перчатках стали совсем мокрыми.
Может быть, просто так обернулась. Но откуда эта уверенность, что она кинула взгляд именно сюда, именно на эти окна?
Бавори уже отвернулась. Щелкнула хлыстом. Дюжина баскеров вернулись к ней. Все вместе пошли по краю площади. Мимо торца длинного одноэтажного домика, похожего на стойла. Перед следующим, двухэтажным и рассчитанным явно на людей, остановились.
Опять удар хлыста, опять баскеры рассыпались вокруг дома, охранники вошли внутрь, начали вспыхивать окна…
Белоснежка перестала дышать в лицо, развернулась и заглянула в щель жалюзи, щекоча шерстью лицо.
— Да, красавица… — пробормотал Стас. — Влипли. Если они не обыскивают подряд все дома, куда мог влезть потенциальный воришка, тогда я Прометей…
Стас с чувством, как струну, отпустил пластинку жалюзи.
Металлические планки клацнули звонко и резко.
Все, шутки кончились.
Стас встал, еще раз оглядел лабораторный зал — на этот раз отнюдь не с познавательными целями. Надо сделать то, что еще можно. В конце концов, дверь и окна не единственный выход из лабораторий. Должны быть еще воздуховоды.
Ага, вон он… Решетка в дальнем углу. Стас подошел поближе, на ходу подцепив стул. Чертовы высокие потолки!
Сдвинул в угол ближайший стол, поставил на него стул. Теперь самому поверх всего этого…
Дьявол!
Может быть, в европейских лабораториях и бывают воздуховоды, какие любят показывать режиссеры шпионских фильмов, — огромные и прочные, в которых чуть ли не двустороннее движение на электрокарах можно организовать. Может быть. Но в российских лабораториях традиции другие.
Черт его знает, отчего это идет — из-за суровых зим или из-за нерадивых строителей, — только российским воздуховодам до голливудских еще дальше, чем отечественным дорогам до западных хайвеев.
Стас вытащил “хек”, выщелкнул обойму и врезал рукоятью по решетке. Еще раз.
Решетка вылетела.
Но лучше не стало.
— Чтоб вас всех, как палатку на колышках… — прошипел Стас.
Дыра была еще меньше, чем решетка, — пятнадцать на пятнадцать. Человеку в такую дыру не протиснуться при всем желании. Разве что по частям…
Ладно. Сделаем то, что можно.
— Белоснежка, ко мне!
Легко, как балетная прима, Белоснежка взлетела на стол. Стас подставил руки. Прыжок — и в ладонях крепкие лапки. Ладошки розовых лапок старательно выгнуты наружу, чтобы не поцарапать.
— Ползти вперед. Очистить проход. Искать выход.
Не совсем язык команд, но с личной гвардией можно и так. Это же не воспитанники военных, которые видят человека-дрессировщика раз в два дня по полчаса… Лобастый вообще обычную человеческую речь прекрасно разбирает. Английскому впору учить.
— Поняла?
Должна понять.
Но вместо короткого и четкого кивка Белоснежка сморщилась. В крысиной мимике это то же самое, что для человека нахмуриться. Так хмурятся, когда начинают подозревать, что иногда у слов бывает и второй смысл…
Белоснежка приподнялась на задние лапы и медленно и сдержанно, чтобы не слететь с рук, стала делать пируэты крысиного танца.
“Потом”. “Я”. “Вернуться”. Вопросительный паттерн.
Потом вернуться?
— Нет, милая. Потом выпрыгиваешь наружу. Поняла?
Ну, давай…
Стас поднял руки поближе к воздуховоду, но Белоснежка явно несобиралась запрыгивать туда.
Она развернулась к воздуховоду задницей и поглядела прямо в глаза. Покосилась на окно, на запертую дверь. На Лобастого и Скалолазку. Снова на Стаса…
И спрыгнула с рук на стол. Легкий пируэт, куда более быстрый, четкий и жесткий, чем те пируэты, что получались на руках.
“Нет”.
— Что — нет? Дорогуша, я не спрашиваю, нравится тебе ползать по воздуховодам или нет. Есть вещи, которые приходится делать и помимо желания. Ну, пошла!
Стас нагнулся, чтобы взять ее обратно на руки, но Белоснежка соскочила на пол.
Посмотрела на дверь — запертую, куда Стас пытался выйти два раза, но явно не мог. На окно. На воздуховод.
И четкий пируэт, еще более резкий.
“Держу позицию”.
“Буду сидеть тут”, если перевести на человеческий.
Стас нахмурился. На языке уже крутилось крепкое словцо и желание от души прошипеть его сквозь зубы…
Но вместо этого усмехнулся. Понял. Эта мелочь шерстяная решила, что хозяин не может отсюда выбраться? Попал в западню, из которой не уйти? И поэтому решил хотя бы крыс своих выпустить? Чего им пропадать за компанию…
Это она подумала? И решила проявить благородство и остаться с хозяином до конца?
— Белоснежка…
Хлесткий пируэт — “держу позицию”. И два шажка назад. Чтобы и не пытался ловить, все равно не поймаешь.
— Ладно, зараза шерстяная…
Но внутри стало теплее.
Ладно. Черт с ней. Пусть сидит здесь, а лезут Скалолазка с Лобастым. Может, так даже лучше. Они чаще в паре работали, так что понимают друг дружку с полмаха хвостом.
— Скалолазка! Ползти вперед! Очистить проход. Найти выход.
Скалолазка покосилась на Белоснежку — чего это подруга решила устраивать бунт на корабле?
Лобастый, наверно, мог бы сообразить, почему Белоснежка отказалась лезть в воздуховод. Ну так на то он и Лобастый. Он, может, уже понял и то, почему Белоснежка не права…
Но Скалолазка… Тоже не самая глупая девочка. Но все же с Белоснежкой в сообразительности не сравнится. Может, оно и к лучшему.
Скалолазка запрыгнула на стол, потом на подставленные ладони.
Стас поднял ее к воздуховоду, Скалолазка нырнула в дыру.
Поползла, постукивая коготками по алюминиевым стенкам… Вроде нормально, двигается.
Стас слез со стула на стол, спрыгнул на пол. Снял рюкзак и развязал тесемки.
Затея дикая. Но другого выхода нет. Разведывательная вылазка — почти игра — оборвалась. Как лопается пляжный надувной мячик, угодивший под колесо самосвала…
Шутки кончились.
— Лобастый!
Лобастый не заставил повторять дважды. Подбежал, задрал голову — не для того, чтобы получить приказ. Понимает, для чего звали. Умная тварюга.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Стас еще раз проверил ремешки портупеи на голове Лобастого. На них камера, передатчик, аккумулятор, наушник. На затылке кармашек для небольшого груза. Сейчас не пустой. Все крошечное — но все равно многовато для крысиной головы. Даже такой хорошей, как у Лобастого. Все же главное ее достоинство не в размере, а в содержимом…
Но тут уж никуда не денешься. Другого выхода нет.
— Нормально?
Лобастый мотнул мордой.
— Скалолазку берешь с собой, будет прикрывать. Понял?
Еще один кивок. Да, этот умник прекрасно понимал не только стандартный боевой язык.
Стас вытащил из рюкзака планшетку. Оживил ее, согласовал работу передатчика, встроенного в планшетку, с тем, который на виске Лобастого.
В уголке экрана появилось изображение с камеры. С уровня крысиной морды собственный силуэт казался большим, как гора. Огромная черная тень… Этакий всемогущий крысиный бог.
— Пошли, умник-разумник.
Стас взял Лобастого на руки, залез на стол, на стул. Поднес крысу к дыре воздуховода.
— Давай!
Лобастый нырнул внутрь. По алюминию застучали коготки. На экране планшетки запрыгали тени…
Где-то там, далеко в воздуховоде, заскрежетало. Тихо, но быстро и размеренно. Как ножовкой по металлу.
Это Скалолазка добралась до выхода из воздуховода — и путь ей преградил вентилятор кондиционера. Но что такое хлипкие алюминиевые лопасти для тварюги, способной вскрывать зубами и консервные банки, и днища машин?..
Стас положил планшетку на стол, подошел к окну и отогнул планку жалюзи.
Охранники уже осмотрели двухэтажный дом. Бавори со свитой шла дальше, обходя плац по краю. Миновали стойло, второе.
Остановились. Следующий дом был одноэтажный и длинный, почти как стойла, но с большими окнами. Одно из них светлое, на подоконнике не то чахлые цветочки, не то разросшиеся кактусы… Явно для людей.
Баскеры окружили дом, охранники взошли на крыльцо. Повозились с дверью, отпирая, ушли внутрь, в доме зажглось второе окно, тут же третье…
Так. Сколько есть времени?
Бавори со свитой обходит плац по кругу, против часовой стрелки. До этого дома дойдет почти в самом конце, миновав восточную сторону и обойдя плац с севера. Стойла пропускает… Значит, их выкидываем. Считаем этот одноэтажный, который уже начали осматривать, и еще вон те и те…
А потом они пойдут сюда.
Если минут по пять на каждый дом, плюс прогулка по кругу… Минут тридцать. В самом лучшем случае.
Не густо. Стас отпустил планку и вернулся к планшетке.
На темном экране в центре расплывалось серое пятно. Медленно, но верно светлея и увеличиваясь.
Вдруг обрело четкие края — и налетело…
Словно бы проглотило — и мир уже стал другим. Не светлое пятно, наплывающее из темноты, а что-то голубоватое, в котором темная земля, летящая навстречу. Ударило, изображение подскочило, задрожало, метаясь туда-сюда…
Пальцы невольно вцепились в планшетку, словно могли так удержать камеру и смягчить удар.
Спокойно, спокойно…
Разжал пальцы, стиснувшие края планшетки. Спокойно. Вся главная работа еще впереди.
На экране, мелко подрагивая в такт крысиному бегу, скользила земля. Серое небо справа, темная стена слева, внизу черная земля. Впереди — голубоватая полоса, там, где между двумя домами с площади прорывался свет. Полоса быстро плыла навстречу.
Стас вытащил из бокового отсека планшетки гарнитуру. Растянул дужку, соединяющую микрофон и наушник, нацепил ее на ухо.
Будем надеяться, что когда Лобастый плюхнулся из сломанного вентилятора вниз, у него не вылетел из уха наушник. И не порвался проводок, ведущий к наушнику от крошечного передатчика, смонтированного на затылке…
— Лобастый?
Изображение на экране замерло.
Потом Лобастый сообразил, что это лишь проверка. Тихо пискнул, снова заработал лапами, камера поплыла вперед. Затормозила. Слева, там, где темный угол здания обрывался в голубоватую полосу, от темноты отделился крысиный нос. Уши, морда…
Скалолазка заглянула за угол. Тихо пискнула и пулей пролетела светлый участок. И тут же изображение рвануло следом за ней. Налетел голубой свет… Тело само собой опять напряглось. Поджался весь — словно сам бежал там, а не смотрел глазами Лобастого…
Уже в темноте.
Проскользнули за стеной стойла. Снова светлая полоса, еще один дом, опять длинное стойло…
— Правее! — скомандовал Стас.
Но Лобастый и Скалолазка и сами отдалялись от стен.
Дома шли вокруг площади, обходя ее с юга. Если прижиматься к стенам, то получится круг. А надо туда, на юг. Откуда прибегали охранники.
Синеватые отблески остались позади. На едва сереющем сверху небе мелькнула черная полоса, еще одна…
На миг показалось, будто очутился в лесу — но это всего лишь голые прутья кустов. С крысиной высоты.
С человеческим ростом можно было бы подняться над всем этим и увидеть, куда бежать, как далеко идут кусты… Но с высоты Лобастого это не кусты, а дремучий лес. И кажется, что раскинулся он до конца света. Можно бежать и бежать, и черные прутья-ветви так и будут мелькать над головой… А Бавори уже, наверно, покончила с тем домиком.
Стас оторвался от планшетки. Отвернулся, нашел взглядом белое пятно — опять на подоконник забралась, паразитка, в щелочку пытается высмотреть, что там! — отвел от губ дужку микрофона и позвал:
— Белоснежка! — похлопал себя по ноге.
Белое пятно метнулось с подоконника к столу, еще прыжок — и Белоснежка вспрыгнула на колени. Разлеглась на бедре, как кошка.
Стас почесал у нее за ушами. Запустил пальцы в шерсть. Не такая длинная и густая, как у кошки, но зато куда шелковистее…
Осталась, упрямица. Приказ не выполнила, но… Не потому, что перестала считать хозяином. Наоборот.
Просто поняла не так. Вообразила черт знает что… Решила, что раз приказано не возвращаться, то все. Последнее расставание. Последний приказ.
И сделала свой выбор. Осталась.
Стас повел по теплому боку. Упругое тельце подалось навстречу пальцам, принимая ласку.
Верная, стервочка беленькая. Пижонка, своенравная, заносчивая, но верная, прелесть…
Прутья-ветви расступились, мир повернулся направо — и впереди замерцали лужи-зеркала. Дорога. А вдали, метрах в ста, светлые окна.
Маленький домик впритык к дороге. Будем надеяться, это оно и есть…
Стас подцепил Белоснежку под живот, чтобы не свалилась, и встал. Шагнул к окну, поднял планку жалюзи.
Ч-черт… Бавори и охранники шагали уже к следующему дому.
Это значит, осталось минут двадцать. От силы. А Лобастому и Скалолазке еще…
На экране планшетки дорога неслась навстречу, мелькали брызги. Домик быстро рос. Надвигался, нависал, уходя куда-то высоко-высоко, как небоскреб…
Скалолазка уже у двери. Попыталась подцепить дверь коготками — в щелку, за торец.
Нет. Дверь плотно закрыта.
Ничего…
Крыса, конечно, не дог, чтобы встать на задние лапы и просто нажать на ручку, почти по-человечески. Но открыть дверь может.
Скалолазка подпрыгнула, зацепилась за ручку сначала передними лапками, а через миг и задними, обвилась хвостом. Прильнула, повисла.
Ручка медленно пошла вниз.
— Лобастый…
Но Лобастый и сам все знал.
Снизу вынырнула его лапка. Подцепила когтями, потянула — и дверь медленно, но все же пошла.
В темноте появилась голубоватая щель. Надвинулась — и обхватила, дверь пропала где-то позади. Лобастый уже скользнул внутрь.
Маленькая комнатка, впереди открытая дверь, за ней голубоватый свет. И тишина. Лишь теперь, когда привычный шелест дождя пропал, оставшись на улице, — лишь теперь заметно, что он был не таким уж тихим. Сквозь приоткрытую дверь шуршали капли…
— Артем, ты?
Сбоку мелькнула Скалолазка, тут же растворившись в тени.
И тут же тени надвинулись, принимая в себя. Лобастый шмыгнул за Скалолазкой.
— Ампула… — приказал Стас. Невольно перейдя на шепот, словно крошечный наушник мог донести голос до кого-то еще, кроме Лобастого. — Дави ампулу…
В темноте мелькнули лапки Лобастого, мелькнула морда Скалолазки, пропала куда-то вбок.
— Кто там? — снова донеслось из комнаты. Теперь голос был не столько удивленным, сколько озабоченным.
И тихо, тихо-тихо, едва слышно зашипело где-то справа…
В дальней комнате зашуршало. Заскрипели половицы под тяжелыми шагами.
Из прохода вышел огромный, как гора, силуэт. Прошел к такой же огромной двери.
Выглянул наружу:
— Артем?!
Послушал шуршание дождя, пожал плечами, закрыл дверь и направился обратно…
Но сделал всего три шага. Потом пошатнулся. Раскинул руки в стороны, оперся о стену.
— О, еп…
Поднял левую руку, словно хотел потереть висок — но так и не потер. Рука медленно опустилась. Человек сполз по стене. Встал на колени, потом медленно-медленно опустился на четвереньки.
Закусив губу, Стас слушал.
Человек завалился на бок. Рука отлетела в сторону, костяшки пальцев стукнулись о половицу. Но в комнате было тихо.
— Лобастый, пошел!
Слева проплыло тело — еще минут тридцать с гарантией будет валяться бревном. Навстречу — синий проем. Справа, обогнав, вылетела Скалолазка.
Вот и комната. Одна стена целиком в видеопанелях. Десятки изображений с камер на заборе, несколько с видами плаца… Вон и Бавори. Возле двухэтажного дома, залитого светом как новогодняя елка. Все окна ярко освещены — охранники внутри, проверяют.
По центру комнаты длинный операторский стол на три рабочих места. На нем еще несколько мониторов. Два в центре работают.
— Стол!
Мир дернулся вверх — Лобастый присел. Тут же рванул вниз — Лобастый прыгнул.
Коготки клацнули о столешницу. Прямо перед клавиатурой.
— Подними морду. Еще! Правее! Стоп!
Вот так. Можно рассмотреть, что на экране монитора.
Слава Магомету, Будде и Аллаху! Менюшки знакомые до боли. То ли та же самая программа, что стояла четыре года назад на старой ферме — “Теща”, то ли одна из ее свежих версий. Слава богу!
Разбираться не надо. Десяток ударов мышкой, и всех дел. Или пальцами по тачпэду…
Одна беда — руку к тачпэду того компьютера не протянуть. И Лобастого работе с компьютерной мышкой не научить. Хороши крысиные лапки, но с человеческими пальцами им не сравниться… Ладно!
— Морда вниз!
Клавиатура. Вон и клавиша “Tab”.
— Влево, край предмета!
Камера поехала вправо — Лобастый послушно засеменил по краю стола.
— Стоп!
Камера замерла над левым краем клавиатуры.
— Подними лапу. Лапу вперед.
Откуда-то снизу из-под камеры выпросталась лапка. Сверку серая, поросшая шерстью, а дальше — розовая. Почти как человеческая, только уменьшенная и без большого пальца.
— Еще вперед. Еще. Теперь быстро нажать и убрать. Давай!
И когда Лобастый ткнул в клавишу табуляции, Стас громко и четко произнес:
— Таб!
Лапка нерешительно замерла в воздухе. Камера мотнулась влево-вправо — Лобастый огляделся. Но ничего подозрительного не заметил. Снова поглядел на клавиатуру.
Ну, ясно. Не понял, в чем дело. Команду “таб!” слышит впервые.
Но это поправимо. И довольно быстро. На то он и Лобастый…
— Новая команда. Запомнить.
Стас облизнулся. Хотелось говорить громко и быстро, но нельзя.
Только не нервничать! Это передается интонациями голоса. А что может быть хуже для процесса обучения, чем невнятная тревога? Заставляющая зверя думать не над задачей, а соображать, что вообще творится вокруг, отчего это хозяин хмурится.
А времени и без того в обрез.
Может быть, даже меньше…
Поэтому — очень спокойно. Как ленивая беседа под августовским солнышком между шуршащими на ветерке березками… Вот так же:
— Таб.
Короткая заминка, а потом лапка быстро и точно шлепнула по клавише.
— Молодец. Таб!
Лапка почти выстрелила по клавише.
— Молодец, Лобастый, умница. Теперь лапу вниз и правее. Правее. Быстро нажать и отпустить… Лапка щелкнула по “Control”.
— Конт! Новая команда. Запомнить…
Через пять минут Лобастый уже резво крутился на клавиатуре. То выстреливая лапкой по “вводу” или “пробелу”, то сразу двумя — по табуляции плюс “контроль” или “альтернатива”.
Щелкал не так шустро, как топчет клаву опытный программист или хорошая секретарша. Но человеку, впервые севшему за клавиатуру, фору даст, и еще какую.
Только дело шло все равно медленно. Чертовски медленно!
Читать бесплатно другие книги:
