Крысолов Тропов Иван

ГЛАВА ПЕРВАЯ

— А теперь смотри во все глаза, Серый.

Серый приоткрыл один глаз, мутно глянул на сереющий рассвет за окнами машины, на зеленые индикаторы приборной доски, на Стаса. И снова закрыл.

— Просыпайся, соня, просыпайся. Застегнуться не хочешь?

Четвертый день Серый щеголял в костюмчике, по виду совершенно рокерском.

Кто бы мог подумать, что в ателье у Серого проснутся какие-то совершенно блэкушные вкусы? Едва завидев кожаную куртку, расшитую молниями и нашпигованную кнопками и стальными побрякушками, он рванулся к ней и заблажил так, что пришлось заказать такую же. Только не из кожи, а из кевларина, и не стандартной раскройки, а по размерам Серого. И поскорее. Вышло довольно дорого…

Стас повозился с магнитолой — родная “нива” с привычной магнитолой осталась далеко в Старом Городе, в сотнях верст отсюда, а эта была потрепанная и довольно старая, еще тех времен, когда “нивы” были с примесью “шевроле”. Нашел нужную песенку и закольцевал ее.

Ожили динамики, разбавляя унылую серость за окном. Там плыла чахлая полоска кустов и березовых скелетиков. За ними весенние поля, грязные, мокрые и холодные.

Первый напор весны отступил, и ранним утром под ногами скрипел и ломался ледок…

Any jobber got the sack,

Monday morning, turning back,

Yellow lorry slow, nowhere to go.

But oh, that magic feeling, nowhere to go,

Oh, that magic feeling, nowhere to go…

Пять дней назад эта песенка была под настроение. Била точно в сердце, до самых печенок.

Да, все паршиво и хуже некуда — но… Выдернут из привычного ритма жизни. Из привычных “надо”, “должен” и “приходится”. Никуда не надо бежать. Никому ничем не обязан. И даже звонков на видеофон нет, ни одного, — потому что номер совершенно новый.

Пьянящее чувство свободы…

Yellow lorry slow, nowhere to go.

But oh, that magic feeling, nowhere to go,

Oh, that magic feeling, nowhere to go…

Теперь острота этого чувства чуть притупилась. Пять дней прошло. Старые привычки ушли, но свято место пусто не бывает. Новые “надо”, “должен” и “приходится” тут как тут.

Почти неделя в одном ритме, пусть и совершенно новом…

Но заводить песенку все равно надо. Теперь она — часть работы. Надолго от работы не убежишь…

Стас притормозил, вывернул почти на обочину.

— Ну что, шерстяной, проснулся? Застегнись, сейчас будет холодно.

Сегодня Серый был какой-то хмурый. Вроде уж пятый день такая история, пора бы и привыкнуть. Но нет… Надулся, словно грозовая туча. Четыре дня терпел, а теперь надоело?

Ладно, перетерпит. Сегодня в последний раз.

Стас перегнулся через Серого, вжикнул электромотором.

Через открывшееся окно в машину ворвался холодный воздух. Разомлевший в тепле и убаюканный урчанием мотора Серый мгновенно засуетился. Выпрямился в кресле, заскрипел кевларином, одергивая курточку, вжикнул молнией.

Стас сделал музыку еще громче — так, чтобы ее было хорошо слышно и вне машины, — и медленно пополз вперед. Совсем медленно, верст десять в час.

— Протирай глаза и смотри, шерстяной. Если пропустим, то придется ползать туда-обратно вдоль дороги, как вчера. Опять полдня вылетит коту под хвост.

— Ыпа, — буркнул Серый.

Но послушно уставился в окно.

Шоссе было почти пустое.

Изредка проносились тяжелые фуры, обдавая “ниву” коротким ревом и сизыми выхлопами, а потом снова пустое шоссе, орущие из динамиков битлы и придорожные кусты, от которых уже рябит в глазах…

— Ыпа-ыпа-от! От! — Серый вскочил в кресле, вытянул лапу. — Ыпа-ыпа! От! От!

Из-за березки к обочине вынырнула крыса. Не местная — эти мелкие, как хомяки, — а московская, крупнее иной кошки. Показалась на миг, привстав на задние лапы, как тушканчик, и тут же нырнула в придорожные кусты, затерялась меж голыми прутьями и грязной, подгнившей листвой, оставшейся с осени.

Стас затормозил. Приехали.

— Молодец, Серый.

— Ыва? — тут же радостно предложил Серый.

— Ыва, ыва. Только не для тебя, обжора.

Так, а что у нас с километражем? Стас прикрыл глаза, подсчитывая… Туда, сюда, минус сотня от гостиницы, от этих “Дубовых домиков”…

А что, неплохо. По графику и даже чуть лучше. Хорошо их Арни выдрессировал. За пять дней батальон прошмыгнул пятьсот двадцать верст.

Стас выключил музыку, закрыл окно. За полчаса поиска с открытым окном, чтобы музыка помогла крысам опознать машину, салон выморозило. Не только у Серого зуб на зуб не попадал…

Стас включил обогрев и вылез из машины. Обошел, открыл багажник “нивы”. Сзади заревела, приближаясь, фура. Стас чертыхнулся, захлопнул багажник.

И стал изображать сладчайшие потягуши. Словно просто вылез из машины затекшие руки-ноги размять…

Совсем некстати будет, если какой-нибудь сердобольный водитель решит притормозить, чтобы узнать, не случилось ли чего. И рассмотрит Серого. И запомнит лицо. И номер.

Нет уж… Стас подождал, пока фура уберется к чертовой матери. Когда она превратилась в серое пятно на горизонте, а басистый рев двигателей почти потерялся в шуме ветра, Стас свистнул.

Из кустов показался Роммель. За ним, в кустах, еще морды. Но на дорогу не лезут.

— Ладно уж, вылезайте, — сказал Стас. — Молодцы… Принимайте, заслужили.

Четырехлапые бойцы не заставили себя уговаривать. Роммель лишь повел мордой, и пять крыс тут же вылетели из кустов и выстроились в очередь. А из-за переплетений голых прутьев уже выглядывали следующие.

Стас вытащил из багажника полукилограммовый пакетик кошачьего корма и вручил первой крысе. Крыса осторожно вцепилась зубами в его верхушку, где бумага была сложена в несколько раз. И, привстав на задние лапы, чтобы пакет не волочился по земле и не порвался, засеменила в кусты.

Вторая крыса уже ждала, открыв пасть. Приняла свой пакет и посеменила следом. А из кустов, в хвост очереди, вынырнули две новые.

Стас вручил третий пакетик с кормом, и в это время сзади загрохотало. Блин, да что ж такое! Разъездились, как нарочно!

— Брысь!

Но обочина и так уже опустела. Крыс словно корова языком слизнула.

На всякий случай Стас прикрыл багажник. Вдруг в фуре зоркий кто? А в багажнике сотня пакетиков с кошачьим кормом. Такое запоминается. А кого-то, может, и задуматься заставит. И даже навести на мысль и набрать номер…

У службы быстрого реагирования КГБ номер простой. Запоминается элементарно: три и семь, два святых числа. Такой просто грех не запомнить. При нынешней сознательности граждан в вопросе генной безопасности любой шофер средней полосы этот номер знает. И если заподозрит что-то, тут же вставит видеофон в хэнд-фри и наберет этот тридцать седьмой. Единый для всей страны и, разумеется, совершенно бесплатный. Может быть, еще и премию дадут, если вызов не окажется ложным.

Нет уж, спасибо. Не для того продвигались к Пензе с таким геморроем уже пять дней, чтобы залететь из-за подобной мелочи…

Стас отошел на шаг от машины и старательно потянулся. Даже зевнул для большего правдоподобия.

Последние пакеты совал уже не глядя, нырнув в багажник с головой, чтобы дотянуться до сусеков.

Девяносто девять… Сто…

Все вроде.

Стас высунул голову из багажника, выпрямился. Поежился от холода, еще раз огляделся — не забыли ли чего? Вроде пусто.

Поглядел под ноги. Очереди больше не было.

Значит, все верно. Ничего не забыли. Все сто пакетиков перекочевали из багажника в зубы крыс и ушли в кусты.

Где-то там, рассредоточившись в старой листве по всем правилам ведения разведки, шесть сотен серых бойцов пировали. Заслуженно, впрочем. По сотне верст в день — это более чем прилично. Особенно когда такой марш длится не день и не два, а почти неделю. Пятый день уже. Причем по ночам. А в полях по ночам — ниже нуля.

Возле машины остался только Роммель.

Стас захлопнул багажник, приоткрыл заднюю дверцу. Роммель проворно нырнул внутрь. Стас обошел машину и залез на водительское место.

Блин, хорошо-то как! Тепло…

— Ыва! — предложил Серый.

— Ну да, ты тут, конечно, больше всех заслужил… ыва…

Серый залыбился, словно и вправду что-то понял. Согласно мотнул мордашкой:

— Ыпа-ыпа-от!

Между кресел высунулась мордочка Роммеля.

— Сейчас, герр майор. Будет вам и диспозиция, будет и офицерский паек…

Стас достал с заднего сиденья сумку с провиантом. Вытащил термос, бутерброды, завернутые в вощеную бумагу. Упаковку порезанного на ломтики карбоната.

Мясо для Роммеля. Для антропоморфных бутерброды с сыром и ореховой пастой. Горячий и сладкий кофе для всех. Тем, кто равнее всех равных, неразбавленный. Остальным на три четверти с минералкой.

— Ыва!

Серый вырвал бутерброд с ореховой пастой и зачавкал.

Стас открыл термос. Запах кофе опьянял. Даже через пару часов в термосе честно сваренный кофе был лучше, чем любая из тех пяти сортов самоподогревающихся жестянок, которые продавались в магазинчике при “Дубовых домиках”…

Первые пять минут всем троим было не до разговоров. После получаса свежего воздуха аппетит был зверский. Ну а Роммель на этом свежем воздухе еще и всю ночь маршировал…

Потом под ухом перестало чавкать и скворчать. Первым отвалился Серый. Как обычно.

— Все, шерстяной? Наелся?

— Ыпа… Ыпа-ва… — Серый опять осоловел и засыпал.

Стас вытер салфеткой перепачканные ручонки. Проверил пробку из-под большой пластиковой бутылки, из которой лакал Роммель.

— Подлить?

Роммель кивнул. Кофеин и на него действовал. Да и сладко опять же — кто ж это не любит?

По-беличьи схватив ломтик карбоната передними лапками, Роммель тщательно пережевывал каждый кусок, словно перемалывал. И не сводил глаз со Стаса. Жующие челюсти не помеха, чтобы слушать приказы.

Стас капнул в пробку кофе, разбавил минералкой. Достал карту и стал объяснять.

Крысиному батальону остался последний марш-бросок. Если не заплутают, то завтра утром выйдут к “Дубовым домикам”.

От них до Пензы еще сотня километров. Но их преодолевать не нужно. Если Граф возобновил дело на старом месте — а это логично, уж очень удачно расположился бывший НИИ чего-то там сельскохозяйственного, успешно сгинувшего в веках, как перегной, — то до Пензы добираться не придется. Ферма Графа чуть в стороне от этого шоссе, от Пензы километрах в восьмидесяти. От “Дубовых домиков” до фермы километров тридцать.

Найти ее не проблема. Вопрос в другом — что там с системами безопасности?

Раньше, до пожара, там была неплохая система безопасности. Очень даже неплохая. Лично проверял и стучал по мозгам нерадивым техникам-пофигистам…

Что теперь? Восстановлена прежняя система охраны? Или на этот раз не нашлось того, кто бы стучал по мозгам ребятам Графа, ответственным за безопасность фермы, и все сделано кое-как?..

Но не исключено, что система стала даже лучше. Все может быть…

Первые дни после подземного похода из центра Старого Города было не до этого. Сначала надо было обзавестись машиной. И небольшим фургончиком на всякий случай — черт его знает, как все обернется, запас карман не тянет… Одеть Серого, чтобы не простыл, — только не хватало возиться с больным шимпанзе, которого нельзя отдать ни в одну нормальную ветеринарную больницу, потому что у него явные генетические модификации… Потом разные спецпричиндалы, которые могут понадобиться на ферме…

Вроде все по мелочам, ничего сложного… Но времени отнимает немерено.

Плюс еще каждое утро надо встретить крысиный батальон. Не пару трейлеров же нанимать, чтобы крыс до Пензы перебросить? На первом же посту дорожной полиции все вскроется.

Так что только своими лапками, ночными марш-бросками. Вот и надо их каждое утро найти, накормить, раздать приказы на следующий день…

Морока, одним словом.

Но теперь вроде бы все готово. К завтрашнему утру крысы должны выйти к “Дубовым домикам”. Все технические мелочи продуманы. Можно подумать и о главном.

Теперь пришло время выяснить, где же Граф устроил новую ферму. Найти ее, найти секвенсор и способ вытащить его оттуда. Желательно без шума. Потому что секвенсор еще надо будет довезти до Старого Города…

Роммель пискнул. Доел свой офицерский паек.

— Ну, давайте, герр майор. Жду вас вечером.

Стас перегнулся через Серого, распахнул заднюю дверцу с правой стороны. Роммель выскользнул, мелькнул серой тенью на обочине и пропал.

Ну что же… Пора и делом заняться.

Стас развернулся, переехал на противоположную сторону дороги. Ту, что ведет к Пензе, “Дубовым домикам” и ферме.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Стас еще раз проверил ремешки “кошек”, нацепил на шею бинокль, закинул его на спину. Поднял голову, разглядывая дуб. Хороший такой дуб.

В смысле, на глаз хороший. Радует. А вот с точки зрения передвижения… Стас вздохнул. Натянул перчатки, примерился, всадил в кору “кошку” правой ноги.

Вроде держит. Целиком вес, может быть, и не выдержит, но, по крайней мере, не скользишь. Обхватил ствол руками, прижался, оттолкнулся левой ногой и всадил ее подошву в кору.

В принципе, от земли оторвались. Лезть можно. Но, честно говоря… Стас вздохнул и переставил правую ногу повыше. Медленно пополз вверх по стволу, изо всех сил растопырив руки и прижимаясь к стволу. Кора резала щеку, но тут уж не до комфорта. Не рухнуть бы…

Серый, кисло сморщившись, наблюдал.

Сначала. Потом ухмыльнулся, показав свои здоровенные зубы, глумливо причмокнул и пополз следом.

Поначалу медленно, но уже через минуту обогнал, вырвался вперед и то и дело останавливался, поджидая. Без всяких там “кошек”.

— Вот и верь после этого, что человек — венец природы…

Серый засмеялся-закудахтал. Так, что чуть не свалился с дерева. Повис на одной руке, потом забрался обратно на ветку.

— Ты-то чего ржешь? Не можешь ты настолько все понимать, Серый.

— Гырыга!

Стас не ответил.

Даже с “кошками” ползать по дубу, который в обхвате не как дерево, а как малость закругленная стена, то еще удовольствие.

Но тут уж выбирать не приходится. Если Граф, отстраивая ферму после пожара, сохранил старую систему наблюдения, то начинать осмотр надо издали. То есть сверху.

Просто так, понизу, к ферме никак не подобраться. Весна, голые ветви… Камеры наблюдения мигом засекут. Их там по периметру под полсотни, — по крайней мере, столько было. А картинка с этих камер идет на мощные компьютеры с хорошими программами распознавания…

Первое ответвление было слишком низко. Дубовая роща впереди все еще закрывала ферму.

А вот второе, повыше и потолще, очень даже ничего. И живот есть куда положить, и упереться можно как следует.

Стас лег на ветку. Поерзал, нащупывая ногами упор. Расслабил руки. Руки уже ныли, и порядочно. Ладно, минуту можно и полежать… Просто полежать. Заслужил.

Потом, когда интерес пересилил усталость, приподнялся, перетащил бинокль со спины вперед, подкрутил окуляры. Вот и ферма…

Н-да…

Пожар был четыре года назад. Точнее, три с половиной, в разгар осени. Когда с окрестных дубовых рощ облетела листва и все луга вокруг, все окраины, все проплешины между зданиями фермы замело сухой листвой, словно снегом.

Было сухо, и листва лежала ярко-красная, сухая, высоченными кучами, шелестя на малейшем ветерке… Если бы кто-то из ребят Графа неудачно бросил окурок, пожар вполне мог бы начаться и сам по себе.

Но пожар начался не от окурка.

Строго говоря, пожар начался еще раньше, за три дня до того, как загорелись первые, еще робкие язычки огня. В то утро, когда старик-разнорабочий, который должен был собирать всю эту листву, нашел в своем шкафчике для заначек бутылку, которую туда не ставил. И, ясное дело, не удержался и с утра пораньше принял на грудь.

Так что никого особенно не удивило, когда его покусала одна из собак. Спиртное сильно меняет запах человека, собак это смущает, нервирует… Ничего удивительного. Впрочем, покусала так, несильно, чисто символически.

Но тогдашний главный дрессировщик Графа оказался до ужаса добрым и уговорил сторожа не валять дурака, съездить в Пензу в больницу. Ну и вообще, посидеть пару дней дома, залечить раны…

За эти три дня ферма превратилась в островки зданий посреди ярко-красного океана листвы. А потом, вечером, когда большая часть дрессировщиков и ребят Графа разъехались, а на горизонте показались тучки, первые робкие признаки циклона, несущего дожди, тогда и затанцевали огоньки пламени на подветренном краю фермы. У облитой бензином дощатой стены трансформаторной будки, — в первую очередь именно там, чтобы модифицированное зверье могло убежать от пламени и перебраться через забор, не поджарившись на нем. Обычно забор был под напряжением.

Когда на землю упали первые капли дождя, от фермы остались только дымящиеся кирпичные остовы.

Это было неплохо.

Куда хуже было то, что за три с половиной года вид фермы не изменился…

Стойла, выложенные из кирпича, так и стояли открытыми коробками с начисто выгоревшими крышами, с черными пятнами над проемами окон. Грязные, пустые и заброшенные…

Такие же, как и тогда, сразу после пожара. Ничего не изменилось…

Нет, кое-что изменилось. Трансформаторная будка была отстроена заново.

И еще в центре фермы, промеж черно-красных остовов, стоял зеленый строительный вагончик — выглядывал из-за угла закопченной каптерки.

Весело, весело… Это что же выходит? Граф устроил ферму на новом месте?

Вот это подарочек… И где ее искать, эту новую ферму? И каких подвохов ждать от ее охранных систем?..

А может, Граф просто решил поиграть в шпионов и сделал новые стойла под землей? А пепелища оставил для отвода глаз?

Может такое быть?

Может. От Графа всего можно ждать. Но… К чему бы такие трудности самому себе создавать?

Стас вздохнул. Похоже, ферма все-таки в другом месте… Но на всякий случай проверить надо.

Повел биноклем вправо, к южному краю фермы, где в проволочном заборе были ворота и выезд. Дорога двухкилометровой дугой шла к шоссе.

Если там и были следы, то отсюда их не заметить…

Черт возьми, придется прогуляться. По грязи и буеракам.

Проще всего было бы выйти обратно к “ниве”, прокатиться по шоссе до того места, где отходила дорожка на ферму. Если следы есть у ворот фермы, то начинаться эти следы должны у съезда с шоссе. Вот там и было бы проще всего посмотреть следы.

Проще всего — и ошибочно до смерти, если на самом деле ферма не заброшена и там есть охрана.

Останавливаться у той развилки ни в коем случае нельзя. Три с половиной года назад там, в деревьях, были спрятаны несколько камер. Сам же и предложил это сделать охране Графа, блин…

Тогда-то их пути-дорожки еще не разошлись, и избежать лишних проблем с инспекциями КГБ было в интересах и Графа, и главного дрессировщика его фермы. Четыре года назад КГБ бушевало. И лучше было бы иметь пять лишних минут, как только машины с войсками КГБ покажутся на шоссе…

Значит, придется прогуляться. К середине подъездной дороги, туда, где она не просматривается ни теми камерами, что у ворот фермы, ни теми камерами, что у шоссе. Километров семь. По весеннему распутью, потихоньку оттаивающему после ночных заморозков… По колдобинам, с рюкзаком, полным аппаратуры, и с Серым…

Стас отвел от глаз бинокль и поглядел вниз.

Интересно, а спускаться будет проще, чем лезть вверх?.. Честно говоря, снизу лезть было как-то приятнее. По крайней мере, падать было не так высоко…

— Серый! — позвал Стас. — Се-ерый! Уснул, что ли? Давай вниз…

На дороге следов не было.

Ни свежих, ни старых — вообще никаких. Как минимум с зимы сюда никто не ездил.

Но если на ферме кто-то есть, то не могут же они сидеть там безвылазно? Сидеть неделю без выпивки, ресторанчиков и девок даже охрана Графа вряд ли смогла бы. Но даже если смогла бы… Жрать-то им что-то надо? Значит, какие-то припасы подвозить надо. Не будут же они неделями сидеть на мороженых куриных грудках и консервах?

Нет, не будут. Не те ребята у Графа. С покорными сосунками, которые согласились бы на такое, Граф никогда не стал бы Графом.

Получается, охраны нет.

Впрочем… Есть на свете такая вещь, как вертолеты. У Графа была парочка.

Стас кисло сморщился. Поглядел через дорогу — туда, где за деревьями виднелись провода и вышки электропередачи.

До просеки, на которой стоят вышки, еще километр… А не хотелось. Руки ныли, им хватило дуба. Ноги ныли, им уже хватило семи километров прогулок по буеракам и оврагам. Вверх, вниз, вверх, вниз… Оскальзываясь на грязи, с рюкзаком за плечами и виснущим на руке Серым…

А километр туда — это значит не только километр туда, а то и все восемь обратно…

С другой стороны, если уж нужна полная гарантия, то надо сходить. Надо!

Если на ферме кто-то есть, там должны потреблять электроэнергию. На обогреватель, плиту или телевизор. Камеры наблюдения должны жрать ее, наконец…

— Ыва? — осторожно предложил Серый.

— Серый… — Стас покачал головой. — Ты меня достал со своим ыва.

— Ы-ыва… — заканючил Серый, отвечая невинным взором. — Ыва-ыва-ыва…Ы-ыва…

— Не сейчас. Вон, видишь? До той вышки прогуляемся, тогда и будет ыва.

Серый задрал голову и с сомнением поглядел на вышки.

— Ыпа-ыпа-от?..

— Ладно, пошли. — Стас взял Серого за ручонку. Серый вырвался и замотал головой: