Крысолов Тропов Иван
Пусть баскеры погуляют раз в жизни, не сдерживаемые ничем. Может, здесь, в Пензе, у Графа и все куплено, но когда по окрестностям начнут разгуливать сотни баскеров и местные жители начнут обрывать федеральный номер КГБ… Если повезет, на поиски секвенсора у Графа вообще не останется времени.
Последнюю шашку Стас бросил сам, в голубую сторожку. К чему оставлять системные блоки с дисками, на которые все это время стекались картинки с камер наблюдения?..
Шашка укатилась в дальнюю комнату, хлопнула, расплескав внутренности, и там затрещал огонь. Тут же повалил густой едкий пластмассовый смрад…
Стас выбежал из сторожки, а внутри затрещало. Кремниевые кристаллы и платы в компьютерах лопались со звучными хлопками, почти как патроны. Через приоткрытую фрамугу черная гарь потекла наружу. Даже не вверх — а в стороны, вниз, до того была тяжелая.
Ветер отбросил жирные клубы вправо, к небольшой стоянке. На дорогие “сахалины”, на совсем уж дорогущую и чертовски изящную черную “итальянку”. Двухместную, крошечную, почти игрушечную — залюбуешься… Неплохо Граф подкармливает своих фермеров…
Ладно, тут занялось хорошо. Будем надеяться, остальные шашки выполнят свою работу не хуже. Времени проверять нет. Чертова Бавори! Позвонила-таки Графу!
Те ратники Графа, которые на пяти джипах ушли к старой ферме и попали в ловушку, едва ли смогут быстро вернуться. Выбираться будут долго.
Но у Графа есть и еще люди. У него много людей. Просто не все смогли примчаться сюда по тревоге мгновенно… Что, если подкрепления уже мчатся сюда?
На юг, до поворота на запад, ведет всего одна дорога. Она же ведет и к Пензе. Несколько километров, где запросто можно наткнуться на свежих ратников, спешащих на призыв Бавори. И поскольку здесь, на севере, кроме фермы больше ничего нет…
Сообразят. Будут стрелять по колесам, запрут на дороге… И потом мало не покажется.
Деревья наконец-то расступились, первая аллея кончилась.
Пошли клетки, сначала пустые. Потом первая волчья морда и поджатый между ног хвост, как у побитой собаки…
В небо снова рванулся испуганный вой, и через миг песнь страха затянули и остальные волки. Вступил медведь, опять хрипло протрубила слониха…
Вой, рев, щебет…
И зверей можно понять. Теперь от крыс пахло свежей кровью…
Эх, если бы так же, дрожа, воя и зажимая хвост меж задними лапами, разбежались и ребята Графа…
— Go, go! — прикрикнул Стас.
До фуры еще двести метров, вся вторая аллея, а баскеры уже пыхтели от натуги. Сами по себе пять центнеров, которые весил секвенсор, были для них не так уж и тяжелы, — только вот тащить его приходилось в самой неудобной позе. Семенить на задних ногах, да еще и выворачивать передние ноги так, чтобы придерживать ящик…
— Стой! — скомандовал Стас. — Stop!
Из аллеи вылетела крыса. Серой стрелой промчалась мимо баскеров и, цепляя когтями рыжую плитку, затормозила перед Стасом.
Пируэт, пируэт, пируэт… Быстро, резко, собранно.
“Машины”. “Больше двух”. “Вооруженные люди”. “Приближаются”.
Вот и они, свежие мальчики Графа… Все-таки успели. Отрезали от дороги.
И, словно в подтверждение, впереди грохнуло. В конце аллеи, там, где виднелись блоки, перегородившие дорогу, фура стояла за ними, — там коротко сверкнуло. Кабину дернуло вперед и вниз, на бетонные блоки. А из-за нее, как раскрывшийся цветок, стальными лепестками разлетелся фургон…
Из гранатомета они ее, что ли? Обжегшись на молоке там, у старой фермы, где все казалось просто, но все же угодили в ловушку два раза подряд, — теперь решили дуть и на воду? Фургон же был открыт! Видели же, что там пусто…
И тут же сдетонировал бензобак. Огромный бензобак, не чета легковушечным сорокалитровкам. Кабина утонула в огне, по ушам ударила еще одна тугая волна. Столб огня ушел вверх, в нем кружились стальные листы с крыши кабины, черными мошками брызнуло лопнувшее лобовое стекло…
Стас невольно пригнулся.
А баскеры даже не дрогнули. Хоть какая-то польза от грохотавшей во время их тренировок тяжелой музыки… Теперь стрельба и грохот баскеров совершенно не пугали. Кроме любопытства на их мордах — ничего. Словно меломаны, услышавшие что-то новое, но пока еще не распробовавшие, что же это, хорошо или плохо…
— Back! — скомандовал Стас. — Back! Away!
Баскеры, пыхтя, развернулись и потопали обратно к зоопарку.
Стас присел перед крысой.
Ага, один из ротных лейтенантов. Вторая рота, кажется… Охранять вход лично не приказывал, но умница Роммель восполнил это упущение. Оставил там и крыс, и одного из ротных — умного и понятливого. С этим можно не рвать фразы до предела, на простейшие понятия, этот поймет и так.
— Держать затор на дороге. Попытаются обойти — нападать. Осторожно, из-за деревьев. Цель — задержать. Пятнадцать минут. Потом отходить за основной группой. Ясно?
Ротный лейтенант кивнул. И умчался обратно, сначала по дороге, потом наискосок. Не добегая до блоков и пылающей фуры, соскочил на обочину и пропал между стволами дубов.
Черт… Ну и что теперь? На какое-то время вторая рота задержит ребят Графа. Но как теперь выбираться?
Возле сторожки есть машины, но… Все легковушки. Самому удрать можно, но как быть с секвенсором? Бросать?
После всего?..
— Go, go! — прикрикнул Стас на баскеров.
Сам почти бежал. И побежал бы, но что толку? Баскеры быстрее не шли. Просто не могли. Выдохлись. На них секвенсор, не то что за пределы фермы — еще сотню метров не протащить. А если еще, не дай бог, уронят… Амортизатор у секвенсора — это не машинные рессоры. Это сам по себе тончайший механизм, напичканный моторчиками и гироскопами. Он такого не выдержит. Он компенсирует только несильные толчки — чтобы не повредились совсем уж ажурные механизмы секвенсора…
Черт возьми! Ну что за невезуха! Сюда мясо завозят в сумасшедших объемах. Чего стоило заваляться на стоянке не то что фуре, но хотя бы какой-нибудь старенькой “норке”! И ее хватило бы! Секвенсору хватило бы, а крысы и сами бегать умеют…
Сзади простучала короткая очередь. Защелкали одиночные выстрелы, снова очередь…
Ратники уже сунулись к остаткам фуры? Быстро…
Оскалившись, Стас заметался взглядом по сторонам. Куда?! Фуры больше нет. На стоянке одни легковушки. Баскеры вот-вот выдохнутся…
За рукав дернули.
Стас опустил глаза. Серый. Совершенно не испуганный. Словно все вокруг — крысы, баскеры, выстрелы, — все это его не касается; словно в кино попал…
— Ыпа! — Серый ткнул лапкой в сторону и потянул Стаса за рукав. — Ыпа-ыпа! От! От!
И задорно улыбнулся. И опять потянул Стаса за рукав. Вправо… Туда, где виднелась розовым пятном слониха.
— С-серый… — прошипел Стас, едва сдерживаясь.
Нашел время! Зов крови у него, блин! Южноширотную землячку заприметил! Обрадовался, поглядеть тащит! Радостью подели…
Стас замер. Нахмурился.
Усмехнулся.
Сначала нерешительно, потому что… Нет, ну в самом деле…
Но… Собственно говоря…
Стас обернулся к баскерам:
— Come!
Махнул рукой, зовя за собой, и пошел направо, почти побежал.
Двадцать лет назад, когда бум генной инженерии еще не вылился в мелкие издержки вроде опустошения Москвы, повлекшие тотальный запрет любых несанкционированных Всемирным советом разработок, — тогда динозавров так и не восстановили. Но кое-что все же сделали. По крайней мере, теперь никто не сможет спорить с тем, что Россия-родина слонов.
Эта порода чисто российская. Стас подошел к клетке, просунул руку и позвал:
— Алике! Иди ко мне, прелесть…
Это давно уже был не тот слоненок, которого подарили на четырнадцатилетие Риты-Ритки-Маргаритки, когда ей надоели прогулки на лошадях и захотелось чего-то новенького. Но даже сейчас, три года спустя, она его узнала.
Кося глазом то на баскеров, то на крыс перед клеткой, топотушка осторожно подошла к прутьям. Обнюхала хоботом, потом наклонила здоровенную голову к руке, осторожно попробовала губами — в ожидании вкусненького.
И снова у нее появилось то обычное для нее, но странное для слонов вообще выражение, которое так смешило всех три года назад. Алике словно бы улыбалась, мешая в улыбке все: и нерешительность, и осторожное дружелюбие ко всем и каждому, и робкую надежду, что и мир ответит ей тем же…
За плечом тихо, но отчетливо промычало.
Баскеры держали сепаратор, но явно притомились.
— Put… — скомандовал Стас. — Slow!!!
Баскеры с такой радостью поспешили расстаться с секвенсором, что едва не швырнули его прямо на вымощенную плиткой дорожку.
— Slow! Slow… Put.
Стас облизнул сухие губы. Кажется, успел вовремя. Иначе… Грустно будет привезти в Старый Город раздолбанную груду механики, которую только в утиль…
Махнул рукой вниз, разрешая баскерам опуститься на четыре ноги:
— Down.
Удивленно переглянувшись, — определенно Бавори не баловала их отдыхом, предпочитая ставить не то что на дыбы, а вообще на колени, мало заботясь о том, что стоять так им не очень-то приятно, — баскеры осторожно сели. Настороженные, словно ждут подвоха.
Но Стас повернулся к клетке.
Маргарите слоненок приелся за какие-то пару месяцев. И вот теперь животное стояло здесь, в клетке, под открытым воздухом — еще один экспонат фиктивного зоопарка…
Хорошо еще, не замерзла — шерсть ей генные инженеры сделали на славу. Не очень длинная, но густая-густая. Если вымыть и вычистить, просто-таки мягчайший ковер, а не шерсть…
— Алике, девочка… — Стас похлопал ее по основанию хобота.
Эх, пакетик бы сахара…
— Подожди-ка, милая.
Стас сунул в карман правую руку и поморщился. Надо будет стянуть потом повязкой, но не сейчас, не сейчас, потом… Сунул в карман левую руку. Но левый карман уже опустел. Морщась, Стас все же полез в карман правой рукой. Достал шоколадку.
Последняя. Остальные уже перекочевали в крысиные желудки. Придется растягивать… Стас разорвал обертку.
Алике шумно втянула воздух, почувствовав сладкий запах. Так, что шоколадку чуть вместе с оберткой не унесло в хобот.
— Не так быстро, красавица.
Стас поломал шоколадку на мелкие кусочки и стал скармливать их — по одному, медленно, растягивая…
За спиной опять защелкали выстрелы, словно лупили молотком по огромному жестяному тазу. Но это там, в двухстах метрах, за рощей. А здесь не надо спешить. Пусть почувствует вкус хорошенько. Пусть вспомнит руки, лицо, запах… Пусть всплывут все прежние воспоминания. Пусть привяжется. Пусть успокоится.
В конце концов, полтонны — это даже для слона не подарок.
Эх, что за страна… Любая особь женского пола вкалывает почище мужиков. Даже слониху готовы загонять до смерти… Вся надежда только на то, что в России-матушке не только человеческие самочки, но и любые-прочие сударыни выносливее своих зарубежных товарок.
Оставив пару кусочков — Алике проводила руку удивленным взглядом, полным вожделения и укора, — Стас спрятал их в карман. Открыл клетку.
Поманил топотушку наружу.
— Иди ко мне, красавица, у меня есть для тебя еще один сюрприз…
Нехорошо обманывать дам, но иногда приходится.
— Вниз, милая, вниз.
Алике чуть поразмыслила, но все же встала на колени, поглядывая на Стаса и поводя головой, хоботом вслед за руками, робко приоткрывая губы — ну где там еще сладкие кусочки?
— Молодец…
Стас повернулся к баскерам. Твари вскочили без всякой команды. Муштровка Бавори, главным элементом которой был хлыст со стальным жалом, не прошла даром. Одного взгляда на секвенсор хватило, чтобы они дружно и слаженно подхватили его и подняли.
Стас провел рукой по гладкому боку амортизатора. Вот и панель крепежного ящика. Открыл маленький капот. Внутри, аккуратно свернутая и стянутая пружиной, словно шнур в пылесосе, широкая полоса для закрепления груза с карабином-защелкой на конце. Кевлариновая, прочная.
На остальных трех углах амортизатора такие же ящички с полосами. Амортизатор с секвенсором внутри можно закрепить прочно на чем угодно, было бы на чем. Например, на большой широкой спине…
Топотушка все тянулась хоботом, надеясь на кусочки шоколада.
Эх, Алике, Алике, милая, розовая, пушистая и доверчивая… В этой стране и бесплатного сыра-то не найти. Что уж про шоколад говорить.
Часть третья
ЛОГОВО
ГЛАВА ПЕРВАЯ
— Вперед! Давай, милая, давай!
Рев вертолета едва пробивался сквозь шум дождя, но гремел постоянно, никуда не пропадая.
Гремел уже давно и только усиливался. Медленно, но верно. То чуть затихая, то усиливаясь, вертолет ходил над землей змейкой, на бреющем полете обыскивая площадь. Но даже так, змейкой, он продвигался слишком быстро. Быстрее, чем могла двигаться топотушка.
— Вперед! Поднажми, милая! — крикнул Стас в большое ухо. — Русская ты баба, в конце-то концов, или неженка какая заморская?! Ну же, Алике, давай! Вперед!
Огромные ноги-столбы, ужа давно не розовые, а покрытые коркой грязи, задвигались проворнее. Алике все-таки чуть прибавила.
— Молодец! Вперед!
Почти закрыв глаза от усталости, Алике держала новый темп. Давалось ей это нелегко. Без еды, без сна, без передышек она неслась уже сутки. С полутонным секвенсором на горбу, который за это время не снимали ни разу… Раннее утро сменил день, утонувший в ночной тьме, тьма начала растворяться в заре, а они все бежали.
И еще эти колкие ветви, едва начавшие покрываться листвой… То ли она была велика ростом для этих северных земель, то ли деревца были слишком мелкие. Ветви нещадно молотили ее по бокам.
Ноги-столбы глубоко проваливались в грязь, вязли… Дождь все шел и шел. То затихал, превращался в мелкую морось, то снова обрушивался ливнем. Половина месячной нормы уже выпала, наверно, а тучи над головой и не думали расходиться.
Стас, увязая в грязи по щиколотку, бежал рядом. Обессилевший Серый уже давно сидел на плечах, схватившись двумя лапами под подбородок, то и дело вздрагивая во сне. Можно было бы, конечно, посадить его на Алике. В принципе, что такое его двадцать кило к той полутонне, что уже навьючена на топотушку?.. Но руки не поднимаются посадить туда еще и Серого. Бедная девчонка и так едва переставляет ноги.
В конце-то концов, последняя спичка ломает спину верблюда. Слон выносливее, конечно. Ну так и Серый потяжелее спички… Рев все нарастал.
Днем вертолет уже нагонял, даже два раза. Первый раз шумело едва слышно, где-то позади за спиной, всего минут пять. Второй раз было громче и куда дольше — минут двадцать. Но оба раза вертолет отставал. А вот теперь…
Чертов зверинец! Разогнав баскеров и устроив пожар, от внимания Графа избавились, да. Но, похоже, переборщили.
Граф не смог разобраться со зверьем своими силами. И вот теперь за спиной ревели военные вертушки, обшаривая местность…
Похоже, вся Пензенская область стоит на ушах. Вертолеты постепенно расширяли круг поисков.
Днем топотушка успевала пройти дальше того места, которое прочесывали военные и гэбэшники… Но это днем. На этот раз вертолет за спиной грохотал уже полчаса и никак не отрывался. Наоборот, подбирался все ближе. Хоть и змейкой, а все равно идет быстрее… Спасал только дождь. Холодный плотный дождь, который делал бесполезным поиск тепловизором с нормальной высоты. В ясную погоду Алике с ее тоннами тремя веса засекли бы по тепловому излучению даже на большом расстоянии. Так сияет в инфракрасном диапазоне, что никакие деревья не прикроют. Но холодный дождь поглощал и рассеивал тепловое излучение — так сильный туман способен съесть свет даже самого мощного авиационного прожектора.
Да и пилоты вертолета искали баскеров, а не слона. Те тоже не шавки, но все же поменьше. Вот вертолет и ходил над самыми верхушками. Это сужало их поле зрения, замедляло поиски. Пока дождь спасал…
Но, похоже, на поиски разбежавшегося зверья бросали все новые и новые силы, и сектор поиска все расширялся и расширялся… А вот Алике все сильнее уставала. Крысы как-то держались, но что толку? Не они же потащат секвенсор.
Да и сам… Давно бы свалился от усталости, если бы не пара таблеток старого доброго экстази.
Рев приближался. На этот раз от него не уйти.
Но, может быть, дождь спасет еще раз?
— Стоп, Алике!
Алике пробежала несколько метров, не замедляя шаг.
Потом неуверенно повернула голову назад — не ослышалась ли? На ее морде опять появилось странное, робко-мечтательное выражение. Словно она очень хотела бы, но все еще не могла поверить, что вот это вот чудовище, гнавшее ее сутки с лишним без остановок, под дождем, с тяжеленным и неудобным грузом на горбу, ни разу не дав не то что пощипать почки с деревьев, но даже просто отдохнуть хоть пяток минут и все подгоняющее вперед, вперед, быстрее и быстрее! — что и вот это вот чудовище вдруг решило дать передышку?..
Эх, Алике, Алике. Бедная, доверчивая девчонка… Где же ты видела, чтобы за добро отплачивали добром?
— Стоп, Алике, — повторил Стас, семеня рядом. Похлопал ее по задней ножище, пока Алике совсем остановилась.
— Молодец… Роммель!
Алике вздрогнула — то ли от возгласа, то ли от крысиной морды, вынырнувшей из дождя у нее под ногами.
— Один взвод туда, другой туда. — Стас махнул рукой вправо и влево от Алике. — А ты, девочка, на колени… Вниз, Алике, вниз. Молодец.
Теперь, когда Алике покорно опустилась в холодную грязь на колени, можно было дотянуться до секвенсора.
Две широкие кевлариновые полосы удерживали его на спине топотушки.
Стас расстегнул ближний карабин. Получилось со второй попытки. Руки дрожали. То ли от усталости, то ли от этого рева, все приближающегося и приближающегося…
Спокойно, спокойно! Не обращать на него внимания. Именно потому, что он близко, не обращать. Нельзя терять время на мандраж и ошибки.
Из темноты и дождя полезли крысы, стекаясь в живые лужицы. Алике вздрогнула, дернулась в сторону — и Стас тут же обхватил тяжелую ногу, удерживая.
— Спокойно, красавица, спокойно. Не дрожи… Подумаешь, крысы… Ну да, крысы. Но они ручные. Нежные и доверчивые, прямо как ты…
Крысы серыми ручейками стекались в два шевелящихся озерца. Одно слева от Алике, второе справа.
— Первая рота!
Стас вытянул конец полосы на всю длину, метров на пять, и швырнул его в правое озерцо.
— Взять! Держать, но не тянуть!
Десятки мордочек вцепились в полосу. Она натянулась, но пока несильно. Только чтобы не сматывалась в ящичек на боку амортизатора.
Стас обошел Алике, вытянул из ящичка второй конец, бросил налево:
— Вторая, взять! Приняли? Первая, вторая, вперед! Тянуть!
Поодиночке крысы не такие уж и сильные. Как гены не модифицируй, а выше законов матушки-природы не прыгнешь. Слишком сильно усовершенствовать мышцы невозможно. Не только потому, что на это будет уходить слишком много энергии и крысам придется питаться, как слонам.
Нет, тут другое. Все дело в белковой структуре мышц. Коэффициент полезного действия невозможно поднять слишком высоко. А значит, чем сильнее мышцы, тем больше тепла рассеивается при их работе. Только ведь это не электродвигатель, чтобы держать нагрев в десятки градусов без потерь работоспособности.
Матушка-природа и сама подобралась к пределу, за который ступить уже нельзя. Леопарды могут бежать изо всех сил, на пределе скорости, дюжину секунд, а потом валятся от боли. Так срабатывает природный предохранитель. Иначе мышцы перегреются, и белки в них просто потеряют свою структуру. Свернутся, как белок в вареном яйце, и все. Были мышцы — и нет…
Но это поодиночке они слабы. А когда в каждую полосу вцепились клыками по сотне крыс и тянут ее изо всех сил, словно решили поиграть с полутонным секвенсором в перетягивание каната…
— Стоп! Ослабить!
Эти серые изверги чуть не сдернули секвенсор вперед-вместе с Алике! Третья и четвертая полосы еще не расстегнуты, сцеплены под грудью топотушки, удерживая секвенсор.
— Вот так! Держать! Алике, я тебя прошу, девочка, только не трясись. — Стас расстегнул второй замок. — Все хорошо, прелесть, все замечательно…
Говорил и говорил — мягко, спокойно, усыпляюще… Сейчас главное не слова, сейчас главное тон. Теперь секвенсор ничем не прикреплен к топотушке. Если бы не скос спины чуть вниз и не две полосы, которые крысы натянули вперед и чуть в стороны, — просто сполз бы вниз или вбок и рухнул на землю. А если топотушка решит вскочить с колен, или просто вздрогнет от холода…
Слава богам, рев вертолета чуть стих. Машина ушла куда-то вправо, делая очередной зигзаг змейки.
— Только не дергайся, красавица, вот так… Молодец, лежи… Вот так… Первая рота, вторая! Медленно! Очень медленно! Пошли ко мне!
Веревки на миг ослабли, и секвенсор Пополз вниз по мокрой спине Алике.
Рев усилился. Вертушка опять шла в их сторону. Еще зигзаг-два — и пройдет прямо над ними.
— Спокойно, милая, спокойно… Первая, вторая! Медленно! На меня!
Ревело уже так, что приходилось кричать. Алике зашевелилась, попыталась повернуть голову, словно хотела оглянуться. Стас тут же шлепнул ладонью над ухом.
— Лежать, красавица, лежать! Секвенсор углом коснулся земли.
— Стоп! Роммель! Третью роту, туда! — Стас махнул назад и стал вытравливать из ящичка свободную полосу. Швырнул ее в гущу третьей роты: — Взять! Медленно! Тащить! Первая, вторая! Медленно! На меня!
Край секвенсора пошел по грязи, гоня перед собой жидкую волну, словно баржа. Со спины Алике сполз передний конец — и секвенсор медленно, удерживаемый тремя полосами, натянутыми тремя сотнями крыс, плюхнулся в грязь.
— Стоп! — крикнул Стас.
Вертолет ревел так близко, что теперь уже приходилось кричать во весь голос, но даже так он едва себя слышал.
— Роммель! Всем! Вываляться! Рассыпаться! Широко! Алике, задрав голову и подняв хобот, таращилась в дождливое небо, пытаясь понять, что это такое там ревет.
— Алике!
Ноль внимания. Не слышит.
Стас шагнул к голове, прокричал в самое ухо:
— Алике! Лечь!
Упрашивать ее не пришлось. Девчонка с удовольствием повалилась на бок, мигом забыв про все глупости в небе. Подумаешь, ревет там… Сутки на ногах не шутки.
Похоже, топотушка решила, что все. Можно расслабиться. Голубовато-стальные глаза закрылись. Ноги-столбы вытянулись, расслабившись.
Бедная доверчивая девушка…
— Алике! Встать!
Алике медленно открыла глаза. Полные укора и мольбы. Ну хоть теперь-то оставьте в покое…
— Встать!!!
Стас, не церемонясь, пнул ее по ноге. Ей, конечно, все равно не больно. Шкура на ногах такая, что ей этот пинок как танку залп конфетти. Но…
Алике взревела как охрипший гудок и вскочила. Сонливость улетучилась, как вчерашний ветер.
Ага. Доверчивая и доброжелательная, но грубости по отношению к себе не потерпит. Предупреждает. А если довести — может и хоботом по шее…
Стас обежал ее. Толкнул в бок, опять крикнул в самое ухо, перебивая грохот вертолета:
— Лежать!
Алике повернула голову и поглядела так, словно собралась укусить. Несмотря на то что вообще-то она не зебра и вообще-то слоны не любят кусаться. Но бывают ситуации…
— Лежать!
Рев, кажется, чуть уменьшился. Ушел в сторону насовсем?..
Или последний зигзаг перед тем, как пройти прямо над этим местом?..
— Лежать!!!
Стас надавил обеими руками на массивный бок. Алике, глядя с тихой яростью — укусила бы, как пить дать укусила бы, будь у нее силы на то, чтобы лишний раз двинуть головой, — повалилась на другой бок, чуть не вмазавшись хребтом в ствол березки. Какие-то сантиметры спасли деревце.
Рев опять приближался. Вертолет завершил очередной зигзаг змейки и шел прямо сюда.
Стас упал на колени, зачерпнул грязь и швырнул прямо на морду топотушки, в удивленные голубые глаза.
Та страдальчески затрубила, — похоже, уже не сомневалась, что любимый дрессировщик окончательно слетел с катушек, — но сил у нее хватило только на то, чтобы закрыть глаза.
Стас швырял и швырял грязь на нее. На голову, на уши, на хобот, на спину, куда мог докинуть, стоя перед ней…
Сверху ударил ветер. Дернул ветви с едва начавшими распускаться почками вниз, к самому боку топотушки, хлестнул по лицу…
Стас схватил Серого за шкирку, сдернул с шеи и ткнул в землю. Протащил по грязи, словно хотел утопить в ней. И повалился в грязь сам.
По телу прокатилась волна холода, но Стас лишь зажмурился и окунул в грязь лицо. Не обращая внимания ни на холод, ни на воду, ни на грязь — ни на что на свете, кроме рева вертолета, который уже проходил сверху.
Перевернулся на спину, пряча теплую — и излучающую тепло! — спину в холодную грязь.
Все.
Больше от тебя ничего не зависит.
Больше ничего не сделать.
Если заметят — значит, судьба…
В лицо, в нос, в рот — ветер, от которого ни вдохнуть, ни выдохнуть. Сперло дыхание, и кажется, что уже никогда не сможешь дышать…
Потом это прошло.
Вертолет полетел дальше, но это еще ничего не значит. Пока среагирует тот, кто следит за приборами поиска, пока крикнет пилоту, пока тот развернет машину… Если заметили, тй повернут.
Рев удалялся, удалялся, удалялся… Неужели пронесло?
Вся усталость, скопившаяся за последние дни, навалилась. Этот безостановочный поход. А перед ним бой. А перед ним разведка… Экстази глушила усталость, но стоило дать телу расслабиться — лишь на миг, — и что-то в организме щелкнуло и переключило режим. Теперь даже остатки экстази в крови уже ничего не могли изменить. Все. Даже открыть глаза невозможно. Сама мысль об этом дика.