Серебро и свинец Уланов Андрей

Внезапно лес расступился, и Лева увидал впереди, за широкими лугами, цель пути – родовое гнездо владетелей Бхаалейна.

Ни в кино, ни на иллюстрациях к любимым историческим романам Лева не видывал ничего подобного этим могучим стенам. Он, правда, ожидал, что они окажутся повыше, но этот недостаток с лихвой искупался монументальной толщиной и циклопическими размерами глыб, складывавших башни. По сравнению с кирном египетские пирамиды показались бы жалкими времянками. Мнилось, что он стоит здесь от начала времен и выстоит дольше, чем продлится род людской, не изменившись ни на йоту.

Над воротами плескался на ветру белый флаг, окаймленный какой-то бахромой – что это могло быть, Лева издалека не разобрал, да его и не интересовали такие мелочи. Он во все глаза разглядывал замок и очнулся, лишь когда сидевший рядом Вяземский нечаянно толкнул его локтем.

Артиллерист тоже рассматривал замок, правда, в полевой бинокль. До сих пор полковнику Вяземскому не приходилось выезжать далеко за пределы базы – командующего артиллерией в составе сил братской межпространственной помощи Кобзев почитал персоной совершенно излишней до того момента, пока эти самые силы помощи не столкнутся с американцами. Самому же полковнику хватало дел на базе. Огневые точки наконец-то были оборудованы, пушки – установлены на позициях, и перспектива переносить все это с места на место отнюдь не грела душу. Но если уже сам командующий выбрался из своего уютного кабинета по другую сторону межпространственных ворот и приполз вести переговоры с местными феодалами, то и всему прочему начальству отвертеться не удастся.

И при виде замка Вяземский окончательно уверился, что Кобзев на самом деле прав – нечего богам войны делать на этой планете. Зрелище было жалкое. Да, конечно, строители не были полными профанами для своего уровня развития – штурмовать его, имея из дальнобойного оружия одни луки да катапульты, Вяземский постеснялся бы. Замок окружал изрядной ширины ров, а опускной мост через него, будучи поднятым, закрывал единственные ворота. А пять башен давали обороняющимся возможность вести перекрестный огонь по любой точке в радиусе досягаемости их луков.

Больше того – полковник знал, как строили зодчие древних времен. Вяземский хорошо помнил апокрифическую историю про старинную церквушку, которую восемь дней не могла снести батарея гаубиц, бившая по ней прямой наводкой, а ведь тот храм не из базальтовых глыб строился – из простых кирпичей. К тому же… Артиллерист присмотрелся. Швы между каменными блоками не были залиты цементом, не заросли мхом и не пустовали. Словно бы кто-то с маниакальным упорством прошелся по ним со сварочным аппаратом – если бы можно было сваривать камень.

И все же, чтобы взять это укрепление, не требовались его любимые Д-30. Это было под силу обычному миномету, только времени потребуется уж очень много. Несколько разрывных и зажигательных во двор… где, скорей всего, сложены под навесами, а то и под открытым небом всяческие бочки-ящики и запасы сена, где постоянно снует народ, потому что замок такого размера пустовать не может. Если обороняющиеся попытаются опустить мост – разнести в щепки еще до того, как по нему проскачет первый рыцарь. Если нет – ждать, пока защитники с голодухи не повылезают сами. Разве что в замке есть подземный ход…

«Охолони! – скомандовал себе полковник, осознав, куда завели его мысли. – Это наш предполагаемый тактический союзник».

– Товарищ Вяземский, – доверительно поинтересовался у него Кобзев, – как вы считаете…

«Ах ты гнида, – подумал полковник без особой злости. – Мнением моим поинтересоваться изволил. Когда я предложил в точку высадки делегации забросить батарею огневой поддержки, кто меня чуть с грязью не смешал?»

– У меня, товарищ Кобзев, – ответил он, не дожидаясь продолжения, – по вопросам местной специфики своего мнения нет и быть не может. Не сталкиваюсь я с местной спецификой.

Гэбист обиженно посопел.

– Кажется, – заметил начштаба, – нас встречают.

Вяземский снова поднес к глазам бинокль.

Мост опустился, и в распахнутые ворота выезжали всадники. Тренированный взгляд полковника машинально подсчитывал противников – три десятка человек в легких доспехах, еще с десяток в чем-то пестром, потом – отдельно – неимоверно широкоплечий мужчина в лазурно-синем кафтане, и за его спиной толпа людей, одетых не менее ярко, – верно, прихлебателей.

– Всем машинам, кроме первой, – стоп, – скомандовал начштаба в трубку. Рации в этом мире работали плохо – не очень помогала даже воздвигнутая посреди лагеря антенна, – но в радиусе километров пяти можно было добиться приемлемой слышимости. – Развернуться и быть готовыми атаковать в случае провокации.

Лева Шойфет эту фразу услышал краем уха и заметил только, как остальные БТРы в колонне неторопливо съезжают с дороги, выстраиваясь полукругом вдоль опушки леса. Приближающееся войско интересовало его гораздо больше.

Сильней, чем когда-либо с того дня, как его проволокли через врата между мирами, Леве казалось, будто он угодил в прошлое. Беда была в том, что о прошлом он судил наполовину по учебникам истории, где упор делался исключительно на классовую борьбу во всех ее проявлениях, а наполовину – по авантюрным романам, авторов которых историческая правда волновала куда меньше, чем завлекательность. Поэтому он вполне верно представлял себе роскошные одежды придворных вельмож, богатство феодалов, мрачное величие рыцарских замков, но оказался совершенно не готов к той блистательной оправе, что окружала эти драгоценные камни.

Владение Бхаалейн относилось к числу самых обширных в империи, и то, что большую часть его занимали непролазные пущи Беззаконной гряды, не мешало владетелю равняться богатством с самыми древними родами срединного Эвейна. А когда у владетеля полны сундуки, не пустует кошель и у его дружинников, будь то родовичи или наймиты.

На ярком солнце сверкали начищенные кирасы, не исцарапанные еще наконечниками разбойничьих стрел, переливалось серебряное и золотое шитье на кафтанах чародеев, блестели самоцветы. Даже сбруя владетельского коня была изукрашена драгоценными венисами так густо, что не было видно отменно выделанной кожи.

«Нет, – решил про себя Вяземский. – Предательства они не замышляют. Это не боевое оружие и не походная броня – все слишком вычурно, слишком богато. Они пытаются произвести на нас впечатление… Не могу их винить». Ему вспомнились леопардовые шкуры негритянских вождей.

Когда до процессии оставалось метров сто, БТР остановился. Командиры один за другим вылезли, спрыгивая в мягкую, прогретую солнцем траву на обочине.

Люди в кирасах остановились, выстроившись поперек дороги в две шеренги. Широкоплечий толстяк в синем выехал вперед. За его спиной прятались еще четверо. Одного Лева узнал – это был высокомерный молодой человек, встретивший их с Кобзевым в приречной деревне, сын владетеля. Двое других были одеты не менее богато, чем плечистый, но в другом стиле. Тот, что был помоложе, остролицый и тонкогубый, явно предпочитал оттенки темно-багрового и не носил никаких украшений, кроме стальной цепочки, протянутой вдоль рукава, – если только это было украшение. Физиономия его зло кривилась; потом он, видно, вспоминал, что послу не пристало так откровенно выражать чувства, и стирал выражение с лица, но то мгновенно появлялось снова, как запотевает холодное стекло. Спутник его был очень стар – Лева дал бы ему на вид лет двести – и одет так богато, что за брошками и цепями не было видно зеленого бархата. Четвертый показался переводчику также смутно знакомым, но он не сразу сообразил, где встречал этого человека – тот приезжал с Терованом в деревню, но в беседу тогда не вмешивался.

Делегации подошли друг к другу вплотную. Кобзеву явно хотелось сказать что-нибудь для протокола про встречу двух миров, двух идеологий, но он понимал, что его за такие слова свои же товарищи придушат.

Когда молчание затянулось, гэбист слегка подтолкнул переводчика в спину.

– От имени Союза Советских Социалистических Республик я приветствую владетеля Бхаалейна, – послушно проговорил Лева, не имевший ни малейшего понятия, как следует обращаться к феодалам.

Рахтаварин ит-Таварин слегка усмехнулся, с неожиданной для такого массивного человека ловкостью спешиваясь. «Как только под ним конский хребет не ломается?» – подумал Вяземский.

– Кто ты? – спросил он без обиняков.

– Мое имя Лейв ит-Лазар, я – толмач при посольстве.

Слово «посольство» Леве пришлось придумать, верней – образовать по аналогии, потому что в эвейнском его, кажется, не существовало. Ближе всего по смыслу стояло «атриста», обозначавшее группу посланников, оговаривающих условия перемирия. Но владетель вроде бы понял, что имелось в виду.

– Тогда я говорю не с тобой, а с этими людьми? – так же прямо спросил он.

– Да, – ответил Лева спокойно.

Несмотря на то, что Рахтаварин казался на первый взгляд совершенно спокоен, переводчика не покидало ощущение, что он пытается выторговать у тигра кусок его добычи.

– Хорошо, – проговорил владетель, кивая каким-то своим мыслям. – С кем из этих людей я могу говорить, не поступаясь честью?

– Что? – переспросил Лева.

– С кем из этих людей я могу говорить? – нетерпеливо повторил владетель. – Чей род может сравниться в древности и крепости с Бхаалейном, наследники которого правили Бхаалейном со времен Конала Милосердного? Есть ли среди них владетели или эллисейны, чье семя сильно?

Лева понятия не имел, сколько прошло лет (будь то земных или коротких местных) со времен упомянутого Конала, но смысл высказывания уловил.

– Владетель спрашивает, кто из нас дворянин?

– Что-о? – переспросил командующий.

– Он заявляет, – извиняющимся тоном добавил переводчик, – что будет говорить только с равным ему по положению. Для него это значит – владетелем или колдуном.

– Раньше их это не волновало, – раздраженно бросил Кобзев. – Извините, товарищ генерал, но…

– Коун Степан ит-Кирей говорит, раньше вы не требовали, чтобы с вами говорили только родовитые, – послушно перевел Лева.

– Раньше они не говорили со мной, – ответил владетель. – Я мог послать сына, родовича или наймита говорить с неведомыми пришельцами, но не могу поступиться честью владения, торгуясь с безродными.

– Он объясняет, что сам он не может вести переговоры с простолюдинами, – переврал его слова Лева. – Пока он посылал на переговоры слуг, по его меркам все было нормально, но слуги не имеют права договариваться с нами.

– Ч-черт, – ругнулся Кобзев, не стесняясь командующего.

– Так есть ли среди вас, ши, человек благородной крови? – настойчиво переспросил владетель.

– Они снова спрашивают, кто из нас… э-э… аристократ? – перевел Лева.

Кобзев поморщился.

– Вяземский у нас аристократ, – неожиданно буркнул начштаба. – Самый натуральный.

– Э-э… воевода из рода Вяземских, – сообщил Лева, для надежности ткнув пальцем в сторону полковника.

На местных это сообщение произвело неожиданный эффект. Несколько секунд все пятеро, отступив на шаг, ожесточенно перешептывались, потом владетель Бхаалейна выступил вперед и, глядя прямо на Вяземского, пророкотал нечто для большинства советских офицеров невнятное.

– Они спрашивают, товарищ полковник, какой… э-э… магией вы владеете? – пояснил Лева, бледнея. – И требуют показать.

Командование «руки помощи» начало озадаченно переглядываться.

– Вот ведь дернул вас, Степан Киреевич, черт за язык, – огорченно сказал начштаба. – И что теперь?

– А может, нам и в самом деле продемонстрировать товарищу вашу, кхе-кхе, «магию», – неожиданно сказал командующий. – У вас ведь дежурная батарея в готовности?

– Так точно, товарищ генерал!

Вяземский яростно откашлялся и выхватил из руки ординарца трубку.

– Слушаю, товарищ полковник! – донесся по радио бодрый голос Кордавы. «Хорошо, – подумалось полковнику, – что ламповые рации на коротких волнах здесь работают». Наладить дальнюю связь как следует не удавалось, даже подняв антенну на аэростате над базой; радисты винили во всем пятна на здешнем зеленоватом солнце.

– Мушни, – Вяземский снова кашлянул, – помнишь тот пригорок, что вчера по карте просчитывали? Ну, ориентир номер пять? Так вот, он мне мешает. Сейчас. Понял меня?

– Какие проблемы, Александр Николаевич! – Лева прямо-таки увидел довольную улыбку Мушни. – Закройте глаза и досчитайте до семи. Фокус-покус будет, да!

Закрывать глаза Вяземский не стал. Он и без того мог прекрасно представить, как Кордава, бросив трубку, разворачивается к огневым, как приходят в движение длинные хоботы Д-тридцатых, машут руками наводчики…

Полковник резко выбросил правую руку вперед и щелкнул пальцами.

Бам! Бам! Бам!

Пять рыжих вспышек одна за другой полыхнули на месте невысокого холмика, и на его месте повисло облако пыли и дыма.

Владетель Бхаалейн медленно отвел взгляд от перемолотого снарядами пригорка и посмотрел Вяземскому прямо в глаза – без страха, но с некоторым облегчением.

– Я – Рахтаварин ит-Таварин ат-Бхаалейн, – проговорил он значительно. – А это – мой сын Терован. Со мною явились владетели Картроз и Финдейг, дабы послужить свидетелями по Серебряному закону, и чародей гильдии провидцев Артанакс, дабы слово лжи не осквернило ничьих уст. Мы будем говорить.

И артиллерист нутром почуял, как и что ему следует ответить.

– Я – Александр Николаевич Вяземский, полковник артиллерийских войск Советской армии, – отозвался он так же торжественно. – Мы будем говорить.

Операция возмездия была спланирована просто идеально. Хищные силуэты вертолетов показались над лесом в тот самый момент, когда во дворе родового замка Дейга с глухим хлопком разорвалась первая мина.

Пять «хьюи» с десантом неслись, едва не задевая лыжами верхушки деревьев – рискованный трюк, если учесть, что дорогостоящая аппаратура ночного видения после переброски представляла собой груду бесполезного хлама, как, впрочем, добрая треть начинки пилотской кабины. Но в группу вторжения недаром отбирали лучших из лучших – асам морской авиации, имевшим за плечами сотни часов налета, вполне хватало лившегося с небес серебристого потока лунного света. Тем более что местная луна была ярче земной и немного желтее.

«Си Кобрам» прикрытия было чуть полегче – они, как и было предписано, держались позади и выше транспортников, нацеливаясь хоботками «вулканов» на заволакиваемый белой пеленой замок.

Минометная батарея дала четыре залпа. По мнению ее командира, наблюдавшего в стереотрубу, как белые клубы лениво переливаются из-за стен, местным тараканам должно было хватить той дозы слезогонки, которой он им только что прописал. Тем более что первый «хьюи» уже заходил на цель.

Сначала Линдан даже не понял, что именно его разбудило. Последние две ночи он вообще спал тревожно – владетельские покои главной башни замка Дейга были ему чужими. Он не привык спать в таком просторе – ему казалось, что одна подушка на широком хозяйском ложе больше, чем вся койка, полагавшаяся молодому наймиту в древнем замке нищего окраинного владения. Его будили сквозняки, гулявшие по комнате; ветер задувал в распахнутые окна, развевая тяжелые, как кирасы, гобелены с родовым знаком Дейга. Линдан пытался закрывать окна, но в спальне тут же становилось душно, а сквозняки почему-то просачивались сквозь рассевшиеся рамы, ничуть не теряя силы. Его тревожил запах – слабый, неопределимый и невыветриваемый. Молодой чародей ворочался на мягкой перине, точно на охапках хвороста, пока от усталости не проваливался в тяжелый, дурной сон.

Он прежде как-то не задумывался, насколько же тяжело приходится владетелям. Особенно в нелегкие времена. К владетелю приходят со всякой бедой, со всяким раздором, со всякой мелкой обидой. А владетель должен помочь, успокоить страсти, рассудить справедливо, и притом не в ущерб себе – потому что тогда он не сможет помочь никому.

Сейчас время было не из легких. Но даже усталость не давала молодому владетелю-по-доверию заснуть крепко.

Какой-то миг Линдан лежал неподвижно, не осознавая, где находится. А потом в его сознание ворвался стрекот летучего голема ши. Где-то совсем близко. И тяжелые, гулкие хлопки.

Линдан резко вскочил с кровати.

Вползший в комнату язык белого дыма он заметил не сразу. Только когда от этого жгучего дыма наполнились слезами глаза, а горло захлебнулось непрекращающимся кашлем.

Дым, дым… его учили, как бороться с дымом. Маг-огневик должен уметь справляться с последствиями применения своего дара. Надо… Линдан скрючился, выхаркивая легкие на ковер. Но вместо глотка – одного-единственного! – чистого воздуха туда проникали лишь новые порции отравы.

Оболочка. Надо было создать защитную оболочку вокруг головы. Слой раскаленного воздуха…

Очередной приступ сбросил его на пол. Преодолевая жуткую боль в ребрах, пытавшихся выдавить из горла проникшие в него капли жгучего дыма, Линдан сосредоточился, выжигая из воздуха ядовитую мглу.

Дышать стало полегче. Слезы все еще катились градом, но, поминутно промаргиваясь, молодой чародей все же сумел добраться до окна во внутренний двор замка, откуда ползли, тяжело вздымаясь, клубы белого дыма. Тяжелый рокот надвигающихся големов все нарастал.

Но к этому времени Линдан уже овладел собою. Дышать прокаленным воздухом, горячим, вонючим, не насыщавшим ошпаренные ядом легкие, было тяжело, но и только – чародей находился в сознании, а не валялся, как дружинник на страже у его дверей, в приступах сухого кашля. Скорей всего – белая муть болталась в пятиугольном колодце двора, как кисель, – все, кто оказался на нижних этажах башен, сейчас не смогут защитить не то что владение Дейга, но даже себя самих. Значит, эта задача ложится на плечи владетеля, пусть и временного.

Кровожадные ши лишены чародейных даров. Что же… Линдан одарит их своим.

Первый «хьюи» проплыл над зубчатой стеной, едва не задев ее лыжами, и завис над пятачком внутреннего двора замка. Поток воздуха от винта на миг разогнал газ, вдавив, вбив его во всевозможные отверстия и щели, затем белая пелена вновь сомкнулась, и в нее, словно в мутную воду, соскользнула по тросам первая шестерка.

Все было привычно, знакомо, отработано на сотнях тренировок до полного автоматизма. Включить подствольный фонарь, сориентироваться, взять под контроль ближайший вход-выход, но главное – чтобы там ни говорили – убраться поскорее от точки приземления, пока тебе по шлему не приложился ботинком твой же брат-спецназовец.

Освободившись от груза, первый вертолет ушел вбок, одновременно набирая высоту, а на его место уже заходил второй, третий подлетал к башне… шестерка заскользила вниз, и в этот момент у второго «хьюи» вспыхнул мотор.

Веселое рыжее пламя пробежало по хвостовой балке.

Пилоты увидели, как на них медленно – ровно настолько, чтобы успеть осознать случившееся и всю глубину его неотвратимости, – надвигается стена, а затем, под дикий визг сминаемого металла, пилотская кабина превратилась в гармошку.

Останки «хьюи» рухнули к подножию стены и там наконец рванул бензобак, озарив ярко-оранжевой вспышкой небо над замком.

Замкнутое каменными стенами пространство дворика наполнилось кусками металла, летящими в самых различных направлениях, что сразу делало весьма проблематичным выживание любого существа, превосходящего размерами хомяка. Впрочем, хлынувший следом горящий бензин разрешил эту проблему окончательно.

Линдан погасил огненную волну, не дав ей хлестнуть в окно. Он не ожидал, что пробужденное в огненном сердце голема пламя вырвется на свободу столь буйно. Воины-ши, вероятно, погибли в этой полыхающей буре, но, если кто-то из дружинников оказался во дворе в этот миг, его можно считать мертвым.

За тех, кто находился в комнатах, Линдан не беспокоился. Двери во двор прочны и смогут выдержать взрыв, а огонь не прогрызет их достаточно долго. Кроме того, от бушующего пламени была своя польза – остатки белого тумана понемногу рассеивались, пламя выжигало их.

Правда, в замковом дворе были сложены запасы сена для лошадей… а еще туда выходили ворота конюшни, и вот они-то, скорей всего, не выдержали. До Линдана долетали визг и душераздирающее ржание коней. Почему-то это разгневало его сильнее, чем подлая атака в ночи.

Распахнув двери, он выскочил в коридор и, переступив через скорченное судорогой тело стража, бросился наружу. Лестница вела на шедшую поверху стены дорожку. То особенное, внутреннее зрение, которое давал чародею дар, подсказывало, что сожженный голем был далеко не последним. Еще один отлетал от замка, остальные порхали в воздухе, сбитые с толку внезапной гибелью собрата.

Во дворе бушевал пожар, но огонь покуда не проник во внутренние помещения башен, так что для жителей замка оставалась надежда. Пламенная чаша озаряла светом небеса, соперничая с низкой луной, и в серебряно-кровавом свете мелькали на краю видимости черные рыбьи тени големов.

Дозорные на стенах также пострадали от дымной отравы, но меньше – здесь, на высоте, постоянно дуло, и с наветренной стороны воздух оставался почти чист, так что Линдан рискнул снять огненную оболочку. Глаза лишь слегка пощипывало и першило в горле.

– Владетель! – прохрипел дружинник, завидев Линдана. Он хотел сказать еще что-то, но к гулу пламени и стрекочущему реву големов присоединился новый звук. Воин схватился за плечо и осел, сползая по стене. На сером камне остался черный след лаково блестящей крови.

Линдан отчаянно вскинул руку, направляя свой дар к первой цели, стремясь погасить огненное сердце демона.

Оставшиеся вертолеты зависли в трех сотнях метров от стен замка. Их бортстрелки вкупе с оставшимися десантниками самозабвенно лупили по единственной четко видимой на фоне разгорающегося пожара цели – черным зубцам замковой стены. В ответ им из огня вылетело несколько стрел.

Ближе всех к замку оказался первый «хьюи», тот самый десант, который в данный момент превращался в угли во дворе родового замка Дейга. Именно его мотор и заглох, обиженно чихнув напоследок облаком сизого дыма.

Экипаж спасло только то, что до земли было всего ничего. Летающую машину повело вперед и вниз, лопасти винта задели стену и разлетелись осколками. Со страшным, тяжелым скрежетом вертолет соскользнул под стену, шмякнулся о пригорок и завалился набок. Стоны металла и трескотню выстрелов перекрыл дикий вой ракет. Огненные кометы вырвались из-под брюха «Си Кобры» и потянулись к правой надвратной башне. В воздух взлетели куски камня и дерева.

Все происходило очень быстро. Стрелы ракет еще продолжали отрываться от вертолета, когда стекло его кабины озарилось изнутри кроваво-красной вспышкой взрыва. Миг – и на месте «Си Кобры» повис клубок косматого огня, чтобы опасть на луга лавиной пламенеющих обломков.

Оставшимся вертолетам уже не требовалось никакой команды.

– Они бегут! – вскрикнул кто-то за спиной Линдана.

– Нет, – покачал молодой чародей, уже на излете сил доставая чарами последнего врага. Железный голем покачнулся и рухнул в лес, ломая трепещущие за спиной крылья. – Я чую, они обрушат на нас свою злую волшбу. Передай всем, кто еще остался на стене, – мы уходим.

– Покинуть кирн? – Дружинник задохнулся. – Но…

– Мы сможем отстроить его заново, даже если ши сровняют кирн с землей, но для этого мы должны выжить! – рявкнул Линдан и закашлялся – отрава еще не рассеялась. – Выводите людей! Женщин и чародеев – первыми!

Он вновь воздвиг чародейную преграду вокруг головы и бросился по лестнице вниз, туда, откуда доносились слабые крики о помощи и мучительный кашель.

Командовавший минометной батареей поддержки лейтенант Ньюбрук отвернулся от стереотрубы. Блестяще задуманная образцово-показательная операция обернулась позорнейшим провалом. Четыре вертолета из пяти потеряно, скорей всего – вместе с экипажами, и все, что мог сделать лично он, – постараться, чтобы разница в счете в пользу местных была не такой уж большой.

– Батаре-я… – На последнем «я» голос лейтенанта отчего-то сорвался на всхлип. – Координаты цели… прежние… напалмовыми… залп!

Пять минут спустя два броневика минометчиков, ныряя из одной колдобины в другою, катились к базе, а за их спинами на полнеба вставало зарево пылающего, словно свечка, родового замка владетелей Дейга.

– И все же, – довольно улыбнулся Кобзев, – на мой взгляд, переговоры прошли вполне успешно.

Вяземский промолчал. По его разумению, гэбист не признался бы в своей неудаче, даже если б всю советскую миссию братской помощи сварили в одном котле и съели без хлеба. При мысли о своих африканских подопечных из племени мбеле, после знакомства с которыми полковник и мог похвастаться столь неординарными ассоциациями, Вяземский вздрогнул и взял еще ломоть черного «кирпича». Вообще-то на офицерском столе был и белый хлеб, но есть борщ с белым хлебом Вяземский полагал кулинарным извращением.

Правда, в словах Кобзева было зерно истины. Владетель Бхаалейн оказался уступчивее, чем полковник полагал возможным. Во всяком случае, он неизменно вставал на сторону пришельцев, когда его собрат из владения Картроз, еще не забывший недавнего сражения, встревал в беседу с требованиями перерезать наглых демонов. Пока из столицы не прибыл императорский посланник, чтобы вести переговоры уже на высшем уровне, советским войскам разрешалось невозбранно перемещаться по владению Бхаалейн (занимавшему территорию никак не меньше Московской области), строить базы – на землях, не занятых под поля, и только под присмотром друидов, служивших, как решил Вяземский, чем-то вроде лесхознадзора, вести торговлю и общаться с местным населением. Владетель Картроз бушевал и ярился, пока Бхаалейн и Финдейг не объяснили на пальцах, что его мнение, строго говоря, никого здесь не волнует. Не лезет никто на твои земли – ну и молчи в тряпочку! Феодализм, что с них возьмешь.

Третий владетель, Финдейг, будучи накормлен сгущенкой, отнесся к пришельцам в целом благожелательно, но допускать в свои земли покуда отказался, намекнув, что если ши будут себя вести прилично на бхаалейновских землях, то он может и передумать, но пока рисковать побаивается.

– Смотря как идут дела у американцев, – пробормотал Вяземский и тут же пожалел о своей несдержанности. Кобзев нахмурился.

– Это уже не так важно, – заявил он. – Мы получили в свое распоряжение одну точку перехода. Остальное – дело времени. Помяните мое слово, через десять лет мы будем иметь дело с Эвейнской Социалистической Республикой. Или народно-демократической – какая, к лешему, разница? Это будет наша республика, с нашим строем, и наши войска будут охранять эти злосчастные точки от любых посягательств. Вкусный салат.

Переход от политики к кулинарии показался Вяземскому несколько неожиданным, но, добравшись до салата, артиллерист понял, почему его собеседник отвлекся. В тарелке лежало нечто зеленое, ароматное, исходящее соком и совершенно полковнику незнакомое.

– Что-то я не понимаю, – заметил Кобзев, с аппетитом похрустывая стебельками, – что сюда намешано? Вроде бы… нет, не понимаю.

Вяземский согласно покивал, отправляя в рот очередную порцию, и тут до него дошла вся нелепость ситуации. Кобзеву было простительно обмануться – привычный к служебным столовым, он и не заметил разницы. Но заработавший себе хроническую язву холостой полковник…

Едва дожевав свою котлету и оставив недопитым жиденький отвар на изюме, Вяземский бегом ринулся на кухню. Как он и ожидал, Аркаша Либин не успел скрыться с места преступления. Он сидел за кухонным столом и с урчанием и причмокиванием добирал остатки салата из двухведерной алюминиевой кастрюли. Ложка гулко скребла по дну в ритме вальса для эпилептиков.

– Аркаша, – мягко поинтересовался Вяземский, – что это было?

– А? – Снабженец поднял голову и отдал честь ложкой. – Товарищ полковник, вы салатика попробуйте! Свеженький! Пока есть!

– Аркаша, – проговорил артиллерист еще тише. – Не темни.

Либин вздохнул.

– Моток медной проволоки, – ответил он. – Он же катушка трансформаторная из блока питания БП-11Ф7, перегоревшая, списанная.

Вяземский с мукой закрыл глаза.

– За такой салат, – процедил он, – я тебе готов простить эту проволоку. Объясни мне только – кому ты ее здесь продал?

– Кузнецу. – Аркаша со смаком облизал ложку. – В деревне.

– Но когда?! – взвыл Вяземский.

Снабженец неторопливо поднялся на ноги и поправил брюшко, чтобы то свисало поверх ремня симметрично.

– А вот это, товарищ полковник, – с достоинством ответил он, – коммерческая тайна.