Лабиринт Сумерек Клименко Анна
Говорил он очень спокойно, будто не произошло ничего из ряда вон выходящего. Но в глазах, ярких голубых глазах северянина, металась тревога.
– Я пытался их задержать, – добавил он, – сколько мог. Потом пришлось уйти с дороги… Что с тобой приключилось, Эристо-Вет? Хвала богам, ты вернулась, живая и здоровая… И, клянусь всеми Покровителями, я верил в то, что все так и будет, но…
– Все по порядку, – Эристо-Вет с благодарностью пожала его руку, сделала большой глоток из кружки. Оказалось, Дар-Теен пил воду. – где она сейчас, темная?
Ийлур пожал плечами.
– Пока тебя не было, она успела купить трех рабов, двоих принесла в жертву Шейнире, а третьего оставила себе. Потом еще некоторое время жила в гостинице, а затем уехала. Мне кажется, что куда-то на запад, через Дикие земли. Возможно, что в свой Храм. Так что нам придется поторопиться, чтобы ее догнать и чтобы метхе Альбрус не разочаровался в своей ученице.
Эристо-Вет хмуро взглянула на Дар-Теена.
– Метхе Альбрус подождет.
– Неужели? – он приподнял брови, – наверное, с тобой приключилось нечто занятное, раз ты говоришь такое.
«Даже слишком занятное».
Ийлура кисло улыбнулась.
– Ты не знаешь, как зовут того раба? Ну, что уехал с темной?
Дар-Теен задумчиво почесал бороду.
– Кажется, Лан-Ар… а что?
– В том-то и дело, – буркнула ийлура, – посвященный-то оказался не настолько умалишенным, как того бы хотелось…
– Посвященный?!!
Эристо-Вет вздохнула.
– Мне не нравится то, что здесь творится, Дар-Теен. Более того, мне еще меньше нравится, что в этом принимает участие метхе Альбрус. Но у меня есть кое-какие мысли… как ты смотришь на то, чтобы отправиться в паломничество?
– Никогда об этом не думал, – Дар-Теен озадаченно покрутил на столе кружку, – но если ты считаешь, что нам… ээ… нужно духовно очиститься, то я готов.
– Боюсь, что эта поездка нас только перепачкает, – заметила Эристо-Вет.
… Они проговорили до полуночи. Эристо-Вет рассказала обо всем, что с ней приключилось, начиная с появления монстра в комнате Нитар-Лисс и заканчивая просьбой посвященного. Дар-Теен внимательно слушал, прихлебывая густое красное вино из высокого бокала – не то, что подают в альдохьенских заведениях, а дорогое вино из погребов Ордена Хранителей. Он ни разу не прервал ее повествования, только молча кивал и постукивал ногтями по округлому боку фляги.
– Ты что-нибудь слышал про Лабиринт Сумерек? – наконец спросила Эристо-Вет, – если правда то, о чем бормотал несчастный посвященный, наша темная и раб направляются именно туда.
Дар-Теен пожал плечами.
– Нет. И, думается мне, мало кто слышал – за исключением тех, кто его ищет. Жаль, что тень не пожелала рассказать больше.
– Метхе Альбрус наверняка знает, что это за место, – Эристо-Вет нахмурилась, – но он не скажет. Потому что сам хочет туда попасть. Похоже, мой учитель желает, чтобы я таскала ему каштаны из огня. А в этом огне уже погиб один ийлур, и только Покровителям ведомо, сколько еще смертных отправится к своим богам.
Дар-Теен усмехнулся.
– Полагаю, у тебя уже есть план?
– Угу, – Эристо-Вет невесело посмотрела на него, – есть. Надеюсь, что сработает. Вот, послушай…
Глава 5
Удачное начало путешествия
Нитар-Лисс расположилась у костра на ковре, что поспешно развернул страж Храма. Ийлура полулежала на боку, опершись на локоть, и читала маленькую книжицу в переплете из коричневой кожи.
Отблески огня румянили ее белые щеки, россыпью мелких рубинов ложились на корону из кос и будили сказочный блеск драгоценных украшений, коими, к слову, служительница Претемной Матери Синхов не пренебрегала.
Со своего места Лан-Ару было удобно наблюдать за ней; она читала, совсем по-детски шевеля губами, словно хотела каждое записанное слово повторить вслух и заучить. Время от времени ийлура хмурилась, постукивая ногтями по серебряному кружеву браслета или теребя черную повязку на другом запястье, иногда чуть заметно улыбалась – и в эти редкие мгновения казалась не жрицей Шейниры, а милой девчонкой из Алхаима. Впрочем, наверняка Нитар-Лисс и была рождена именно там, а может быть даже южнее – ведь среди северян не найти ни одного темноглазого ийлура.
– Ты о чем-то хочешь спросить? – вдруг раздраженно спросила она.
Ийлур смешался, но взгляд темной жрицы выдержал.
– Нет.
– Чего тогда уставился? – она зло тряхнула книжицей, – проклятье, не хватает листов. Твой благочестивый не в меру хозяин их вырвал, прежде чем передать мне дневник. Он что, думал меня этим остановить?!!
Тут же сообразив, что сболтнула лишнее, Нитар-Лисс умолкла. Торопливо улыбнулась Лан-Ару, но улыбка получилась фальшивой.
«А ведь и правда, она могла его убить», – подумал ийлур и опустил глаза.
Над их маленьким лагерем повисло неловкое молчание.
– Или кто-то вырвал эти листки, – вдруг задумчиво проговорила Нитар-Лисс, – тот, кто убил Ин-Шатура… Но тогда…
Она резко поднялась, прошлась по кромке дрожащего круга света, хрустя пальцами.
– Но тогда отчего убийца не забрал с собой дневник?
Остановившись рядом с Лан-Аром, ийлура замерла, глядя в ночь и прислушиваясь к вкрадчивому шепоту деревьев.
– А ты что думаешь, а, Лан-Ар?
Ийлур осторожно взглянул на нее снизу вверх. Перед тем, как выезжать из Альдохьена, Нитар-Лисс облачилась в «одеяние, более подходящее для езды на щерах» – то есть в облегающие штаны, высокие сапоги и свободную блузу. Ни дать, ни взять – самая обычная ийлура, каких сотни разъезжают по Эртинойсу. Посвященный Ин-Шатур, правда, отзывался о таких женщинах плохо, да и Настоятель твердил, что дело женщины – сидеть дома, но Лан-Ару все же казалось, что это хорошо – вырваться на свободу и ехать туда, куда велит сердце…
– Посвященный никогда не делился со мной планами, – ответил ийлур, – я даже никогда не видел этого дневника, госпожа…
Нитар-Лисс раздраженно передернула плечами.
– Тьфу, толку с тебя…
И развернулась на каблуках, собираясь уходить.
А Лан-Ару вдруг захотелось, чтобы жрица Шейниры просто села рядом.
– Ты ничего не слышишь?.. Ничего странного? – вдруг спросила она. И, не дожидаясь ответа, кивнула стражу Храма, – ты, Аль-Кер, будь наготове. Разрази меня Фэнтар, если за нашими головами не идет охоты! И ведь, паршивцы, всего-то два дня пути от Альдохьена…
Они ехали по Диким землям, с каждым часом все глубже вдаваясь в сочную мякоть южного леса. Осень, нарядившая золотом север Эртинойса, по воле богов отступила перед жарким дыханием Ямы-озера и обжигающими вихрями Черных песков; здесь дни казались длиннее, а ночи были душными и очень темными. «И каждый вечер наполняет бокал дня мраком шейнирова царства», как сказал один гостивший в Храме бард-путешественник. Верно сказал, если вспомнить об истинных хозяевах Диких земель: ведь синхи по воле Темной Матери появились именно в этих исходящих душными испарениями лесах. Здесь они строили свои города, здесь возвели Темный Храм – и отсюда ушли искать лучшей доли, когда Шейнира отвернулась от своего народа. Говорили, что тогда Темная богиня была изгнана из Эртинойса, но кем и как – этого Лан-Ар не знал, а Посвященный Ин-Шатур только ядовито отшучивался, говоря, что рабу достаточно знать расположение кухни и щерни.
Синхов, к слову, они встретили только единожды, в ночи пути от Альдохьена.
Наверное, эти синхи хорошо знали Нитар-Лисс – подошли, почтительно поклонились, сверкая желтыми глазищами в тени капюшонов. Разговаривали они на языке детей Шейниры, так что Лан-Ар не понял ни словечка. Но после этой встречи ийлура до самого утра пребывала в дурном настроении, и на первом же алтаре Шейниры принесла жертву, спрыснув малахитовую призму собственной кровью. Потом ийлура долго молчала и как ребенка прижимала к груди пораненную руку, свободной управляя щером. Вид у нее при этом был совсем больной, так что Лан-Ар даже начал опасаться, что она не удержится в седле. Ему хотелось спросить, что такого передали ей синхи, но – не смел. Попробовал разговорить стража Темного Храма – безрезультатно. Ийлур стеклянными глазами пялился на узкую дорогу и уделял Лан-Ару внимания столько же, сколько могла удостоиться невесомая мошка. Так и ехали, забирая все южнее и южнее.
… – Кто нас может преследовать?
Нитар-Лисс усмехнулась.
– Я вот думаю, Лан-Ар, ты нарочно задаешь дурацкие вопросы, чтобы поддержать беседу? Представь себе, у меня немало врагов. К тому же, за нами может идти тот, кто отправил Ин-Шатура в царство Фэнтара. Пораскинь, в конце концов, мозгами – если таковые у тебя есть. А, да что там…
И она с размаху плюхнулась рядом на траву. Так близко, что Лан-Ар ощутил тепло ее тела и слабый аромат благовоний.
– Нам предстоит долгий путь, – медленно, глядя прямо в глаза промолвила ийлура, – я хочу знать, с кем иду. Откуда ты взялся в Храме, Лан-Ар? Что было до того, как на твоей шее запаяли ошейник?
От прикосновения горячей ладони он вздрогнул. Надо же, все время думал, что кожа Нитар-Лисс будет прохладной и гладкой наощупь, как фарфор – и ведь глупо было так думать. У живых не бывает холодной кожи, а Нитар-Лисс никак нельзя было назвать тенью.
И этими же руками она приносила жертвы Шейнире.
Ощущение было таким, как будто вместе с прикосновением узкой ладони на коже остался бурый отпечаток. Лан-Ар невольно отодвинулся, и тут же пожалел об этом – потому что лицо Нитар-Лисс вмиг окаменело.
– Да что ты знаешь об этом, – зло процедила она, – вы, все…
И торопливо поднялась.
– Завтра на рассвете двинемся дальше.
Потом она улеглась на свое место, укрылась шерстяным одеялом и больше не произнесла ни слова. Лан-Ар покосился на стража – тот по-прежнему сидел, не шевелясь, и стеклянными глазами пялился на пылающие поленья. Тогда Лан-Ар откинулся на траву и закрыл глаза; усталость брала свое, и скоро он задремал. Правда, сон его не был крепким – ему все время казалось, что Нитар-Лисс беззвучно рыдает, уткнувшись лицом в одеяло.
«Наверное, не сладко быть темной ийлурой», – сонно подумал Лан-Ар и заснул – теперь уже по-настоящему.
Ему приснился странный и неприятный сон: как будто он лезет по крутому склону горы, оступаясь, хватаясь за ломкие корешки растущего повсюду кустарника. Вдруг что-то тяжелое повисло на ноге; Лан-Ар посмотрел вниз – и обомлел. В щиколотку мертвой хваткой вцепился старик-элеан, настолько древний, что даже крылья стали белыми. Лицо – не лицо, а застывшая коричневая маска, вся в глубоких черных бороздах-морщинах, и глаза не аметистовые, как у всех элеанов, а угольно-черные.
«Упаси Фэнтар от призраков Темного царства», – подумал Лан-Ар и попытался стряхнуть невесть откуда взявшегося старикашку; ведь ему во что бы то ни стало нужно было добраться до вершины.
Элеан оскалил давно сгнившие зубы и еще крепче ухватился за ногу, перебрался выше, к колену.
Лан-Ар, цепляясь за корни, изо всех сил дернул ногой, старик ударился о камень и при этом его тело захрустело так, словно раздавили саранчу. Но ноги не выпустил; хищно загнутые когти больно впились в кожу.
– Да что тебе надо? – в сердцах крикнул Лан-Ар, молотя кошмарное создание о камень, – проваливай туда, откуда явился!
И вдруг старик соскользнул. Просто разжал пальцы – и покатился вниз, уже больше напоминая поломанную куклу, чем живого элеана. Длинные седые волосы паклей цеплялись за колючие ветки, крылья комкались, словно бумага. Лан-Ар провожал его взглядом, пока не убедился, что старик остался лежать у подножья горы. А затем продолжил свой путь наверх, стараясь унять бешено колотящееся сердце…
До вершины оставалось совсем немного; Лан-Ар даже видел ее косматую макушку, увитую плющем, словно венком триумфа – но в какой-то миг просто понял, что ему нечем дышать.
– Тихо, не вздумай закричать! – прошипела на ухо Нитар-Лисс.
В темноте она казалась бледным призраком, глаза – два провала в шейнирово царство. Лан-Ар вдруг сообразил, что ее ладошка плотно зажимает ему рот, не давая вздохнуть, и что сама Нитар-Лисс лежит рядом на траве, прижимаясь к нему всем телом. Все это было совершенно немыслимо, так что Лан-Ар даже усомнился в том, что проснулся.
– Они близко, – мягкие пряди, выбившиеся из прически, касались его щеки, – лежи и не шевелись, понял? Пусть думают… что мы спим. А когда они нападут, то я буду готова…
В свободной руке Нитар-Лисс уже сжимала жертвенный нож, и блики лунного света скользили по чистому лезвию.
«Она сумасшедшая», – вдруг подумал Лан-Ар, глядя в широко распахнутые черные глаза, – «Шейнира отобрала у нее разум».
Получив, наконец, возможность вздохнуть, он первым делом нащупал рукоять меча. Он и сам не знал, для чего – то ли обороняться от неведомого противника, то ли…
Зарубить Нитар-Лисс и стать совершенно свободным ийлуром.
– О ком вы говорите, госпожа? Кто на нас может напасть?
– Ш-ш-ш… – Нитар-Лисс вдруг подмигнула, – скоро сам увидишь. Я их чувствую, и они уже здесь… Смотри. Там, за костром.
В ее голосе натянутой струной звенело ожидание. Ни тени страха; так встречает врага тот, кто уверен в собственном превосходстве.
Лан-Ар же, вглядевшись в залитую чернильными тенями ночь, пожалел о том, что не может обратиться легким дымом от костра и унестись прочь, к темным макушкам деревьев… Ибо там, за дрожащим пятном света, появилось нечто, чуждое и застывшему под луной южному лесу, и Диким землям – да и всему Эртинойсу.
Пока что расплывчатые, мутные силуэты, бесшумно крадущиеся в зарослях. Неясные блики в сочной мякоти плюща, одевшего старые деревья, раскинувшего всюду свои плети… И – страх. Темный, необъяснимый, липнущий к сознанию, словно паутина.
– Что это? – невольно прошептал ийлур, – кто это?!!
На холеном лице Нитар-Лисс появилось выражение азарта, как у заядлого картежника при виде колоды карт и собравшихся игроков. Она с силой сжала серебряный медальон с образом третьего глаза Шейниры, так похожий на соединенные вместе три лепестка лилии.
– И создал Он стражей, дабы хранили, – пробормотала ийлура. Затем взглянула Лан-Ару в глаза и усмехнулась, – мы на верном пути, мой друг.
Лан-Ар снова поглядел в ночь. Пальцы немели, сердце – маленький комочек плоти – жалко трепыхалось под ребрами. Руки налились мерзкой слабостью; и вот он уже лежит на траве, словно тюк шерсти, весь в ледяном поту – но, не отрываясь, смотрит…
Размытые в душной ночи силуэты обретали форму. Сперва тьма вылилась в покрытые густым мехом тела, затем луна высветила крылья – короткие, на которых не взлететь.
Твари передвигались на полусогнутых, опираясь о землю длинными руками, то и дело останавливаясь – тогда Лан-Ар видел, как нетерпеливо подрагивают усаженные шипами крылья и влажно блестят длинные клыки. А морды этих странных существ казались белыми, как будто лишенными серого покрова.
– Тебе придется стать между мной и ими, – зловеще шепнула Нитар-Лисс, – бери меч, воин. Самое время вспомнить, чему тебя учили в Храме!
И, нехорошо усмехнувшись, поднялась во весь рост.
– Как же Аль-Кер? – только и успел крикнуть ийлур.
Его хриплый от страха, шершавый голос был тем сигналом к атаке, которого ожидали пришлые твари. В тишине мертвой и душной хрустнула одна ветка, вторая… А через мгновение серые мохнатые туши посыпались отовсюду – из кустов, с деревьев, разве что не с неба.
– Делай то, что должен! – рявкнула Нитар-Лисс. Широкие рукава ее блузы крыльями метнулись в стороны, затем вверх, к присыпанному легкими облаками небу… – мне нужна жертва, болван!
«Жертва…» – Лан-Ар повторил это слово про себя. Она с такой легкостью отдавала Темной богине чужие жизни, как будто для нее прочие смертные были не более, чем куча опавших с дерева и успевших подгнить яблок.
«А меня она решила поберечь», – мелькнула горчащая мысль, – «поберечь для чего-то важного, и после я стану мясом, которое можно отдать Шейнире…»
– Дурак! – взвизгнула за спиной Нитар-Лисс, – чего застыл?
…Предсмертный крик Аль-Кера словно заставил Лан-Ара проснуться. Разворачиваясь, он поднимал меч; брала свое храмовая выучка. И чудовище, уже заносящее когтистую лапу для удара, с хрюканьем ткнулось мордой в траву. Хотя… Мордой ли? Ийлур стиснул зубы и встретил честной сталью еще одну тварь, и еще…
«Этого не может быть на самом деле», – в отличие от порхающего меча мысли ворочались вяло, словно тяжелые камни на дне ручья, – «Боги не могли сотворить такого!»
Вместо оскаленной звериной морды на мохнатые плечи были насажены самые обычные головы, и лица были почти самые обыкновенные – если не обращать внимания на торчащие изо рта загнутые клыки.
– Ко мне! – сиплый голос Нитар-Лисс был едва слышен, – иди ко мне, быстрее!
Лан-Ар оглянулся: ийлура стояла на клочке земли, свободном от тварей. Отчего-то не торопились чудовища нападать на темную, словно чуяли власть Шейниры в Эртинойсе.
Нитар-Лисс замерла, раскинув руки крестом; ее лицо с провалами глаз белым пятном светилось во мраке.
– Ну же!
Клинок с хрустом вошел под ребра ближайшей твари. Лан-Ар отпихнул серую тушу с дороги, крутнулся на месте, прочерчивая острием меча кровавую полосу по мохнатым телам, перескочил через дергающегося в конвульсиях врага. Голень словно огнем ожгло, и это было плохо, потому что любая рана в бою – лишний шанс противнику, а здесь… Очутившись рядом с Нитар-Лисс, он ловко отсек голову еще одному чудовищу.
– Ближе, – сквозь зубы процедила ийлура, – ближе, не то…
Лан-Ар поднырнул ей под руку и послушно стал сзади, спина к спине.
– Так?
– Да, так.
Несколько мгновений пришедшие из ночи твари топтались вокруг них, все еще не смея нападать на темную, а затем словно по команде ринулись вперед.
Лан-Ар поднял меч и вяло подумал, что им не уйти с этой поляны. Искаженные яростью, полубезумные лица были так близко, а Нитар-Лисс по-прежнему бездействовала. Чего она ожидала? Милости Матери Всех Синхов? Голень по-прежнему жгло, как будто в штанину насыпали горячих углей, и башмак начал резать распухающую лодыжку.
И в этот миг – когда надежда узорчатым дымом устремилась к небу – что-то изменилось.
Это случилось настолько быстро, что Лан-Ар даже не успел как следует рассмотреть происходящее: и странные твари, и лес, и небо, и любопытная луна – все подернулось дымкой, словно разом в воздух поднялось облако тончайшей серой пыли. А потом – мохнатые тела валились наземь, одно за другим, в страшном безмолвии, и, падая, тут же рассыпались прахом. На поляну пришла смерть… Вернее, она неподвижно стояла прижавшись спиной к Лан-Ару, и он даже сквозь одежду ощущал жар ее тела.
«Фэнтар, помилуй и спаси», – Лан-Ар зажмурился, – «так вот что значит покрывало Шейниры!»
– Благодарю тебя, Претемная Мать, – услышал он тихое бормотание Нитар-Лисс, – пусть кровь жертв никогда не высыхает на твоих ладонях, и да пребудет с нами твой Дар.
Ночь полнилась шорохом, как будто во время листопада. Несколько мгновений – и все стихло.
…В молчании запалили два факела. Лан-Ар, преодолевая отвращение, все-таки осмотрел одну из убитых им тварей. Ничего подобного он никогда не видел и даже не читал: тело чудовища, принимая во внимание крылья и голову, могло принадлежать элеану. Только крылья были слишком короткими и сплошь усаженными шипами, руки – чересчур длинными, и нагое тело сплошь заросло серым мехом.
– Проклятье! Они загрызли наших щеров, – холодно констатировала Нитар-Лисс, стоя меж серых туш, – придется теперь все тащить на себе… Учитывая, что Аль-Кер отправился к Шейнире.
«Учитывая, что ты его убила», – передразнил ийлур.
Он перешагнул через аккуратную горку праха, которая совсем недавно была живым существом.
Ла-Ару было плохо: ногу жгло, дергающая боль поднималась все выше, к бедру, а темные силуэты деревьев угрожающе протягивали к ийлуру корявые руки.
– Ты оглох? – осведомилась ийлура, поднося факел к его лицу, – сколько можно тебя спрашивать?
– Э… прошу прощения, я не расслышал, – выдохнул Лан-Ар, – ногу задели в драке…
Земля угрожающе качнулась.
«Да что со мной? И ведь крови-то почти нет, и кость цела», – он недоуменно заморгал, когда Нитар-Лисс молча поднырнула под руку и, обхватив за пояс, потащила к ближайшему дереву.
– А, вот в чем дело, – с задумчивой улыбкой протянула она, разрезав штанину, – шипы-то на крылышках ядовитые. Вот так.
Лан-Ар слабо помнил, что было после. Ему все казалось, что мохнатые твари с лицами знакомых послушников засовывают его ногу в приспособление, которым по слухам в давние времена пытали отвернувшихся от Фэнтара ийлуров. Штуковина эта по виду напоминала сапог, изнутри усаженный железными шипами, и хранилась в одном из подвалов Храма. Лан-Ар брыкался изо всех сил, но послушников было много, и они каждый раз побеждали – тогда он вопил во всю силу легких и именем Фэнтара молил отпустить его и больше не мучить. Послушники ухмылялись, почесывая мохнатые бока, и продолжали истязание; исколотая шипами нога распухла, и больше походила на бревно, чем на живую конечность. Временами наведывалась Нитар-Лисс, в темно-синем платье с белоснежным воротником – как он увидел ее впервые на рынке. Ийлура со знанием дела тыкала пальцем в исстрадавшуюся ногу, качала головой и уходила с выражением недоумения на прекрасном лице.
А потом он проснулся. В липком вонючем поту, с пересохшим горлом, язык царапал по нёбу, как терка. Высоко над головой шушукались деревья, а рядом на траве, скрестив ноги, сидела жрица Шейниры. Растрепанная, с темными кругами под глазами – и с набухшими венами на руке, не скрытой браслетом.
Заметив, что Лан-Ар пришел в себя, Нитар-Лисс только скривилась.
– Надо было попросту содрать с тебя кожу, – заявила она, – тот кусок, где посвященный Ин-Шатур оставил копию карты.
– Что слу…
– Ты в самом деле хочешь знать, что случилось? – вкрадчивый голос Нитар-Лисс шелестел гадюкой по траве, – ты едва не отправился к своему обожаемому Фэнтару! Ты, ты… И это тогда, когда дорог каждый день!
Она вскочила на ноги, и вдруг сорвалась на визг, куда более подходящий базарной торговке нежели жрице.
– А я вместо того, чтобы попросту взять карту, трачу свою кровь! И для чего? Чтобы привести тебя в чувство! Очень ты мне нужен был, а?
Вдруг ийлура замолчала. Ее губы задрожали, еще немного – и заплачет. Но, быстро взяв себя в руки, она провела ладонью по волосам, нервно передернула плечами и, уже совершенно спокойно продолжила:
– Шейнира явила свою милость, позволив мне тебя исцелить. Так что… поднимайся. И двинемся дальше…
Лан-Ар, боясь сделать лишнее движение, осторожно сел. Отодвинул разрезанную штанину – нога была совершенно здоровой, осталась только россыпь маленьких шрамов. Мысли спутались в клубок. Наверное, он должен был сказать что-нибудь, но… Слова благодарности застряли в горле. Ничего не изменилось: он по-прежнему оставался пешкой в чужой игре, и был мясом, которое пока что берегут; для чего – неизвестно…
Нитар-Лисс поймала его взгляд и улыбнулась краешком губ.
– Если ты помнишь, мы остались без щеров, а путешествие только начинается, – голос ее был подобен сладкому яду, – тебя ждет тяжелый дорожный мешок.
Лан-Ар промолчал. Мешок так мешок, не слишком большая плата за то, что тебя спасли. Да и разве не привык он таскать тяжести, живя при Храме?
– А топать нам до Сумеречного Хребта, – зло обронила ийлура, – нет, мне совершенно не везет. Все против меня.
И раздавила гриб-поганку. А у Лан-Ара возникло странное чувство, что жрица ждет от него чего-то.
Он откашлялся, прочистил горло.
– Мы могли бы завернуть в Храм Шейниры, госпожа, и взять там новых щеров.
Нитар-Лисс поморщилась, как будто ей наступили на мозоль.
– Во-первых, прекрати меня величать госпожой. Иногда это раздражает… А во-вторых… – она помолчала, о чем-то задумавшись. Гладкий лоб вдруг собрался тонкими морщинками меж бровей, и обозначились горькие складочки у рта. – мне лучше не возвращаться в Храм. По крайней мере, не сейчас.
Лан-Ар тут же вспомнил, как Нитар-Лисс встретила синхов, и как долго после этого была не в себе. Значит, и у этой темной госпожи не все гладко, как может казаться?
Ийлура усмехнулась и, задумчиво растягивая слова, проговорила:
– В двух днях пути есть город синхов. Мы свернем туда и купим щеров… Надеюсь, ты их не слишком боишься?
– Кого? – не сообразил Лан-Ар.
– Синхов!
Ийлур пожал плечами.
– Они такие же смертные, как и мы. Почему я должен испытывать страх?
Нитар-Лисс подошла и, склонив голову к плечу, прошептала:
– Ты говоришь так потому, что совсем их не знаешь. Я, прожив с детьми Шейниры бок о бок два десятка лет, не стала бы утверждать, что их не боюсь.
Заходящее солнце запрыгало алыми искрами по ее волосам, и Лан-Ар снова подумал о том, что не видел ийлуры красивее.
До темноты они так и не двинулись с места – Нитар-Лисс перебирала вещи, чтобы не тащить с собой ничего лишнего. Позже, когда дымчатый цвет неба сменился глубоким синим, ийлура махнула рукой на сборы и приказала Лан-Ару разжечь костер. Стало ясно, что ночевать придется тут же, к вящему неудовольствию Лан-Ара: от убитых тварей их отделяли только пышная завеса плюща и каких-нибудь два десятка шагов.
– Ничего, – буркнула Нитар-Лисс, – одну ночь потерпишь. Эти больше не нападут.
Тут же, внезапно шмыгнув носом, она добавила:
– Провались все к Шейнире, щеров жалко.
И вернулась к своему занятию – попытке уместить в одном мешке содержимое трех, а Лан-Ар молча занялся костром.
Теперь, когда у него появилось время размышлять, он снова принялся выстраивать в ряд все, что с ним приключилось: убитый хозяин, темная ийлура, с которой он должен был куда-то идти, и теперь вот твари, коих не мог создать ни один из богов-покровителей Эртинойса. В конце концов, если правдивы записи в священных книгах, каждый из небожителей сотворил только одну расу; встречались, правда, в Эртинойсе твари настолько кошмарные, что их причисляли к выходцам из шейнирова царства. Но ни одна из них – опять-таки, если верить написанному – не была похожа на тех, что напали на их маленький отряд прошлой ночью.
– … Опасайся сумерек, – вдруг насмешливо сказала Нитар-Лисс.
Сидя рядом с уложенным мешком, она теребила свой медальон с образом третьего глаза Претемной и с интересом рассматривала Лан-Ара.
«Мысли она, что ли, читает?» – ийлур поежился.
В конце концов, это было нечестно; возвышало темную над ним так, что он сам себе казался букашкой на ее ладони. Прихлопнет или позволит жить дальше? Об этом мог знать только Дракон Стерегущий Время.
– Свет и Тьма не хранят в себе столько секретов, сколько можно раскопать в сумеречной мгле, – тихо продолжила ийлура. Голос вплетался в потрескивание горящих веток, – и секреты это темные, отравляющие наши сердца. Наверное, поэтому Ин-Шатур испугался…
В древесных кронах шелестела южная ночь, и сладко пахло отдыхающим от жаркого солнца лесом. Нитар-Лисс глубоко вздохнула, подтянула к груди колени, а подбородок положила на сцепленные пальцы.
– Существа, которые напали на нас прошлой ночью, пришли из сумерек, – уверенно изрекла она.
И, отпустив медальон, отвернулась. Только шея белела во тьме.
– Куда мы идем? – спросил Лан-Ар.
Нитар-Лисс пожала плечами, смерила его насмешливым взглядом.
– Не скажу. Довольствуйся тем, что просто идешь со мной.
Лан-Ар ощутил, как внутри медленно растет нечто едкое, раздражающее. Вспомнился некстати хозяин, то, как они жили в Черных Песках, и то, как он подолгу копался в черной яме, изводя Лан-Ара своим вечным недовольством. Нитар-Лисс, похоже, была для Ин-Шатура вторым сапогом до пары; и, судя по ехидной улыбке, ей начинало нравиться злить Лан-Ара.
– Я могу убежать, – сказал он, – тогда тебе будет просто некуда идти.
Улыбка на губах ийлуры стала еще шире – и, как назло, еще красивее. В груди, там где сходятся ребра в грудную кость, сладко защекотало; ийлур вновь посмотрел на белую шею Нитар-Лисс, и опять – проклятие – ему показалось, что прикосновение к ее коже будет подобно глотку прохладной воды. Хотя… Конечно же, это было глупо. В те минуты, когда Лан-Ар спиной чувствовал ее тело, оно было горячим, даже слишком.
– Значит, тогда я признаю свою ошибку, – сладко отозвалась ийлура.
Это была маленькая, но победа. И Лан-Ар уже хотел сказать что-то вроде «отчего бы не сказать сразу?», когда Нитар-Лисс закончила:
– Надо было не выпрашивать у Шейниры жизнь для тебя, а просто содрать кожу с картой.
«Вот дрянь!» – он в сердцах плюнул в траву и отвернулся, чтобы не видеть ее. Лан-Ар и сам не знал, чего ему хочется больше – придушить Нитар-Лисс или поцеловать.
– Мне в самом деле интересно, что ты выберешь, – смиренно проворковала ийлура, – пожалуй, у тебя не слишком-то много опыта ни в том, ни в другом?
Лан-Ар с ужасом увидел, что она опять поглаживает медальон, будь он трижды проклят. Теперь сомнений не оставалось: Нитар-Лисс удавалось читать мысли. Душа заметалась, словно птичка в силках, а Лан-Ар, сгорая от стыда, подумал, что самое время вскочить – и бежать в лес, в темноту без оглядки – лишь бы подальше от этой… этой…
– Я бы предпочла второе, – Нитар-Лисс подмигнула и принялась укладываться спать.
Лан-Ар молча смотрел, как она улеглась на бок, укрылась одеялом и закрыла глаза. В свете костра бледное лицо казалось невинным, как у совсем юной, не познавшей первой любви девушки, но временами, когда под внезапным порывом ветра огонь прижимался к поленьям, ломаные тени превращали Нитар-Лисс в самую что ни на есть шейнирову тварь.
Он отвернулся. Наверное, правильным было бы вздремнуть перед долгой дорогой, но под грудиной что-то вертелось и ерзало, и в голову лезли мысли о посвященном, о том, что его могла убить Нитар-Лисс, о том, что ему, Лан-Ару, нравится смотреть на ее руки, пусть и погубившие не одну жизнь…
«Укажи мне правильный путь, о Пресветлый», – ийлур крепко зажмурился, до цветных пятен перед глазами.
Душа по-прежнему не находила покоя, металась в груди пойманной птицей, а Фэнтар предпочитал отмалчиваться.
…Лан-Ар вздрогнул и открыл глаза. По-прежнему стояла ночь, сквозь листву на землю стекал лунный свет. Было тихо; только догорающий костер едва слышно потрескивал, да одинокая лягушка заливалась трелью в траве.
Ийлур повертел головой, силясь понять, что его разбудило; ведь заснул крепко, а проснулся, словно от сильного толчка… И вдруг – крик.
Вопль, полный такого ужаса, что по коже побежали мурашки. Лан-Ар вскочил, бросился к Нитар-Лисс. Ийлура металась во сне, веки трепетали, как будто она пыталась проснуться, стряхнуть кошмарное видение – но не могла. Сжавшись в комок, она опять вскрикнула, тоскливо и безнадежно; руки метнулись к горлу, судорожно сжались, как будто Нитар-Лисс душил кто-то невидимый, а она из последних сил пыталась вырваться.
«Ну вот», – вдруг подумалось Лан-Ару, – «она совсем беспомощна. Ты можешь убить ее, а сам уйдешь, исчезнешь…»
Нитар-Лисс забилась в конвульсиях и захрипела.
«Да мне и убивать ее не придется», – он смотрел на ее синеющие губы, а перед глазами стоял алтарь Шейниры… Юная элеана, скатившаяся в траву. – «Кто-то сделает это за меня».
И вдруг наваждение спало: по позвоночнику словно провели холодным острием кинжала, костер пыхнул, разгорелся с новой силой…
«Да что же это я?!!»
Перед Лан-Аром мучительно умирала молодая ийлура, которая, между прочим, не дала ему отправиться к Фэнтару… А он до сих пор как дурак стоял на четвереньках и ничего не предпринимал.
Ийлур, не раздумывая более ни секунды, крепко тряхнул Нитар-Лисс за плечи; она не проснулась, только хрипела в его руках. Тогда Лан-Ар, принялся бить ее по щекам и успокоился только тогда, когда черные глаза раскрылись и злобно уставились на него.