Волчья звезда Малинин Евгений

— Даже и не знаю. Возможно, во что-то, чего они боятся больше всего. В таких ситуациях реагируешь на самые сильные, самые примитивные импульсы.

Я попыталась себе представить, что из этого получилось, но не сумела.

— Уж не знаю, чего там кочевые могут бояться — нам, во всяком случае, об этом ничего не известно.

— Может для них это — запретная тема. В примитивных обществах всегда существуют запретные темы…

Все равно в нем осталось это их проклятое высокомерие — словно они были лучше только потому, что умели нажимать на кнопки…

Я сказала:

— Я понимаю, что такое — примитивный. А разве у вас принято говорить между собой о том, кто вы на самом деле такие?

— Нет, — согласился он, — не принято. Не только в примитивных… извини… И прибавил:

— Господи, подумать только — все вокруг рушится, а мы сидим здесь и разговариваем!

— Разве ты не этого хотел?

Он надолго замолчал, потом удивленно сказал:

— Не знаю… Странная штука… Не думал, что продержусь так долго… Не понимаю — почему…

Он был прав — мне и впрямь было страшно, но еще страшнее было остаться одной. В огромном враждебном мире, где не было для меня убежища… Только страх и смерть.

— Потому что мы нужны друг другу. Мне ведь одной тоже не выжить.

Он вновь замолчал. Потом неуверенно проговорил:

— Да, наверное…

— Тогда, — сказала я, — пошли отсюда. Если ты хочешь добраться до вашего лагеря…

Небо на востоке стало ярко-зеленым, и звезды утонули в нем, но на западе, там, где громоздился горный хребет, было еще темно, и в глубокой тени мерцали мутные облачка тумана — я насчитала их десять, по числу пальцев на руках, а еще несколько медленно подплывали откуда-то сбоку.

— Ну и ну! Ты только погляди, что они там устроили!

— Вот это, — сказал Улисс, — меня и беспокоит. Пошли. Нам нужно торопиться.

Шагнув наружу, Симон оказался в кольце, в коконе света — огонь обступал его со всех сторон, а сверху лилось нестерпимое белое сияние; его холодный оттенок перемешивался с алыми языками пламени, сплетая странную сеть, невесомую, но смертельную. Он на миг замер, моргая опаленными ресницами — неба над головой больше не было… Одно сплошное, непроницаемое сияние, словно солнце вдруг сошло с ума и начало расплываться, расползаться по всему небу как масляное пятно по поверхности воды…

Дым стелился по земле, и сквозь него проступали суровые молчаливые фигуры — у каждого в руках заостренный кол.

— Скорее! Скорее, черт возьми!

Наташа отчаянно завизжала; лицо ее искажалось, делалось чужим, незнакомым, вовсе не лицом…

— Держите ее! — орал позади Коменски. Гидеон схватил Наташу за запястье, но она с легкостью выскользнула, словно в руке у нее больше не было костей, м слепо кинулась прочь, по направлению к цепочке людей.

Симон схватил Оливию за плечо и развернул к себе.

— Не смотри! — крикнул он, — не надо…

Там, в кольце вывороченных тулупов что-то визжало — высоко, на пределе слуха, и извивалось так быстро, что глаз не успевал отследить движение… Симону на миг показалось, что у существа там, в кругу, отросло еще несколько рук и ног…

Взметнулся осиновый кол, заостренный, с обожженным в пламени наконечником, потом еще один. Визг стал громче, достигнув невыносимой для слуха высоты, потом прервался.

— Скорее! — прокричал Коменски. Они бросились бежать мимо отчаянной свалки — куча машущих рук и осиновых кольев, которые равномерно поднимались и опускались, раз за разом погружаясь во что-то невидимое, потом кольцо распалось и мрачные белые лица как по команде обернулись к ним…

— Газ, — тем временем продолжал орать Коменски, — Гидеон, вскрывай капсулу… Нужно пробиваться к мобилю…

— Может не подействовать, — крикнул в ответ Гидеон, — слишком много дыма… Химическая реакция…

Но, тем не менее, открыл крохотный патрон и бросил назад, в сторону медленно надвигающейся цепочки людей. Патрон завертелся на месте, отчаянно шипя и выбрасывая клубы зеленоватого пара. Ближайшие к нему нападавшие закашлялись и осели, остальные нерешительно топтались позади.

— Задержите дыхание, — скомандовал Коменски. — Вперед!

За спиной у них клубился по земле зеленоватый дым, перемешиваясь с сизым, пламя шипело и трещало, ближайшие кусты побурели, и листья на них начали сворачиваться в трубку, и далеко за ними, внизу, просвечивала серебристая рыба мобиля.

В спину Симону что-то ударило — сначала он даже не почувствовал боли, потом ощутил, как по правой лопатке течет что-то горячее…

— Скорее! — крикнул он. — Иначе они расстреляют нас…

— Я не понимаю… — кричал Гидеон на бегу, — за что?

— Да шевелись же!

Он обнимал Оливию за плечи, прикрывая собой. Правая рука почему-то совсем онемела.

Деревья заслонили их, теперь они мчались вниз по склону, петляя между стволами, точно гонимая охотниками дичь. Мобиль нестерпимо сверкал, отражая льющийся с неба свет.

— Ну же! — Симон даже не знал, к кому он обращается — к Оливии, или к себе, — еще немного.

Гидеон добежал до мобиля первым, не столько перепрыгнув, сколько перевалившись через низкий борт.

— Ах ты, черт… — пробормотал он. Передняя панель была вся во вмятинах от ударов топором, развороченное нутро двигателя непристойно казало на свет божий перепутанную груду механических кишок и кровеносных сосудов…

— И что теперь? — растерянно произнес Гидеон.

— Теперь, — Симон пожал плечами; правое пронзила резкая боль и почему-то он обрадовался ей… — Что ж теперь…

Коменски обернулся к Симону. Лицо у него было в саже, волосы обгорели.

— Ты их видел? — спросил он, перекрывая доносящиеся из-за деревьев яростные крики.

— Кого?!

Коменски поднял голову, указывая взглядом в небо, где молча, медленно, плавно парили светящиеся пузыри.

— Да вот же они! Но почему… почему они не вмешиваются… почему позволяют…

— Не знаю.

— Разве они не видят, что происходит?

— Наверняка видят.

Что там говорила старуха, подумал он. Они питаются чужим страданием…

— Оставь их, Амос. От них толку не будет.

— Но кто это? Кто они такие?

— Люди, — сказал Симон.

«В том-то все и дело, — подумал он. — Это и в самом деле — люди… иначе они бы сжалились над нами»…

— Откуда они взялись?

— Они всегда тут были, — сказал Симон сквозь зубы. — Просто до сих пор мы им были… не интересны. Ничего не выходит, Гидеон?

Тот молча покачал головой.

— В замке мы бы могли продержаться.

— Сюда, — раздался отчаянный вопль, — сюда… Симон обернулся на крик. Крохотная фигурка стояла над обрывом, отчаянно размахивая руками.

— Эт-то еще что такое? — сквозь зубы пробормотал Гидеон.

Зденко подпрыгивал на месте, его белая рубаха мелькала в зарослях, точно спугнутая птица.

Гидеон выбрался из мобиля и вопросительно поглядел на Симона.

— Быстрее же, — торопливо сказал тот. — Пошли!

— Ты ему веришь? — Коменски обернулся назад и едва успел отскочить; стрела ударила в место, где он только что стоял, и теперь дрожала, вонзившись в землю и переливаясь ярким хвостатым опереньем.

— Я никому не верю, — проговорил на бегу Симон, увлекая за собой Оливию, — какая разница?

Они начали карабкаться наверх, обдирая руки о колючую поросль; камни выворачивались у них из-под ног, потом подъем неожиданно закончился, и они оказались на обрыве. Ущелье было перечеркнуто густыми синими тенями. Река серебрилась далеко внизу, отсюда она казалась совсем маленькой, почти ручьем. Симон подтолкнул ногой камешек, и он покатился вниз… долго…

— Поглядите, а ведь эти плывут за нами, — сказал Коменски, окидывая взглядом сверкающее небо. — Как вы думаете, может быть все-таки…

— Ты еще на что-то надеешься, Амос?

— Не знаю, — сказал Коменски, — не знааю… Должны же они…

— Они нам ничего не должны.

— Куда мальчишка додавался? — пробормотал Коменски.

— Я здесь, — тихий голос раздался совсем рядом.

Кусты раздвинулись, и и» них вынырнула замурзанная рожица.

— Сюда, — настойчиво сказал мальчик, — полезайте сюда.

— Что ты тут отрыл, парень? — устало спросил Симон. — Кроличью нору?

— А ведь тут каменная кладка, — нагнувшись, проговорил Гидеон, — во всяком случае, остатки каменной кладки. Вот это номер!

Глаза у него загорелись.

— Подземный ход!

— Оставь свои игрушки, — сухо произнес Коменски.

— Но это и вправду подземный ход, — торопливо зашептал Зденко, — он в замок ведет… Мы по нему лазили. Там и взрослый пролезть может, только это наш подземный ход… мы и лазили, почитай до прошлого года, а потом тряхнуло нас землетрусом и балки обрушились… если сможете их убрать, то…

— Резак с тобой, Гидеон? — спросил Коменски.

— Да… но он перегрелся… аккумулятор на исходе…

— Рискнем.

— Все верно, — Гидеон явно воодушевился. — Раз замок, значит, должен быть подземный ход. Так всегда бывает. Я читал.

— Ты что-то не то читал, — пробормотал Симон, но Гидеона не так-то легко было обескуражить, — он согнулся и первым нырнул в отверстие.

На них навалились тьма и сырость. Воздух был затхлым, точно он прел тут веками, и пространство совсем не ощущалось — оттого казалось, что они стоят в черном тупике, повернувшись лицом к стене… Сзади мерцал смутный угасающий дневной свет.

— Тут свеча где-то была, — прошептал Зденко, — и кремень с огнивом… мы спрятали.

Он пошарил на каменном выступе, образованном выкрошившимся рядом кирпичей.

— Ага… вот она.

Он запалил дрожащий огонек, и теперь стало видно черное отверстие, точно глотка, уводящая в темноту.

Гидеон с явным удовольствием произнес:

— Надо же! Все как положено — я уж думал, это тоже одни сплошные выдумки! Помню, читал я одну историю, так там…

— Потом расскажешь, — устало сказал Комен-ски. — Симон, видишь, там у входа насыпь камней? Попробуй — можешь ее обрушить… Нам не нужно, чтобы они полезли сюда вслед за нами.

— Они не полезут, — уверенно сказал Зденко. — Дурное это место. Потому как водится тут всякая нечисть…

— Нечисть — это хорошо, — сказал Симон, — но подстраховаться не мешает… Давай, Гидеон, навались…

Вход в тоннель был такой низкий, что он никак не мог правильно приложить силы, но, наконец, один из нижних камней рухнул, увлекая за собой остальные. Дневной свет померк окончательно.

— А мы можем их разобрать, если что? — тревожно спросила Оливия. — Вдруг нам придется возвращаться…

— Полагаю, да… — ответил Симон. — Проклятье!

— Что случилось?

— Плечо…

— Погоди, — сказала Оливия, — я посмотрю.

— Ничего страшного… Подойди поближе, малый…

— Господи, Симон! — воскликнула Оливия. — Обломок стрелы…

— Это неопасно, — ответил он, — во всяком случае могло быть хуже. Комбинезон самортизировал удар… Сухожилие задето, вот и все.

Украдкой он попробовал пошевелить пальцами. Это ему удалось, но он их все равно не чувствовал.

— Передай мне нож, Гидеон, — решительно сказала Оливия. — Я удалю стрелу.

Симон покорно повернулся и изо всех сил уперся ладонями в сырой камень, чтобы не так чувствовать боль.

— Осторожней с наконечником.

— Ты думаешь, он отравлен? — с ужасом спросила она.

— Нет, — сказал он сквозь зубы. — Я думаю, он может сломаться…

Боль была резкой и мгновенной, но тут же сменилась острым ощущением холода — Оливия обрабатывала рану анестетиком.

— Ну вот и все, — сказала она. — Сейчас перевяжу только. Очень больно?

— Терпимо. У тебя легкая рука. Это что, единственная свеча, парень? Больше нет?

— Есть, — сказал мальчик, — там, дальше. Мы их специально так поставили.

— Очень предусмотрительно, — согласился Гидеон.

— Этот ход точно ведет в замок?

— Да уж, — подтвердил Зденко, — прямиком во двор. Туда, за постройки…

— А скелеты тут есть? — заинтересовался Гидеон. — В ржавых цепях…

— Гидеон, может, хватит?

— Нет тут никаких скелетов, — сердито шмыгнул носом мальчик, — и хорошо, что нету… Голос его упал до шепота.

— А челюсть как-то мы нашли… ну, человеческую челюсть… только одна-единственная косточка и все…

— Ясно, — сказал Симон, — тогда пошли. Свод был низкий, и им приходилось когда нагибать голову, а когда и сгибаться пополам, протискиваясь меж источенными сыростью стенами. Симону все время казалось, что не хватает воздуха — он отлично понимал, что это всего лишь самовнушение, но ничего не мог с собой поделать…

— Ага, — сказал Зденко, — я нашел вторую свечу. Значит, скоро будет этот завал. Вы его вот этой штукой будете копать?

— Да, — согласился Гидеон, покосившись на резак, — вот этой штукой. Если получится…

Оливия схватила Симона за руку. Он непроизвольно вздрогнул, и тут же понял, что она и сама напугана — пальцы дрожали.

— Кто-то идет за нами, — сказала она. Он прислушался. Шлепанье их шагов звучало приглушенно — эха здесь не было; выщербленные, покрытые мхом и плесенью стены гасили звук.

— Тебе показалось…

Где-то мерно капала вода. «Тут есть вода, — подумал он, — хорошо»… Неожиданно он почувствовал, что ему захотелось пить — до сих пор он как-то не вспоминал об этом.

— Тут есть ручей? — спросил он Зденко.

— Да, — кивнул мальчик, — за поворотом…

Раньше был ручей… теперь, почитай, целое озеро набралось.

Он робко потянул Гидеона за рукав.

— Говорил же я вам, не ходите туда, — сказал он укоризненно, — и зачем они вам понадобились, андры эти…

— Мы хотели… — Гидеон на миг запнулся, подбирая слова, — познакомиться с ними поближе, вот и все…

— Кто же с нечистью знакомится?

— Мы не думали, что они — нечисть. Мы думали, они нам помогут… Люди должны помогать друг другу…

— Всему верите, — грустно сказал мальчик, — ну чисто, как дети.

Ход резко вильнул в сторону, и за поворотом и впрямь открылось озеро — вода растеклась по выщербленным каменным плитам; за ней, едва видимый в смутном пламени свечи громоздился каменный хаос — рухнувшие балки торчали из него, точно сломанные ребра.

Симон опустился на колени и с наслаждением зачерпнул прохладную воду. Красноватый отблеск свечи заплясал на ней и оттого ему на миг показалось, что ладони окрасились кровью.

— Может, она грязная, — с сомнением произнесла Оливия, — ее вредно пить…

Симон с трудом подавил истерический смешок.

— Не боись, — сказал он, — хуже не будет.

Он глотал прохладную, чистую, равнодушную воду и никак не мог напиться. Что-то шлепнулось у него за спиной, совсем рядом, и он услышал чей-то крик (он даже не разобрал, чей):

— Симон! Осторожней!

Это что-то облепило его, не давая дышать, какая-то слизистая масса, он пытался оторвать ее от себя, но не мог.

— Резак! — услышал он голос Коменски. — Давай же, Гидеон…

— Боюсь задеть…

— Сюда! Сюда направляй…

Даже с закрытыми глазами Симон увидел вспышку. Потом дышать стало легче, что-то с тихим шорохом скользнуло по комбинезону и опало.

Он открыл глаза.

Нечто бесформенное, серое подрагивало у его ног, судороги становились все тише, пока не затихли совсем…

— Что это было? — медленно спросила Оливия.

Гидеон прерывисто вздохнул и отвернулся.

— Скорее, кто… — сказал Симон. — Винер… или Наташа… Не знаю… Но скорее — Винер… Оставь, Амос, что тут поделаешь. Где малый?

Зденко стоял, привалившись к стене и дрожал. Свеча плясала в его руке, но он ее так и не выпустил.

— Жуть-то какая, — пробормотал мальчик.

— Отойди подальше, парень, — сказал Симон. — Отойдите все подальше. Гидеон, включай резак. Хорошо бы похоронить это под завалом…

— Если я подпилю вот эту балку, — Гидеон медленно приходил в себя, сейчас он с озабоченным видом оглядывал завал.

— То что?

— То все рухнет… То, что еще держится.

— Погоди, Гидеон… Ты вообще балки лучше не трогай… ты ниже режь. Вон там, где два больших камня.

— Балки было бы легче…

— Это песчанник. Он легко крошится… Гидеон, прикусив губу, взялся за резак.

— Ладно, — сказал он наконец, — отойди к стене. Я сам…

Лезвие резака вибрировало, превратившись в узкую, размытую сверкающую полосу.

— Работает?

— Пока работает. Отойди, Симон, не говори под руку… потом… тебя может задеть каменной крошкой.

Симон отступил к стене, и тут его окликнул Коменски — он до сих пор стоял неподвижно, глядя на бесформенную груду, которую оттащили к дальней стене.

— Симон… подойди сюда.

Симон неохотно приблизился.

— Да, Амос?

— Ты это видел? Симон пожал плечами.

— Все видели. Что поделать, Амос… Мы же знали… что так бывает…

— Не хочу так…

— Ну так… кто же хочет?

Коменски посмотрел на него. Глаза у него отражали далекое пламя свечи.

— Симон, если я буду первым, то…

— Я не смогу, Амос. Нет. Не проси.

— Я же ничего не почувствую. Потом, это буду уже не я…

— Это жестоко, Амос… Почему я? Почему не Гидеон?

— Он до сих пор… так умеет всему радоваться… его надо пожалеть…

— Меня ты не жалеешь?

— Нет, — холодно сказал Коменски, — тебя я не жалею.

— Что ж, — Симон пожал плечами, — что ж… ладно.

— Кажется, поддается, — сказал Гидеон.

— Да? — Симон вздрогнул и очнулся; оказывается он задремал, привалившись к стене. — Что так долго?

— Резак еле тянет… перегревается все время… Боюсь задеть несущую опору… Тогда все, кранты… Тогда мы хуже этих… мушкетеров двадцать лет спустя…

— Вы бы поскорее, — пробормотал Зденко, который все это время топтался поблизости от Гидеона, не решаясь отойти подальше. — Свеча вот-вот погаснет.

— Другой нет?

— Другую мы там поставили… Еще до того, как тряхнуло…

— А ты не знаешь — может, там вообще весь свод обрушился?

— Может, — согласился Зденко, — почему ж нет.

— И как же нам тогда?

— Не знаю, — сказал мальчик, — поглядеть надо.

— Отлично, — сказал сквозь зубы Симон.