Белый, как снег Симукка Салла

11

Ей так часто, так много лет кричали, что она уродина, – и она смирилась с этим. Иногда Белоснежка сама думала о том, что уродлива.

Зеленка шагнула к окну и посмотрела на знакомый пейзаж, на который «любовалась» уже пять лет. Липы, листья которых от жары сменили цвет. Осенью на них налетит осенний ветер, сорвет их и унесет прочь. Зимой иней окрасит голые ветки в белое. Весной на них распустятся почки – сначала маленькими листочками, потом настоящими листьями. Сейчас деревья выглядели еще большими страдальцами, чем раньше. Яро как раз накануне удалил бензопилой лишние ветви. Зеленке казалось, что обрезанными деревья выглядят еще печальнее. Поленница у их корней – как могильный курган. Девушка смотрела на двор, который был окружен, словно жутким остроконечным кошмаром, железным забором. Затем задумчиво погладила оконную раму. Потрескавшаяся белая краска шелушилась. Стекла надо бы помыть. Палящее солнце высвечивало пыль и отпечатки пальцев. Нет, лучше не мыть. Больше не надо.

Комната вдруг показалась ей маленькой, тесной. Захотелось простора. Слегка затхлый запах дома, смешавшийся с приторным душком фимиама, казался удушающим, хотя обычно он нравился Зеленке. Он был для нее залогом безопасности.

Девушка не понимала, что с нею случилось. Последние пять лет она жила так счастливо, что даже и представить трудно. Хотя Зеленка грустила и тосковала по маме и иногда чувствовала себя бесконечно одинокой, она все равно была довольна. Больше ни по чему и ни по кому не скучала. Она так много получила от жизни… Получила людей, которые заботились о ней и подарили ей ощущение дома. Получила веру, которая больше и значительнее ее. Она знала, что ее ждет награда.

Зеленке казалось, что первые пятнадцать лет ее жизни прошли как сон, а потом ее разбудили. Пробуждение было жестоким и мучительным, но так даже лучше. Раньше Зеленка думала, что жизнь – это будничная суета, школа, просмотр телевизора с мамой по вечерам, мечты о друзьях, любви, мальчиках, которые не поворачивали головы, когда она проходила мимо, о путешествии в Нью-Йорк, о работе учителем или фотографом. Жизнь была поверхностной и зависимой от материального, от земного. Зеленка чрезмерно заботилась о своей красоте и стиле. Она могла часами смотреться в зеркало и сожалеть о недостатках и дефектах своей внешности, пытаться исправить все макияжем, чтобы быть желанной. Но на людях она была зажатой и тихой, и никто не обращал внимания на то, какие прекрасные, длинные и изогнутые у нее ресницы.

Зеленка была ужасно не уверена в себе. Она жила как лунатик. Она не видела Божьего света, который пронизывал все вокруг. И лишь «Белая семья» открыла его, дала понять, что все мирское, что окружает ее, ничтожно мало по сравнению с Истиной. Что она – ничто без чистоты и Бога. Ее жизнь была похожа на жизнь многих других на земле. Она – лишь подъем по лестнице. Настоящая дверь в правильный дом откроется позже. Откуда же тогда тоска о том, что ступеньки иногда настолько круты и путь по ним настолько труден? Ведь это достойная цена вечности.

Но сейчас Зеленка думала обо всем том, что рассказала ей Белоснежка во время их последней встречи: о жизни в Финляндии. Она думала о северном сиянии и полярном дне. Она думала о купании в проруби. Это казалось таким необычным, захватывающим… Как в сказке. Уже пять лет Зеленка не помышляла о путешествиях. И вдруг поймала себя на мысли, что тайком – даже от себя – мечтает о том, как зайдет с Белоснежкой в самолет, полетит в далекую Финляндию, сходит в сауну, искупается в чистейшем озере, почувствует запах берез, о котором так завораживающе рассказывала Белоснежка. Она пробудила в ней желание попробовать все это – хотя бы раз в жизни.

Бессмысленная тупость…

Зеленка оглядела комнату, в которой вдоль стен стояли кровати. Здесь их было три. На дощатом полу нет ковра. На стенах нет картин. Ни письменного стола, ни лампы, ни стульев. Ничего лишнего. Ничего, что сможет направить мысли в неверное русло. Им ничего не нужно. Вечерние заботы – лишь молитва. Когда не слишком привязан к земному, становишься ближе к Богу.

Зеленка скрестила руки. Она начала думать неправильно. Начала хотеть такого, чего нельзя хотеть. Ей надо просить прощения.

Ей надо еще усерднее молиться.

Она не могла не помнить о том, что скоро уже полчетвертого. Если она хочет успеть встретиться с Белоснежкой в пять в саду замка, скоро надо выходить.

Зеленка поступит правильно, если не пойдет. В принципе, она под арестом, потому что нарушила правила: привела Белоснежку с собой, в дом Семьи, даже не спросив разрешения. Зеленке было сказано, что никто не может попасть внутрь. Семье надо сначала решить, можно ли ей доверять. Семье недостаточно того, что эта финская девушка – сестра Зеленки.

Зеленка спросила, верят ли они ее рассказу. Но дело не в доверии. А в том, что членам Семьи следует беречь друг друга и свою святую связь. Никому нельзя нарушать это правило… Зеленка бездумно поглаживала безымянный палец правой руки, потому что вот уже несколько лет носила на нем кольцо, подаренное мамой на ее 15-летие. Мама умерла всего лишь через несколько недель после того дня рождения. Зеленка всегда прикасалась к кольцу, когда ей нужно было обрести силу – или утешение.

Но на прошлой неделе она все же сняла кольцо. Адам рассказал ей до этого, как мама Зеленки потеряла веру и отвергла Семью, поэтому ношение кольца – предательство. Девушка выбросила украшение в реку. Там оно и утонуло, как когда-то мама. А силу и утешение можно получить из чего-нибудь другого – из веры, из Бога…

Раздумья Зеленки были прерваны раздавшимся с нижнего этажа страдальческим криком, в котором дрожали слезы:

– Яро умер!

Скрещенные руки девушки расцепились. В ней возникло чувство вины, когда она бежала вниз. А что, если Господь узрел ее греховные, земные мечты и наказал ее тем, что показал, как внезапно может наступить смерть?

Белоснежка сидела в парке замка и смотрела на фонтан, который подбрасывал в воздух сияющие, как драгоценные камни, капельки. Танцуя, они зависали на секунду в воздухе, а затем падали вниз, на поверхность воды. Белоснежка думала – как бы это выглядело, если б капельки вдруг, как маленькие переливающиеся воздушные шарики, вознеслись бы в небеса. И полетели бы далеко-далеко… Она представила себе, как они полетят в Финлянди и упадут приятным теплым дождиком на лицо Огоньку…

Огонек. Она снова думает о нем. Виновато ли в этом расстояние? Проще ли разрешить себе скучать, когда находишься в другой стране? Делает ли это тоску более естественной?

Правильнее всего сейчас было бы заполнить все свои мысли таинственной Зеленкой и ее не менее таинственной семьей. Кстати, хороший вопрос: они действительно родня друг другу? Может быть, у ее отца тайная семья в Праге?..

Но тоска не соглашалась подчиняться здравому смыслу. У нее, Белоснежки, свой путь, и она ничего не может с этим поделать.

Белоснежка смотрела вниз, на город, и вдруг на нее со страшной силой накатило чувство отчужденности и оторванности. Все то, что сейчас окружает ее, к ней не относится. Она здесь лишь гость, турист и уедет отсюда, прежде чем город станет ей достаточно знаком. Она не успеет здесь освоиться.

А где ее настоящий дом?

Точно не в Риихимяки у мамы и папы. И не в Тампере – по крайней мере, пока. Нет в ее жизни такой точки, с которой можно было бы связаться крепкими, прочными связями и назвать ее домом.

Горячий ветер гладил волосы Белоснежки. Она подумала о руке, той единственной, прикосновения и поглаживания которой не хотелось прекращать. В объятиях Огонька она была дома. В тепле его глаз она была в безопасности, жила полной жизнью. Она была сама собой, ей не надо было ничего изображать, прятаться, скрывать, терять себя по частям. Она была счастлива. Она чувствовала себя любимой…

Ветер принес с собою ароматы цветов, деревьев… ароматы лета. Они так опьяняли, что Белоснежке даже пришлось сесть. Ощущение оторванности и бездомности опутало ее невидимыми нитями. Начало с ног, связало их, продвинулось вверх по бедрам, талии, притянуло руки к бокам, обвило шею, заткнуло рот…

А вдруг у нее никогда не будет ощущения дома без Огонька?

А вдруг она больше никого не сможет полюбить?

А вдруг она потеряла того единственного человека, с которым могла быть счастливой?

Вспомнилось одно июльское утро. Всю ночь они проболтали, никто так и не смог заснуть. Взошло солнце. Его свет проник в окно спальни, мягко и безопасно, сглаженный ветвями растущей у окна березы. Они лежали на узком диване, лицо к лицу, бок о бок. Огонек пристально, как обычно, смотрел на Белоснежку. Взгляд его не был оценивающим – он был теплым, любящим.

– Ответь честно, Белоснежка, – сказал он.

– Давай.

– Как часто ты задумываешься о том, что ты прекрасна?

Белоснежка немного помолчала.

– Честно? Никогда.

Это было правдой. Ей так часто, так много лет кричали, что она уродина, – и она смирилась с этим. Иногда Белоснежка сама думала о том, что уродлива. Она думала, что в этом и кроется причина ее бед. Что она настолько уродлива, что ее мучительницы просто не могли не плевать ей в лицо, не бить ее. От ее внешнего вида их настолько тошнило, что они не могли сдержаться. Потом уже она поняла, что не в этом дело.

После этого Белоснежка начала думать, что она не то чтобы уродина, а просто никакая. Поэтому безразлично, как она выглядит. Ее не интересовало то, что в чьих-то глазах она может быть красива. До тех пор, пока не встретила Огонька.

– Я немного побаивался этого, – произнес он. – Того, что скажу тебе, что в тебе все прекрасно.

Он выдал это серьезно и даже официально. Белоснежке стало смешно.

Огонек поднял руки и нежно погладил пальцами пробор в ее волосах.

– Твой лоб. У тебя такой лоб, по которому видно, что за ним кроется множество мыслей.

Его ласковые пальцы продолжили путь к бровям.

– Твои брови и глаза, они образуют единое целое. У тебя ясные глаза совершенной формы. И такой пронзительный взгляд, что я запутался в словах, когда впервые тебя увидел.

Сердце Белоснежки начало бешено колотиться, на ресницах блеснули слезы. Слова Огонька ласкали ее так же, как его пальцы. Они находили в ее душе места, которые можно ласкать и гладить.

Прикосновение к щеке. Легкое как перышко.

– Дуга подбородка. Одновременно изящная и сильная.

Его пальцы ласкали ее губы. Эти прикосновения, казалось, охватывали все тело. Низ живота. Ниже.

– Твои губы… У тебя самые прекрасные губы, которые я когда-либо видел. И самые мягкие, которые когда-либо целовал.

Белоснежке хотелось, чтобы он поцеловал ее прямо сейчас, но Огонек лишь продолжил движения пальцами к шее, вдоль ключиц.

– Невероятно красивые шея и затылок. И переход от шеи к плечам. А твои ключицы – как крылья птицы.

Дыхание Белоснежки усилилось. Она была удивлена тому, как близко, рука к руке, идут рядом умиление и желание. Пока слова Огонька вызывали в ней удивление, волнение и благодарность, его прикосновения были ей жизненно необходимы. Кто-то видит ее прекрасной. Кто-то видит ее такой, какой не видел никто другой. Ей было от этого мучительно хорошо.

Руки Огонька опускались ниже. Его дыхание тоже сбилось, и он прошептал ей на самое ухо:

– Твоя грудь…

Потом слова иссякли. Рассказ продолжили прикосновения.

У них была еще другая игра. Она называлась «Карты сокровищ». Точнее, у нее были две версии: душевная и физическая.

Правила душевной карты были такими: ее создатель пишет на бумаге слова или рисует картинки, в которых для него есть какой-то смысл, какая-то связь с реальной жизнью. Между ними идут тропинки. Смотрящий на карту может выбрать, по какой из них он пойдет. Создатель карты, в свою очередь, рассказывает, как связаны между собою предметы, соединенные этой тропинкой, и какая история стоит за ними.

Так, кусочек за кусочком, Белоснежка и Огонек узнавали друг о друге все больше и больше. Страхи, сны, мечты. Тайны, о которых они никогда и никому больше не рассказывали. Желания, которые слишком хрупки, чтобы озвучивать их.

Душевная «Карта сокровищ» открывала потайные ящики, которые до этого были закрыты. Белоснежка и Огонек давали друг другу ключи от них: на, открывай, я тебе верю.

Физическая «Карта сокровищ» тоже составлялась на основе доверия. Создатель карты рисовал свое тело и обозначал объекты, с которыми нужно было что-то сделать. Смотрящий на карту должен был выбрать, в каком порядке идти от объекта к объекту и сколько раз. Создатель карты всегда рассказывал после выбора смотрящего, как он хочет, чтобы поступили с объектом – прикоснулись, поцеловали, укусили или просто посмотрели. Смотрящий на карту должен был выполнить все эти желания.

«Карты сокровищ» не были самоцелью. Всего лишь нежная игра, которую можно было прекратить в любой момент. Можно было по желанию отбросить в сторону буквы и картинки и сосредоточиться на том, как одни ситуации приводят к другим – непринужденно, сами по себе.

Было время, когда между Белоснежкой и Огоньком все было правильно, ясно, хорошо и естественно. Она потом часто видела это во сне. И каждый раз пробуждение казалось насильственным и несправедливым.

Зачем же просыпаться, когда реальность сна и лучше, и вернее?

Он соврал. Он рассказал то, что могло быть, но чего не было. Он четко и аккуратно продумал историю и не попался.

Так ли уж плоха ложь? Если ложь прекраснее правды. Если ложь дает говорящему и слушающему больше, чем правда.

Ложь становится легендой. Легенда становится правдой.

Не жалко.

Он хотел увидеть конец этой истории, до самой последней странички. Он рискнул, хотя знал, что конец может быть жестоким. Его конец.

12

Интервью и смерть от несчастного случая в один и тот же день… Белоснежка подозревала, что это не совпадение.

Белоснежка взглянула на часы на мобильнике. Уже пять. Зеленки не видно. Возможно, она не придет. Телефон в руке Белоснежки казался тяжелым. Как будто он призывал: «Позвони отцу. Спроси прямо». Девушка уже начала думать об этом. Она подумала о внезапной атаке. Что поболтает сперва о погоде и о чем-нибудь в таком роде – безопасном, – а затем ошарашит прямым вопросом, нанесенным слева и сзади: возможно ли, что у него в Праге есть другая дочь? Она сразу же услышит по голос отца, если он соврет. По крайней мере, ей кажется, что она услышит. Она не может сказать это наверняка; возможно, ее отец лучший лжец, чем она полагает.

Если Зеленка – папина дочь, и если все, что она рассказала, правда, то Белоснежка знает отца еще меньше, чем полагала до этого. Но знают ли на самом деле дети своих родителей? До самых глубоких, потайных уголков? Обычно они видят лишь кусочки, маленькие частички. Они не знают, каковы их родители были в детстве, о чем мечтали в подростковом возрасте. Даже если родители рассказывают об этом, они все приукрашивают, потому что рассказывают это детям.

А в семье Белоснежки о таком и не говорили. Это не было в их правилах. Иногда Белоснежке казалось, что она прожила первые шестнадцать лет своей жизни с абсолютно чужими людьми. Или, по крайней мере, с просто знакомыми.

Пять минут шестого. Белоснежка поднялась с белой деревянной скамейки и размяла ноги. Она сегодня слишком много ходила пешком. Впрочем, ей нравились пешие прогулки. Так лучше видишь город – полнее, чем, например, на трамвае, автобусе или метро.

Белоснежка уже думала уходить – в животе у нее рычал голод. В руке она сжимала телефон. Сейчас, возможно, лучшее время пробить трещинку в толстом стекле молчания их семьи. Отец нашелся на букву п. Как паппа. Белоснежка позвонила прежде, чем передумала.

Ответили сразу. Но не отец, а мать.

– Петер на пробежке и, как видишь, забыл телефон дома, – сказала она. – У тебя что-то срочное? Я скажу ему перезвонить тебе.

Белоснежка почувствовала головную боль, как только услышала взволнованный голос матери.

– Нет… Мне просто пришло в голову… когда папа был здесь, в Праге? – спросила она быстро.

На том конце трубки вдруг стало тихо. Сейчас, конечно же, мама начнет утверждать, что отец никогда не был в Праге. Это был бы единственный логичный ответ, ведь папа ни словом не обмолвился, что ездил сюда, даже когда Белоснежка планировала свое путешествие.

– Вы говорили об этом? Я думала, что Петер… Что он хочет забыть… Это было так много лет назад… Плохое время…

Голос матери стал странным. Белоснежка никогда раньше не слышала его таким. Его тон был одновременно грустным и честным, сдержанным и открытым. Как будто мать на секунду забыла, с кем говорит, и хочет сказать больше. В этот момент стена между ними стала ниже. Правильный был вопрос…

– Здесь что-то случилось? – спросила Белоснежка.

– Не в этом дело… – протянула мама.

И тут Белоснежка услышала, как кто-то бежит по песчаной дорожке. Зеленка. Запыхавшаяся, с красными глазами… заплаканная?

– Мне надо идти. Созвонимся позже, – быстро сказала в трубку Белоснежка и нажала кнопку «отбой».

Мысли ее бешено галопировали. Правду можно было узнать двумя путями – а сейчас эти пути пересеклись.

– Яро умер, – сразу же сказала Зеленка.

– Яро?

– Один из нашей семьи. Попал под машину. Скончался на месте. Ты, возможно, видела его вчера в окне.

Из глаз Зеленки начали литься слезы. Белоснежка достала из кармана мятый бумажный платок и протянула ей. Зеленка взяла его таким же движением – доверчивым и естественным, – как делает ребенок, берущий платок у родителей.

Конечно, Белоснежка помнила мужчину, его узкие плечи и острый резкий взгляд темных глаз. Перед глазами тут же встало его лицо, и она вспомнила, где еще его видела. В кафе. Он говорил с каким-то молодым человеком, видимо, журналистом, который что-то записывал за ним в блокнот. Белоснежка прошла мимо их столика в туалет. Она тогда еще подумала, что, вот, у кого-то берут интервью, но не связала лицо пожилого мужчины и лицо из окна.

Интервью и смерть от несчастного случая в один и тот же день… Белоснежка подозревала, что это не совпадение.

13

Людям никогда не надоест смотреть по вечерам, как кто-то кого-то убивает, никогда не надоест разгадывать тайны чужой смерти…

Рост метр восемьдесят. Волосы очень темные, но не черные. Глаза карие. Светлые, слегка потертые джинсы, которые выглядят в полной мере познавшими жизнь, но по ним сразу ясно, что они дорогие и на самом деле новые. Светлая рубашка… в клетку? Нет, вроде в полоску. Белоснежка не была уверена. По возрасту что-то между двадцатью двумя и тридцатью. Одновременно мальчик и мужчина – трудно определить.

Сидя у реки, Белоснежка уплетала бутерброд с сыром и пыталась сфокусироваться на своих воспоминаниях. Она знала, что данных у нее маловато. На их основании у нее нет никаких шансов найти в большом городе журналиста, бравшего интервью у Яро.

Да и зачем вообще пытаться? Какой-то совершенно не знакомый ей человек попал под машину и погиб. Это не должно ее касаться. И все же касается… Если его смерть – не случайность, то, возможно, Зеленке тоже грозит опасность. А Зеленка может быть ее сестрой.

Белоснежка не рассказала ей, что видела Яро раньше и при этом у него, похоже, брали интервью. Лучше ей пока этого не знать. Не стоит раздувать в ней лишний страх. Ведь Белоснежка видела, что Зеленке уже страшно. Они успели поговорить лишь полчаса, потом пражанке надо было уходить. Большая часть этого разговора заключалась в том, что Белоснежка пыталась изо всех сил утешить плачущую Зеленку, которая повторяла что-то совершенно нелогичное: мол, не должен был Яро пока умирать, хоть это и не важно, но все пошло не так. Белоснежка не могла вытянуть из нее ничего более толкового.

Еще Зеленка сожалела о том, что не смогла сделать так, чтобы ее семья приняла Белоснежку. Дескать, она слишком спешила, хотела, чтобы все случилось сразу; что ей надо учиться быть терпеливее. Но все еще будет. Всему свое время. Семья еще встретит ее сестру с распростертыми объятиями. Белоснежка не стала говорить, что эта мысль кажется ей жутковатой.

У нее осталась масса вопросов, но Зеленке надо было идти. Оказывается, ей даже не позволяли выходить сегодня на улицу, но ей нужно было увидеть Белоснежку.

Когда та спросила, есть ли у Зеленки мобильник, чтобы им было проще связаться, девушка ответила:

– Конечно, нет. Это все мирское.

Они договорились встретиться завтра у Петршинской башни. Белоснежка удивилась, почему все время меняется место их встречи, но услышала лишь, что лучше не светиться в одних и тех же местах. Больше Белоснежка не задавала вопросов. Она уже усвоила, что ее новая подруга ведет себя странно, и была уверена, что этому есть причина и до нее надо докопаться.

День вокруг Белоснежки становился вечером, но было еще жарко. Девушка почувствовала легкий запах пота от своей майки без рукавов. Надо вечером простирнуть ее и повесить на ночь сушиться. Она взяла с собой в путешествие чертовски мало вещей, что вредно сказалось на наличии чистой сменной одежды. Мысль о шопинге среди тысяч других туристов не привлекала. Кроме того, в этом случае ее поездка перестанет быть спокойным отдыхом.

Белоснежка взвесила все варианты своих дальнейших действий. Она не может пойти в полицию Праги, ведь ей нечего им сказать. «Эй, тут один мужик попал под машину и умер. А я видела его до этого днем, беседующим с журналистом. Я его не знаю, только его имя и то, что жил он в большом деревянном доме. Там тусуется странная компания людей, но я не знаю, что их объединяет. С ними живет молодая девушка, которая может быть моей сестрой, или, точнее, единокровной сестрой». Ей же рассмеются в лицо. Или, того пуще, посадят в «дурку», чтобы понять, принимает ли она галлюциногены. Или в лучшем случае просто выдворят обратно на улицу, блуждать среди других слегка сумасшедших людей.

Она могла бы позвонить домой и рассказать обо всем родителям, посоветоваться с ними. Любой бы так и поступил. Но Белоснежка – не «любой», и ее семья тоже не «любая». У них так не принято. Кроме того, она была уверена, что после их последнего разговора мать попросит отца не болтать лишнего. В худшем случае ее заставят вернуться домой, и все так и останется неясным.

Не остается ничего другого, кроме как решать все самой, своим умом. Так она всегда и поступала.

Белоснежка напрягла память. Надо вспмнить в облике журналиста что-то особенное, что поможет ей его найти. Она знала, что ее мозг запоминает даже незначительные детали. Надо только их раскопать… Нет, у него не было кольца. Значит, не женат. Ну и ладно… Его поведение было уверенным и привычным. Значит, это не первое его интервью. Видимо, он опытный журналист…

Белоснежка закрыла глаза и вернулась к тому моменту, когда возвращалась из туалета. Она прошла совсем близко от их столика. Ее взгляд упал на блокнот… Но тут полный облом. Даже если она и владела бы чешским языком, то все равно ничего не поняла бы в этих записях – почерк был очень неразборчивым. Так… у нее тогда мелькнула какая-то мимолетная, незначительная мысль, на тот момент неважная… Ну да! Помимо неразборчивых записей, в блокноте было что-то особенное, ярко выраженное. Поэтому-то Белоснежка и обратила внимание на эту деталь… Что же это было?

«Думай, думай», – подгоняла себя Белоснежка. Мимо прошли смеющиеся туристы. Она крепко зажмурилась. Мысли не должны ослабевать сейчас, когда в ее памяти что-то начало прорисовываться.

На верхнем крае блокнота… маленький такой… логотип! Ну конечно же. Логотип организации. Белоснежка припомнила что-то круглое и оранжевое… Что-то еще? Какой-то символ?.. Цифра, вот что это было. Цифра восемь. Знакомый логотип, где-то она его видела… Но где?

Белоснежка открыла глаза.

Оранжевая восьмерка. Она четко видела ее, но не могла ни с чем связать. Девушка отпила из бутылки с водой и пошла дальше. Возможно, картинка всплывет в памяти, когда она двинется с места… Белоснежка поднялась по ступенькам с берега к мосту. На нем была вертящаяся реклама. Улыбающаяся женщина, представляющая новый стойкий дезодорант, как раз «уплыла», и открылась реклама детективного сериала. Людям никогда не надоест смотреть по вечерам, как кто-то кого-то убивает, никогда не надоест разгадывать тайны чужой смерти…

Белоснежка уже хотела идти дальше, как взгляд ее упал на логотип внизу рекламы. Оранжевый круг, а в середине восьмерка.

Конечно же! Телеканал «Супер 8»!

Теперь она знает, где работает журналист.

14

Кто-то двигался по комнате.

Шаги тяжелые и тихие. Кто-то очень хочет быть тихим…

Стеклянная поверхность здания была настолько огромной, что оно казалось почти нереальным. Стекло переливалось в лучах заходящего солнца розовым, пурпурным и оранжевым; последний пылал еще более ярко и насыщенно, чем оранжевый логотип. Найти здание «Супер 8» в центре было несложно. Крутящийся логотип стеклянного здания был виден в конце длинного пути. Белоснежка заглянула сквозь стеклянную стену в вестибюль, где служащая сосредоточенно красила ногти. Видимо, люди здесь работают допоздна…

Белоснежка быстро выполнила домашнее задание, «прогуглив» «Супер 8» на своем мобильном. Выяснилось, что на самом деле это компания, состоящая из телеканала, а кроме того, вечерней газеты, нескольких журналов и огромного количества интернет-страниц. «Супер 8» был действительно супер. У него есть власть и влияние.

Белоснежка немного поколебалась. У нее не было четкого плана. Потом она решила действовать так, как обычно поступала, когда была не уверена в себе. Изобразить полную уверенность. Это срабатывает в 90 процентах случаев. Она распрямила спину и шагнула внутрь.

Служащая, продолжающая красить ногти, была не в восторге, увидев жарившуюся целый день на солнце потную туристку. По выражению ее лица было видно, что она хотела бы вежливо попросить незваную гостью катиться той же дорогой, по которой та пришла сюда, но ей лень открывать рот и произносить хоть какие-то слова. Однако Белоснежка немедля перехватила инициативу.

– Excuse me, I’m looking for a man[21], – начала она.

Служащая состроила выражение лица, которое, казалось, говорило: «Как и все мы, дорогуша».

– Я, к сожалению, не помню его имени, но он здесь работает. У нас назначена встреча, – убежденно произнесла Белоснежка.

Служащая оглядела посетительницу с головы до ног; взгляд ее выражал сомнение, а не позвать ли ей охрану. Затем она вздохнула и сказала:

– Вам надо дать более развернутое описание. Здесь работает очень много мужчин.

Белоснежка на несколько мгновений задумалась, еще раз представляя себе облик журналиста. Служащая поморщила лоб. Белоснежка быстро оценила ее возраст – что-то между двадцатью пятью и тридцатью. Она похожа на женщину, которая ходит на свидания не так часто, как бы ей этого хотелось, но обращает внимание на красивых мужчин и их семейное положение.

Поэтому Белоснежка закусила нижнюю губу и нагнулась над стойкой, доверительно прошептав:

– Прямо говоря, красавчик. И без кольца.

Глаза служащей сверкнули.

– Мне кажется, это Иржи. Но он наверняка уже закончил работу и ушел домой. Вы уверены, что… А вот и он! Иржи, к тебе гостья.

Белоснежка увидела молодого мужчину, выходящего из лифта. Да, это он, тот самый, кого она видела накануне. Мужчина удивленно взглянул на двух девушек и что-то сказал служащей по-чешски. Та взглянула на Белоснежку. Ее лоб наморщился еще сильнее. Белоснежка поняла, что надо действовать прежде, чем охранники вытолкают ее взашей.

– У меня есть для вас информация о мужчине, у которого вы сегодня брали интервью. Он умер, – сказала Белоснежка.

Выстрел был точным. На лице мужчины, которого назвали Иржи, она увидела неподдельный интерес.

– Ну-ка, пойдем, поговорим, – сказал он и взял ее за руку.

Служащая посмотрела им вслед – немного печально, – вздохнула, пожав плечами, и продолжила покраску ногтей.

Мужчина поднес трубку к уху. Надо позвонить как можно скорее. Таковы инструкции. На телефон ответили сразу.

– Какая-то молоденькая девушка пришла поговорить с ним сразу после случившегося.

– Молодая девушка?

– Да, говорит по-английски. Похоже, туристка.

– Может, компания на один вечер?

– Она не похожа на такую. Кроме того, она, кажется, знает о смерти номера один.

На том конце стало вдруг тихо.

– Ты проследишь за ними?

– Конечно.

– Хорошо. Позволь ей все рассказать. Возможно, в данном случае это будет логично.

– А потом?

– Мы не знаем, кто она. Мы не можем себе позволить, чтобы кто-то вмешивался в дело на нынешнем этапе. Когда они разойдутся, устрани ее.

– Все ясно.

Мужчина уже был готов повесить трубку, когда женщина дала ему еще одну инструкцию.

– После разговора сфотографируй девушку и отправь ее мне и Отцу. Если получится так, что она в этот раз сбежит от тебя, нам надо знать, как она выглядит.

И женщина повесила трубку, прежде чем мужчина что-то сказал. Он подавил ворчание, которое уже готово было вырваться из его горла. Эти слова: «Если получится так, что она в этот раз сбежит от тебя…» У него не было привычки отпускать жертву. Его работа – делать так, чтобы, если работодатель захочет окончательно остановить кого-то, этот «кто-то» был остановлен. Все же он не зря имеет репутацию лучшего и надежнейшего наемного убийцы в городе. А надежность – это значит, что он не нервничает в отличие от заказчика. Он четко выполняет все инструкции.

Убийца поднял трубку мобильника и сделал вид, что фотографирует старое здание с декором, хотя в действительности сфотографировал девушку с короткими волосами. Он сделал три хорошие фотографии, по которым ее можно легко узнать.

Девушка выглядела молодой, решительной и, честно говоря, совсем не опасной. Предостережения заказчика казались преувеличенными. Но залог профессионализма – не обсуждать приказы. Он не чувствовал к жертвам ни ненависти, ни сочувствия. А если бы почувствовал, то больше не смог бы работать.

Убийца отправил фотографию одновременно заказчику и мужчине, называемому Отцом. При желании они могут посмотреть, как выглядела девушка, когда была жива. Ей уже недолго осталось.

Когда через пару часов Белоснежка уселась на кровать своей комнаты, ее голова была тяжелой от мыслей и вопросов, а потная одежда ощущалась на теле как смирительная рубашка. Срочно в душ. Немедленно. Под прохладной водой будет проще поразмыслить о том, что рассказал Иржи Гашек и как это отразится на ее дальнейших действиях.

Белоснежка сорвала с себя шорты, майку, нижнее белье и ринулась в ванную. Затем затолкала немного заржавленную металлическую затычку в слив раковины, швырнула туда одежду и налила воды. Плеснула в нее немного мыла. Это уничтожит противный запах пота.

Белоснежка помнила, что напор здесь слабый. Но это не беда. Прохладная, даже почти холодная вода – великолепная штука. Она освежает мысли.

Иржи сказал, что…

Вдруг Белоснежка услышала странный звук. Она закрыла воду и прислушалась. Кто-то пытался открыть ее дверь. Может, какой-то бухарик, шибанутый солнцем, забыл номер комнаты? Но за дверью не слышно ни кряхтения, ни ругательств. Белоснежка обернулась полотенцем и уже было отправилась сказать взломщику пару ласковых, когда вдруг услышала, как щелкнул замок и дверь тихонько отворилась. Девушка застыла на месте в ванной и прислушалась.

Кто-то двигался по комнате.

Шаги тяжелые и тихие. Кто-то очень хочет быть тихим.

Уборщица? Не в это время. Кроме того, уборщицы громко кричат: «Cleaning[22]» или «Room service[23]».

Грабитель? Это кажется более очевидным. Хорошо бы он взял только деньги, а не паспорт.

В ванной нет окна. Не убежать. Белоснежка очень хотела, чтобы он взял первое, что подвернется ему под руку, и убрался. Но поняла, что эти надежды напрасны, когда увидела, как опускается ручка двери ванной…

Крупный, высокий, загорелый мужчина открыл дверь и чуть не споткнулся о скомканное полотенце на полу. Он отодвинул занавески, но там никого не было. Мужчина потрогал одежду, стирающуюся в раковине. От него исходил запах дешевого одеколона и сильная отвратительная вонь мужского пота.

Белоснежка смотрела на его макушку. Мужчина начал лысеть. Возможно, он сам не подозревает, что посреди черных волос у него завелась маленькая лысина. Белоснежка не пыталась сдерживать дыхание. Она знала, что такая задержка вредно сказывается на том, чтобы оставаться тихой. Можно непроизвольно выдохнуть – и это будет слышно гораздо лучше, чем тихое размеренное дыхание.

Белоснежка застыла без движения в находящейся сверху вентиляции. К счастью, в гостиницах уровня полторы звезды потолок выложен так, что вентиляцию от помещения отделяет лишь пара пластиковых секций. Девушке удалось подтянуться на руках и попасть в проем между ними.

Мужчина смотрел по сторонам. Он даже постучал по стенам. Он не смотрел наверх. Пока.

Кто это, и какого черта он здесь делает?

Белоснежка почувствовала, как с ее мокрых волос течет струйка воды, по лбу к кончику носа. Там она формируется в здоровую каплю, которая, как назло, вот-вот сорвется вниз. Белоснежка не могла ее стряхнуть. Она знала, что если капля упадет, то грянет прямо по его лысой маковке. И тогда он посмотрит вверх…

Ее руки и ноги дрожали от усилия. Нужно оставаться неподвижной.

Вдруг из коридора послышался знакомый крик. Соседи-тусовщики.