Белый, как снег Симукка Салла
Белоснежка сделала вид, что кивает в знак согласия. А потом продолжила свое движение головой и молниеносно ударила лбом в нос мужчины. Хватка его ослабла – больше от удивления, чем от боли, – и из носа на белую майку Белоснежки хлынула кровь.
Девушка вывалась, открыла машину и понеслась по улице. Она летела вперед и высматривала скопления людей. Ей надо достичь Карлова моста, куда притягиваются, как намагниченные, туристы со всего мира. Около моста толпа стала еще плотнее. Люди стояли на месте и смотрели куда-то вверх, когда Белоснежка безнадежно пыталась протиснуться сквозь их массу. Интересно, чего они ждут?
Белоснежка оглянулась, посмотрела вверх и поняла: на балконе появился трубач и заиграл полуденную мелодию. Все пространство перед мостом было забито народом. Удастся ли оторваться от преследователя?.. Вроде бы его не видно. Белоснежка вкрутилась в толпу в надежде спрятаться. Сердце ее учащенно билось.
Тут она услышала где-то за своей спиной голос. Бросила взгляд через плечо и увидела, что мужчина мелькает поодаль, но недостаточно далеко. Он заметил ее и рванул вперед, столкнув с дороги нескольких бабушек, которые закричали ему вслед ругательства на французском языке.
В голове Белоснежки, как молнии, мелькали мысли. Получится ли у нее убежать через Карлов мост, заполненный людьми, или стоит бежать вдоль реки по берегу? На мосту будет невозможно двигаться дальше. Но с другой стороны, у преследователя будет та же проблема. Не отважится он стрелять или напасть на Белоснежку на мосту. Слишком много свидетелей.
Решение принято. Белоснежка скрючилась, чтобы незаметно пробраться под рукой какого-то японца именно в тот момент, когда тот поднял свой телефон, чтобы сфотографировать трубача. Она не видела, но зато прекрасно слышала, как через пару секунд преследователь врезался в руку японца, телефон взлетел в воздух и оттуда упал на мостовую. Закончив усиленно бурчать, японец понял, что завершение жизненной линии телефона совпало с окончанием его полета.
Мост охраняли тридцать фигур святых по обеим его сторонам. Святой Ян Непомук, святой Вит, святая Лютгарда, Иоанн Креститель, святой Вацлав, святой Сигизмунд, Иуда Фаддей, Франциск Ассизский… Прочитанные в путеводителе имена отбивали в голове Белоснежки тот же ритм, что и ее ноги по каменной мостовой. Каменный мост. Когда-то так назывался Карлов мост. Воображение у того, кто придумал такое имя, видимо, скакало свободным галопом…
Соленый жгучий пот залил Белоснежке глаза, и она вытерла их ладонью. Она не смогла бы пробежать по мосту вслепую: огибать туристов, продавцов всякого хлама, уличных художников и музыкантов – не самое простое занятие. Сандалии натерли ноги в кровь. Это тебе не кроссовки, а грязный, мокрый хлопчатобумажный топик – не спортивная майка. И жара в двадцать восемь градусов – не лучшая погода для пробежки. Но Белоснежка не могла выбирать. Только вперед, только бы сбежать.
Мужчина не отставал. Сейчас он бежал лишь в нескольких метрах от нее.
Гонка привлекла внимание туристов. Впрочем, они решили, что это постановка, и теперь одни криками подбадривали Белоснежку, другие – ее преследователя.
Квинтет, играющий что-то драматичное, сбился в нотах, когда Белоснежка пронеслась мимо. Она услышала, что они заиграли знакомую задорную мелодию. «Битлз».
You’d better run for your life if you can little girl…[29]
«Вот спасибо вам!.. Я ж от смерти убегаю», – успела подумать Белоснежка, прежде чем столкнулась с тучной немкой, которая как раз сделала широкий шаг в сторону перед ней.
– Mein Gott![30] – вскрикнула толстуха.
– Entschuldigung![31] – выхватила из своего словарного запаса Белоснежка и продолжила бег.
К счастью, немка смогла немного затормозить преследователя, который в итоге отпихнул ее в сторону, грубо и без извинений.
Пытаясь выдержать темп и ощущая пот, который рекою тек по икрам, Белоснежка тем не менее не могла больше протискиваться через толпящихся людей так же шустро, как в начале гонки.
Посреди моста фотографировали японскую невесту. Белоснежка не была уверена в том, настоящая это фотосессия или постановка. У невесты был невероятно длинный, неудобный шлейф, который Белоснежка смогла перепрыгнуть в последний момент. Через пару секунд послышался звук рвущегося сатина, который подсказал, что преследователю не так повезло.
Белоснежка продолжала двигаться вперед.
Следующей на ее пути оказалась группа американских туристов. Белоснежка в ужасе смотрела на стену из людей, затем увидела одну узкую лазейку, в которую только-только смогла протиснуться.
– And as you can see, here we have a statue of a… running girl… I mean…[32]
Белоснежка не осталась дослушивать, как гид вырулил назад к тексту экскурсии. Преследователь прорезал стену туристов, как ледокол. Продвижение вперед становилось все труднее и труднее. Белоснежка чувствовала, как жара начала вызывать у нее головокружение. Во рту уже давно было совершенно сухо. Ей казалось, что она никогда в жизни не выпила даже капли воды.
Ноги дрожали. Белоснежкин локоть задел руку карикатуриста именно в тот момент, когда тот воспроизводил нос мужчины с черной бородой. Ну, возможно, такая смелая линия даже лучше… Толпа оттеснила Белоснежку ближе к краю, и она ухватилась за угол какого-то пьедестала, чтобы не врезаться в перила моста. Глянула вверх. Статуя святого Яна Непомука. Пьедестал был отполирован прикосновениями тысяч рук.
Чешский мученик, которого казнили, сбросив с моста.
Не верится, что все прочитанное в путеводителе так запомнилось. Белоснежка запомнила даже, что прикосновение к статуе приносит удачу и обещает возвращение в Прагу.
Удача ей сейчас не помешала бы. Она практически слышала близкое дыхание преследователя. И не была уверена, захочет ли когда-либо вернуться в Прагу, если выберется отсюда живой.
Белоснежка уже была почти на другой стороне моста. Сердце усиленно билось в груди, пытаясь доставить кислород мышцам, которые были уже на грани разрушения. Ей было настолько жарко, что казалось, весь ее организм кипит.
Играющий на стаканах… Не может быть. Белоснежка видела перед собой пожилого хрупкого мужчину, который играл на таких же хрупких стаканах. Их перед ним было несколько десятков, на трех разных уровнях. Белоснежка, из последних сил удержав равновесие, обогнула музыканта сзади и аккуратно миновала его, не разбив ни одного стакана.
Пожилой мужчина, как будто сам сделанный из стекла, в благодарность поднял руку.
Рановато…
Позади Белоснежки загрохали тяжелые шаги преследователя. Вскрикнул старик, один стакан разбился вдребезги, за ним – второй, третий, четвертый… Эффект домино заставлял стаканы разбиваться, задевать другие, и те тоже разбивались. Преследователь кричал и ругался. Скорее всего, он поранился и сильно отстал.
Белоснежка сбежала с моста, поклявшись, что никогда больше не пройдет по нему по собственной воле.
Сознание того, что преследователь упустил ее, заставило почувствовать себя лучше. В ноги вернулась сила, горячий воздух больше не обжигал легкие, трение сандалий не чувствовалось – даже пот тек освежающе.
Подбежав к ступенькам собора Святого Вита, Белоснежка преодолела их за пару шагов. От восторга, вызванного удачным побегом, на пятках будто выросли крылья. Она опоздала на встречу на пару минут, зато добралась до места живой. А ведь последний пункт был совершенно не очевиден…
– Go, go, go![33] – поддерживали Белоснежку сидящие на лестнице мальчишки.
Она оглянулась, хотя в этом не было необходимости.
Никто не преследовал ее.
Сейчас она надеялась лишь на то, что Зеленка ждет ее в условленном месте.
22
Топик Белоснежки выглядел экстравагантно. Красное на белом. Как будто она пришла прямиком со скотобойни…
Из зеркала на них смотрели две девочки. Старшая и младшая. Сестры. Они держались за руки…
Картинка перед глазами Белоснежки пропала. Теперь она видела в зеркале себя и Зеленку. Они вошли в тот же самый женский туалет кафе, где разговаривали в прошлый раз. Белоснежка надеялась, что тут преследователь вряд ли будет их искать, хотя вполне мог каким-то образом проследить за ней до этого места. Но вряд ли он рискнет, привлекая к себе внимание, запросто зайти в дамскую комнату.
Топик Белоснежки выглядел экстравагантно. Красное на белом. Как будто она пришла прямиком со скотобойни. Работник кафе посмотрел на нее, подняв брови, но выражение лица Белоснежки было настолько жестким, что тот почел за благо промолчать.
Зеленка покачала головой, и из глаз ее потекли слезы.
– Я не могу, – сказала она.
Она твердила эти слова все время, хотя Белоснежка пыталась втолковать сестре, что если Зеленка не уедет с ней, то вскоре может умереть.
– Тебе смертельно опасно возвращаться. Этот псих Адам хочет убить всех вас.
Белоснежка старалась, чтобы ее голос был ровным, хотя ей хотелось кричать.
– Мы обретем вечную жизнь, – произнесла Зеленка.
Белоснежка бессмысленно колотила ладонью по раковине. Ну как нужно говорить с этими безумцами, чтобы правда дошла до их промытых мозгов?
– Ты наверняка обретешь вечную жизнь, если ты в это веришь, – вздохнула она. – Но вот спешить не стоит. Еще успеешь сделать это через несколько десятилетий, когда поживешь здесь, на земле, полноценной жизнью. А потом умрешь счастливой в старости.
– Не я выбираю мгновение смерти. Мне надо принять то, что дано свыше.
Зеленка повторяла это, как машина. Слова вылетали из нее, как заученные, много раз повторенные, записанные на пленку.
– Не надо так говорить. Ты можешь сама принять решение.
– Если я уйду, у меня ничего не останется. У меня ничего нет. У меня никого нет.
Белоснежка взяла за руку Зеленку. Она смотрела в глаза ее отражению в зеркале.
– У тебя есть я. Сектанты тебе даже не родственники. Ты моя сестра. Я помогу тебе.
Зеленка лишь покачала головой и горько заплакала.
– Нет, это неправда, – сказала она наконец.
– Правда. Я уверена.
– Нет. Я солгала тебе. Я все это придумала. Это сказка.
Белоснежка выпустила руку Зеленки. Она вдруг обессилела. Это было ошеломляюще. Не то, что Зеленка солгала, а то, как от этого стало плохо. Головоломка из тайн прошлого вдруг рассыпалась из-за одной фразы, и та дыра, что оказалась на ее месте, была еще более огромной, более пустой, чем раньше. Белоснежка только сейчас поняла, как она надеялась на то, что благодаря Зеленке раскроется тайна ее семьи.
У нее забрали сестру.
– Я тебе соврала, – сказала Зеленка.
– Зачем? – спросила Белоснежка.
Она выбрасывала слова изо рта, как машина. Ее мысли покрыла сумрачная штора, но рот все еще выдавал понятные слова.
– Я знала, что мой отец говорил по-шведски. Так говорила мама. Больше ничего она не рассказывала. Даже имени. Однажды я услышала, как ты говоришь по-шведски с одной группой туристов…
Белоснежка вдруг вспомнила. Группа шведских пенсионеров пыталась выспросить у нее дорогу на плохом английском, но Белоснежка сжалилась над ними и ответила на шведском, чему бабушки и дедушки так обрадовались, что хотели угостить ее мороженым. Белоснежка отказалась. Вдруг ее после этого оставили бы гидом или топографом для этой группы…
– Я проследила за тобой и узнала в хостеле твое имя. Подслушала, когда ты говорила по телефону с человеком, которого сначала назвала Петером, а потом – папой.
Белоснежка вспомнила тот разговор. Она позвонила отцу, и тот ответил на вызов так официально – «Петер Андерссон», – что Белоснежка передразнила его интонацию. Папа тогда объяснил ей, что не увидел на засвеченном ярким солнцем экранчике имени звонящего и поэтому выдал свое полное имя, как того требуют правила вежливости.
– Но почему? – смогла спросить Белоснежка, хотя язык ее словно присох к гортани.
Она не могла вспомнить, чтобы хоть кому-либо когда-либо удалось наврать ей так виртуозно. Она так хотела верить Зеленке, так хотела найти недостающий кусочек головоломки…
– У меня, кроме этих людей, не было никого по-настоящему близкого. У всех остальных есть кто-то, кто больше «ихний», чем чей-то еще. А я всегда хотела сестру. Я думала о том, что если бы у меня была сестра, я не была бы так одинока. И я придумала ее себе. Уже давно создала историю о сестре. Она была настолько реалистичной, что я сама почти в нее поверила. А ты оказалась сестрой из сказки…
Белоснежка слушала слова Зеленки и понимала их, но оставалась холодной. Она думала лишь о том, что Зеленка разочаровала ее. Глубоко.
Белоснежка не произнесла ни слова. И Зеленка молчала. Две девушки в зеркале. Совсем чужие.
– Так что теперь ты понимаешь, что у меня нет никого и ничего. Ничего, кроме «Белой семьи» и веры.
Белоснежка не могла ничего возразить. И не стала уговаривать Зеленку. Пусть делает что хочет. Это больше не ее, Белоснежки, дело. И никогда не было ее делом.
Зеленка легко похлопала ее по плечу и ушла. Белоснежка не оглянулась. Она осталась смотреть на себя, на свой окровавленный топик. Вспомнила свой сон. Кровавые слезы. Du r min syster. Значит, это было фантазией, кошмаром, ложью?
Женщина схватила телефон. Нельзя терять ни минуты. Когда на том конце ответили, она приступила сразу к делу.
– Девчонку не вывели из игры. Она может все испортить. Нам надо поторопиться. Все должно случиться сегодня.
– Сегодня? Не уверен, получится ли…
– Должно получиться. Наш механизм готов. Можно запустить его когда угодно. Тебе следует похлопотать о своей части дела. Скажи лишь, что тебе был приказ свыше. Даже и не соврешь.
– Ложь никогда меня не смущала.
– В этом отношении мы разные. Я не хочу врать. Хочу рассказывать правду, ибо именно она больше всего трогает людей.
– И я совру, чтобы создать правду.
– Тебе за это воздастся.
– На этом свете. А на том?..
– Кому хочется заглядывать так далеко?
– Отлично. Значит, сегодня. В принципе, все готово. Лишь одна искра…
– И возгорится пламя. Как и было нужно. Ровно в семь?
– Звучит заманчиво.
Вера Совакова поглаживала ладонью столешницу. Она думала о том, что совсем скоро все вечерние новости будут полны этим, и только этим. Сначала на ее канале – и больше всего на ее канале. Подробнее и глубже, чем у всех остальных. А на следующий день – в газетах, ее газетах. И много-много недель спустя. Огромные фотографии, слезы, проникновенные интервью, основательные мнения специалистов. Невероятная трагедия, дающая надежду. Легенда о герое.
Она не думала о том, аморально ли это. Конечно же, да. Но с помощью морали не продать ни газеты, ни даже рекламного места. Чем больше читателей и зрителей, тем больше рекламы и денег, чтобы делать еще более интересные новости. Еще глобальнее и трогательнее – легенды, которые вдохновляют, волнуют, движут людей. И все это не фикция, а чистая правда.
Вера Совакова знала, что в этом она не уникальна – человек с гибкими представлениями о морали. Купленные новости, подслушивание, увольнение ставших неугодными журналистов, ушки на макушке в общении с политиками и акулами бизнеса. В сфере масс-медиа всякое бывает. Но она вела свои дела несколько лучше других, была более успешной. Или… как знать? Вера не питала склонности к вере в тайные заговоры, но, с другой стороны, глобальные новости и человеческие трагедии, казалось, удивительным образом связаны с экономическими трудностями определенных медиакомпаний…
Всегда ли случайность случайна? Или кто-то другой двигает пешки по игровой доске?
– А как вы позаботитесь о том, чтобы ваш герой не начал действовать сам по себе? – спросил мужской голос. – Чтобы он не выступил слишком рано?
Вера с самого начала знала, что ее героическая пешка – большой авантюрист. Нужно манипулировать его чувствами и действиями очень аккуратно и деликатно. Вера подыскивала интервьюируемых, сама предоставляла сведения и устроила также, чтобы его дом оказался «в максимально хаотичном состоянии», как она выразилась. Вера не считала его мужчиной – лишь мальчишкой, которым можно управлять, дергая за веревочки. Герой, который думает, что сможет спасти всех в одиночку, хотя на самом деле он олучал лишь нужные сведения и лишь тогда, когда Вера этого хотела.
– Дайте ему четкие инструкции. И поверьте: в нем достаточно благородства, так что он сделает все, как будет сказано. Я гарантирую ему, что полиция и спасатели прибудут на место вовремя. Он жаждет приключений. Он хочет быть автором разоблачительного материала, его «лицом»… Все, пора заканчивать. «Лицо» прибыло.
Вера Совакова повесила трубку в тот момент, когда Иржи Гашек постучал в дверь, готовый к назначенному совещанию.
23
Белоснежка ненавидела быть должной. Сейчас она должна отдать долг Зеленке…
Уже стемнело. Перед глазами осталась одна лишь пустота, и Белоснежке это нравилось. Какое-то время ей хотелось, чтобы темнота не заканчивалась, чтобы можно было надышаться ею, как воздухом, спокойными вдохами, не думая ни о чем, даже о людях вокруг. Но вот на сцене зажегся свет, и перед глазами зрителей появилась картинка густого, прекрасного и вместе с тем мрачного, дремучего леса. Сказка началась.
Когда Зеленка вышла из кафе, Белоснежка осталась сидеть, полностью парализованная. Затем она выключила звук телефона, потому что не хотела, чтобы кто-то побеспокоил ее сейчас. Наконец, она ушла, двигаясь, как сомнамбула.
Зеленка солгала.
Зеленка не ее сестра.
Тайна не раскрыта, проблема не решена. Белоснежка оказалась лишь объектом навязчивой идеи тронутой девчонки. Правда обездвиживала. Белоснежка не могла даже злиться на Зеленку. Никакой тоски. Лишь пустота и безразличие.
Все равно. Все равно, увидит ли она еще когда-нибудь Зеленку или нет. Все равно, пусть хоть вся община убивает ее. Без разницы. Это ее больше не касается. Ее использовали как пешку в какой-то странной постановке, порожденной больной фантазией, и этот фарс свел ее с ума.
Как лунатик, Белоснежка добралась до старого города, и там, повинуясь минутному велению души, шагнула в дверь, которая вела в какой-то подъезд. Подвальный театр, где как раз начинался спектакль теней.
Неплохо. В последние дни в Праге вполне можно поиграть в туристку, сходить на выставку или в театр. Это она и собралась сейчас сделать. Побродить по городу в одиночестве, поделать то, что в данный момент показалось бы ей интересным. Хотя на самом деле Белоснежке хотелось попросту сбежать от своих мыслей и от всего этого хаоса, в котором она погрязла. Она желала сейчас чего-то совсем другого. Чего-то прекрасного.
Белоснежка купила билет и села на задний ряд на деревянную скамью, обитую потертым бархатом. Зал был полупустым, так что в своем ряду она оказалась одна. Это хорошо. Пахнущая потом девочка, майка которой вся в пятнах засохшей крови, – не самое приятное театральное зрелище.
Пьеса была полностью без слов. Зрители погружались в атмосферу музыки и теней.
Жили-были две принцессы, самые лучшие подружки на свете. Они бегали рука об руку по лесу, спасаясь от хищников и чудовищ. Они хранили и оберегали друг друга, раз за разом. Они расчесывали друг другу длинные волосы и рассказывали сказки. Никто и ничто не могло их разлучить…
Белоснежка смотрела, как тени меняют свои формы. Вот принцессы смеются, а вот прыгают через ручей. Они выглядели совершенно живыми, хотя являлись лишь черными контурами на белом фоне. Белоснежка опустошила голову и просто впитывала в себя сказку. Она смогла на время позабыть Зеленку, Иржи, убийцу, общину, Прагу… Она смогла выбросить из головы всех людей.
Существовали лишь она сама – и тени…
Однажды одна из принцесс пропала. Другая искала и искала ее, избегала лес вдоль и поперек, плакала и причитала. Но свою подругу так и не нашла. Прошел год, второй… всего семь длинных лет. Солнце и луна сменяли друг друга тысячи раз. Принцесса больше не смеялась. Она лишь просиживала долгие-долгие дни в лесу и пела грустную песню, которую подруги некогда пели вместе на веселый манер.
Потом принцесса узнала, что далеко-далеко, за семью горами и семью морями, есть башня, где заточена ее подруга. Башню сторожит ужасный дракон, и никто не может ее спасти. Услышав это, принцесса прошла семь гор и семь морей, чтобы увидеть, не там ли спрятана ее пропавшая подруга.
Когда она пришла к башне, дракон был как раз на вершине, выдыхая яркое пламя, которое сжигало всю землю вокруг башни дочерна. Принцесса решила терпеливо ждать, пока дракон не уснет. Наконец небо потемнело и появились звезды. Принцесса изо всех сил старалась не смыкать глаза, но у нее не вышло, и она уснула раньше дракона.
Проснулась она от того, что кто-то пел ту же самую грустную песню, что она пела последние семь лет. Она посмотрела на окно башни вверх и увидела свою подругу. Принцессы радостно закричали – они узнали друг друга. Принцесса, пришедшая издалека, закричала, что спасет ее. Ее подруга ответила, что не стоит даже пытаться, потому что дракон может появиться в любой момент и сжечь спасительницу своим дыханием. Вторая принцесса все же возразила, что они обещали всегда помогать друг другу, и начала лезть на башню.
Когда она добралась до самого верха, они крепко обнялись и заулыбались. Вдруг взгляд принцессы из башни изменился. Изменились ее глаза и руки, волосы стали чешуей, шлейф платья – хвостом, ленты волос – крыльями. Через мгновение принцесса, пришедшая издалека, поняла, что видит перед собой драконовы глаза.
Принцесса не испугалась. Она легко дотронулась до лба дракона и сказала ему, что внутри его принцесса. Или что это принцесса, внутри которой дракон. Чудовище посмотрело на свою подругу и все поняло. Из его глаз начали литься огромные черные слезы, которые залили стену башни и землю вокруг нее так, что та снова ожила. Принцесса-дракон заплакала, потому что знала, что люди не смогут ее принять, потому что она дракон. И драконы не смогут ее принять, потому что она человек.
Принцесса, пришедшая издалека, обвила руки вокруг шеи дракона и поклялась, что они останутся вместе, что бы ни случилось. Им больше никто не нужен. Они найдут такую страну, где драконы и люди смогут жить в мире, даже внутри одного человека.
Последняя сцена спектакля – это полнолуние и летящий дракон с принцессой на спине…
Белоснежка поймала себя на том, что ее щеки мокры. Она вытерла их ладонями. Она что, плакала? Похоже на то. Она не могла вспомнить, когда именно плакала в последний раз. Она даже была уверена, что разучилась делать это.
Сказка так затянула ее, что она на мгновение забыла себя и свои мысли.
Бессознательное и эмоции вышли наружу. Сказка напомнила ей о многом.
Белоснежка и Огонек.
Белоснежка и Зеленка.
Белоснежка и кто-то, с кем она в детстве играла в сказку про Розочку и Беляночку. Она вдруг четко вспомнила эту сказку и эту игру. В сказке был принц, превращенный в медведя, который помогал девочкам. Белоснежка любила эту игру, хоть и не понимала ее до конца. С нею играл некто немного старше ее и всю дорогу рассказывал ей эту сказку. Розочка и Беляночка были всегда вместе и спасали друг друга – так же, как принцессы из театра теней.
А Зеленка спасла Белоснежку, забыв на время свою ложь. Белоснежка не могла отрицать того, что Зеленка ее спасла. Она рисковала и, разумеется, осознавала, на какую опасность идет. Она помогла ей бежать, хотя знала, что Белоснежка не ее сестра и что это спасение может дорого ей обойтись.
Другие зрители уже ушли из зала; билетер, кашлянув, указал ей на дверь. Белоснежка поднялась. Голова ее немного кружилась, но это ощущение прошло, когда она, сжав зубы, целеустремленно направилась к двери.
Белоснежка ненавидела быть должной. Сейчас она должна отдать долг Зеленке.
Вечернее солнце бросало косые лучи в глаза Белоснежки, горячий воздух подталкивал ее со всех сторон. Она проверила мобильник. Иржи звонил пять раз. Последний раз десять минут назад. Она позвонила ему, но так как он не ответил, она прослушала его сообщение. Иржи говорил, что поехал в дом общины делать репортаж и что массовое самоубийство запланировано на сегодня. Полиция и спасатели должны прийти на помощь.
Белоснежка немедля бросилась бежать. Она еще может успеть застть Иржи в здании «Супер 8» и пойти вместе с ним.
Запыхавшись, она прибыла к зданию компании чуть позже шести. Консьержка с жалостью осмотрела ее с головы до пят и произнесла:
– Тяжелый день?
– И может стать еще тяжелее… Иржи еще здесь?
– Уже ушел. Не сказал куда, но…
Именно в этот момент из лифта вышла женщина лет сорока, которая при взгляде на Белоснежку вздрогнула. Девушка не была уверена, что видела ее раньше. В ее взгляде было что-то настолько ужасающее, что Белоснежка почувствовала, что застыла на месте. Женщина ускорила шаг, поднесла мобильник к уху, еще раз в упор посмотрела на визитершу и вышла на улицу.
– Кто это был? – спросила Белоснежка у консьержки, которая смотрела на нее во все глаза.
– Ты что, вправду не знаешь? Это же Вера Совакова, главный босс «Супер 8».
Белоснежка в благодарность лишь махнула рукой и выбежала на улицу.
Ей надо успеть к дому общины, прежде чем случится трагедия.
24
Она хотела лишь, чтобы огонь начал лизать ее кожу, когда она уже будет пребывать в глубоком сне и без сознания. Чтобы не чувствовать боль, даже далекую, даже прорвавшуюся сквозь сон…
Сначала Иржи почувствовал вонь: острую, удушающее сильную. Он не сразу ее узнал, но потом запах напомнил ему лето в молодежном лагере десять лет назад. Тогда они каждый вечер сидели у костра. Было дождливо, влажные дрова было трудно разжечь лишь с помощью спичек и газет. На каждый такой костер уходил литр горючей жидкости.
И здесь использовали горючую жидкость. Только больше. Десятки, если не сотни литров. Надо быть осторожным, чтобы не споткнуться о тряпки, которыми завален пол. И все они пропитаны горючей жидкостью.
Никого не видно. Ничего не слышно. Очень плохой знак.
Иржи ни на секунду не мог поверить в то, что сектанты ушли прочь, решив отменить массовое самоубийство. Никто не будет тратить такое количество времени, энергии и горючей жидкости лишь для того, чтобы сжечь старый, обветшалый деревянный дом. Они, видимо, все еще здесь. Где-то в недрах строения.
Нижний этаж казался пустым. Все двери открыты. Ткань, пропитанная жидкостью, валялась тут и там, была развешана по редким предметам мебели. Одна маленькая искра вмиг может начать пожар. Впрочем, чему удивляться – так и было задумано.
Журналист снял общим планом первый этаж, стараясь, чтобы руки не дрожали, и пошел с камерой на второй этаж. Гробовая тишина. Иржи надеялся лишь на то, что не опоздал.
Зеленка думала о маме.
О ее руках, которые гладили ее голову и заплетали косы. Они мягкие и сильные. Их сила казалась целеустремленностью, а не просто внешней тяжестью. Мамины руки были умелыми, творящими. Они могли как вылепливать правильную дугу для круассана, так и прочищать канализацию или чинить соскочившую с петель дверь.
Мамины волосы, обрамляющие ее лицо, когда она наклонялась, чтобы поцеловать дочку перед сном. Мама настаивала на этом даже тогда, когда Зеленке казалось, что она уже выросла для поцелуев на ночь. Будучи подростком, она протестовала и натягивала одеяло на голову, пряталась под ним. Мама терпеливо целовала одеяло. Но вскоре это аморфное надавливание через толстую ткань прискучило Зеленке. В какой-то момент она снова начала добровольно подставлять щеку, или лоб, или макушку для поцелуя – и тайком получать удовольствие от того, что мама не восприняла ее запрет всерьез.
Зеленка знала, что ей нельзя думать о маме. Ей надо думать об Иисусе. Ей надо думать о рае, в который она направляется. О доме, где ее Семья, наконец, будет вместе – все вместе с Иисусом. А мама больше не Семья. Мама обманула их.
Зеленка почувствовала ступор, когда начало действовать снотворное. Скоро она пересечет границу, разделяющую сознательное и бессознательное. Она больше не будет пахнуть горючей жидкостью, которая пропитала ее белое платье. Она не будет слышать шепот и бормотание людей, молящихся вокруг нее. И вскоре они тоже стихнут, уснут. Зеленка не молилась. Ей это было не нужно. Она верила, что веры в ней достаточно, чтобы перенести ее через черный страх. Она хотела лишь, чтобы огонь начал лизать ее кожу, когда она уже будет пребывать в глубоком сне и без сознания. Чтобы не чувствовать боль, даже далекую, даже прорвавшуюся сквозь сон.
Мама… Мысли Зеленки кружили вокруг мамы. Наверное, нет надежды на то, что она встретит ее после смерти. Девушке хотелось верить в то, что Божье милосердие и всепрощение больше, чем говорили в Семье. Она не хотела думать о таком Боге, который отвергнет ее из-за какого-то заблуждения. Бог Зеленки так не поступит. Семья ничего не знает. Они думают, что Бог строгий, безжалостный и требовательный, что Он пустит к себе лишь маленькую группу избранных и особенных.
Жизнь в смерти.
Так говорит Семья. Что в смерти процветет их новая, истинная жизнь.
Зеленка больше не чувствовала ног. Больше не чувствовала рук. Ее тело уже спало, но душа витала между сном и явью.
Жизнь…
Это ли было ее жизнью, вот такой, земной? И это все? Никогда не видела других стран. Никогда ни с кем не целовалась. Не проводила ночи в беседах с друзьями. Никогда не была так зла, что хотелось кричать и плакать. Не напивалась. Не терялась в чужих городах. Не хохотала до слез…
Сон уводил Зеленку за собой, когда ее сознание вдруг заметалось в панике от мысли: я не хочу умирать. Хочу жить.
Хочу жить.
Хочу…
Белоснежка подтянулась на высоком железном заборе. В ногах ощущалась тяжесть, руки вспотели, так что было тяжело ухватиться за черные перекладины. Но сейчас не время страдать из-за этого. Сейчас нужно как можно быстрее попасть в дом.
Пики железного забора были остры. Белоснежка пыталась схватиться за них как можно выше и перебросить себя через забор одним плавным движением. Но в решающий момент хватка одной из потных рук ослабла, и она почувствовала, как пика оставила длинную царапину на бедре, из которой сразу же засочилась кровь. В тот же момент Белоснежка потеряла равновесие и упала на бок, а не на ноги, как было задумано. К счастью, в последний момент она сумела сгруппироваться – подтянуть ноги к телу и прижать подбородок к груди.
После падения Белоснежка перекатилась пару раз и наконец остановилась, переводя дыхание. Бок болел, рана на бедре саднила, но все остальное было в норме. Кости целы, серьезных ушибов нет. Бывало и хуже. Некогда она возвращалась домой распухшей, как футбольный мяч, и делала вид, что все в порядке.
Белоснежка поднялась с земли. В ногах была слабость, голова трещала, но она могла ходить. Хуже, чем от чего-либо другого, ей оказалось от обезвоживания. Пот все время тек и тек, хотя она была уверена, что в ее организме уже не найдется ни одной лишней капли.
Во дворе ни души. Возможно, Белоснежка успела. Но она не была в этом уверена. Когда к ней подошла Вера Совакова, возникло такое ощущение, что эта женщина знает о массовом самоубийстве больше других. Может быть, она в этом даже как-то замешана. А какая ей выгода от этой катастрофы? С Адамом Гавелом, он же Смит, все понятно – тот попросту сбежит из секты, из которой нельзя больше будет качать деньги и которая стала для него обузой. А вот средства массовой информации, которые еще долго будут смаковать подробности трагедии… Один из самых популярных журналистов «Супер 8» изучает секту; его босс направляет Иржи в самый центр событий, чтобы тот сделал опасный репортаж. А потом сообщает ему точные сведения о дне и часе самоубийства… А сведения эти появились именно и в первую очередь у «Супер 8»…
Белоснежка подбежала к боковой двери и заметила, что та взломана. Тут же она почувствовала отзвук знакомого запаха. Одеколон Иржи. Это значит, что он тоже здесь, причем не так давно. Эта мысль придала Белоснежке новых сил и уверенности. Вместе они справятся. Хотя…
И тут в ее мысли вклинилось одно гложущее слово. Слово развилось в предложение. Предложение – в идею. Иржи тоже может быть в этом замешан. Это возможно. Даже, может быть, очевидно. Неразумно отправлять на задание человека, который не знает, что за этим стоит. А если это так, Белоснежка не знает, кого ей следует больше бояться…
Впрочем, времени на раздумья уже не осталось. Нет времени на анализ. Белоснежка шагнула в дом – и почувствовала сильный запах горючей жидкости.
25
Глаза Белоснежки слезились. Она смотрела, будто сквозь вуаль, как Иржи, согнувшись, вбежал в помещение. Мгновение казалось вечностью перед тем, как он вернулся с бензопилой…
Вера Совакова несколько раз глубоко вздохнула, предвкушая момент. Сейчас начнется. Она планировала этот медиаспектакль долго и терпеливо. Адам Гавел еще много лет назад сблизился с нею, предложив ей возможность сделать эксклюзивный репортаж о «Белой семье» – разумеется, не бесплатно. Но Вера придерживалась того мнения, что этого мало, что нужно нечто большее. И тогда они начали вместе планировать человеческую трагедию, которая сможет как следует заинтересовать публику.
Вера представляла себе, как в кафе и столовых Праги один за другим стихнут люди. Кто-нибудь наверняка продолжит трескотню, но остальные своим шипением заставят его замолчать. В домах люди будут сидеть, потрясенно уставившись в телевизоры, когда посреди какого-нибудь интеллектуального ток-шоу вдруг пустят экстренный выпуск новостей. Заработают мобильники. «Включи телевизор, сейчас происходит кое-что невероятное».
Экран, внизу которого виднеется знакомый логотип «Супер 8», вдруг наполнится изображениями старого развалившегося деревянного дома, снятыми на ручную камеру. Серьезный женский голос, по которому признают директора «Супер 8» Веру Совакову, расскажет, что журналист Иржи Гашек смог проникнуть в дом опасной секты, называющей себя «Белая семья». Секта планировала совершить массовое самоубийство, и должно это было произойти именно сегодня. Иржи Гашек первым прибыл на место событий и отправился спасать людей, рискуя своей жизнью и глядя смерти в лицо…
Вера чувствовала, как мурашки бегут по ее коже от мысли, как люди прилипнут к экрану. Они будут чувствовать, что происходит настоящая жизненная драма, которая может закончиться как хорошо, так и плохо…
Одной спички наверняка хватит. Но все же Адаму Гавелу нельзя было рисковать. Он взвесил в руке тяжелую бутылку с коктейлем Молотова и запустил ее в окно. Стекло разбилось вдребезги. В комнате сразу же заплясали языки пламени.
Дураки. Они поверили словам Адама, что все заснут глубоким сном, прежде чем он подожжет дом и застрелится. Первую часть обещания он сдержал – убедился, чтобы все уснули. Затем запер дверь и вышел наружу. Дождался, пока тупица-журналист взломает боковую дверь…
Адам Гавел с удовольствием остался бы посмотреть, как весь этот уродливый старый дом сгорит, словно щепка. Как огонь поглотит человеческую глупость и доверчивость. Он даже чувствовал какое-то удовлетворение от того, что смог осуществить все даже лучше, чем тогда, наспех, в Небраске. На этот раз он удерживал Семью вокруг себя так долго, что смог заставить людей верить ему безоговорочно. Они слушали его сказки о том, как очищающий огонь унесет их души прямо в рай, куда неправедным ход заказан…
Адам наслаждался той властью, которая у него была. Время от времени он даже играл с мыслью, что все идет по-старому. Адам говорил о Вере и Семье так убедительно, что даже сам временами в это верил. Но пасти стадо стало слишком трудно, да и он начал стареть. Сделка с Верой Соваковой освободит его и даст богатство.
Адам не мог остаться, чтобы полюбоваться на пламя. Уже скоро его авиарейс. Он улетит далеко-далеко, на деньги Веры Соваковой, с новыми именем и паспортом. Время начать все с чистого листа. Чистого и белого, как снег.
Адам повернулся к дому спиной и запер огромные железные ворота. Это ненадолго замедлит действия полиции и пожарных. Но возможно, это «ненадолго» будет решающим.
Осколки стекла полетели в Белоснежку, и она быстро пригнулась. Затем жар от загоревшихся тряпок ударил ее по руке. Белоснежка бросилась к лестнице. На втором этаже она встретила Иржи с камерой.
– Что ты делаешь? – зашипела девушка и закрыла линзу рукой.
Иржи дернул камеру на себя.
– Снимаю.
Белоснежка сглотнула. Все ее мышцы напряглись.
– Ты что, с ними заодно?
– Ты о чем?
Голос и взгляд журналиста были искренне удивленными. Но Белоснежка убедилась во время этого проклятого путешествия, что она не настолько хорошо умеет распознавать ложь, как думала раньше.
Однако сейчас не время хитрить. Надо выложить все карты на стол.
– Вера дала мне указания, чтобы… – начал Иржи.
– Я думаю, что Вера Совакова частично стоит за этим. Думаю, что она уже давно знала, что так будет. Видимо, это она подослала ко мне убийцу. Может быть, вообще все это массовое самоубийство – ее сценарий.
Белоснежка говорила быстро, низким голосом. С нижнего этажа поднимался горячий темно-серый дым, там вовсю плясали огоньки. Обоих затошнило от гари. Девушка наблюдала за тем, как Иржи переваривает ее слова. Он мысленно прошелся по всем событиям и ситуациям, которые привели их сюда. Затем его глаза расширились. Он понял, что, возможно, Белоснежка права. Затем выключил камеру и сказал:
– Они не наверху и не внизу. Значит, в подвале.
Белоснежка пустилась вниз по лестнице.
– Подожди. Это небезопасно. Тебе надо сейчас же выйти на улицу. Скоро приедут спасатели. Они уже знают, – сказал Иржи. – Вера сказала, что…
Предложение прервалось – он все понял.
Читать бесплатно другие книги:
