Однажды вечером в Париже Барро Николя

17

Когда зазвонил телефон, я в тот же момент понял – она! В то утро я занимался составлением новой подборки фильмов для наших сред, для программы «Les Amours au Paradis». И поэтому пришел в кинотеатр пораньше. Посмотрел фильм, который последний раз видел давно, «Бенжамен, или Дневник девственника» с Катрин Денёв, и тут запиликала мелодия из «Третьего человека», я выбрал ее для звонка своего мобильника.

Чуть не опрокинув стакан с колой, я схватил телефон со столика в будке киномеханика, где в это время находился.

В трубке что-то шуршало.

– Это Мелани…

Сердце заколотилось как бешеное.

– Мелани! Наконец-то! – От волнения я охрип. – Это ты! – Господи, как же я обрадовался, услышав ее голос.

– А я говорю… с Аленом? – Голос в трубке звучал нерешительно. Мелодичный женский голос. И вроде бы… незнакомый? Странно. Но может быть, помехи, плохая связь?

– Да! Да, конечно. Это я, Ален. Ты получила мое письмо? Господи, как же я рад, что ты звонишь. А что с тобой случилось-то?

Долгая, долгая пауза. Я испугался. Видно, стряслось какое-то несчастье. Уж не скончалась ли старая тетушка?

– Мелани? У тебя такой странный голос. Ну что с тобой? Ты дома? Можно мне прийти?

– Ах, – вздохнули в трубке. – Да, я сразу подумала, что вышло недоразумение.

Я опешил. Недоразумение? Что значит недоразумение?

– Что такое?

– Я не Мелани.

Да что за чепуха! Это Мелани и это не Мелани? Я плотнее прижал трубку к уху, явственно чувствуя, что наш разговор сбивается в какую-то очень нежелательную сторону.

– Понимаете, я Мелани. Ну да, Мелани Дюпон. Но мы с вами незнакомы.

– Незнакомы… – повторил я ошеломленно.

– Сегодня утром я достала из ящика ваше письмо. Я не знаю, кто вы, Ален, но боюсь, вы перепутали меня с какой-то другой Мелани.

При каждом новом слове мое сердце ухало вниз. Я наконец осознал, что сразу показавшийся чужим звук ее голоса и в самом деле чужой и дело вовсе не в помехах или плохой связи. Просто это был не ее голос. Я это осознал, но не мог этому поверить.

– Но… ты… То есть вы… Вы… живете на улице Бургонь? И в дальнем от улицы крыле дома? Это ведь так?

– Да, – ответила другая Мелани. – Это так. Но мы с вами не назначали свидания. И никогда не целовались под каштаном во дворе. Я не знаю вас, Ален, и я сразу подумала, что письмо предназначено не мне. Вот и решила сказать вам об этом.

– О, да ведь это… ведь это… очень печально, – сказал я упавшим голосом.

– Да. – Она вздохнула. – Согласна с вами, печально. Я очень давно не получала подобных прекрасных писем. Пусть даже письмо адресовано было не мне…

Я пришел в себя лишь через несколько секунд. Мысли путались, я попытался внести в эту неразбериху хоть каплю ясности.

– Но должна же… должна же быть та Мелани. Я же проводил ее до дома, до двора. Мы попрощались. Она вошла в подъезд того корпуса, который в глубине, я видел это своими глазами. Я видел, как загорелся свет в окне, потом свет погас. Понимаете, я же не сумасшедший, – заключил я не слишком уверенно.

Эта Мелани молчала. Вероятно, подумала, что у меня не все в порядке с головой. Я и сам уже так думал. Наконец она сказала:

– Это и в самом деле очень странно.

– А вы не знаете, живет в доме еще одна Мелани?

– Не знаю. Мне в самом деле очень жаль.

Я несколько раз кивнул, плотно сжав губы.

Помолчав, я сказал:

– Что ж, примите мои извинения, мадам Дюпон. Я ошибся, вышла путаница. И большое вам спасибо, вы так быстро позвонили.

– Не за что, Ален, – ответила эта Мелани. – Называйте меня просто Мелани.

Что касается следующих дней, помню только, что я был точно в густом тумане. Звуки внешнего мира доходили до меня как сквозь вату, я очень неуверенно, словно ощупью, передвигался в кадрах своего коротенького кинофильма, финал которого невозможно было предугадать. Я не мог понять, чем я провинился, за что судьба сыграла со мной эту злую шутку. Еще трижды я побывал на улице Бургонь, надеясь напасть на след Мелани. Я ходил туда в разное время, вообразив, что от этого повысятся мои шансы на успех, но все было напрасно. Опять встретил мадам Бонне, видел угрюмого мсье Пеннека, а также его супругу – старую клячу с очень ухоженным лицом, высоко взбитыми желтыми волосами и всю увешанную золотыми украшениями, отчего она смахивала на рождественскую декоративную композицию где-нибудь в витрине «Прентам». Даже мадам Дюпон, то есть «другую Мелани», я встретил как-то раз возле почтовых ящиков. Она оказалась очаровательной дамой лет сорока с коротко подстриженными пепельными волосами и меланхолическим взором. Я представился. Она обрадовалась мне как старому знакомому, а прощаясь, обещала как-нибудь прийти в «Синема парадиз».

Мадемуазель Леблан, ночная бабочка, разбивающая мужские сердца, где-то порхала. Ее сосед мсье Накамура, накупив подарков, улетел в родной Токио, на какое-то семейное торжество, – об этом сообщила мне, конечно же, мадам Бонне. Благородный мсье Монтабон, должно быть, покидал квартиру крайне редко, – во всяком случае, я его не видел.

Я звонил и в двери других жильцов, звонил даже в такие квартиры, окна которых выходили не во двор, а на улицу. Напрасный труд. Никто не мог мне помочь. Я вычеркнул последние фамилии из списка, который себе составил.

В конце концов я почувствовал, что скоро рехнусь и стану вроде того чокнутого старикана в стоптанных шлепанцах, который опять попался мне на глаза, когда я последний раз пришел на улицу Бургонь. Он брел согнувшись и, когда заметил меня, не останавливаясь, скривил губы в злобной ухмылке. «Дилетанты, все дилетанты», – буркнул он и плюнул на землю.

Непонятно, чем была вызвана его злость. Но что касается моей персоны, старик был абсолютно прав. Никогда в жизни я еще не чувствовал себя таким бездарным дилетантом, как в те дни. С этими горькими мыслями я пошел домой.

Было около полудня, когда я плелся по улице Гренель. Большинство магазинов закрылись на обеденный перерыв, вокруг была тишина.

Я раздраженно поддал ногой подвернувшуюся банку от колы, та, загремев, подскакивая на тротуаре, подкатилась к витрине с опущенными жалюзи.

«В поисках утраченного времени» – прочитал я название магазина на белой эмалированной вывеске. Издевательская насмешка судьбы, подумал я, отворачиваясь, и горько засмеялся. В самом деле, я занимался поисками нескольких счастливых часов, канувших, как мне казалось, безвозвратно.

На следующей неделе несколько раз случалось, что я вдруг замечал в толпе на улице красное пальто или русую головку и бросался вдогонку. Однажды возле «Бон Марше» увидел женщину в красном плаще, с волосами цвета карамели – она садилась в автобус, и я сразу поверил, что это Мелани.

Я метнулся к ней, я бежал за автобусом, пока не запыхался, я кричал, махал руками, потом в груди закололо, и я схватился за сердце, совсем как доктор Живаго в той глубоко трагической сцене, когда он видит Лару из окна трамвая, стучит в стекло, а она не слышит и ничего не замечает, и в следующую минуту он, выскочив, бросившись за ней, замертво падает на улице.

Но в отличие от несчастного доктора Живаго я все-таки привлек внимание женщины в красном плаще. Собрав последние силы, я подпрыгнул и стукнул кулаком в стекло – она повернула голову… и я увидел удивленное незнакомое лицо.

В очередной раз налетев на глухую стену, я упрямо доставал и перечитывал письмецо Мелани. И мне становилось легче. Но это было никудышное утешение. Женщина в красном плаще исчезла бесследно.

В конце концов я позвонил Роберу.

– Она не живет в том доме, – уныло признался я и рассказал другу о своих долгих бесплодных поисках. – Никто там не знает женщины по имени Мелани, – заключил я печальную повесть.

Робер присвистнул сквозь зубы.

– А вот теперь история становится интересной, – заявил он, к моему удивлению. – Может быть, твоя Мелани – тайный агент. Может быть, она угодила в какую-нибудь опасную заваруху и ей пришлось срочно залечь на дно. Или тут действует программа защиты свидетелей, хе-хе-хе. – Он противно засмеялся своей дурацкой шутке.

Я обиженно молчал, потому что друг несерьезно отнесся к моему горю.

– Шучу-у-у! – крикнул Робер, насмеявшись вдоволь. – Ну а теперь серьезно, Ален. Может быть, она просто назвалась чужим именем. За женщинами такое водится. Вероятно, ты занимался поисками по липовому имени, и на самом деле твоя Мелани – маленькая ведьмочка с третьего этажа, которую так невзлюбил японец. Мне кажется, интересная особа.

– О господи! Знаешь, Робер, хватит уже, уймись. Зачем она стала бы это делать? В конце концов, ее никто не заставлял, она могла бы не принимать приглашения и не проводить со мной вечера. А как по-твоему, каждую среду, столько времени, она ходила в кино, нацепив парик? Так, что ли? Мадемуазель Леблан брюнетка, ты, олух! Мне Накамура сказал, а кому же знать, если не ему? Они соседи, живут на одной площадке, и он терпеть не может эту женщину. И потом, известно же, точно известно, что его соседка работает не в антикварном магазине!

– Н-да, верно. Нет, погоди, ведь это, может быть, тоже выдумки! – (Я услышал, как Робер чиркнул зажигалкой, закуривая.) – Особа, называющая себя Мелани, каким-то образом тебя одурачила, вот и все, что нам точно известно. Я верю только тому, что вижу собственными глазами. Меня никто не обведет вокруг пальца! – Мой друг явно любовался собой: эдакий Дэниел Крейг, кремень, парень, которого ничем не проймешь.

– Робер, это абсурдно. И сам ты абсурден. Разве не видишь, что в твоих доводах нет ни капли смысла? – Я вздохнул. – Рехнуться можно. Встретил единственную женщину, которая мне нужна, и она исчезает… просто исчезает. Что мне теперь делать? Что я могу сделать?

Робер тоже вздохнул:

– Эх, Ален. Поставь-ка ты на ней крест. Смирись. Ну, сколько можно? Во всей этой истории что-то не так, а значит, добра не жди, я же сразу это сказал. И настроение у тебя все хуже и хуже. Знаешь, давай вечером закатимся в джаз-клуб с Мелиссой и ее подружкой, выпьем виски сауэр. Надо придумать что-нибудь приятное.

Я сердито затряс головой:

– Не люблю виски сауэр. Тоже мне, идеи получше не нашел? Я должен разыскать эту женщину, я должен докопаться до правды, узнать, что случилось. Так есть у тебя идея или нет?

– Я должен разыскать эту женщину, я должен разыскать эту женщину! Вот заладил! Ей-богу, сил нет, как ты мне надоел, – проворчал Робер. Но идея у него все-таки появилась.

Вечером, когда я шел к Роберу, на улицу Гюйгенса в Четырнадцатом округе, мое домашнее задание было уже выполнено.

В его холостяцкой квартире на пятом этаже была просторная кухня, там мы и устроились, положив перед собой «Полный список фактов», как озаглавил Робер мое произведение.

На столе стояли два высоких стакана для воды, наполненные красным вином, и объемистая хрустальная пепельница, тоже наполненная, но окурками, а также миска с орешками в зеленой оболочке васаби, и, когда я по рассеянности съедал один из них, от острого вкуса шибало в нос.

Дверь в спальню была приоткрыта. Там, на широкой кровати с немыслимым количеством подушек, нежилась Мелисса, одетая в темно-зеленое кимоно, и нехотя листала брошюру с пресным заглавием «Физические свойства межзвездной среды. Черные дыры. Некоторые вопросы притяжения небесных тел».

– Не обращайте на меня внимания, я учусь! – крикнула она, когда я снимал куртку в прихожей.

Однако она прислушивалась к нашему разговору и время от времени подавала реплики из спальни.

– Так, дай-ка посмотреть, – пробормотал Робер, устремляя на список экзаменаторский взор. – Будем искать то, что может послужить отправной точкой.

Я благодарно кивнул. Робер в глубине души добряк, я всегда это знал.

«Составь список, – сказал он в конце нашего телефонного разговора. – Пиши все, что придет в голову. Что она говорила, как была одета, о чем вы болтали. Постарайся все вспомнить. Не торопись. Сосредоточься. Любая, даже микроскопическая, деталь может оказаться важной».

Он был Шерлоком Холмсом, ну а я, конечно, доктором Ватсоном, скромным сборщиком информации, который удостоился чести ассистировать гению классического детектива.

В то воскресенье я не пошел в кинотеатр.

Мадам Клеман и Франсуа проявили понимание.

«Не беспокойтесь, мсье Боннар, без вас справимся», – заверила мадам Клеман. Так что я весь день просидел дома, разговаривая разве что с Орфей, которая вспрыгнула на письменный стол и всякий раз толкала лбом мою руку, как только я, перестав писать, задумывался и начинал грызть карандаш. Хотелось есть, но я решил игнорировать урчание в животе. Поесть можно и потом.

Через полтора часа было записано все, что сохранила моя память о вечере в «Ла Палетт» и вообще о Мелани. Я постарался все вспомнить точно, да это и не потребовало труда. Некоторые фразы Мелани я запомнил слово в слово. И ее прелестное лицо – до самой крохотной черточки.

В тишине резко заскрипел стул, когда я откинулся на спинку и еще раз перечитал весь список, озаглавленный «Что я знаю о Мелани».

Что я знаю о Мелани

1. Внешность. Средний рост, прямая осанка, большие карие глаза, шатенка, цвет волос необычный, напоминает блестящие конфеты – карамель или засахаренный миндаль.

2. Часто (всегда?) носит ярко-красный плащ старомодного фасона, длиной до колен.

3. На безымянном пальце золотое кольцо, украшенное чеканными розочками.

4. Всегда приходит по средам на фильмы последнего сеанса.

5. Всегда берет билет в семнадцатый ряд.

6. Любимый фильм – «Сирано де Бержерак».

7. Есть тетка, зовут Люсиль (Люси? Люс?), проживает в Ле-Пульдю.

8. Там, у тетки, она провела неделю, перед тем как исчезла.

9. Вероятно, не живет на улице Бургонь (или все-таки живет?), во всяком случае живет в Париже. (Родилась в Париже? Родилась в Бретани?)

10. Семьи в Париже не имеет, замужем не была (по ее словам). Живет одна (совсем одна!).

11. Домашних животных не держит. Но любит кошек.

12. Последний друг ее обманывал (нефритовая серьга!). Всегда встречалась с неподходящими мужчинами («У меня талант влюбляться в неподходящих мужчин»).

13. Мать умерла (память о ней – кольцо с розочками). Печальные воспоминания. Семья? Мужчины?

14. Есть подруга, работает в баре отеля.

15. Работает в антикварном магазине. Шеф лежит в больнице с воспалением легких (страстный курильщик); в магазине есть еще одна служащая.

16. Работает до 19 часов, по четвергам работа заканчивается позднее.

17. На первый взгляд застенчива. В то же время – озорная.

18. Любит старину.

19. Любимый мост – Александра Третьего. («Знаете, какая красота, когда ранним вечером идешь по мосту Александра и видишь, как начинают загораться фонари на набережных, и огни отражаются в Сене, и небо становится лиловато-серым, лавандовым? Иногда я ненадолго останавливаюсь там, на мосту».) Отсюда вывод: живет и (или) работает поблизости от этого моста? Если не на улице Бургонь.

20. Когда ищет любовь, идет в кино.

Я улыбнулся, довольный своей работой, и пробормотал: «Для начала совсем неплохо». Орфей посмотрела на меня с загадочным выражением, которое так свойственно кошкам, я погладил ее по тигровой спинке. Раздавшееся в ответ мурлыканье я счел знаком одобрения. Однако добиться одобрения известного профессора астрофизики, к которому я затем отправился, оказалось далеко не просто.

– М-м… – Робер, прищурившись, перечитывал мой список. – И это все?

– Целых двадцать пунктов, – сказал я.

Робер неодобрительно хмыкнул.

– Когда ищет любовь, идет в кино? – Он со вздохом покачал головой. – Ну и что это нам дает? Боюсь, и тот замечательный факт, что цвет ее волос напоминает засахаренный миндаль, не укажет нам правильного направления поисков. – Робер опять пробежал глазами список. – Всегда приходит по средам на фильмы последнего сеанса. – Он посмотрел мне в глаза. – Ты хотел сказать, приходила. Тихо, тихо! Всегда берет билет в семнадцатый ряд. Не пошарить ли там под креслами, а? Как думаешь?

– Ты же сам сказал, нужно записать все, что придет в голову! – стал я оправдываться. – Все! Я и написал все. А если ты намерен потешаться, ну и пожалуйста. Но вряд ли это пойдет на пользу делу, скорей наоборот.

– Хорошо, хорошо. Зачем же сразу лезть в бутылку, – сказал Робер. – Делаю что могу. – Он наморщил лоб и с сосредоточенным видом уставился на листок. – Ле-Пульдю? Где это?

– В Бретани. У нее там тетя. Думаешь, за это стоит зацепиться? Исходя из сегодняшней ситуации, нельзя уверенно предположить, что Мелани вернулась из Бретани в Париж. – Я придвинулся ближе к кухонному столу.

– Нет, ну что ты! – Робер недовольно махнул рукой. – Не ехать же тебе в Ле-Пульдю, в самом деле, – что ж ты приедешь и будешь расспрашивать тамошних жителей, а не гостит ли тут у тети Люсетты, или у тети Люси, или у тети Лоранс, племянница, которую зовут Мелани? Беда, что ты не знаешь фамилии.

Я обескураженно молчал. Все-таки в глубине души я надеялся, что благодаря моему списку обнаружатся какие-то ускользнувшие от внимания обстоятельства или что мой друг углядит в перечне фактов какую-нибудь важную подсказку.

– Подруга работает в баре отеля, – неуверенно сказал я.

– Эх… Если бы знать имя подруги, вот была бы отличная наводка.

– Ну извини. Но я не помню, чтобы Мелани называла ее имя. Вроде бы не называла. Зато помню другое – кошка ее подруги, сказала она, любит пить воду из вазы с цветами.

– О! – Робер поднял бровь. – А ты, случайно, не знаешь, как зовут эту кошку? Это был бы бесценный фактический материал. – Он ухмыльнулся.

– Смейтесь, смейтесь, мистер Холмс. – Я подумал, не сказать ли о черном коте, которого я видел во дворе на улице Бургонь. Но не хотелось услышать еще какую-нибудь шуточку на свой счет. И я промолчал. Все равно улица Бургонь оказалась, так сказать, тупиком.

– М-м… – снова промычал Робер. – Единственный приемлемый пункт, который я здесь нахожу, – это антикварный магазин. Вот о нем можно что-то разузнать. – Он посмотрел на меня. – Она говорила, как магазин называется? Или у кого она работает? Или хоть в каком округе находится лавка?

Я уныло покачал головой.

– Может, она как-нибудь так сказала: я работаю тут неподалеку? Ну, давай вспоминай!

– Если бы помнил, я бы записал.

– А шеф? Она упоминала его имя? Чаще всего антикварные лавки называются по фамилии владельца.

Я кивнул, окончательно пав духом:

– Упоминала. Помню даже, она рассказывала о своем шефе, когда мы переходили бульвар Распай. Но хоть убей, не помню, как его звали.

– Ален, соберись с мыслями и вспомни. – Робер строго посмотрел мне в глаза. – Ты наверняка можешь вспомнить. Надо только захотеть. Любое забытое воспоминание можно воскресить.

Я закрыл глаза и мысленно перенесся на бульвар Распай. Я хотел вспомнить, ах как хотел…

«У меня славный шеф, – сказала Мелани, – только слишком много курит. Вот и лежит теперь с воспалением легких в больнице. Когда мы пришли его проведать, он первым делом пошутил, что все у него просто замечательно, но вот сигар нет, и это катастрофа. Мсье… – тут она назвала его фамилию, – ужасно неблагоразумный человек».

Мсье… мсье… Я изо всех сил напряг мозги, уставившись в стол, который, казалось, усилием моей воли вот-вот поднимется в воздух.

Я поднял голову и сказал:

– Лапен. Его зовут Лапен.

Одна буква встала между мной и счастьем, одна-единственная, но она решила все.

Робер взялся за дело всерьез.

– Ты вот что, предоставь мне заняться этой проблемой, – распорядился он. – Постарайся хоть немного поспать. Видок у тебя – краше в гроб кладут.

На другой день он впряг в работу трех студенток, поручив им розыски мсье Лапена и его маленького антикварного магазина. Студентки были как на подбор хорошенькие и, как теперь говорят, мотивированные – разве откажешь в услуге обожаемому профессору? Однако через несколько дней, после усердных поисков в Интернете и телефонных звонков, милые девушки выбросили белый флаг. В Париже насчитывались сотни мелких антиквариатов, но, судя по всему, не было ни одного, зарегистрированного под названием «Магазин Лапена».

– Либо этот курильщик, не выпускающий из зубов сигару, в последние дни отправился к праотцам и, стало быть, лавочка его закрылась, либо мы пошли по ложному следу, – подытожил мой друг. – Что-то не так с этим Лапеном.

Да, Робер был совершенно прав. Наша неудача была вызвана элементарной ошибкой, которую сыграла со мной память: я перепутал буквы – вместо «л» должно было быть «п».

Я беспокоился, нервничал. Не укладывалось все это в голове. Кураж пропал, настроение было хуже некуда. Последние две недели я изо дня в день просыпался утром с явственным ощущением, что жизнь моя пошла прахом.

Стал много курить. Безобразно много. Того и гляди, отправился бы к праотцам, следом за злополучным мсье Лапеном. Я вообразил себе картину: Мелани сама находит меня, но – поздно, и она, безутешная, падает без чувств на мою могилку. Сначала шеф, затем друг… Трагедия, да, трагедия.

«Ален, ты невероятно все преувеличиваешь. Пойми, малыш, ты потерял всего лишь женщину. Как-нибудь переживешь потерю», – заявил Робер со свойственной ему обворожительной прямотой. Я понимал, что сверх всякой меры упиваюсь своими страданиями, я понимал, что преувеличиваю, но какой толк от этого понимания? Оно не утешало.

Каждый день я приходил в «Синема парадиз» и с наступлением вечера начинал смотреть на улицу. Мадам Клеман и Франсуа озабоченно переглядывались – тогда я прятался от них в своем кабинете, чтобы избежать сочувственных вопросов.

Чем больше проходило времени, тем менее вероятным представлялось, что когда-нибудь я снова увижу Мелани. Каждую среду мое волнение взвивалось до немыслимых вершин. Среда, ее день… Наш день! А до намеченного начала киносъемок, о которых я в своем великом горе чуть не забыл, осталось меньше недели.

Я придумал некий символический жест – заменил картину, стоявшую в программе «Les Amours au Paradis»: на ближайшую среду была намечена «Прохожая из Сан-Суси», а я в спешном порядке поставил вместо нее «Сирано де Бержерака». В какое-то краткое, безумное, заклинающее космические силы мгновение я вообразил, что эта придумка мистическим образом заставит Мелани прийти в мой кинотеатр.

Господи, когда так страстно чего-то хочешь, за любую соломинку схватишься…

В среду все билеты опять были проданы. Женщина в красном плаще не появилась. Может быть, она уже и не носит плащ, подумал я с горечью. Ведь настал май, на улице теплынь, какие там плащи…

В тот вечер я опять вышел на улицу, покурить. Воздух был мягким, и одетые по-весеннему зрители, шедшие в мой «Парадиз», не спешили. Развевались юбки, трепетали на ветру кашне и шейные платки нежных пастельных тонов, пуловеры небрежно наброшены на плечи. Улыбающиеся глаза, легкая походка.

Я с тоской посмотрел в конец улицы и увидел там пару, шедшую под руку. В первую минуту я их и не узнал.

Это была женщина с копной черных волос, прежде выглядевшая всегда так уныло, но сегодня она шла без дочки. А рядом с ней бодро вышагивал маленький толстячок, обычно в последнюю минуту вбегавший в фойе с каким-то затравленным видом, но сегодня он был без портфеля. Оба, по-видимому, очень радовались, что идут смотреть «Сирано де Бержерака». А может быть, да не «может быть», а наверняка они радовались просто так, без причин. Весело прошли мимо, на меня даже не взглянули.

Я тогда не понял, в чем было дело, – заметил только, что брюнетка, вопреки обыкновению ярко подкрасившая губы, совсем не казалась приунывшей, а толстячок, сменивший деловой пиджак на пушистый синий джемпер, выглядел подтянутым и постройневшим.

Сделав последнюю затяжку, я отбросил окурок в люк. Похоже, в эту первую среду мая я был единственным несчастливым человеком во всем Париже.

18

Как нередко бывает в жизни, помощь подоспела, откуда ее не ждали. Аллан Вуд – вот кто навел меня на важнейший след. Это он обнаружил отчетливую связь, совпадение, которое мы с Робером упустили из виду. А оно дало событиям совершенно новый оборот.

– Может быть, моя идея на первый взгляд кажется диковатой, но вы должны признать – в ней что-то есть.

Аллан Вуд откинулся на кожаном диване рыжеватого коньячного цвета и задумчиво разглядывал земляничку, которой был изящно украшен край его бокала с дайкири.

Я кивнул. Был вечер субботы, мы уже довольно давно сидели с нью-йоркским режиссером в его любимом баре «Хемингуэй».

Утром неожиданно позвонила Солен Авриль, с которой после той ночной прогулки по Вандомской площади я не виделся.