Разведывательно-диверсионная группа. «Док» Негривода Андрей
А старшая, Гульнара — волоокая семнадцатилетняя красавица с иссиня-черными волосами, заплетенными в бесчисленное количество косичек, уже и сама невеста на выданье… Да только где же тут женихов-то найти? Вот и положила наяда глаз на нашего Муллу…
— А скажи-ка, Мурталло, есть ли в кишлаке человек, который мог бы пойти проводником? — продолжал между тем Филин.
— Нурали… Нурали Давлатов… Он горы знает как свой дом. Да только…
— Что только?
— Худой человек Нурали, жадный…
— А можно его как-то увидеть?
— Гульнара, сходи, позови Нурали на чай!
Накинув на плечи овечий полушубок, девушка выскользнула за дверь, бросив на Муллу откровенно вызывающий взгляд.
— Пойду, посмотрю вокруг, командир… — проговорил Абдулло, поднимаясь.
Андрей кивнул, едва заметно улыбнувшись. Он тоже любил женщин и понимал Абдулло.
— Твой друг больница надо… — подала голос жена хозяина, хлопотавшая около Ганса и Дока. — Совсем плохой… Лечить надо быстро… Умирать может!..
— Замолчи, женщина, когда мужчины разговаривают! — грозно бросил Мурталло. — Сказано — заберут их скоро!.. Лучше молока согрей, напои гостей… Овечье молоко хорошо от всего лечит… Или не знаешь, женщина?
Не говоря ни слова, она принялась хлопотать у тандыра.
«Вот же живут! Средневековье натуральное! Дети гор… Мужчина в доме — хозяин, царь и первый после Аллаха… А и правильно, наверное!!!»
В дом в сопровождении Муллы и Гульнары вошел довольно молодой, лет тридцати, мужчина. Огляделся воровато, что заметили все, поздоровался с хозяином и уселся на корточки около очага.
— Нурали… Моим гостям нужен проводник. Я сказал, что ты можешь помочь.
— Поторопился ты, уважаемый Мурталло — я пятый день болею, простудился, видно… Ноги совсем слабые стали… Через хребет дорога не близкая — ноги сильные, крепкие должны быть… Вот выздоровею — тогда проведу…
— Когда же ты выздоровеешь, уважаемый Нурали?
Нет, не нравился Филину этот человек. И не потому, что отказал. Просто первое впечатление… А своей интуиции Андрей доверял. Потому и решил уже для себя самого, что независимо от ответа не возьмет этого проводника — с Муллой надежнее…
— Пять-шесть дней буду лежать, молоко с маслом пить. Потом пойдем…
— Нет, спасибо… Ты лечись, уважаемый, не беспокойся — мы люди военные, справимся… — усмехнулся Андрей.
Хозяин приютившего их дома, видимо, все понял и промолчал. Повисла гнетущая тишина. Нет, неуютно чувствовал себя здесь гость и, потоптавшись еще немного, ушел…
— Худой человек… У нас не принято отказывать путнику в помощи… Но он — не наш… Три года назад пришел в кишлак с юга, из-за ледника. Стал здесь жить. Но его не любят — чужой он, совсем чужой…
— Ладно. Не беспокойся, хозяин. У нас есть Абдулло… Он человек опытный, горы знает, так что не пропадем… — Филин обернулся к Мулле. — Выходим на рассвете, Абдулло… Может, к тому времени и снегопад закончится…
— Я с вами пойду… Проведу до снегов — дальше дороги не знаю. Там вы уже сами…
— Спасибо, Мурталло! Спасибо за помощь!.. Бульба! — Андрей переживал из-за потерянного времени. — Давай радио Джо! Сообщи координаты Кульджи. Группа! Всем отдыхать… Завтра идем на хребет… Игорь, организуй-ка охранение… На всякий случай… Все! Подъем в 4.00. Отбой, пацаны!..
…Наутро 21 января группа Филина, вытянувшись в цепочку, ведомая Мурталло, уходила из Кульджи.
А на пороге того гостеприимного таджикского дома стоял Док и тихонько шептал вслед своим побратимам:
— Удачи вам, братишки!.. Берегите себя!..
Та операция была, наверное, самой тяжелой для Филина,[32] и кто знает, как все обернулось бы, если бы в составе группы остался Мишка, но… Случилось так, как случилось…
Мишка Парубец…
Он всегда был не только спецназовцем, но еще и врачом, и всегда, невзирая на собственные раны, приходил на помощь самым первым к тем, кому его врачебная помощь была нужна…
Как тогда, в Нагорном Карабахе… Когда по вине залетного генерала отряд Филина потерял больше половины своих бойцов «двухсотыми», а все остальные, включая и самого Дока, были ранены…
30 августа 1990 г. «Грады».[33]
…Земля все сыпалась и сыпалась с неба…
Это был самый настоящий ад!.. Армагеддон в день Страшного суда…
И судил Господь грешников по их деяниям. Но только… Что-то в этом светопреставлении было не так, неправильно было… Те, кто был постарше да поопытнее, те, кто не единожды нарушал заповедь Господню: «Не убий!», будучи прожженными вояками-профессионалами, те-то как раз и сумели выжить… А вот неопытные мальчишки-солдатики, совсем еще мальчики, спрятавшиеся неумело, впопыхах, не понявшие в первый момент, что Геенна Огненная бьет прямо в них, они-то и умирали…
Б-бах! Б-бах! Б-бах!.. — содрогалась земля, разрываемая огненными смерчами, и разбрасывала далеко в стороны свою сухую, вперемешку с камнями и деревьями, черную плоть. — Б-бах! Б-бах-бах-бах! Б-бах!..
И не было на этом пятаке, на этом затерянном в горах плато места, куда не заглянуло бы разгневанное око Господне… И указывал перст Божий на тех, кому выпало умереть — и они умирали… Страшно… Разлетаясь кусками и кусочками своих, еще не успевших нагрешить тел… Не понимая, за что же их так сурово покарали архангелы небесные, мечущие молнии…
Бах-бах-бах! Бах-бах-бах! — Раз за разом падали молнии на уставшую от гнева Божьего землю. — Бах-бах-бах-бах!..
И вздохнув обреченно, вставала земля дыбом в очередной раз и опадала вниз, на головы тех, кто сумел спрятаться в этой огненной круговерти, как бы желая похоронить и их…
«…Как же так?! Что же это?! Как такое вообще может быть?! — надрывалась от крика бьющаяся в голове Филина, словно птица в силках, мысль. — Они же нас мочат!!! Свои же!!! Кто мог отдать такой приказ?! Какая сука?! Но я выживу! Специально для того, чтобы посмотреть в заплывшие жиром глаза этого кабинетного „Суворова“ и сорвать с него погоны! И будь он хоть министр обороны! Плевать!!! Э-эйех! Сколько пацанов положили! Падлы! Падлы все!!!..»
Бах-бах-бах! — отозвалась каменистая земля новыми взрывами. А горы, ужаснувшись увиденному, отозвались далеким эхом. — Ах-ах-ах! Ах-ах-ах!
А с чистого, голубого, словно выстиранного неба падает и падает земляной дождь…
Филин лежал под кустом барбариса и смотрел в это небо…
Страх уже ушел, улетучился куда-то…
Он уже не боялся умереть, он даже хотел этого… Чтобы не опускать долу потом глаза под немыми укоряющими взглядами матерей тех мальчиков, которых он сегодня потерял… Это было страшнее… И как, кому нужны будут потом его объяснения, что, мол, погибли они не по его, Филина, вине, а чьей-то ошибке?..
«Не могу больше! Все, финиш!!!»
Андрей поднялся, сначала на колено, потом в полный рост…
Бах-бах-бах! — вздохнула еще раз истерзанная земля.
Ах-ах-ах! — ужаснулось горное эхо.
Вжиу-вжиу! — пропели совсем рядом свою смертельную песню стальные шмели.
Его мощно ударило в плечо, и какая-то неудержимая сила стала валить на землю…
Кислый запах давно не мытого человеческого тела, земля, опадающая огромными комками и злой голос:
— С головой поссорился, командир? Ты какого черта вылез? — кричал ему в ухо Медведь, пытаясь перекрыть рокот канонады. — Ты че, пацан, мать твою?
— Отпусти, Игорь, — не могу больше! Как в глаза их родителям смотреть буду?!.
— Э, не-ет!.. Сначала мы отсюда выберемся, падлу эту найдем и поговорим по-нашему, по-спецназовски, а потом… Потом, если так уж невтерпеж, я тебя сам пристрелю… И для себя один патрончик оставлю… Лежи, дура, башку береги!..
Нет, не было сил сопротивляться…
Филин лежал под огромным телом Медведя, прикрывавшим собой его, командира, и тихо, беззвучно плакал…
Ну, вот и все…
Улетели восвояси архангелы, метавшие молнии наземь, и пришла тишина… Зашевелился, задвигался Медведь, сбрасывая присыпавшие их тела килограммы серой каменистой земли…
— Все, кажись, отстрелялись громыхалки… — кряхтел Игорь, вставая на четвереньки. — Давай, Андрюха, поднимайся… Будем с тобой собирать остатки отряда… Тех, кто выжил…
Он протянул к лежавшему на земле Филину свою огромную ладонь и, как-то неловко сгорбившись, потянул своего друга за лямки разгрузки.
— Оботрись, а то неудобно как-то, салаги могут не понять… — Игорь протянул снятую с головы камуфлированную косынку. — Нервишки тебе лечить нужно, Андрюха, а то вон башку начал подставлять… Бате так и доложу — не в первый раз это уже…
— Ладно, Игорек, проехали. Давай-ка лучше отряд собирать. Сколько там его осталось?..
…Они сидели в «зеленке» на небольшом плато, возвышавшемся над крохотной, словно чайное блюдце, горной долиной. А внизу виднелся аул, небольшое селение под названием Мадагиз, и протекавшая через него речушка Тертер. Странное это было селение, не такое, как раньше доводилось им видеть. Абсолютно отрезанное от цивилизации горными отрогами, оно не имело дороги, выводящей к этой цивилизации. Жили здесь издревле горцы-армяне и ходили к людям в долинах, если была в том нужда, на лошадях горными тропками… И только совсем недавно сюда стали залетать вертолеты, привозя какие-то необходимые для жизни вещи… Своя культура, свои, сложившиеся веками традиции, не похожие ни на что… Мирные, добрые, всегда хлебосольные пастухи. Армяне-карабахцы… И надо же было такому случиться, что именно в Мадагизе организовали свою базу или что там еще, пришедшие по горным тропам с севера азербайджанские боевики…
…Медленно, очень медленно собирались бойцы.
Филин смотрел на них и понимал, что его диверсионного спецотряда больше не существует. Это были жалкие остатки от существовавшего еще полчаса назад мощного, неплохо обученного подразделения…
— Медведь… — Филин смотрел на своего сгорбившегося боевого друга. — Собирай, Игорь, личный состав, то, что от него осталось… А ты чего горбатый?
— Та хер его знает! Наверное, камешком по спине приложило… Что только тут сверху не падало… — Он обернулся к Андрею, открывая окровавленную спину. — Чего там?
— Да ты ранен! А ну!.. — Андрей очень аккуратно помог снять куртку камуфляжа.
— Ну, че там, не томи душу, Андрюха!
— Что тебе сказать? Картина маслом!..
К ним уже успел присоединиться Док, который профессионально осматривал, ощупывал спину Медведя…
В бугрящейся мышцами спине засел небольшой осколок, хищно поблескивая на солнце рваными зубцами…
Из-под железного «кусочка смерти» выкатилась скупая капелька крови…
Медведь повел плечами, как конь, отгонявший надоедливых мух:
— Ну? Че там, Док?
— Не больно?
— Зудит немного, а так ничего…
— Осколок здесь, Игорь… Броник твой пробил насквозь и под лопаткой остановился…
— И че?
— Торчит, падлюка… На сантиметр примерно…
— Так тяни его, чего ждешь?
— Не могу!.. Кто его знает, как глубоко он засел? Опасно, Игорь!
— Тяни, говорю! Хер ли он там засел! Я его не чувствую — значит, в мышце! Тяни, Док — мышца зарастет… Давай, Мишка, у нас времени нет — пацанов собирать надо и валить отсюда куда подальше… Давай, оперируй меня, медицина!..
Медведь лег на землю и схватился руками за тонкий ствол чудом уцелевшего в этой мясорубке деревца…
Операция в полевых условиях — «не отходя от кассы»… Сколько же их, таких операций, успел провести сержант Мишка Парубец за свою спецназовскую «медицинскую карьеру»!..
…Пламя зажигалки прокалило кончик боевого ножа, и Док осторожно надрезал кожу с двух сторон от торчащего из спины металла…
«А теперь-то что, чем тянуть?..» — не успел додумать мысль Филин, как Док, ухватившись зубами, потянул осколок на себя…
— Та быстрее же тяни, бля! Че ж ты возишься как с беременной, на хрен?!! Я же не каменный! — рявкнул Медведь.
И Миша резко распрямился всем телом…
В его зубах поблескивало стальное жало…
— У-ах-хы-ы! — вздохнул Медведь.
— Вот!.. — Док показал Игорю лежавший на его ладони, трехсантиметровый плоский кусочек металла. — Возьми, Игорек, «на долгую, добрую память»!..
— Ты слез бы с меня… — ответил Медведь Доку, сидящему на нем верхом. — А то что-то в желудке у меня непонятное происходит, словно кони трахаются — щас как перну, в Мадагиз улетишь…
Андрей и Миша совместными усилиями помогли Игорю сесть…
Откуда-то появилась фляга со спиртом, и Док, нисколько не жалея, брызнул им в спину Медведя.
— Ты чего творишь?! — выгнулся от неожиданности и боли тот. — Садюга! Лучше бы вовнутрь дал принять!
— На! — Фляга скрылась в огромных ладонях Медведя, а Док, вколов предварительно какие-то препараты, стал перевязывать рану.
— Чего ты там в меня навтыкал? Типа врач…
— Обезболивающий, противостолбнячный и антибиотик, — ответил Мишка, накладывая бинты на широкую спину прапорщика.
— А конский возбудитель?
— Извини, братишка, забыл… Ты мне потом напомни, перед тем как к сестричкам в медсанбат пойдешь лечиться…
— Даже не сомневайся! — болезненно улыбнувшись, Игорь стал натягивать на тугие плечи форменную куртку…
…То тут, то там виднелись сквозь густые ветви «зеленки» фигуры камуфлированных бойцов спецотряда, медленно стягивавшихся к своему командиру. То тут, то там виднелись на их телах свежие белеющие повязки, прикрывавшие раны…
Девятнадцать… Плюс Филин…
«Девятнадцать! Генералы, мать вашу! Угробили весь отряд! Суки!!!» — орал Филин.
— Все?
— Все, кто остался…
Филин посмотрел на Медведя, ища поддержки.
— Мать твою! Двадцать шесть человек положили! — Игорь смотрел ничего не понимающими глазами на Андрея. — Что же они наделали-то, командир?!
— Я разберусь! Потом, когда выйдем! Я со всеми разберусь!..
— Андрюха! А сейчас-то что?
— Всех нам не вынести, Игорь, — это больше половины отряда… Будем здесь хоронить… Суки! Они же «Градами» били прямо по нам! По сигналу радиомаяка! Даже не потрудились внести поправки! Падлы!
Нервная дрожь била тело Филина словно эпилептика.
— Ребята, все целы? У кого что? — Он смотрел на своих друзей — ветеранов группы.
Здесь были все…
Вся его старая группа, которой вот уже два года командовал Андрей.
— Нормально, терпимо… — угрюмо отзывались его старые друзья.
— Почти порядок…
— Немного поцарапало, но в порядке…
— Так, пацаны! Будем братишек наших хоронить… Не по-нашему это не по закону «Из боя возвращаются все!» — но выхода другого нет… Сами все сделайте, а салажат не трогайте — мы мужики тертые, и то каково было, а им досталось на всю жизнь… Да, запомнят они этот денек — пережить обстрел «Градами», когда лупят прямо по тебе!..
Они разошлись по двое и стали долбить, углублять, расчищать оставшиеся после обстрела воронки. А потом сносили в них все, что нашли оставшееся от их погибших товарищей…
Этот непомерно тяжелый труд продолжался несколько часов, а к концу этого ужасного дня на плато выросло шесть небольших холмов — последнее пристанище для их не успевших толком пожить товарищей…
Группа стояла строем в одну шеренгу, отдавая последние почести.
— Готовсь!
Они подняли свои автоматы, готовясь дать последний салют.
— Пли!
Сухо щелкнули бойки автоматов, не произведя ни одного выстрела. Маскировка, мать ее!!! Всегда эта секретность и маскировка!.. Но ничего не поделать… Такова уж специфика службы у разведчика-диверсанта…
— Пли!
Этот немой салют оглушил их больше, чем залп полковой артиллерии. Он гремел в их головах потом долгие и долгие годы, отдаваясь, повторенный многократно эхом памяти, и звучит по сей день…
— Помните это место, ребята! — сказал тогда Андрей…
Остатки израненного спецотряда уходили…
Уходили на свою далекую базу, в «зеленку», в ночь. И опять впереди были горы, по которым предстояло пройти около сотни километров, чтобы вернуться в Степанакерт, а во внутреннем кармане Филина покоились до времени двадцать шесть титановых личных жетонов…
16 октября 2008 г. Москва
Филин оторвался наконец-то от клавиатуры своего компьютера и посмотрел через окно куда-то вдаль… В никуда…
«…Док… Мишка!.. Братишка мой дорогой!.. Сколько же народу обязано тебе если не жизнью, то уж наверняка здоровьем?! Представить страшно! — подумал капитан-пенсионер. — Такой „незаметный“, ты всегда был абсолютно незаменим!.. Что?!! Что рассказать о тебе, уникальный человечище?!!»
Андрей посидел так еще несколько минут и решительно застучал по кнопкам клавиатуры…
…В конце августа 91-го, после того, как улеглись страсти «пьяного путча», Док подал рапорт командиру отряда…
— Уходишь, Михаил?
— Ухожу, Батя… Хватит… Страна разваливается, и служить больше не для кого и не с кем…
— А я? А Джо? А те, кто остается?
— Не о вас речь, командир… Вы-то настоящие, а вот те, другие, которые теперь придут… Не могу я служить под началом клоунов… Не могу и не хочу!.. Да и вы не сможете… Я еще тогда, весной, решил, когда Филина из армии выбросили… Только не знаю, чего ждал столько времени… А теперь… Вся группа Филина на гражданку уходит… Все наши пацаны! Все! Отслужили, пока Родина была, а теперь от нее только воспоминания останутся…
— Тюлень и Змей остаются, Миша! — Полковник пытался использовать последний шанс, хотя и знал, что это уже бесполезно. — Ты же знаешь!
— Тюлень — это вообще отдельная песня, Батя! Не мне вам о нем рассказывать!.. Серега на «гражданке» просто загнется, если опять спасателем на пляж вернется… Ну а Змей… Лешке просто деваться некуда — один он, как перст один… Так что… Извини, командир… Ухожу!..
— Чем займешься-то, Док?
— Ну а чем еще? Тем, чем всю жизнь мечтал — хирургией!
— Не поздно?
— Не знаю… Посмотрим…
…Восстановиться и закончить обучение в Военно-медицинской академии у Миши не получилось — там за семь прошедших лет уже основательно поменялся командный и преподавательский состав… Да и возраст — 28 лет… Но… Идею стать врачом Док не оставил…
Он обменял свою большую московскую родительскую квартиру на такую же большую в Ленинграде и вместе с женой Мариной и двумя подрастающими дочерьми перебрался жить в город на Неве…
У Дока, кстати говоря, 20 июля 86-го родилась вторая дочь — Валентина…
…Миша тогда устроился в одну из городских больниц фельдшером и ночи напролет штудировал медицинскую литературу, пытаясь вспомнить то, что позабылось за годы службы…
Ну и… Упорство и настойчивость, если человек идет к своей мечте, всегда вознаграждаются!.. Летом 92-го года Мишка успешно досдал кое-какие экзамены и был восстановлен на 5-й курс 2-го Медицинского института…
А летом 95-го, в 32 года от роду, он получил наконец-то свой такой долгожданный диплом «хирурга-травматолога»… Или как там это правильно называется… Не забросил он и свои занятия карате… Он продолжал также упорно тренироваться и получил все же свой черный пояс… А в 95-м вместе с дипломом врача получил 3-й Дан…
Вот так он и живет до сего дня… В двух своих ипостасях…
В больнице — прекраснейший хирург.
В додзо собственной школы карате — Учитель, сихан, обладатель уже 6-го Дана карате «Фудокан»…
Боец и врач… Врач и боец…
И чего в нем больше, Мишка не знает до сих пор и сам…
…Филин опять оторвался от компьютера и опять посмотрел в окно, думая о своем друге:
«…Ну вот, Мишаня… Кажется, и все… Может быть, я и не все рассказал о тебе людям, дружище мой дорогой, но… Ты уж меня прости… Я рассказал то, что знал… То, что в твоей такой неординарной жизни касалось армии… Знаю, что ты продолжаешь помогать людям. Что твои уникальные руки сменили автомат на скальпель… И наверняка именно так и должно было в конце концов случиться!.. Но!!! Знаю и другое!.. Что ты, дорогой мой Док, всегда готов сорваться с места и уехать за тридевять земель, на войну, чтобы спасать там чужие жизни!.. Потому что ты не просто врач — ты настоящий, проверенный не единожды боец спецназа!.. „Старую собаку невозможно научить новым командам!“ — так говорится в афганской поговорке… И кто уж, как не ты, Мишка, знает, насколько она права!.. И еще!.. Я всегда знал и знаю, что если, не дай нам бог, случится кому-нибудь из бойцов нашей группы опять подать условный сигнал, то ты обязательно будешь рядом!..»
И Андрей очень тихо, так, чтобы никому не мешать, запел их старенькую, запомнившуюся на всю жизнь песню. Песню, оставшуюся в наследие от белогвардейских казачков, которые на самом деле от всего сердца любили свою Россию… Песню, которую принес в группу потомственный донской казачина Индеец… Но о нем — это уже совсем другая история… А сейчас… Сейчас Андрей пел песню, которую они не однажды пели все вместе…
- …Как на быстрый Терек, на широкий берег
- Вывели казаки сорок тысяч лошадей,
- И покрылся берег, и покрылся берег
- Сотнями порубленных, пострелянных людей.
«Ну, вот теперь, Док, теперь, кажется, действительно все!.. Даже песню нашу старую спели!.. — подумал Филин. — Живи, дорогой мой! Лечи людей! Воспитывай дочерей!.. Учи молодежь философии бойца… И помни, что у тебя есть братья!.. Те, с которыми ты протопал не одну сотню километров по военным тропам!.. Я, мы будем помнить о тебе, Док!.. И о том, что ты для всех нас и для каждого в отдельности сделал, тогда, когда нам требовалось твое умение, твое большое сердце и твои сильные и умелые руки!.. И дай бог тебе здоровья, сил и мирного неба над головой!..»
Терминология, принятая в карате…
…Пусть простят меня мои читатели, но, наверное, мне просто придется сделать это небольшое отступление и провести небольшой «ликбез» по терминологии, принятой в японских единоборствах, потому что далеко не каждый посвящал годы своей жизни тренировкам по этим видам спорта, а уж понятия и команды, которые традиционно подаются на японском языке, и подавно понятны очень немногим… А давать на каждое слово сноски, мне кажется, просто неразумно, потому что в конце концов вся книга уйдет на это…
Ну и еще потому, что для нашего героя все эти понятия и термины были не просто понятны, но еще и очень важны… Так неужели же мы все вместе не захотим знать и понимать то, что было понятно Мишке Парубцу?..
Ханси — мастер (от 8-го Дана и выше).
Сихан — мастер (от 5-го Дана и выше).
Сэнсэй — учитель, наставник (от 3-го Дана).
Сэмпай — старший ученик (от 1-го Дана).
Кохай — младший ученик.
Додзе — зал для занятий, «Место, где ищут путь».
Кихон — тренировка без партнера.
Рэнраку — комбинации.
Ката — форма, комплекс упражнений.
Кумитэ — спарринг.
Ибуки — силовое дыхание.
Ногаре — мягкое дыхание.
Самбон кумитэ — условный учебный спарринг на 3 шага.
Якусоку имппон кумитэ — условный учебный спарринг на 1 шаг.
Дзию кумитэ — свободный спарринг.
Тамэсивари — разбивание твердых предметов различными частями тела.
Ос — традиционная форма приветствия, выражение понимания, согласия и готовности.
Сейдза — принять позу для сидячей медитации или дзадзен — опуститься на колени.
Мокусо — закрыть глаза.
Мокусо ямэ — открыть глаза.
Рэй — поклон.
Тиндэн ни рэй — поклон символической святыне школы, алтарю.
Сэнсэй (сэмпай) ни рэй — поклон учителю (старшему).
Отагай ни рэй — поклон всем.
Йой — приготовиться.
Хадзимэ — начать.
Ямэ — закончить.
Маваттэ — повернуться.
Хантай — сменить стойку (левую на правую или наоборот).
Наорэ — вернуться в исходное положение.
Ясумэ — расслабиться.
а) ожидания и готовности: