Тень Арднейра Клименко Анна

Пролог

Дхэттар. У истоков новой эры.

– Боишься?

– Да.

– Ты можешь не идти. Это ведь… почти верная смерть, Гиллея.

– Но если не я, то кто?

С неба срывались первые капли осеннего дождя. Еще редкие, они шлепались на присыпанную пеплом землю, и та в ответ вздыхала черными облачками. Над головой толкались жирными боками тучи; казалось, что пухлыми животами они почти задевают Храм на вершине горы…

«Но гора не так высока, чтобы дотянуться до небес, а боги не столь могущественны, чтобы с их уходом разрушился этот мир», – подумала Гиллея, пожимая спутнику руку.

– Ну, иди. Я постараюсь вернуться… что бы ни случилось.

Он лишь покачал головой; в углах рта прорезались горькие морщины.

– Мало кто возвращается от обезумевшей дочери Бездны, Гиллея.

– На все воля Первородного пламени. Я надеюсь… Я надеюсь только на то, что достаточно похожа на собственную прабабку. Вдруг он , бог огня, узнает меня? И тогда мы сможем поговорить…

Гиллея старалась, изо всех сил старалась чтобы голос звучал бодро, но он все равно предательски дрогнул. На самом деле сомнения уже скользнули в душу, оплели скользкими щупальцами неровно бьющееся сердце. И с какой стати она вдруг вообразила, что придуманный накануне план сработает? Откуда взялась столь глупая уверенность в том, что сам бог огня пожелает говорить с ней, простой смертной женщиной предгорного племени?..

«Но когда-то он был человеком. Быть может, он вспомнит ту жизнь, что была до перерождения… До того, как богиня забрала его жизнь».

Дождь усиливался. Самый обычный осенний дождь, холодный и печальный. Он как плакальщица у погребального костра провожал уходящее тепло и готовил предгорье к долгому сну под снежным покровом.

Гиллея, щурясь и вытирая глаза, посмотрела на темный силуэт жилища богов на одинокой горе Айрун-ха; оно походило на беспорядочное нагромождение каменных глыб, и, тем не менее, на протяжении Бездна ведает скольких веков оставалось храмом Первородного пламени. Узкая дорога вела ко входу, черкая побитый лишаями пожарищ склон.

– Я пойду, – шепнула Гиллея, – мы должны хотя бы попытаться.

И, надвинув поглубже капюшон, зашагала вперед. Туда, где, скорее всего, ей предстояло остаться навеки.

…Мрак. Словно живой, он клубился у подножия грубо отесаных колонн. И факелы – багровые кляксы на темном трепещущем полотнище. Даже небо налилось тьмой, будто напиталось от самой Бездны.

Гиллея вздохнула. В висках гулко ухала кровь, перед глазами плясали надоедливые серые мошки. Не иначе, как от страха… В любой другой миг она, дочь великого воина предгорья, была бы готова провалиться со стыда в Бездну, но только не сейчас – когда все ближе и ближе чудовищное, бестолковое нагромождение серых глыб, древний Храм.

«Я не испугаюсь», – подумала Гиллея, – «я достойно завершу свой путь, чего бы это не стоило».

Затем, стараясь унять дрожь в руках, она развернула домру и медленно двинулась вперед.

Она шла, перебирая струны костяной пластинкой. Незатейливый печальный мотив отражался от хмурых, тяжелых стен храма, взлетал к самым сводам и умирающей птицей падал под ноги. А затем, когда врата в святилище растворились перед ней, и взгляду открылись два пустых каменных трона, Гиллея запела.

Она пела о великом народе, с незапамятных времен поклоняющемся Первородному пламени. О вождях, чья слава гремела по всему предгорью. О том, кто проиграл самую великую битву своей жизни – но получил то, что многие ищут и не находят – бессмертие…

Каменная плита за алтарем с шорохом исчезла в нише. Гиллея испуганно смолкла, потому как теперь на нее смотрели две пары серых, точно пепел, глаз. Бог и богиня. Они молча стояли, держась за руки, и ждали… Гиллея низко поклонилась, моля пламя о том, чтобы они не заметили ни дрожащих коленок, ни трясущихся рук.

– Твой голос подобен нектару, – прошелестела богиня, – чего ты хочешь?

Ее божественный супруг молчал, и девушка чувствовала на себе его тяжелый взгляд. Догадался? Понял, зачем пришла к алтарю девушка с домрой?..

– Посмотри на меня, дитя, – голос высшего существа паутинкой обволакивал сознание, – зачем ты здесь?

Наконец она нашла в себе силы посмотреть на них, двух огненных богов предгорья.

Женщина была высокой и гибкой; всю ее одежду составляло полотнище на бедрах, тяжелое ожерелье на груди и – конечно же, ярко-алые волосы, ниспадающие до колен и укрывающие ее подобно плащу. Бог пламени был подстать ей: рослый и широкоплечий, золотой обруч тускло блестит в красных, как кровь, волосах… Просторная белоснежная туника, прихваченная кованым поясом, и легкие сандалии. А на бледном лице притаилась застарелая боль, словно напоминание о прошлом.

Они выглядели, как смертные, но кому-кому, а Гиллее было известно, какова истинная суть этих грозных созданий.

– Я пришла, чтобы услаждать слух владык, – просто сказала она, – чтобы вымолить жизнь для тех, кто остался…

– Пой. Я хочу слышать твой голос, – приказала богиня, опускаясь на край каменного сиденья.

И Гиллея продолжила. О том, как пришло племя великих воинов в предгорье, и о том, как были рождены два брата, равные друг другу… О том, как только один из них должен был стать вождем, а судьба второго…

– Довольно! – громыхнул бог. И, уже чуть спокойнее, добавил, – довольно песен!

Брови богини удивленно поползли вверх.

– Тогда чего ты хочешь, мой божественный супруг?

Гиллея съежилась, когда палец высшего буквально пронзил сумрак в ее направлении.

– Ее. Я желаю видеть эту женщину в своих покоях.

– Это будет стоить ей жизни, – на губах богини появилась задумчивая улыбка, – теперь послушаем, что скажет смертная.

– Согласна.

И Гиллея, высоко подняв голову, взглянула прямо в глаза богу Первородного пламени.

…Он устало оперся о стену и несколько мгновений молча рассматривал ее. Затем рассеянно провел пальцами по рваному шраму через все предплечье.

– Как тебя зовут?

– Гиллея.

– И зачем ты здесь?

Она аккуратно заворачивала домру в войлок. Плевать на то, что жить осталось совсем ничего… Но до самого последнего мгновения она останется самой собой, дочерью великого воина. И в этом честь ее рода.

– Я пришла просить о помощи. И готова платить высокую цену только за то, чтобы ты выслушал.

Бог огня усмехнулся.

– Почему же ты не обратилась к верховному жрецу? Он принесет жертву богине и…

– Потому что у нас больше нет верховного жреца, – домра уютно пристроилась за спиной, – потому что у нас больше нет своего святилища, только этот страшный храм, ваше жилище… И нас всего осталась жалкая горстка… О, не смотри на меня так !!! Ты же все знаешь, неужели Бездна в самом деле превратила тебя в чудовище?

Он вздохнул. Прошелся по залу, размышляя.

– Я не понимаю только одного. Ты готова отдать собственную жизнь только ради того, чтобы поговорить со мной?

– Это не просто разговор, – Гиллея сделала маленький шажок навстречу, – я готова отдать свою жизнь за то, чтобы ты остановил…

– С какой стати ты решила, что твоя жертва не будет зряшней ?

И тут Гиллея не выдержала. Подскочив к богу, вцепилась в ворот его безукоризненно чистой туники и прошипела в лицо:

– Во что ты превратился? Твой род почти вымер, Тиорин! Тэут-Ахи, твоя богиня и хозяйка, истребляет все живое, да и прочие поступают также! Я, женщина из твоего рода, готова отдать жизнь только за право говорить с тобой наедине… А ты… ты…

Железные пальцы сомкнулись на ее запястьях, и бог без всяких усилий оторвал ее от вышитого золотыми нитями ворота.

– Да, я изменился. И глупо полагать, что я брошусь спасать тех, кто отдал меня ей … Тех, кто отправил меня на жертвенный алтарь во славу Первородного пламени только потому, что мой братец пожелал от меня избавиться.

– Опомнись, – в горле застрял горький комок, и Гиллея поняла, что еще немного – и разревется, – о чем… о чем ты говоришь? Те, кто сделали это, уже давно шагнули за край неба. Их дети – тоже. Сколько поколений должно уйти, прежде чем ты вспомнишь о том, что был таким же человеком?!! Или ты дождешься, когда некому будет поклоняться богам огня?

Он отшвырнул ее от себя, словно невесомую былинку. Печально хрустнула домра, ударившись о каменную стену, и Гиллея поняла, что домре конец. Да и ей самой, похоже, конец. Всему племени…

– Да как ты смеешь?!

– Смею! – рявкнула Гиллея, – как видишь, мне нечего терять! Я знаю, что скоро тоже окажусь за небом… Я готова стать на колени, Тиорин.

Она и в самом деле опустилась на пол и молитвенно сложила руки.

– Помоги нам. Больше никто не заступится, и никто не спасет. Останови старших богов, правь сам всем предгорьем… Мы не можем жить среди пожарищ, Тиорин, мы просто исчезнем… И не можем бесконечно прятаться от старших, когда они выходят из Бездны поразвлечься.

Бог задумчиво смотрел на нее. В серых глазах плясали огненные искры, готовые переродиться в пламя. А потом он легко поднял Гиллею и поставил на ноги.

– Теперь я вижу… Ты очень похожа… на мою жену. Кажется, ее тоже… звали так же, как и тебя. Сколько лет назад она отправилась за небо?

Гиллея мотнула головой.

– Не помню. Я была совсем ребенком… Ты… поможешь нам?

Он хмуро потер шрам на предплечье.

– Не знаю. Это будет нелегко… Ты ведь знаешь, что под небесами сильнее нас, эргов?

Гиллея молча кивнула. Разумеется, она знала… Кровь. Жертвы, скрепленные верой…

– Значит, я не зря пришла к тебе, – пробормотала она, – не зря… Мы готовы отдать столько жизней, сколько понадобится, Тиорин. Пусть даже многие племена канут в небытие. А потом – совет старейшин просил передать, что род людской призывает младших богов на правление… Если небеса больше не увидят того, что происходит сейчас.

– Я подумаю, – глухо сказал бог огня, – подумаю, что можно сделать.

– Обещаешь?

Он кивнул. А Гиллее показалось, что гора с плеч свалилась.

– Легенды гласят, что ты прожил жизнь великим воином, – прошептала она, – теперь я знаю, именно так оно и было… И есть. А теперь – мне пора.

– И это будет означать конец твоего пути, – негромко заметил эрг, – не забывай.

– Я помню. Но ты… обещаешь?.. Хотя бы попытаться избавить предгорье от кровавых богов?

Арднейр. Новое поколение богов.

…Она смутно помнила свое детство. Лишь поблекшие, мимолетные образы: бедняцкая полусгнившая лачуга, женщина, с лица которой никогда не сходила бессмысленная улыбка, и глиняная миска с отколотым краем, куда люди бросали мелкие монетки. Намного лучше в памяти сохранились сны – яркие, словно новенькие гобелены, на которых всегда было одно и то же.

В этих снах к ней склонялся невыразимо прекрасный мужчина с бледной, не знающей загара кожей и яркими глазами, в которых билось синее пламя. Он подолгу смотрел на нее, иногда прикасался невесомыми пальцами ко лбу, и что-то тихо бормотал себе под нос. В такие мгновения более всего ей хотелось крикнуть – не уходи, останься, или же возьми меня с собой… Но тело деревенело, язык прилипал к небу. А тот, кто был воистину совершенен, поворачивался и уходил, тая в сизой дымке.

Потом детство неожиданно закончилось: вернувшись домой, она не нашла ни хижины, ни матери. Только пепелище. И черный дым, завитками поднимающийся к солнцу. Тогда у нее не осталось ничего, кроме снов. И она отправилась прочь из зловонного города. Куда глаза глядят.

Она была взрослой и одинокой; и боялась потерять то прекрасное, что жило в чудных снах.

Она шла, шла и шла вперед, сбивая вкровь ноги, выклянчивая объедки у проезжающих мимо людей… Казалось, не будет конца дороге. Но однажды путь преградила гора; и там, где ледник соприкасался с синевой небесного купола, стоял тот, кто так часто приходил раньше.

«Иди ко мне», – звали сияющие глаза, прекрасные и страшные одновременно, – «иди же, раз пришла».

– Но как я заберусь на самую вершину?

«Если ты та, кем должна быть , то заберешься».

И тут ей впервые показалось, что прошлое – одна сплошная ошибка. Все, что она считала сном, таковым на самом деле не являлось; силуэт у кромки неба манил к себе, и все это было на самом деле…

Она потеряла счет часам. И дням. Не знала, сколько раз взошло и село великое светило; нахлынувшее безумие поглотило целиком. Оставался только сон, ради которого стоило жить.

Потом… Сияющая фигура оказалась совсем близко, и это действительно было чудо из сна. Все то же совершенное лицо, танцующее синее пламя в глазах.

«Иди же ко мне», – он с усмешкой смотрел на нее, протягивал руку и казался воплощением всей любви небес… А между ними пролегла трещина в леднике, которую не перепрыгнуть.

– Я погибну, – прошептала она обмороженными губами, – как я могу пройти?

«Тебе остался самый последний шаг. И теперь ты остановишься?»

– Нет.

Она сжала зубы. Закрыла глаза и, представив, что сейчас пойдет по мостику, шагнула вперед. В ледяную бездну.

– Разве я не падаю?

«Смотри вниз», – на бледных губах появилась улыбка.

С опаской открыв глаза, она уставилась на свои искалеченные, обмороженные ноги, кое-как обмотанные тряпками. Оказывается, не было никакой пропасти, и не было никакой смерти. Она стояла на тонком каменном перешейке, неведомо как выросшем прямо изо льда и перекрывшем трещину.

А сон, ее сон, стоял рядом, и был также прекрасен, как всегда.

– Ты больше никогда не вернешься к людям. Ты жалеешь об этом?

Она лишь пожала плечами. Какое ей дело до тех, с кем прожила бок о бок столько лет? В них не было ровным счетом ничего привлекательного, равно как и просто хорошего. Да и мог ли хотя бы кто-нибудь из них сравниться с этим совершенным существом, которое стояло совсем рядом?

– Я не сон. Я – старший шеннит, изменяющий сущее . Бог Арднейра. А ты – не безумная человеческая девочка. Ты – наше младшее поколение, быть может, наша ошибка. Ты – Цитрония.

… Замок богов Арднейра стоял на вершине горы. Видом своим напоминая друзу хрусталя чудовищных размеров, он возносился в небо, окруженный молочно-белыми облаками. Даже ветер не смел нарушать покой этого места, а потому здесь всегда царила тишина, и любой звук многократно отражался от сверкающих граней.

Первое время Цитрония жила одна. Ей не было скучно; старшие всегда находили, чем ее занять – то учили выстраивать ледяные дворцы прямо из воздуха, то рассказывали, как можно изменять сущее с малыми затратами собственных сил… Ведь, если приглядеться повнимательнее, любой мир – отнюдь не мертвое нагромождение камней, прикрытое небесной чашей. Основа жизни мира есть кровь его, и пока пульсируют кровотоки, шенниты остаются теми, кем явились для Арднейра. Богами, которым под силу изменить материю.

А несколькими годами позже Цитрония постигла странную и почти невероятную истину. Выходило так, что могущество богов Арднейра не было бесконечным; оно простиралось далеко, очень далеко, и все же… Упиралось в непрошибаемую стену Закона, возведенную непонятно кем и когда.

Возможно, Закон появился вместе с Арднейром, в тот самый миг, когда Творец создавал миры и аккуратно расставлял их вокруг себя, словно забавные блестящие игрушки. Или Закон был умышленно придуман им же, непознаваемым, – дабы не уподобились ему шенниты и не сравнялись в могуществе… Никто не знал этого, даже старшие. Но в итоге все сходилось к одному: шеннит оставался богом только в том мире, где был рожден. Отсюда старшие вывели два следствия: во-первых, бессмысленность расселения по другим мирам Сущего, а во-вторых – используя кровоток родного мира, один шеннит не мог уничтожить другого. К слову, у Цитронии сразу возникло предположение, что второе следствие аксиомы было выведено исключительно путем эксперимента; но, как и подобает хорошей и умной ученице, она не стала докапываться до истины, оставляя прошлое прошлому.

А еще несколько лет спустя, в один прекрасный денек во дворце появился синеглазый мальчик.

Он выглядел растерянным и испуганым, судорожно мял в руках войлочную шапку и, когда думал, что на него не обращают внимания, торопливо размазывал по не очень-то чистым щекам слезинки.

Старший, улыбнувшись Цитронии, поманил ее к себе.

– Это Ланс. Позаботься о нем… Как видишь, он испуган и еще переживает гибель той семьи, в которой рос.

Мальчишка красноречиво шмыгнул носом и с подозрением уставился на Цитронию. А Старший, с неизменной улыбкой на устах, развернулся и вышел, оставив их наедине в огромном зале.

– Ты кто такая? – Ланс требовательно поглядел на нее снизу вверх, – и я никакой не Ланс. Меня зовут Квэнс. Так меня мама звала…

Его губы подозрительно задрожали, и он отвернулся.

– Меня зовут Цитрония, – сказала она, – а тебя – Ланс. Если этого хотят боги Арднейра…

– Это они-то боги? – мальчишка быстро заморгал покрасневшими веками, – они мне не нравятся… Они… страшные и злые. Куда хуже людей!

– Ты заблуждаешься, – мягко возразила она, – это – боги. Старшие. И они совершенны, какими только могут быть высшие существа. А мы – такие же, как они, только… их дети. Так что, выходит, ты мой брат. Младший.

Ланс, приоткрыв от удивления рот, смотрел на нее. И молчал. А Цитрония вдруг ощутила небывалый прилив гордости.

– Посмотри вокруг, Ланс, – она обняла младшего брата за плечи, – это будет принадлежать нам… когда-нибудь.

– Глупая ты. Кто ж такое отдаст?..

Похоже, Ланс обладал редким умением, как говорится, «спускать с небес на землю». Но Цитрония не смутилась.

– Негоже задаваться такими вопросами, Ланс. Боги – не вечны, как и все Сущее. Пройдет время, и мы сменим Старших, чтобы потом кто-нибудь сменил и нас…

А в голове ее засела крайне интересная мысль. Пожалуй, слишком красивая и непонятная пока малышу Лансу:

Удел всех правящих – быть когда-нибудь свергнутыми.

Цитрония хмыкнула. Что ж, хорошая мысль – это сокровище, которое нужно беречь до поры до времени, а затем использовать себе во благо. И шеннита старательно припрятала свои соображения под гнетом познаний о свойствах кровотока Арднейра, надеясь когда-нибудь откопать и пустить в дело. Пусть даже и не сразу придет успех, и будет извилистой дорога к победе… Но ведь боги живут долго, им не нужно считать суматошно летящие годы.

– А ты давно тут? – в синих глазенках Ланса зажглись огоньки любопытства, – а еда тут бывает?

– Бывает-бывает, – она приветливо улыбнулась, – пойдем, отведу тебя в трапезную.

– А воздушные звери тут тоже бывают? – серьезно спросил братишка, цепляясь за локоть Цитронии. Ей захотелось стряхнуть прочь маленькую ладошку, но но юная богиня вовремя сдержалась.

– Воздушных зверей не бывает, – строго сказала шеннита, – где ты их видел-то?

– Я их вижу каждый день. Они такие белые, пушистые, и живут на небе. Разные звери… А разве ты их никогда не видела?

– Это же просто облака, – обреченно выдохнула Цитрония, – пойдем, покажу трапезную…

И она потащила без умолку болтающего Ланса к выходу из зала. А где-то на донышке души – если, конечно, не врут книги и таковая существует у богов Арднейра – шевельнулось дурное предчувствие. Было похоже на то, что Ланс еще доставит хлопот всем: и ей, и старшим.

Глава 1. Младший бог Арднейра

Карта рассыпалась прямо в руках. Ветер подхватил пепел, швырнул его в скучное зимнее небо и бесшабашно ринулся в пропасть. Естественно, не забывая оглашать подвываниями окрестности.

Ланс несколько мгновений смотрел на пустые ладони. Ему отчаянно хотелось плюнуть на заговорщиков, вернуться домой и, устроившись перед камином, попивать горяченький глинтвейн. Но вместо этого он поднял воротник и зашагал дальше.

Карта исчезла, а это означало, что он подошел достаточно близко к назначенному месту; младшие ведь тоже не дураки, знают, как собираться незамеченными для глаз Правящих, как не оставить никаких следов…

По другую сторону пропасти зажегся огонек. Затем еще, и еще.

Ланс вздохнул, покачал головой и пошел навстречу золотистым звездочкам. Под ноги привычно стелилась каменная дорожка, воздух успевал отвердеть и обратиться гранитной плиткой за миг до того, как на него опускался тяжелый башмак. За спиной мостик рушился, претерпевая обратное изменение; и через пол часа младший бог Арднейра уже стоял на кромке обрыва.

Повалил снег, совершенно особенный, какой бывает только у Льдистых пиков: не мягкие и пушистые хлопья, а пригоршни донельзя колючих ершиков. Ветер с издевкой швырялся ими, Ланс, в свою очередь, пытался спрятаться за поднятым воротником. А затем он как-то незаметно очутился перед охотничьим домиком, вероятно, сооруженным на скорую руку прямо здесь. И, получив очередную порцию ледышек в лицо, нырнул внутрь.

… Тепло. И запах травяного чая.

За столом собрались шенниты, младшее поколение владык мира сего. Ланс прекрасно знал всех пятерых, так как они приходились друг другу братьями и сестрами. Да и были они похожи друг на друга, как и подобает родственникам: синие глаза, черные волосы и бледная кожа, к которой никогда не липнет загар.

– А, Ланс, вот и ты.

Кажется, это сказала Цитрония. Тут же подал голос Меррокс:

– Надеюсь, за тобой не следили?

Ланс пожал плечами и, бросив плащ на кушетку, занял свободное место. По левую руку – гигант Зиннур, даже здесь не расстающийся со своим клинком, Ледяным убийцей; по правую – маленькая и хрупкая Лирри, похожая на птичку.

– Хочешь чаю? – шепнула она и, не дожидаясь ответа, пододвинула Лансу чашку.

Он благодарно кивнул. Милая Лирри, самая младшенькая из них, всегда относилась к нему, как к собственному выросшему, но абсолютно беспомощному ребенку…

– У нас появились все шансы, – после недолгого молчания сказала Цитрония, – сейчас… В конце концов, удел всех правящих – быть когда-нибудь свергнутыми, и следует это принять как должное.

– Чтобы наши наследники когда-нибудь свергли и нас, – пробормотал Ланс.

Губы Цитронии тронула улыбка – холодная, жесткая.

– Да, Ланс. Именно так. Но – помилуй – тебе ли сомневаться? Самое время отомстить. Ты же так кичился своей любовью к этой человеческой дурочке…

– Цитрония! – рявкнул Зиннур.

– Ах, да, – пропела шеннита, – прошу прощения. Мы же собрались здесь, чтобы поговорить о деле, и вовсе не для того, чтобы снова терзаться сомнениями и предаваться воспоминаниям.

Ланс молчал, уставившись в свою чашку, и едва почувствовал, как теплая ладошка Лирри легла на запястье. И зачем Цитрония каждый раз напоминает ему о том, что уже почти смыла вода времени? Пятно гари на том месте, где стоял дом его смертной любви, начало зарастать травой; пройдут еще годы – и поднимутся там молодые осинки, и все будет, как прежде…

– Ланс иль Фрейна ар Молд, – в голосе Цитронии звенел металл, – мы тебя позвали для того, чтобы ты, как одаренный шеннит, принял самое горячее участие…

– Я внимательно слушаю, – он оторвался от созерцания цветков, плавающих в кипятке.

Пять пар синих глаз настороженно следили за ним.

– Хорошо, – Цитрония пощелкала пальцами, – тогда смотрите сюда. Все.

Над столом развернулась карта слоев сущего. Невесомыми каплями воды плавали миры, далекие, неведомые и пока недоступные; их родной Арднейр, чтобы не спутать ни с чем, сверкал маленьким рубином.

– Мы можем раз и навсегда сковать старших, – тихо произнесла Цитрония, – если воспользуемся тенью ! Через несколько дней…

Карта пришла в движение. Арднейр сдвинулся с места, навис над прозрачным шариком другого мира – и тот окрасился розовым.

– Через несколько дней тень Арднейра падет на мир Дхэттар. И пока хотя бы ее край лежит на Дхэттаре, мы можем взять нужное количество силы. Безвозмездно. И без последствий для Арднейра. Это как раз то, чего нам не хватает… ведь, надеюсь, вы все помните, что шеннит не может причинить вреда шенниту, используя силу Арднейра?

– А что будет с Дхэттаром? – Ланс коснулся пальцем розовой капли, она вздрогнула, заколебалась…

– Полагаю, ничего страшного с ним не случится, – Цитрония скривилась, – может быть, пара-тройка землетрясений, извержений вулканов… Или высохшие леса… Ну да новые нарастут. Нас-то это уже не касается, Ланс. Для изъятия Силы нам потребуется соорудить шесть пирамид в местах перекрытия боковых протоков Силы. Из них и будем тянуть, и тогда – старшие у нас в руках, да. Они будут умолять о пощаде, ползать на коленях…

Тут Цитрония сделала паузу, чтобы плотоядно облизнуться, и Лансу очень захотелось спросить – а что же такого старшие сделали тебе, что ты их так ненавидишь? Но промолчал. У каждого из младших свои счеты к правящим шеннитам, и нет ничего удивительного в том, что медленно вызревает заговор.

Карта с глухим хлопком вспыхнула и эффектно сгорела в воздухе.

– Осталось решить, кто отправится в Дхэттар, – завершила свою речь шеннита.

– Предлагаю жребий, – пробасил Меррокс, – только без обмана.

Он протянул руку над столом, отливая из воздуха ледяную чашу; в нее со стуком попадали шесть ледяных же кубиков, один из которых был окрашен алым.

– Прошу вас, – пропела Цитрония, накрывая чашу полотенцем, – каждый тянет по очереди. Но – я настаиваю, будьте же честными хотя бы с Судьбой!

И подала пример, запустив руку в сосуд судьбы и вытянув голубоватую ледышку.

Вторым тянул Меррокс, за ним – Лирри. Ланс долго гонял кубики по скользкому округлому дну, затем взял один.

За столом воцарилось молчание.

Он медленно разжал кулак – на ладони в кровавой лужице плавала тающая льдинка.

– Ну, значит, судьба распорядилась именно так, – пробурчал Зиннур, – уж не подведи нас, ар Молд.

Ланс уныло кивнул. Наверное, среди шеннитов, изменяющих сущее , он был меченым еще с рождения. Уж слишком часто то неведомое, что смертные зовут судьбой, подбрасывало сюрпризы, и притом не очень приятные. Он бросил ледышку обратно в чашу и вытер ладонь о полотенце.

А затем поинтересовался:

– Почему отправляется только один?

Цитрония передернула плечами.

– Потому что больше – не нужно. Или ты хочешь сказать, что не в состоянии возвести шесть каменных пирамид? Не скромничай. Мы знаем, как ты любишь гулять над бездной по каменным мосткам. К тому же, не забывай и о том, что кто-то должен отправить тебя в Дхэттар и вернуть обратно. А на это может уйти немало Силы.

– То есть я не должен сомневаться? – Ланс наивно поглядел в ее полыхающие синим пламенем глаза.

– И не сомневайся, – прогудел Зиннур, – не сомневайся. Во имя Миолы, которая была тебе дорога.

– Да, во имя Миолы… – эхом отозвался Ланс, – я сделаю то, что вы хотите.

Затем, быстро поднявшись, он направился к выходу.

– Вы найдете меня в моем доме… Когда все будет готово.

Восход застал его сидящим на замшелом валуне рядом со старым пожарищем. Деревянные избы горят быстро, вспыхивают, как масло… Особенно если этому способствует старший шеннит, Правящий.

И – надо же – еще совсем недавно Ланс избегал наведываться в это место, словно горечь воспоминаний могла отравить его кровь бессмертного. А сейчас, когда Арднейр застыл в ожидании, когда, быть может, Старшие скоро отойдут в прошлое, он специально пришел сюда, в тихую осиновую рощицу. Проведать тех, кто жил только в его памяти.

Ланс неподвижно сидел на камне и смотрел на обугленные балки, на яркие травинки, пробивающиеся сквозь пятно гари к солнцу. Жаль, шеннитам дозволено изменять только не-живое сущее. Ни один из них не в состоянии заставить дышать того, чей дух отправился в бесконечное путешествие между мирами, или даже тех, чья тень навеки привязана к месту гибели…

Он робко поднял взгляд на подошедшую Миолу. Поросль молодых осинок просвечивала сквозь ее суконное платье, сквозь длинные, распущенные по плечам волосы, сквозь бледное личико… Сердце болезненно сжалось; Лансу так хотелось сделать хотя бы что-нибудь для нее! Но что он может теперь? Поздно…

Впрочем, младшие шенниты готовили месть, и, если это только сможет умалить тоску призрака, то он, Ланс, сделает все возможное и невозможное.

– Утро доброе, – сказал он, пристально вглядываясь в безмятежное лицо, – ты сегодня хорошо выглядишь.

Ланс всегда разговаривал с ней, невзирая на то, что речь Миолы не отличалась разнообразием.

– Ты уходишь? – ее губы задрожали, – надолго? Мне страшно, Ланс. Какое-то странное предчувствие…

– Не беспокойся, – шеннит слово в слово повторял то, что было сказано три года назад, – я ведь не навсегда ухожу. Скоро вернусь.

– Мне страшно, – повторила она, судорожно обхватив себя за плечи, – то, что произошло, Ланс… Я – твоя избранница, но этого ведь не должно было случиться?

– Нет ничего плохого в том, чтобы произвести на свет первого шеннита из следующего поколения, – выдохнул Ланс, – забудь свои печали. Ведь я никому не дам тебя в обиду. И никогда тебя не брошу.

Миола замолчала и принялась ходить по пепелищу, время от времени поглядывая в сторону сидящего на камне изменяющего. А потом ее личико исказила судорога, она кинулась вперед, но, ударившись о невидимую преграду, упала на пол. Поднялась, метнулась куда-то вбок…

Ланс закрыл глаза. Дом горел, пламя жадно лизало деревянный сруб. Ведь, когда один из Старших берется за дело, он всегда доводит начатое до конца, и помешать ему – невозможно. С треском обрушилась кровля, став огненной могилой для двух невинных, но пламя не утихло, пока не остались от избы одни головешки.